Текст книги "Перелом"

Автор книги: Робин Кук

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 26 страниц)

– Поддерживало ли вас в эти трудные годы ваше стремление стать медиком, чтобы помогать людям?

– Да, очень. Особенно летом, когда я работал в больнице. Я благоговел перед докторами, и мне не терпелось стать одним из них.

– Что произошло после того, как вы поступили на медицинский факультет? Ваше материальное положение улучшилось или ухудшилось?

– Стало значительно хуже. Расходы возросли, а учеба требовала все больше и больше времени.

– И каким же образом вам удалось это пережить?

– Я брал кредиты по максимуму, а остальное зарабатывал, берясь за любую работу в больницах. Работы, к счастью, было много.

– Как вы находили на это время? Насколько мне известно, учеба на медицинском факультете отнимает все время.

– Мне приходилось жертвовать сном. Не совсем, конечно, поскольку это невозможно. Я научился использовать для сна каждую свободную минуту даже днем. Жизнь была трудной, но переносить все трудности было легко, поскольку цель казалась близкой.

– И какую же работу вы выполняли?

– Делал анализы. Чистил клетки лабораторных животных… Одним словом, делал все. Мне пришлось работать даже в секции питания медицинского центра. Но на втором году учебы я получил потрясающую работу. Я начал помогать ученому, который исследовал ионные натриевые каналы нервных и мышечных клеток. Я до сих пор продолжаю эти исследования.

– Будучи крайне занятым, какие оценки вы получали?

– Отличные. Я входил в число лучших учащихся своего курса и был членом почетного научного общества «Альфа. Омега. Альфа».

– Чем вам пришлось ради этого пожертвовать? Или, иными словами, какую жертву вы считаете самой серьезной?

– Недостаток человеческого общения. У моих сокурсников было время на то, чтобы собираться и обсуждать между собой разные проблемы. Они ходили на вечеринки. Общественная жизнь на факультете била ключом. В то время я стоял перед выбором – посвятить ли себя научной деятельности или заняться практической медициной. И решение мне пришлось принимать самостоятельно.

– И какое же вы приняли решение?

– Я понял, что буду заботиться о людях. Смягчение человеческих страданий приносит необыкновенное удовлетворение.

– Таким образом, высшей ценностью для вас является человек.

– Да. И кроме того, занимаясь практической медициной, постоянно отвечаешь на вопрос, чем можешь помочь человеку.

– Расскажите нам о том, как вы повышали квалификацию, будучи интерном.

– Это было прекрасное время, – сказал Крэг. Он выпрямился и расправил плечи. – Благодаря моим высоким оценкам меня в качестве интерна приняли в престижное медицинское учреждение. Я говорю о Мемориальной больнице Бостона. Я попал в прекрасное научное сообщество. И здесь я стал получать деньги. Платили не много, но и это имело значение. Кроме того, не надо было оплачивать обучение. Одним словом, я получил возможность погашать долг, который накопился за время обучения в колледже и на медицинском факультете.

– И вы по-прежнему были рады общению с пациентами?

– Да. И это была самая благодарная сторона моей работы.

– Теперь перейдем к вашей практике. Насколько я понимаю, вы испытали и некоторое разочарование. Это действительно так?

– Вначале нет. Первое время у меня было много работы и масса стимулов выполнять ее как можно лучше. Я получал от нее радость. Но затем страховые компании стали задерживать выплаты, довольно часто ставя под сомнение тот или иной метод лечения. Приносить максимальную пользу пациентами становилось все сложнее. Финансовые поступления продолжали постепенно сокращаться, в то время как расходы постоянно возрастали. И я вынужден был принимать больше больных за смену, а ведь это отражается на качестве работы.

– Насколько я понимаю, через некоторое время стиль вашей практики изменился?

– Да. И очень резко. Ко мне обратился пожилой и очень достойный врач, у которого возникли проблемы со здоровьем. Этот человек занимался concierge-медициной, и он предложил мне стать его партнером.

– Простите, что прерываю, – сказал Рэндольф, – но, может быть, вы расскажете присяжным, что такое concierge-медицина. Им это, конечно, известно, но, возможно, стоит освежить их память.

– Это род медицинской практики, когда врач ограничивает число пациентов, чтобы обеспечить тем, кто у него остался, исключительное внимание за ежегодную предварительную оплату.

– Включает ли это, как вы говорите, исключительное внимание посещение больных на дому?

– Может включать. Это вопрос отношений между доктором и пациентом.

– Из того, что вы сказали, следует, что врач оказывает медицинские услуги в соответствии с желанием каждого пациента. Это действительно так?

– Да. Хорошее медицинское обслуживание базируется на двух принципах: благосостояние пациента и его независимость. Прием неограниченного количества больных за смену нарушает оба принципа, поскольку все приходится делать в спешке. Когда врач постоянно ощущает нехватку времени, беседа с пациентом сокращается, а именно рассказ пациента о тех или иных симптомах болезни имеет значение для диагностики и разработки тактики лечения. В concierge-медицине врач сам распоряжается своим временем. Он может согласовать время и место встречи непосредственно с пациентом.

– Скажите, доктор Бауман, что, по вашему мнению, представляет собой практическая медицина – искусство или науку?

– Это, безусловно, искусство, базирующееся на достижениях науки.

– Можно ли практиковать, точно следуя учебникам и книгам?

– Нет, нельзя. Во всем мире нет двух совершенно одинаковых людей. Поэтому курс лечения необходимо подбирать для каждого отдельно взятого человека. Кроме того, книги неизбежно устаревают. Медицинская наука развивается по экспоненте.

– Какую роль играет в практической медицине субъективное суждение лечащего врача?

– Субъективное решение врача в каждом случае играет решающую роль.

– Значит, восьмого сентября 2005 года вы решили, что домашний визит к Пейшенс Стэнхоуп принесет больше пользы. Это так?

– Да.

– Можете объяснить присяжным, чем вы руководствовались, принимая это решение?

– Она недолюбливала больницы. Иногда я даже неохотно посылал ее в лечебные учреждения для обычных обследований. Любое посещение больницы усиливало симптомы и нервировало ее. Она хотела, чтобы я навещал ее дома. Я это делал практически еженедельно в течение восьми месяцев. И все эти вызовы были ложными, даже когда она говорила, что просто умирает. Восьмого сентября 2005 года Пейшенс не казалось, что она умирает. Я не сомневался, что вызов, как и все другие, окажется ложным, но в то же время не мог игнорировать реальную возможность заболевания.

– Мисс Раттнер сообщила во время допроса, что, направляясь к дому Стэнхоуп, вы высказали опасение, что на сей раз жалобы Пейшенс Стэнхоуп могут оказаться обоснованными. Это действительно так?

– Да, так. Просто мне тогда показалось, что мистер Стэнхоуп при разговоре по телефону был встревожен сильнее, чем обычно.

– Говорили ли вы мистеру Стэнхоупу, что подозреваете у Пейшенс инфаркт?

– Нет. Я сказал ему, что при жалобах на боль в груди следует исключить инфаркт – миссис Стэнхоуп и раньше жаловалась на боли в груди, которые, как оказалось, были нервного происхождения.

– Страдала ли миссис Стэнхоуп сердечными болезнями?

– Сравнительно недавно я провел испытание под нагрузкой. Результат оказался сомнительным. Этого было недостаточно, чтобы установить болезнь сердца, но я считал, что ей необходимо пройти дополнительное кардиологическое обследование в стационаре.

– Вы рекомендовали это пациентке?

– Да. И рекомендовал весьма настойчиво, но она отказалась, поскольку обследование означало госпитализацию.

– И последний вопрос, доктор, – сказал Рэндольф. – Я хочу уточнить, получает ли пациент под грифом проблемный больше внимания с вашей стороны или меньше?

– Значительно больше внимания! Ведь зачастую их недомогания вымышленные, и порой отличить подлинные симптомы болезни от ложных довольно трудно. И я общаюсь с такими пациентами чаще, чем с остальными.

– Благодарю вас, доктор, – сказал Рэндольф. – У меня больше нет вопросов.

– Мистер Фазано, – произнес судья, – вы желаете возобновить допрос?

– Да, ваша честь, – пролаял Тони и ринулся к трибуне, как преследующая зайца собака.

– Я хочу вернуться к проблемным пациентам. Доктор Бауман, не говорили ли вы своей подружке, когда восьмого сентября 2005 года катили на красном «порше» к дому Стэнхоупов, что не выносите подобных людей и считаете, что неврастеники ничем не лучше симулянтов?

В зале повисла пауза, Крэг смотрел на Тони такими глазами, словно они были огнестрельным оружием.

– Доктор, – продолжал Тони, – неужели вы проглотили язык, как говаривали наши учителя в начальной школе?

– Не помню.

– Не помните? – с преувеличенным недоумением спросил Тони. – Умоляю, доктор, это слишком простое объяснение – особенно для человека, который в силу своего образования должен запоминать малейшие детали. Мисс Раттнер сказала, что помнит это прекрасно. Возможно, вы припомните, что в тот вечер, когда вам вручили извещение о судебном иске, вы заявили, что ненавидите Пейшенс Стэнхоуп и что ее смерть является благом для всех? – Тони вопросительно вскинул брови и наклонился вперед через край трибуны.

– Да, я говорил нечто подобное, – неохотно признался Крэг. – Я тогда очень расстроился.

– Конечно, вы были расстроены, – подхватил Тони. – Вы были просто вне себя от ярости из-за того, что кто-то, вроде моего убитого горем клиента, выразил сомнение в том, что ваши суждения отвечают высоким медицинским стандартам.

– Протестую! – воскликнул Рэндольф. – Бездоказательно!

– Протест принят, – сказал судья Дейвидсон, обжигая взглядом Тони.

– На нас произвело сильное впечатление ваше повествование о том, как вы пробивали путь от нищеты к богатству, – презрительно произнес Тони. – Ваши пациенты в течение многих лет обеспечивали вам теперешний стиль жизни. Какова рыночная цена вашего дома?

– Протестую, – бросил Рэндольф. – Не имеет отношения к делу.

– Ваша честь, – жалобно сказал Тони. – Защитник показал, какие страдания пережил ответчик ради того, чтобы стать врачом. И присяжные имеют полное право знать, какое материальное вознаграждение получил он за эти страдания.

Судья Дейвидсон немного подумал, а затем сказал:

– Протест отклоняется. Свидетель может отвечать на поставленный вопрос.

– Итак? – усмехнулся Тони, обращаясь к Крэгу.

– Два или три миллиона, – пожал плечами Крэг. – Но полностью мы пока не расплатились.

– А теперь я хотел бы задать вам несколько вопросов о вашей практике, – сказал Тони, уцепившись руками за края трибуны. – Речь, естественно, пойдет о concierge-медицине. Не считаете ли вы, что ежегодная предоплата в сумме нескольких тысяч долларов выходит за границы материальных возможностей некоторых пациентов?

– Считаю, – бросил Крэг.

– Что случилось с теми обожаемыми вами пациентами, которые по своим финансовым возможностям или по каким-то иным причинам не могли перейти на предоплату услуг, обеспечившую вам новый красный «порш» и любовное гнездышко на Бикон-Хилл?

– Протестую! – выкрикнул Рэндольф. – Необоснованное и бросающее тень на моего клиента заявление.

– Протест принимается, – сказал судья Дейвидсон. – Советник, прошу свести ваши вопросы к получению фактической информации и требую, чтобы вы перестали выступать с необоснованными версиями и заявлениями общего типа. Это мое последнее предупреждение!

– Прошу прощения, ваша честь, – ответил Тони, прежде чем снова обратиться к Крэгу. – Итак, что случилось с обожаемыми пациентами, о которых вы так заботились в течение нескольких лет?

– Им пришлось искать новых врачей.

– Что, как мне кажется, легче сказать, чем сделать. Вы помогали им в этом?

– Да, мы назвали им имена врачей и номера их телефонов.

– Взятые из справочника «Желтые страницы». Не так ли?

– Нет, это были местные врачи, с которыми я и мои сотрудники были лично знакомы.

– И вы им звонили?

– В некоторых случаях звонил.

– Из чего следует, что в некоторых случаях вы этого не делали. Доктор Бауман, не испытывали ли вы угрызений совести из-за того, что бросаете своих обожаемых пациентов, которые так отчаянно нуждались в вашей помощи?

– Я их не бросал, – негодующе возразил Крэг. – Я оставил за ними право выбора.

– У меня больше нет вопросов, – сказал Тони и посмотрел на стол истца.

Судья Дейвидсон взглянул поверх очков на Рэндольфа.

– Вы желаете вернуться к допросу, советник?

– Нет, ваша честь, – ответил Рэндольф, чуть приподнявшись со стула.

– Свидетель может идти, – сказал судья.

Крэг оставил свидетельское место и неторопливо пошел к столу.

– Мистер Фазано? – обратился судья к Тони.

– Истцу нечего сказать, ваша честь, – уверенно произнес Тони, прежде чем занять свое место.

Судья перевел взгляд на Рэндольфа. Тот выпрямился и решительно заявил:

– Вследствие того, что истец не смог доказать обвинение, и ввиду недостаточности полученных показаний защита просит прекратить дело.

– Отклоняется, – жестко произнес судья Дейвидсон. – Полученных нами свидетельских показаний достаточно, чтобы продолжить слушание. Когда слушание возобновится после перерыва на ленч, вы, мистер Бингем, можете пригласить вашего первого свидетеля. – Он опустил судейский молоток с такой силой, что звук удара был похож на выстрел. – Объявляю перерыв. Еще раз предупреждаю – вы не должны обсуждать ход дела между собой и воздержаться от высказывания своего мнения до тех пор, пока не завершатся свидетельские показания.

– Прошу всех встать, – распорядился судебный пристав.

Алексис, Джек и остальные присутствующие стояли до тех пор, пока судья не скрылся за боковой дверью.

– Ну и что ты на это скажешь? – спросил Джек, наблюдая, как присяжные выходят из зала.

– Я не перестаю изумляться Крэгу. Все происходящее выводит его из себя. Он абсолютно не способен себя контролировать.

– А меня удивляет твое удивление. Как врач, ты должна понимать, что такое поведение полностью отвечает его характеру.

– Да. Но я надеялась, что после той исповеди он сможет подавлять эмоции. Как только Тони начал допрос, настроение Крэга резко изменилось. Этого нельзя было не заметить.

– Ты не забыла – я интересовался, как Рэндольф провел перекрестный допрос?

– К сожалению, он мне показался менее эффективным, чем я надеялась. Крэг был слишком нравоучительным. Создавалось впечатление, что он читает присяжным лекцию. Я предпочла бы видеть перекрестный допрос более наступательным.

– А мне тактика Рэндольфа понравилась, – сказал Джек. – Я понятия не имел, что Крэг всего добивался самостоятельно и с таким трудом. Его рассказ, как ему пришлось вкалывать, чтобы выучиться, произвел сильное впечатление.

– Но ты врач, а не присяжный. И ты не слышал, как провел прямой допрос Тони. Да, Крэг, будучи студентом, боролся за выживание, но, с точки зрения присяжного, трудно симпатизировать человеку, который живет в доме ценой почти три миллиона долларов. Тони очень ловко ввернул и красный автомобиль, и подружку, и то, что он ради денег принес в жертву старых пациентов.

Джек неохотно кивнул. Ради Алексис он старался найти в деле светлую сторону, но ничего не получалось, и он решил сменить тему.

– Подожди, рассвет наступит. Защита еще продемонстрирует себя в лучшем свете.

– Думаю, что много света мы не увидим. Рэндольф намерен представить двух или трех экспертов, но все они не местные. Завтра с утра начнутся заключительные выступления сторон. – Алексис печально покачала головой. – Не представляю, как в подобных обстоятельствах все может повернуться к лучшему.

– Рэндольф – очень опытный адвокат, – сказал Джек, пытаясь подбодрить сестру. – Зачастую именно опыт играет огромную роль и часто одерживает победу. Кто знает: может быть, он прячет в рукаве какой-нибудь сюрприз.

Джек еще не знал, что наполовину прав. Сюрприз действительно существовал, но появиться он должен был вовсе не из рукава Рэндольфа.

ГЛАВА 18

Бостон, штат Массачусетс

8 июня 2006 года, 13.15

– Журналы? – переспросила похожая на бродяжку тощая девица. Весила она не более сорока килограммов, но тем не менее вела за собой свору собак разного калибра – от здоровенного датского дога до крошечной болонки. Из заднего кармана ее джинсов торчала пачка пластиковых пакетов.

Джек хотел купить разного чтива на случай, если ожидание кладбищенских работников затянется.

– На Чарлз-стрит есть парочка таких мест, – сказала девица задумчиво.

– Мне хватит и одного, – заметил Джек.

– На углу, чуть дальше, – «Аптека Гэри», где можно купить и журналы.

– Я иду в правильном направлении? – спросил Джек.

В данный момент он находился на Чарлз-стрит, неподалеку от парка и подземного гаража.

– Да. Аптека – в квартале отсюда на этой же стороне улицы.

Аптека оказалась небольшим семейным заведением – несколько старомодным на вид, но очень милым и с большим ассортиментом. Высокие – от пола до потолка – полки были заполнены самыми разнообразными товарами, начиная от витаминов и средств от простуды и кончая ноутбуками. В глубине аптеки, рядом с прилавком, за которым торговали лекарствами, находился большой стенд с широким выбором газет и журналов.

Джек сделал глупость, согласившись на ленч в компании Апексис и Крэга. Этот ленч был очень похож на ирландские поминки, где собеседником может быть только покойник. Крэг злился на систему, на Тони Фазано, на Джордана Стэнхоупа и, главным образом, на самого себя. Он понимал, что, несмотря на многочасовую репетицию, держался отвратительно. Когда Алексис попыталась сделать ему замечание по поводу отсутствия у него самоконтроля, Крэг сорвался и между ними началась бурная перепалка. Но Крэг быстро сник и погрузился в мрачную задумчивость. Алексис и Джек пытались разговаривать, но раздражение Крэга было настолько велико, что его флюиды передавались и им.

Алексис надеялась, что Джек вернется в суд, но тот, сказав, что к двум часам ему надо быть на кладбище, отказался. Крэг, очнувшись, вдруг заявил, что мертвых надо оставить в покое и что от всей этой глупой затеи следует отказаться. Джек ответил, что дело зашло слишком далеко и уже задействовано множество людей.

С пачкой журналов и газетой «Нью-Йорк таймс» под мышкой Джек оправился в подземный гараж.

На кладбище он въехал в два часа десять минут. Поставив машину рядом с внедорожником, Джек вошел в контору. Неряшливая дама и Уолтер Страссер сидели в тех же позах, что и утром. Создавалось впечатление, что он никуда не уезжал. Женщина что-то выстукивала на клавиатуре компьютера. «А работает ли он вообще?» – подумал Джек об Уолтере, не увидев на поверхности стола ничего, что могло указывать на трудовую деятельность. Оба посмотрели на посетителя. Женщина, не проронив ни слова, сразу опустила глаза, а Уолтер, не меняя позы, уставился на Джека.

– Перси не появлялся? – спросил Джек.

– С тех пор как уехал утром – нет.

– А что-нибудь о нем слышно?

О том, что Уолтер жив, говорило лишь движение век и шевеление губ, когда он отвечал на вопрос.

– Нет.

– Можно ли как-нибудь с ним связаться? Я должен встретиться с ним здесь около двух часов.

– Если он так сказал, то обязательно появится.

– У него есть мобильный телефон? Я забыл спросить утром.

– Нет. Мы связываемся с Перси по электронной почте. После этого он приходит в контору.

– Я буду вам премного благодарен, если вы свяжетесь с ним и спросите, когда он придет, – сказал Джек, положил перед Уолтером свою визитку и добавил: – Мне вы можете позвонить по сотовому. А пока я пойду к могиле Пейшенс, если вы подскажете, где она находится.

– Гертруда, покажи доктору на карте участок Стэнхоупов.

Ролики на ножках стола заскрипели, когда она отодвинула его от себя, чтобы встать. Будучи дамой немногословной, она молча ткнула артритным указательным пальцем в нужное место на карте. Джек внимательно вгляделся в карту – Пейшенс нашла упокоение на самой вершине холма.

– Оттуда открывается самый лучший вид, – заметил Уолтер.

– Я буду ждать там, – сказал Джек и направился к дверям.

– Доктор! – окликнул его Уолтер. – Поскольку решено, что могила будет вскрыта, вопрос с оплатой следует закрыть до начала эксгумации.

Расставшись с существенной частью двадцатидолларовых банкнот из внушительной пачки купюр, Джек отправился к машине. Увидев неподалеку от холма площадку со скамьей в тени дерева, он оставил машину и пошел пешком. На участке семейства Стэнхоуп находились три одинаковых и очень простых гранитных надгробия. Джек подошел к могиле Пейшенс и прочитал надпись на камне.

Вернувшись к машине и взяв с заднего сиденья журналы, Джек устроился на скамье и стал читать. Погода улучшалась. Солнце, словно напоминая, что лето уже за ближним углом, палило нещадно. Такой жары в районе Бостона еще не было, и Джек радовался тени мощного, густо увитого плющом дерева.

Он посмотрел на часы. Трудно было поверить, что через сутки он станет женатым мужчиной. «Если не случится ничего непредвиденного», – подумал Джек. Пока он размышлял на эту тему, сидевшая на кусте кизила голубая сойка словно бранила его. Джек покачал головой. Он не позволит помешать им. Надо позвонить Лори. Но Джек по-прежнему не знал, когда приедет могильщик, и это было поводом снова отложить разговор.

У Джека давно уже не было столько свободного времени. Чтобы держать своих демонов в узде, он всегда загружал себя работой или истязал игрой в баскетбол. Лишь Лори с ее удивительным терпением избавила его от страхов одиночества. И сегодняшнее одиночество не угнетало, и его не тянуло погрузиться в прошлое, как случалось раньше.

Так и не позвонив Лори, он опять погрузился в чтение. Он наслаждался прохладой и с удовольствием слушал пение птиц, и тот факт, что это происходит в центре кладбища, его нисколько не беспокоил. Более того, благодаря его своеобразному чувству юмора это даже забавляло его.

Джек отложил газету и обратился к журналам. После того как он прочитал несколько длинных, но интересных статей, его благодушие начало постепенно исчезать. Оно исчезло совсем, когда он оказался под палящими лучами солнца. Джек посмотрел на часы и выругался. Было уже без четверти четыре. Он поднялся со скамьи, потянулся и собрал газеты и журналы. Ему обязательно надо найти Перси. Последний самолет улетал в Нью-Йорк где-то около девяти, и Джек на него не успевал. Если не ехать на арендованном автомобиле – чего ему по многим причинам не хотелось, то придется провести еще одну ночь в Бостоне. А в дом Бауманов ему страшно не хотелось. Несмотря на все свое сочувствие Крэгу, Джек был сыт по горло его выходками. В этот момент он вспомнил о гостинице, которую видел рядом с аэропортом.

Через разбитое окно он положил чтиво на сиденье пассажирского места. Джек уже собирался сесть за руль, когда до него долетел звук двигателя канавокопателя. Прикрыв глаза от солнца ладонью, он увидел на извилистой дороге желтый экскаватор Перси. Джек поспешно набрал номер телефона Гарольда Лэнгли.

– Уже почти четыре, – недовольно произнес тот, когда Джек сообщил ему, что эксгумация вот-вот начнется.

– Я сделал что мог, – пояснил Джек, – мне даже пришлось подкупить парня.

О том, что ему пришлось подкупить и Уолтера Страссера, он промолчал.

– Ну хорошо, – покоряясь обстоятельствам, сказал Гарольд. – Я буду через полчаса. Мне надо убедиться, что все готово. Если задержусь, склеп без меня не вскрывайте. Повторяю – не снимайте крышку, пока я не приеду! Я должен видеть все собственными глазами, поскольку обязан идентифицировать гроб и подтвердить, что это действительно место захоронения Пейшенс Стэнхоуп.

– Понимаю, – ответил Джек.

Принадлежащий кладбищу пикап подъехал к могиле за несколько минут до появления Перси. Рабочие Энрик и Сизар быстро разгрузили оборудование. Без лишних разговоров они подошли к могиле Пейшенс и умело расстелили на траве водонепроницаемый брезент. После этого они ловко вырезали квадратики дерна и разложили по краю брезента.

К тому времени, когда появился Перси, могила была готова для вскрытия. Перси приветственно махнул Джеку рукой, но из кабины не вылез, пока не установил машину в нужной позиции. Выдвинув боковые подпорки, он спустился на землю и подошел к Джеку.

– Простите за задержку, – сказал Перси.

Джек в ответ лишь махнул рукой. Ему хотелось как можно скорее увидеть этот треклятый гроб.

Убедившись, что все готово, Перси приступил к работе. Ковш погрузился в мягкую почву. Двигатель машины взревел. Перси развернул стрелу и начал ссыпать землю на брезент.

Перси оказался мастером своего дела, и очень скоро на месте могилы появилась траншея со строго вертикальными стенками. К тому времени, когда траншея углубилась примерно на четыре фута, подъехал Гарольд Лэнгли с фирменным катафалком. Гарольд ловко развернул машину и поставил ее параллельно траншее. Осмотрев траншею, он крикнул:

– Уже близко! Давай полегче!

Джек не мог понять, проигнорировал ли Перси приказ Гарольда или просто не расслышал. Он продолжал копать, словно Гарольда здесь вообще не было. Вскоре послышался неприятный глухой звук. Ковш коснулся бетонной крышки саркофага, скрытой под слоем земли.

– Я же сказал тебе – полегче! – взъярился Гарольд и отчаянно замахал руками, давая знак поднять ковш.

Со стороны это выглядело настолько забавно, что Джек не смог сдержать улыбки. Гарольд в своем черном костюме и с бледной кожей выглядел совершенно нелепо. Стрелы слипшихся, густо напомаженных, выкрашенных в черный цвет волос торчали по бокам лысого черепа, делая его похожим на панка.

Но Перси не обращал внимания на его отчаянные жесты. Зубья ковша заскребли по бетонной крышке.

Гарольд в полном отчаянии побежал к кабине и забарабанил по стеклу. Только после этого ковш замер и дизель умолк. Перси открыл дверцу и обратил на владельца похоронной конторы полный непонимания взгляд.

– Ты что, хочешь сломать крышку?! Ты… – Гарольд замолк, не в силах с ходу подобрать крепкое словцо. От гнева он лишился дара речи.

Оставив их разбираться, Джек сел в машину. Ему нужно было позвонить, и он надеялся, что автомобиль защитит его от шума дизеля, когда Перси возобновит работу. Лишенное стекла окно было обращено в противоположную от могилы сторону.

Джек набрал номер Латаши Уайли. На сей раз он сделал это напрямую.

– Я получила ваше сообщение, – сказала девушка. – Простите, что сразу не ответила. По четвергам у нас проходят великие заседания Круглого стола.

– Все в порядке, – ответил Джек. – Я звоню потому, что эксгумация уже началась. Если все пойдет гладко, что весьма сомнительно, учитывая те препоны, которые мне уже пришлось преодолеть, то я начну вскрытие где-то между шестью и семью в похоронной конторе «Лэнгли и Пирсон». Вы предложили мне свою помощь. Это еще возможно?

– Время для меня самое подходящее, – сказала Латаша. – Можете на меня рассчитывать! Я раздобыла костную пилу и готова выехать.

– Надеюсь, что не отрываю вас от чего-то более приятного?

– Вообще-то ко мне на ужин собирался заехать папа римский, но я перенесу нашу встречу на другое время.

Джек улыбнулся. Чувство юмора девушки напоминало его собственное.

– Мы встретимся примерно в половине седьмого, – продолжала Латаша. – Если по какой-то причине что-то пойдет не так, дайте мне знать!

– Прекрасно. А потом мы вместе поужинаем.

– Если это не будет слишком поздно. Чтобы быть красивой, девушке следует высыпаться.

Пока он говорил, Перси стал прилаживать к зубьям ковша стальные тросы. Гарольд подошел к краю могилы и, подбоченившись, смотрел вниз. Джек понял, что провозятся они еще долго и сегодня он домой не попадет.

Значит, надо звонить Лори. Хотя трусливый внутренний голос советовал ему отложить звонок до завершения аутопсии, он понимал, что звонить надо сейчас. После недолгого размышления Джек решил полностью очистить душу. Ему казалось, что после того, как он скажет ей, что Франко в лечебнице, фактор сочувствия возобладает над фактором тревоги и разговор пройдет без особых моральных потерь с его стороны. Конечно, нельзя было исключать и Антонио, которого он увидел в суде сегодня утром. Он понятия не имел, какую роль играет этот тип в команде Фазано, но факт его существования Джека тревожил. Он машинально провел рукой по карману, ощупывая револьвер. Не исключено, что кто-то может появиться и на кладбище, чтобы воспрепятствовать эксгумации. Джек глубоко вздохнул и, призвав все свое мужество, набрал номер Лори, надеясь в глубине души, что ее не окажется на месте. Но Лори ответила сразу.

– Ты где? – не поздоровавшись, спросила она.

– Плохая новость – я нахожусь на кладбище в Бостоне. А хорошая – пока не его обитатель.

– Сейчас не время для шуток!

– Прости! Я не мог сдержаться. Я действительно на кладбище. В данный момент вскрывается могила.

Эти слова вызвали неловкое молчание.

– Я знаю, что ты огорчена, – продолжал Джек. – Я делал все, чтобы ускорить процесс, и надеялся, что в это время уже буду на пути домой. Но к сожалению, все оказалось гораздо сложнее.

Он описал ей свою утреннюю гонку с Франко, не упустив ни одной детали, включая пулю, угодившую в стойку ветрового стекла.

Лори выслушала в немом изумлении весь монолог Джека. Он упомянул и о том, что свидетельские показания Крэга были подлинной катастрофой.

– Знаешь, я теперь не знаю, как быть – злиться на тебя или сочувствовать.

– Если тебя интересует мое мнение, то я склонился бы в сторону сочувствия.

– Умоляю, Джек, перестань шутить! Все это очень серьезно!

– Закончив аутопсию, я переночую в отеле при аэропорте. Полеты начинаются с половины седьмого.

– Утром я отправлюсь к родителям, чтобы подготовиться, – со вздохом произнесла Л ори. – Так что мы с тобой разминемся.

– Ничего страшного. Думаю, что натяну смокинг и без чьей-либо помощи.

– Ты приедешь в церковь с Уорреном?

– Во всяком случае, таковы мои намерения. Он так изобретателен, что всегда находит место для парковки.

– Хорошо, Джек. Увидимся в церкви, – сказала Лори, резко оборвав разговор.

Джек вздохнул и закрыл телефон. Лори, конечно, была недовольна, но от одной головной боли он, во всяком случае, избавился.

Опустив телефон в карман, он вылез из машины. Пока он разговаривал с Лори, Перси прикрепил к ковшу стальные тросы, концы которых скрывались в могиле.

Джек стал рядом с Гарольдом. Заглянув вниз, он увидел, что концы троса прикручены к крючьям, вмонтированным в крышку саркофага.

– Что происходит? – крикнул он, пытаясь перекрыть рев дизеля.

– Мы пытаемся вскрыть шов! – прокричал в ответ Гарольд. – Это непросто. Он заделан водоупорным материалом.

Рев двигателя усилился, канаты натянулись, но крышка не сдвинулась с места и попытку пришлось повторить.

– Что будем делать, если не получится? – спросил Джек.