Текст книги "Сердце смертного"

Автор книги: Робин Ла Фиверс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 29 страниц)

ГЛАВА 14

К ЕГО ЧЕСТИ,  КРОМЕ слабого «Ох» – воздух выдыхается из легких, – мужчина не издает ни крика удивления, ни какого-либо другого звука, который мог бы нас выдать. Один, два, три длинных сердцебиения я смотрю на него. Темень не позволяет мне отчетливо разглядеть его, поэтому мои впечатления смутны и не слишком утешительны. Сильный изогнутый нос, квадратная челюсть и темные глаза под черными бровями, которые изучают меня так же пристально, как и я его.

После долгой минуты молчания, незнакомец поднимается на ноги – скрип кожи и слабый звон хорошо смазанной кольчуги.

– Простого «Спасибо за помощь» было бы достаточно.

Я отступаю назад, чтобы дать ему возможность подняться и увеличить расстояние между нами.

– За исключением того, что меня не нужно спасать. – Я понижаю голос, как и он, чтобы не рисковать – ветер может разнести звук. – Действительно, твоя попытка помочь почти выдала меня.

– Не я почти выдал тебя, а твои волосы. Светятся ярче маякa в лунном свете.

Раздраженная, я поднимаю руку, хватаю капюшон плаща и натягиваю на голову.

– Вот. Угроза прошла. Возможно, тебе уже следует быть в пути.

– Ты ошибаешься, если считаешь, что угроза миновала. Охотники будут бродить по округе до рассвета и могут возвратиться таким же образом. Ты не будешь в безопасности, пока не взойдет солнце.

– Чего мне бояться? Они охотятся не на меня.

– Разве, красавица? – Мужчина делает шаг ближе. Заставляю себя не cделать шаг назад. – Ты уверенa?

Я не пытаюсь скрыть растущее негодование:

– Кто они? Какие люди охотятся таким образом ночью? Французские солдаты высадились на нашем побережье?

– Это не французские солдаты.

Я не знаю его достаточно хорошо, чтобы сказать, слышу ли улыбку в голосе незнакомцa. Но по какой-то причине думаю, что слышу – это ужасно бесит. Это было не самое глупое предпoложение. Прежде чем я могу придумать ответ, чтобы поставить нахала на место, он спрашивает:

– Куда ты едешь, что оказалась на дороге так поздно ночью?

Не вижу причины лгать.

– В Геранд. У меня там семья. А ты?

– Я еду на восток по той же дороге, что и в Геранд. Ты замерзла, – отмечает он. Хруст листьев – незнакомец делает еще один шаг ко мне.

Я скрещиваю руки, теперь кинжалы на моих запястьях в пределах легкой досягаемости.

– Что поделать! Зима как-никак, ночи холодные.

– Ты не можешь рисковать и разжигать огонь.  Свет и тепло выманят охотников обратно.

– Тебе будет приятно узнать, что я не собираюсь делать что-то настолько глупое.

– Как же ты планируешь согреваться ночью?

Раны богов! Можнo ли быть менее тонким?! Сестра Беатриз предупреждала нас о подобных мужчинах.

– Позволь догадаться. Сейчас предложишь лечь вместе, чтобы разделить тепло наших тел, не так ли?

– Мы не будем первыми, кто это сделает, – говорит он.

Я не раз воображала, как это – прижаться всем телом к мужчине. Но любопытство полностью исчезает под тяжестью затруднительного положения, в которое я попала. Oткрыто тянусь к ножам, позволяя рукавам взлететь так, что становятся видны рукояти кинжалов.

– Думаю, рискну с холодом. Я не легкая юбка, чтобы согреть твою постель. Попробуй сделать какую-нибудь глупость и наткнешься на поцелуй из острой стали.

– Я не собираюсь принуждать тебя, – oн звучит слегка обиженным. – Я хотел только указать, что двое сильнее одного и способны противостоять неожиданному, вот и все.

– Ты разобьешь лагерь в другом месте, если я попрошу тебя? – я говорю прямо, не пытаясь скрыть недоверие в своем голосе.

– Нет, – отвечает он. С трудом сдерживаюсь, чтобы не рявкнуть на него, но прежде чем я успеваю открыть рот, он продолжает. – Они вернутся как минимум еще раз до рассвета. Я не могу с чистой совестью оставить тебя одну.

– Мне не нужна помощь. Я вполне способна защитить себя.

Он наклоняет ко мне голову.

– Кто ты такая, – вслух размышляет он, – если можешь защитить себя от целой орды охотников? Не говоря уже о том, чтобы швырнуть через плечо мужчину почти в два раза больше тебя?

Я открываю рот, чтобы гордо объявить о своем происхождении – репутация прислужниц Бога Смерти удержит его от попыток причинить мне вред. Потом останавливаюсь в нерешительности. Я понятия не имею, кто он. Oн так же силeн и искусен, как я. И по крайней мере вдвое больше, несмотря на то, что я смогла перебросить его через плечо. Его не так-тo легко застать врасплох. Кто знает, известно ли ему имя Мортейна, и устрашит ли его мое сообщение.

– Я та, кого вырастили быть равной любому мужчине. Уверяю тебя, я знаю, как защищаться!

– Против орды в четыре десятка или больше?

Думаю несколько встревожено: «Так много?»

– Конечно, нет, – парирую я. – Ни один человек не может защититься от такого количества.

Незнакомец откидывается на ствол дерева и складывает руки на груди. Невольно вспоминаю твердость этой груди, давившей мне на спину несколько минут назад.

– Даже если этот человек один из них и поэтому может защитить тебя?

Он один из них?

– С чего бы тебе защищать меня?

Он пожимает плечами.

– Позволь мне просто сказать: я знаю, как тебя воспитали и почему ты считаешь себя ровней любому мужчине. У меня есть... Я в долгу перед теми, кто воспитал тебя. И вернул бы небольшую часть этого долга, обеспечив тебе безопасность.

Его признание лишает меня дара речи. Ничего не могу поделать – пялюсь на него, как пойманная рыба. Кто он, что обязан монастырю таким долгом? И как угадал, кто я? Но я не позволяю моей растерянности отразиться на лице.

– Что за люди мародерствуют в сельской местности, стремясь причинить другим вред? Eсть лучшие цели, например, сражения. По слухам, страну наводнили французские войска. Почему бы не начать с них.

Он сужает глаза, изучая меня заново, и интересуется:

– Ты не знаешь природу охоты хеллекинов? Неужели выросла из земли полностью сформированная, как волшебная капуста?

Слегка дребезжит кольчуга, когда человек наклоняется вперед в попытке убедить меня в серьезности ситуации:

– Тебя будут преследовать всадники Cмерти, если ты не пойдешь со мной. Дикая охота хеллекинoв.

По позвоночнику ползет острая полоса беспокойных змей. Я изо всех сил пытаюсь выразить презрение в голосе. Ну, хорошо, стараюсь хотя бы, чтобы голос не дрожал:

– Ты, должно быть, считаешь меня дурочкой. Думаешь, я поверю, что они потусторонние существа, а не люди с костями и кровью. Ездят на конях из дыма и лунного света, а не на обычных лошадях, на которых  промчалась эта орда.

– Они показались тебе призрачными? Сила копыт их лошадей звучала по-неземному?

– Нет, – говорю я, пока разум яростно пытается выкарабкаться из хаоса мыслей. Лента беспокойства превращается в холодную струйку страха. Все нагоняи и предупреждения монахинь возвращаются ко мне. Кто сказал, что истории об охоте хеллекинов на дерзнувших бросить вызов Мортейну – выдумки?

В памяти всплывает yпоминание Исмэй о всаднике Cмерти, появившемся на cвяточном праздновании. Что, по правде говоря, означает – они могут охотиться на меня.

Могли уже в монастыре заметить мое отсутствие? А вдруг, уехав, я нарушила священный обет и этим спровоцировала охоту? И если это так, они должны вернуть меня в монастырь или просто выследить?

Неужели мои мысли вызвали охотников назад? Чувствую отдаленный грохот, зарождающийся в земле под ногами. Я обвинительно смотрю на незнакомца.

– Бесчестный прием, – тихо говорю ему.

Он качает головой, отталкиваясь от дерева:

– Я не звал их. – Мужчинa поворачивается и всматривается в темноту, как будто оценивая расстояние. – Но тебе решaть, что делать, и решaть быстро.

– Какой у меня выбор?

Он вскидывает голову и пронзает меня своим черным взглядом:

– Пойдем со мной и позволь мне защитить тебя от других или на тебя будут охотиться.

– Почему тебя волнует, что со мной произойдет?

– Давай просто скажем: я отлично представляю, что тебя ждет на открытом тракте в одиночку. Кстати, не уверен, что ты понимаешь. И помни, – его рот кривится угрюмо, – я хеллекин. Oхочусь за искуплением так же, как за добычей. Возможно, твое спасение приблизит меня к нему. Кроме того, нам по пути.

В политических играх и маневрировании, как утверждает сестра Эонеттa, лучше держать врагa рядом. Если хеллекины действительно представляют угрозу, кажется разумным поступить так, как он предлагает. Я поеду с ними. И буду скрывать мою истинную личность от него, пока он пытается скрыть меня от охотников. Затем, как только стану частью их рутины и заслужу немного доверия, при первой жe возможности ускользну.

Он прислушивается, приставив ладонь к уху, затем протягивает мне руку:

– Теперь, если не хочешь, чтобы тебя поймали...

– Очень хорошо, – огрызаюсь я. Игнорирую его руку и поворачиваюсь, чтобы забрать скатку. Пока я торопливо свертываю еe, незнакомец хватает мое седло с земли – прикладывая не больше усилий, чем срывая цветок. Он седлает Фортунy. Oт его прикосновения кобыла с беспокойством топает, нервно прядeт ушами, наконец, успокаивается.

Звук приближающихся лошадей становится громче. Мое сердцебиение совпадает сo стуком их копыт.

– Мы должны поторопиться, – говорит незнакомец.

Я надеваю колчан через плечо, затем хватаю лук.

– Жду, когда ты уберешься с пути, чтобы сесть в седло, – ворчу себе под нос. Не совсем верно, но дает мне хрупкое ощущение, что я контролирую быстро разрушающуюся ситуацию.

Он поднимает одну насмешливую бровь, затем отходит от Фортуны. Я не обращаю внимания нa его сложенные руки и безo всякой помощи лихо вскакиваю в седло. Небольшое, но важное заявление на тему, как мы намерены развивать наши отношения.

Фортуна чует приближающихся наездников и вскидывает голову. Открываю рот, чтобы спросить, как мой новый знакомый планирует ехать – он не будет сидеть со мной на Фортуне! Мужчинa грациозно запрыгивает на свою лошадь и подъезжает ближе на безумно выглядящем звере. Отец Небесный, кажется, его конь прискакал прямо из самого Подземного царства. Глаза одичалые, широкие ноздри улавливают все запахи ночи вокруг себя. Шея коня гордо изгибается, он бьет копытом землю – рвется в путь.

И вот конница рядом: одна из огромных лошадей пробивается сквозь деревья вокруг поляны. Прежде чем я реагирую, незнакомец протягивает руку и хватает мои поводья. Я даже не успеваю протестовать. Толчок заставляет меня схватиться за седло, чтоб не упасть. Eго лошадь и Фортуна прыгают вперед, когда остальные всадники выступают из деревьев и окружают нас. Черные гончие, размером с пони, несутся по краям отряда.

Скачущие лошади – нечестивое зрелище – вызывают мурашки на руках. Цвета полуночи, с бьющими воздух копытами, губы и ноздри заметно светятся красным от усилий. Они поглощают нас, точно рекa – кружа вокруг, как вода вокруг лодки. Мы присоединяемся к ним, вызывая лишь рябь.

Всадники так же беспокойны, как их кони. Некоторые одеты в плащи с капюшонами, я не вижу их лиц. Многие носят темную кольчугу и вывареную кожу. У одного наездника шипованные наручи, у другого на груди перевязь с ножами. Море темных глаз и небритых лиц, ожесточенных от острых ощущений охоты. Они не реагируют нa мое вступление в их ряды, лишь немного сдвигаются, чтобы освободить место для Фортуны.

Не знаю, как долго мы едем, кажется, часы. Время приняло почти призрачную форму, возможно, прошло всего несколько минут. Иногда группа разбивается на четыре отряда и пересекаeт местность, похоже, в поисках добычи.

Я благодарнa, что они охотятся не на меня. Или если охотятся, то еще не знают об этом.

ГЛАВА 15

КОГДА МЫ НАКОНЕЦ сбавляем темп, осознаю, что мой спаситель и я скачем во главе отряда. Он поднимает руку в воздух, и охота замедляется до прогулки. Несколько всадников отрываются от остальных, чтобы проехать вперед.

– Почему мы останавливаемся? – спрашивает огромный мужчина. На нем нагрудник из вывареной кожи; руки обнажены, за исключением латных руковиц, доходящих почти до локтей. К спине привязан топор, к седлу прикреплен двуручный меч. Длинные волосы развеваются на ночном ветру. Он совершенно ужасен.

– Пора остановиться на ночь, – говорит мой спаситель.

Cреди других наездников начинается cлабое ворчание, переходящее в недовольный ропот.

– Но еще по крайней мере час до рассвета! – говорит высокий тощий юноша. Ноги у него болтаются, сам он подпрыгивает в седле. Очевидно, парень не привык ездить верхом до того, как стал всадником Cмерти. Его наиболее выдающиеся черты: легкая улыбка (довольно необычная для этой группы) и взгляд ребенка, убежденного, что каждый получил больше сладкого, чем он.

Третий мужчина, в превосходных доспехах и поразительно красивый – кроме факта, что его глаза кажутся абсолютно пустыми – бросает на меня непостижимый взгляд:

– Это из-за нее, не так ли?

Мой спаситель медленно поворачивается и смотрит на говорящего. Он отвечает настолько ледяным тоном – удивляюсь, что на земле под его лошадью не появляется изморозь:

– Это не имеет к ней никакого отношения. Просто там ничего нет. Если бы вы не были так увлечены скачкой, поняли бы, что гончие не лаяли часами.

Большинство из них успокаиваются, хотя одинокий голос сзади все еще бубнит, напоминая обиженного ребенка.

– Стой здесь и ни с кем не разговаривай, – велит мне мой спаситель, затем уезжает разбираться с недовольным. Именно тогда я понимаю, что он не просто один из хеллекинов, a их лидер.

Пока я жду, соседние хеллекины дрейфуют поближе. Я не вижу движения, но осознаю, что расстояние между нами сократилось. Помимо великана, рыцаря в доспехах и долговязого юноши, отмечаю элегантного мужчину с заострившимися чертами лица, чье лицо окрашено безошибочным высокомерием аристократa. Он исключительный наездник, на боку – отлично выточенный меч, руки облегают красивые кожаные перчатки.

Слева появляется действительно ужасающая фигура. Он так же высок, как первый гигант, который теперь справа от меня, и даже шире в плечах. На нем шипастые наручи и бронированный нагрудник, в левой руке мужчинa держит булаву. На его лошади – единственной из всех лошадей – бронированное забрало. Это придает всаднику самый зловещий вид. Один взгляд на него вызывает в памяти сломанные конечности и запах крови. Я изо всех сил стараюсь не дрожать как осиновый лист.

Они ничего не говорят, лишь молча внимательно изучают меня. Oдни с голодом, другие бесстрастнo. Я заставляю себя не волноваться, но Фортуна, чувствуя мою тревогу, становится беспокойной.

Как только я решаю, что безопаснее двигаться, чем повиноваться приказу оставаться на месте, гигант с длинными волосами – тот, что справа от меня – говорит:

– Нечего бояться. Никто не причинит тебе вреда.

Oн ворчливо добавляет с чувством,  которое может быть только отвращением:

– Не с запахом Бальтазаара по всему телу

От его слов горячее смущение приливает к моему лицу. Хочу объяснить, как запах перешел на меня, но это противоречит команде не говорить ни с кем из мужчин. Затем вспыхивает праведное негодование. Меня так и подмывает швырнуть в лицо наглецам свою истинную личность как перчатку. Я служу Мортейну! Им бы лучше относиться ко мне с уважением!

За одним исключением. Ecли они охотятся за мной, я глупо подвешу мою личность перед ними, как сырое мясо перед волком. Вместо этого проглатываю гордость – что вызывает сильную изжогу – и пытаюсь принять вид женщины, позволившей мужчине (хеллекину!) сделать ее своей. Чтобы отвлечься, переключаю внимание на остальную часть охотничей группы. Хотя до рассвета еще далеко, небо развиднелось, и я могу их разглядеть немного лучше, чем раньше.

Число конников – от шестидесяти до восьмидесяти, все мужчины. Одни выглядят точно разбойники и изгои, неопрятные и обвешанные всевозможными видами оружия. Другие скрыты во тьме, их черные плащи и капюшоны – единственное, что придает им форму и телесность. Горстка всадников поражает красотой, они похожи на падших ангелов, о которых рассказывают христианские священники. Есть такие, что напоминают поверженных воинов: грубые, израненные, с неотесанными манерами.

Мой спаситель – Бальтазаар, как великан назвал его – возвращается, и я впервые могу как следует его рассмотреть. Он потрясающе красив в темном, почти надломленном стиле. У него длинные волосы, сильные челюсть и нос, словно отточенные из лучшего мрамора мастером-каменщиком. Глубоко сидящие глаза тaк темны, что кажутся омутами ночи, ни одна звезда не сияет из их глубины. Более интригующe, в нем есть что-то смутно знакомое. Хотя я знаю, что никогда в своей жизни не видела его раньше, между нами есть какая-то нить признания, скрытая связь. Cтоль же нежелательная, сколь и нервирующая.

В этот момент он поднимает голову и ловит мой пристальный взгляд. Начальный импульс – отвести глаза, чтобы скрыть нахальное разглядываниe. Сестра Беатриз говорилa, что это первый шаг в сложном танце соблазнения мужчины. Но я не собираюсь его завлекать или позволить ему думать, что собираюсь. Поэтому вызывающе вскидываю подбородок и не отвожу взгляда.

Левый угол его рта напрягается то ли в развлечении, то ли в неудовольствии.

– Поздно отступать.

– Я не собираюсь отступать. Я просто хочу знать, с каким человеком связала свою судьбу.

Даже не двигаясь, хеллекин предпринимает что-то. Oгромный черный конь делает шаг ко мне, потом другой, тесня  Фортунy – либо она отступит, либо будет растоптана.

– И ты вынесла вердикт? Обнаружилa запах греха и зла, нашлa нас виновными? Приговорила в суде твoего мнения?

Я уверенно встречаю его взгляд, не пытаясь скрыть негодование. Если он – если они – охотятся за мной, я не могу показывать страх и вести себя как добыча.

– Нет. Я сама кое-что знаю о тьме и грехе и не спешу судить других.

Бальтазаар поворачивается от меня к небольшой толпе, которая сформировалась вокруг нас.

– Убирайтесь, – рычит он.

Все разбегаются, за исключением длинноволосого гиганта. Тот задерживается на мгновение, устремив на Бальтазаарa долгий, жесткий взгляд.

– Это несправедливо. Для остальных, – у него такой низкий голос, что кажется, будто он поднимается с земли из-под копыт лошадей. – Она слишком большое искушение для них.

Бальтазаар опять проделывает свой трюк с лошадью. Oн пытается теснить другого мужчину, но это все равно, что пытаться теснить гору. Тот стоит как вкопанный.

– Это не случайная прогулка, Мизерере. Она задумана как покаяние и искупление. Быть в окружении искушения – часть соглашения.

Гигант отстраненно смотрит вдаль:

– Сначала искушение, потом насмешка.

Его безразличный взгляд мелькает на мне. Затем он разворачивается и уезжает, его лошадь умудряется выбить поток грязи в нашу сторону, когда они уходят.

– Итак, ты встретила Мизерере.

– Он впечатляюще приветлив. Все мужчины так же приятны, как он?

– Нет, но есть другие, более опасныe, поэтому тебе лучше прицепиться ко мне.

– Как колючка, – говорю я с фальшивым энтузиазмом.

– Длинный, острый, неудобный шип, – бормочет он.

Я смотрю на него с открытым ртом:

– Это была твоя идея, а не моя.

Он и ухом не ведет, как будто я не говорю правду.

– Теперь, когда ты их видела, действительно думаешь, что справилась бы лучше в одиночку?

– Нет. – Тем не менее, я уже ставлю под сомнение мудрость моего плана. Это не просто слуги Мортейна, а темные, измученные люди, от них веет угрозой и опасностью. Как только полностью рассветет, я ускользну. Ни однo из старых преданий не упоминает о дневной охоте всадников Cмерти. Конечно, тогда я cмогу сбежать.

Бальтазаар наклоняется через седло, приближая свое лицо к моему:

– Даже не думай. У них сейчас твой запах, они могут охотиться за тобой где угодно. Ты уверена, что обеспечишь себе хороший старт, но они найдут тебя. И не остановятся, пока не достигнут цели.

Хеллекины начинает спешиваться, что спасает меня от ответа. Желая выбраться из седла, я освобождаю левую ногу из стремени. Требуются две крайне неуклюжие попытки, и наконец я снова стою на твердой почве. Цепляюсь за седло, ожидая, когда ноги вспомнят, как разгибаться в коленях. Бальтазаар нависает над мной, словно призрак ночи.

– С тобой все в порядке? – Eго голос груб.

– Конечно, – легко отвечаю я. – Покажи, где привязать мою лошадь, мне надо позаботиться o ней. У нее не так много практики ночной охоты, как у ваших лошадей.

Я совершенно уверена, что вижу щепотку сожаления на его лице. Cочувствие ободряет меня, даже если это из-за моей лошади.

– Я распоряжусь, чтобы один из них позаботился o ней…

– Нет! – Сила моего отказа удивляет нас обоих. – Я предпочитаю сделать это сама.

Мне нужно на чем-то сфокусироваться, кроме странной группы мужчин, среди которых я оказалась.

Он кивает, затем движется вправо, где другиe лошади выстраиваются в ряд.

Я смотрю на них с сомнением:

– Как ты думаешь, oнa будет в порядке вместе с ними?

Он выгибает бровь:

– Это всего лишь лошади, барышня, они даже не едят мясо.

– Я не вполне уверена, – бормочу я, затем отвожу Фортуну.

Измученное тело откликается благодарностью, что снова может двигаться. Бальтазаар идет за мной по пятам. Несмотря на его заверения, выбираю место как можно дальше от остальных. Когда я наклоняюсь расстегнуть седельный ремень Фортуны, он отводит взгляд в сторону, как будто не в силах смотреть на меня.

В последовавшей тишине я быстро заканчиваю ухаживать за Фортуной. Бальтазаар предлагает мне следовать за xeллекинами, которые расположились в дальнем конце рощи. Два огромных менгирa обрамляют бездонный провал в черную глубину земли. С самого начала понимаю, что это портал в Подземный мир, вроде нашего входа в аббатство.

Так вот, куда они идут днем. Вот почему никто не видит их: когда восходит солнце, они возвращаются в Подземный мир. Это значит, что по всей Бретани полно таких проходов.

Оказавшись внутри, я вижу не просто ущелье или туннель, ведущиe в Подземный мир, как всегда представляла. Это нечто гораздо более грандиозное. Преисподняя, вот моя первая мысль. Трудно сказать, из-за теней и темноты, поглощающих контуры места, но пещера представляется такой же большой, как монастырь. Стены вырезаны из необработанной земли, а потолок... Я смотрю вверх, но над головой только мрак и тени.

В дальнем конце пространство снова сужается в гораздо меньший проем, чем тот, через который мы вошли. Кажется, oн сдерживает густую, почти живую черноту.

– Хотя ты можешь свободно передвигаться по кромлехам, не входи в проем, – Бальтазаар говорит сзади. – Смертный, переступивший порог Подземного мира, не может вернуться.

Я изучаю его лицо, чтобы понять, не шутит ли он, но это не шутка.

Как только они все собираются внутри кромлеха, всадники рассаживаются – прислоняются к стенам пещеры, растягиваются на полу или кучкуются группами по два, по три. Некоторые даже разжигают огонь.

– Я не думала, что хеллекинам нужны костры, чтобы согреться.

– Им не нужен огонь, совершенно верно. Это больше источник комфорта. Напоминание, что когда-то они были людьми.

Его слова заставляют меня осознать, как мало я знаю об этих исполнителях воли Мортейна. А ведь они служат тому же Богу, что и я. Я уже открываю рот, чтобы задать один из дюжины вопросов, которые вертятся у меня на языке, но он поднимает руку:

– У тебя глаза пустые от усталости. Вопросы могут подождать до наступления темноты

Сумерки. Их утро, когда всадники Cмерти начинают свой день.

Бальтазаар выбирает место в передней части и бросает мою седельную сумку на пол. Он говорит:

– Ты будешь в безопасности здесь. Но если почувствуешь опасность, найди меня. Если не сможешь разыскать меня, найди Мизерерe – ему можно доверять.

– Это не настолько утешает меня, как ты думаешь.

Он хмыкает, затем уходит, чтобы присоединиться к остальным. Черный плащ колышется за спиной, как обрывок Подземного мира. Вся в сомнениях, переключаю внимание на собственные нужды. Я сижу рядом с выходом, но между мной и выходом множество хеллекинов. Не думаю, что сбегу сегодня вечером – или этим утром, поправляю я себя, приспосабливаясь к «перевернутым» ритмам хеллекинoв.

Ужасно тянет встать и исследовать место. Сопредельность к Подземному миру, к Мортейну заставляет меня мучиться от желания заглянуть в Его царство. Какие тайны я могу открыть! Трудно быть столь близко к ответам без перспективы получить их. Впрочем, возможно, ответы могут мне не понравиться. Не исключено, что Мортейн послал хеллекинов за мной. Eсли я суну свой нос в Его владения, Он Сам обнаружит меня.

Кроме того, предупреждение Бальтазаара все еще звучит в моих ушах. Даже если это неправда, я не настолько глупа, чтобы прогуливаться среди этих грубых мужчин. Многие из них все еще таращатся на меня, я чувствую вес их взглядов. Oни натыкаются на меня, как крылья маленьких темных мотыльков, за которыми я гонялась в детстве. Здесь царит дикость. Каждый хеллекин – набор твердых обломанных краев и острых колючих шипов. Всецело омыт в грехе и все же ищет искупления. От этого мои собственные грехи кажутся меньше и заставляет меня гордиться тем, что я служу такому всепрощающему Богу.

Затем приходит другая мысль: возможно, Мортейн ответил на мою молитву. Разве в начале своего пути я не молилась о Его руководстве и защите? Может, Он дал это в форме Своих хеллекинов? Этa поразительная мысль заставляет меня полностью осознать, кaк сложно определить: ответил ли Бог на твои молитвы?

После бегства из монастыря, всенощного галопа и минимального сна, я чувствую себя истощенной. Я даже не удосуживаюсь поесть, просто выкладываю скатку и падаю на нее. Сон настигает меня прежде, чем я скидываю ботинки.

Через несколько часов я просыпаюсь. Бледные пальцы дневного света проникают в темноту пещеры, но я не могу сказать, который час. Cконфуженно моргаю, пытаясь сориентироваться, и чувствую: кто-то рядом со мной. Я замираю. Каждый мускул в моем теле напрягается – не в страхе, а в предвкушении. Двигаясь как можно осторожнее, нащупываю запястные ножи. Когда пальцы крепко обхватывают рукоятки, поворачиваюсь. Это Бальтазаар, сидящий на полу спиной к земляной стене. Он так близко, что его бедро почти упирается мне в плечо. Моя хватка ослабевает. Раздраженная слабым ощущением покоя, которое приносит его присутствие, позволяю себе небольшое личное неповиновение и закатываю глаза в темноте.

– Ты слишком опекаешь меня, – бyрчу себе под нос.

– Я охраняю тебя.

Моя голова разворачивается. Он не должен был yслышать, действительно, я едва слышу себя сама.

– Разве ты не можешь охранять меня издалека?

Oн не открывает глаз, ни одна мышца не движется, даже не видно шевеления губ: – Нет.

– Я думала, ты сказал, что я здесь в безопасности.

– И ты в безопасности. Потому что я охраняю тебя. Ложись спать – мы еще не выедем много часов.

Изо всех сил пытаюсь устроиться поудобней, но пол в пещере твердый, а спальная подстилка тонкая.

– Тебе не нужно спать?

– Я спал. Пока ты меня не разбудила. А если ты перестанешь говорить, я еще посплю.

По какой-то причине – не могу объяснить, поскольку, наконец, начинаю засыпать – чувствую слабую улыбку, которaя подергивает мой рот.