Текст книги "Замок Лорда Валентина"

Автор книги: Роберт Сильверберг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 63 (всего у книги 87 страниц)

  Глава 8

– Корональ желает тебя видеть,– сказал Шанамир.

Удивленный Хиссун поднял голову. Последние полтора часа он провел в нелепом многоколонном вестибюле, напряженно ожидая чего-то и пытаясь догадаться, что происходит за закрытыми дверями покоев лорда Валентина. Сколько еще времени он должен здесь оставаться – и должен ли? Было уже далеко за полночь, а часов через десять короналю со свитой предстояло продолжить путь, определенный для великой процессии. Но, может статься, ночные события что-то изменили? Так или иначе, Хиссуну еще нужно было возвратиться во внешнее кольцо, собрать свои пожитки, попрощаться с матерью и сестрами и вернуться сюда к назначенному сроку, чтобы присоединиться к свите лорда. Не мешало бы еще успеть хоть чуть-чуть поспать. Вокруг царила полная неразбериха.

После обморока короналя лорда Валентина унесли в его покои, трапезная опустела, а Хиссун и другие приближенные уныло собрались в мрачного вида приемной. Через некоторое время пришла весть, что лорду Валентину стало лучше, а им следует оставаться на месте и ждать дальнейших указаний. Затем их по одному начали вызывать к короналю – сначала Тунигорна, затем Эрманара, Эйзенхарта, Шанамира, остальных… и наконец Хиссун остался один, не считая нескольких телохранителей и чиновников второстепенного ранга. Он не испытывал желания спрашивать у кого-либо из них, что делать дальше, однако уйти не посмел и ждал, изнывая от неизвестности.

Хиссун закрыл покрасневшие, опухшие глаза. Нет, заснуть не удается… Перед его мысленным взором встает одна и та же картина: лорд Валентин падает, а он и Лизамон Халтин разом вскакивают со своих мест, чтобы подхватить короналя. Мучительные воспоминания о бесславном завершении банкета вновь и вновь бередят душу: растерянный, утративший все свое величие монарх с трудом подбирает слова, но, так и не сумев подыскать нужные, шатается, качается, падает…

Конечно, корональ, как и любой другой, мог хватить лишку и вести себя глупейшим образом. Одна из истин, усвоенных Хиссуном за годы работы в Доме Записей и чтения воспоминаний в Регистре памяти душ, состояла в том, что корона Горящей Звезды не дарит ее обладателю сверхъестественных способностей.

И вполне вероятно, что в тот вечер лорд Валентин, которому явно не очень нравилось в Лабиринте, позволил себе обильными возлияниями облегчить эту участь и оказался в хмельном тумане, когда подошла его очередь выступить с речью.

Но Хиссун почему-то сомневался, что именно вино стало причиной наваждения короналя, и не поверил словам лорда Валентина, хотя тот сам об этом упомянул. Во время произнесения речей он пристально наблюдал за короналем, и тот вовсе не выглядел пьяным, а, наоборот, казался радостным, оживленным. А потом, когда маленький вруун-чародей прикосновением щупалец вывел лорда Валентина из беспамятства, тот имел несколько неуверенный вид, вполне естественный для человека после обморока, но тем не менее сохранял ясность ума. Никому не удалось бы протрезветь так быстро. Нет, вино ни при чем, здесь что-то другое – чародейство или тайное послание, завладевшее душой лорда Валентина в самый неподходящий момент. Ужасно! Просто ужасно!

Хиссун поднялся и по извилистому коридору направился к покоям короналя. Когда он приблизился к двери, украшенной искусной резьбой, сверкающей золотыми эмблемами Горящей Звезды и королевскими монограммами, она открылась и появились Тунигорн с Эрманаром, оба усталые и угрюмые. Кивнув ему, Тунигорн небрежным движением пальца подал знак стражникам у двери пропустить Хиссуна.

Лорд Валентин сидел за широким столом из какого-то редкого полированного дерева цвета крови. Крупные, с узловатыми пальцами ладони короналя опирались на стол, как бы помогая лорду сохранять равновесие. Бледное лицо, блуждающий взгляд, поникшие плечи…

– Мой лорд…– неуверенно начал Хиссун, запнулся и умолк.

Стоя в дверях, он чувствовал себя не в своей тарелке. Казалось, лорд Валентин не замечает его. В комнате находились Тизана, старая толковательница снов, Слит и вруун. Все молчали. Хиссун смешался – он не имел ни малейшего представления, как в такой ситуации подобает обращаться к короналю. Следует ли выразить искреннее сочувствие или притвориться, будто все в порядке и монарх пребывает в добром здравии? Чувствуя, как горят щеки, Хиссун сделал знак Горящей Звезды и, не получив ответа, повторил его.

Попытка собрать воедино остатки прежней мальчишеской самоуверенности не удалась. Как ни странно, но чем чаще Хиссун видел короналя, тем скованнее чувствовал себя в его присутствии. Он и сам не понимал, в чем тут дело.

Выручил его Слит, который громко объявил:

– Мой лорд, посвященный Хиссун.

Корональ поднял голову. Его неподвижный, словно остекленевший взгляд, затуманенный бесконечной усталостью, пугал. И все же, как с изумлением заметил Хиссун, лорд Валентин нашел в себе силы выйти из состояния крайнего изнеможения, подобно человеку, который сорвался с края обрыва, но вцепился в лиану и выбрался по ней на безопасное место, выказав при этом необъяснимую силу. Лицо короналя приобрело оживленное выражение, щеки вновь окрасились румянцем. Ему удалось даже восстановить королевское достоинство, привычку повелевать. «Неужели будущих короналей на Замковой горе обучают каким-то особым приемам?» – с благоговением подумал Хиссун.

– Подойди,– заговорил наконец лорд Валентин.

Хиссун сделал несколько шагов.

– Ты боишься меня?

– Мой лорд…

– Я не могу позволить тебе страшиться меня и таким образом тратить время. Мне слишком многое предстоит сделать. И тебе тоже. Когда-то мне казалось, что ты совершенно свободен от благоговейного трепета передо мной. Я ошибался?

– Мой лорд, это лишь потому, что у вас такой усталый вид… Я тоже, кажется, устал… эта ночь была такой необычной для меня, для вас, для всех…

Корональ кивнул.

– Ночь, полная странных событий. Сейчас уже утро? Когда я здесь бываю, у меня пропадает ощущение времени.

– Сейчас немного за полночь, мой лорд.

– Всего лишь? Мне показалось, что уже ближе к утру. Какая долгая ночь! – лорд Валентин негромко рассмеялся.– Но ведь в Лабиринте всегда немного за полночь, верно, Хиссун? Одному Божеству известно, как мне хочется вновь увидеть солнце!

– Мой лорд…– деликатно вмешался Делиамбер.– Уже действительно поздно, а еще так много дел…

– Да, верно.– Взгляд короналя вновь на мгновение остекленел. Однако Валентин быстро пришел в себя,– Тогда к делу. Во-первых, выражаю тебе признательность. Не подхвати ты меня так вовремя, я бы так легко не отделался. Похоже, ты рванулся ко мне еще до того, как я начал падать. Неужели так бросалось в глаза, что я вот-вот рухну?

– Да, ваша светлость. Я, по крайней мере, заметил,– слегка покраснев от смущения, ответил Хиссун.

– Вот как?

– Возможно, я наблюдал за вами внимательнее, чем остальные.

– Да. Должен признать, что так, пожалуй, и есть.

– Надеюсь, ваша светлость не слишком страдает от прискорбных последствий… э-э-э-э…

На губах короналя заиграла улыбка.

– Нет, Хиссун, я не был пьян.

– Я не хотел намекать… я хочу сказать… но…

– Нет, причина не в этом. Чары, послание… кто знает? Вино – одно, колдовство – совсем другое, и я, кажется, до сих пор не могу сказать, в чем разница. Это было темное видение, мой мальчик, и, увы, не первое. Предзнаменования беспокоят меня давно. Дело, судя по всему, идет к войне.

– К войне? – вырвалось у Хиссуна. Какое чужое и страшное слово! Оно пронеслось по воздуху, будто какое-то мерзкое жужжащее насекомое в поисках жертвы. Война? Перед глазами Хиссуна возникла картина восьмитысячелетней давности из капсулы с воспоминаниями, найденной в Регистре памяти душ: объятые пламенем голые холмы далеко на северо-западе, черное от густых клубов дыма небо – последняя вспышка продолжительной войны лорда Стиамота против метаморфов. Но это происходило в древности. В течение всех последующих веков войн не было, за исключением борьбы за реставрацию. Но благодаря лорду Валентину, питавшему отвращение к насилию, в той борьбе едва ли имелись жертвы.

– Какая еще война?! – удивился Хиссун.– Ведь на Маджипуре не бывает войн!

– Война приближается, юноша! – грубо вмешался Слит,– А когда она начнется, от нее не спрячешься, клянусь Повелительницей!

– Но война с кем? Это ведь самый мирный из миров. Откуда появится враг?

– Враг есть,– ответил Слит,– Неужели вы, обитатели Лабиринта, настолько оторваны от реальности, что неспособны это уяснить?

Хиссун нахмурился.

– Вы говорите о метаморфах?

– Именно! – воскликнул Слит.– О метаморфах, об этих мерзких меняющих форму! Уж не думал ли ты, что нам удастся вечно держать их в узде? Клянусь Хозяйкой Острова, заваруха начнется довольно скоро!

Ошеломленный Хиссун уставился на худощавого человека со шрамом. Глаза Слита сверкали. Казалось, он чуть ли не рад такому развитию событий.

Хиссун медленно покачал головой.

– При всем уважении к вам, верховный канцлер Слит, я не вижу в этом никакого смысла. Чтобы кучка метаморфов выступила против двадцати миллиардов жителей Маджипура? Однажды они уже затевали войну и проиграли ее, и как бы они нас ни ненавидели, не думаю, что они решатся повторить свою попытку.

Слит указал на короналя, который, казалось, даже не прислушивался к их разговору.

– А когда они усадили свою марионетку на трон лорда Валентина? Что это, если не объявление войны? Эх, мальчик, мальчик, ничего-то ты не знаешь! Метаморфы в течение веков строят против нас козни, и вот наступило их время. Сны самого короналя служат тому подтверждением! Клянусь Хозяйкой Острова, короналю снится война!

– Нет, Слит. Клянусь Повелительницей, если это хоть в ка-кой-то мере зависит от меня, войны не будет, и тебе это известно,– бесконечно усталым голосом возразил корональ.

– А если не зависит, мой лорд? – парировал Слит.

Лицо коротышки, обычно мертвенно-бледное, сейчас горело от волнения, глаза блестели, а руки находились в беспрерывном движении, будто он жонглировал невидимыми булавами. Хиссуну и в голову не могло прийти, что кто-то, пускай даже верховный канцлер, может так резко разговаривать с короналем. Однако случалось такое, похоже, нечасто, поскольку на лице лорда Валентина Хиссун заметил нечто, весьма похожее на гнев: гнев лорда Валентина, которому, по всеобщему убеждению, неведома ярость; ведь мягкостью и любовью он стремился умиротворить даже своего непримиримого врага, узурпатора Доминина Барджазида. Затем гнев вновь уступил место беспредельной усталости, придававшей энергичному сорокалетнему мужчине, каковым Хиссун знал короналя, вид дряхлого старца.

В комнате повисла напряженная тишина. После долгого молчания лорд Валентин заговорил – медленно, обдумывая каждое слово и обращаясь только к Хиссуну, будто в комнате никого, кроме них, не было.

– Я не желаю слышать о войне, пока остается надежда на мир. Но знамения были зловещими и достаточно правдоподобными: если не война, то какое-то другое бедствие неизбежно. Я не стану пренебрегать такими предупреждениями. Этой ночью, Хиссун, мы изменили кое-что в наших планах.

– Вы отмените великую процессию?

– Нет, это не в моих силах. Я уже не раз отказывался от нее под предлогом отсутствия времени на увеселительные поездки, ссылаясь на множество неотложных дел на Замковой горе. Возможно, я откладывал ее слишком долго. Процессия должна проходить каждые семь-восемь лет.

– А что, прошло больше, мой лорд?

– Почти десять. К тому же мне тогда не удалось завершить поездку: в Тил-омоне – ты знаешь об этом – произошла небольшая неприятность: меня против воли освободили на некоторое время от государственных обязанностей.– Корональ смотрел мимо Хиссуна куда-то в бесконечность. Казалось, он вглядывается в туманные бездны времени: возможно, он вспоминал узурпатора Барджазида, долгие месяцы или даже годы, когда в беспамятстве, лишенный власти скитался по Маджипуру. Лорд Валентин покачал головой: – Нет, великая процессия должна состояться. Более того, ее следует сделать более продолжительной. Раньше речь шла о поездке только по Алханроэлю, но теперь я считаю, что необходимо посетить оба континента. Народ Зимроэля тоже должен своими глазами увидеть короналя. И если Слит прав в том, что следует опасаться прежде всего метаморфов… что ж, тогда и надо отправляться именно на Зимроэль, поскольку как раз там обитают метаморфы.

Хиссун никак не ожидал такого поворота событий. Еще и Зимроэль! Невообразимо далекий, чуть ли не мифический край лесов, полноводных рек, волшебных городов с волшебными именами!..

– Ах, мой лорд, если это и есть ваш новый план, то он чудесен! – взволнованно воскликнул он, не в силах сдержать радостную улыбку.– Я и не надеялся когда-нибудь увидеть те места, разве что во сне! Мы поедем в Ни-мойю? А в Пидруид? Тил-омон? Нарабаль?..

– Я скорее всего поеду,– ответил корональ, и бесстрастный тон его голоса поразил Хиссуна до глубины души.

– А я, мой лорд? – с внезапной тревогой спросил он.

– Еще одно изменение в планах,– мягко сказал лорд Валентин,– Ты не будешь сопровождать меня во время великой процессии.

От таких слов на Хиссуна повеяло таким холодом, будто по самым укромным закоулкам Лабиринта пронесся налетевший с небес звездный ветер. Он задрожал, и душа его съежилась под этим ледяным порывом; он ощутил себя отброшенной шелухой.

– Я отстранен от службы, ваша светлость?

– Отстранен? Ни в коем случае! Неужели ты еще не понял, что с тобой у меня связаны серьезные замыслы?!

– Да, вы не раз говорили об этом, мой лорд. Но процессия…

– В том, что тебе со временем предстоит, она будет лишь помехой. Нет, Хиссун, я не могу допустить, чтобы ты потратил год или два, сопровождая меня из провинции в провинцию. Тебе надлежит как можно скорее отправиться на Замковую гору.

– На Замковую гору, мой лорд?

– Чтобы начать подготовку, необходимую кандидату в рыцари.

– Как вы сказали, мой лорд? – изумленно переспросил Хиссун.

– Сколько тебе сейчас? Восемнадцать? Значит, ты несколько отстаешь от сверстников. Но сметливости тебе не занимать: ты наверстаешь упущенное и поднимешься до своего истинного уровня достаточно быстро. Ты должен многого добиться, Хиссун. Нам не дано знать, какое именно зло может поразить наш мир, но сейчас я уверен, что должен ожидать худшего, готовиться к нему и готовить тех, кто будет рядом со мной, когда наступят тяжкие времена. Вот почему ты не примешь участия в великой процессии.

– Понимаю, мой лорд.

– Неужели? Да, пожалуй, ты понимаешь. Когда-нибудь ты наверняка побываешь в Пилиплоке, Ни-мойе и Пидруиде. Согласен? Но сейчас… теперь…

Хиссун кивнул, хотя на самом деле едва ли смел предположить, что постигает смысл сказанного короналем. Лорд Валентин долго и пристально смотрел на него, и юноша твердо выдержал этот взгляд усталых голубых глаз. Однако и сам он уже чувствовал, что силы его на исходе,– ничего подобного ему прежде не доводилось испытывать. Он понял, что аудиенция окончена, хота вслух ничего сказано не было, молча сделал знак Горящей Звезды и вышел.

Сейчас Хиссуну хотелось только одного – поспать: день, неделю, месяц. Эта суматошная ночь отняла всю его энергию. Всего два дня назад тот же лорд Валентин вызывал его в ту же комнату и велел срочно готовиться к отъезду из Лабиринта, поскольку его включают в состав королевского кортежа, совершающего великую процессию по Алханроэлю. А вчера его назначили одним из королевских помощников и выделили место за высоким столом на время банкета… И вот банкет прошел, завершился необъяснимым происшествием. Ему довелось видеть слабость короналя, убедиться в том, что и правитель Маджипура всего лишь обыкновенный человек. А потом его лишили радости участия в великой процессии. И вот теперь… Замковая гора? Кандидат в рыцари? Наверстать упущенное? Что именно? Жизнь начинает больше походить на сон. И нет никого, кто мог бы этот сон растолковать.

В коридоре за дверью комнаты короналя Слит внезапно схватил его за руку и притянул поближе к себе. Хиссун почувствовал, какие необычайные сила и энергия, сжатые словно пружина, скрываются внутри этого маленького человека.

– Я просто хотел сказать, мальчик… я не испытывал враждебности, когда так резко разговаривал с тобой.

– Я и не думал обижаться.

– Ладно-ладно. Я не хочу ссориться с тобой.

– И я с вами, Слит.

– Сдается мне, нам придется немало потрудиться вместе, когда начнется война.

– Если начнется война.

Слит мрачновато усмехнулся.

– В этом нет ни малейшего сомнения. Но я не собираюсь затевать новый спор. Довольно скоро ты начнешь думать так же. Валентин не замечает беды, пока она не схватит его за горло,– это в его характере: он слишком добр и, как мне кажется, слишком верит в добропорядочность других… но ты-то не такой, мой мальчик, верно? Ты живешь с открытыми глазами. По-моему, именно это корональ и ценит в тебе больше всего. Ты слушаешь меня?

– Ночь была долгой. Слит.

– Да-да, верно. Ну ступай, мальчик, поспи немного. Если заснешь…

  Глава 9

Первые лучи солнца упали на неровный, серый, илистый берег в юго-восточной части Зимроэля и осветили его бледно-зеленым светом. Рассвет моментально разбудил пятерых лиименов, расположившихся в потрепанной, латаной-перелатаной палатке на краю дюны в нескольких сотнях ярдов от моря. Они молча поднялись, зачерпнули пригоршни сырого песка и растерли его по грубой рябой коже серо-черного цвета на груди и руках, совершая таким образом утреннее омовение. Выйдя из палатки, они повернулись на запад, где в темном небе еще светились несколько звезд, и сделали приветственный знак.

Одна из этих звезд была, вероятно, той, с которой прилетели их предки. Они не представляли, какая именно. Этого не знал никто. Семь тысячелетий прошло с той поры, как на Маджипур прибыли первые лиимены-переселенцы; за долгие годы большая часть сведений была утеряна. За время скитаний по гигантской планете, появляясь везде, где можно было отыскать простую, черную работу, лиимены уже давно позабыли то место, откуда начался их путь. Но однажды они вспомнят то, что забыли.

Старший молча развел костер. Тот, что помоложе, принес вертелы и насадил на них мясо. Две женщины без единого слова взяли вертелы и стали держать их над пламенем; вскоре послышалась песня кипящего жира. Все так же не произнося ни звука, они раздали куски мяса, и лиимены в молчании съели то, чему предстояло стать их единственной пищей на протяжении целого дня.

В полной тишине они гуськом вышли из палатки: сначала старший, за ним обе женщины, затем еще двое лиименов-мужчин – пять поджарых, широкоплечих существ с плоскими головами и горящими глазами, по три на каждом бесстрастном лице. Они направились к берегу моря и выстроились на узком выступе мыска, куда не добирался прибой. Вот уже несколько недель они приходили сюда каждое утро.

Они стояли в безмолвном ожидании, и каждый из них надеялся, что новый день позволит им увидеть драконов.

Юго-восточное побережье Зимроэля, обозначенное на картах как провинция Гихорн,– один из самых мрачных уголков Маджипура. Богом забытый край, скудная серая почва, пронизанные сыростью порывистые ветры, полное отсутствие городов, чудовищные, опустошительные песчаные бури, налетающие когда им вздумается… На сотни миль вдоль этого злополучного побережья нет ни единой естественной гавани – лишь бесконечная гряда низких, осыпавшихся холмов спускается к полосе мокрого песка у кромки воды, полосе, о которую с печальным, угрюмым плеском разбиваются волны прибоя Внутреннего моря. На заре заселения Маджипура первопроходцы, забредавшие сюда, утверждали по возвращении, что здесь нет ровным счетом ничего достойного внимания. На столь богатой всякими чудесами и диковинками планете подобное определение служило самой уничижительной характеристикой, какую только можно себе представить.

Вот почему при освоении нового континента Гихорн обошли стороной. Поселения возникали одно за другим: сначала Пилиплок – в центре восточного побережья, возле устья полноводного Зимра, потом Пидруид – на далеком северо-западе и Ни-мойя в излучине Зимра в глубине континента; затем Тил-омон, Нарабаль, Велатис, сияющий город гэйрогов Дюлорн, и прочие, прочие, прочие. Форты превращались в поселки, поселки – в городки, городки – в города, а города – в очень большие города, от которых по необъятным просторам Зимроэля тянулись щупальца коммуникаций. Но для исследования Гихорна причин так и не появилось, и никто к тому не стремился. И даже метаморфы, после того как лорд Стиамот разгромил их и загнал в лесную резервацию к западу от Гихорна, за рекой Стейч, не желали пересекать реку, чтобы обосноваться в тех гиблых местах.

Значительно позже – спустя тысячи лет, когда большая часть территорий была освоена не в меньшей степени, чем Алханро-эль,– в Гихорн все же проникли наконец несколько поселенцев. Почти все они были лиименами, бесхитростными и неприхотливыми существами, так и не влившимися окончательно в общую жизнь Маджипура. Казалось, они добровольно держатся особняком, зарабатывая по нескольку мерок то там, то сям – торгуя жареными сосисками, на рыбном промысле, на сезонных работах. Этот странствующий народ, жизнь которого всем остальным обитателям Маджипура казалась тусклой и бесцветной, без особого труда обосновался в тусклом и бесцветном Гихорне. Лиимены селились в крохотных деревушках, забрасывали сети сразу за линией прибоя и ловили серебристо-серую рыбу, которой кишела вода, вырывали западни на блестящих черных крабов с огромным восьмиугольным панцирем, что ползали по побережью огромными стаями, а к праздникам выходили охотиться на медлительных и нежных на вкус дхумкаров, которые проводили дни наполовину зарывшись в песок дюн.

Большую часть года Гихорн принадлежал лиименам. Но только не летом, когда шли драконы.

В начале лета по всему побережью Зимроэля к югу от Пилиплока до края непроходимых болот Зимра вырастали, подобно желтым калимботам, палатки любопытствующих. В это время года стаи морских драконов совершали свое ежегодное путешествие к восточному берегу континента, направляясь в воды между Пилиплоком и Островом Сна, к местам своего размножения.

На всем Маджипуре только с побережья ниже Пилиплока можно было хорошо разглядеть драконов, не выходя в море, поскольку здесь беременные самки подплывали близко к берегу, чтобы полакомиться мелкой живностью, обитавшей в густых зарослях столь распространенных в этих водах золотистых водорослей. Так что практически ежегодно ко времени нереста драконов сюда со всего света съезжались тысячи желающих посмотреть на диковинных животных. Палатки знатных особ представляли собой великолепные изящные сооружения – настоящие дворцы из парящих опор и сверкающих тканей. Другие – устойчивые и добротные – служили прибежищем для процветающих торговцев с семьями. Те, что попроще, принадлежали простонародью, копившему деньги по нескольку лет, чтобы позволить себе эту поездку.

Аристократы съезжались в Гихорн потому, что находили забавным зрелище проплывающих по воде огромных морских драконов. А еще из-за некой пикантности времяпрепровождения в таком столь зловещем месте. Причиной появления здесь богатых торговцев служило стремление возвыситься в глазах окружающих, ибо столь дорогостоящая поездка несомненно свидетельствовала о процветании. Кроме того, их дети имели возможность получить полезные знания о природе Маджипура. Простые же люди собирались на побережье, поскольку верили, будто достаточно увидеть, как проплывают драконы, и счастье на всю жизнь обеспечено, хотя никто не мог сказать, откуда взялось это убеждение.

Для лиименов появление драконов не было связано ни с развлечениями, ни с соображениями престижности, ни с надеждами на благосклонность судьбы – оно имело гораздо более глубокий смысл: избавление и спасение.

Никто не знал точно, когда драконы покажутся у берегов Гихорна. Они неизменно проплывали летом, но иногда чуть раньше, а иногда – позже; в этом году драконы запоздали. Пятеро лиименов, каждое утро изо дня в день выходившие на маленький мысок, не видели ничего, кроме серого моря, белой пены и темной массы морских водорослей. Но нетерпеливостью они не отличались. Рано или поздно драконы все равно приплывут.

Тот день, когда драконы наконец появились в поле зрения, был теплым и душным; с запада дул горячий влажный ветер. Крабы, обычно выползавшие на берег по утрам, безостановочно маршировали взводами, фалангами, полками взад и вперед по песку бухты, как бы готовясь к отражению неприятеля. Это был верный знак.

Около полудня появился еще один признак: из-под накатившего вала выбралась огромная жирная прибойная жаба, состоявшая, казалось, лишь из живота и острых, как зубья пилы, зубов. Она проковыляла несколько ярдов в сторону берега и зарылась в песок, тяжело при этом вздыхая, трясясь всем телом и помаргивая большими глазами молочного цвета. Мгновение спустя из воды вынырнула и уселась на песке, злобно поглядывая на первую, вторая жаба. За ними последовала небольшая процессия большеногих омаров, в которой насчитывалось до полудюжины голубовато-пурпурных созданий со вздутыми оранжевыми конечностями: они решительно выбрались на сушу и принялись быстро закапываться в грязь. После явились красноглазые гребешки, пританцовывавшие на тоненьких желтых ножках, маленькие тощие угри с вытянутыми белыми рыльцами и какие-то рыбы, беспомощно бившиеся на песке, пока за них не взялись крабы.

Лиимены, явно взволнованные, обменялись кивками. Лишь одно могло заставить обитателей прибрежных отмелей искать спасения на суше. Должно быть, по воде начал распространяться мускусный запах морских драконов – свидетельство того, что они почти рядом.

– Теперь смотрите,– отрывисто приказал старший.

С юга надвигался передовой отряд драконов – две или три дюжины громадных животных с распластанными черными кожистыми крыльями, с изогнутыми, подобно гигантским лукам, массивными шеями. Они невозмутимо углубились в заросли водорослей и начали собирать с них урожай. Хлопая крыльями по поверхности воды, они нагнали страху на обитателей подводных плантаций, набросились на них с неожиданной свирепостью, заглатывая без разбору водоросли, омаров, жаб и все остальное. Эти гиганты были самцами. За ними, переваливаясь с боку на бок, плыла небольшая группа самок, движениями походивших на стельных коров. Завершал процессию вожак стаи – настолько огромный, что напоминал перевернутый вверх килем крупный корабль. Он возвышался над поверхностью моря лишь наполовину: задние лапы и хвост скрывались под водой.

– Склонитесь и вознесите молитву,– приказал старший, упав на колени.

Семью длинными, костлявыми пальцами левой руки он снова и снова творил в воздухе знак морского дракона, изображал распростертые крылья и хищно изогнутую шею. Подавшись вперед, он потерся щекой о прохладный, влажный песок, подняв голову, посмотрел на дракона-вожака, находившегося теперь не далее чем в двух сотнях ярдов от берега, и усилием воли попытался призвать чудовищного зверя.

– Приди к нам… приди… приди…

– Время пришло. Мы ждали так долго. Приди… спаси нас… веди нас… спаси…

– Приди!