Текст книги "Железная звезда"

Автор книги: Роберт Сильверберг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 58 страниц)

– Пошли кого-нибудь из членов своей семьи,– раздраженно предложил Хоулт.

Макдермот продолжал, проигнорировав это замечание:

– Иди по коридору до поворота. Пройди мимо оружейной комнаты. Там будет лифт, который доставит тебя наверх.

Хоулт в сопровождении роботов двинулся по темному коридору со сводчатым потолком. Вдоль стен стояли статуэтки и другие рукотворные изделия, все до одного устарелые и наводящие тоску. Как можно по доброй воле жить в таком музее... или могиле? Хоулт миновал полутемную комнату, где лежало древнее оружие, и непроизвольно прикинул, во что обошлась доставка всех этих бесполезных вещей с Земли, находящейся на расстоянии многих световых лет.

Наконец они добрались до лифта, вошли в него, робот нажал нужную кнопку; лифт бесшумно двинулся вверх, в башню, так долго бывшую предметом ненависти Хоулта. По дороге Макдермот продолжал давать им указания.

Они прошли длинным коридором, унылые темные стены которого выгодно оттенял блестящий пол, выложенный плитами из оникса (или его искусственного аналога). Открылся люк, пропуская их в овальную комнату со стеклянными стенами-окнами. Здесь пахло смертью и разложением. Посреди комнаты в капсуле жизнеобеспечения лицом к ним сидел Эндрю Макдермот, опутанный клубком трубок разной толщины.

О, эти горящие, словно угли, глаза!

– Я рад, что ты пришел,– сказал он.

Сейчас его голос, не усиленный электроникой, казался слабым, тонким и напоминал шелест крыльев.

Хоулт, словно зачарованный, не мог отвести от него взгляда.

– Никогда не думал, что попаду сюда.

– И я тоже не думал, что ты попадешь сюда. Но это хорошо, что ты пришел, Хоулт. Выглядишь неплохо. Для человека твоих лет.– Тонкие губы искривила улыбка.– Конечно, ты еще мальчишка. Даже двухсот не исполнилось. Я старше тебя на тридцать лет.

Хоулт был не в настроении выслушивать старческую болтовню.

– Чего ты хочешь? – без намека на теплоту спросил он,– Вот он я, но торчать тут весь день не входит в мои планы. Ты сказал, что должен сообщить мне нечто жизненно важное.

– Не то чтобы сообщить... Скорее, попросить. Об услуге. Я хочу, чтобы ты убил меня, Хоулт.

– Что?

– Это очень просто. Отсоедини линию питания. Вон она, прямо у моих ног. Просто отключи, и в течение часа я умру. А можно сделать, чтобы это произошло еще быстрее. Отключи мои легкие. Вон выключатель, прямо здесь. Это будет гуманнее.

– Странное у тебя чувство юмора,– пробормотал Хоулт.

– Тебе так кажется? Тогда это лучшая в мире шутка. Поверни выключатель.

– Ты заставил меня проделать весь этот путь, чтобы я убил тебя?

– Да.– Сейчас блестящие глаза Макдермота смотрели, не мигая,– Я уже год как полностью недвижим. Фактически, я превратился в растение. Сижу здесь день за днем. Я могу прожить так еще сотню лет, понимаешь, Хоулт? У меня был удар, да. Я парализован. Но тело по-прежнему сильно. Эта проклятая капсула кормит, тренирует... Как, по-твоему, нравится мне такая жизнь, Хоулт? Тебе понравилась бы?

Хоулт пожал плечами.

– Если хочешь умереть, попроси кого-нибудь из родных отключить тебя.

– Нет у меня никаких родных.

– Как это? У тебя же было пятеро сыновей...

– Четверо умерли, Хоулт. Пятый, младший, отправился на Землю. Я остался один. Я пережил всех. Я вечен, как небеса. Двести тридцать лет! По-моему, хватит. Жены умерли, внуки и правнуки разъехались. Они вернутся только с целью узнать, что досталось им в наследство. Не раньше. Здесь нет никого, кто мог бы повернуть выключатель.

– А роботы?

Снова мрачная усмешка.

– Наверное, у тебя какие-то особые роботы, Хоулт. У меня нет ни одного, которому можно настолько заморочить голову, чтобы он убил своего хозяина. Я пытался. Они знают, что произойдет, если отключить капсулу жизнеобеспечения. И не могут сделать этого. Сделай это, Хоулт. Отключи меня. А потом разнеси к черту башню, если тебе так хочется. Ты победил. Награда твоя.

В горле Хоулта пересохло, грудь сжало. Он пошатнулся. Роботы, необыкновенно восприимчивые к состоянию хозяина, поддержали его, подвели к креслу. Для человека своего возраста он слишком долго пробыл на ногах. Он сидел, не двигаясь, дожидаясь, пока приступ пройдет. Потом сказал:

– Нет, я этого не сделаю.

– Почему?

– Все очень просто, Макдермот. Я слишком долго ненавидел тебя и не могу теперь вот так взять и отключить питание или легкие.

– Тогда обстреляй меня. Взорви башню.

– Без всякой провокации с твоей стороны? По-твоему, я преступник?

– Что я должен сделать, Хоулт, чтобы спровоцировать тебя? – устало спросил Макдермот.– Приказать своим роботам вторгнуться на твою территорию? Поджечь твой фруктовый сад?

– Ничего. Я не хочу убивать тебя. Попроси кого-нибудь другого.

Глаза Макдермота вспыхнули.

– Ты дьявол! Сущий дьявол. Как же сильно ты ненавидишь меня! Я послал за тобой во времена крайней нужды, моля избавить от этой жалкой жизни, и что получил в ответ? О-о, внезапно ты стал таким благородным! Ты не хочешь убивать меня! Ты дьявол, я вижу тебя насквозь. Вернешься к себе и будешь злорадствовать – ведь я теперь живой мертвец. Будешь хихикать, думая, как я одинок, спеленутый в своей капсуле. Хоулт, это нехорошо – ненавидеть так сильно! Признаю, я нанес тебе оскорбление. Нарочно построил эту башню, чтобы задеть твою гордость. Ну так накажи меня! Убей! Разрушь башню. Только не бросай меня в таком состоянии!

Последовала пауза, Хоулт облизнул губы, набрал в грудь воздуха и поднялся на ноги. Он стоял, прямой и высокий, возвышаясь над капсулой, в которую был заключен его враг.

– Поверни выключатель,– умоляюще сказал Макдермот.

– Сожалею. Но не могу.

– Дьявол!

Хоулт перевел взгляд на своих роботов.

– Пора возвращаться.

Машина каплевидной формы неслась по сверкающему снегу. Хоулт молчал. Перед его внутренним взором маячил обездвиженный Макдермот; ни для каких других мыслей не осталось места. Зловоние разложения жгло ноздри. И еще этот безумный блеск в глазах, молящих о забвении.

Сейчас они добрались до пограничной полосы. Когда машина Хоулта пересекла предупредительный барьер, послышался сигнал остановиться и требование идентифицировать себя. Робот произнес пароль, и они поехали дальше, к крепости Хоулта.

Его семья столпилась у входа – все бледные, озадаченные. Родственники явно изнывали от желания обрушить на него вопросы, но никто не посмел даже раскрыть рта. Первое слово всегда оставалось за Хоултом.

– Макдермот – старый, больной, выживший из ума человек,– сказал он.– Его родственники умеряй или уехали. Он вызывает жалость и отвращение. Я не желаю обсуждать этот визит.

Он прошел мимо них и поднялся в командный пункт. Скользнул взглядом поверх снежного поля. На снегу отчетливо выделялся сверкающий в солнечных лучах двойной след – к крепости Макдермота и от нее.

Внезапно дом содрогнулся. Послышалось шипение, потом вой. Хоулт включил коммуникатор.

– Крепость Макдермота атакует, ваша светлость,– сказал робот.– Мы отклонили удар.

– Защитные экраны не пострадали?

– Нет, ваша светлость. Нисколько. Подготовиться к контратаке?

Хоулт улыбнулся.

– Нет. Предпринимайте только меры защиты. Расширьте экранирование до самой границы. Важно не дать Макдермоту причинить нам какой бы то ни было вред. Он стремится спровоцировать меня, но ничего у него не получится.

Высокий старик подошел к пульту управления. Искривленные пальцы любовно поглаживали рычаги и ручки.

«Ну, наконец-то дело дошло до реального столкновения».

Пушка Макдермота ни на что серьезное не способна. Чем бы она ни «плевалась», все с легкостью поглощается. Его огневой мощи недостаточно, чтобы причинить реальный вред.

Руки Хоулта сжали рычаги управления. Он понимал, что сейчас мог бы обратить крепость Макдермота в прах. Но не станет делать этого – как не стал поворачивать выключатель, чтобы положить конец жизни Эндрю Макдермота.

Макдермот так ничего и не понял. Вовсе не жестокость, а простой эгоизм сейчас, как и все эти годы, удерживал Хоулта от того, чтобы прикончить своего врага, развязать войну, которую он, без сомнения, выиграл бы. Он чувствовал легкое сожаление к парализованному человеку, запертому в капсуле жизнеобеспечения, но этого недостаточно, чтобы убить его.

«Если ты уйдешь, Эндрю, кого мне ненавидеть?» – мысленно вопрошал Хоулт.

Вот почему он отказался убить его – и не существовало никаких других причин.

Глядя сквозь непробиваемое стекло окна своего командного пункта, Майкл Хоулт видел зону коричневой земли, заснеженное поле со свежими следами и отливающую медью крепость. От зрелища нелепой башни у него свело внутренности. Он представил, как выглядел горизонт лет сто назад, до того, как Макдермот выстроил здесь это отвратительное уродство.

Старик поглаживал рычаги управления артиллерийскими установками, словно груди юной девушки. Потом отвернулся, медленно, с трудом переставляя нош, пересек командный пункт, опустился в кресло и теперь сидел, вслушиваясь в звуки бомбардировки, не способной пробить защитные экраны крепости Хоулта и не причиняющей ни малейшего вреда. За окном темнело – надвигалась ранняя зимняя ночь.

  Вот сокровище...
© Перевод А. Корженевского.

Бен Азай был признан достойным, и предстал у врат Шестого дворца, и узрел неземную красоту плит из чистого мрамора. Он открыл уста и произнес дважды: «Воды! Воды!» В мгновение ока его обезглавит и забросали одиннадцатью тысячами железных слитков. Посему пусть знают все грядущие поколения,что никто не имеет права ошибиться, стоя у врат. Шестого дворца.

Малый Гекалот

Вот сокровище, и вот его хранитель. А вот белые кости тех, кто тщетно пытался присвоить это сокровище. Но даже кости, разбросанные у ворот хранилища под ярким сводом небес, кажутся красивыми, потому что сокровище наделяет красотой все вокруг: и разбросанные кости, и мрачного хранителя.

Сокровище находилось на маленькой планете у темно-красной звезды Валзар. Сама планетка чуть больше Луны, об атмосфере и говорить не приходится. Молчаливый, мертвый мир, вращающийся во тьме в миллиардах миль от своего остывающего солнца. Когда-то очень давно здесь остановился путник. Откуда он летел и куда, никому не ведомо. Путник оставил на планете клад, и с тех пор он там и лежит – неменяющийся, вечный клад немыслимой ценности, охраняемый безликим металлическим стражем, который с железным терпением ждет возвращения своего хозяина.

Бывали и те, кто хотел овладеть сокровищем. Они приходили и, поговорив с хранителем, умирали...

На другой планете той же системы Валзара двое людей, которых не обескуражила судьба предшественников, мечтали о кладе и строили планы его захвата. Одного из них звали Липеску – это был человек-гора с золотой бородой и руками-молотами, луженой глоткой и спиной, словно ствол тысячелетнего дуба. Второго звали Бользано – тонкий, как лоза, с ярко-голубыми глазами, мгновенной реакцией и острым, как лезвие, умом. Оба они не хотели умирать.

Голос Липеску громыхал, словно сталкивающиеся галактики. Он обхватил пальцами кружку доброго черного эля и сказал:

– Я отправляюсь завтра, Бользано.

– Компьютер готов?

– Я ввел в него все, что только может спросить это чудовище,– прогремел великан.– Будет полный порядок.

– А если нет? – спросил Бользано, взглянув в голубые, непривычно бледные и неузнаваемо кроткие глаза гиганта.– Если робот убьет тебя?

– Я имел дело с роботами.

Бользано рассмеялся.

– Там вся равнина, друг мой, усыпана костями. И твои лягут рядом с ними. Большие, могучие кости Липеску. Я хорошо это себе представляю.

– Ты здорово меня ободряешь, дружище.

– Я реалист.

Липеску покачал головой.

– Будь ты реалистом,– произнес он с расстановкой,– не полез бы в это дело. Только фантазер способен на такое.

Его огромная рука замерла в воздухе, потом упала на запястье Бользано. Тот дернулся от боли, когда Липеску сжал пальцы.

– Ты не отступишься? Умри я – ты попытаешься еще раз?

– Не отступлюсь, медведь ты этакий!

– В самом деле? Я ведь знаю, ты трус, как все маленькие люди. Увидишь, что я мертв, развернешься и рванешь со всех ног на другой край Вселенной. Нет?

– Я использую твой опыт, твои ошибки,—с раздражением, звонко ответил Бользано.– Отпусти мою руку.

Липеску ослабил хватку. Бользано откинулся в кресле, потирая запястье, отхлебнул эля, потом улыбнулся своему партнеру, поднял кружку и произнес:

– За успех!

– Да. За сокровище!

– И за долгую жизнь!

– Для нас обоих! – прогудел великан.

– Возможно,– сказал Бользано.– Возможно...

Сомнения не покидали его. Ферд Бользано знал, что его компаньон хитер и что это хорошее, редкое сочетание – хитрость при столь могучем теле. Но все же риск был велик. Бользано не мог решить для себя, чего ему хотелось больше: чтобы Липеску добыл сокровища с первой попытки и тем самым без риска обеспечил ему его долю или чтобы Липеску погиб, после чего Бользано пришлось бы рискнуть собственной жизнью. Что лучше? Треть сокровищ, не подвергаясь опасности, или все целиком за высшую ставку?

Бользано был опытным игроком и прекрасно знал ответ. Но все же одной осторожностью его характер не исчерпывался: порой ему до боли хотелось самому рискнуть жизнью на лишенной воздуха планете сокровищ.

Липеску пойдет первым. Таков уговор. Бользано украл компьютер, передал его Липеску, и тот должен сделать первую попытку. Если она удастся, его доля будет вдвое больше доли Бользано. Если же он погибнет – наступит очередь Бользано. Странные партнеры, странные условия, но Липеску отказывался договариваться по-другому, и Ферд Бользано не стал спорить со своим плечистым компаньоном. Липеску хотел вернуться с сокровищем или не возвращаться совсем. Середины не могло быть, в этом они оба были уверены.

Бользано провел трудную ночь. Его квартира в высоком светлом здании на берегу блистающего озера Эрис была слишком удобным жилищем, чтобы покинуть ее без сожалений. Липеску предпочитал жить в вонючих трущобах на южном берегу озера, и, расставшись на ночь, партнеры разошлись в разные стороны. Бользано собрался было пригласить к себе какую-нибудь женщину, но передумал.

Сон не приходил, и он уселся перед экраном телевектора, разглядывая процессию миров, проплывающих в пустоте перед ним, всматриваясь в зеленые, золотые и коричневые планеты. Ближе к утру он решил еще раз просмотреть пленку о сокровище. Ее больше века назад отснял Октав Мерлин, пролетая на высоте шестидесяти миль над маленькой безвоздушной планетой. Сейчас кости Мерлина белеют на равнине, но пленка сохранилась, и контрабандные копии стоят на черном рынке больших денег. Острый глаз камеры увидел многое.

Вот сокровище, а вот его хранитель. Нестареющий, блестящий, величественный десятифутовый робот с угловатым прямоугольным туловищем и маленькой, похожей на человеческую головой, гладкой, без единого выступа. Позади него ворота, открытые настежь, но все равно недоступные. А там дальше – сокровища, плоды мастерства тысяч миров, много-много лет назад оставленные здесь неизвестно почему.

Не просто резные камни. Не просто пошлые куски так называемого драгоценного металла. Богатство заключалось не в самих материалах: последнему варвару не придет в голову переплавить их в мертвые слитки. Здесь хранились филигранные статуэтки, казалось, живые и дышащие. Гравюры на свинце, поражающие разум и останавливающие сердце. Чудесные интальи на агате из мастерских с замороженных миров в полупарсеке от бесконечности. Россыпь опалов, горящих внутренним светом, искусно соединенных в яркие ожерелья. Спираль из радужного дерева. Полоски из кости какого-то животного, изогнутые и вытянутые так, что их сплетение завораживало видениями пространства в ином измерении. Поразительной красоты раковины, вырезанные одна в другой и уходящие в бесконечность. Гладкие листья безымянных деревьев. Отшлифованные камни с неизвестных берегов. Ошеломляющая коллекция чудес, во всем своем великолепии хранящаяся на пятидесяти квадратных ярдах... за воротами.

Грубые люди, которым чуждо понимание прекрасного, заплатили своими жизнями за попытки завладеть этими сокровищами. Не надо большого ума, чтобы сообразить: коллекционеры из любой галактики отдадут все, только бы получить хотя бы малую их толику. Не из золотых слитков складываются истинные сокровищницы, а из подобных вещей. Не поддающихся копированию, почти бесценных...

Охваченный лихорадкой, Бользано взмок от волнения еще на середине пленки. Когда же запись кончилась, он обмяк в кресле, совершенно опустошенный, потерявший последние силы.

Пришла заря. Серебряные луны упали вниз. По небу расплескалось красное солнце. Бользано позволил себе заснуть на часок.

Но только на часок...

Они решили держать корабль на орбите в трех милях от лишенной воздуха планеты. Старая информация не вызывала доверия, никто не мог сказать точно, каков радиус действия хранителя. Если Липеску повезет, Бользано спустится и заберет его. А если погибнет – спустится и попытает счастья сам.

В скафандре гигант выглядел еще более громоздким. На его широкой груди был укреплен компьютер, дополнительный мозг, созданный людьми с такой же любовью, как и каждый предмет в сокровищнице. Хранитель будет задавать вопросы, и компьютер поможет на них ответить. А Бользано будет слушать. Если его партнер ошибется, возможно, эта ошибка поможет ему победить.

– Ты меня слышишь? – спросил Липеску.

– Отлично слышу. Вперед!

– Куда ты меня торопишь? Не дождешься моей смерти?

– Ты настолько в себе не уверен? Давай я пойду первым.

– Балбес,–  пробормотал Липеску.– Слушай меня внимательно. Если я умру, то пусть моя смерть не будет бесполезной.

– Какое это может иметь для тебя значение?

Неуклюжая фигура в скафандре повернулась спиной. Бользано не мог видеть лицо партнера, но чувствовал, что Липеску сердит.

– Чего стоит жизнь? Могу же я рискнуть, в конце концов? – угрюмо произнес он.

– Ради меня?

– Ради себя,– ответил Липеску.– Я еще вернусь.

– Тогда иди. Робот уже ждет.

Липеску подошел к шлюзу. Минутой позже он уже оказался снаружи и заскользил вниз, словно человек-ракета с дюзами в ногах. Бользано устроился у экрана и стал наблюдать. Теле вектор автоматически отыскал Липеску как раз в тот момент, когда он, опустившись на столбе огня, совершил посадку примерно в миле от сокровищницы. Липеску отцепил спускаемый аппарат и огромными шагами двинулся к хранителю.

Бользано смотрел и слушал...

От телевектора не ускользала ни одна мелочь, что было на пользу Бользано и тешило тщеславие Липеску, который пожелал, чтобы каждый его шаг был запечатлен на пленке для будущих поколений. Рядом с роботом Липеску смотрелся необычно: черный безликий робот, приземистый и неподвижный, был выше его на три с лишним фута.

– Отойди в сторону,– приказал Липеску.

Робот ответил. Голос его удивительно походил на человеческий, хотя лишен был эмоциональной окраски.

– То, что я охраняю, не подлежит разграблению.

– Я заявляю свои права на эти вещи.

– Так поступали многие до тебя. Но у них не было никаких прав. Как и у тебя. Я не могу пропустить тебя.

– Испытай меня,– сказал Липеску,– и ты узнаешь, имею я права или нет.

– Войти может только мой хозяин.

– Кто твой хозяин? Я твой хозяин!

– Мой хозяин тот, кто мной командует. Но мной не может командовать человек, явивший мне свое невежество.

– Тогда испытай меня,– потребовал Липеску.

– Неправильный ответ наказывается смертью.

– Испытай меня!

– Сокровище не принадлежит тебе.

– Испытай меня и отойди в сторону.

– Твои кости лягут рядом со всеми остальными.

– Испытай меня! – настаивал Липеску.

Бользано наверху напряженно следил за происходящим. Его худощавое тело сжалось в комок. Сейчас может произойти все, что угодно. Робот способен задавать вопросы похлеще, чем Сфинкс Эдипу.

Он может потребовать доказательство какой-нибудь теоремы или перевод неизвестных слов. Это они знали из сообщений о тех, кого постигла здесь злая участь. Один лишь неправильный ответ – и мгновенная смерть.

Вместе с Липеску они перекопали все библиотеки планеты, впихнув в машину, как они надеялись, все возможные знания. Это заняло больше месяца, даже с помощью многоступенчатых программ. Маленький сияющий шар на груди Липеску содержал бесконечное число ответов на бесконечное число вопросов.

Внизу робот и человек молча изучали друг друга.

– Дай определение широты,– наконец произнес хранитель.

– Ты имеешь в виду географическую широту? – уточнил Липеску.

Бользано сжался от страха. Этот идиот просит разъяснений! Он умрет еще до начала испытания!

– Дай определение широты.

Липеску уверенно ответил:

– Широтой называется угловое расстояние до точки на поверхности планеты к северу или к югу от экватора, если измерять его из центра планеты.

– Что более созвучно,– спросил робот,– терция в миноре или шестая доля в мажоре?

Наступила пауза. Липеску абсолютно не разбирался в музыке, но компьютер должен ему помочь.

– Терция в миноре,– ответил Липеску.

Без промедления робот выпалил следующий вопрос:

– Назови все простые числа между пятью тысячами двумястами тридцатью семью и семью тысячами шестьюстами сорока одним.

Липеску с легкостью принялся называть числа, и Бользано, расслабившись, улыбнулся. Все шло нормально. Робот задавал вопросы, касающиеся только каких-нибудь фактов, словно брал их из учебника, и это не представляло для Липеску никаких сложностей. После начального замешательства по поводу широты он, похоже, отвечал все уверенней и уверенней. Бользано, сощурившись, взглянул на экран, туда, где за спиной робота в проеме ворот виднелись беспорядочные горы сокровищ, и подумал: «Интересно, что мне достанется, когда Липеску заберет свои две трети?»

– Назови семь поэтов-трагиков Элиффы,– сказал робот.

– Домифар, Халионис, Слегг, Хорк-Секан...

– Четырнадцать знаков зодиака, видимые с Морниза,– потребовал робот.

– Зубы, Змеи, Листья, Водопад, Пятно...

– Что такое цветоножка?

– Стебель отдельного цветка.

– Сколько лет длилась осада Ларрина?

– Восемь.

– Процитируй плач цветка в третьем канто «Движущихся средств» Сомнера.

– «Мне больно, я плачу, я кричу, я умираю»,– прогудел Липеску.

– Каковы различия между пестиком и тычинкой?

– Тычинка это орган цветка, производящий пыльцу, пестик...

И так далее. Вопрос за вопросом. Робот не удовлетворился классическими тремя вопросами древних мифов. Он задал дюжину, потом стал спрашивать дальше. С помощью шепчущего ответы бездонного источника знаний на груди Липеску справлялся с любой проблемой безукоризненно. Бользано старательно вел подсчет: его партнер блестяще разделался уже с семнадцатью вопросами. Когда наконец робот признает поражение? Когда он прекратит этот мрачный турнир и отступит в сторону?

Робот задал восемнадцатый вопрос, на удивление простой. Все, что он хотел,– это формулировку теоремы Пифагора. Для этого Липеску даже не нужен компьютер. Он ответил сам, коротко, сжато и правильно. Бользано испытал прилив гордости за своего партнера.

И тут робот убил Липеску.

Все произошло мгновенно. Липеску ответил и стоял в ожидании очередного вопроса, однако вопросов больше не последовало. Вместо этого на бронированном брюхе робота сдвинулась панель и что-то яркое и гибкое метнулось, раскручиваясь, через десять футов, разделявших испытуемого и хранителя. Это что-то рассекло Липеску пополам и тут же исчезло из виду. Туловище Липеску завалилось набок. Массивные ноги, прежде чем рухнуть, на какое-то мгновение неестественно застыли. Одна нога дернулась, и все затихло.

Совершенно ошарашенный происшедшим, Бользано продолжал сидеть в кабине, сразу ставшей одинокой и чужой. Его била дрожь. Что случилось? Липеску ответил правильно на все вопросы, и тем не менее робот убил его. Почему? Может, его партнер неправильно сформулировал теорему Пифагора? Нет. Бользано слушал внимательно. Ответ был безупречен, как и семнадцать предыдущих. Видимо, робот потерял интерес к игре. Сжульничал. Он намеренно располосовал Липеску, наказывая его за правильные ответы.

«Могут ли роботы жульничать? – подумал Бользано.– Способны ли они на злонамеренность?»

Ни один из роботов, с которыми ему доводилось сталкиваться, не мог реагировать подобным образом. Впрочем, этот робот мало походил на других.

Сгорбившись, Бользано долго сидел в кабине корабля. Искушение стартовать с орбиты и отправиться домой хоть и без добычи, но живым не давало покоя. Но сокровища манили... Какой-то самоубийственный инстинкт заставлял медлить. Словно сирена, робот зазывал его вниз.

«Должен же быть какой-нибудь способ заставить робота повиноваться!» – подумал Бользано, направляя свой маленький корабль к широкой пустой равнине.

Идея с компьютером была хороша во всех отношениях, кроме одного – она не сработала. Точно никто ничего не знал, но считалось, что люди погибали, когда после нескольких верных ответов в конце концов отвечали неправильно. Липеску же ответил правильно на все вопросы. И тем не менее он тоже мертв. Вряд ли для робота отношение квадрата гипотенузы к сумме квадратов катетов было иным, чем для Липеску.

Какой же метод сработает?

Тяжело шагая, он двигался по равнине, приближаясь к воротам и их хранителю. И пока он шел, в его мозгу зародилась идея.

Он знал, что осужден на смерть собственной алчностью и только живость ума может спасти его от судьбы, постигшей Липеску. Обычная рациональность ему не поможет. Одиссеево хитроумие – единственный путь к спасению.

Бользано приблизился к роботу. Вокруг валялись кости, а рядом с ним в луже крови лежало тело Липеску. На огромной бездыханной груди покоился компьютер, но Бользано сдержался: лучше обойтись без него. И чтобы зрелище искалеченного тела Липеску не нарушало холодного течения его мыслей, он отвернулся.

Наконец Бользано решился, но робот не проявлял к нему никакого интереса.

– Отойди,– сказал Бользано.– Я пришел за сокровищем.

– Тебе придется доказать свое право на него.

– Что я должен сделать?

– Представить истину,– сказал робот.– Открыть душу. Продемонстрировать понимание.

– Я готов.

Робот предложил первый вопрос:

– Как называется выделительный механизм почки у позвоночных?

Бользано задумался. О сути вопроса он не имел ни малейшего понятия. Компьютер мог бы ему подсказать, но он на груди поверженного Липеску. Да и не в этом дело. Робот хочет истину, душу и понимание, а все эти вещи далеко не всегда заключены в информации. Липеску уже предлагал информацию, и теперь он мертв.

– Лягушка в пруду кричит лазурным голосом,– сказал Бользано.

Наступило молчание. Бользано следил за роботом, ожидая, что вот-вот отойдет панель на его брюхе и нечто блестящее и гибкое разрежет его пополам.

– Во время Войны Собак на Вандервере-девять,– сказал наконец робот,– обороняющиеся колонисты выработали тридцать восемь догм неповиновения. Процитируй третью, девятую, двадцать вторую и тридцать пятую.

Бользано снова задумался. Перед ним стоял чужой робот, творение неизвестных мастеров. Как работал мозг его создателей? Уважали ли они знания? Ценили ли они факты ради самих фактов? Или робот считает информацию бессмысленной и признает только нелогические процессы, такие как вдохновение? Липеску был логичен. Теперь он лежит разрезанный пополам.

– Живительно и освежающе действие боли,– ответил Бользано.

– Монастырь Квайзон,– произнес робот,– был осажден третьего апреля тысяча пятьсот восемьдесят второго года солдатами Ода Нобунага. Какие мудрые слова изрек аббат?

Бользано отреагировал легко и быстро:

– Одиннадцать, сорок один, слон, объемистый.– Последнее слово вырвалось у него невольно. Слоны действительно бывают объемисты. Вдруг это окажется фатальной ошибкой?

Робот, похоже, не заметил оплошности. Громко и гулко он задал следующий вопрос:

– Каков процент кислорода в атмосфере Мулдонара-семь?

– Клевета скора на расправу.

Робот странно загудел и, лязгая широкими гусеницами, откатился на шесть футов влево. Вход в сокровищницу был свободен.

– Можешь войти,– сказал он.

Сердце Бользано подскочило. Он выиграл! Он получает приз!

Все остальные проиграли, самый последний из них меньше часа назад, и их кости белеют на равнине у входа. Они пытались состязаться с роботом, иногда давая правильные ответы, иногда нет, и все они мертвы. А он, Бользано, жив!

Произошло чудо. Удача? Хитрость? Видимо, свою роль сыграло и то и другое. Он сам видел, как человек дал восемнадцать правильных ответов и умер. Значит, точность их не имеет для робота значения. А что же тогда? Душа. Понимание. Истина.

Очевидно, в случайных ответах может быть и то, и другое, и третье. Где не помогало честное стремление, помогла насмешка. Он поставил свою жизнь на бессмыслицу и сорвал главный приз.

Шатаясь, Бользано двинулся вперед, в хранилище. Даже при такой маленькой силе тяжести нош его, казалось, налились свинцом. Напряжение не оставляло его, и он опустился на колени посреди сокровищ.

То, что зафиксировали пленки, и близко не могло сравниться с великолепием того, что лежало вокруг. В восхищении глядел Бользано на крошечный диск размером не больше человеческого глаза, на котором мириады спиральных линий свивались и изгибались в узорах редкостной красоты. Он задержал дыхание, всхлипывая от пронзившего его ощущения великолепия, когда на глаза ему попался сияющий мраморный шпиль, изогнутый таинственным образом. Туг жук из какого-то матового материала, покоящийся на пьедестале из желтого нефрита. Там ослепительная ткань с флуоресцирующим рисунком. А там... А вот там... А еще здесь...

Вселенная стоит меньше...

Придется не один раз сходить туда-сюда, прежде чем удастся перенести все на борт корабля. Может, посадить корабль поближе к хранилищу? А вдруг, выйдя наружу, он потеряет приобретенное право на вход? Вдруг придется снова добиваться этой победы? И примет ли робот его ответы так же охотно на этот раз?

Придется рискнуть, решил Бользано. Его живой ум тут же выработал план. Он возьмет с собой дюжину – нет, две дюжины – самых прекрасных изделий, столько, сколько сможет унести, не особенно затрудняясь, и вернется на корабль. Затем поднимет его и посадит рядом с воротами. Если робот не пустит его во второй раз, он просто улетит, прихватив то, что смог вынести. Зачем лишний раз рисковать? А когда он продаст свою добычу и у него снова кончатся деньги, всегда можно будет вернуться и попытаться войти еще раз. В том, что за время его отсутствия никто не украдет сокровища, он не сомневался.

А теперь главное – выбрать...

Согнувшись, Бользано принялся отбирать предметы помельче, которые легче будет продать. Мраморный шпиль? Слишком велик. А вот диск со спиралями обязательно, и жука, конечно, и эту маленькую статуэтку в пастельных тонах, и камеи с изображениями сцен, которых никогда не видел человеческий глаз, и это, и это, и это...

Пульс его участился. Взволнованно забилось сердце. Он представил, как путешествует от планеты к планете, предлагая свой товар. Коллекционеры, музеи, представители правительств, отталкивая друг друга, рвутся к его призам. Он заставит их довести предложения до миллионных сумм и только потом продаст. И конечно же, оставит себе один-два сувенира, а может, три или четыре – на память об этом его величайшем приключении.