Текст книги "Замок Лорда Валентина"

Автор книги: Роберт Сильверберг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 87 страниц)

– Где ты научился этому искусству? – поинтересовался он.

– В Пидруиде,– ответил Валентин.– Я был в труппе жонглеров.

– Хорошая, верно, была жизнь?

– Да,– кивнул Валентин.

Он вспомнил те чувства, которые испытывал во время выступлений перед смуглолицым лордом Валентином на арене в

Пидруиде, на широких подмостках Постоянного цирка в Дюлорне и вновь воскресил в памяти незабываемые сцены прошлого.

– Этому можно научиться? – спросил Фарссал.– Или это врожденный дар?

– Любой научится, если у него быстрый глаз и он умеет сосредоточиться. Я учился всего две недели в прошлом году в Пидруиде.

– Ну нет! Наверняка всю жизнь жонглировал!

– До прошлого года – нет.

– Тогда зачем ты взялся за это?

Валентин улыбнулся.

– Нужно было зарабатывать на жизнь, а в Пидруид на фестиваль короналя приехали странствующие жонглеры, и им нужны были лишние руки. Они меня быстро научили. Я мог бы научить тебя.

– Думаешь, получится?

– Лови,– сказал Валентин.

Он бросил чернобородому один из крепких зеленых плодов, которыми жонглировал.

– Перебрасывай его из руки в руку. Пальцы держи свободно. Тебе надо усвоить несколько основных положений и приемов, попрактиковаться в них, а потом…

– А чем ты занимался до жонглирования? – поинтересовался Фарссал, перебрасывая плод.

– Бродяжничал,– коротко ответил Валентин.– Держи руки вот так…

Он с полчаса тренировал Фарссала, как Карабелла и Слит тренировали его самого в Пидруиде. У Фарссала оказались ловкие руки и хорошие глаза, и учился он быстро, хотя и не так, как в свое время Валентин. Через несколько дней он усвоил большую часть элементарных приемов и мог жонглировать, хотя еще и не очень изящно. Он был весьма разговорчивым и, перебрасывая из руки в руку бишавары, не закрывал рта. Родился он, по его словам, в Ни-мойе, много лет был торговцем в Пилиплоке, недавно пережил душевный кризис, который привел его в смятение и чуть позже заставил отправиться в паломничество на Остров. Он рассказывал о своей женитьбе, о ненадежных сыновьях, о том, как выигрывал и проигрывал за игорными столами целые состояния. Но Фарссал, в свою очередь, хотел знать все и о Валентине – о его семье, о склонностях, о том, что привело его к Повелительнице Снов. Валентин отвечал на вопросы достаточно правдоподобно, наиболее неприятные обходил, быстро переключаясь на советы по искусству жонглирования.

В конце второй недели настойчивых и постоянных занятий: работы, учебы, медитации, периодов свободного времени, проводимого в жонглировании с Фарссалом, Валентин вновь почувствовал неудержимое желание двинуться дальше.

Он не имел представления, сколько здесь террас – девять? девяносто? Но если он будет тратить столько времени на каждую, он и за много лет не дойдет до Хозяйки. Как-то надо было ускорить подъем.

Поддельные сны-вызовы, похоже, не срабатывали. Валентин попробовал изложить свой сон о бассейне Силимейн, здешней толковательнице, однако тот не произвел на нее впечатления. Во время медитации и ночного сна он пытался достичь разума Хозяйки и умолять ее о вызове, но из этого тоже ничего не вышло.

Он спросил тех, кто сидел рядом с ним за обедом, давно ли они на этой террасе. Один сказал – два года, другой – восемь месяцев. Их это, казалось, не тревожило.

– А ты? – спросил он Фарссала.

Фарссал ответил, что пришел за несколько дней до Валентина. Он, похоже, также не испытывал нетерпения.

– Куда спешить? Мы везде служим Повелительнице, верно? Чем одна терраса хуже другой?

Валентин кивнул. Он не осмеливался проявлять недовольство. В конце третьей недели ему показалось, что он увидел Виноркиса, шедшего через поле стаджи, на котором работал Валентин. Но тот был далеко, и Валентин не был уверен, Виноркис ли это, а окликать его было бесполезно: он не расслышал бы. На следующий день, жонглируя с Фарссалом возле бассейна, он вновь увидел Виноркиса, на этот раз точно Виноркиса, на другой стороне площадки. Валентин извинился и бросил жонглировать. После стольких недель пребывания вдали от своих спутников он рад был увидеть хотя бы хьорта.

Значит, это ты проходил по полю стаджи? – спросил Валентин.

Виноркис кивнул.

– В последние дни я несколько раз видел тебя, мой лорд. Но терраса так велика, я никак не мог подойти ближе. Когда ты прибыл?

– Через неделю после тебя. Кто еще из наших здесь?

– Вроде бы никого,– ответил хьорт.– Был Шанамир, но ушел дальше. Как вижу, ты не утратил своего умения жонглировать, мой лорд. Кто твой партнер?

– Человек из Пилиплока. Быстрые руки.

– И язык тоже?

Валентин нахмурился.

– Что ты имеешь в виду?

– Ты говорил ему что-нибудь о своем прошлом или будущем, мой лорд?

– Конечно, нет! – Валентин уставился на хьорта.– Нет, Виноркис! Как могут оказаться шпионы короналя на Острове Повелительницы Снов?

– А почему нет? Разве так трудно сюда проникнуть?

– Но почему ты подозреваешь…

– Прошлой ночью, после того как я мельком увидел тебя на поле, я пришел сюда и поспрашивал о тебе. Один из тех, с кем я разговаривал, был твой новый знакомый, мой лорд. Я спросил его, знает ли он тебя, и он тут же начал допрашивать меня: друзья ли мы с тобой, знал ли я тебя в Пидруиде, почему мы пришли на Остров и так далее. Я не люблю, мой лорд, когда чужаки задают вопросы, особенно здесь, где учат держаться в стороне от других.

– Быть может, ты излишне подозрителен, Виноркис?

– Может быть. Но в любом случае остерегайся, мой лорд.

– Я так и сделаю. Он не узнает от меня ничего, кроме того, что уже узнал. А знает он лишь то, что я жонглер.

– Может, он уже слишком много знает о тебе,– угрюмо пробурчал хьорт.– Но мы последим за ним, как он следит за тобой.

Известие, что даже здесь он, возможно, находится под наблюдением, расстроило Валентина. Неужели и здесь нет убежища? Ах, если бы рядом были Слит или Делиамбер! Ведь когда Валентин приблизится к Хозяйке Острова и, таким образом, станет угрозой для узурпатора, шпион может превратиться в убийцу.

Но Валентину казалось, что он никогда не окажется рядом с ней. Прошла еще одна точно такая же, как все другие, неделя. Когда Валентин уже готов был поверить, что останется на террасе Вступления до конца своих дней, и, надо сказать, в общем-то это уже его не волновало, его вызвали с поля и велели приготовиться к переходу на террасу Зеркал.

  Глава 9

Третья терраса была головокружительно прекрасна. Блеск ее напомнил Валентину Дюлорн. Она прилепилась к основанию Второго утеса – неприступной вертикальной стены белого камня, казавшейся незыблемым барьером для дальнейшего продвижения внутрь, а когда солнце освещало западную сторону утеса, от отраженного света слепило глаза и захватывало дух. Террасу окружали зеркала – громадные, грубо вырезанные плиты из полированного черного камня, укрепленные в грунте. Они были установлены повсюду, так что куда бы любой из обитателей террасы ни бросил взгляд, он немедленно встречался глазами с собственным отражением, озаренным таинственным, исходящим изнутри камня светом.

Валентин оценивающе оглядел себя, пытаясь найти перемены, произведенные долгим путешествием: какие-нибудь следы усталости, потрясений или того теплого излучения, которое исходило от него начиная с Пидруида. Но ничего подобного не обнаружил. Из зеркала на него смотрел все тот же золотоволосый улыбающийся мужчина. Он приветственно махнул своему отражению и дружески подмигнул ему, а через неделю вообще перестал его замечать. Если бы ему приказали не обращать внимания на зеркала, он, вероятно, жил бы в постоянном напряжении, невольно бросая на них взгляд и тут же отводя его. Но никто не объяснил ему, зачем здесь столько зеркал и как он должен вести себя, и поэтому он вскоре просто забыл о них. Как он понял много позднее, именно в этом и состоял ключ к движению вперед на Острове: совершенствование духа, развитие способности отличать и отбрасывать второстепенное.

Здесь он был совсем одинок: ни Шанамира, ни Виноркиса, ни Фарссала. Валентин внимательно следил, не появится ли чернобородый мужчина: если бы Фарссал и в самом деле был шпионом, он, без сомнения, нашел бы возможность следовать за Валентином с террасы на террасу. Но он здесь не появился.

Валентин пробыл на террасе Зеркал одиннадцать дней, а затем вместе с пятью другими новичками отправился на парящих санях дальше, к краю Второго утеса,– на террасу Посвящения.

Отсюда поверх первых трех террас, находившихся глубоко внизу, открывался великолепный вид на далекое море. Терраса Оценки казалась лишь узкой розовой линией на фоне темной зелени леса; большая терраса Вступления внушительно развертывалась на середине нижнего плато; терраса Зеркал прямо внизу сверкала, как миллион ярких костров в полуденном свете. Теперь ему уже стало безразлично, как быстро он сможет продвигаться. Время утратило всякое значение. Он полностью вошел в здешний ритм жизни: работал на полях, слушал неторопливые лекции духовных наставников, проводил много времени в темном каменном здании – месте поклонения Хозяйке – и спрашивал, будет ли ему дарован свет. Иногда он вспоминал, что намеревался быстро пройти к сердцу Острова – к женщине, которая живет там, но теперь это было для него уже не так важно. Он стал истинным пилигримом.

За террасой Посвящения располагалась терраса Цветов, далее – терраса Преданности, а затем терраса Отрешения. Все они располагались на Втором утесе, так же как и терраса Восхождения – последняя ступень, с которой поднимались на плато, где жила Хозяйка. Каждая из террас, как понял Валентин, шла вокруг Острова, так что на них в любое время мог бы находиться миллион паломников, если не больше, но каждый пилигрим на пути к центру знал только крошечный участок целого. Сколько труда было положено, чтобы выстроить все это! Сколько жизней целиком отдано служению Повелительнице Снов! И каждый паломник двигался в атмосфере молчания. Здесь не заводили дружеских отношений, не были откровенны друг с другом, не обнимали любимых. Фарссал служил загадочным исключением из этого обычая. Вообще это место существовало как бы вне времени и в стороне от обычного течения жизни.

На этом среднем уровне Острова меньше времени уделяли обучению, зато гораздо больше трудились, причем работа была тяжелой. Валентин знал, что, достигнув Третьего утеса, он присоединится к тем, кто фактически выполняет работу Хозяйки Острова Сна. Теперь он понимал, что большую часть посланий излучает не сама Повелительница Снов, а миллионы ее лучших служителей с Третьего утеса, сознание и дух которых наполнены ее благоволением. Но отнюдь не все достигают Третьего утеса, очень многие старые служители десятилетиями остаются на Втором, выполняя административную работу, не надеясь и не желая продвигаться дальше и брать на себя такую ответственность, какая лежит на служителях внутренней иерархии.

В третью неделю пребывания на террасе Преданности Валентин получил настоящий, не вызывающий сомнений сон-вызов.

Он видел, что идет по опаленной пурпурной равнине, которую так часто видел в своих снах в Пидруиде. Солнце висит низко над горизонтом, небо тяжелое и унылое, вдали виднеются две широкие горы, поднимающиеся, как гигантские кулаки. По усеянной камнями долине между горами пробегает последний красный отблеск заходящего солнца, необычный, маслянистый, зловещий. Из этой странно освещенной долины дует холодный сухой ветер и несет с собой тихую и нежную, меланхолическую мелодию. Валентин идет и идет, но горы не приближаются, пески пустыни тянутся бесконечно, а он все идет, и все не угасает последняя искра света. Силы его иссякают. Перед ним быстрой чередой сменяются таящие угрозу миражи. Он видит Симонана Барджазида, Короля Снов, и его трех сыновей. Он видит призрачного дряхлого понтифекса, хохочущего на своем подземном троне. Он видит чудовищ, медленно ползающих по дюнам, и морды массивных дункаров, высунувшиеся из песка и принюхивающиеся в надежде учуять добычу. Кто-то шипит, шепчет. Насекомые собираются в мерзкие тучи. Начинается дождь из сухого песка, забивающего глаза и ноздри. Валентин устал и готов остановиться, упасть и лежать, пока песчаные дюны не накроют его, и только одно тянет его вперед: в долине он видит улыбающуюся женщину, Хозяйку Острова, его мать,– и он стремится к ней. Он ощущает тепло ее присутствия, притяжение ее любви.

– Иди ко мне, Валентин! – шепчет она.

Ее руки тянутся к нему через пустыню, поверх чудовищ. Но печи его сгибаются, ноги подкашиваются. Он не может идти, но знает, что должен.

– Повелительница,– шепчет он в ответ,– я не могу больше. Я должен отдохнуть, уснуть!

И при этих словах свет между горами становится теплее и ярче.

– Валентин,– зовет она,– сын мой!

Он с трудом удерживается, чтобы не закрыть глаза. Так заманчиво лечь в теплый песок.

– Ты – мой сын,– звучит голос Повелительницы с невообразимо далекого расстояния.– Ты нужен мне.

Когда она произносит эти слова, он обретает новые силы и идет быстрее, а затем вдруг легко бежит широкими шагами. Теперь расстояние между ними быстро сокращается. Валентин уже ясно видит ее на террасе из лилового камня. Она ждет его, протягивает к нему руки, называет его имя, и голос ее звенит, как колокольчики в Ни-мойе.

Валентин проснулся. Голос женщины все еще звенел в его ушах.

Наступил рассвет. Душу Валентина наполнила удивительная энергия. Он встал, спустился к большому аметистовому бассейну и нырнул в холодную родниковую воду. Затем он побежал в комнату Менесипты, здешней его толковательницы снов, плотной, тонкокостной особы с горящими черными глазами и худощавым лицом, и торопливо рассказал ей свой сон.

Менесипта молчала. Ее холодность остудила пыл Валентина. Он вспомнил, как пошел к Стоминоп на террасе Оценки с фальшивым сном-вызовом и о том, как быстро Стоминоп отвергла этот сон. Но ведь этот-то не фальшивый, Делиамбера с его колдовством здесь нет.

Валентин медленно спросил:

– Могу я просить о толковании?

– У сна знакомые обертоны,– спокойно ответила Менесипта.

– Это все, что ты можешь сказать?

– А что бы ты хотел услышать?

Валентин сжал кулаки:

– Если бы кто-нибудь пришел ко мне за толкованием такого сна, я бы сказал, что это сон-вызов.

– Прекрасно.

– Ты согласна? Ты назвала бы его сном-вызовом?

– Если хочешь.

– Мое желание тут ни при чем,– раздраженно заметил Валентин.– Либо это сон-вызов, либо нет. Ты как считаешь?

Криво усмехнувшись, толковательница изрекла:

– Я назову твой сон сном-вызовом.

– И что дальше?

– Дальше? У тебя есть свои утренние обязанности.

– Сон-вызов, как я понимаю, требует явиться к Хозяйке.

– Да.

– Разве я не должен теперь идти во Внутренний храм?

Менесипта покачала головой:

– Никто со Второго утеса не попадает во Внутренний храм. Вот когда ты достигнешь террасы Поклонения, сна-вызова будет достаточно. А сейчас… Твой сон интересен и важен, но он ничего не меняет. Приступай к своим обязанностям, Валентин.

Когда Валентин выходил из комнаты, в нем клокотала злоба. Он понимал, что был глуп, что простого сна недостаточно, чтобы перенестись через барьеры, отделявшие его от Хозяйки Острова, и все же… он так надеялся… Он воображал, как Менесипта всплеснет руками, радостно вскрикнет и тут же направит его во Внутренний храм, но ничего этого не случилось – его просто выставили из комнаты. Он страдал и злился.

Дальше было еще хуже. Через два часа, когда он возвращался с поля, его остановил служитель и сообщил:

– Тебе приказано немедленно отправиться в гавань Талеис, где новые пилигримы ждут твоего руководства.

Валентин остолбенел. Меньше всего он хотел возвращаться к исходной точке. Но он тут же взял себя в руки и решил отправиться пешком один, чтобы как можно скорее оказаться на террасе Оценки. Ему выдали запас пищи, достаточный, чтобы добраться до террасы Цветов, и прибор, указывавший направление,– наручный амулет, издававший тихий высокий звук. В середине дня он оставил террасу Преданности, но пошел не к побережью, а вглубь, к террасе Отрешения.

Мысль об этом пришла ему в голову неожиданно. Казалось, Валентина влекла какая-то непреодолимая сила. Он просто не мог позволить, чтобы его отдалили от Хозяйки. Направляясь по запрещенному пути на этом требующем строжайшей дисциплины Острове, он сильно рисковал, но иначе поступить не мог.

Валентин обогнул край террасы, нашел травянистую тропинку и прошел наискосок через поле к главной дороге. Здесь он предполагал свернуть налево к внешним террасам, но, опасаясь вызвать подозрения, повернул направо. Вскоре он миновал населенную часть террасы, а дорога из широкого мощеного тракта превратилась в узкую лесную тропу. Через полчаса он дошел до развилки, свернул наудачу налево, но тихий свист указывавшего дорогу прибора смолк. Валентин вернулся и пошел направо – свист возобновился. «Полезный аппарат»,– подумал Валентин.

Он шел ровным шагом до темноты, и только тогда остановился в приятной рощице возле ручья, позволил себе поесть немного сыра и нарезанного ломтиками мяса. Подкрепившись, Валентин уснул на влажной земле между двумя деревьями.

Его разбудили первые проблески зари. Он потянулся, открыл глаза, быстро умылся в ручье, собрался слегка перекусить и…

…Услышал позади себя треск: кто-то шел через кусты. Валентин бесшумно откатился за толстое дерево, осторожно выглянул и увидел крепко скроенного чернобородого человека. Тот вылез из кустов и остановился, оглядываясь вокруг.

Фарссал!

В одежде пилигрима, но с кинжалом, закрепленным у левого предплечья.

Мужчин разделяли какие-то двадцать пять футов. Валентин нахмурился, прикидывая свои возможности, и обдумывая возможные действия. Где Фарссал нашел кинжал на этом мирном острове? Зачем он шел за Валентином через лес, как не для того, чтобы убить?

Насилие было чуждо Валентину, но единственным выходом было захватить Фарссала врасплох. Валентин качнулся взад-впе-ред на носках, собираясь в пружину и концентрируясь, как перед жонглированием, и выпрыгнул из укрытия.

Фарссал развернулся и успел выхватить кинжал из ножен как раз в тот момент, когда Валентин врезался в него. Внезапным резким движением Валентин ударил его по руке ребром ладони. Кинжал выпал из онемевших пальцев, но в следующий миг могучие руки сгребли Валентина в охапку.

Они стояли, сцепившись, лицом к лицу. Фарссал был на голову ниже Валентина, но шире в груди и в плечах, торсом напоминая быка. Он пытался повалить противника, но тот отбивался. Вены на лбах обоих набухли, лица покраснели от напряжения.

– Это безумие,– пробормотал Валентин.– Уходи, я не причиню тебе вреда.

Фарссал только крепче сжал Валентина.

– Кто тебя послал? – спросил Валентин.– Что тебе от меня надо?

Молчание. Мощные, как у скандара, руки неумолимо сдавливали ребра, и Валентин начал задыхаться. От боли темнело в глазах. Он пытался раздвинуть локти и разорвать захват, но безрезультатно. Лицо Фарссала безобразно исказилось от напряжения, губы плотно сжались. Он медленно, но верно валил Валентина на землю.

Сопротивляться такому захвату было немыслимо, и Валентин резко расслабился, как тряпичная кукла. Удивленный Фарссал дернул его в сторону. Валентин согнул ноги в коленях и позволил Фарссалу швырнуть его о землю. Он легко упал на спину, подняв вверх согнутые ноги, а когда противник яростно бросился на него, резко распрямил их и изо всей силы ударил Фарссала в живот так, что тот задохнулся и ошеломленно отпрянул. Валентин вскочил, обхватил Фарссала сильными, тренированными многомесячным жонглированием руками, повалил на траву и прижал руками и коленями к земле. «Как странно,– успел подумать Валентин,– деремся врукопашную, словно дети». Все происходящее больше походило на сон.

Фарссал смотрел на него с нескрываемой злобой и колотил ногами по земле, тщетно пытаясь освободиться.

– Теперь говори,– приказал Валентин,– что все это значит? Ты пришел убить меня?

– Ничего я не скажу.

– Ты, однако, был очень разговорчив, когда мы с тобой жонглировали.

– То было прежде.

– Что мне с тобой делать? – спросил Валентин.– Если я тебя отпущу, ты снова нападешь на меня, если же буду держать тебя, то потеряю много времени.

– Долго ты меня не продержишь.

Фарссал снова попытался подняться. Он был очень силен, но Валентин держал его крепко. Лицо Фарссала побагровело, жилы на шее вздулись, глаза горели злобой и отчаянием побежденного. Некоторое время он лежал тихо, затем собрал все силы и рванулся вверх. Валентин не смог противостоять этому рывку. Настал тот момент, когда ни один из них не управлял ситуацией. Валентин наполовину скатился с Фарссала, а тот изворачивался, пытаясь опрокинуть противника на спину. Валентин схватил Фарссала за мощные плечи и попытался прижать к земле. Фарссал стряхнул его и пальцами нацелился прямо в глаза. Валентин увернулся и, не раздумывая, схватил Фарссала за жесткую черную бороду, дернул в сторону и ударил головой о камень, выступавший из влажной почвы.

Фарссал издал глухой горловой звук и затих.

Валентин вскочил, поднял валявшийся рядом кинжал и встал над врагом. Он дрожал, но не от страха: так дрожит тетива лука, отпустившая стрелу. Ребра болели после жестоких объятий, мышцы рук и плеч все еще гудели от непомерного напряжения.

– Фарссал? – окликнул он, толкнув поверженного противника ногой.

Ответа не было. Мертв? Нет. Широкая грудная клетка медленно поднималась и опускалась, и было слышно хриплое, прерывистое дыхание.

Валентин оглядел кинжал. Что теперь? Слит сказал бы: покончить с поверженным, пока тот не встал. Нет, невозможно. Убить можно только защищаясь и уж, конечно, не человека в бессознательном состоянии, пусть даже и злодея. Убить разумное существо – значит всю жизнь видеть страшные сны. Но если оставить его так, он придет в себя и бросится в погоню. Вот когда пригодилась бы птицеядная лиана! И тут Валентину действительно попалась на глаза лиана, хотя и другого вида, с ветвями в палец толщиной, взобравшуюся высоко на дерево. Несколькими сильными ударами кинжала он отрезал пять больших ветвей и крепко связал ими Фарссала, который шевелился и стонал, но в себя не приходил. За десять минут Валентин спеленал его, как мумию, от груди до лодыжек. Затем проверил – лиана держала крепко.

Наскоро собрав свои немногочисленные пожитки, он поспешил уйти.

Яростное столкновение в лесу потрясло Валентина. Дело было не в драке как таковой, хотя она была достаточно жестокой и надолго выбила его из колеи, но в том, что его врагу уже недостаточно шпионажа – он послал убийцу. «Раз так,– думал он,– могу ли я еще сомневаться в том, что я лорд Валентин?»

Валентин не понимал, как можно сознательно убить разумное существо. Никто не вправе отнимать жизнь у другого. В мире, известном ему, это было одним из основных принципов. Даже узурпатор, столкнувший его с трона, не посмел убить его, боясь черных снов, которые обязательно придут. Но сейчас он, видимо, согласился пойти на этот страшный шаг. Разве только Фарссал, увидев, что Валентин направляется к внутренней зоне Острова и может ускользнуть от преследователей, сам не решился на убийство, надеясь таким ужасным способом снискать большее расположение своих нанимателей.

Как это отвратительно! При одной только мысли о такой подлости Валентина передернуло. Идя широкими шагами по лесным тропам, он не раз напряженно оглядывался, опасаясь снова увидеть преследующего его чернобородого.

Но погони не было. К концу дня Валентин увидел вдали террасу Отрешения, а за ней – плоский белый пик Третьего утеса.

Никто вроде бы не обращал внимания на спокойно идущего паломника, и он вошел на террасу Отрешения с таким видом, словно имел на это полное право. Обширная терраса выглядела пышно. На восточной ее стороне стояли величественные здания из синего камня, а на западной раскинулась роща фруктовых деревьев. Валентин положил в мешок с полдюжины спелых бас-са-плодов и направился к бассейну, где смыл с себя дорожную пыль. Набравшись нахальства, он вошел в столовую и пообедал супом и тушеным мясом, затем так же спокойно вышел и направился в дальний конец террасы. День уже клонился к вечеру.

Ночь Валентин вновь провел в лесу, на импровизированной постели, часто просыпаясь с думой о Фарссале, а когда достаточно рассвело, встал и пошел дальше. Впереди высоко над лесом поднималась ошеломляюще величественная белая стена Третьего утеса.

Валентин шел весь день и весь следующий, но, казалось, ни на шаг не приблизился к цели. Пешком через эти леса он вряд ли мог пройти больше пятнадцати или двадцати миль в день, а кто знает, сколько их до Третьего утеса. Пятьдесят? Восемьдесят? А сколько оттуда до Внутреннего храма? Путешествие может занять не одну неделю. Но он шел вперед и даже ускорял шаг. Похоже, лесная жизнь была ему только на пользу.

На четвертый день Валентин достиг террасы Восхождения. Он ненадолго остановился, вымылся, выспался в тихой роще и утром двинулся дальше, пока наконец не оказался у подножия Третьего утеса.

Отсюда ему был виден маленький поселок-станция. Несколько служителей работали в поле. Парящие сани стояли у подножия утеса, но Валентин ничего не понимал в механизмах, перемещавших сани вверх. Он подумал было, не подождать ли темноты и не попытаться ли все же воспользоваться санями, но решил, что не стоит: подниматься на головокружительную высоту без чьего-либо содействия, приводить в действие неизвестное оборудование слишком опасно. Мысль о том, чтобы силой заставить служителей оказать необходимую помощь, нравились ему еще меньше.

Оставалась еще одна возможность. Валентин привел в порядок свою запыленную одежду, принял самый что ни на есть важный вид и степенно пошел к станции.

Трое служителей холодно взглянули в его сторону.

– Сани готовы к работе? – спросил он.

– У тебя дело на Третьем утесе?

– Да.

Валентин улыбнулся самой ослепительной улыбкой, на какую только был способен, в то же время демонстрируя стоящую за ней силу и абсолютную уверенность в себе.

– Я Валентин из Алханроэля, по особому вызову Хозяйки. Меня ждут, чтобы проводить во Внутренний храм.

– Почему нас об этом не предупредили?

Валентин пожал плечами:

– Откуда я знаю? Это чья-то ошибка. Что же, мне ждать здесь, пока вам принесут бумаги? И Хозяйка тоже должна ждать? Давайте ваши парящие сани.

Валентин из Алханроэля… особый вызов Хозяйки… Служители задумались, покачали головами и переглянулись.

– Все это как-то странно. Кто, ты сказал, должен тебя проводить?

Валентин сделал глубокий вдох.

– Встретить меня должна сама главная толковательница Тизана из Фалкинкипа! – решительно объявил он,– Она что, тоже должна ждать, пока вы тут возитесь? Вам придется отвечать перед ней за опоздание! А вы знаете, какой характер у главной толковательницы!

– Верно,– испуганно согласились служители.

Они энергично закивали, словно действительно знали такую особу и слышали, что гнев ее очень страшен.

Валентин понял, что выиграл. Быстрыми нетерпеливыми жестами он понукал служителей и уже через минуту торжественно возносился в санях на самый высокий и самый священный из трех утесов Острова Сна.