Текст книги "Поющая кровь"

Автор книги: Робин Уэйн Бейли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 24 страниц)

Стужа сняла с себя мокрую насквозь одежду и бросила ее на траву, что росла у берега.

– Дай хотя бы удостовериться, что это вино. За его вкус я даже готова тебя простить.

Раздевшись догола, он поднял с земли кубки и вошел с ними в реку, направляясь к ней. Солнечный свет ослепительно вспыхивал на золоте, она взяла один из винных кубков из его руки и наклонила его. В нем играла жидкость, яркая и густая, как кровь. Аромат она имела необыкновенный. Стужа с закрытыми глазами пригубила, смакуя. Ее ожидания оправдались – вино было великолепным.

– Ну как, я прощен? – спросил Терлик, глядя на нее из-за кубка.

Она сделала еще один маленький глоток.

– Я подумаю, – ответила она и чокнулась с ним. Он попытался ее обнять, но она не далась. – Вы ведь, роларофцы, не обедаете с дурно пахнущими людьми, а что до меня – я умираю с голоду. Так что давай мойся.

Она допила вино и швырнула пустой кубок на берег. Он, упал на расстеленный плащ, как раз рядом с бутылью. Стужа развернулась и пошла на середину реки. Здесь оказалось глубоко настолько, что можно было плавать, и течение совсем несильное. Сделав несколько гребков, она нырнула вниз. Вода была теплой, восхитительной. Она сразу же ощутила, как расслабилось все ее тело. Когда ей стало не хватать воздуха, она поднялась на поверхность и поплыла обратно к Терлику.

Он стоял недалеко от берега и поливал себя водой. Кожа его поблескивала от капелек воды. Мышцы волновались при движении. Терлик был все еще в хорошей физической форме – даром что дворянин. Праздная жизнь не сделала его хилым, чего не скажешь о многих богатых людях.

Она приблизилась к нему. Руки его были изукрашены шрамами. Большой шрам на бедре – свидетельство старой раны. Похожий шрам идет прямо вдоль ребра на правом боку.

Стужа ощутила под ногами илистое дно и вытянула руки, чтобы лучше рассмотреть следы, доставшиеся ей от ее собственной боевой истории. Все написано здесь, на теле, как и у Терлика. Им обоим довелось слишком много воевать в своей жизни.

– Как твое предплечье? – окликнула его она, вспомнив о последней из его ран. Он согнул руку в локте и улыбнулся:

– Я же говорил – просто царапина. Почти зажила.

Она кивнула и начала мыть свое тело и волосы. Жестокое урчание в желудке напомнило ей о том, что она голодна, и она заторопилась.

Они выбрались на берег вместе, и Стужа, собрав свою одежду, развесила все на ветках кустов, искренне надеясь, что она высохнет прежде, чем ей придется снова ее надеть. Терлик, все такой же голый, сидел на краю своего плаща скрестив ноги и отрезал куски сыра маленьким кинжалом, который он носил у себя на поясе.

Она уселась рядом с ним, когда в бокалах уже было налито вино. Промасленных свертков с перченым мясом было целых два – один с говядиной, другой со свининой. Здесь же был еще теплый ломоть хлеба, – видно, недавно из печи. Она отхлебнула вина и потянулась за мясом.

Когда они завершили трапезу, остался всего лишь небольшой кусок сыра. Стужа лизнула горлышко бутыли, перевернула ее и поймала языком последнюю каплю. Со вздохом сожаления она отшвырнула ее через плечо в кусты.

Ее спутник наклонился к ней ближе:

– Самидар…

Она отодвинулась от него, быстро и грациозно встала и отошла на несколько шагов. Вино немного ударило ей в голову, но не настолько, чтобы сделать то, чего так хочется Терлику. Впереди у них целый день, и ехать нужно еще очень далеко.

– Прекрати смотреть на меня такими глазами, Правитель Рольф, – накинулась она на него. Но, даже произнося эти слова, она не отрывала глаз от его обнаженного тела. Ей пришлось заставить себя отвернуться, она почуяла опасность в этом нечаянном сходстве. Стужа отошла еще дальше и сняла с веток вещи, которые повесила сушить раньше. Одежда так и не высохла, но она все равно натянула на себя тунику, стараясь не подавать виду, что ей неприятно ее прикосновение, холодное и мокрое.

Терлик посидел немного, затем потянулся за своей одеждой. Он быстро оделся и прикончил последний кусок сыра, пока она воевала с мокрым сапогом.

– Наверное, надо было оставить хоть что-нибудь про запас, – сказал он, дожевывая последний кусочек и облизывая пальцы. – Да только слишком вкусно все было.

Она ничего не сказала. В самом деле, они так набросились на еду, как будто несколько дней голодали, без единой мысли о завтрашнем дне. Что ж, жалеть об этом слишком поздно, зато в животе теперь приятное чувство сытости. Правда, одежда приятных чувств не вызывала, и она сердилась на Терлика за его дурацкую шутку.

– Помоги же мне с этим проклятым сапогом, – позвала его она, с трудом удерживая равновесие на одной ноге, пытаясь втиснуть другую ногу в сырую кожу. Исподтишка она следила за ним – клюнет он на ее просьбу или нет.

Конечно же, он клюнул. И когда он наклонился, чтобы протолкнуть ее пятку, она положила обе руки ему на плечи и пихнула его изо всех сил. Он плюхнулся в воду с такой силой, что ей сразу же стало легче. А при виде того, как он вынырнул, весь в иле, отфыркиваясь, стало совсем хорошо.

Стужа сложила руки на груди и довольно улыбнулась.

Терлик, пошатываясь, выбрался на берег, утирая лицо, поросшее бородой. Сапоги, колени, зад – все было в иле. Мокрая одежда облепила тело.

– Все же есть в тебе, женщина, некоторая подлость, – с серьезным видом заявил он.

Она быстренько попятилась от него, взялась за поводья и села верхом на Ашура.

– Я бы назвала это шаловливостью. – Она сверкнула белозубой улыбкой во весь рот. – Увидимся на том берегу. – Она направила Ашура мимо него – в реку.

– Что ж, если мне суждено ехать в мокрой одежде, то по крайней мере меня утешит мысль, что я не один, – крикнул он ей вслед.

Это ты так думаешь, – посмеялась она про себя, переправляясь через реку. Высушить одежду ей ничего не стоит, еще в башне Кела она испробовала свои магические способности в этом деле. Втайне от своего друга она так и поступила. Он ведь первым бросил ее в реку, она лишь отплатила ему тем же. Так что он заслужил свою долю ехать в мокром, а она не собирается из-за него страдать.

Она подождала, пока Терлик сядет на лошадь, переберется через реку и подъедет к ней. Выражение его лица, с которым он пытался приспособиться в седле, доставило ей удовольствие, но она спрятала улыбку, напротив, прикрыла глаза и прислушалась к аккорду, еле слышно прозвучавшему в самом затаенном уголке души. Это значит – Кел проходил здесь.

Знать, что они идут по его следам, – вот и все, что ей нужно сейчас, и она не стала впускать музыку в сердце. Она не будет больше думать сегодня о сыне. Не хочется омрачать такой ясный день, у нее для этого слишком хорошее настроение.

Эта музыка не подходит, – решила она. – Спою-ка я лучше.

Ее голос разнесся по лесу. Она начала с песен, что пела в своей кухне. Когда кончились эти песни – стала вспоминать другие. Песни сражений и путешествий, непристойные песни и грустные, жалобные песни и песни любви – она исполняла их одну за другой. Жаль, конечно, нет у нее инструмента для сопровождения, но это не важно, как здорово просто раскрыть свою душу и петь!

– Сколько же в тебе талантов, – отметил Терлик в перерыве между песнями.

Она отвечала высокомерно, притворно закатывая глаза:

– Ты еще не видел, как я рисую. – И она состроила еще более надменное лицо.

Он приподнял бровь:

– Музыка и живопись?

У него был такой удивленный вид, что ей стало смешно.

– И вышивание, и кулинария, и еще – языки. Ты забыл, что я – дочь знатного человека и получила подобающее воспитание. – Она закусила губу и добавила, уже не так уверенно: – Конечно, я еще много чему научилась у своей матери – такому, о чем тебе вряд ли захочется знать.

И тут же пожалела о своих словах. Воспоминания нахлынули с неодолимой силой, и другое настроение овладело ею, угнетая душу. Все прежние боли и страдания обрушились на нее. Призраки, которых она, казалось, давным-давно изгнала из своей жизни, вдруг снова напомнили о себе, а старые печали опять стали терзать ее сердце.

Она спела еще одну песню, желая разогнать дурные мысли, но на этот раз музыка уже не радовала, и она замолчала, не допев куплет до конца.

Терлик подъехал к ней и дотронулся до ее руки. Пальцы их переплелись, и она крепко держалась за него, ища в нем надежду и опору.

Вот уже много лет эти воспоминания не тревожили ее. Она заставила свое чувство вины оставить ее в покое, во всяком случае она так думала. Почему же сейчас! – размышляла она. Ее прошлое внезапно нависло над ней, как черная туча. Стужа посмотрела наверх, сквозь ветви деревьев, чтобы убедиться, что на самом деле в небе по-прежнему сияет солнце.

Ответ надо искать вокруг. Это ее земля, сама Эсгария, дает о себе знать. Ей известно все о преступлениях Стужи, и она призывает ее к ответу. Конечно, она может ненадолго забыться в объятиях Терлика, во время веселых пикников или даже распевая песни. Но эта земля никуда не девается – она ждет. Сам дух Эсгарии осуждает Стужу, и никакие ее волшебные силы не способны заглушить этот голос.

Остаток дня она ехала молча, бдительно оглядывая каждое дерево в лесу, настороженно оборачиваясь на малейший звук – будь то шелест падающего листа, хруст сломанной ветки или шорох в траве.

Они двигались верхом, пока солнце не покинуло небосвод. В наступивших сумерках стали устраиваться на ночлег. Терлик набрал щепок для костра, а Стужа поискала ветки и сучья, чтобы было чем поддерживать огонь до утра. Никто не вспоминал о еде. Они расстелили плащи поближе к огню и легли на них, используя седла вместо подушек. Он прижался к ней, обхватив ее за талию. Почти сразу же его дыхание стало ровным, и он уснул.

Стужа вздохнула и постаралась успокоиться. Теплая кожа Терлика согревала, и она с облегчением поняла, что ему от нее ничего не надо, кроме как просто лежать рядом. Сама же она смотрела на огонь. Слушала, как бьется сердце роларотанина и как вторит ему ее собственное сердце. Постепенно эти звуки убаюкали ее.

И тогда ей стали сниться сны! Сладкие и тревожные. Она с наслаждением перекатывается в объятиях Кимона. Или это руки Терлика? Потом ее нагое тело покрывается доспехами. Кимон – или Терлик – исчезает, вместо него появляется Кел со своими наемниками. Она размахивает мечом, нанося удары и убивая всех, пока не оказывается по колено в море из мертвых тел.

Но у всех трупов одно и то же лицо – ее брата!

Затем оно тает, и она видит знакомые лица мужчин и женщин – завсегдатаев ее таверны. Она кружится в танце перед ними, и они бросают монеты. Но монеты в воздухе превращаются в светлячков, которые жалят и обжигают ее. Она бежит, спотыкаясь и путаясь в юбках, пока не оказывается у реки, ныряет в нее, но когда ноги отрываются от берега, она видит свое отражение в залитой лунным светом воде.

Невероятно, но отражение протягивает руки, чтобы обнять ее. Но ведь это совсем не она! Существо, глядящее на нее из воды, обладает лицом ее матери, и оно смеется над ней! Руки существа смыкаются на ее шее и тянут вниз, в мрачные глубины. Она сопротивляется, задыхаясь, глотая воду, и бьет кулаками по глумливому лицу, а оно все смеется и смеется…

Стужа резко села, охваченная внезапной тревогой, вся в поту. Пусть это и был ночной кошмар, но она поняла – сон связан с реальностью. И смех, который она слышала, вовсе не смех. Только Ашур мог издавать такие звуки.

Терлик тоже проснулся:

– Эй? Что случилось?

– Помолчи! – шикнула она. Ее меч выскользнул из ножен. Свет огня заволновался на остром лезвии, разбрасывая желтые отблески среди листвы.

Ашур опять пронзительно закричал, он то и дело вставал на дыбы и бил копытами мшистую землю. Его сверхъестественные глаза горели и потрескивали с неистовой силой. Единорог резко вскидывал голову, рассекая воздух гривой.

Лошадь Терлика тоже неожиданно забеспокоилась, стала ржать, тянуть и дергать поводья, привязанные к молодому деревцу.

Стужа тоже все поняла, но слишком поздно.

– Вставай! – громко крикнула она. Воздух наполнился чудовищным смрадом. Лес излучал зловоние мерзости и гнили. Терлик высвободил меч, он вскочил на ноги и шарил глазами в темноте.

Вдруг нечто устремилось через костер прямо на нее. Ее меч взметнулся вверх и описал широкую дугу, не встретив ничего. Но она пронзила что-то, это точно!

Черный бесформенный фантом обернулся вокруг нее, словно тонкая паутина, и дикий крик вырвался из ее глотки. Хватка была ледяной, тело стало холодеть, руки и ноги онемели. Стужа извивалась, выкручивалась, но движения ее были слишком вялыми. Тварь облепила женщину, как тяжелый дым.

Меч оказался бесполезным. Она сосредоточилась, стараясь найти в себе хоть какое-нибудь заклинание, чтобы противостоять фантому, но, к собственному ужасу, привычная музыка в ней умерла. Все было тщетно, даже ее волшебство оказалось бессильным! Из нее вытягивали жизнь. Цепенящий холод неумолимо подбирался к сердцу.

Слабея, она с надеждой смотрела на Терлика. Он стоял рядом, беспомощно глядя на нее, чуть не роняя меч из рук. Рот его беззвучно двигался, но она не слышала, что он кричал, видела только, как слезы заливают его лицо. Положение у него безвыходное, оставалось только проклинать все на свете. Тварь, что высасывала из нее жизненные силы, не имела плоти. Если он даже и нанесет удар мечом, то лезвие войдет не в фантом, а в тело Стужи.

Но ей еще рано умирать! Она знала, что это за тварь и как ее победить. Отчаянно, изо всех сил, Стужа заставила заледеневшие губы двигаться, язык и зубы – выговаривать слова. Надо было успеть!

– Серое… серое пятно! – крикнула она слабым голосом, но слова прозвучали не так, как надо, – невнятно, неразборчиво. Она еще раз попыталась, умоляя своих богов сделать так, чтобы ее друг все понял. – На черном теле… серое пятно!

Терлик перестал открывать рот и уставился на нее в замешательстве. Затем он резко занес сверкающий меч над головой, сжимая его обеими руками. Выкрикнул ее имя как победный клич и обрушил меч со всей силой.

Тварь испустила леденящий душу пронзительный визг. Терлик отшатнулся назад, как от удара, схватился за голову и упал. Белая вспышка ослепила Стужу, когда этот звук рваным лезвием проник в ее мозг.

А потом тварь исчезла.

Колени Стужи подогнулись, и она упала в опасной близости от костра, не в силах пошевельнуться, ловя ртом воздух, чтобы наполнить заледеневшие легкие. Ее дыхание попало на тлеющие угольки, и огонь оживился. Но лицо не ощутило жара костра. Все тело стала бить неудержимая дрожь. Голова резко запрокинулась назад, руки и ноги, сведенные судорогой, безумно заколотили по земле.

В эту минуту к ней подбежал Терлик, поднял ее на руки, прижал к груди, стал качать, как ребенка.

– Самидар! – стонал он. – Самидар!

Она хотела ответить, но язык не слушался.

Постепенно дрожь прекратилась. Ночь все тянулась. Терлик не выпускал Стужу из рук, и она начала отогреваться. Он растирал ей руки и ноги, баюкал, раскачивая из стороны в сторону, придвинувшись как можно ближе к огню. В теплых, утешающих руках Терлика, завернутая в два красных плаща, она почувствовала, как страх отпускает ее.

Но ей никогда не забыть хватку той твари, ее всепроникающий, мертвый холод – холод могилы. Стужа всматривалась во мглу и темень, а когда Терлик вернул ей меч – крепко сжала его.

Терлик встал со своего места всего лишь раз – когда увидел свой меч поодаль, куда тот отлетел во время смертельной агонии твари. Он принес его к ней, не веря глазам своим. Меч был воткнут в грязный, пожелтевший от времени череп.

Его глазницы горели отраженным огнем и смотрели на нее с осуждением.

Глава 17

– Шимиер, – повторила она. Яркий дневной свет придавал ей смелости, и теперь было легче объяснять, что за сверхъестественная тварь напала на нее ночью. Стужа ослабила поводья Ашура, позволив ему самому выбирать шаг, пока она отвечала на вопрос Терлика. – Некоторые называют это шимиер, отсвет, а кое-кто – посланный.

Роларофец кивнул, но она видела – он так ничего и не понял.

– Не забывай, Кел главным образом некромант, – продолжала она. – Если ему попадает в руки череп или любая другая кость человека, умершего насильственной смертью, то он может вызвать дух этого человека и послать его на убийство. Но внутри бестелесной формы находится кость, которую несет этот дух. Кость эта кажется серым или белым пятном. – Её передернуло. Все еще свежа в памяти холодная хватка шимиера. Он держал ее так, что Стужа не могла ничего сделать. – И, только проткнув куском металла это пятно, можно одолеть эту тварь.

Солнце пригревало, но ей все равно было зябко. В поединке с шимиер все ее магические способности оказались ни к чему. Своей жизнью она обязана человеку, который ехал сейчас рядом с ней.

– Это был призрак?

Она улыбнулась тому, как он все упростил.

Но ее спутнику было не до смеха.

– Значит, Кел знает, что мы следуем за ним. И он может напасть на нас в любую минуту, как это было прошлой ночью.

– Не в любую, – поправила она. – Некромантия привязана к ночи. Кел не может ею заниматься в светлое время. По сути, для всех самых сильных заклинаний ему требуется темнота. В этом главный недостаток его дара.

– Как у вампира, – бросил Терлик. – А днем он спит.

Она нахмурилась – как можно быть таким невеждой:

– Не мели чушь. В эту самую минуту он и не думает спать. – Она замолкла и прикрыла на мгновение глаза. – Он уже добрался до места, – объявила она.

Терлик выгнул бровь дугой:

– Ты это чувствуешь? А что насчет Ороладиан? Должно быть, мы уже очень близко.

Да, они близко. Если ехать весь день, к заходу солнца они подъедут к месту, где скрывается Кел. Это тревожило ее: у Кела будет время приготовиться к их встрече, а она совсем не знала, насколько сильны его колдовские чары. Ей надо быть готовой ко всему.

А что если Ороладиан тоже там? И им придется иметь дело с двумя колдунами? Стужа заглянула внутрь себя, прислушиваясь, и услышала режущий ухо диссонанс – это ее сын. Даже если Ороладиан и рядом – Стуже этого не выявить.

Она начала жалеть о том, что позволила Терлику отправиться вместе с ней. Ясно же, что все это совсем не стихия роларотанина. Он ничего не знает о колдовстве или магии, совсем ничего о тех силах, что будут им противостоять. Нечестно и эгоистично с ее стороны втягивать его в эту историю.

Хотя прошлой ночью победу одержал-таки он. Не будь его – шимиер отнял бы у нее жизнь. И все же ее раздирали сомнения. Ашур способен с легкостью обогнать лошадь Терлика. Тогда она оставит его далеко позади. Он, конечно же, припустит вслед за ней, но к тому времени, когда он догонит ее, может, она уже покончит со всеми неприятностями.

А с другой стороны, Кел не только ее сын, но и племянник Терлика. Он уже проделал огромный путь, сражался с ней бок о бок, помогал ей преодолеть такие ужасы, о которых сам даже не имел понятия. Она не имеет права его покидать. Ей ведь прежде доводилось сражаться против магических сил, не имея в руках ничего, кроме меча и собственной храбрости, и она всегда побеждала. А Терлик – воин, ничуть не хуже ее самой. Отвергнуть его помощь сейчас – значит оскорбить. Даже если он ничего не смыслит в колдовстве, он все равно человек. А человек может заставить дрожать даже богов.

– Мы должны ехать очень быстро, – сказала она наконец. – Успеть до захода солнца.

Терлик задумался о чем-то и нахмурился. Ласково потрепал лошадь по загривку:

– Кобыла моя выносливая, но уже выбилась из сил. Ашуру будет легко, я знаю. – Он снова приласкал лошадь. – А вот насчет нее – сомневаюсь.

– Тебе что, хочется провести еще одну ночь под открытым небом? – грозно спросила она.

Он сощурился:

– Уверен, Ашур справится, если снова повезет нас двоих. – Он похлопал животное в последний раз. – Прости, лошадка.

Стужа тоже слегка потрепала свое животное, низко наклонилась, шепча что-то на ухо единорогу. Он фыркнул в ответ и тряхнул гривой. Потом она тронула пятками его бока, и они отправились в путь.

* * *

Солнце уже клонилось к закату, а они все еще пробивались сквозь самую гущу очередного леса. Даже Ашур замедлил ход, продираясь по заваленным упавшими деревьями тропам. Взмыленная кобыла Терлика вся покрылась густой пеной и тяжело дышала, но отважное животное стойко переносило испытание и не отставало. И все же, если они не хотят ее потерять, им придется вскоре сделать остановку и дать бедняжке передохнуть.

– Мы уже близко, – вымолвила Стужа, хлопая себя кулаком по бедру. – Совсем близко, будь оно неладно. Где же он прячется, провалиться ему во все девять кругов ада?

Терлик посмотрел наверх, мимо ветвей деревьев. День завершался, и небо горело оранжевым светом. Узкие лучи едва пробивались сквозь листву, они выделялись на фоне зловещих темных участков, куда не проникал свет. Терлик принюхался – воздух был напоен сильным запахом земли.

– Все не так, – мрачно заметил он.

– О чем ты? – окликнула она его через плечо.

– Леса, – ответил он негромко, стараясь не шуметь. – Их так много в твоей стране, все невероятно красивые, просто сказочные, никогда в своей жизни не видал таких. – Он помолчал, оглядываясь по сторонам. – Но что-то не нравятся они мне. Я совсем не видел здесь дичи – только одну случайную птичку. Мне все время кажется, что кто-то или что-то постоянно следит за мной.

– И еще давит, – добавила она, – как будто тебя медленно сжимают и ты не можешь вдохнуть полной грудью.

Он кивнул.

Стужа быстро пригнулась в седле, пропуская над собой толстую ветку, возникшую перед ней на пути. Она хорошо понимала, что чувствует Терлик. Еще ребенком она любила играть в лесах, таких же как этот. Когда стала постарше, она, под присмотром матери, постигала тайные искусства в дремучих лесных чащах, под густыми кронами огромных деревьев, не пропускавшими свет, среди старых ползучих корней. Иногда, когда ей хотелось избежать придирок брата или просто побыть одной, она забиралась на самые верхушки деревьев и пряталась там от всего мира.

Уже тогда она чувствовала то, что описал Терлик, когда кажется, что везде – за мощными, переплетенными корнями, среди самых высоких, недоступных ветвей – таится что-то чужое, необычное. В детстве ей нравилось это ощущение, она словно бросала ему вызов, играла со своим страхом, представляя себе, что за соседним деревом что-то поджидает ее, чтобы схватить.

Сейчас она, конечно, намного старше, и детские игры остались в далеком прошлом. И все равно, когда она всматривается в сумрачные тени, ее сердце, как и тогда, слегка сжимается от благоговейного страха.

– Эсгарианцы верят, что в этих дремучих северных лесах живут наши боги, – рассказывала она ему, пока они ехали. – Может, это и правда. Есть в этих краях места, где еще не ступала нога человека.

Терлик коротко выругался, она обернулась и увидела, как он сломал тонкую ветку, о которую зацепился его плащ.

– Потому что человеку и ступить-то негде в таких зарослях, – мрачно заметил он.

На тропе – то тут, то там – их коварно подстерегали выступавшие из земли искривленные корни и разросшиеся повсюду ползучие растения. Стуже и ее спутнику никак не удавалось двигаться быстрее. Ветки деревьев свисали так низко, что запросто могли выбить зазевавшегося наездника из седла, а пыльные паутины то и дело задевали их лица. Время от времени старую тропу и вовсе было трудно разглядеть из-за густого подлеска. На их счастье, дневного света еще хватало, чтобы Терлик видел следы там, где до них прошел Кел, – сломанные ветки и прорубленные заросли. При Стуже был еще ее магический дар, но он подсказывал ей только, где находится сын, но не говорил, каким лучше путем до него довраться.

От досады она скрежетала зубами.

– Уже темнеет, – зачем-то обратился к ней Терлик. – Может, остановимся на ночлег. Если бдительно караулить всю ночь…

– Нет! – закричала она на него. Но потом извинилась. Не стоило сердиться на него. Она завела их в эту чащу. – Он где-то здесь, говорю тебе. Я чую его. Мы уже совсем близко. – Она внимательно посмотрела по обе стороны тропы, вглядываясь в сгущающуюся темноту. – Как, ты говорил, называется тот городишко у границы? Где ты украл для нас еду?

– Паркасит, – равнодушно ответил он.

Она покачала головой. Это название ей ни о чем не говорило. Может, этот городок вообще возник в те годы, когда ее здесь не было. Кроме него, им больше не попадались города на пути, что неудивительно. На крайнем юге Эсгарии, вдоль обжитого побережья, красивейшие города встречаются повсюду – величественные и богатые; в них процветает торговля. Но в северной части страны всего несколько крупных городов и чуть больше – маленьких городишек; берег здесь слишком изрезан и не подходит для строительства портов, а леса слишком обширны и не годятся для земледелия. Этот край охраняется – и, значит, управляется – несколькими могущественными князьями, у каждого из них собственная армия. Эти силы всегда стояли на страже, защищали страну от нашествий воинственных роларофцев и поползновений более миролюбивых келедцев.

Ее отец был таким князем.

– Чувствуешь запах? – спросил Терлик, прервав ход ее мыслей. Он коснулся собственного носа и снова потянул. – Воздух соленый!

Она кивнула:

– Море Календи! Должно быть, мы недалеко от берега!

По всему лесу затрещали цикады, они готовились к очередному ночному концерту. Терлик назвал бы это шумом, но для Стужи их стрекот – такое же проявление жизни, как и стук собственного сердца. У лица мелькнул огонек. Мгновенно, не задумываясь, она взмахнула рукой. Потом разжала кулак.

На ладони лежал всего лишь светлячок, которые обычно слетаются вечерами. Она содрогнулась и отшвырнула его. Ну и тупица, – побранила она себя за такое бездумное действие, – не все же светлячки в мире – порождение колдовства Кела.

Что-то обожгло ее лицо, она охнула и резко осадила Ашура. Ощупала нерешительным пальцем больное место на щеке, где прямо под глазом осталась неглубокая царапина из-за тонкой ветки. В темноте она эту ветку даже не заметила. Смочила большой палец слюной, потерла ранку и оглянулась на Терлика. Тот не говорил ни слова, лишь смотрел по сторонам, напряженно вглядываясь в деревья и еле заметные тени, что двигались между ними.

Это лес, – поняла она. – Лес строит ему свои козни. И мне тоже.

Они продвигались потихоньку, дорогу им теперь освещали горящие глаза единорога. Все чаще и чаще Стужа обращалась внутрь себя, она вслушивалась в магическую мелодию, означавшую Кела. Она звучала нестерпимым диссонансом в ее душе и заставляла содрогаться. По ней она судила, что он уже близко. Но где же?

И в таком случае где же они сами? Она вдруг сейчас поняла, как мало она видела в своей прежней жизни саму Эсгарию, как мало она знает об этой стране. Свои знания она черпала из сказок, рассказов и легенд. И никогда по-настоящему не путешествовала по своей стране.

– Зато мы побывали во многих других странах, правда же? – шепнула она на ухо Ашуру, пригнувшись вперед. Как будто в ответ, единорог встряхнул головой. Она поспешила выпрямиться, чтобы уклониться от удара в лицо, и шутливо шлепнула его: – Вот спасибо, мне для полного счастья только сломанного носа и не хватало к царапине. – Затем, смягчившись, похлопала его по мускулистой шее, потрепала за гриву, снова пригнулась и прижалась щекой к гладкой, блестящей шкуре. – Я ведь на самом деле тебе этого еще не говорила, мой чудный зверь, но я тебя люблю.

Роларофец подал голос сзади:

– Ладно, сдавайся и скажи то же самое мне.

Она ответила не раздумывая:

– Ну хорошо. Тебя я тоже люблю.

Он усмехнулся:

– Это все разговоры. А ты докажи.

Она протянула руку в темноте, схватила первую попавшуюся ветку и наклонила ее вперед.

– Вот тебе и доказательство, – предупредила она.

Ветка смачно ударила его по груди, к ее большому удовлетворению.

Немного веселья – и даже самая темная ночь становится светлей, – сказала она себе. Но по-прежнему следила за лесом, вслушиваясь, напрягая все чувства.

Цикады стрекотали уже в полную силу.

Стужа ехала, выставив руки перед собой. Только так можно избежать еще одной царапины. Что-то зацепило ее за волосы, и она взвизгнула. Сразу представила себе демонов, насланных Келом, и сердце ее ёкнуло. Но тут же поняла, что их здесь нет. Глаза Ашура или ее собственные магические силы дали бы о них знать. Никто и ничто не хватал ее, кроме самого леса.

Внезапно между деревьев пролетел ветер, листья затрепетали. Дохнуло соленым запахом Календи. Стужа с восторгом вдохнула его полной грудью. Воздух напоен ароматами моря, влажной земли, сухой и пыльной листвы, древесной коры.

Стужа отбросила назад волосы, легко дотронувшись до диадемы, которую ей вернул Терлик. Теперь эта вещица для нее стала еще дороже, ведь Терлик так трогательно позаботился о ней.

Издали донесся новый звук, он вливался в симфонию ночи. Едва слышный, звук словно нарастал, потом затухал – тоскливый шелест, одинокий, скорбный звук.

– Море, – наконец произнесла Стужа. – Ты слышишь шум прибоя. Скоро мы выйдем к обрыву.

И вдруг мир словно распахнулся перед ними. Стужа как будто лишилась дара речи; закусив губу, она соскользнула со спины Ашура. Ее ноги, ослабевшие после долгой езды, чуть не подкосились, но она удержалась и широко раскрытыми глазами с изумлением взирала перед собой.

Море Календи переливалось, отражая свет бесчисленных мерцающих звезд. На небе сиял узкий серп убывающей луны. Черные воды пенились, волны танцевали белыми барашками и откатывались вдаль по сверкающей поверхности. Тенями кружили в небе ночные птицы, они ускользали от взора – можно было только догадываться, что они там.

Стужа устремила взгляд далеко-далеко, ища линию горизонта. Но увидеть, где встречаются усеянные алмазами воды и усыпанные звездами небеса, невозможно. Напротив, они соединились, и теперь кажется, что они навечно слились в единое целое.

Она подошла к самому краю обрыва. Волны обрушивались на остроконечные скалы внизу, вверх летели брызги и пена. Они не достигали края обрыва, где стояла Стужа, но она ясно представила себе их прохладное прикосновение.

Терлик подошел к ней и обнял за талию.

– Неужели все это – единый мир, – шепнул он, глядя на море и назад, в лес. – Мы стоим на границе двух волшебных краев.

– И тот и другой заставляют меня трепетать, – призналась она.

В эту минуту она забыла о Келе. Стужа подошла к Ашуру, обхватила руками его шею и прижалась к нему, не отрывая глаз от моря. Она стояла так, зачарованная, поглощенная воспоминаниями.

Вот она стоит над такими же скалами и смотрит на это же самое море и на это же самое небо. По ее приказу начинается буря, с громом и молниями. Вода неистово бурлит и пенится, подчиняясь ее магической воле. Волны ударяют о скалы с чудовищной силой, пронзительно завывает ветер.

Она хлопает в ладоши и смеется, довольная своим волшебством, как только ребенок способен радоваться. Какая веселая игра! Хоть она и юна, но уже умеет по своей прихоти приручать море, когда оно бушует, и вызывать яростный шторм, когда на море спокойно.