Текст книги "Перелом"
Автор книги: Робин Кук
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 26 страниц)
ГЛАВА 9
Ньютон, штат Массачусетс
6 июня 2006 года, 07.30
К тому времени, когда Джек добрался до резиденции Бауманов, он уже не мечтал о спорте. И он пропустил ужин в компании девочек, которые уже разбрелись по своим комнатам, чтобы готовиться к экзаменам. К его присутствию в доме, видимо, уже привыкли – ни одна из них не спустилась, чтобы сказать дяде «добрый вечер». Алексис, словно компенсируя отсутствие дочерей, была необычайно радушна. Увидев покрасневшую и опухшую щеку брата, она спросила с тревогой:
– Джек, Боже мой, что случилось?
Джек заявил, что все расскажет, но лишь после того, как приведет себя в порядок. И поинтересовался, где Крэг. Алексис ответила, что муж в большой комнате. О том, чем Крэг там занимается, она распространяться не стала.
Джек встал под душ, чтобы очиститься от всего, что случилось с ним за день. Выйдя из душа, он протер затуманившееся зеркало и внимательно осмотрел лицо. После горячей воды покраснение стало еще заметнее. На белке глаза он увидел малиновый мазок – след небольшого кровоизлияния, а на скуле – зарождающийся синяк. Не оставалось никаких сомнений, что Франко нанес удар именно в это место. Интересно, как выглядит сейчас Франко? Ладонь у Джека все еще немного ныла, и это говорило о том, что у него тоже получился хороший удар. Он переоделся и, следуя указаниям Алексис, бросил грязное белье в корзину, стоящую рядом со стиральной машиной в прачечной комнате.
– Ужинать будешь? – спросила Алексис.
– Это было бы здорово, – ответил Джек. – Умираю от голода. У меня не было времени на ленч.
– Мы ели стейк на гриле, жареный картофель, паровую спаржу и салат. Тебя это устроит?
– Похоже на сказку, – облизнулся Джек.
За все это вовремя Крэг не произнес ни слова. Он сидел в большой комнате на диване в сорока футах от них, точно на том же месте, что и утром. Правда, на сей раз без газеты. На нем был тот же костюм, что и днем, но рубашка была измята, пуговица на воротничке расстегнута, а галстук ослаблен. Крэг сидел неподвижно словно статуя, упершись взглядом в громадный экран над камином, что было бы вполне нормально, если бы телевизор работал. На кофейном столике стояли полупустая бутылка виски и до краев наполненный янтарной жидкостью старомодный стакан.
– Что он делает? – понизив голос, спросил Джек.
– То, что видишь, – ответила Алексис. – Он страдает. И жалеет себя.
– Как прошел день?
– Ничего нового. Именно поэтому он и занервничал. Свидетельские показания давал первый из трех медицинских экспертов, представленных стороной истца. Это был доктор Уильям Тардофф – главный кардиолог Мемориальной больницы Ньютона.
– Ну и как он?
– Любви у присяжных не искал. Он объяснил, почему первый час, даже первые минуты при инфаркте так важны для больного. Несмотря на несколько протестов Рэндольфа, он добился, чтобы в протокол было занесено его мнение: шансы на выживание Пейшенс Стэнхоуп были бы выше, если бы не задержка с доставкой пациентки в лечебное учреждение по вине Крэга.
– Звучит весьма грозно, если учесть, что обвинение исходит от главы отделения той больницы, с которой тесно связан Крэг.
– У Крэга есть причина для депрессии. Врачам, которые возводят себя на пьедестал, трудно выслушивать критику. И особенно больно она бьет, если критик – уважаемый коллега.
– Удалось ли Рэндольфу в ходе перекрестного допроса как-то ослабить нанесенный доктором удар?
– В какой-то степени удалось. Но у меня складывается впечатление, что он все время выступает вдогонку.
– Согласно существующим правилам первым выступает истец. Время защиты наступит позднее.
– Мне кажется, что это несправедливо, но альтернативы у нас нет.
– Сегодня выступали лишь два свидетеля? – спросил Джек.
– Нет. Три. Перед доктором Тардоффом выступала Дарлен – медсестра Крэга. Ее терзали по поводу проблемных пациентов, и результат был примерно таким же, как и при допросе Марлен. Рэндольф страшно злился, что Крэг не рассказал ему об этом раньше. Его негодование легко понять.
– Я до сих пор недоумеваю, как Крэг допустил подобную глупость.
– Думаю, что это лишний раз говорит о его высокомерии.
– Ты к нему слишком снисходительна. С моей точки зрения, это говорит о глупости, способной очень сильно навредить в суде.
– Я удивлена, что этот вопрос вообще обсуждался. Он не имеет отношения к существу дела, но бросает тень на личность ответчика. Но больше всего меня волнует не это.
– Что же волнует тебя больше всего? – спросил Джек, обратив внимание на то, что Алексис слегка покраснела.
– То, что определение проблемный для некоторого типа пациентов вполне уместно.
– Это почему же? – поинтересовался Джек.
Лицо его сестры залилось яркой краской – она приняла вопрос близко к сердцу.
– Потому что каждый из этих типов действительно создает проблемы. На мой взгляд, определение проблемный пациент для них слишком мягкое. Они все – неисправимые психи. Я знаю, мне о них рассказывал Крэг. Эти люди понапрасну отнимали у него время. Им следовало обращаться к психиатру или к психологу – к тем, кто мог помочь им справиться с их проблемой. Худшей из них была Пейшенс Стэнхоуп. Год назад был период, когда она примерно раз в неделю вытаскивала Крэга из постели и требовала, чтобы срочно приехал, хотя в вызове не было никакой необходимости. Это действовало на всю семью.
– Выходит, ты не жаловала Пейшенс Стэнхоуп?
– Конечно, я сердилась. Вскоре она стала настолько невыносимой, что Крэг переехал в Бостон.
Джек внимательно посмотрел на Алексис. Он знал, что в детстве у нее была склонность драматизировать события, и, судя по ее реакции на Пейшенс Стэнхоуп, эта склонность осталась.
– Значит, ты не очень жалела, что она умерла. – сказал Джек, и это скорее было утверждение, чем вопрос.
– Жалела? Да я была просто счастлива. Я много раз просила его вычеркнуть эту даму из числа своих пациентов и найти для нее другого врача – предпочтительно психиатра. Но ты знаешь Крэга. Он каждый раз отказывался. Крэг, конечно, не считал зазорным направлять пациентов к специалистам, но отказ от пациента был в его понимании равнозначен профессиональной несостоятельности. Пойти на это он не мог.
– Он много пьет? – спросил Джек, кивнув в сторону неподвижного Крэга.
– Слишком много, и притом – каждый вечер.
Джек понимающе кивнул. Он знал, что алкоголь и наркотики часто служили утешением врачам, против которых были выдвинуты обвинения.
– Кстати, о выпивке. Что бы ты предпочел? Пиво или вино? В холодильнике есть и то и другое.
– Пиво было бы в самый раз, – сказал Джек.
Пока Алексис возилась с ужином, Джек, взяв из холодильника пиво, вышел из кухни и направился к дивану. Крэг не пошевелился, но его налитые кровью глаза уставились на Джека.
– Мне жаль, что этот день в суде был таким тяжелым, – сказал Джек, пытаясь втянуть Крэга в разговор.
– И какую же часть заседания ты видел? – спросил Крэг.
– Когда свидетельствовала твоя служащая Марлен. Должен признаться, что я был очень огорчен.
Крэг, словно отгоняя невидимого комара, махнул рукой, но ничего не сказал. Его взгляд снова уперся в темный экран телевизора.
Джеку очень хотелось спросить Крэга о метке «П.П.». Ему хотелось понять, зачем он это сделал. Но по здравом размышлении Джек решил, что спрашивать не стоит. Это, конечно, удовлетворило бы его праздное любопытство, но не помогло бы делу. Алексис права. Это было проявлением снобизма. Крэг принадлежал к тем врачам, которые не сомневались в том, что все их поступки оправданны и благородны. Благородна вся их жизнь, потому что они преданы избранному делу и ради него идут на жертвы. Они всегда ощущали себя избранными.
Не разговорив Крэга, Джек вернулся в кухню, а оттуда прошел во внутренний двор, где Алексис готовила для него на гриле стейк. Сестра устала от разговоров о судебном процессе. Она хотела побольше узнать о Лори и об их свадьбе. Джек изложил главное, не желая вдаваться в подробности; он чувствовал себя виноватым, потому что Лори пришлось в одиночку заниматься всеми предсвадебными делами. Но он в любом случае был обречен чувствовать себя виноватым. Если бы он уехал в Нью-Йорк, то испытывал бы чувство вины перед сестрой. Так или иначе, он кого-то обижал. Джек с досады залез в холодильник и взял еще две банки пива.
Через пятнадцать минут он уже сидел за круглым семейным столом, а перед ним дымилось блюдо с ароматной пищей. Алексис с чашкой чая заняла место напротив. Крэг немного оживился, включил телевизор и стал смотреть местные новости.
– Мне хочется, чтобы ты выслушала мой рассказ о том, как я провел этот день. Вам предстоит решить, какую роль я должен сыграть в этом деле и что, по вашему мнению, должен сделать. Надо признаться, что день у меня выдался весьма продуктивный.
– Крэг! – окликнула Алексис мужа. – Думаю, что тебе стоит бросить свой спасательный круг и послушать, что скажет Джек.
– Терпеть не могу, когда из меня делают клоуна, – ответил Крэг, но телевизор все же выключил. С видом человека совершенно обессиленного он поднялся с дивана и подошел к столу, не забыв при этом прихватить с собой бутылку виски и стакан. Он поставил стакан на стол, наполнил до краев, поставил рядом бутылку и лишь после этого занял место за столом.
– С этим надо покончить, – сказала Алексис. Она протянула руку и отодвинула от мужа бутылку, чтобы тот не смог до нее дотянуться.
Джек ожидал от Крэга приступа гнева, но вспышки не последовало. Вместо этого Крэг растянул губы в нелепой улыбке, словно пытался этим выразить благодарность. Джек понял, что улыбка есть не что иное, как проявление сарказма.
Не прекращая жевать, Джек рассказал о своем визите в управление городского судмедэксперта, о докторе Латаше Уайли, о правилах эксгумации в штате Массачусетс и том, что разрешение на эксгумацию должен дать ближайший родственник усопшей.
– В нашем случае – это Джордан Стэнхоуп? – спросила Алексис.
– Он никогда не согласится, – вставил Крэг.
Далее Джек рассказал о посещении похоронной конторы «Лэнгли и Пирсон», о своем разговоре с Гарольдом Лэнгли и о полученных от него бланках. Затем он выложил супругам все, что узнал о Джордане Стэнхоупе.
Алексис и Крэг слушали биографию Джордана с открытыми ртами.
– Ты думаешь, это правда? – выдавил Крэг.
– У Гарольда Лэнгли не было причин лгать. Думаю, что в Брайтоне об этом известно всем, иначе Гарольд мне ничего бы не сказал. Гробовщики славятся тем, что умеют держать рот на замке.
– Станислав Йордан Ярузельский, – изумленно произнесла Алексис – Неудивительно, что он сменил имя.
– Я знал, что Джордан моложе Пейшенс, – сказал Крэг. – Но ничего подобного даже не подозревал. Они держались так, словно были женаты лет двадцать пять. Я потрясен.
– Однако самым интересным в этой истории было то, что все состояние принадлежало Пейшенс.
– Теперь ей уже ничего не принадлежит, – хмуро сказал Крэг и покачал головой. – Рэндольф был обязан это раскопать. Это еще один пример его некомпетентности. Мне следовало потребовать другого адвоката.
– Это не та информация, которая может оказать влияние на ход дела, – сказал Джек, удивляясь, что эти сведения не попали в предварительные показания Джордана. – Они не имеют отношения к делу.
– А я в этом не уверен, – произнес Крэг.
– Позвольте мне закончить, – остановил его Джек. – Затем мы все спокойно обсудим.
– Превосходно, – сказал Крэг и, отставив в сторону стакан, наклонился вперед. Теперь он уже не походил на того угрюмого, погруженного в мрачные размышления типа, каким был несколько минут назад.
Джек рассказал о Мемориальной больнице Ньютона и передал содержание своих бесед с Ноэль Эверетт, Маттом Гилбертом и Джорджиной О’Киф. Он поделился с ними своими соображениями о цианозе, подчеркнув, что пока эта проблема не решена, учитывая, что цианоз был центральным, а не периферийным. Джек спросил у Крэга, обратил ли он на это внимание.
– Думаю, что это именно так, – ответил Крэг. – Но я был настолько обеспокоен ее состоянием, что характер цианоза прошел мимо моего внимания.
– То же самое сказал и доктор Гилберт, – добавил Джек.
– Постой! – Крэг поднял руку. – Неужели то, что ты узнал о Джордане, делает проблему цианоза более важной? Я хочу сказать… владение капиталом… молодой человек женится на вдове… – Конец фразы повис в воздухе. Мысли Крэга обратились к новой ситуации и ее возможному влиянию на ход дела.
– Должен признаться, что кое-какие подозрения у меня возникли. Но очень ненадолго, – признался Джек. – Я от этой идеи отказался. Как напомнил мне сегодня доктор Г илберт, анализ биомаркеров подтвердил инфаркт, что записано в истории болезни Пейшенс Стэнхоуп. Но весьма любопытную биографию мистера Стэнхоупа все же следует держать в памяти.
И Джек повторил историю о том, как у женщины после ограбления под дулом пистолета случился инфаркт.
– А я считаю, что все это очень важно, – сказал Крэг, – и я продолжаю сомневаться в компетентности Рэндольфа.
– И все-таки, что это за следы ушибов на твоем лице? – спросила Алексис, вспомнив, что Джек обещал ей об этом рассказать.
– Какие еще ушибы? – заинтересовался Крэг.
Джек сидел слева от него, и левой стороны его лица Крэг не видел.
– Разве ты не заметил? – изумленно спросила Алексис. – Взгляни!
Джек неохотно повернул голову, чтобы Крэг мог увидеть другую сторону его лица.
– Боже! – воскликнул Крэг. – Выглядит впечатляюще. – Он протянул руку и, чтобы определить размер опухоли, ткнул пальцем в ушибленную скулу. – Больно?
– Еще как! – бросил Джек и отдернул голову. Он терпеть не мог, когда врачи поступали подобным образом. Они тычут в больное место и при этом спрашивают, больно или нет. По его наблюдениям, этим особенно грешили ортопеды, с которыми Джеку как баскетболисту, постоянно получающему ушибы, приходилось общаться довольно часто.
– Прости, – сказал Крэг. – Ушиб серьезный. Возможно, стоит приложить лед. Если хочешь, я это сделаю.
Джек испуганно покачал головой.
– Так как же это произошло? – спросила Алексис. – Я просто представить себе не могу!
Джек описал, как явился в дом Джордана с идеей эксгумации тела Пейшенс, не сомневаясь в том, что получит отказ; как появился Тони Фазано в сопровождении телохранителя, облаченного в такой же, как и у адвоката, наряд.
– Его зовут Франко, – вставила Алексис.
– Ты с ним знакома? – не скрывая удивления, спросил Джек.
– Я с ним не знакома, но я его видела. Этого парня трудно не заметить. Он приходит в суд вместе с Тони Фазано. А имя мне известно потому, что я слышала, как его называл Тони, когда они выходили из зала.
Джек поведал им, как горячо протестовал Тони против эксгумации и аутопсии тела. Не забыл он упомянуть и отом, что его обещали превратить в «экспонат для истории», если он все же проведет вскрытие.
Некоторое время Крэг и Алексис молча смотрели на Джека – настолько потряс их его рассказ.
– Все это очень странно, – сказал Крэг. – Почему он так резко выступает против аутопсии?
– Возможно, потому, что полностью удовлетворен ходом дела и не хочет раскачивать лодку. Тони делает все, чтобы исключить возможные осложнения, и рассчитывает на большие деньги. Но все это только усиливает мою мотивацию.
– Ну а что же с твоим лицом? – не сдавалась Алексис. – Ты почему-то не хочешь об этом говорить.
– Это случилось в самом конце. После того как Франко нагло выдворил меня из дома. А меня подвело мое остроумие. Мне не следовало говорить, что я нахожу их одинаковые костюмы весьма милыми.
– И он тебя ударил? – с ужасом спросила Алексис.
– Во всяком случае, это не было похоже на любовное поглаживание по щеке, – ответил Джек.
– Думаю, что ты должен подать на него в суд! – заявила Алексис с негодованием.
– Не могу с тобой согласиться, – сказал Джек. – Продолжая совершать глупости, я врезал ему в ответ, так что судебный процесс превратится в бесполезное препирательство, кто кого стукнул первым.
– Ты ударил этого семифутового громилу? – изумленно спросила Алексис. – Неужели, повзрослев, ты утратил присущее тебе в детстве чувство самосохранения?
– Некоторые мне об этом говорили, но я предпочитаю думать, что мне иногда свойственны импульсивные вспышки. Или скажем так: некоторое безрассудство, вызванное излишней самоуверенностью. Тебя, как психолога, подобное объяснение устраивает?
– Не нахожу во всем этом ничего смешного, – сказала Алексис.
– Я тоже, – согласился Джек. – Но весь эпизод, и особенно та его часть, когда я получил по физиономии, помог мне в дискуссии с Джорданом, которую я с самого начала считал совершенно безнадежной. – Джек извлек из кармана пиджака разрешение на эксгумацию. Он положил документ на стол, разгладил ладонью и сказал: – Джордан дал согласие и подписал бумагу.
– Это снимает с него все подозрения, – заметил Крэг, разглядывавший документ через плечо Алексис.
– Кто знает, – ответил Джек. – Пока ясно одно – этот документ переводит эксгумацию из области теории в практическое русло. Впрочем, следует учитывать, что времени у нас мало. Однако вам, ребята, надо решить, хотите вы этого или нет. Решение должно быть принято немедленно.
– Мое мнение с утра не изменилось, – ответил Крэг. – Мы не знаем наверняка, поможет нам вскрытие или навредит. Я мог бы привести массу аргументов как за, так и против.
– Думаю, что с учетом проблемы цианоза аутопсия может принести пользу, – сказал Джек. – Должна существовать какая-то сопутствующая патология. Но ты прав. Ничего нельзя гарантировать. Я не хочу на вас давить – риск ухудшить ситуацию все же есть. Решение целиком за вами.
– Мне сейчас трудно принимать какие-либо решения. Думаю, я против, потому, что боюсь неизвестности. Но с другой стороны, что я знаю? Думаю, что в моем положении трудно сохранять объективность.
– А почему бы нам не узнать мнение Рэндольфа, – вмешалась Алексис. – Если аутопсия даст позитивный результат, он сможет придумать, как представить это в качестве свидетельства. Скажем, по факту открытия новых данных. Разве не так?
– Ты права, – сказал Джек. – С Рэндольфом надо обязательно проконсультироваться. Если мы не сможем представить суду наши находки, вся затея будет пустым времяпрепровождением.
– Нет-нет, подождите, – сказал Крэг. – Я сомневаюсь в его компетенции и думаю о замене, а вы считаете, что он должен принять решение – делать вскрытие или нет!
– А заодно мы расскажем ему биографию Джордана Стэнхоупа, – игнорируя слова мужа, добавила Алексис.
– Не могли бы мы обсудить с ним все по телефону, чтобы сегодня же принять решение? – спросил Джек. – Мы не можем откладывать. Даже если аутопсии будет дан зеленый свет, я не могу гарантировать, что ее удастся провести. В уравнении слишком много переменных величин, а времени нет.
– Я знаю способ лучше, чем телефонные переговоры, – сказала Алексис. – Он живет буквально за углом.
– Отлично, – сказал Крэг, беспомощно разводя руками. Казалось, что у него просто не осталось сил спорить с Джеком и Алексис. – Но я звонить ему не буду.
– Я сделаю это, – заявила Алексис, поднялась со стула и подошла к письменному столу.
– Мне кажется, что ты чувствуешь себя значительно лучше, – заметил Джек.
– У меня взлеты чередуются с падениями, – ответил Крэг. – От уныния к надежде. И это продолжается с октября прошлого года, когда началась вся эта заваруха. Сегодня против меня свидетельствовал Билл Тардофф. Мы были друзьями, и я никогда не смогу понять его поступок.
– Он хороший врач?
Прежде чем ответить, Крэг долго молча смотрел на Джека.
– Спроси меня об этом через пару дней, – наконец сказал он. – Сейчас мой ответ будет чрезмерно эмоциональным. Но мне очень хочется убить этого парня.
– Понимаю, – ответил Джек. – А что ты можешь сказать о докторе Ноэль Эверетт? Какая у нее репутация?
– В моих глазах или в глазах медицинского сообщества?
– И то и другое.
– Как и в случае с Биллом, мое отношение к ней изменилось после иска. Врач она не выдающийся, но вполне приличный, и время от времени я прибегал к ее помощи. В целом у нее хорошая репутация. Она нравится коллегам, хотя и не так предана своей профессии, как большинство из них.
– Почему ты так считаешь?
– Она работает только половину рабочего дня. Хотя нет, это все же две трети. Предлог – семья. Но это полная чушь. Я хочу сказать, что у нас у всех есть семьи.
Джек кивнул, словно соглашаясь со словами Крэга, но на самом деле это было не так. Он подумал, что было бы совсем неплохо, если бы Крэг хотя бы на время последовал примеру Ноэль. Вполне вероятно, что он стал бы счастливее и больше внимания уделял детям и жене.
– Я спрашиваю о Ноэль Эверетт только потому, что она отметила любопытную деталь. По ее мнению, некоторые из «старомодных врачей», к коим она причисляет и себя, очень злы на тех, кто увлекся concierge-медициной. Это тебя удивляет?
– Нисколько. Думаю, что они просто завидуют. Не все могут переключиться на практику с предоплатой услуг. Это во многом зависит от типа пациентов.
– Ты хочешь сказать, что это зависит от того, состоятельны пациенты или нет?
– Да, это играет существенную роль, – согласился Крэг. – Такая медицина обеспечивает более приятный образ жизни, чем традиционная врачебная практика. Я зарабатываю больше, чем они, затрачивая при этом меньше времени и сил. Естественно, это вызывает зависть.
– А что случилось с твоими пациентами, когда ты сменил практику? Я имею в виду тех, кто не смог внести предоплату.
– Их передали тем, кто придерживается традиционной практики.
– То есть их в некотором смысле кинули.
– Ни в коем случае. Мы потратили массу времени, чтобы устроить их к другим врачам.
Джек не стал спорить, хотя и остался при своем мнении.
– Значит, ты считаешь, что Ноэль злится потому, что завидует?
– Иных причин я не вижу.
Джек мог назвать несколько причин, но развязывать дискуссию ему не хотелось.
– Пейшенс Стэнхоуп была твоей пациенткой и в старой практике?
– Нет. Она была пациенткой врача, который перешел на concierge-медицину. Теперь вся его практика практически перешла ко мне. Он во Флориде и очень болен.
– Значит, в некотором смысле ты унаследовал его практику?
– В некотором смысле да.
Алексис вернулась к столу.
– Рэндольф сейчас приедет, – сообщила она. – Идея аутопсии его заинтересовала, но он кое в чем сомневается. Ведь ее результаты, какие бы они ни были, надо будет предъявлять в суде.
Джек понимающе кивнул и посмотрел на Крэга.
– Крэг, ты помнишь, утром я высказал предположение, что твою пациентку могли придушить?
– Помню. И что?
– Это типичный пример мышления всех патологоанатомов. Я никого ни в чем не обвинял – лишь думал вслух, стараясь увязать центральный цианоз с остальными фактами. Теперь ты, видимо, это понимаешь, хотя в то время подобное допущение тебя встревожило.
– Теперь-то я понимаю. В последние дни я сам не свой. Поэтому прости.
– Тебе не за что извиняться. Я упомянул об этом только потому, что хочу задать еще один вопрос. Этот вопрос может показаться тебе таким же абсурдным, как и мое предположение. А возник он у меня после того, как Ноэль Эверетт сказала, что многие врачи злятся на тех, кто практикует concierge-медицину.
– Ты уже пробудил мое любопытство. Выкладывай!
– Крэг, а тебе не кажется, что тебя хотят подставить, воспользовавшись смертью Пейшенс Стэнхоуп? Что это выпад против всей concierge-медицины? В моих словах есть какой-нибудь смысл, или я опять оказался где-то за орбитой Плутона?
Уголки рта Крэга приподнялись в едва заметной улыбке. Улыбка становилась все шире и шире, и наконец он рассмеялся.
– Недостаток рациональности своего мышления ты, вне всякого сомнения, восполняешь творческим воображением.
– Пойми, это всего лишь риторический вопрос. Ответа я не жду. Просто поройся в архивах своей памяти и посмотри, не созвучно ли это каким-либо фактам, о которых ты забыл упомянуть.
– Ты допускаешь существование какого-то заговора? – спросила Алексис, изумившись не меньше, чем Крэг.
– Заговор подразумевает участие нескольких человек, – ответил Джек. – Помнишь, о чем ты просила меня, когда мы говорили по телефону? Я пытаюсь мыслить неординарно.
– Уж куда как неординарно, – вставил Крэг.
Звонок в дверь прервал их беседу. Алексис пошла открывать дверь. Когда она вернулась, ведя за собой Рэндольфа, Джек и Крэг веселились, изощряясь в остроумии. Алексис была приятно удивлена. Крэг уже несколько месяцев не улыбался.
Джека еще раз представили Рэндольфу. Первое знакомство состоялось утром у входа в зал суда. Алексис сказала тогда, что это ее брат, а сейчас сообщила адвокату и о его профессии.
– Рад снова с вами познакомиться, – сказал он улыбаясь.
– Взаимно, – ответил Джек, отвечая на рукопожатие.
Рэндольф держался безукоризненно. Безукоризненной была и его одежда – хорошо накрахмаленная, отглаженная белая оксфордская рубашка с длинными рукавами, брюки из легкой шерстяной ткани с острыми как нож стрелами и летний кашемировый свитер. Рэндольф был гладко выбрит (на щеках Крэга и Джека темнела вечерняя щетина), а его серебряные волосы были уложены так же тщательно, как и утром в суде.
– Мы можем сесть здесь за столом или пройти в гостиную, – сказала Алексис, глядя на Рэндольфа.
– Как вам будет угодно, – ответил тот. – Но нам следует поторопиться. Мне еще надо подготовиться к предстоящему заседанию суда.
Кончилось тем, что они расселись вокруг стола, за которым сидели до появления юриста.
– Алексис рассказала мне о вашем предложении провести аутопсию усопшей, – сказал Рэндольф. – Возможно, вы объясните мне, почему это нужно обсуждать в одиннадцатом часу ночи?
Он говорил в манере, которая у Джека всегда ассоциировалась с элитарными школами Новой Англии. Он вдруг понял, что Рэндольф именно тот тип человека, походить на которого так стремится Джордан. Почему он этого хотел, Джек понять не мог – адвокат казался ему холодным человеком и узником собственной чопорности.
Джек изложил доводы в пользу аутопсии, опустив все подозрения о коллективном заговоре и о возможности криминала. После этого он воспроизвел свое коронное резюме, что судмедэксперт всегда говорит от имени мертвых.
– Короче, – закончил Джек, – я надеюсь обнаружить патологические изменения, способные снять обвинения с Крэга или в крайнем случае доказать, что Пейшенс Стэнхоуп легкомысленно отнеслась к своему здоровью, отказавшись от полного обследования сердечной деятельности, рекомендованного ей лечащим врачом. Отказ имеет документальное подтверждение.
Джек глянул в холодные как арктический лед глаза Рэндольфа, чтобы понять его реакцию. Но глаза юриста ему ничего не сказали, как и рот: небольшой, почти лишенный губ – горизонтальный разрез между носом и подбородком.
– Есть ли у вас вопросы? – спросил Джек, надеясь спровоцировать хоть какую-нибудь реакцию.
– Нет, – ответил Рэндольф после продолжительного раздумья. – Вы изложили свою позицию лаконично и очень четко. Это довольно интересная возможность, которую я не принял во внимание. Но меня больше всего заботит вопрос о том, как представить в суде то, что вы можете обнаружить. Если будут обнаружены реабилитирующие факторы, я мог бы обратиться к суду с просьбой об отсрочке судебного разбирательства. Характер решения будет целиком зависеть от судьи.
– Нельзя ли меня представить в суде как свидетеля с неожиданными показаниями?
– Показания такого свидетеля должны опровергать уже полученные показания. Они не могут быть новыми.
– Я мог бы опровергнуть показания эксперта со стороны истца. Того, кто говорил о наличии врачебной халатности.
– Это будет некоторой натяжкой, но я понимаю, что вы хотите сказать. Решать в любом случае будет судья, и ему придется отклонять протесты адвоката истца. Борьба будет напряженной, и если мы получим это право, то истец получит основание для апелляции. Исходя из своего опыта работы с судьей Дейвидсоном, я предвижу еще одну сложность. Судья любит, чтобы дело двигалось без проволочек, и уже раздражен медленным ходом процесса. Не сомневаюсь, что он спешит закончить слушание. И каждое новое свидетельство, представленное в последний момент, он скорее всего воспримет в штыки.
Джек пожал плечами и, вопросительно вскинув брови, произнес:
– Значит, вы против?
– Не обязательно. Это уникальное дело с уникальными проблемами, и мы поступим глупо, если не воспользуемся фактами, способными повлиять на решение в благоприятную для нас сторону. Опровергающие показания могут служить аргументом в пользу нового судебного расследования. После апелляции, естественно. Однако опасаюсь, что шансы на обнаружение вами в ходе аутопсии чего-то существенного крайне малы. Короче говоря, я на шестьдесят процентов за и на сорок – против. Вы хотели узнать мое мнение, и вы его узнали.
Рэндольф поднялся, и все остальные последовали его примеру.
– Благодарю вас, что вы пригласили меня и ввели в курс дела, – сказал он, поочередно пожимая всем руки. – Встретимся в суде.
Алексис отправилась провожать юриста, а Крэг и Джек снова уселись за стол.
– Этот человек меня одурачил, – сказал Джек. – Когда я решил, что Рэндольф собирается выступить против аутопсии, он сказал, что согласен на вскрытие.
– Я тоже так подумал, – ответил Крэг.
– В результате нашего короткого совещания я пришел по крайней мере к одному определенному выводу – тебе не следует менять адвоката, – сказал Джек. – Рэндольф, конечно, напыщенный индюк, но умен, а за лощеным видом джентльмена скрывается настоящий боец. Он рвется в победители. Во всяком случае, так мне показалось.
– Мне очень важно твое мнение о нем, – ответил Крэг, – очень бы хотелось его разделять.
Вернулась Алексис. Она была явно чем-то недовольна.
– Почему ты не рассказал ему о своей стычке с Тони Фазано и его угрозах в твой адрес?
– Я не хотел смешивать разные гарниры, – ответил Джек. – По той же причине я не стал излагать свои теории о преступном заговоре и пересказывать биографию Джордана Стэнхоупа.
– А я думаю, что угроза Тони имеет большое значение, – не сдавалась Алексис. – Неужели это тебя не беспокоит?
– По правде говоря, не очень. Тони Фазано взял на себя все расходы по ведению дела, и теперь тревожится за свои вложения. Он наказал меня за то, что слишком много болтаю.
– Не знаю, – ответила Алексис. – Меня это тревожит.
– Что ж, ребята, – сказал Джек, – настала минута либо отправиться на рыбалку, либо срезать блесну. Я забыл упомянуть об одной вещи. На собственном опыте я сумел убедиться в том, что присяжные хоть и принимают решения нутром, но факты любят. Результаты аутопсии – факты, за которые можно ухватиться, в отличие от эфемерных показаний, которые можно трактовать по-разному. Имейте это в виду.
– Если тебя действительно, как ты говоришь, не беспокоят угрозы Тони, то я за аутопсию, – сказала Алексис.
