Текст книги "Перелом"

Автор книги: Робин Кук

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 26 страниц)

– Великий Боже! – простонал Джек. – После того как я побывал у него дома, от этого шоу меня тошнит. Не понимаю, куда смотрит Рэндольф. Почему он не протестует? Я, конечно, не юрист, но это явно наводящий вопрос.

– Рэндольф сказал мне, что больше всего проблем для защиты создают показания вдовы или вдовца, и лучшая стратегия при допросе этих людей состоит в том, чтобы убрать их со свидетельского места как можно быстрее.

Джордан со слезами в голосе стал рассказывать, какой замечательной женщиной была Пейшенс, насколько гармоничной была их совместная жизнь и как он ее любил. Когда Джордан сбивался, Тони спешил ему на помощь с очередным наводящим вопросом.

Пока Джордан страдал перед зрителями, Джек повернул голову и опять оглядел зал. Он заметил Франко, но тот смотрел на свидетеля. В дальнем ряду Джек увидел Карлен. В черном траурном костюме женщина выглядела весьма привлекательно. Джек покачал головой. Бывали моменты, когда он искренне не мог поверить, что люди способны на такой цинизм. Даже из чувства простого приличия ей не следовало здесь появляться. Джек посмотрел на затылок Крэга. Тот сидел совершенно неподвижно. Джек попытался представить, как бы он сам повел себя, попав в такую кошмарную ситуацию. Покосившись на Алексис, он увидел, что та внимательно следит за происходящим. Он уже собрался уходить, когда Тони сменил тему.

– А теперь давайте припомним восьмое сентября 2005 года, – сказал он. – Насколько я знаю, ваша жена чувствовала себя в тот день не очень хорошо. Не могли бы вы рассказать, что тогда произошло?

Джордан откашлялся и распрямил плечи.

– Утром того дня я убедился, что она чувствует себя скверно. Жена позвала меня к себе в спальню, и я увидел, что она очень страдает.

– На что она жаловалась?

– На боли в животе и скопление газов. Пейшенс сказала, что кашляет сильнее, чем обычно. Добавила, что не спала всю ночь. Она попросила меня пригласить доктора Баумана. Жена хотела, чтобы он приехал немедленно, поскольку у нее не было сил отправиться к нему на прием.

– И мелись ли какие-нибудь иные симптомы?

– Она сказала, что у нее болит голова и что она ощущает жар.

– Итак, симптомы сводились к следующему: боль в животе, газы, кашель, головная боль и жар.

– Вообще-то у нее всегда было много жалоб, но эти были главными.

– Бедная женщина, – вставил Тони. – Вам, наверное, было очень тяжело.

– Я делал все, что мог, – сухо ответил Джордан.

– Итак, вы вызвали доктора, и доктор явился.

– Да, он приехал.

– И что произошло потом?

– Доктор Бауман ее осмотрел и порекомендовал принимать лекарство, которое прописал ей раньше для улучшения работы пищеварительной системы. Кроме того, он посоветовал ей почаще вставать с постели и бросить курить. Еще доктор Бауман сказал, что она, как ему кажется, встревожена больше, чем обычно, и предложил для пробы принять на ночь небольшую дозу антидепрессанта.

– Удовлетворилась ли Пейшенс этими рекомендациями?

– Нет, она хотела антибиотики, но доктор Бауман ей отказал. Сказал, что Пейшенс в них не нуждается.

– Последовала ли она рекомендациям доктора?

– Я не знаю, какое лекарство она пила, но с постели она поднялась. Мне показалось, что ей стало значительно лучше. Затем, где-то около пяти часов вечера, Пейшенс сказала, что снова отправляется в постель.

– Она в этот момент на что-нибудь жаловалась?

– Нет. Я хочу сказать, что небольшие жалобы были у нее постоянно. Именно поэтому она и легла в постель.

– Что произошло потом?

– Около семи вечера она неожиданно позвала меня к себе и попросила снова вызвать доктора, поскольку чувствовала себя ужасно.

– У нее были те же жалобы, что и утром?

– Абсолютно другие.

– Какие именно?

– Боль в груди, начавшаяся примерно за час до того, как она меня позвала.

Что еще?

– Она жаловалась на сильную слабость и сказала, что у нее была небольшая рвота. Пейшенс с трудом могла сидеть, а ее тело, как она сказала, онемело и словно плавало в воздухе. Пейшенс жаловалась и на затрудненное дыхание. Одним словом, она была очень плоха.

– Судя по вашим словам, положение было действительно серьезным. Вы, вероятно, сильно испугались?

– Да, я был очень расстроен и встревожен.

– Итак, – Тони выдержал театральную паузу, – вы позвонили доктору. Что же вы ему сказали?

– Я сказал ему, что Пейшенс очень плохо себя чувствует и что ее надо отправить в больницу.

– И как отреагировал доктор Браун на ваши слова о том, что ее следует немедленно госпитализировать?

– Он хотел, чтобы я описал ему симптомы.

– Вы это сделали? Вы рассказали ему именно то, что мы от вас услышали сегодня?

– Почти слово в слово.

– И как отреагировал на ваши слова доктор Бауман? Он сказал, чтобы вы немедленно вызвали «скорую» и что он встретит вас в больнице?

– Нет. Он продолжал задавать мне вопросы, и я был вынужден возвратиться к Пейшенс, чтобы спросить у нее.

– Давайте повторим, чтобы я мог все до конца понять. Итак, вы сказали, что ваша супруга находится в ужасном состоянии, а он отправил вас к ней, чтобы выяснить подробности. Вы это хотите нам сказать?

– Да. Именно это.

– Вы говорили, что, по вашему мнению, ее немедленно следует отправить в больницу?

– Да, говорил. Я был в ужасе.

– Так и должно было быть, поскольку ваша жена умирала у вас на глазах.

– Протестую, – заявил Рэндольф. – Утверждение сугубо спорное, предположительное и призванное воздействовать на чувства.

– Протест удовлетворен, – сказал судья Дейвидсон и, обращаясь к присяжным, добавил: – Вы должны игнорировать последнее заявление мистера Фазано, и при рассмотрении данного дела оно не должно играть какой-либо роли. – Затем, переключив внимание на Тони, он произнес: – Должен предупредить вас, советник, что впредь я не потерплю заявлений, подобных этому.

– Прошу суд меня извинить, – сказал Тони, – мои чувства взяли верх над рассудком. Этого больше не случится.

Алексис склонилась к Джеку и прошептала:

– Тони Фазано внушает мне ужас. Скользкий тип, и точно знает, что делает.

Джек согласно кивнул. Процесс чем-то напоминал ему уличную драку без правил.

Тони вернулся к столу истца, чтобы выпить воды. Джек заметил, как он, воспользовавшись тем, что судья не мог этого видеть, подмигнул своей помощнице Рени Рельф.

Вернувшись к трибуне, Тони возобновил допрос:

– Во время вашего разговора с доктором Брауном, когда Пейшенс пребывала в столь тяжком состоянии, употреблял ли доктор Бауман словосочетание «инфаркт миокарда» или «сердечный приступ»?

– Да, употреблял.

– Доктор сказал, что у нее инфаркт?

– Да, он сказал, что так думает.

Джек заметил, как Крэг что-то прошептал на ухо Рэндольфу, а тот в ответ кивнул.

– Скажите, когда доктор Бауман прибыл в ваш дом, он держался не так, как во время разговора по телефону?

– Протестую, – заявил Рэндольф. – Наводящий вопрос.

– Протест принимается, – сказал судья.

– Мистер Стэнхоуп, расскажите нам, что произошло после того, как доктор Бауман прибыл в ваш дом вечером восьмого сентября прошлого года.

– Вид Пейшенс поверг его в шок, и он сказал, чтобы я немедленно вызывал «скорую помощь».

– Произошло ли резкое изменение в состоянии Пейшенс за время между телефонным разговором и прибытием доктора Баумана?

– Нет, не произошло.

– Не произносил ли доктор Бауман в этот момент слова, которые вы сочли неприемлемыми?

– Да, произносил. Он обвинил меня в том, что я плохо обрисовал ему состояние Пейшенс.

– Это вас удивило?

– Естественно, это меня удивило. Я сказал ему по телефону, что ей плохо и что, по моему мнению, ее надо сразу отправить в больницу.

– Благодарю вас, мистер Стэнхоуп. У меня остался лишь один вопрос: вы помните, как был одет доктор Бауман, когда приехал в ваш дом?

– Протестую! – сказал Рэндольф. – Несущественно.

Судья Дейвидсон повертел в руках карандаш и, строго глядя на Тони, спросил:

– Имеет ли это отношение к делу, советник?

– Да, имеет. И очень существенное, – ответил адвокат. – Это станет совершенно ясным из показаний следующего свидетеля со стороны истца.

– Протест отклоняется, – сказал судья. – Свидетель может отвечать.

– Доктор Бауман прибыл в смокинге, и его сопровождала молодая женщина в платье с глубоким декольте.

Некоторые присяжные обменялись многозначительными взглядами.

– Вы узнали эту молодую особу?

– Да. Я видел ее в приемной доктора Баумана, это его секретарь.

– Не показались ли вам их наряды странными для врачебного визита?

– Как вам сказать… – замялся Джордан. – Их одежда указывала на то, что они направлялись на какое-то светское мероприятие, хотя доктор Бауман, как известно, женат. Я тогда еще подумал, что мы нарушили планы доктора Баумана и он, видимо, поэтому хотел приехать к нам домой, а не встречать нас в больнице.

– Благодарю вас, мистер Стэнхоуп, – сказал Тони. – У меня больше нет вопросов.

– Мистер Бингем… – произнес судья Дейвидсон, кивнув в сторону Рэндольфа.

Когда Рэндольф шел к трибуне, создавалось впечатление, что он идет туда не сознательно, а лишь повинуясь рефлексу. В помещении суда повисла мертвая тишина, все замерли в нетерпеливом ожидании.

– Мистер Стэнхоуп, – начал Рэндольф, – я задам вам всего несколько вопросов. Все мы, сидящие за столом ответчика, включая доктора Баумана, глубоко опечалены вашей потерей и отдаем себе отчет, насколько трудно вам вспомнить о том роковом вечере. Поэтому я постараюсь быть максимально кратким. Давайте вернемся к вашему телефонному разговору с доктором Бауманом. Вы припоминаете, что сказали Бауману, что Пейшенс никогда ранее не жаловалась на боли в груди?

– Я ни в чем не уверен, поскольку тогда был очень расстроен.

– Ваши ответы на вопросы мистера Фазано указывают на то, что вы прекрасно запомнили все другие детали этой беседы. Ваши ответы произвели на всех сильное впечатление.

– Я вполне мог сказать, что она никогда не жаловалась на боль в груди. Но я просто в этом не уверен.

– Должен напомнить вам, что в своих предварительных письменных показаниях вы определенно указываете, что говорили это. Следует ли мне их зачитать?

– Нет. Если так написано, то это соответствует действительности. И теперь, когда вы мне напомнили… Да, я говорил, что Пейшенс никогда не жаловалась на боль в груди. Это было восемь месяцев назад, и у меня был стресс. Письменные показания полнее отражают истину.

– Я высоко ценю вашу память, мистер Стэнхоуп. А теперь не могли бы вы припомнить, что на это ответил доктор Бауман?

– Боюсь, это полностью выпало из моей памяти.

– Он вас поправил и напомнил, что ваша покойная супруга несколько раз жаловалась на боль в груди и он в этой связи приезжал в ваш дом.

– Возможно, он это и говорил.

– Создается впечатление, что ваши воспоминания о том телефонном разговоре оказываются не столь четкими, как мы могли подумать несколько минут назад.

– С момента телефонного разговора прошло восемь месяцев, и в тот вечер я был в отчаянии. Думаю, что мое состояние все оправдывает.

– Вне сомнения. Но тем не менее вы выразили уверенность в том, что доктор Бауман определил у Пейшенс Стэнхоуп инфаркт.

– Он сказал, что инфаркт следует исключить.

– Из вашей формулировки следует, что первым об инфаркте упомянул не доктор Бауман.

– Первым об этом сказал я. Я спросил его, не предполагает ли он инфаркт. Я подумал о подобной возможности исходя из вопросов, которые я задал Пейшенс по его просьбе.

– Слова «инфаркт следует исключить» уже существенно отличаются от заявления о том, что у Пейшенс Стэнхоуп случился инфаркт. Может быть, вы удивитесь, если я скажу вам, что в ходе вашей беседы доктор Бауман ни разу не использовал слово «инфаркт».

– Но мы об этом говорили. Уж это-то я помню.

– Вы подняли этот вопрос. Доктор Бауман же на ваши слова ответил: «Его следует исключить». Он ни разу не использовал этот термин.

– Может быть, и так. Но я не вижу разницы.

– А я полагаю, что различие существует – и весьма существенное. Как вы считаете, говорит ли врач, если кто-то ощущает боль в груди – вы например, – что это не обязательно инфаркт?

– Наверное, говорит.

– Во время предыдущих визитов в ваш дом в связи с жалобами Пейшенс Стэнхоуп на боль в груди каким каждый раз был окончательный диагноз?

– Метеоризм. Газы в кишечнике.

– Верно. Газы в селезеночном изгибе кишки, если быть точным. Это не инфаркт и не сердечный приступ, поскольку электрокардиограмма оказывалась в норме и оставалась таковой при последующих исследованиях.

– Да, это так.

– Доктор Бауман крайне внимательно относился к Пейшенс и очень часто бывал у вас. Если быть точным, то, судя по отчетам, он за последние восемь месяцев посещал ее раз в неделю. Это не противоречит тому, что сохранилось в вашей памяти?

Джордан утвердительно кивнул и тут же получил выговор от судьи Джексона.

– Свидетель должен говорить, чтобы можно было стенографировать слушание.

– Да, я это помню, – сказал Джордан.

– Пейшенс предпочитала, чтобы врач лечил ее на дому?

– Да, она не любила ездить на прием.

– Почему?

– Больницы приводили ее в ужас.

– Следовательно, посещения на дому полностью отвечали интересам и желаниям Пейшенс?

– Да, вы правы.

– Поскольку вы частично отошли от дел и большую часть времени проводите дома, то, как я полагаю, у вас была возможность контактировать с доктором Бауманом во время его многочисленных визитов?

– Конечно, – согласился Джордан. – Мы каждый раз с ним беседовали. И эти встречи были дружескими.

– Полагаю, что вы всегда были в доме, когда доктор Бауман консультировал Пейшенс?

– Да. Я или наша горничная.

– Возникало ли когда-нибудь во время ваших разговоров с доктором Бауманом, которые, как я понимаю, вращались в основном вокруг здоровья Пейшенс, слово «ипохондрия»?

Джордан метнул взгляд на Тони, а затем, снова глядя на Рэндольфа, ответил:

– Да, возникало.

– Как я полагаю, вам известно, что обозначает это слово.

– Думаю, что известно, – пожал плечами Джордан.

– Оно применяется в отношении лица, которое концентрирует свое внимание на нормальных отправлениях и функциях организма, считая, что они указывают на серьезные нарушения здоровья, требующие немедленного врачебного вмешательства. Вы именно так понимаете этот термин?

– Я не смог бы дать столь четкого определения, но в целом понимаю именно так.

– Употреблял ли доктор Бауман этот термин по отношению к Пейшенс?

– Употреблял.

– Использовал ли он этот термин в уничижительных тонах?

– Нет, он этого не делал. Он всегда говорил, что не надо забывать, что ипохондрики могут страдать не только от вымышленных, но и от настоящих болезней. Более того, доктор Бауман подчеркивал, что даже воображаемые болезни вызывают у них подлинное страдание.

– Несколько минут назад, когда вопросы вам задавал мистер Фазано, вы сказали, что состояние Пейшенс в промежуток между телефонным разговором с доктором Бауманом и его прибытием в ваш дом не изменилось. Это так?

– Да, так.

– Во время разговора по телефону вы сказали доктору Бауману, что у Пейшенс затрудненное дыхание. Вы это помните?

– Да, помню.

– Кроме того, вы сказали, что она, как вам кажется, посинела. Вы эти слова тоже помните?

– Я не помню дословно, но суть передана правильно.

– Меня вполне удовлетворило бы, если бы вы сейчас заявили, что это «максимально близко» к сказанному в то время. В своих предварительных письменных показаниях вы употребили словосочетание «максимально близко». Вы хотите, чтобы я зачитал ваши показания?

– В этом нет необходимости.

– Прибыв в ваш дом, доктор Бауман обнаружил, что синюшность была на всем теле больной и она едва дышала. Можете ли высказать, что со времени вашего телефонного разговора в ее состоянии произошли серьезные изменения?

– Я в этой страшной ситуации делал все, что мог. Я совершенно ясно сказал доктору, что Пейшенс очень больна и что ее надо отправить в больницу.

– И еще один вопрос, мистер Стэнхоуп, – сказал Рэндольф. – Принимая во внимание длительную ипохондрию Пейшенс, ее неоднократно повторяющуюся боль в груди из-за скопления газов, считаете ли вы, что доктор Бауман мог предположить, что у Пейшенс Стэнхоуп – инфаркт миокарда?

– Протестую! – закричал Тони, вскакивая. – Предположения и допущения!

– Протест принимается, – сказал судья Дейвидсон. – Вопрос может быть задан ответчику, когда он будет давать показания.

– Вопросов больше нет, – сказал Рэндольф и направился к столу ответчика.

– Вы желаете провести повторный опрос вашего свидетеля? – спросил судья у Тони.

– Нет, ваша честь.

Когда Джордан покидал свидетельское место, Джек посмотрел на Алексис и показал большой палец. Рэндольф, по его мнению, превосходно провел перекрестный допрос. Затем он посмотрел на присяжных и, к своему удивлению, обнаружил, что допрос не привлек их внимания. Они спокойно сидели, скрестив на груди руки. Исключением был водопроводчик. Он наклонился вперед, но только для того, чтобы привести в порядок ногти на руках.

– Истец, пригласите следующего свидетеля! – распорядился судья Дейвидсон.

Тони поднялся на ноги и проревел:

– Мисс Леона Раттнер, прошу вас занять свидетельское место!

ГЛАВА 12

Бостон, штат Массачусетс

7 июня 2006 года, 15.25

Джек обернулся. Он был слегка возбужден, предвкушая появление сексапильной молоденькой шлюшки, превратившейся в мегеру, после того как ее отверг богатый любовник. Прочитав ее довольно пикантные предварительные показания, Джек не сомневался, что ее допрос окажется настоящим представлением.

Леона вошла в зал и решительно двинулась по центральному проходу. Видимо, по совету Тони, она была в строгом темно-синем брючном костюме и в белой блузке с высокой стойкой. Единственным намеком на ее обычный стиль были босоножки на высоких шпильках, делавших ее походку слегка вихляющей.

Хотя ее одежда была скромной, Джек сразу понял, что влекло Крэга к этой девице. В чертах ее лица не было ничего особенного. Весьма обычными выглядели и ее соломенного цвета волосы, темные корни которых говорили о краске. Но у нее была безукоризненная, словно излучающая свет кожа и откровенная, притягательная сексуальность молодого тела.

Леона несла себя, самоуверенно поглядывая на зрителей, как актриса на сцене, и явно этим наслаждаясь.

Джек покосился на сестру. Та сидела с каменным лицом и плотно сжатыми губами. Было видно, что она собрала всю волю, чтобы достойно встретить неизбежное. Джек подумал, что, заранее прочитав предварительные показания девицы, Алексис легче перенесет ее появление на свидетельском месте.

Леона подняла правую руку, и секретарь суда привел ее к присяге.

– Клянетесь ли вы говорить правду, только правду, и ничего, кроме правды, и да поможет вам Бог?

– Клянусь, – ответила Леона немного в нос. Она, скромно потупившись, взглянула на судью сквозь тяжелые от туши ресницы.

Тони неторопливо поднялся на трибуну и привел в порядок свои заметки. Затем он привычно поставил одну ногу на невысокий медный барьер и приступил к допросу. Первым делом он попросил рассказать биографию: где родилась, где окончила школу и где в настоящее время живет. Затем Тони спросил, давно ли она работает в офисе доктора Баумана и какие вечерние курсы посещала трижды в неделю.

Пока Леона отвечала, Джек присмотрелся к ней более пристально. Он обратил внимание, что у нее был такой же выговор, как у Тони. У них была скорее бруклинская, а не бостонская манера речи. Джек также увидел в ней те черты характера, о которых говорил Крэг, – упрямство, нетерпимость и вздорность. Ему еще предстояло познакомиться с ее наглостью.

– Теперь перейдем к вашим отношениям с вашим боссом доктором Крэгом Бауманом, – сказал Тони.

– Протестую, – заявил Рэндольф. – К делу отношение не имеет.

– Советники, прошу подойти ко мне!

Рэндольф повиновался немедленно. Тони, дав знак Леоне оставаться на месте, последовал за ним.

Грозя Тони зажатыми в ладони очками, как хозяин грозит своему псу свернутой газетой, судья Джексон сказал с раздражением:

– Если это специально подстроенный трюк, то берегитесь. Я не уверен, что вся эта чушь уместна для данного процесса.

– Абсолютно уместна. Мисс Раттнер докажет, что доктор Бауман не хотел встречать Пейшенс Стэнхоуп в больнице из-за своих отношений с ней и их совместных планов на вечер.

– Хорошо. Я буду держать вас на длинном поводке, и нам остается надеяться, что вы на нем не удавитесь. Я допущу свидетельства, связанные с личной жизнью, по причинам, о которых я упоминал ранее, – их доказательная сила превосходит опасность предвзятости. – Махнув очками в сторону Рэндольфа, судья Дейвидсон продолжал: – Что касается защиты, то в ходе перекрестного допроса я предоставлю ей полную свободу, которую мистер Фазано обязуется уважать. А теперь я хочу, чтобы дело наконец сдвинулось. Знайте, вы оба, что эти перерывы меня безумно раздражают. Вам все ясно?

– Да, ваша честь, – в унисон откликнулись оба адвоката и разошлись по своим местам.

– Протест отклоняется, – сказал судья Дейвидсон, обращаясь главным образом к судебному протоколисту. – Продолжайте, мистер Фазано.

– Мисс Раттнер, – произнес Тони, – не могли бы вы рассказать нам о ваших отношениях с доктором Бауманом?

– Могу. Вначале я ничем не отличалась от его других служащих, но примерно год назад доктор Бауман положил на меня глаз. Вы догадываетесь, что я хочу сказать?

– Думаю, что догадываюсь, – ответил Тони. – Продолжайте.

– Поначалу мне было неловко и все такое. Я знала, что у него есть жена и дети. Но как-то вечером, когда я задержалась на работе, разбирая истории болезней, он пришел в регистратуру и завел со мной разговор. Ну а потом мы стали встречаться. Считаю, что в этом не было ничего плохого, так как он ушел из дому и купил квартиру в Бостоне.

– Это были платонические отношения?

– Нет! В постели он был тигром. Как-то по окончании рабочего дня мы занимались этим делом даже на смотровом столе. Он сказал, что его жена терпеть не может секс и, кроме того, сильно растолстела после рождения детей. Он просто умирал от желания, поэтому я пошла ему навстречу. И что хорошего за это получила?!

– Ваша честь, это уже переходит все границы… – вскочил Рэндольф, теряя невозмутимость.

– Сядьте, мистер Бингем! – Судья Дейвидсон посмотрел на Тони поверх очков. – Мистер Фазано, настало время обосновать уместность подобного рода показаний, и обоснование это должно быть убедительным.

– Конечно, ваша честь, – ответил Тони, подошел к столу истца, выпил воды и, облизнув губы, словно они пересохли, вернулся на трибуну.

Зрители, выражая нетерпение, перешептывались. Пикантные подробности всегда вызывают повышенный интерес.

Джек снова покосился на Алексис. Она сидела все в той же позе с мрачным выражением лица. Но он надеялся, что ее профессиональная подготовка поможет ей, несмотря на всю унизительность создавшегося положения.

– Мисс Раттнер, – продолжал Тони, – вечером восьмого сентября 2005 года вы находились в бостонской квартире доктора Баумана, где в то время жили.

– Да, верно. Я перебралась туда из дыры в Соммервиле, потому что домовладелец был сущим идиотом.

Судья Дейвидсон, наклонившись в сторону Леоны, произнес:

– Свидетель должен ограничиваться ответами на вопросы и воздерживаться от спонтанных монологов.

– Хорошо, ваша честь, – смиренно ответила Леона, хлопая ресницами.

– Не могли бы вы рассказать, что вы и доктор Бауман делали в тот вечер?

– Мы планировали поехать в филармонию на какой-то концерт. У Крэга… я хочу сказать, у доктора Баумана был в то время бзик. Он ходил на разные выставки, в театры. Компенсировал, в общем, пропущенное вовремя учебы. Он тогда купил мне потрясающее розовое платье вот с таким вырезом, – очертила она пальцем линию где-то между грудью и животом. – Мы оба с нетерпением ждали этого вечера. И в филармонии нужно было появиться вовремя. У доктора Баумана был сезонный абонемент, и наши места находились в первых рядах. Мы как бы находились на сцене, и он хотел, чтобы я выглядела сексуально.

– Создается впечатление, что доктор Бауман хвастался вами.

– Похоже на то, – согласилась Леона. – А я была не против. Та еще потеха.

– Но чтобы произвести впечатление, вам следовало приехать даже чуть раньше.

– Точно! Если опоздаешь, то, чтобы занять места, приходится ждать перерыва. А это совсем другое.

– Что произошло восьмого сентября 2005 года?

– Мы готовились к выходу, как вдруг зазвонил телефон доктора Баумана.

– Полагаю, что это звонил Джордан Стэнхоуп, – сказал Тони.

– Точно. И это означало, что вечер пропал, так как доктор Бауман сказал, что должен ехать к пациентке.

– Вы остались дома, когда доктор Бауман отправился по вызову?

– Нет. Доктор Бауман позвал меня с собой. Он сказал, что, если тревога окажется ложной, мы сможем от Стэнхоупов прямиком отправиться на концерт. Доктор Бауман сказал, что оттуда недалеко до концертного зала.

– Ближе, чем от Мемориальной больницы Ньютона?

– Протестую, – сказал Рэндольф. – Вопрос не имеет основания. Свидетель не упоминал о Мемориальной больнице Ньютона.

– Протест удовлетворен, – устало произнес судья Дейвидсон. – Присяжным следует игнорировать вопрос советника.

– Высказывал ли доктор Бауман по пути свое мнение о состоянии Пейшенс Стэнхоуп? – сказал нараспев Тони и облизнул губы. Не было ли у него такого чувства, что вызов может быть ложной тревогой?

– Протестую! – воскликнул Рэндольф. – Показания с чужих слов.

– Протест удовлетворен, – вздохнул судья Джексон. – Свидетель должен ограничиться словами доктора Баумана, а не строить гипотезы о его умонастроении.

– Повторяю, – сказал Тони, – говорил ли доктор Бауман, что он думает о состоянии Пейшенс Стэнхоуп?

– Я в растерянности, – пролепетала, глядя на судью, Леона. – Он спрашивает, а вы не велите мне отвечать на вопросы.

– Я не запрещаю вам отвечать, дорогая, – сказал судья. – Я лишь хочу, чтобы вы не пытались придумать, что думал доктор Бауман. Мистер Фазано спрашивает вас о том, что говорил доктор Бауман о состоянии Пейшенс Стэнхоуп.

– Хорошо, – ответила Леона, поняв наконец, что от нее требуется. – Он высказал опасение, что визит может затянуться.

– Иными словами, он считал, что миссис Стэнхоуп действительно больна?

– Да.

– Говорил ли он о том, что думает о таких пациентах, как Пейшенс, говорил ли о проблемных пациентах?

– В тот вечер, когда мы находились в машине?

– Да, именно в тот вечер.

– Он сказал, что эта женщина – ипохондрик, чего он не переносит. Он сказал, что ипохондрики – это симулянты, которые, как говорится в медицинских справочниках, притворяются больными, чтобы получить для себя какую-нибудь выгоду.

– Вы обращаетесь к справочникам, что весьма похвально. Почему вы это делаете?

– Я учусь и буду медицинской сестрой. И мне надо знать профессиональные термины.

– Делился ли доктор Бауман с вами прежде о том, что думает о Пейшенс Стэнхоуп?

– О да! – ответила Леона, хихикнув.

– Не могли бы вы пояснить присяжным, когда это происходило?

– Это было в тот вечер, когда он получил извещение об иске. Мы тогда находились в спортивном клубе.

– И что он сказал?

– Он не говорил. Он так вопил, что вы не поверите!

– Изложите присяжным смысл того, о чем вы говорите.

– Всю тираду трудно запомнить. Крэг сказал, что ненавидит ее, потому что она всех довела до безумия. Всех, включая себя. Что она говорила только о работе своего кишечника и иногда хранила экскременты, чтобы показать ему. Еще он сказал, что она выводила его из себя тем, что никогда не выполняла его рекомендации. Он называл ее сукой, которая требовала, чтобы он, выслушивая ее жалобы, держал ее за руку. Доктор Бауман сказал, что ее смерть является благом для всех, включая ее саму.

– Неужели?! – воскликнул Тони так, словно услышал показания в первый раз и они его потрясли. – Итак, насколько я понял из ваших слов, доктор Бауман был рад смерти Пейшенс Стэнхоуп?

– Протестую, – сказал Рэндольф. – Наводящий вопрос.

– Протест принят, – отреагировал судья Дейвидсон. – Присяжным следует игнорировать этот вопрос.

– Скажите, что вы подумали, выслушав тираду доктора Баумана?

– Я подумала, что он рад смерти пациентки.

– Выслушав эту, как вы сказали, тираду, вы должны были понять, что доктор Бауман очень расстроен. Говорил ли он о том, что ему предъявлен иск и что его решения, как и другие аспекты практики, вызовут вопросы в суде?

– Да. Доктор Бауман сказал, что он в ярости, потому что этот урод Джордан Стэнхоуп вчинил ему иск за утрату супружеской ласки, хотя представить невозможно, что мистер Стэнхоуп имел секс или хотел иметь секс с этой отвратительной каргой.

– Благодарю вас, мисс Раттнер, – сказал Тони, собирая разбросанные по трибуне бумаги. – У меня больше нет вопросов.

Джек снова взглянул на Алексис, и на сей раз их взгляды встретились.

– Что же, – философски прошептала она, – чего мог ждать Крэг? Ведь он сам вырыл себе яму. Я ожидала, что показания Леоны будут омерзительны, и не обманулась в своих ожиданиях. Теперь остается надеяться, что тебе удастся обнаружить что-то важное.

– Может быть, Рэндольф что-то сумеет сделать в ходе перекрестного допроса. И не забывай, что ему еще предстоит изложить позицию защиты.

– Я этого не забываю. Но я реалистка и смотрю на вещи сточки зрения присяжных. Дело выглядит скверно. Показания Леоны весьма убедительно представляют Крэга абсолютно не тем человеком, каким он является на самом деле. У него, конечно, есть недостатки, но недостаток внимания к пациентам к ним не относится.

– Боюсь, что ты права. Дело обстоит действительно скверно, – подтвердил Джек.