Текст книги "Железная звезда"

Автор книги: Роберт Сильверберг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 58 страниц)

Путеводные данные банка мозгов оказались точными, и меньше чем через чае мы оказались на постоялом дворе дозорных. Я оставил своих спутников у ограды и вошел один, вкатив за собой тележку.

В креслах холла, лениво развалившись, сидело по меньшей мере с десяток дозорных. Я приветствовал их ритуальным жестом, они небрежно, словно отмахнувшись, ответили мне. Неужели это и есть защитники, от которых зависит безопасность Земли?

– Я должен зарегистрироваться.

– Новичок! Откуда?

– Из Эгупта.

– Надо было и оставаться там. Здесь нет нужды в дозорных.

– Так все-таки, где мне зарегистрироваться?

Напыщенный юнец показал на экран на стене холла. Я подошел, прижал к экрану пальцы, услышал вопрос, назвал тайное имя, которое дозорный может сообщать только члену своей гильдии. Открылась панель, и на меня с неприязнью уставился человек с опухшими глазами и со знаком дозорного на правой щеке (а не на левой), что говорило о высоком положении моего визави. Он назвал мое тайное имя и сказал:

– Стоило ли приходить в Рум – нас тут и так сверх квоты.

– Тем не менее я прошу ночлега и занятия.

– Человеку с вашим чувством юмора следовало бы родиться в гильдии клоунов,– буркнул мой собеседник.

– Я не шучу.

– В соответствии с законом, принятым нашей гильдией на последней сессии, гостиница не принимает новых постояльцев, если в ней уже достигнута разрешенная вместимость. У нас теперь именно такое положение. Так что прощайте, друг мой.

Я был ошарашен.

– Я ничего не знаю о таком правиле! Это невероятно! Что это за гильдия, которая гонит своего члена из собственной гостиницы, когда он появился, буквально валясь с ног от усталости! Человек моего возраста, прошедший по Земному мосту в Рум из Эгупта, одинокий, голодный...

– Почему же вы сначала не проверили, можем ли мы вас принять?

– Я и понятия не имел, что в этом будет надобность.

– Но новые правила...

– Пусть Провидение засушит ваши правила! – вскричал я,– Я требую крова! Да сгиньте вы со своими новыми правилами! – Ледяная тупость чиновника потрясла меня – Мне нужен кров! Надо же! Выставить того, кто вел дозор еще до твоего рождения...

– Полегче, брат, полегче.

– Наверняка у вас есть закуток, где я могу поспать, и немного хлеба, чтобы утолить голод.

Теперь, когда тон мой изменился с возмущения на мольбу, на безразличном лице моего собеседника проступила пренебрежительная гримаса.

– У нас нет свободной комнаты и нет лишней пищи. Для нашей гильдии наступили тяжелые времена – вы это знаете. Ходят слухи, что нас и вообще распустят, избавятся как от не-1 нужной роскоши, сосущей ресурсы из Провидения. Мы очень ограничены в своих возможностях. И это потому, что в Руме слишком много дозорных, мы получаем теперь жалкие крохи, и каждый лишний рот нам в тягость.

– Но куда же мне идти? Что теперь делать?

– Я советую вам просить милости принца Рума,– ласково сказал чиновник.

3

Я пересказал эту беседу Гормону, и он, сгибаясь от хохота, гогоча так неистово, что борозды на его впалых щеках раскраснелись, как потеки крови, принялся повторять, словно заведенный:

– Надо же, милость принца Рума! Милость... принца Рума!

– А что здесь такого – искать помощи у местного правителя? – холодно заметил я.

– Принц Рума не знает жалости,– голос Гормона стал глуше,– принц Рума накормит тебя твоими собственными конечностями, чтобы утолить твой голод!

Аулуэле быстро надоело слушать этот бессмысленный спор, и она прервала нас:

– Может быть, нам следует разыскать ложу крылатых? Там нас покормят.

– Только не Гормона,– заметил я,– а у нас ведь есть обязательства по отношению друг к другу.

– Мы могли бы вынести ему еду,– жалобно протянула Аулуэла.

Но я уже принял решение:

– Я предлагаю сначала посетить двор. Давайте утвердимся в нашем статусе. А потом, если понадобится, будем устраиваться как-то с жильем.

Она уступила, и мы направились к дворцу принца Рума, массивному зданию на громадной, окруженной массивными колоннами площади, дальняя сторона которой прилегала к реке, разделявшей город на две части. На площади на нас накинулись многочисленные попрошайки. Некто со свисающими, словно веревочными, усиками на бугристом лице без малейших признаков носа бросился на меня и клянчил милостыню, пока Гормон не отшвырнул его прочь. Еще через мгновение второе существо, не менее странное – кожа его была покрыта светящимися лунками, а конечности усыпаны глазами,– обхватило мои колени и во имя Провидения призвало удостоить его милостыни.

– Я всего лишь дозорный,– сказал я, указывая на свою тележку,– и я сам пришел сюда за милосердием.

Но существо продолжало перечислять свои невзгоды неясным шипящим голосом, так что я в конце концов – к крайнему неудовольствию Гормона – бросил несколько пищевых таблеток в его плоскую пустую сумку. Затем мы пробились к дверям дворца. У портика нам предстало еще более жуткое зрелище – искалеченный крылатый с переломанными и неправильно сросшимися руками и ногами, с одним только наполовину сложенным и обломанным крылом. Он бросился к Аулу-эле, назвал ее чужим именем и залил слезами ее брюки так, что мех на них покрылся пятнами.

– Помогите мне деньгами на кров,– просил он.– Меня выкинули на улицу, потому что я калека, но если вы поможете мне...

Аулуэла объясняла ему, что она ничего не может сделать, что она сама – чужая для этой ложи. Но калека не хотел отпускать ее, пока Гормон не поднял его, как кучу сухих костей, и не отнес в сторону. Затем мы шагнули внутрь портика. Путь нам сразу же преградили три нейтора, они осведомились о цели нашего прибытия и быстро отправили нас к следующей линии обороны – паре тощих чиновников. И снова мы услышали тот же вопрос, произнесенный в унисон.

– Мы просим аудиенции,– сказал я.– Это касается милости принца к нам.

– День приема – через четверо суток,– предупредил чиновник, стоявший справа.– Мы внесем вашу заявку в списки.

– Но нам негде спать! – возмутилась Аулуэла.– Мы голодны!

Я стал успокаивать ее. Гормон тем временем покопался в своей сумке, и блестящие монеты засияли в его руке: золото, вечный металл, с отчеканенными на нем остроносыми бородатыми лицами. Он бросил одну монету в сторону отказавшего нам чиновника. Тот ловко поймал ее и мгновенно спрятал в складках одежды. Второй чиновник поднял на нас глаза. Улыбаясь, Гормон протянул ему второй сверкающий кружок.

– Может быть, мы сможем получить особую аудиенцию? – как можно небрежнее проговорил я.

– Не исключено,– согласился один из чиновников.– Проходите.

Мы прошли в неф дворца и оказались в огромном гулком помещении; впереди угадывалась апсида с закрытым тронным залом. Путь к нему преграждала молчаливая стража из безразличных нейторов. Холодная пустота дворца за их спинами лишь подчеркивала многолюдность собравшегося здесь общества.

Я заметил нищих – причем среди них были и такие, кто нищенствовал вполне законно, имея на это занятие наследственную лицензию,– а еще целый сонм паломников, глашатаев, запоминателей, музыкантов, стряпчих и чиновников. Я слышал голоса молящихся, вдыхал запах благовоний, ощущал вибрации подземных гонгов. Гормон рассказал, заставив меня снова заподозрить, что на самом деле он – запоминатель, выдающий себя за мутанта, что в прошлые циклы это здание было храмом одной из древних религий – христеров – и что оно сохраняет часть своей святости даже теперь, когда служит местом пребывания светского правительства.

Но как нам добраться до принца? Слева от входа я заметил небольшую богато украшенную часовню, в которую медленно входила очередь из сытых и внешне довольных купцов и помещиков. Присмотревшись, я увидел вдали три черепа на опрашивающем устройстве – вход банка памяти – и рядом с ним дородного писца. Я встал в хвост очереди, попросив Гормона и Аулуэлу подождать меня в зале.

Очередь двигалась медленно, и прошло не меньше часа, прежде чем я поравнялся с опрашивающим устройством. Черепа тупо пялились на меня пустыми глазницами, внутри них пенились и журчали питательные жидкости, обеспечивая жизнеспособность миллиардов нейронов мертвого, но еще вполне работоспособного мозга, ставшего несравненным запоминающим устройством. Стоявший рядом писец немало поразился, увидев в очереди дозорного, но прежде, чем он успел наброситься на меня с упреками, я выпалил:

– Я пришел как чужой и взываю к милости принца. Я и мои товарищи остались без крова. Моя гильдия прогнала меня прочь. Что мне делать? Как я могу получить аудиенцию?

– Приходите через четыре дня.

– Я спал у дороги гораздо дольше. Теперь я должен отдохнуть в нормальных условиях.

– Обратитесь на постоялый двор.

– Но я же член гильдии! – запротестовал я.– Обычный постоялый двор не примет меня, поскольку дозорные содержат свою гостиницу, но гильдия отказывает мне в праве на место и занятие из-за новых правил! Это безвыходное положение.

Писец поморщился и вяло проговорил:

– Вы можете оставить просьбу об особой аудиенции. Вам, конечно, откажут, но на просьбу вы имеете право.

– Где?

– Здесь. Укажите вашу просьбу.

Я сообщил черепам о своей общественной значимости, назвал имена и статус моих компаньонов и объяснил суть дела. Вся эта информация была поглощена и передана, то есть канула в недра бесчисленных мозговых центров, оборудованных где-то в глубинах города, но ответа пока не ожидалось. Когда я закончил, писец сказал:

– Если ваша просьба будет принята, вам сообщат.

– Так где я должен остановиться?

– Я предложил бы остановиться где-нибудь поближе к дворцу.

Ясно. Присоединиться к легиону несчастных, забивших площадь,– сколько из них просили особой милости принца и теперь месяцы или годы ожидали, когда их пригласят? Сколько времени они спят на камнях, выпрашивают объедки и все еще живут глупой надеждой?

Но я уже истратил все силы. Я вернулся к Гормону и Аулу-эле, рассказал им о ситуации и предложил попытаться поискать какое-нибудь пристанище. Гормон, как безгильдийный, легко мог устроиться на любом постоялом дворе, содержавшемся специально для таких, как он, Аулуэла, скорее всего, сумеет найти прием в ложе гильдии, ну а мне остается ночевать на улице – и не впервые в жизни. Но я надеялся, что нам не придется расставаться,– я уже привык к своим молодым спутникам и воспринимал нашу компанию как семью.

Когда мы подошли к двери, мой хронометр тихонько напомнил, что пришло время очередного дозора – это было правом и обязанностью каждого дозорного независимо от обстоятельств, в которых он оказался. Поэтому я остановился, открыл тележку, включил приборы. Гормон и Аулуэла замерли радом со мной. Я заметил издевательские улыбки и откровенные насмешки на лицах тех, кто входил и выходил из дворца: дозор не пользовался симпатией и доверием, поскольку велся уже целую вечность, а обещанный враг так и не появлялся. Тем не менее для кого-то это занятие было обязанностью, как бы забавно это ни казалось другим. То, что для одних лишь бессмысленный ритуал, для других – смысл жизни.

Я заставил себя войти в состояние дозора. Мир вокруг привычно растаял, и я погрузился в небеса, испытывая привычную радость. Мой разум, преодолевая бесконечность за бесконечностью, обшаривал галактики одну за другой. Не собирается ли где-то могучий межпланетный флот? Не муштруются ли войска? Не готовится ли завоевание Земли? Четыре раза в день я вел дозор, то же самое делали другие члены нашей гильдии, каждый в свое время, так что в любое мгновение чей-то подозрительный разум был настороже. И что здесь странного, и тем более глупого или смешного?

Когда я вышел из транса, то первое, что восприняли мои органы чувств, был громкий крик:

–...принцу Рума! Дорогу принцу Рума!

Я замигал и затаил дыхание, пытаясь стряхнуть последствия своей сосредоточенности. Позолоченный паланкин, несомый фалангой нейторов, продвигался по нефу в мою сторону. Четыре человека в элегантных костюмах и в бриллиантовых масках гильдии хозяев подметали пол, а перед ними шагало трое кряжистых мутантов, у которых горло было изменено таким образом, чтобы имитировать звучащие органы самцов лягушки-быка: на ходу они издавали трубные величественные звуки. Меня поразило, что при дворе принца находятся мутанты, пусть даже и такие необыкновенные.

Моя тележка находилась как раз на пути этой чудесной процессии, и я торопился закрыть ее и откатить в сторону до того, как шествие сметет ее прочь. Возраст и страх заставили дрожать мои пальцы; пока я возился, растерянность моя нарастала, а важно шагавшие мутанты приблизились настолько, что их трубные вопли стали оглушительными. Гормон попытался мне помочь, но дотрагиваться до приборов наблюдения могут только члены гильдии дозора! Я оттолкнул его, и через мгновение первый из нейторов навис надо мной, подняв сверкающий хлыст, собираясь смести меня прочь.

– Во имя Провидения! – закричал я.– Я – дозорный!

И словно божественное эхо, вдруг прозвучал глубокий, холодный, громкий голос:

– Не трогать его. Он дозорный.

Движение прекратилось. Говорил принц Рума.

Нейторы отступили, мутанты прекратили орать, а носильщики поставили паланкин на пол. Все, кто был в нефе дворца, шагнули назад, кроме меня, Гормона и Аулуэлы. Мерцающие занавеси паланкина раздвинулись, двое хозяев поспешили вперед и сунули руки внутрь звукового барьера, предлагая помощь своему монарху. Звуковой барьер упал с жалобным стуком.

И появился принц Рума.

Он был таким юным – мальчик с густыми темными волосами и гладким лицом. Но он был рожден повелевать и, несмотря на молодость, производил впечатление настоящего повелителя. Его тонкие язвительные губы были плотно сжаты, острый орлиный нос придавал лицу агрессивный вид, глубокие холодные глаза напоминали бездонные озера. На нем были одежды гильдии властителей, богато украшенные драгоценными камнями, татуировка на щеке – дважды перечеркнутый крест – указывала на принадлежность к гильдии защитников, а вокруг шеи была повязана темная шаль запоминателей. Властитель мог состоять в любых гильдиях, в каких захотел бы, и было бы странно, если бы властитель не был защитником, но меня поразило то, что принц оказался еще и запоминателем.

Без всякого интереса он глянул на меня и произнес:

– Ты выбрал странное место для проведения своего дозора, старик.

– Время выбрало это место, сир,– ответил я.– Я был здесь, и мои обязанности заставили меня действовать. У меня не было способа узнать, что вы собираетесь выйти.

– Дозор не обнаружил врагов?

– Нет, сир.

Я уже решил воспользоваться подвернувшейся возможностью, открывшейся при неожиданном появлении принца, и попросить его о помощи, но интерес властителя ко мне угас быстрее пламени загашенной свечи, и, пока я стоял, не осмеливаясь обратиться к нему, он перенес внимание на моих спутников. Нахмурившись и теребя подбородок, принц некоторое время с неудовольствием рассматривал Гормона, затем его взгляд упал на Аулуэлу. Глаза принца заблестели, подбородок дрогнул, тонкие ноздри расширились.

– Подойди-ка, маленькая крылатая! Ты – друг этого дозорного?

Перепуганная Аулуэла слабо кивнула.

Принц протянул руку и схватил ее. Она словно подплыла к паланкину, и юный властитель втащил ее сквозь занавес. В ту же секунду двое хозяев кинулись восстанавливать звуковой барьер, но процессия не шелохнулась. Нейторы оттеснили осмелевшую было толпу, угрожающе помахав хлыстами. Я онемел. Гормон замер рядом со мной, его мощное тело напряглось. Секунды шли за секундами. Придворные хранили молчание, тактично отворачиваясь от паланкина. Я откатил тележку в более безопасное место...

Наконец занавеси раздвинулись снова и из паланкина, спотыкаясь, вышла Аулуэла. По бледному лицу струился пот, ресницы трепетали. Она едва не упала, один из нейторов подхватил ее и поставил на пол. Крылья под одеждой Аулуэлы слегка распрямились, отчего девушка казалась горбатой,– это означало, что она находится в крайне подавленном состоянии. Неровными, шаркающими шагами она подошла к нам, дрожащая, безмолвная, кинула на меня короткий взгляд и бросилась на широкую грудь Гормона.

Носильщики тем временем подняли паланкин и двинулись вперед – принц Рума покидал свой дворец.

Когда процессия удалилась, Аулуэла тихо произнесла:

– Принц разрешил нам остановиться в придворной гостинице.

4

Конечно, в гостинице нам не поверили.

Гостей принца поселяли в королевской гостинице, которая размещалась позади дворца, в небольшом садике среди огромных папоротников. Обычными постояльцами этой гостиницы

были хозяева, властители, знатнейшие вельможи или правители; иногда какой-нибудь покой отводили запоминателю особо высокого ранга, появившемуся в Руме для проведения исследований, или высокопоставленному защитнику, приехавшему для обсуждения вопросов стратегического планирования. Указание предоставить кров в этой гостинице крылатой было по крайней мере странным, маловероятным было разрешение войти сюда дозорному, но появление здесь мутанта находилось просто за пределами понимания слуг. Поэтому сначала нас встретили веселым смехом – реакцией на хорошую шутку, затем веселье сменилось раздражением и, наконец, насмешками.

– Пошли прочь! – кричали нам слуги.– Подонки! Уроды!

Расстроенная Аулуэла попыталась объяснить ситуацию и проговорила упавшим голосом:

– Но ведь сам принц направил нас сюда, и вы не можете нам отказать.

– Прочь! Прочь!

Один из слуг – обладатель на редкость кривых зубов – схватил дубинку и принялся размахивать ею перед лицом Гормона, отпуская при этом мерзкие шутки о его безгильдийности. Тот выхватил у него дубинку и ударил обидчика в живот с такой силой, что кривозубый согнулся пополам и в конвульсиях рухнул на пол. На помощь мгновенно примчалась группа нейтеров и кинулась на Гормона. Мутант схватил другого слугу и швырнул его в середину группы, превратив ее в свалку. Дикие крики и ругань привлекли внимание почтенного на вид писца, который вперевалку подошел к двери, приказал замолчать и потребовал у нас объяснений.

– Это же легко проверить,– сказал он, когда Аулуэла поведала ему нашу историю, и презрительно бросил слуге: – Пошлите мысль чиновнику, быстро!

Через некоторое время недоразумение было разрешено, и нас впустили. Нам были предоставлены отдельные, но сообщавшиеся между собой комнаты. В подобной роскошной обстановке я никогда прежде не бывал и вряд ли когда-нибудь окажусь снова. Входить в покои надо было через телескопическую шахту с закрывающимся на замок – для обеспечения уединенности – собственным термальным источником. Свет зажигался в ответ на легкий кивок постояльца – в шарах, свисавших с потолка, и в настенных плафонах находились игольчатые элементы разумной светящейся материи, доставленные на Землю с одного из миров системы Яркой звезды и обученные ценой мучений на выполнение таких команд. Окна открывались и закрывались по капризу постояльца, а когда нужда в них вовсе пропадала, их скрывали полосы способной к ощущениям тончайшей ткани инопланетного происхождения, выполнявшей не только роль гардин, но и действовавшей как устройство, способное источать заказанные приятные запахи. Комнаты были оборудованы индивидуальными обручами мысленной связи, подключенными к главным банкам памяти, а также к слугам, писцам, чиновникам и музыкантам.

Я не расспрашивал Аулуэлу, почему принц проявил такую нежданную милость, но догадывался, как, впрочем, и Гормон: едва сдерживаемая ярость мутанта красноречиво говорила о его недопустимой любви к моей хрупкой крылатой.

Когда мы поселились в гостинице, то я первым делом поставил свою тележку у окна, прикрыв ее шторой, в полной готовности для следующего сеанса. Затем смыл с себя дорожную грязь, причем установленные на стенах успокаивающие устройства своей музыкой помогли мне вернуть душевный покой. Затем я поел. А потом ко мне пришла Аулуэла, посвежевшая и отдохнувшая, она сидела рядом, и мы говорили о пережитом. Гормон не появлялся. Я подумал было, что он и вовсе сбежал из этой гостиницы, сочтя ее слишком изысканной для себя, и нашел подходящую компанию среди своих. Но когда в сумерках мы с Аулуэлой вышли во внутренний дворик и поднялись на уклон, чтобы полюбоваться звездами на небе Рума, то там оказался и Гормон. С ним был высокий худой человек с шалью запоминателя на плечах. Они что-то обсуждали тихими голосами. Гормон кивнул мне и сказал:

– Дозорный, познакомься с моим новым другом.

Собеседник мутанта нервно погладил шаль и произнес голосом, слабым, как шорох отслоившегося от стены кусочка фрески:

– Я – Бэзил, запоминатель. Я прибыл из Пэрриса, чтобы погрузиться в тайны Рума. Я пробуду здесь много лет.

– У запоминателя много прекрасных историй,– сказал Гормон,– в своей гильдии он – один из самых выдающихся. Когда вы подошли, он рассказывал мне, как раскрывается большинство тайн древности. Представляешь, они копают сквозь наслоения Третьего цикла, а потом с помощью вакуумных установок по молекуле удаляют землю.

– Мы нашли,– с гордостью сказал Бэзил,– катакомбы имперского Рума и камни времен Смятения, книги, написанные на листах белого металла где-то в конце Второго цикла. Все это мы отправим в Пэррис для изучения, классификации и расшифровки, а потом вернем сюда. А что, тебя тоже интересует прошлое, дозорный?

– Да, до некоторой степени.– Я улыбнулся.– А вот этот мутант... я иногда сомневаюсь в его аутентичности. Можете в нем распознать запоминателя?

Бэзил принялся внимательно рассматривать Гормона: особенно его заинтересовали странные черты лица и исключи* тельная рельефность мышц.

– Нет, он, конечно, не запоминатель,– наконец сказал ученый,– но должен согласиться, что у него повышенный интерес к прошлому. Он задал мне много очень серьезных вопросов.

– Например?..

– Он желает знать, как появились гильдии. Он хотел узнать имя генетика, который создал первых способных к размножению крылатых. Он интересовался, почему существуют мутанты и действительно ли мутанты прокляты Провидением;

– И у вас есть ответы на все эти вопросы?

– На некоторые,– кивнул Бэзил и повторил: – На некоторые.

– О происхождении гильдий?

– Они появились, чтобы придать структуру и значение обществу, пострадавшему от поражения и разрушения.– Запоминатель воодушевился.– В конце Второго цикла царствовал хаос. Ни один человек не осознавал ни своего положения в обществе, ни своего назначения. По миру разгуливали благополучные инопланетяне, которые смотрели на нас как на бессловесных тварей. Требовалось установить жесткие рамки компетенции каждого, благодаря которым человек мог бы осознать свою ценность по сравнению с другими. Так появились первые гильдии властителей, хозяев, купцов, помещиков, лоточников и слуг, потом – писцов, музыкантов, клоунов и грузчиков. Через некоторое время возникла надобность в чиновниках, а потом – в дозорных и защитниках. Годы магии дали нам крылатых и мутантов, впоследствии были созданы ней-торы, так что...

– Но ведь у мутантов нет своей гильдии! – воскликнула Аулуэла.

Запоминатель только сейчас заметил ее.

– Кто ты, дитя?

– Меня зовут Аулуэла, я из гильдии крылатых. Сейчас я путешествую с дозорным и этим мутантом.

– Я уже рассказывал ему,– Бэзил кивнул в сторону Гормона,– что когда-то у мутантов была своя гильдия, но они лишились ее тысячу лет назад по приказу Совета властителей. Это было наказанием за мятеж в Джорслеме: тогда они попытались захватить святыни. С тех пор они безгильдийные, и ниже их по положению только нейгоры.

– Я и не знал об этом.

– Ты же не запоминатель,– самодовольно заметил Бэзил.– Открывать прошлое – наша работа.

Что верно, то верно.

Гормон помедлил и как-то вяло поинтересовался:

– А сколько всего гильдий сейчас?

Бэзил смутился и ответил неопределенно:

– По– крайней мере сотня. Некоторые очень малы, некоторые просто местные. Я же изучаю первоначальные гильдии и их ближайших последователей, а что произошло за последние несколько сотен лет – это область деятельности других. Может, мне запросить эту информацию для тебя?

– Не беспокойтесь.– Гормон тряхнул головой.– Это просто пустой вопрос.

– Твое любопытство радует,– одобрительно заметил запоминатель.

– Я нахожу мир и все, что в мире имеется, исключительно захватывающим. Разве это грех?

– Странно,– сказал Бэзил,– безгильдийные редко заглядывают за пределы своего горизонта.

Появился слуга. Он преклонил колени перед Аулуэлой и сказал уважительно, но одновременно с легким пренебрежением:

– Принц вернулся во дворец. Он желает вашего общества во дворце.

В глазах Аулуэлы отразился ужас.

– Я должна пойти с вами?

– Пожалуйста. Вы должны быть в платье и надушиться. Он также хочет, чтобы ваши крылья были раскрыты.

Аулуэла кивнула. Слуга увел ее.

Запоминатель рассказывал о старых днях Рума, я слушал, а Гормон вглядывался в темноту. Наконец Бэзил пожаловался, что у него пересохло в горле, извинился и торжественно удалился. Несколько мгновений спустя внизу открылась дверь и появилась Аулуэла, она двигалась так, словно принадлежала к гильдии лунатиков, а не крылатых. Укутанное в прозрачные, невесомые одежды, ее хрупкое тело таинственно белело в свете звезд. Крылья ее были раскрыты и медленно трепетали в такт печальным ударам сердца. Слуги поддерживали ее за локти, словно она всего лишь слабая копия живого создания, а не реальная женщина.

– Лети, Аулуэла, лети! – прорычал Гормон.– Улетай, пока можешь!

Она исчезла в боковом входе во дворец.

Мутант посмотрел на меня:

– Она продала себя принцу, чтобы обеспечить нам кров.

– Пожалуй, ты прав.

– Как бы я хотел сравнять с землей этот дворец!

– Ты любишь ее?

– Разве это не очевидно?

– Успокойся,– посоветовал я,– ты необычный человек, но все же крылатая не для тебя. Особенно если она делит ложе с принцем Рума.

– Она перешла к нему из моих рук.

Я был потрясен.

– Ты познал ее?

– И не раз! – рявкнул он с досадой.– В момент экстаза ее крылья трепещут, как листья под порывами ветра.

Я вцепился в ограду, чтобы не свалиться во двор. Звезды и луна с ее бледными спутниками кружились и прыгали перед моими глазами. Я был потрясен и не понимал, что породило в моей душе подобную бурю. Был ли это гнев на Гормона, который посмел нарушить каноны? Или его смелость задела родительские чувства, которые я питал к Аулуэле? А может, меня просто терзала зависть к Гормону, сумевшему получить то, что находилось за пределами моих возможностей, но не за пределами моих желаний!

– За это они могут сжечь твой мозг. Они могут размолоть твою душу. А теперь ты сделал из меня сообщника...– Я поморщился.

– Что с того? Принц командует и получает – но другие были здесь до него. Я должен сказать кое-что.

– Хватит, хватит.

– Мы ее увидим снова?

– Принцы быстро устают от своих женщин. Несколько дней или одна ночь – и он отправит ее обратно. И нам, вероятно, придется покинуть эту гостиницу,– вздохнул я.– По крайней мере, мы будем знать это еще за несколько ночей до того, как окажемся на улице.

– И куда ты потом? – Любопытство Гормона было неподдельным.

– Останусь ненадолго в Руме.

– Даже если будешь спать на улице?

– Я справлюсь. Потом, наверное, пойду в Пэррис.

– Зачем?

– Увидеть Пэррис. А ты? Что тебе нужно в Руме?

– Аулуэла.

– Перестань!

– Очень хорошо.– Он горько усмехнулся.– Но я останусь здесь, пока принц с нею. Она снова будет моей, и мы подумаем, как выжить. Безгильдийные мутанты изобретательны. Пожалуй, мы на время подберем жилье в Руме, а потом последуем за тобой в Пэррис. Если ты, конечно, захочешь путешествовать с монстром и неверной крылатой.

Я пожал плечами:

– Посмотрим, когда придет время.

– А прежде ты бывал в компании с мутантами?

– Нечасто. И не подолгу.

– Я польщен.– Он забарабанил пальцами по перилам.– Не отвергай меня, дозорный. У меня есть причины оставаться с тобой.

– Какие?

– Я хочу увидеть твое лицо, когда приборы покажут, что началось вторжение.

Я покачнулся, съеживаясь как от удара.

– Тогда ты останешься со мной надолго.

– Ты не веришь, что вторжение будет?

– Когда-нибудь. Не скоро.

Гормон хмыкнул.

– Ты ошибаешься. Они уже почти здесь.

– Ты хочешь меня развеселить?

– Дозорный, ты что? Ты утерял свою веру? Это известно уже тысячу лет: другая раса присмотрела Землю, и по договору эта планета принадлежит ей, и когда-нибудь ее посланцы придут, чтобы предъявить свои права. Это было решено в конце Второго цикла.

– Конечно, я это знаю, хоть я и не запоминатель.– Тут я повернулся к нему и произнес слова, которые не думал когда-либо высказать вслух: – Я веду дозор среди звезд уже в течение двух твоих жизней и знаю: то, что делаешь слишком часто, теряет смысл. Произнеси собственное имя десять тысяч раз, и оно станет пустым звуком. Я вел дозор, и вел его хорошо, и в темные ночи я иногда думал, что веду дозор впустую и что я напрасно прожил свою жизнь. В дозоре есть свое удовольствие, но, вероятно, нет реальной пользы.

Он сжал мое запястье.

– Твое признание такое же шокирующее, как и мое. Храни свою веру, дозорный. Нападение близко!

– Откуда ты можешь это знать?

– Безгильдийные тоже владеют неким... искусством.

Разговор беспокоил меня. Я сказав

– Безгильдийным быть плохо?

– Привыкаешь. И есть определенная свобода в качестве компенсации недостаточного статуса. Я могу свободно говорить все и всем.

– Я заметил.

– Я свободно перемещаюсь. Я всегда имею пищу и кров, хотя пища может быть испорченной, а кров – неважным. Женщины тянутся ко мне, несмотря на все запреты. Может быть, именно из-за запретов. Меня не беспокоят амбиции.

– И ты никогда не желал более высокого статуса?

– Никогда.

– Ты был бы счастливее, став запоминателем.

– Я счастлив и теперь. Мне доступны удовольствия запоминателей, но без их обязанностей.

– До чего же ты самодоволен! – воскликнул я.– Гордиться своей безгильдийностью!

– Как же еще можно выдержать волю Провидения? – Он взглянул на дворец.– Униженные – возвысятся, могущественные – падут. Прими это пророчество, дозорный: этот похотливый принц еще до начала лета узнает о жизни кое-что ему неизвестное. Я вырву ему глаза за Аулуэлу!

– Сильно сказано! Жажда мести помутила твой разум!

– Прими это как пророчество!

– Ты не сможешь даже приблизиться к нему,– сказал я. Затем, раздраженный тем, что принимаю всерьез эту глупость, добавил: – Почему ты, собственно, во всем винишь его? Он поступает как все принцы. Вини девушку за то, что пошла к нему. Могла бы и отказаться!

– И потеряла бы свои крылья. Или умерла бы. А вот что сделаю я!

Неожиданным яростным жестом мутант вытянул вперед большой и указательный пальцы с длинными ногтями и ткнул их в воображаемые глаза.

– Обождите. Вы это увидите!

Во дворе появились два предсказателя. Они расставили приборы своей гильдии, зажгли конические свечи, по которым читают события завтрашнего дня. Тошнотворный запах бледного дыма ударил мне в ноздри. Желание разговаривать с мутантом пропало.