Текст книги "Убийца Шута"

Автор книги: Робин Хобб

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 46 страниц) [доступный отрывок для чтения: 17 страниц]

Глава четвертая. Сохранение.

Я не знал, кто был моим отцом, пока не приехал в Баккипский замок. Моя мать была пехотинцем в армии Видящих те два года, что силы Шести Герцогств были сосредоточены на границе Фэрроу и Калсиды. Ее звали Гиацинт Фаллстар. Ее родители были крестьянами. Они оба умерли от эпидемии. Моя мать была не в состоянии поддерживать хозяйство сама, так что она передала землю своей двоюродной сестре и в поисках удачи отправилась в Заболотье, где и стала солдатом Герцогини Эйбл из Фэрроу. Там ее обучили фехтованию, к которому у нее оказались способности. Когда на границе вспыхнула война и король Шести Герцогств явился, чтобы лично вести войска в бой, она тоже была там. Она оставалась в составе армии, воевавшей с Калсидой до тех пор, пока вражеское войско не было отброшено назад и не была установлена новая граница.

Она вернулась на свою ферму в Фэрроу, где и родила меня. С ней вместе приехал человек по имени Роган Жесткие Руки, за которого она позже вышла замуж. Он служил солдатом вместе с ней. Он любил ее. В отношении меня, ее бастарда, он не испытывал столь добрых чувств, я отвечал ему тем же. Тем не менее мы оба любили мою мать и она любила нас, так что буду говорить о нем честно.

Он ничего не знал о фермерстве, но старался. Он был мне отцом, пока моя мать не умерла. И хотя он был черствым человеком и смотрел на меня как на досадную помеху, я встречал и худших отцов. Он поступал так, как считал должным поступать отцу: он учил меня подчиняться, трудиться и не задавать вопросов тем, кто сильнее. Более того, он тяжело трудился наравне с моей матерью, чтобы найти лишние гроши и отправить меня к местному писцу учиться читать и считать, что моя мать считала это необходимым, хотя сам он этим премудростям обучен не был. Думаю, он не задавался вопросом, любит ли он меня. Он поступал со мной по справедливости. А я, конечно, его ненавидел.

Все же в последние дни моей матери нас объединило общее горе. Ее смерть потрясла нас обоих, настолько бесполезная и глупая судьба постигла эту сильную женщину. Она поскользнулась на старой лестнице, забираясь на чердак в коровнике, и посадила занозу в запястье. Мать выдернула ее, крови почти не было. Но на следующий день вся рука отекла, а еще через день она умерла. Все произошло быстро. Мы вместе похоронили ее.

Следующим утром он посадил меня на мула с мешочком, в котором лежали яблоки, печенье и двенадцать полосок вяленого мяса. Еще он дал мне две серебрянные монеты и сказал, что если я не буду сворачивать с королевского тракта, то в конце концов доберусь до Баккипского замка. Он вложил мне в руки весьма помятый свиток, чтобы я передал его королю Шести Герцогств. С того дня, когда я из рук в руки передал свиток королю, я его больше не видел. Поскольку Роган Жесткие Руки не умел писать, то он, должно быть, был написан моей матерью. Я прочел только строчку с наружной стороны: «Лично королю Шести Герцогств».

Моя юность, Чейд Фаллстар.

Вмешательство Чейда походило на шепот над ухом. За той разницей, что шепот не мешал спать. Вмешательство Скилла же проигнорировать невозможно.

Фитц, ты когда-нибудь жалел о том, что ведешь записи?

Чейд никогда не спал. Еще когда я был мальчишкой, а с возрастом, казалось, он нуждался в сне все меньше и меньше. Как следствие он предполагал, что и я никогда не сплю, поэтому, когда я засыпал после дня, проведенного в тяжелом физическом труде, забыв возвести защиту вокруг своих мысли, он имел свойство вторгаться в мое убаюканное сознание, пренебрегая моим уединением так же, как он делал раньше, входя в мои спальные покои в Баккипском замке. Когда я был мальчишкой, он просто открывал секретную дверь в мою комнату, спустившись по потайной лестнице из своей тайной комнаты в башне в мои покои в замке. Теперь же, спустя годы, он с той же простотой вступал в мои мысли. "Скилл, – думал я про себя, – воистину удивительная магия, но в руках старика – поразительно раздражающая вещь".

Сбитый с толку, я перевернулся в кровати. Его голос в моей голове всегда звучал как не терпящий отлагательства приказ, так же как когда я был мальчиком, а он – гораздо более молодым человеком и моим наставником. Однако дело было не только в смысле его слов, а в том, что связь по Скиллу несла на себе отпечаток его представления обо мне. Как когда-то Неттл представляля меня скорее волком, чем человеком, и ее ощущение, что я был диким и недоверчивым зверем до сих пор накладывало отпечаток на наше общение по Скиллу, так и с Чейдом я всегда оставался двенадцатилетним учеником, полностью находящимся в его власти.

Я сосредоточил свой Скилл и ответил ему. Я спал.

Уверен, что еще не так уж поздно! До меня дошла картинка обстановки, в которой он находился. Это была уютная комната. Он сидел в мягком кресле и смотрел в огонь в небольшом камине. Рядом стоял столик, до меня доносился аромат изысканного красного вина в тонком бокале, который он держал в руках, и запах яблоневых поленьев в очаге. Все это сильно отличалось от рабочего кабинета убийцы, располагавшегося над моей спальней в дни моего детства в Баккипском замке. Тайный шпион, состоявший на службе Видящих, теперь был уважаемым политическим деятелем, советником короля Дьютифула. Иногда я размышлял, не скучал ли он от вновь обретенной благопристойности. Очевидно, что его это не утомляло!

Не так уж поздно для тебя, старик. Но я сегодня часами корпел над учетными книгами Ивового леса, а завтра на я должен встать с рассветом, чтобы поехать на рынок в Дубах-на-воде, где у меня назначена встреча с закупщиком шерсти.

Что за глупости. Что ты знаешь о шерсти и овцах? Отправь туда своего скотовода.

Не могу. Это полагается делать мне, а не ему. Вообще-то я многое узнал об овцах и шерсти за время, проведенное здесь. Я аккуратно отодвинулся от Молли, выскользнул из-под одеяла и стал на ощупь искать ступней тунику, которую бросил на пол. Нашел ее, подкинул ногой, поймал, натянул через голову и тихонько прошел через погруженную в темноту комнату.

Даже несмотря на то, что я не говорил вслух, я не хотел побеспокоить Молли. Последнее время она плохо спала, несколько раз я заставал ее, когда она смотрела на меня, а на ее лице блуждала изучающая улыбка. Что-то занимало ее мысли днем и не давало ей спать по ночам. Я хотел узнать ее секрет, но также знал, что не стоит на нее давить. Когда она будет готова, то расскажет сама. По крайней мере сегодня она спала глубоким сном, чему я был рад. Для моей Молли жизнь была тяжелее, чем для меня; невзгоды старения, которые миновали меня, в ее случае брали свое. "Несправедливо", – подумал я, но, выскользнув из спальни в коридор, я прогнал эту мысль.

Слишком поздно.

Молли нездоровится?

Она не больна. Просто годы берут свое.

Чейд, казалось, был удивлен. Ей не нужно мучиться. Круг с радостью поможет немного перестроить ее тело. Не сильно, только...

Ей не по душе подобное вмешательство, Чейд. Мы говорили об этом, и это ее решение. Она справляется со старостью по-своему.

Как пожелаешь. Я чувствовал, что он считал мое невмешательство глупостью.

Нет. Как пожелает она. Скилл в самом деле мог избавить Молли от мучивших ее болей. Когда я ложился спать с болью, то знал, что утром она пройдет. Ценой этих быстрых заживлений было то, что я ел, как портовый грузчик, однако без вреда для себя. По правде не такая уж высокая цена. Но ведь ты разбудил меня не из-за здоровья Молли. Ты хорошо себя чувствуешь?

Достаточно хорошо. Все еще набираю вес после лечения Скиллом. Кажется оно также решило ряд других мелких проблем со здоровьем, так что я считаю, что игра стоила свеч.

Покинув наши уютные покои в главной части здания, я на ощупь пробирался по обитым деревянными панелями коридорам, погруженным в темноту, направляясь в мало используемое западное крыло. Когда наше семейство сократилось, мы с Молли решили, что главного здания и северного крыла более чем достаточно для нас двоих и наших редких гостей. Холодное в зиму и прохладное летом, западное крыло было старейшей частью здания. Поскольку мы закрыли большую его часть, оно превратилось в последнее пристанище для скрипучих стульев и расшатанных столов, а также всего того, что Ревел посчитал слишком ветхим, чтобы использовать в хозяйстве, но все еще слишком хорошим, чтобы выбросить.

Дрожа от холода, я спешно шагал по темному коридору. Я отворил узкую дверь и во тьме спустился на один пролет по лестнице для слуг. Я прошел по узкому холлу, слегка касаясь стены кончиками пальцев, и открыл дверь в свой личный кабинет. Несколько угольков все еще теплились в камине. Я прошел мимо полок со свитками, встал на колено у огня, чтобы зажечь свечу, вернулся к своему столу и одну за другой зажег полусгоревшие свечи, стоявшие в подсвечнике. Перевод, которым я занимался вчера, лежал на своем прежнем месте на столе. Я сел в кресло и широко зевнул. Ближе к делу, старик!

Нет, я разбудил тебя не для того, чтобы обсуждать Молли, хотя меня действительно заботит ее здоровье, так как это отражается на концентрации Неттл и твоем благополучии. Все твои журналы и дневники, которые ты вел годами... ты когда-нибудь сожалел о сделанных тобой записях?

Я кратко обдумал его вопрос. Позади меня свет мерцающих свечей озорно плясал на стеллажах, заполненных свитками. Многие из свернутых в рулоны свитков были старыми, некоторые почти древними, их края были потрепаны, а пергамент пожелтел. Их копии, изготовленные мной на тонкой бумаге, зачастую были скреплены с моими переводами. Сохранение записанного на ветхих свитках было для меня приятной работой и, по мнению Чэйда, все еще являлось моей обязанностью.

Но Чейд говорил о других записях. Он имел в виду мои многочисленные попытки описать события моей собственной жизни. Я видел многие перемены, произошедшие в Шести Герцогствах, с тех пор как прибыл в Баккипский замок в качестве бастарда. Видел, как из изолированного и, как некоторые говорили, захолустного королевства, мы превратились в мощную торговую державу. Я стал свидетелем предательства, порожденного злом, и верности, оплаченной кровью. Видел убийство короля и, будучи убийцей сам, стремился отомстить. Я пожертвовал жизнью и смертью ряди своей семьи, и даже не один раз. Я видел, как умирали мои друзья.

Всю жизнь я переодически пытался записывать то, что я видел и делал. И достаточно часто мне приходилось поспешно уничтожать свои труды под страхом того, что они могли попасть не в те руки. Я содрогнулся, вспомнив об этом. Я сожалел только о времени, потраченном на записки, которые потом пришлось сжечь. Я всегда думаю о том, сколько времени потратил на записи, чтобы потом превратить их в пепел за считанные минуты.

Но ты всегда начинал с начала. Писать.

Я чуть не рассмеялся вслух. Да, начинал. И каждый раз обнаруживал, что история изменилась, потому что начинал смотреть на нее с иной точки зрения. Какое-то время я воображал себя вполне героем, в другое – мне казалось, что я рожден под несчастливой звездой и жизнь ко мне несправдлива. Я ненадолго задумался. На глазах всего двора я преследовал убийц своего короля по всему Баккипу. Смело. Безрассудно. Глупо. Необходимо. Что я только не думал об этом событии за прожитые годы.

Ты был молод, предположил Чейд. И полон праведного гнева.

Мне было больно, мое сердце было разбито, ответил я. Устал быть помехой. Устал от необходимости следовать правилам, установленным только для меня.

И это тоже, согласился он.

Внезапно мне расхотелось думать о том времени, о том, кем я был и что делал, а особенно о том, почему. Это была другая жизнь, которая больше не имела ко мне никакого отношения. Старая рана больше не может причинить мне боль. Или может? Я ответил вопросом на вопрос. Почему ты спрашиваешь? Думаешь написать мемуары?

Возможно. Будет чем заняться, пока я поправляюсь. Думаю, теперь я понимаю, почему ты призывал нас благоразумно пользоваться лечением Скиллом. Черт побери, однако понадобится немало времени, чтобы я почувствовал себя прежним. Моя одежда так висит на мне, что мне практически стыдно показываться. Я ковыляю так, как будто весь на шарнирах. Он перевел разговор с себя так внезапно, что я почувствовал, будто он повернулся ко мне спиной. Он не любил признаваться в слабости. Когда ты вел записи, по какой причине ты их начинал? Ты постоянно их вел.

Это был простой вопрос. Это был Федврен. И леди Пейшенс. Писарь, который обучал меня, и женщина, которая хотела быть моей матерью. Они оба часто говорили, что кому-нибудь следует написать правдивую историю Шести Герцогрств. Но каждый раз, когда я пытался писать о королевстве, дело заканчивалось тем, что я писал о себе.

Кто будет это читать? Твоя дочь?

Еще одна старая рана. Я ответил честно. Поначалу я не задумывался, кто станет это читать. Я писал для себя, как будто, записывая, рассчитывал найти смысл в произошедшем. Все старые сказки, которые я слышал, имеют смысл; добро торжествует или герой трагически погибает, но достигает своей цели. Так что я описывал свою жизнь, как сказку, надеясь на счастливый конец. Или его подобие.

Мои мысли блуждали в прошлом, я вспомнил мальчика, обучавшегося на убийцу, чтобы он мог послужить семье, которая никогда бы не признала его своим сыном. Вспомнил война, сражающегося топором с кораблями, полными захватчиков. Вспомнил шпиона, человека служившего своему пропавшему королю, даже когда все вокруг погрузилось в хаос. Был ли это я? Я задумался. Столько жизней прожито. Столько имен перепробовано. И всегда, всегда я желал другой судьбы.

Я снова коснулся Чейда. Все те годы, когда я не мог говорить с Неттл и Молли, я иногда говорил себе, что однажды они смогут прочитать и понять, почему меня не было рядом с ними. Даже если бы я никогда не вернулся к ним, возможно, однажды они узнали бы, что я всегда этого хотел. Так что сначала, да, мои записи были длинным письмом, объясняющим, что держало меня вдали от них. Я поднял стены, не желая, чтобы Чейд почувствовал мои тайные сомнения в том, что в своих ранних опусах я, возможно, не был так искреннен, как мог бы. Я был молод, извинял я себя, кто бы не попытался выставить свою историю в лучшем свете перед теми, кого он любит? Или оправдаться перед тем, перед кем виноват. Я отогнал эту мысль и обратился к Чейду с вопросом.

А для кого ты собираешься писать мемуары?

Его ответ поверг меня в шок. Возможно, причины те же. Он прервался, а когда снова заговорил, я понял, что он решил не говорить мне то, что собирался сказать. Может быть, я пишу тебе. Ты для меня как сын. Возможно, я хочу, чтобы ты знал, каким я был в молодости. Возможно, я хочу объяснить тебе, почему я направил твою жизнь в то русло, в которое направил. Может быть, я хочу оправдаться перед тобой за те решения, которые я принял.

Это поразило меня. И вовсе не то, что он говорил обо мне, как о своем сыне. Неужели он искренне верил, что я не знаю и не понимаю причин, по которым он обучил меня своему мастерству и требовал от меня некоторых действий. Желал ли я, чтобы он объяснил все сам? Я так не думал. Я собрался с мыслями, раздумывая, как ответить. Затем я почувствовал, что он веселится. Легкое веселье. Это был наглядный урок?

Ты думаешь, что я недооцениваю Неттл. Что ей не понадобится или не захочется, чтобы я полностью перед ней раскрылся?

Да. Но я также понимаю потребность понять себя. Что мне понять сложнее, так это то, как ты умудряешься заставить себя сидеть и писать. Я попытался, подумав, что мне это нужно. Скорее для себя, чем для потомков. Возможно, чтобы, как ты сказал, привести в порядок и придать смысл моему прошлому. Но это оказалось непросто. О чем сказать, о чем умолчать? С чего начать? О чем сказать в первую очередь?

Я улыбнулся и откинулся на спинку своего кресла. Часто, начиная писать о чем-то я заканчивал тем, что писал о себе. Внезапно меня осенило. Чейд, я хотел бы, чтобы ты все записал. Не ради объяснений, а потому, что в тебе всегда было много того, что я хотел бы понять. Ты кое-что рассказывал о своей жизни. Но... кто решил, что ты станешь королевским убийцей? Кто учил тебя?

Меня словно окатили холодной водой и на мгновение я задохнулся. Все кончилось так же внезапно как и началось и я почувствовал стену, которую стремительно возвел Чейд. За ней скрывались мрачные, тяжелые воспоминания. Возможно ли, что у него был наставник, которого он боялся и ненавидел так-же, как я Галена? Попытки убить меня, интересовали последнего гораздо больше, чем обучение Скиллу. И этот, так-называемый, мастер Скилла почти преуспел.

Под прикрытием того, что создавал в помощь принцу Верити новую группу Скилла для борьбы с захватчиками с красных кораблей, Гален избивал и унижал меня, и едва не уничтожил мои способности к этой магии. А еще он подорвал верность группы законному королю династии Видящих. Гален был орудием королевы Дизаер, а потом и принца Регала в их попытках избавиться от бастарда Видящих и возвести Регала на престол. Мрачные деньки. Я знал, что Чейд подозревает, куда обратились мои мысли. Я подтвердил это, надеясь немного отвлечь. Об этом приятеле я не вспоминал много лет.

Едва ли его можно назвать приятелем. Кстати, говоря о минувших днях, ты ничего не слышал от старого друга? От Шута?

Он что, намеренно так резко сменил тему, чтобы застать меня врасплох? Сработало. Хоть я и спрятал от него свою реакцию, но знал, что моя защита сказала ему почти столько же, сколько могло бы сказать все, что я пытался скрыть.

Я понял, что смотрю на последний подарок шута, резную фигурку, изображавшую нас троих: его, меня и Ночного волка. Я потянулся к ней, но опустил руку. Больше никогда не хочу видеть, как с этого лица исчезает застывшая на нем полуулыбка. Хочу помнить его таким. Мы вместе путешествовали по жизни долгие годы, переживали трудности и едва не умерли. Несколко раз, напомнил я себе. Мой волк умер, а мой друг покинул меня, не попрощавшись и с тех пор я ничего не слышал о нем.

Я подумал, не считает ли он меня мертвым. Я отказывался думать, что мертв может быть он. Он не может. Он не раз говорил мне, что на самом деле, гораздо старше, чем я полагаю и что скорее всего, проживет гораздо дольше, чем я. Это стало одной из причин его ухода. Он предупреждал меня, что уйдет перед тем как мы расстались в последний раз. Он верил, что освобождает меня от обязательств, наконец отпускает на свободу, чтобы я мог следовать своим собственным путем. Но расставание оставило рану и спустя годы эта рана стала похожа на шрам, который болит при смене погоды. Где он теперь? Почему так и не отправил хотя бы письма? Если верил, что я погиб, зачем оставил подарок? Если верил, что я снова появлюсь, почему не нашел меня? Я отвел взгляд от резьбы.

Я не видел его и не получал от него вестей с тех пор, как покинул Аслевджал. С тех пор прошло, сколько уже, четырнадцать лет? Пятнадцать? Почему ты спрашиваешь о нем теперь?

Что-то вроде того. Ты ведь помнишь, что истории о Белом Пророке интересовали меня задолго до того, как Шут заявил что в них говорится о нем.

Помню. Впервые я услышал это имя от тебя. Я удерживал свое любопытство на коротком поводке, не позволяя себе задавать вопросы. Когда Чейд впервые начал показывать мне записи о Белом Пророке я посчитал, что это еще одна странная религия далеких земель. С Эдой и Элем мне все было понятно. От Эля, бога моря, стоило держаться подальше, он был требовательным и безжалостным. Эда, богиня пахотных земель и пастбищ, была щедрой и плодородной. Но даже к богам Шести Герцогств Чейд внушил мне мало почтения, а к Са, двуликому и двуполому богу Джамелии и того меньше. Так что его увлечение сказаниями о Белом Пророке интриговало меня.

В свитках говорилось, что в каждом поколении рождается ребенок лишенный цвета, с даром предвидения и способностью менять ход истории мира, вмешиваясь в большие и маленькие события. Чейда захватила эта идея и легенды о Белых пророках, которые останавливали войны и свергали королей, провоцируя незаметные события, которые в свою очередь запускали другие и превращались во что-то значимое. Одна история повествовала о том, что Белый Пророк тридцать лет жил у реки, чтобы предупредить одного путника во время шторма о том, что если он попробует перейти по мосту, то он рухнет. Путешественник остался жив, стал отцом великого военачальника, который выиграл битву в какой-то далекой стране. Я считал что все это чепуха, пока не встретил Шута.

Когда он объявил себя Белым Пророком я принял это скептически, и скепсис мой усилился, когда он заявил что я его Изменяющий, тот, кто изменит ход истории. И все же, мы и правда сделали это. Если бы его не оказалось рядом когда я жил в Баккипе, я бы умер. Не единожды его вмешательство сохраняло мою жизнь. В горах, когда я умирал от горячки, лежа в снегу, он отнес меня в свою хижину и вернул меня к жизни. Он спас меня, чтобы драконы могли снова занять свое место в этом мире. Я до сих пор не был уверен, что для людей это так уж хорошо, но в том, что без его участия этого бы не произошло, не сомневался.

Я понял как глубоко погрузился в воспоминания только когда мысли Чейда напомнили мне о его присутствии.

Недавно через Баккип прошли странные путники. Около двадцати дней назад. Я не слышал о них пока они не ушли, не то я нашел бы способ разузнать о них побольше. Человек рассказавший мне о них говорит, что они назвались странствующими торговцами, но товар у них был пустяковый, стеклянные побрякушки, медные браслеты, все в таком роде. Ничего по-настоящему ценного и несмотря на то, что они заявляли, что пришли издалека, мой человек говорит, что их товар был похож на тот, что городские купцы берут на деревенские ярмарки, чтобы быть уверенными, что у них найдется что-то для юнцов, у которых всех денег-то, медная полушка. Никаких заморских специй или редких камней. Одна чепуха.

То есть твой шпион думает, что они только претворялись торговцами. Я старался не выказать нетерпения. Чейд считал, что при докладе, истину можно найти только в мелочах. Я знал, что он прав, но хотел, чтобы он скорее перешел к сути, а к частностям вернулся позже.

Он решил, что они скорее хотят покупать, чем продавать, а еще лучше, бесплатно получать информацию. Они спрашивали, не встречал ли кто их друга, очень бледного человека. Но что странно, прозвучало несколько описаний «бледного друга». В одном говорилось о молодом человеке, путешествующем в одиночестве. В другом, о зрелой женщине с бледным лицом и светлыми волосами, путешествующей с веснушчатым рыжим юношей. А в третьем, о двух молодых людях: блондине и черноволосом но с белой кожей. Как будто они знали только, что ищут путешественника с неестественно белой кожей, который может следовать один или в компании.

Или искали людей, которые могли путешествовать инкогнито. Похоже, что они искали Белого Пророка. Но почему в Баккипе?

Они не ипользовали слова «Белый Пророк» и не выглядели как набожные паломники в поисках поклонения. Он замолчал. Мой человек похоже считает, что это были наемники на задании или охотники за наградой, которым пообещали деньги за их добычу. Как-то вечером один из них напился и когда приятели пришли чтобы забрать его, он сыпал проклятиями. На калсидийском.

Интересно. Не думал, что в Калсиде есть поклонники Белых Пророчеств. В любом случае, Шут не появлялся в Баккипе десятилетиями. А когда он в последний раз был там, он скорее был загорелым, чем бледным. Он изображал лорда Голдена.

Ну конечно я все это помню! Он принял мои размышления за намек на его слабеющую память и его это раздосадовало. Но немногие знали об этом. И все равно, их расспросы пробудили старые истории о бледном дураке короля Шрюда. Но купцов не интересовали столь давние истории. Им были нужны новости о ком-то, кто прошел через Баккип недавно.

И ты думаешь, что Шут вернулся?

Это приходило мне в голову. И я подумал, что если он вернулся, то сначала, нашел бы тебя. Но если ты о нем не слышал, значит у этой загадки может быть несколько решений.

Куда ушли эти торговцы?

Я чувствовал, что он расстроен. Доклад поступил поздно. Мой человек и не подозревал, как меня заинтересует эта история. По слухам, они отправились по речной дороге вглубь страны.

В сторону Ивового Леса. Ты сказал двадцать дней назад. И больше никаких известий?

Судя по всему им удалось очень качественно исчезнуть.

Значит не торговцы.

Нет.

Какое-то время мы оба хранили молчание, обдумывая то немногое, что знали. Если местом их назначения был Ивовый Лес, они уже должны были объявиться. Может они и появлялись, прошли через город и ушли дальше. Информации было недостаточно даже для того, чтобы сформулировать вопрос, а об ответе не стоило и говорить.

А вот еще, кое-что интересное для тебя. Когда мои шпионы докладывали о том, что новостей ни о бледном страннике ни о тех купцах нет, один из них спросил, не заинтересуют ли меня рассказы о других бледных людях. Когда я сказал, что заинтересуют, он рассказал об убийствах на Королевском тракте, которые произошли четыре года назад. Было найдено два тела, оба в заморской одежде. Их нашли во время патруля королевские гвардейцы. Одного из найденных забили до смерти.

Неподалеку от него нашли еще одно тело, которое описывают как тело молодой девушки, бледной, как рыбье брюхо, и с волосами, цвета сосулек. Она тоже была мертва, но без признаков насильственной смерти. Казалось, она умерла от какой-то продолжительной болезни. Она была похожа на скелет, но умерла после мужчины, так как разорвала свой плащ, чтобы перевязать его раны. Может быть этот мужчина заботился о ней и после его убийства, она тоже умерла. Ее нашли на небольшом расстоянии от его тела, рядом с небольшим костровищем. Если у них были какие-то припасы или оружие, все украли. О них никто не спрашивал. Моему шпиону это убийство показалось странным. Они убили мужчину, а больную женщину не тронули. Какой разбойник бы так поступил?

Этот рассказ странно встревожил меня. Может она пряталась, когда они напали. Может ничего особенного.

А может это что-то особенное. Спокойный тон Чейда приглашал к размышлению. Небольшая деталь: на ней были желтые ботинки. Как и на твоей посыльной.

По моей коже пробежала дрожь. В сознании всплыла ночь Зимнего праздника. Как Ревел описал посланницу? Руки белые как лед. Я подумал, что от них отлила кровь от холода. Что если она была Белой? Но убийства о которых говорил Чейд произошли четыре года назад. Моя вестница появилась три зимы тому назад. А его шпионы принесли вести о другом посланце, а может о двух, всего двадцать дней назад. Возможно, это целая цепочка посланников, возможно, Белых. Может от Шута? Я хотел обдумать это в одиночестве. Я не хотел, чтобы хоть что-то из этого оказалось правдой. Мысль о пропущенном послании от него, разрывала мне сердце. Я отказывался верить в это. И вообще, все это могло не иметь к нам обоим никакого отношения.

Почему-то я в это не верю. Но пора отпустить тебя в постель. Недостаток сна всегда делал тебя раздражительным.

Ты неоднократно был тому свидетелем, огрызнулся я и он еще больше разозлил меня рассмеявшись. Он исчез из моего сознания.

Одна из свечей потекла и я погасил ее. Утро было не за горами, можно зажечь другую свечу, все равно теперь не заснуть. Зачем Чейд вызвал меня? Чтобы спросить о записях или чтобы подразнить обрывками информации о которые могли быть (а могли и не быть) связаны с Шутом? Для того, чтобы анализировать информации было недостаточно, а вот чтобы оставить меня без сна, в самый раз. Может стоит остаться здесь за столом и закончить перевод, благодаря Чейду, я вряд-ли снова обрету покой сегодня ночью.

Медленно поднявшись я осмотрелся. В комнате было грязно. На столе стоял пустой бокал от бренди и валялись два пера, которые я пытался подрезать прошлой ночью. Стоит навести порядок. Я не пускал сюда слуг, на самом деле, я бы удивился, если бы кто-то из них, не считая Ревела, подозревал, насколько часто я использую эту каморку. Я редко появлялся здесь днем или по вечерам, которые мы коротали с Молли. Нет. Это место становилось моим убежищем беспокойными ночами, когда сон не шел ко мне или кошмар поднимал меня раньше времени. И всегда я приходил сюда один. Чейд привил мне привычку к скрытности, которая никогда не оставляла меня. Я был единственным посетителем этой каморки, расположенной в заброшенном крыле. Я приносил дрова и выносил пепел. Я подметал и чистил... ну, время от времени, подметал и чистил. Сейчас комната отчаянно в этом нуждалась, но почему-то я никак не мог собраться.

Вместо этого потянулся там где стоял и вдруг замер, с руками вытянутыми над головой, уставившись на меч Верити, лежащий на каминной полке. Его создала Ходд, она была лучшим кузнецом из всех, кого повидал Баккип. Она умерла защищая короля Верити. А потом Верити пожертвовал жизнью ради своего народа и ушел в своего дракона. Теперь он спит в камне, навеки потерянный для меня. Чувство потери было почти физическим. Внезапно мне захотелось уйти из этой комнаты. В этих стенах слишком многое связывало меня с прошлым. Я позволил себе еще раз медленно осмотреть помещение. Да. Здесь я хранил свое прошлое и все непростые чувства, что оно рождало во мне. Сюда я приходил, пытаясь найти смысл в своей истории. И здесь я мог оставить его за запертой дверью, возвращаясь к своей жизни с Молли.

И впервые я задумался, зачем. Зачем я собрал все это здесь, в некотором подобии старой комнаты Чейда в замке Баккип и зачем приходил сюда бессонными ночами, переживая катастрофы и трагедии, которых уже нельзя избежать? Почему я не вышел из этой комнаты и не запер за собой дверь чтобы никогда не возвращаться? Почувствовав укол вины я вцепился в эту мысль и начал раскручивать ее. Почему? Почему моим долгом стало, вспоминать тех, кого потерял и продолжать оплакивать их. Я так упорно сражался, чтобы жить своей собственной жизнью и победил. Теперь все было в моих руках. А я стою здесь, в комнате заполненной пыльными свитками, испорченными перьями и напоминаниями о прошлом, в то время как наверху, теплая женщина, которая любит меня спит в одиночестве.

Взгляд упал на последний подарок Шута. Резной камень памяти с тремя лицами покоился на каминной полке. Когда бы я не оторвал взгляд от своей работы, он всегда находил глаза шута. Я заставил себя медленно взять его в руки. Я не трогал его с ночи Зимнего праздника три года назад, когда услышал тот крик. Теперь я баюкал камень в руках и смотрел в его резные глаза. Меня трясло от страха, но я коснулся большим пальцем его лба. Я «услышал» слова, которые он всегда говорил мне. «Я никогда не был мудрым.» И все. Только эти прощальные слова, произнесенные его голосом. Боль и облегчение в один момент. Я бережно поставил камень обратно на полку.