Текст книги "Железная звезда"

Автор книги: Роберт Сильверберг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 58 страниц)

– Я не говорю, что так оно и есть. Я просто рассматриваю гипотезы. Мы будем знать больше, когда проведем некоторые исследования.– Взглянув на часы, он сказал Накадаи: – Ри, вряд ли я сейчас смогу обнаружить что-либо важное, а мне пора к своим пациентам. Я хочу, чтобы этих парней подвергли полному неврологическому обследованию. Когда все будет готово, переключи аппаратуру на мой офис. Давай им тесты вразброс и заставляй спать по двое после каждой серии... Я пришлю техников помочь тебе наладить телеметрию. Я должен быть в курсе, если кошмары повторятся.

– Вот это другой разговор.

– Пусть они подпишут согласие на телетерапию. Я сделаю им предварительное зондирование мозга после того, как у меня будут в руках результаты обследования. И разумеется, держи их на строжайшем карантине. Эта штука может оказаться заразной. Надо быть осторожнее.

Накадаи кивнул. Мукерджи улыбнулся космонавтам профессиональной улыбкой и вышел, погрузившись в размышления. Вирус кошмара? Ковыряющийся в мозгах чужеродный организм, которого просто никто не может увидеть? Он не раэобрался, какая из этих гипотез нравится ему больше. Впрочем, возможно, существует какое-нибудь совсем прозаическое объяснение этому месяцу скверных снов: повреждение системы приготовления пищи или шуточки рециклера атмосферы. Простенькое, примитивное объясненьице.

Возможно.

6

Когда это произошло в первый раз, взие даже не понял, что же случилось. Он коснулся человеческого мозга; реакция была немедленной и бурной. Взие был отброшен назад, напуганный неистовой яростью ответного сигнала, а спустя мгновение он уже не мог обнаружить этот мозг. Возможно, подумал взие, это был какой-то защитный механизм, посредством которого люди оберегают свой мозг от непрошеного вмешательства. Но это казалось маловероятным, поскольку человеческий мозг и так надежно защищен большую часть времени. На корабле взие приходилось преодолевать сильную турбулентность всякий раз, как он пытался миновать стену, защищавшую мозги членов экипажа,– словно люди совсем не стремились вступать с ним в ментоконтакт. С таким совершенным отключением, полным прекращением сигнала, он еще не сталкивался. Взие в замешательстве предпринял новую попытку, потянувшись к открытому мозгу, который находился неподалеку от того, который только что пропал.

– Минуточку внимания, выслушайте, будьте добры, несчастный инопланетянин, жертва неудачного стечения обстоятельств...

Снова сильнейшая реакция: неожиданная и ужасная вспышка ментальной энергии, сгусток страха, боль и шок. Мгновение же спустя полнейшее молчание, словно мозг спрятался за непроницаемым барьером. Где вы? Куда вы исчезли? Доведенный до отчаяния, взие рискнул отрастить оптический рецептор, работающий в видимой части спектра, чтобы понять происходящее. Он увидел человека на кровати, окруженного какой-то сложной аппаратурой. То тут, то там вспыхивали какие-то огоньки. Люди с взволнованными лицами бежали к койке. Человек на ней лежал совершенно спокойно. Он не пошевелился даже тогда, когда сверху опустилась металлическая рука и воткнула ему в грудь длинную блестящую иглу.

Внезапно взие понял.

Двое людей прекратили свое существование!

Взие поспешно втянул свой рецептор и забился в укромный уголок, чтобы обдумать случившееся. Дано: умерли два человека. Дано: прекращение их существования наступило непосредственно после передачи взие ментального сообщения. Спрашивается: не является ли ментальное сообщение причиной прекращения существования?

Предположение, что взие стал причиной двух смертей, было для него просто ужасающим, и по его телу пробежал такой озноб, что оно сжалось в тугой тяжелый шар со спутавшимися в клубок мыслями. Ему потребовалось несколько минут, чтобы возвратиться в работоспособное состояние. Если его попытки связаться с людьми приводят к таким ужасным последствиям, понял взие, то его надежды найти здесь помощь весьма шатки. Разве может он идти на контакт с людьми, если...

Появилась спасительная мысль. Взие понял, что слишком поторопился с выводами, приняв во внимание только то, что лежит на поверхности, и проглядел сильный контрдовод. В течение всего путешествия на эту планету взие вступал в контакт с людьми – с шестью космонавтами,– и никто из них не прекратил своего существования. Отсюда со всей очевидностью следовало, что люди могут выдерживать контакт с мозгом взие. Значит, один только контакт не может явиться причиной этих двух смертей.

Возможно, взие оба раза совершенно случайно наткнулся на людей, находящихся на границе смерти. Не было ли это местом, куда собирают людей, чей конец уже близок? Не наступил ли бы конец их существования даже в том случае, если бы взие не пытался установить с ними контакт? Была ли попытка контакта достаточна для того, чтобы лишить людей оставшейся в них энергии и помочь им переступил» роковой порог? Взие этого не знал. Было просто досадно перечислять, скольких важных фактов ему недоставало. Ясно было одно: его время подходило к концу. Если в ближайшем будущем ему не помогут, начнется распад его метаболической системы с последующей потерей метаморфической активности и фатальной утратой приспособляемости с последующим... неизбежным концом.

У взие не было выбора. Продолжать попытки установления контакта с людьми было его единственной надеждой выжить. Взие осторожно и робко взялся за поиски нового чувствительного мозга. Этот заблокирован. И этот. И эти. Ни малейшей лазейки!

Взие начал склоняться к мысли, что все эти барьеры только для того и придуманы, чтобы не допустить воздействия на мозг чужеродного разума или же оградить человека от ментоконтакта любого рода, включая контакты с другими людьми. Однако взие не замечал подобных контактов между людьми ни на корабле, ни здесь. Что за странная раса!

Может быть, имело смысл проверить разные этажи здания? Взие проскользнул под запертую дверь и по служебной лестнице пробрался на следующий этаж. Снова начал свои поиски. Закрытый мозг здесь. И здесь. И здесь. А вот открытый. Взие приготовился к посылке своего сообщения. Безопасности ради он снизил энергию передачи, выпустив лишь маленький мысленный пучочек:

– Вы слышите? С вами говорит попавшее в беду внеземное существо. Оно просит помощи. Желает...

Ответом было резкое, жалящее чувство недовольства, бессловесное, но, несомненно, враждебное чувство. Взие поспешно отступил. Он испуганно ждал, что сейчас последует еще один конец. Нет, человеческий мозг продолжал функционировать, хотя и не был больше открытым, он окружил себя обычным барьером. Удрученный, упавший духом взие пополз в сторону. Снова неудача. Хотя бы секунда осмысленного ментоконтакта! Неужели нет никакого способа связаться с людьми? Взие мрачно продолжил свои поиски чувствительного мозга. Что еще ему оставалось делать?

7

Визит в карантинный блок отнял у доктора Мукерджи сорок минут от утреннего обхода. Это его немного раздосадовало. Он не винил карантинщиков за то, что они так забеспокоились из-за рассказа космонавтов о хронических галлюцинациях, но он не считал, что эта загадочная история настолько серьезна, что стоило его вызывать с такой поспешностью. Что там такое с этими космонавтами – это скоро выяснится; к тому же они надежно изолированы от остальной части космопорта. Накадаи следовало бы сделать небольшой анализ, прежде чем вызывать его. Вместо этого было отнято время у его пациентов.

Мукерджи начал свой запоздалый утренний обход, напоминая себе, что ему следует успокоиться: ни для его пациентов, ни для него самого не будет ничего хорошего в том, что он явится к ним взволнованным и раздраженным. Он должен быть целителем, а не источником беспокойства. Он заставил себя потратить несколько секунд на ритуал успокоения. Входя в дверь первой палаты, где лежала Сатина Рэнсом, он уже полностью расслабился и был дружелюбен.

Сатина лежала на левом боку с закрытыми глазами: хрупкая шестнадцатилетняя девочка с тонкими чертами лица и длинными, мягкими золотистыми волосами. Ее окружала паутина мониторной системы. Она была без сознания вот уже четырнадцать месяцев, двенадцать из них здесь, в неврологическом отделении больницы космопорта, и последние шесть – под наблюдением Мукерджи. Ее родители решили отметить начало каникул тем, что взяли ее на один из курортов Титана; было как раз самое лучшее время, чтобы полюбоваться кольцами Сатурна; с большим трудом им удалось выбить разрешение на посещение заповедника в Куполе Галилея, и они оказались там в тот злополучный день, когда сильнейшее титанотрясение разрушило купол и вышвырнуло тысячу туристов в ядовитую метановую атмосферу ледяного спутника Сатурна. Сатина оказалась одной из тех, кому повезло: она не успела вдохнуть и пары раз, как экскурсовод, с которым она как раз разговаривала, надел ей налицо кислородную маску. Она выжила. Из ее родных не выжил никто. Но сознание так и не вернулось к ней с самого момента катастрофы. Она впала в кому. Тщательное обследование, проведенное на Земле, показало, что, попав внутрь, метан не мог привести к сколько-нибудь серьезным повреждениям мозга; с ее организмом не произошло ничего страшного, но она боялась просыпаться. Это была реакция на шок. Мукерджи был уверен, что она предпочла бы проспать всю жизнь, нежели возвращаться к кошмарной для нее яви. Он научился поддерживать с ней телепатическую связь, но не мог излечить ее от вызванной катастрофой травмы, вернуть ее в мир настоящего.

Он начал подготовку к контакту. Для него телепатия не была легким, самим собой получающимся явлением, «чтение» мыслей было напряженной работой, настолько же трудной и выматывающей, как кросс или запоминание длинного отрывка из «Гамлета». Вопреки опасениям некоторых, он не был способен с первого же взгляда прочесть чьи-то потаенные мысли. Для того чтобы достичь другого мозга, он должен был пройти предварительную процедуру «разогрева» и проникновения, и даже тогда настроиться на чью-то «длину волны» было довольно долгим делом. Связная информация доходила до него только с девятой или десятой попытки. Двенадцать поколений Мукерджи обладали этим даром, поддерживаемым скрупулезно рассчитываемыми браками, чтобы сохранилось благоприятное сочетание генов. Он был одареннее своих предков, хотя понадобилось бы столетие или два, чтобы среди Мукерджи появился настоящий телепат. У него все-таки была прекрасная возможность использовать свой талант для мозгового контакта, что он и делал. Он знал, что многие члены его семьи в

былые времена были вынуждены скрывать свой дар от окружающих даже в Индии, иначе их причислили бы к вампирам и оборотням и изгнали бы из общества. Он мягко положил свою смуглую руку на бледное запястье Сатины. Физический контакт был необходим для того, чтобы упрочить ментальную связь. Он сконцентрировался на проникновении. После нескольких месяцев телетерапии ее мозг был чувствителен к воздействию. Он мог пропускать промежуточные ступени и соединяться с ее мятущейся душой сразу же после разогрева. Глаза его были закрыты. Он видел сгусток серовато-лилового тумана: мозг Сатины. Он сблизился с ним и легко вошел внутрь. Из глубин ее сознания выплыл вопросительный знак.

– Кто это? Доктор?

– Я. Как ты себя чувствуешь, Сатина?

– Хорошо. Совсем хорошо.

– Как тебе спится?

– Здесь такой покой, доктор.

– Да. Могу себе представить. Но видела бы ты, как хорошо здесь. Прекрасный летний день. Солнце в голубом небе. Все в цвету. Подходящий день, чтобы искупаться. Ты любишь купаться? – Он сконцентрировал всю свою силу на картонах купания: холодный горный поток, глубокий водоем, куца обрушивается белопенный водопад, восхитительный холодок внутри, когда уходишь в глубину, хрустальные струи, с журчанием обегающие теплую кожу, смех друзей, всплески, быстрое и сильное течение, несущее ее к другому берегу...

– Мне здесь лучше,—ответила она.

– Может быть, ты больше любишь плавать в воздухе? – Он сосредоточился на прелестях свободного полета: регулятор гравитатора у пояса, она стремительно взмывает на высоту ста футов и летит, летит над полями и долинами, рядом с ней – друзья, ее тело полностью расслаблено, невесомо, парит в восходящих потоках, она поднимается, пока земля под ней не превращается в разводы зеленого и коричневого, глядит на крошечные домики и смешные машинки, пролетает над посверкивающим серебряным озером, парит над темным мрачным лесом тесно прижавшихся друг к другу канадских елей, а теперь просто лежит на спине, нога на ноту, руки за головой, солнечные лучи на щеках, а внизу триста футов пустоты...

Сатина не клюнула на эту приманку. Она предпочитает оставаться там, где она сейчас. Искушение свободным полетом не удалось.

У Мукерджи уже не остается энергии на третью попытку вырвать ее из комы. Вместо этого он возвращается к чисто медицинским задачам и пытается нащупать источник травмы, отрезавший ее от мира. Страх, в этом нет никакого сомнения; эта ужасная трещина в куполе, рассекшая все ее понятия о безопасности, вид родителей и брата, умирающих у нее на глазах; болотный запах атмосферы Титана, ударивший в ноздри... Несомненно, все это вместе. Но люди оправлялись и от худших несчастий. Почему ей так хочется удалиться от жизни? Почему бы ей не покончить с ужасным прошлым и не вернуться к новой жизни?

Она боится его. Она отчаянно защищается. Она не хочет, чтобы он ворошил ее мозг. Все их встречи заканчивались одинаково: Сатина цеплялась за свое убежище, Сатина пресекала любую попытку вызволить себя из этого добровольного заточения. Он продолжал надеяться, что однажды она ослабит свою защиту. Но скоро это не получится. Он осторожно отступил от центра ее мозга и заговорил с ней на более поверхностном уровне.

– Тебе пора возвращаться в школу, Сатина.

– Нет еще. У меня были слишком короткие каникулы.

– Не такие уж и короткие.

– Всего три недели, разве нет?

– Четырнадцать месяцев, а не три недели,– сказал он.

– Этого не может быть. Мы отправились на Титан совсем недавно... за неделю до Рождества, и...

– Сатина, сколько тебе лет?

– В апреле будет пятнадцать.

– Неправда,– сказал он.– Тот апрель уже был и прошел, и следующий уже миновал. Шестнадцать лет тебе исполнилось два месяца назад. Шестнадцать лет, Сатина.

– Этого не может быть, доктор. Для девочки шестнадцатилетие – это особенный день, разве вы этого не знаете? Мои родители собирались пригласить много гостей. И всех моих друзей. И оркестр из девяти роботов с синтезаторами. Я же помню, что ничего этого не было, как же мне может быть шестнадцать лет.

Его силы иссякали. Его ментосигнал ослаб. Он не мог найти в себе энергии, чтобы сказать ей, что она снова блокирует реальность, что ее родители мертвы, что время течет, пока она здесь лежит, что уже слишком поздно для празднования Светлого Шестнадцатилетия...

– Мы поговорим об этом... в другой раз, Сатина... Увидимся... завтра... утром... Завтра... утром...

– Не уходите так быстро, доктор!

Но он не мог больше поддерживать контакт и разорвал его.

Он поднялся и покачал головой. Стыдно, подумал он. Просто очень стыдно. Когда он вышел из палаты, нош его дрожали. Он остановился на минуту в холле, привалившись к закрытой двери, чтобы вытереть пот со лба. Он не продвинулся с Сатиной ни на шаг. Он довольно быстро установил с ней контакт, но дальше не продвинулся. Ослабить интенсивность ее комы ему никак не удавалось. Ей было очень удобно в этом иллюзорном потустороннем мире, и ни телепатически, ни каким-либо другим способом ему не удавалось вытащить ее оттуда.

Он вздохнул и, подавив поднимающееся чувство расхоложенности, открыл дверь следующей палаты.

8

Операция шла как по маслу. Дюжина студентов-медиков с третьего курса занимала галерею операционной, расположенной на третьем этаже больницы космопорта, изучая великолепную технику доктора Хаммонда как непосредственно, так и с помощью индивидуальных экранов. Пациенту, жертве опухоли головного мозга, было под семьдесят. Виднелись только его голова и плечи, торчащие из камеры жизнеобеспечения. Его череп был тщательно выбрит, синие линии и красные точки, нарисованные на нем, показывали внутренние контуры опухоли, со всей возможной точностью определенные коротковолновым генератором звуковых колебаний; хирург заканчивал установку лазеров, которые должны были уничтожить опухоль. Вся трудная работа была позади. Оставалось только лишь дать лазерам полную мощность и направить их тонкие, точные лучи в мозг пациента. Черепная хирургия такого рода совершенно бескровна; нет никакой необходимости разрезать кожу и пилить кость, чтобы обнаружить опухоль, ибо лазерные лучи, сжатые до доли дюйма, проникают внутрь сквозь мельчайшие отверстия и, вонзаясь в опухоль с разных сторон, уничтожают злокачественное образование, не причиняя абсолютно никакого вреда здоровым тканям мозга. В подобных операциях под дается планированию буквально все. Как только определены точные очертания опухоли и хирургические лазеры установлены под нужными углами, работу может закончить любой студент.

Доктора Хаммонда вся эта процедура вгоняла в тоску. За этот год он переделал, наверное, сотню таких операций. Он подал знак; на лазерной панели вспыхнул предупреждающий огонек; студенты подались вперед...

Но как только лучи лазеров устремились к операционному столу, лицо усыпленного пациента дико перекосилось, словно из глубин его напичканного наркотиком мозга выплыло какое-то ужасное видение. Его ноздри затрепетали, губы провалились, глаза широко раскрылись. Он, казалось, пытался что-то крикнуть. Затем он конвульсивно дернулся, повернув голову набок. Лазерные лучи вошли глубоко в левое полушарие его мозга, далеко от обозначенных контуров опухоли. Правая сторона его лица обвисла: паралич. Студенты в замешательстве уставились друг на друга. У ошеломленного доктора Хаммонда все же хватило сообразительности быстрым взмахом руки отключить лазеры. Он в волнении схватился за операционный стол обеими руками, просматривая показания стрелок и лент, говорящих ему о подробностях неудавшейся операции. Опухоль осталась нетронутой, а обширная область мозга оказалась поврежденной.

– Невероятно,– бормотал Хаммонд. – Невероятно. Невероятно.

Он быстрыми шагами подошел к другому краю стола и начал просматривать записи приборов жизнеобеспечения. Вопрос об успешном удалении опухоли больше не стоял; вопрос заключался в том, будет ли пациент жить.

9

К четырем часам пополудни Мукерджи почти закончил свои дела. Он осмотрел всех пациентов, заполнил все истории болезни, ввел программу с прогнозами в головной компьютер управляющего центра больницы– Прежде всего он выкроил время, чтобы перекусить. Обычно следующие четыре часа он отдыхал: возвращался в свою спартанскую комнатку в стоящем на краю космопорта здании для медицинских работников, чтобы вздремнуть, или спускался в спортивный центр, чтобы сыграть пару раундов в гравитеннис, или смотрел объемное шоу, или занимался еще чем-нибудь. Обычно он начинал вечерний обход не раньше восьми. Но сегодня он не мог расслабиться: его слишком беспокоили шестеро находящихся на карантине космонавтов. Накадаи начал присылать результаты обследования с двух часов, и в офисе Мукерджи уже имелось солидное количество данных. Тревожных сигналов не было, поэтому Мукерджи в течение дня позволил информации просто накапливаться. Теперь он почувствовал, что обязан взглянуть на все данные. Нажав на клавиши связи, он включил печатающее устройство, и из прорези начали выскакивать результаты деятельности Накадаи.

Мукерджи перебирал желтые листы. Рефлексы, насыщение синапсов, степень невральной ионизации, эндокринный баланс, скорость реакций, дыхание, кровообращение, деятельность органов чувств, внутримозговой молекулярный обмен, электроэнцефалограмма то повышается, то понижается... Нет ничего необычного. Из обследования явствовало, что шесть космонавтов, возвратившихся со звезды Нортона, просто крайне нуждаются в отдыхе (издерганные нервы, замедленные рефлексы), но не было заметно ничего более серьезного, чем хроническое недосыпание. Он не мог обнаружить ни единого признака нарушения деятельности мозга, заражения, повреждения нервной системы или какого-нибудь другого отклонения от нормы.

Откуда же тогда все эти кошмары?

Он набрал номер офиса Накадаи.

– Карантин,– немедленно отозвался высокий голос, и мгновение спустя на экране появилось худое желтоватое лицо Накадаи.– Хэлло, Пит. Я как раз собирался звонить тебе.

Мукерджи сказал:

– Я освободился совсем недавно. Но успел просмотреть все, что ты прислал. Ничего особенного.

– Я так и думал.

– Как они там? Я полагал, что ты дашь мне знать, если к кому-нибудь вернутся кошмары.

– Их ни у кого не было,– ответил Накадаи.– Фалькирк и Родригес спет с одиннадцати часов. Как сурки. Шмидту и Кэрролу разрешили лечь в тринадцать тридцать. Вебстера и Шивона уложили в три. Все шестеро до сих пор храпят, словно они не спали целые годы. Я обставил их аппаратурой, но все идет совершенно нормально. Послать тебе результаты?

– Зачем? Раз нет галлюцинаций, то и я ничего не увижу,

– Значит, ты вечером собираешься провести зондирование мозга?

– Не знаю,– сказал Мукерджи, пожимая плечами.– Мне кажется, в этом нет смысла, но давай оставим этот вопрос открытым. Около одиннадцати я закончу вечерний обход, и если будет какой-нибудь резон лезть в их черепа, я это сделаю.– Он задумался,– Однако... разве они не говорили, что всех их мучили кошмары всякий раз, как только они ложились?

– Правильно.

– И вот сейчас, за пределами корабля, они спят в первый раз с тех пор, как начались кошмары, но их ничто больше не мучает. Никакого следа нарушения мозговой деятельности вследствие какой-нибудь галлюциногенной инфекции. Ты понимаешь что-нибудь, Ри? Я начинаю склоняться к этой дурацкой гипотезе, которую они выдвинули утром.

– Что галлюцинации вызывает невидимое инопланетное существо? – спросил Накадаи.

– Что-то в этом роде. Ри, в каком состоянии сейчас их корабль?

– Он прошел стандартную обработку, и теперь его загнали в изоляционный сектор, пока у нас не появится какой-нибудь идеи по поводу происходящего.

– Мне разрешат подняться на борт? – спросил Мукерджи.

– Думаю, что да... но... зачем?..

– На тот крайний случай, если эти кошмары действительно вызваны чем-то внешним; это что-то до сих пор может находиться на корабле. И конечно же, телепат моего уровня способен обнаружить его присутствие. Ты не можешь получить разрешение на это прямо сейчас?

– Минут через десять,– ответил Накадаи.– Я за тобой зайду.

Накадаи для скорости взял автороллер. Подъехав к посадочному полю, он протянул Мукерджи похрустывающий космический костюм.

– Для чего это?

– Вдруг тебе захочется подышать в корабле. В нем ведь вакуум, Мы решили, что вряд ли стоит наполнять его воздухом. К тому же там радиация. О'кей?

Мукерджи влез в костюм.

Они подъехали к кораблю. Это была стандартная межзвездная нуль-гравитационная машина. Она казалась маленькой и одинокой в дальнем углу поля. Корабль был окружен кордоном роботов, но они, извещенные центром управления, пропустили двух врачей. Накадаи остался снаружи; Мукерджи с трудом протиснулся в тамбур и, после того как люк подвергся обычной обработке, вошел внутрь. Осторожно, словно человек, идущий по лесу, в котором, как ему сказали, на каждом дереве сидит по ягуару, он пробрался мимо кают. Настороженно оглядываясь по сторонам, он как можно быстрее привел себя в состояние полной телепатической восприимчивости и, широко распахнув мозг, стал ждать телепатического контакта с тем, что могло скрываться на корабле.

– Давай. Делай свои гадости.

Полное молчание на всех ментоволнах. Мукерджи обошел все: грузовой трюм, каюты экипажа, двигательный отсек. Везде пусто, везде спокойно. Он был уверен, что смог бы обнаружить присутствие телепатического существа: каким бы необычным оно ни было, если существо способно добраться до мозгов спящих космонавтов, оно способно добраться и до мозга бодрствующего телепата. Через пятнадцать минут он покинул корабль.

– Ничего там нет,– сказал он Накадаи.– Мы не продвинулись ни на шаг.

10

Взие все больше впадал в отчаяние. Он лазил по зданию целый день; судя по уменьшению количества солнечной радиации, проникающей через окна, наступала ночь. И хотя на каждом этаже можно было найти открытый мозг, взие не везло с контактом. Правда, больше не было ни одного рокового исхода, но повторялась та же история, что и на корабле: каждый раз, стоило только взие тронуть человеческий мозг, реакция была настолько негативной, что делала всякую связь невозможной. И все же взие пробовал снова и снова, перебирая мозг за мозгом, отказываясь поверить в то, что на целой планете нет ни одного человека, которому он мог бы поведать свою историю. Он надеялся, что не причинял большого вреда тем мозгам, которые трогал. Решалась его судьба.

11

В половине десятого вечера доктор Питер Мукерджи, напряженный, с воспаленными глазами, влачил бремя своих обязанностей. Работы было много. Шизоидный коллапс, кататоническое оцепенение, Сатина с ее комой, с полдюжины банальнейших истеричек, пара случаев паралича, афазия и еще куча больных, процедуры с которыми пожирали по шестнадцать часов в сутки и истощали запасы его телепатической силы до предела. Когда-нибудь он уедет отсюда; когда-нибудь он покинет эту больницу и займется частной практикой на каком-нибудь тропическом островке и сможет летать на уик-энд в Бомбей, вместе с семьей проводить отпуск на планетах далеких звезд, подобно некоторым преуспевающим светилам медицины. Ко-гда-нибудь... Лучше выкинуть эти буйные фантазии из головы. Уж если о чем мечтать, сказал он себе, так это о сне. Поспать. Прекрасный, чудесный сон. А потом, с утра, все начнется снова: Сатина и ее кома, шизоиды, кататоники, афазики...

Он вошел в холл и двинулся от пациента к пациенту, и в это время связник проговорил:

– Доктор Мукерджи, зайдите к доктору Бейли.

Бейли? Главврач неврологического отделения все еще у себя? Чего же ради на этот раз? Конечно же, не могло идти и речи о том, чтобы игнорировать этот вызов. Мукерджи сообщил в управляющий центр, что прерывает обход, и поспешил к покрытой мозаичными узорами двери, на которой висела табличка: СЭМЮЭЛЬ Ф. БЕЙЛИ. Д. М.

Он обнаружил там половину всех невропатологов больницы: четверо из головного института, целая куча из отделения, среди которых несколько докторов высшего класса. Бейли, пухлощекий пятидесятилетний человек с песочного цвета волосами, имеющий большой вес как специалист, барабанил пальцами по листу с цифрами и хмурился. Увидев Мукерджи, он слегка кивнул, приветствуя его. Отношения между ними оставляли желать лучшего. Бейли, представитель старой школы, не слишком-то доверял телепатии как методу лечения расстройств мозга.

– Как я только что выяснил,– начал он,– доклады эти копились весь день и теперь вдруг обрушились на меня один бог знает почему. Слушайте: два сердечника, находящиеся под действием успокоительного, подверглись неожиданному сильнейшему шоку, описанному одним врачом как сенсорная перегрузка. У одного это кончилось остановкой сердца, у другой – кровоизлиянием в мозг. Оба умерли. У пациента, у которого было нарушение эндокринного баланса, уровень адреналина вдруг прыгнул, словно у бегуна на дистанции, и шесть месяцев лечения пошли коту под хвост. Еще один пациент завозился во время операции мозга, несмотря на полную анестезию, и был тяжело поврежден лазерами. И так далее. Аналогичные случаи сегодня происходят по всей больнице. Компьютерная проверка основных параметров электроэнцефалограммы показывает, что четырнадцати пациентам, не говоря уже об упомянутых, в течение последних одиннадцати часов снились необычайно ужасные кошмары, причем почти все настолько реальные, что приводили к некоторому психическому расстройству и почти всегда приносили ощутимый физический вред. Управляющий центр не может припомнить ни одного случая эпидемии кошмаров. Нет также резона считать причиной подобной вспышки испорченную пищу или просто случайность. Тем не менее спящие пациенты продолжают видеть кошмары, и те, чье состояние особенно плохо, подвергаются смертельной опасности. Усыпление пациентов, находящихся в критическом состоянии, должно быть немедленно остановлено, где это еще возможно, где нет – срочно изменить усыпляющие щиты. Если все это продлится до завтрашнего утра, эти меры не выход.– Бейли сделал паузу, скользнул взглядом по комнате и остановил глаза на Мукерджи. – Управляющий центр выдвинул такую гипотезу: в больнице находится психопат с сильнейшими телепатическими способностями, накидывающийся на спящих пациентов и передающий им видения, принимающие форму ужасающих кошмаров. Мукерджи, что вы скажете относительно этой гипотезы?

Мукерджи ответил:

– Все логично, хотя я не могу представить, чего ради телепату внушать эти холодящие кровь кошмары. Кстати, управляющему центру известно о случае в карантинном блоке?

Бейли уставился на лист с цифрами:

– Что еще за случай?

– Шесть космонавтов, прибывших сегодня ранним утром, доложили, что их мучили хронические кошмары в течение всей дороги домой. Доктор Ри Накадаи обследовал их. Он вызвал меня в качестве консультанта, но я ничем не могу ему помочь. Возможно, сейчас ко мне в офис уже поступили последние сообщения от Накадаи, но...

Бейли вмешался:

– Управляющий центр интересуется лишь происходящим в самой больнице, а не по всему космопорту. И если эту шестерку мучили кошмары в пути, то маловероятно, чтобы сходные симптомы проявились...

– Вот то-то и оно,– перебил его Мукерджи.– Их мучили кошмары в космосе. Но сейчас они спят с самого утра, и Накадаи говорит, что они спят крепко. Возможно, отсюда и пошла эта вспышка галлюцинаций. Это значит, что нечто, беспокоившее их во время всего полета, каким-то образом вырвалось на свободу и бродит по больнице. Это существо способно вызвать сновидения настолько ужасные, что они привели наших ветеранов-космонавтов на грань срыва, могут приносить серьезный вред и даже убивать тех, у кого здоровье послабее – Он вдруг заметил, что Бейли как-то странно смотрит на него, и не один только Бейли. Он продолжил, но несколько сдержаннее: – Очень жаль, что это прозвучало слишком фантастично. Я обдумывал эту идею целый день, поэтому у меня было время, чтобы составить хотя бы самое общее представление о происходящем. Только сейчас все начало связываться воедино. Я не говорю, что моя гипотеза абсолютно соответствует истине. Я бы сказал, что это наиболее подходящий вариант, который стыкуется с гипотезой самих космонавтов о том, что причиняло им такие неприятности. Этот вариант объясняет всю ситуацию. Следуя моей гипотезе, мы немедленно должны войти в контакт с этим существом, если только мы намерены прекратить все это безобразие раньше, чем снова будут потеряны человеческие жизни.