Текст книги "Убийца Шута"

Автор книги: Робин Хобб

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 46 страниц) [доступный отрывок для чтения: 17 страниц]

– Моя мать была женщиной с Гор, – сказал я спокойно. – Они обе: она и моя бабушка, были светловолосыми и голубоглазыми. Многие люди из этого региона такие. Возможно, я передал это нашему ребенку.

Молли выглядела удивленной. Думаю, потому что я редко говори о матери, которая отдала меня, когда я был маленьким ребенком. Я больше не отрицал собственные воспоминания о ней. Она носила свои светлые волосы увязанными в одну длинную косу за спиной. Ее глаза были синими, скулы высокими, а подбородок был узок. На ее руках никогда не было колец. "Кеппет", назвала меня она. Воспоминания о том далеком детстве, проведенном в Горном королевстве, я воспринимаю больше как услышанную мной когда-то сказку, а не как принадлежавшую мне реальность.

Молли вкоинилась в мои блуждающие мысли.

– Ты сказал, она – совершенство "и внутри, и снаружи". Ты использовал магию Скилла, чтобы понять это?

Я посмотрел на нее с чувством вины, понимая сколько беспокойства вызывала у нее эта магия. Я опустил глаза и подтвердил:

– Не только Скилл, но и Уит подсказывают мне, что у нас очень маленький, но во всех других отношениях здоровый ребенок, любовь моя. Уитом я чувствую, что сильная жизненная искра в ее теле горит ярко. Она, конечно, крошечная, но я не вижу причин, которые могут вызвать смерть, задержу развития или роста. -

Лицо моли просияло, словно я подарил ей бесценное сокровище. Я наклонился над малышкой и провел маленький круг на ее щечке. Она потрясла меня тем, что повернула лицо навстречу моему прикосновению, а маленькие губки сжались.

– Она голодна, – сказала Молли, громко засмеявшись, болезненно, но с благодарностью. Она устроилась в кресле, распахнула одежду и приложила малышку к своей обнаженной груди. Я смотрел на то, что никогда не видел прежде, несмотря на все прожитые годы. Я подошел к ним ближе, опустился на колени тут же рядом на полу, аккуратно обвил руку вокруг своей жены и и стал смотреть, как младенец сосет грудь.

Каким же идиотом я был,– сказал я – Мне надо было поверить тебе с самого начала.

– Да, надо было, – согласилась она. – Но никто не пострадал, – и она потянулась в мои объятия. И давняя ссора между нами навсегда завершилась.

Глава шестая. Таинственный ребенок

Голод Скилла не утихает с возрастом или с опытом. Любопытство маскируется под обоснованную жажду мудрости и увеличивает искушение. Только дисциплина может держать его под контролем. По этой причине, лучшее, что могут сделать члены группы – сохранять близость друг с другом на протяжении всей жизни, чтобы иметь возможность взаимно усиливать правильное использование Скилла. Так же жизненно важно, чтобы действующая группа Скилла следила за учениками, а Мастер следил и за группой, и за учениками. С Одиночками нужно быть наиболее бдительным. Часто Одиночки демонстрируют авантюрную и высокомерную натуру, это-то и мешает им успешно присоединиться к группе. Крайне существенно, чтобы Мастер Скилла бдительно приглядывал за каждым Одиночкой. Если Одиночка становится замкнутым и чрезмерно скрывает свои действия, возможно необходимо чтобы все Мастера Скилла собрались и обсудили обуздание его магии, пока она не захватила контроль над Одиночкой и он не навредил себе или другим.

Но кто будет следить за пастухом?

Этот вопрос четко определяет проблему. Мастер Скилла, на своем высоком уровне, может контролировать только сам себя. Вот почему этот пост никогда не должен быть политическим, назначаться как почетный, а только дароваться самому ученому, самому сильному и самому дисциплинированному из обладающих Скиллом. Говоря о злоупотреблении Скиллом, нельзя не упомянуть о ужасающем ущербе, нанесенном деревне Ковшель, о падении Мастера Скилла Клерити, и о том, к чему нас всех может привести политизация этого титула. Никем не контролируемый, Мастер Скилла Клерити осуществил мечту, основанную на размышлениях, вынося приговор всем тем, кого он считал «злыми», и награждая «добрых» торговыми преимуществами и договорными браками в этом небольшом сообществе, всё в необдуманной попытке «создать гармоничное поселение, где ревность, зависть и непомерное честолюбие будут устранены ради всеобщего блага.» Но мы были свидетелями того, что эта высокая цель принесла на самом деле: деревня, где крестьяне были вынуждены действовать вопреки своей природе, где они не могли выражать свои эмоции, и где, в конце-концов, за один сезон самоубийства и убийства унесли жизни более половины населения.

Рассматривая величину принесенных страданий, мы можем только винить себя в том, что уровень мастерства обладающих Скиллом не позволил им узнать о действиях Мастера Скилла Клерити до того, как ущерб был причинен. Чтобы избежать такого катастрофического злоупотребления Скиллом в дальнейшем были приняты следующие меры.

Мастер Скилла Клерити был изолирован от использования Скилла в любой форме в будущем. Выборы нового Мастера Скилла были проведены в следующей форме: Король и Королева выдвинули трех кандидатов из числа Мастеров и сами Мастера сделали выбор путем голосования. Голосование должно быть проведено тайно, бюллетени подсчитываться публично, и результаты объявляться тремя случайно выбранными менестрелями, посвященными истине.

Это собрание Мастеров постановило, что Одиночка никогда больше не должен становиться Мастером Скилла. Если бы у Клерити была группа, он никогда не смог бы скрыть свои действия.

Отныне Мастер Скилла должен представать взору всех Мастеров хотя бы раз в год. Если голосование Мастеров признает его некомпетентным, он будет заменен. В крайних случаях злоупотребления или недальновидности, он будет запечатан.

Выжившим после Трагедии в Деревне Ковшель была обеспечена компенсация и опека. Хотя никому из них нельзя было открыть, что Скилл был причиной безумия, охватившего в ту ночь всю деревню, весь ущерб, который может быть возмещен, должен быть возмещен со всей возможной щедростью, и эти выплаты не должны прекращаться до их естественной смерти.

Постановление Мастеров после Трагедии в Деревне Ковшель.

В тот первый вечер, когда ребенок покинул тело Молли, я был ослеплен ей. Еще долго после того как Молли заснула с укаченным ребенком напротив нее, я сидел у огня и смотрел на них обеих. Я изобретал сотни вариантов будущего для нее, все яркие и перспективные. Молли сказала, что она бала маленькой, но я отбросил тревогу. Все дети были маленькими! С ней все будет хорошо, и даже более чем хорошо. Она будет умницей, моя маленькая и любимая девочка. Она будет танцевать как пушинка на ветру, и ездить верхом, словно родилась в седле. Молли обучит ее пчеловодству и названиям и свойствам каждой травинки, что растут в саду; я научу ее читать и считать. Она станет вундеркиндом. Я представлял себе ее маленькие ручки когда она будет помогать мне расшифровывать тексты или делать копии иллюстраций, которые у меня никогда не получались. Я воображал ее кружащую в алом платье в бальном зале Баккипа. Мое сердце было наполненно ей, и я хотел, чтобы мир праздновал вместе со мной.

Я печально усмехнулся, представив как все будут поражены, услышав о ней. Неттл и я никому не рассказывали о том, что Молли беременна. Мы решили, что лучше сохранить это в тайне. И теперь мы оба выглядели глупо, вспоминая то, так говорили о ребенке, моей маленькой дочери, такой прекрасной. Я представил как буду представлять ее миру. Приедут все ее братья с семьями и Нед. О, если бы я только мог послать весточку Шуту о счастье, случившемся в моей жизни! Я улыбнулся, подумав об этом и представил, что так могло бы быть. В честь дня ее именования будет музыка и пир. Кеттрикен, Дьютифул со свой королевой, принцы, даже Чейд приехал бы в Ивовый лес.

С этими мыслями мой восторг начал испаряться. Дитя, которое я себе представлял не было похоже на ребенка, спящего на руках у матери. Что увидят Кетриккен и Чейд, когда посмотрят на нее? Могу представить себе скептическое выражение лица Чейда, как такой светловолосый ребенок мог появиться в роду у Видящих. А что скажет Кетриккен? Если она узнает, чтот моя родная мать была с Гор, то будет ли она вправе признать малышку как дочь Фитца Чивела Видящего, и что тогда? Она думает, что у нее есть право претендовать на мою дочь? Будет ли этот младенец, как Неттл, удостоен привилегии Видящих, если его родство не подтвердится?

Беспокойство выросло во мне, волна холода затопила мое сердце страхом. Как я мог так жаждать этого ребенка и даже ни разу не задуматься о тех опасностях, которые окружат ее просто потому, что она моя дочь? Чейд захочет испытать ее в Скилле. Кеттрикен будет уверена, что трон Видящих вправе выбрать для нее мужа.

Я встал и беззвучно ходил по комнате – волк, охраняющий свою берлогу. Молли спала сном истощения. Запеленутый ребенок рядом с ней немного повозился и затих. Я должен защитить их, дать ребенку будущее, которое она сможет определить для себя сама. Идеи в водовороте кружились в моей голове. Побег. Мы бы могли завтра собрать вещи и сбежать: мы бы путешествовали до того места, где могли бы обосноваться как просто Молли и Том, и наш ребенок...нет. Молли никогда не согласится разорвать связи с другими ее детьми, и я не мог покинуть тех, кого любил вне зависимости от того, какую угрозу они могли предоставлять прямо сейчас.

Итак, что я могу сделать? Я посмотрел на них, таких мирных и таких уязвимых во сне. Я буду держать из в безопасности, поклялся я себе. Неожиданно я пришел к тому, что светлые волосы и голубые глаза могут сыграть нам на руку. Никто, посмотрев на нее, не поверит, что она наш с Молли родной ребенок. Мы могли бы утверждать, что она подкидыш, которого мы взяли. Ложь расцвела в моем сознании. Так легко убедть! Даже Неттл не обязательно знать, однажды я уже показал Молли, что такое угроза для ребенка, возможно, она и согласиться на обман. Неттл бы поверила, что мы приняли малышку, чтобы утолить тоску ее матери по ребенку. Никто не должен знать, что она истинная Видящая. Одна простая ложь способна сохранить ее в безопасности.

Если у меня получится убедить Молли согласиться на это.

Той ночью я отправился в нашу комнату за постельными принадлежностями и принес их вниз, в детскую. Я спал попрек двери, на полу, как волк, охраняющий своего детеныша и берлогу. Это было правильно.

Следующий день был наполнен сладостью и трепетом. При свете зари, я увидел насколько глупыми были мои планы отрицать собственного ребенка. Слуги в огромном доме обо всем знали, и Ревел был бы тотчас узнал, что никакого подкидыша не доставляли к нам накануне вечером. Я не мог скрыть от персонала, что Молли родила своего ребенка, так что я предупредил их, что ребенок был маленьким, а его мать устала. Я уверен, они посчитали меня сумасшедшим, как и Молли, когда я настоял, что сам буду подавать ей пищу, и чтобы ее совсем никто не беспокоил. Не только правдивость моего высказывания о том, что ребенок присутствовал в доме, но и мой авторитет мужчины в женских делах был подвергнут сомнению. По одной, по две и по три, каждая женщина из числа персонала Ивового леса нашла неотложное дело, требующее посещения детской. Первой была Кухарка Натмег, наставшая на том, что она должна поговорить с Молли, для того чтобы узнать, что ее хозяйка хотела бы получить на обед и ужин в столь знаменательный день. Ее дочь Майлд проскользнула за ней, тонкой тенью внушительной фигуры ее матери. Молли ничего не знала о моих попытках оставить ее в покое. Я не могу винить ее в чопорном самодовольстве, когда она демонстрировала ребенка Кухарка и ее дочери.

Молли, я думаю, осознавала только то, что она доказала их неправоту: она была беременной, а все их ехидные увиливания от ее настойчивого требования подготовить детскую сейчас были признаны ошибочными. Она была царственна как Королева, когда они придвинулись посмотреть на крошечный сверток, который она так бережно держала. Кухарка взяла себя в руки, улыбаясь тому, каким "дорогим маленьким созданием" был наш ребенок. Майлд была в меньшей степени обучена этикету.

– Она такая крошечная!, – воскликнула девушка. – Как куколка! И бледная, как молоко. Какие голубые глаза! Она слепая?

– Конечно, нет! – ответила Молли, глядя на своего ребенка с обожанием. Кук толкнула свою дочь и прошипела: – Манеры.

– Моя мать была светлой. С голубыми глазами, – настаивал я.

– Ну, тогда это все объясняет, – заключила Кухарка Натмег с неестественным облегчением. Она присела в реверансе перед Молли. – Что же, хозяйка, приготовить речную рыбу или треску? Всем известно, что рыба – лучше всего для только что родившей женщины.

– Речную рыбу, пожалуйста, – ответила Молли, и, поскольку решение было принято, кухарка удалилась из комнаты вместе со своей дочерью.

Как только прошло достаточно времени для того, чтобы Кухарка вернулась к своим обязанностям, явились две горничные, узнать, не требуется ли свежее постельное белье матери или ребенку. Каждая принесла по охапке и, потеснив меня, заняли мое место в дверях, настаивая:

– Ну, если не сейчас, то в ближайшее время, всем известно как быстро дети пачкают свою кроватку.

И с глубоким расстройством я снова заметил, как женщины едва справились с изумлением, прежде чем начать восторгаться при виде моей дочки. Молли, казалось, этого совсем не видела, но все мои инстинкты предупреждали об опасности. Что же, я слишком хорошо знал, как относились к маленьким существам, которые слишком отличались от остальных. Я видел покалеченных цеплят, которых заклевывали до смерти. Видел, как отталкивают в сторону слишком слабых телят, как не подпускают к материнскому соску поросёнка-недомерка. У меня не было ни одной причины полагать, что люди чем-то отличались от животных в этом отношении. Поэтому я продолжал наблюдать.

Даже Ревел познакомился с моей дочерью, когда принёс поднос с цветочными вазами. “Зимние анютины глазки. Такие неприхотливые, что в теплицах леди Пейшнс они цветут круглую зиму. Хотя теперь в них не слишком тепло, и ухаживают за ними уже не так хорошо, как раньше”. Он бросил в мою строну взгляд, который я стойко проигнорировал. А потом Молли оказала ему честь, которой до тех пор не удостоился никто другой. Она протянула в его слишком длинные руки крошечный сверток, и я увидел, как Ревел затаил дыхание, принимая его. Длинные пальцы сомкнулись на груди малышки, и полная обожания улыбка придала обычно мрачному лицу чуть глупое выражение. Он поднял глаза на Молли, их взгляды встретились, и в тот момент я был настолько близок к ревности, насколько может быть мужчина, увидев, как тихо они делятся своей радостью. Он не проронил ни слова, пока держал девочку, и отдал её лишь когда в дверь постучала горничная, которой понадобился его совет. Перед тем, как уйти, он аккуратно расставил вазы с цветами так, чтобы они очаровательно перекликались с ширмами. Это заставило Молли улыбнуться.

В первый день её жизни меня меньше всего волновала работа и заботы о поместье. Каждую свободную секунду я проводил в детской. Я смотрел на Молли и нашего ребенка, и мой трепет сменялся удивлением. У младенца было такое крошечное личико. Каждый её мимолетный взгляд казался чудом. Её крохотные пальчики, завиток светлых волос на шее сзади, нежные розовые ушки. Мне казалось поразительным, что такой набор чудесных деталей мог просто так соединиться внутри моей леди-жены. Наверняка она была результатом самоотверженного труда волшебного художника, а не плодом любви. Когда Молли отошла в ванную, я остался у колыбели. Я смотрел, как она дышит.

У меня не было желания взять её. Она казалась слишком нежным созданием, чтобы трогать её руками. Словно бабочка, подумал я. Я боялся, что если прикоснусь, то могу повредить мерцание жизни, которое позволяло ей двигаться. Вместо этого смотрел, как она спит, как незначительно поднималось и опадало одеяльце, которым она была накрыта. Её розовые губки двигались во сне вперед-назад. Когда её мать вернулась, я наблюдал за ними пристальнее, чем если бы они с Молли были героинями сказочной постановки. Я никогда не видел Молли такой спокойной и умелой, сосредоточенной на своих материнских обязанностях. Это исцелило что-то во мне, пропасть, о которой я не знал, пока она не заполнилась. Так вот что значит быть матерью! Мой ребенок был окружен безопасностью и заботой в её объятиях. То, что она раньше уже была матерью семь раз, не делало это для меня менее удивительным. Как и ожидалось, я подумал о женщине, которая так же держала меня когда-то. Я с тоской подумал, жива ли ещё та женщина, знает ли она, что со мной стало? Были ли особенности моей маленькой дочери её отражением? Но, глядя на её спящий профиль, я увидел только, какой уникальной она была.

В ту ночь Молли поднялась со мной по лестнице в нашу спальню. Она улеглась с запеленутым ребенком по середине кровати, и когда я присоединился к ним, я почувствовал, будто, сформировал другую половинку скорлупки вокруг драгоценного семечка. Молли тут же заснула, одной рукой слегка касаясь нашего спящего ребенка.Я совершенно неподвижно лежал на краю кровати сверхъестественно сильно ощущая крошечную жизнь, находящуюся между нами. Медленно я протянул свою руку, пока не смог дотянуться своими пальцами и дотронуться до руки Молли. Тогда я закрыл глаза и соскользнул в сон. Я проснулся, когда завозился и захныкал ребенок. Даже без света в комнате, я почувствовал как Молли подвинула ее, чтобы приложить к груди. Я вслушивался в звуки, которые издавала малышка во время кормления и глубокое ровное дыхание Молли. И я снова соскользнул в сон.

Мне снился сон.

Я снова был мальчиком в замке Баккип, и я прогуливался в одиночестве по вершине каменной стены возле сада с растениями. Стоял теплый и солнечный весенний день. Пчелы жужжали в ароматных цветках тяжело нагруженного вишневого дерева, склонившегося у стены. Я прекратил балансировать и ступил в объятия ветвей с розовыми лепестками. Наполовину скрытый, я замер при звуке голосов. Дети возбужденно кричали, очевидно, в процессе какой-то соревновательной игры. Меня заполнило желание присоединиться к ним.

Но даже в объятии сна я знал, что это невозможно. В замке Бакипп я был ни рыба, ни мясо. Я был слишком простым для того, чтобы искать друзей среди законнорожденных, но моя незаконнорожденная кровь была, также, слишком благородна, чтобы позволить мне играть с детьми слуг. Так что я подслушивал, преисполненный острой завистью, в тот момент, когда маленькая, гибкая фигура пробралась через ворота в ботанический сад, сомкнув и почти закрыв их за собой. Он оказался худым ребенком, одетым во все черное за исключением белых рукавов. Плотно облегающий черный колпачок скрывал все, кроме концов его бледных волос. Он прыжками преодолел сад, промчавшись над клумбами, не повредив ни листочка, на участок каменной дорожки, беззвучно волоча ногами, перед тем как вновь стремительно пронестись над следующей клумбой.Он двигался в относительной тишине, пока его шумные преследователи оставались далеко позади. Они c громкими криками распахнули ворота, в то время как он проскользнул за взбирающиеся по шпалере розы.

Я затаил дыхание вместо него. Его убежище не было идеальным. Весна была молодой, и он выделялся черной тенью позади стройных ветвей и распустившихся зеленых листьев на выращенных на шпалере розах. Мой рот искривился в улыбке, когда я задался вопросом, кто же победит в этой игре. Другие дети разбежались по саду, всего около полудюжины. Две девочки и четыре мальчика, вероятно, с разницей не более трех лет с моим собственным возрастом. Их одежда выдавала в них детей слуг. Двое старших мальчиков уже были одеты в Баккипские синие туники и рейтузы, вероятно, они уклонялись от выполнения незначительных заданий, которые у них были в замке.

– Он пришел сюда? – пронзительно кричала одна из девочек.

– Он должен был! – кричал мальчик, с нотой неопределенности в голосе. Преследователи быстро разошлись, каждый состязался за право первым увидеть их жертву. Я стоял неподвижно, мое сердце забилось быстрее, желая знать, возьмут ли они меня в свою игру, если заметят. Даже зная, где спрятался мальчик, я мог различить лишь его силуэт. Его бледные пальцы крепко сжимали шпалеру. Я видел как слабо поднималась и опускалась его грудь, которая выдавала, как долго он бежал.

– Он прошел мимо ворот! Давайте же! – решил один из старших мальчиков, и как cвора собак натравленных на лису, дети ринулись назад, расходясь вокруг него, пока он держал свой путь обратно к воротам. Позади них, их жертва уже повернулся и искал то, за что можно ухватиться на нагретой солнцем каменной стене за шпалерами. Я видел, как он начал подниматься, но затем вопль из засады сообщил, что кто-то оглянулся и заметил его движение.

– Он там! – закричала девочка, и свора промчалась обратно в сад. Когда одетый во все черное мальчик начал взбираться по высокой стене, дети поспешно наклонились. И в следующее мгновенье воздух наполнился огромными комьями земли и камнями. Они попали в розовый куст, шапалеры, в станы, и я услышал гулкий глухой стук, когда они попали по тонкой молодой спине. Я услышал его хриплый болезненный вздох, но он продолжал цепляться за стену и взбираться наверх.

Игра вдруг оказалась вовсе не игрой, а жестокой охотой. Распластанному по стене, ему негде было укрыться, и пока он взбирался вверх, охотники наклонялись и набирали камни и комья грязи. Я мог бы крикнуть, чтобы они остановились. Но я знал, что даже если я это сделаю, это не остановит их. Я бы просто стал дополнительной мишенью для них.

Один из камней ударил его в затылок достаточно сильно, для того чтобы голова отлетела к стене. Я услышал шлепок плоти о камень и увидел, как он остановился, наполовину оглушенный, его пальцы заскользили. Но он вновь не закричал. Он вздрогнул, и затем снова начал двигаться, более быстро. Его ноги заскользили в поисках точки опоры, и тогда его рука легла на верхнюю часть стены. Будто цель игры была достигнута, другие дети умчались вперед. Он достиг вершины стены, зависнув ровно на столько, сколько потребовалось для того, чтобы встретиться со мной взглядом, а затем перепрыгнул на другую сторону. Стекающая с его подбородка кровь была ошеломляюще красной против его бледного лица.

– Огибай, огибай! – визжала одна из девочек, и визжа как гончие, остальные дети развернулись и выбежали из сада. Я услышал резкий лязг ворот, которые захлопнулись за ними, и дикий топот ног. Они смеялись на бегу. Мгновением позже я услышал пронзительный и отчаянный крик.

Я проснулся. Я дышал так часто, будто только что вышел из сражения. Моя ночная рубашка была потной на груди и скомкалась вокруг меня. Дезориентированный, я сел и отбросил одеяло.

– Фитц! – Упрекнула меня Молли, огородив рукой нашего ребенка. – О чем ты только думаешь?

Внезапно я снова стал самим собой, взрослым мужчиной, а не испуганным ребенком. Я сидела в нашей кровати, рядом с Молли, рядом с нашим крошечным ребенком, которого я мог раздавить своим резким движением.

– Я навредил ей? – закричал я в ужасе, и в ответ раздался тонкий плач ребенка.

Молли протянула руку и схватила меня за запястье.

– Фитц. Все в порядке. Ты просто разбудил ее, вот и все. Ложись. Это было всего лишь сон.

После всех совместно прожитых лет, она была знакома с моими ночными кошмарами. Она знала, к моему сожалению, что будить меня может быть опасно. Теперь же, мне было стыдно как побитой собаке. Неужели она думала, что я опасен для нашего ребенка?

– Я думаю, мне лучше поспать в другом месте, – предложил я.

Молли не отпускала мое запястье. Она перевернулась на бок, уютно расположив ребенка ближе к себе. В ответ ребенок тихонько икал и тут же принялся искать сосок.

– Ты будешь спать прямо здесь, рядом с нами, – заявила Молли. Прежде чем я успел сказать что-нибудь еще, она тихо рассмеялась и сказала. – Она думает, что снова голодна.

Она отпустила меня, чтобы высвободить грудь для ребенка. Я лежал неподвижно, пока она устраивалась, а затем слушал тихие и довольные звуки молодого создания, наполняющего свой живот. Они обе так хорошо пахли: ребенок со своим младенческим запахом, и женственный запах Молли. Я вдруг почувствовал себя огромным, жестоким и мужиковатым, злоумышленником в безопасной и мирной семейной жизни.

Я начал было искать предлог:

– Я должен...

– Ты должен остаться там, где ты находишься.

Она снова поймала меня за руку и дернула за нее, потянув меня ближе к ним обоим. Она оставалась не довольной до тех пор, пока я не приблизился настолько близко, что она смогла запустить свои пальцы в мои волосы. Ее прикоснование оказалось легким, успокаивающим, когда она откинула потные кудри с моего лба. Я закарыл глаза при ее прикосновении и спустя несколько мгновений мой сознание дрейфовал

Сон, который канул в безвестность когда я проснулся, снова вырисовался в моей голове. Я должен был заставить себя дышать медленно и осторожно, на смотря на то что моя грудь сжалась. Сон, сказал я себе. Не воспоминание. Я никогда не прятался и не наблюдал за тем как другие дети в замке издеваются над Шутом. Никогда.

Но мог бы, твердила моя совесть.Если бы я был в нужном месте в нужное время, я мог бы. Любой ребенок мог. Как и любой в такой час и после такого сна, я искал связь в своих воспоминаниях, пытаясь понять, почему этот кошмар разрушил мой сон. И не находил.

Ничего, за исключением разговоров детей в замке о бледном чудаке Короля Шрюда. Шут был там, в моих детских воспоминаниях, с того самого дня, как я приехал в Баккип. Он был там до моего приезда, и, если верить ему, ждал меня всё это время. Но прошли годы до наших столкновений в Баккипском замке, его грубого жеста в холле, или нелестного пародирования, когда он ходил за мной по коридоре. Я избегал его так же усердно, как и другие дети. Чтобы снять с себя груз вины, я думаю, что не обращался с ним жестоко. Я никогда не насмехался над ним, никаким образом не выражал отвращение. Нет. Я просто его избегал. Я считал его шустрым и глупым парнем, акробатом, который развлекает короля своими выходками, но, скорее, простодушным. Во всяком случае, я жалел его, сказал я себе. Потому что он был другим.

Так же, как и моя дочь будет отличаться от приятелей по играм.

Не все дети в Бакке были темноглазыми и темноволосами со смуглой кожей, но преобладающее число приятелей, которых она найдет, будут именно такими. И если она не будет расти настолько быстро, чтобы соответствовать им в размерах, если она останется крошечной и бледной, что тогда? Какое детство у нее будет?

Холод сковал мой живот и добрался до сердца. Я подвинулся еще ближе к Молли и моему ребенку. Они спали, но я не мог. Бдительный, как преследующий волк, я слегка обнял их обеих. Я буду защищать ее, как я пообещал себе и Молли. Никто не будет насмехаться над ней или издеваться в любом случае. Даже если мне придется держать ее в секрете от всего внешнего мира, я буду держать ее в безопасности.