Текст книги "Перелом"
Автор книги: Робин Кук
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 26 страниц)
– А как ты, Крэг? – спросил Джек. – Ты в этом деле главный, тебе и решать. Твой голос перевешивает все остальные.
– Мое мнение не изменилось, – ответил Крэг. – Я опасаюсь, что в результате вскрытия мы можем узнать нечто такое, чего знать не хотим. Но я не намерен голосовать против вас двоих и против Рэндольфа. – Он поднялся из-за стола. – А теперь я отправляюсь наверх, чтобы оказаться в объятиях сильного и нежного снотворного. Учитывая, что завтра будут выступать эксперты истца – Джордан Стэнхоуп и, возможно, Леона Раттнер – денек мне предстоит трудный.
Когда Крэг ушел, брат и сестра несколько минут молча сидели за столом, погрузившись в собственные мысли. Первым молчание нарушил Джек. Взяв в руки бутылку с остатками виски, он сказал:
– Смешивание крепкого напитка с сильнодействующим снотворным – дело опасное.
– Не стану спорить.
– Тебя не тревожит, что Крэг может сильно навредить своему здоровью?
– Ты имеешь в виду передозировку?
– Да. Либо преднамеренную, либо случайную, – ответил Джек, вспомнив то время, когда, страдая от депрессии, сам боролся с мыслями о самоубийстве.
– Конечно, тревожит, – ответила Алексис. – Но в данном случае его спасает нарциссизм. Самовлюбленные люди обычно не наносят себе вреда. Кроме того, его депрессия не такова, чтобы затуманивать сознание. Он может вести себя абсолютно нормально, как, например, этим вечером. Крэг этого никогда не признает, но ты, приехав сюда, поднял его дух. Ты заботишься о нем, и он тебя уважает.
– Это прекрасно. А тебе известно, какое снотворное он употребляет?
– Обычное. Я строго слежу за этим. Стыдно признаться, но я за его спиной даже пересчитываю таблетки.
– Здесь нечего стыдиться. Это необходимая предосторожность.
– Тем не менее, – сказала Алексис. – Я, пожалуй, поднимусь наверх, посмотрю, как там девочки, и сама отправлюсь спать. Мне не хочется тебя оставлять, но если завтра будет выступать Леона Раттнер, день для меня окажется особенно тяжким.
– Обо мне не беспокойся, – ответил Джек, вставая из-за стола. – Я тоже устал, но все же хочу перечитать некоторые показания. Я не могу отделаться от мысли, что пропустил что-то такое, что следует держать в памяти, проводя аутопсию.
– Я тебе не завидую, – сказала Алексис, – ведь тебе придется вскрывать тело, погребенное почти год назад. И как ты только можешь заниматься подобным делом изо дня в день? По-моему, это отвратительно.
– Я понимаю, что это звучит цинично, а может быть, даже и жутковато, но это захватывающее занятие. Каждый день я узнаю что-то новое. И вдобавок у меня никогда не бывает проблемных пациентов.
– Не напоминай мне о проблемных пациентах, – остановила его Алексис. – Доброй ночи, Джек.
Когда Алексис поднялась наверх, на плечи Джека опустилась тишина большого дома. Несколько минут он размышлял о признании сестры, что она рада кончине пациентки. Она дала понять, что Пейшенс Стэнхоуп виновата в том, что Крэг ушел из дому. Джек, не зная, что думать, печально покачал головой. Он допил пиво и спустился к себе, чтобы взять папку с документами и сотовый телефон. Затем он поднялся в кабинет, где провел прошлую ночь. Здесь ему было уютно.
Разместившись в том же кресле, что и вчера, он открыл телефон. Джеку очень хотелось услышать голос Лори, но он опасался получить неизбежный выговор после своего сообщения о предстоящей аутопсии. Был поздний вечер вторника, и это означало, что до пятницы оставалось всего два дня. Джек уже звонил Келвину и сообщил, что в среду в Нью-Йорк не вернется. Келвин мог сказать об этом Лори, а она терпеть не могла узнавать новости из чужих уст. Пока налаживалась связь, Джек, поудобнее устроившись в кресле, оглядел полки на противоположной стене. Его взгляд задержался на старомодном кожаном саквояже и портативном электрокардиографе.
– Наконец-то я слышу голос путешественника, – весело сказала Лори. – Я знала, что ты сейчас позвонишь.
Джек извинился за поздний звонок, пояснив, что ему пришлось ждать важного решения.
– Какого решения?
Джек набрал полную грудь воздуха.
– Решения о том, проводить ли вскрытие пациентки, смерть которой явилась причиной иска к Крэгу.
– Вскрытие? – с ужасом переспросила Лори. – Джек, сейчас вторник. Церемония назначена на час тридцать в пятницу. Думаю, что нет необходимости напоминать, что в четверг ты должен быть дома.
– Я знаю, что времени у меня в обрез. Я постоянно держу это в уме. Так что не беспокойся.
– Джек! Ну почему ты так со мной поступаешь?
Джек подробно рассказал Лори о ходе процесса, о том, что узнал из документов, и о том, что случилось задень, опустив эпизод с Франко. Лори не прерывала его до самого конца. Когда он замолчал, она его просто изумила.
– Ты не хочешь, чтобы я прилетела в Бостон, чтобы помочь тебе с аутопсией?
Пожалев, что их разделяют сотни миль и он не может ее обнять, Джек сказал:
– Спасибо за предложение, но в помощи нет необходимости. Вскрытие будет несложным, если в фоб не попала вода.
– Держи меня в курсе. Уверена, что, действуя командой, мы справимся быстрее.
Они немного пошептались, а затем, заверив Лори, что обязательно будет держать ее в курсе, Джек отключил телефон. Он уже собирался открыть папку с документами, но его взгляд снова задержался на докторском саквояже. Джек подошел к полке. Джек, как он уже сказал Алексис, более чем сдержанно относился к домашним визитам, считая их потерей драгоценного времени. Врач вынужден работать без того диагностического оборудования, которым располагает клиника. Однако, вспомнив, что в письменных показаниях есть упоминание о комплекте для анализа биомаркеров, подтвердившего наличие инфаркта, он вдруг подумал, что комплект этот мог быть устаревшим. Хотя, если быть до конца честным, Джек никогда не слышал о существовании подобного комплекта. Естественно, его снедало любопытство. Сняв саквояж с полки, он перенес его на рабочий стол Крэга. Повернув лампу так, чтобы лучше увидеть содержимое, Джек открыл саквояж. Изнутри он напоминал ящик с рыболовными принадлежностями. На его стенках было несколько карманов, а на дне Джек обнаружил прибор для измерения кровяного давления, отоскоп, офтальмоскоп и еще какие-то приборы. Джек взял офтальмоскоп, и на него накатила волна воспоминаний.
Положив прибор на место, он продолжил осмотр содержимого саквояжа: физиологический раствор для внутривенного вливания, трубки, термометр, аптечка, средства для остановки кровотечения и перевязочные материалы. В углу Джек обнаружил искомый комплект. Он достал его и прочитал надпись на коробке. Потом открыл коробку и вытащил инструкцию. Ознакомившись с ее содержанием, Джек был вынужден изменить свое отношение к домашним визитам. С таким набором врач мог чувствовать себя в любом доме так же уверенно, как и в своем кабинете.
Он сунул инструкцию в коробку и положил комплект в саквояж. На дне он нащупал какой-то мусор и пустые ампулы из-под атропина и адреналина. Интересно, не хранились ли они здесь с того времени, когда Крэг был у Пейшенс Стэнхоуп? Судя по записям, оба эти лекарства тогда использовались. Затем Джек обнаружил маленькую пробную капсулу с антидепрессантом. На этикетке указывалось, что в капсуле содержится шесть таблеток. Тут же стояло имя Пейшенс Стэнхоуп. Джек открыл капсулу и увидел пять светло-голубых таблеток. Закрыв капсулу, он вернул ее на место.
Джеку показалось, что он слышит шаги, и ему стало стыдно, что он роется в чужих вещах, пусть даже в докторском саквояже. Что ни говори, но он, как гость, нарушил доверие своих хозяев. Испуганно закрыв саквояж и втиснув его на полку, Джек почти бегом вернулся к креслу, плюхнулся в него и положил на колени папку с материалами дела.
Он успел как раз вовремя. Несколько мгновений спустя в кабинет вошел Крэг. На нем был банный халат, а на ногах шлепанцы без задника. Крэг прошел через комнату и занял второе кресло.
– Надеюсь, я тебя не потревожил, – сказал Крэг.
– Не говори глупости, – ответил Джек. Он заметил, что Крэг говорит монотонным голосом (чего не было, когда он выходил из-за стола) и что его руки бессильно висят вдоль тела словно у паралитика. Было ясно, что он уже принял снотворное, явно не поскупившись на дозу.
– Я просто хочу поблагодарить тебя за то, что ты приехал в Бостон. Знаю, что вчера вечером и сегодня утром я был не очень гостеприимным хозяином.
– Никаких проблем. У меня хватает ума понять, в каком ты сейчас состоянии.
– Кроме того, я хочу сказать, что полностью поддерживаю идею аутопсии.
– Значит – единогласно! Теперь мне остается надеяться, что получу нужный результат.
– Я высоко ценю твои усилия. – Крэг с трудом поднялся с кресла и, пытаясь установить равновесие, несколько раз покачнулся.
– Я заглянул в твой саквояж, – сказал Джек, чтобы снять груз со своей совести. – Надеюсь, ты не возражаешь?
– Конечно, нет. Может быть, тебе надо какое-нибудь лекарство? У меня хорошая аптечка.
– Нет! Меня интересовал комплект для анализа биомаркеров. Я даже не знал о его существовании.
– За техническими достижениями угнаться очень трудно. Спокойной ночи.
– Спокойной ночи, – ответил Джек.
С того места, где он сидел, был хорошо виден длинный коридор, по которому медленно, словно зомби, двигался Крэг. Впервые Джеку стало жалко этого человека.
ГЛАВА 10
Ньютон, штат Массачусетс
6 июня 2006 года, 06.15
Это утро в доме Бауманов оказалось таким же сумбурным, как и предыдущее, – Меган и Кристина пикировались по поводу какого-то предмета туалета. Но на сей раз роли поменялись: поделиться отказалась Меган – и Кристина в слезах умчалась наверх.
Спокойной оставалась только Алексис. Именно она была тем стержнем, который соединял семью. Сонный Крэг почти не говорил, видимо, не оправившись от действия снотворного, принятого после виски.
Когда девочки ушли в школу, Алексис спросила у Джека:
– Как с транспортом? Ты поедешь с нами или отправишься самостоятельно?
– Отправлюсь самостоятельно. Сначала в похоронную контору «Лэнгли и Пирсон». Отвезу туда подписанное Джорданом согласие. – Он не стал говорить сестре, что надеялся к концу дня немного погонять мяч.
– Что же, в таком случае увидимся в суде.
– Я на это рассчитываю, – ответил Джек, хотя в его душе теплилась надежда, что Гарольд Лэнгли совершит чудо и достанет останки усопшей уже утром. Если чудо произойдет, Джек сможет, закончив аутопсию, получить основные результаты уже к полудню, передать их Крэгу и Алексис и улететь домой в Нью-Йорк. В четверг он разберется с делами на работе и отправится в путешествие в субботу.
Джек выехал раньше Крэга и Алексис. Он направился в сторону скоростного шоссе, решив, что без труда отыщет дорогу в контору, поскольку уже побывал там. Но он ошибся. Он кружил минут сорок пять, хотя по прямой от дома сестры до похоронной конторы было не более пяти миль. Бормоча под нос проклятия, Джек наконец добрался до парковки.
Машин было значительно больше, чем вчера. Обойдя здание и увидев, что на веранде топчется народ, Джек догадался, что готовятся похороны. Его догадка подтвердилась, когда он вошел в холл. В зале для прощания суетились какие-то люди; кто-то раскладывал цветы, другие расставляли в ряды складные стулья. На катафалке стоял гроб с покойным. Звучала знакомая музыка.
– Вы не желаете поставить свою подпись в книге прощаний? – тихо, скорбным тоном спросил у Джека какой-то человек.
– Я ищу главу конторы.
– Я директор конторы. Меня зовут Локли Пирсон, и я к вашим услугам.
Джек пояснил, что ему нужен мистер Гарольд Лэнгли, и его направили в кабинет Гарольда. Гарольд сидел за письменным столом.
– Действующий мистер Стэнхоуп подписал разрешение, – сказал Джек, не тратя времени на светскую беседу. Передавая Гарольду бумагу, он добавил: – Теперь надо как можно скорее доставить тело сюда, в комнату для бальзамирования.
– Утром мы проводим церемонию прощания. Когда она завершится, я безотлагательно займусь вашим делом.
– Есть ли какие-нибудь шансы на то, что это произойдет сегодня? Мы действительно очень ограничены во времени.
– Вы помните, доктор Стэплтон, что в это дело вовлечены городские власти, фирма по сооружению склепов, персонал кладбища и так далее и так далее. В обычных обстоятельствах на это ушла бы по меньшей мере неделя.
– Неделя исключается! – с нажимом произнес Джек. Это должно быть сегодня. Самое позднее – завтра.
Джек содрогнулся при мысли о том, что ему придется ждать до четверга и что ему придется сказать об этом Лори.
– Боюсь, что это невозможно.
– Быть может, пятьсот долларов сверх вашего обычного гонорара помогут преодолеть трудности?
Джек внимательно наблюдал за реакцией Гарольда. Своей неподвижностью он очень напоминал человека, страдающего болезнью Паркинсона, а его губы были точной копией губ Рэндольфа.
– Я могу лишь сказать, что приложу чрезвычайные усилия. Никаких обещаний дать не могу.
– Это все, что я смею у вас просить, – сказал Джек, вручая Гарольду одну из своих визитных карточек. – Да, кстати, как вы думаете, в каком состоянии может находиться тело?
– Знаю совершенно точно, – решительно ответил Гарольд. – Тело должно пребывать в первоначальном состоянии. Бальзамирование мы, как всегда, провели весьма тщательно, труп положен в дорогой гроб, а сам гроб опущен в бетонный склеп.
– А что вы можете сказать о самом месте захоронения? Есть там грунтовые воды?
– Таковые отсутствуют. Место захоронения находится на вершине холма. Мистер Стэнхоуп лично выбирал место для себя и своей семьи.
– Сообщите мне, как только вам что-то станет известно.
– Можете не сомневаться.
Когда Джек выходил из конторы, толпящиеся на террасе люди начали молча выстраиваться в очередь. Усевшись в машину, Джек снова обратился к карте, которую Алексис смогла значительно улучшить. Она очень смеялась, узнав, что брат пытается сориентироваться в городе с помощью этой карты. Теперь путь Джека лежал в городское управление судмедэкспертизы. Интенсивность движения заметно снизилась, и до места Джек добрался сравнительно быстро.
Сидящая на приеме девушка его хорошо запомнила и сразу сообщила, что доктор Уайли находится в прозекторской, и, не дожидаясь просьбы, предложила ему спуститься вниз.
Санитар проводил Джека в приемную прозекторской. Джек увидел двоих человек в гражданской одежде – один был темнокожий, другой – белый и, судя по малиновому цвета лица, ирландец. Остальные были облачены в защитные костюмы. Джек скоро узнал, что в гражданской одежде были детективы, которых интересовал результат текущего вскрытия.
Джеку выдали защитный костюм. Прозекторская, как и все остальное в Бостонском управлении судмедэкспертизы, была верхом совершенства, и по сравнению с ней нью-йоркская казалась безнадежным анахронизмом. Здесь стояли пять столов, три из которых были заняты. У самого дальнего стояла Латаша. Увидев Джека, она поманила его рукой.
– Я почти закончила, – произнесла Латаша из-за пластиковой маски, – и подумала, что вам, возможно, захочется взглянуть.
– Что у вас здесь? – спросил Джек, которого всегда интересовала работа коллег.
– Женщина, пятьдесят лет, найдена мертвой в собственной постели, после того как ее посетил человек, с которым она познакомилась через Интернет. Спальня была в беспорядке, что предполагает борьбу. Прикроватная тумбочка была повалена, а лампа сломана. Детективы считают, что это убийство. На лбу у линии волос – глубокая рана.
Джек наклонился, чтобы лучше рассмотреть рану. Она была круглой и вдавленной, словно по голове ударили молотком.
Латаша рассказала, что сумела установить, что это было не убийство, а несчастный случай. Женщина, поскользнувшись на небольшом коврике, лежавшем рядом с кроватью на лакированном полу, всем своим весом рухнула на стол и ударилась лбом о стержень абажура. Стержень абажура был довольно высоким и заканчивался диском, напоминающим по форме головку молотка.
Работа коллеги произвела на Джека хорошее впечатление, о чем он не преминул сказать Латаше.
– Пока все, – улыбнулась она. – Чем могу вам помочь?
– Я хочу воспользоваться вашим предложением и позаимствовать материалы для аутопсии. Вскрытие состоится, если они успеют извлечь тело из земли. Аутопсию я собираюсь провести в похоронной конторе «Лэнгли и Пирсон».
– Если вы намерены сделать это в нерабочее время, я вам охотно помогу. Я прихвачу с собой костную пилу.
– Неужели? – Такой щедрости Джек не ожидал. – Буду счастлив воспользоваться вашей помощью.
– Дело, как я поняла, очень интересное. Позвольте представить вас моему шефу, доктору Кевину Карсону.
Работающий за первым столом доктор оказался тощим, долговязым и очень приятным типом, с акцентом южанина. Он сразу же сказал, что хорошо знает начальника Джека, и одобрил желание коллеги помочь ему обработать образцы и сделать токсикологический анализ, если таковой потребуется. Доктор Карсон сказал, что пока они сами не проводят подобных анализов, но у них есть доступ в превосходную университетскую лабораторию, работающую круглые сутки семь дней в неделю.
– Передайте вашему шефу привет из Бостона, – сказал Кевин, возвращаясь к прерванной работе.
– Непременно, – ответил Джек и, хотя Кевин уже склонился над трупом, добавил: – Благодарю за помощь и поддержку.
– У вас приятный босс, – сказал Джек, когда он и Латаша вышли из прозекторской.
– Да, он очень славный.
Спустя пятнадцать минут Джек грузил в машину необходимые для аутопсии материалы. Прежде чем сесть за руль, он сунул в бумажник визитку Латаши с номером мобильного телефона. Хотя Алексис порекомендовала ему парковку у Фенл-холла, Джек предпочел вернуться на знакомую стоянку рядом с мэрией – так машину было проще найти. Кроме того, ему хотелось немного прогуляться.
Входя в зал судебных заседаний, Джек постарался закрыть за собой дверь как можно тише. В этот момент судебный секретарь приводил к присяге очередного свидетеля. Джек расслышал имя. Это был доктор Герман Браун.
Джек увидел затылки Крэга и Джордана, а рядом с ними – головы адвокатов и их помощников. Присяжные, как и на прошлом заседании, томились от скуки, но зато судья выглядел очень занятым. Он перебирал какие-то бумаги, вглядывался в них и раскладывал в только ему одному ведомом порядке. Проделывал он это с таким видом, словно в зале суда, кроме него, вообще никого не было. Джек оглядел зал и тут же увидел Франко. С того места, где стоял Джек, глаза Франко под надбровными дугами неандертальца казались глубокими черными провалами.
Понимая, что поступает вопреки здравому смыслу, Джек широко улыбнулся ему и помахал рукой. Провоцировать этого типа было глупо, но он не смог удержаться. К нему вновь вернулась жажда безрассудного риска, которую он испытывал много лет, пытаясь справиться с депрессией. Стремление к опасности служило для него защитным механизмом, что обычно свойственно очень молодым людям. Джеку показалось, что мышцы Франко напряглись, но он не был в этом уверен. Верзила еще несколько секунд жег его взглядом, а затем переключил внимание на своего босса, который поднялся из-за стола истца и направился к трибуне.
Обругав себя за то, что провоцирует охранника, Джек решил найти какую-нибудь хозяйственную лавку, чтобы купить там перечный спрей. Если суждено случиться второй стычке, то Джеку не хотелось пускать в ход кулаки. Разница в весовых категориях была слишком велика и кулачный бой вряд ли можно было считать справедливым.
Джек продолжал изучать присутствующих. Он снова удивился их количеству. Интересно, сколько среди них недоумков, которые приходят в суд, чтобы получить кайф от созерцания того, как другие получают взбучку. Особенно если эти другие богаты и благополучны. Подобные типы чем-то похожи на наркоманов, и процветающий врач Крэг был для них настоящим стимулятором.
В конце концов Джек увидел Алексис. Она сидела в первом ряду у стены, недалеко от ложи присяжных. Как показалось Джеку, рядом с ней было одно свободное место. Он спустился вниз к барьеру, а затем, извинившись, направился к сестре. Заметив его, Алексис убрала веши, которые положила рядом с собой на пустующее место. Джек положил ей руку на плечо, приветствуя, а затем сел.
– Как твои успехи? – шепотом спросила Алексис.
– Прогресс, как мне кажется, налицо, но теперь от меня мало что зависит. Как идут дела здесь?
– Так же как и вчера. Начало затянулось, судья решал какие-то мифические юридические проблемы. Первой свидетельницей была доктор Ноэль Эверетт.
– Думаю, что для нас это не очень хорошо.
– Ты прав. Она профессионал, вдумчивая и внимательная. И она не только живет в этой округе, но и участвовала в реанимации больной. А это дополнительный вес. Тони, надо признать, отлично провел допрос. Его вопросы и ее ответы вызвали большой интерес у присяжных. Я даже заметила, как трое из них в какой-то момент одобрительно закивали. Это плохой знак. По сути, ее показания мало чем отличались от показаний доктора Уильяма Тардоффа, но эффект произвели гораздо больший. Ноэль Эверетт выглядела врачом, у которого всем хотелось бы лечиться.
– Как Рэндольф провел перекрестный допрос?
– Не так эффектно, как допрос доктора Тардоффа, но если честно, то он мало что мог сделать. По-моему, ему хотелось как можно скорее убрать доктора Эверетт со свидетельского места.
– Да, видимо, это был самый правильный вариант. Проблема concierge-медицины затрагивалась?
– О да. Рэндольф пытался протестовать, но судья Дейвидсон протест отклонил.
– Вопрос о цианозе возникал?
– Нет. А почему ты спросил?
– Цианоз не выходит у меня из головы. И именно им я займусь в первую очередь, когда начну аутопсию. Если, конечно, начну.
Какое-то шестое чувство заставило Джека обернуться и посмотреть на Франко. Тот снова пожирал Джека взглядом, а его физиономия была искажена зловещей ухмылкой. С того места, где находился Джек, была видна левая сторона лица Франко. И Джек заметил, что она была такой же багровой, как и у него самого. Так что первый раунд, судя по виду противников, закончился вничью.
Откинувшись на спинку жесткой дубовой скамьи, Джек стал следить за происходящим. Тони стоял за трибуной, а доктор Браун находился на свидетельском месте. У подножия судейского стола – стенографистка. Тони перечислял весьма впечатляющие научные и клинические достижения свидетеля. Доктор Браун был не только главным кардиологом Бостонской мемориальной больницы, но и являлся заведующим кафедры кардиологии медицинского факультета Гарварда.
Рэндольф несколько раз вставал, пытаясь остановить процедуру представления свидетеля, поскольку та отнимала слишком много времени, но Тони настоял на своем. Он старался произвести впечатление на присяжных и, надо признаться, преуспел. Все постепенно поняли, что найти эксперта, который разбирается в проблемах кардиологии лучше, чем этот, просто невозможно. Вид доктора Брауна и его манера держаться усиливали его авторитет. Доктор Браун выглядел заботливым, добрым и мягким. Он был похож на человека, готового свернуть с дороги, чтобы положить в гнездо выпавшего из него птенчика. Держался он прямо, а его серебряные, как у Санта-Клауса, волосы были аккуратно подстрижены и хорошо уложены. И вся его одежда имела привычный, уютный вид. Когда Тони Фазано вынуждал его говорить о своих наградах, званиях и научных достижениях, доктор Браун смущался, и все видели, что ему неловко демонстрировать свои успехи.
– Почему этот обитатель медицинского Олимпа выступает свидетелем со стороны истца? – шепотом спросил Джек у Алексис.
Но это был риторический вопрос, и ответа он не ждал. Не связано ли это каким-то образом с оброненной Ноэль Эверетт фразой о «старомодных докторах», недовольных теми врачами, которые практикуют concierge-медицину? Возможно, доктор Браун принадлежит именно к этой группе медиков, потому что сама концепция concierge-медицины противоречит идее, которую хотят внедрить в жизнь академические круги. А доктор Браун представляет интересы научных кругов.
– Доктор Браун, – продолжал Тони Фазано, впившись толстыми пальцами в края трибуны, – прежде чем мы перейдем к печальной кончине Пейшенс Стэнхоуп – кончине, которую можно было бы избежать…
– Протестую, – решительно произнес Рэндольф. – Не установлено, можно ли было избежать смерти или нет.
– Протест принимается! – объявил судья Дейвидсон. – Перефразируйте!
– Прежде чем мы перейдем к печальной кончине Пейшенс Стэнхоуп, я хотел бы спросить, имели ли вы до этого прискорбного события контакты с ответчиком, доктором Крэгом Бауманом?
– Да, имел.
– Не могли бы вы рассказать о характере этих контактов?
– Протестую, ваша честь! – решительно заявил Рэндольф. – Это не имеет отношения к делу. А если каким-то непостижимым образом имеет, то я дам отвод доктору Брауну как эксперту ввиду его возможной предвзятости.
– Советники, подойдите, пожалуйста, ко мне.
Оба адвоката покорно подошли к возвышению.
– Я буду весьма недоволен, если сегодня повторится то, что произошло в понедельник, – сказал судья Дейвидсон. Вы опытные юристы. Поэтому ведите себя соответствующим образом. Вы оба хорошо знаете правила. Теперь относительно допроса. Мистер Фазано! Насколько я понимаю, у вас достаточно оснований для продолжения допроса именно в таком ракурсе?
– Совершенно верно, ваша честь. Я привлекаю внимание суда к унизительной аббревиатуре П.П. Доктор Браун может пролить свет на развитие некоторых особенностей характера доктора Баумана во время последних трех лет обучения в университете и в ходе повышения квалификации в качестве интерна. Из последующих показаний доктора Брауна вы узнаете, что это напрямую связано с делом Пейшенс Стэнхоуп.
– Хорошо, я позволю вам продолжать допрос, – сказал судья. – Но требую, чтобы эта связь была установлена как можно быстрее. Я ясно выразился?
– Предельно ясно, ваша честь, – сказал Тони, не скрывая самодовольной улыбки.
– Не надо так демонстративно страдать, – сказал судья, обращаясь к Рэндольфу. – Ваш протест зафиксирован в стенограмме. Я думаю, если заверения мистера Фазано о необходимости таких показаний соответствуют истине, то их доказательная сила перевешивает риск предвзятости. Я признаю, что это всего лишь допущение, но именно поэтому я здесь и нахожусь. В качестве компенсации я предоставлю защите самые широкие права при перекрестном допросе. Что касается предвзятости, то ее наличие легко можно было определить во время досудебного расследования, но ничего подобного установлено не было. Но это можно будет еще раз проверить в ходе перекрестного допроса.
Кроме того, необходимо ускорить ход процесса, – продолжал судья Дейвидсон. – Я отвел на него неделю, а сегодня уже среда. Ради присяжных и ради моего дальнейшего расписания я хочу завершить его в пятницу, если, конечно, не возникнет каких-то чрезвычайных обстоятельств.
Оба адвоката понимающе кивнули. Рэндольф вернулся к столу ответчика, а Тони – на трибуну.
– Протест отклоняется, – сказал судья, – продолжайте.
– Доктор Браун, – Тони откашлялся, – не могли бы вы рассказать присяжным о характере ваших контактов с ответчиком?
– Мы познакомились с доктором Бауманом, когда он стажировался по курсу внутренних болезней в Бостонской мемориальной больнице. Я был его наставником. В то время доктор Бауман был студентом третьего курса медицинского факультета.
– Не могли бы вы пояснить, что это означает, поскольку ни один из наших уважаемых присяжных не имеет медицинского образования? – Эти слова Тони сопроводил широким жестом в сторону присяжных. Некоторые одобрительно закивали, остальные обратились в слух. Лишь водопроводчик, опустив голову, рассматривал свои ногти.
– Внутренние болезни – самая сложная и самая важная часть учебной программы третьего курса и, возможно, всего обучения. За время стажировки студенты впервые получают возможность длительного общения с пациентами – начиная с поступления больного и кончая его выпиской. Они участвуют в диагностировании и терапии под строгим контролем штатных докторов больницы и, естественно, наставника.
– Какой была группа студентов, в которую входил доктор Бауман? Большой или не очень?
– Малочисленной. Шесть человек, если быть точным. Обучение шло очень интенсивно.
– И вы, как наставник, встречались с ними регулярно?
– Ежедневно.
– И следовательно, могли следить за успехами каждого из студентов, не так ли?
– Да, в значительной степени. Это очень важный момент в жизни каждого студента, поскольку начинается его превращение из ученика в мастера.
– И профессиональные качества, развитию которых способствуете, формируются именно тогда?
– Безусловно.
– И как же вы участвуете в развитии этих качеств?
– Как наставник я учу их относиться к пациентам так, как того требует медицинская этика, а не так, как к ним часто относятся перегруженные работой и утомленные штатные врачи больницы.
– Неужели между теорией и практикой существует столь разительное отличие? – с подчеркнутым недоверием спросил Тони. – И не могли бы вы разъяснить нам суть этого отличия?
– Тот, кто готовится стать врачом, должен освоить и уметь применять знания, полученные при обучении. Медицина быстро развивается. И настоящий врач должен идти с ней в ногу. Врачи иногда забывают о гуманистических аспектах своей деятельности, а ведь именно они лежат в основе их профессионализма. У них появляется защитный механизм, позволяющий им спокойно относиться к страданиям и смерти, что вряд ли можно считать проявлением психологического здоровья.
Тони, прекрасно разыгрывая недоумение, покачал головой.
– Поправьте меня, если я ошибаюсь. Означает ли это, что для части студентов ценность отдельного человека как бы снижается? Или, если говорить совсем упрощенно, они перестают замечать отдельные деревья, уделяя все свое внимание лесу.
– Допускаю, – ответил доктор Браун. – Но очень важно не упрощать это явление.
– Мы постараемся, – сказал Тони с коротким смешком, вызвавшим улыбки на лицах некоторых присяжных. – А теперь позвольте вернуться к нашему ответчику, доктору Крэгу Бауману. Как он себя проявил во время стажировки в больнице на третий год своего обучения?
– В целом блестяще. В группе из шести студентов он был самым знающим и значительно лучше подготовленным. Его ответы часто приводили меня в изумление. В моей памяти сохранился эпизод, когда я поинтересовался у студентов, какое количество азота находится в мочевине одного из пациентов.
– Это результат лабораторного анализа? – спросил Тони.
– Да. Но вопрос был риторическим, поскольку я всего лишь хотел подчеркнуть, что информация о состоянии почек является ключевой при лечении пациента. Доктор Бауман мгновенно назвал результаты анализа, и я даже подумал, что он его выдумал, прибегнув к обычной уловке студентов скрыть свою неподготовленность. Позже я проверил, и ответ оказался точным.
