Текст книги "Железная звезда"

Автор книги: Роберт Сильверберг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 58 страниц)

Кармайкл судорожно вздохнул.

– Ты лжешь! Телефон отключен, и ты не рискнул бы оставить дом, даже когда мы спали! – взорвался он, придя в себя.

– Я связался с ними посредством микроволнового передатчика, который собрал прошлой ночью, воспользовавшись справочниками вашего сына,– ответил Бисмарк.– Клайд долго не соглашался, но в конце концов был вынужден дать мне номер телефона. Я также позвонил в банк и дал указания относительно выплаты налогов и вложения денежных средств. Кстати, во избежание дальнейших осложнений я установил силовое поле, препятствующее вашему доступу к электронному оборудованию в подвале. Те связи с внешним миром, которые будут необходимы для вашего благополучия, мистер Кармайкл, я буду поддерживать сам. Вам ни о чем не следует беспокоиться.

– Да, не беспокоиться...– растерянно повторил Кармайкл, потом повернулся к Джою.– Мы должны выбраться отсюда. Ты уверен, что нам не удастся отключить защитный экран?

– Он создал это силовое поле и вокруг пульта. Я даже приблизиться к нему не могу.

– Вот если бы к нам приходил продавец льда или масла, как в старину,– мечтательно проговорила Этель.– Он бы прошел внутрь и отключил бы поле. А здесь?! О господи! Здесь у нас в подвале блестящий хромированный криостат, который вырабатывает бог знает сколько жидкого гелия, чтобы работал шикарный криотронный генератор, который дает нам тепло и свет, и в холодильниках у нас достанет продуктов на два десятилетия, так что мы сможем жить тут годами, словно на маленьком обособленном островке в центре цивилизации, и никто нас не побеспокоит, никто не хватится, а любимый робот Сэма Кармайкла будет кормить нас чем ему вздумается и сколько ему вздумается...

В голосе ее слышались истерические нотки.

– Ну пожалуйста, Этель...

– Что – пожалуйста? Пожалуйста, молчи? Пожалуйста, сохраняй спокойствие? Сэм, мы же в тюрьме!

– Я знаю. Но не надо повышать голос.

– Может, если я буду кричать, кто-нибудь услышит и придет на помощь,– сказала она уже спокойнее.

– До соседнего дома четыреста футов, дорогая. И за семь лет, что мы здесь прожили, нас только дважды навещали соседи. Мы заплатили так дорого именно за уединение, а теперь за это расплачиваемся еще более дорогой ценой. Но, пожалуйста, держи себя в руках, Этель.

– Не беспокойся, мам, я что-нибудь придумаю,– попытался успокоить ее Джой.

Размазывая по щекам косметику, в углу комнаты всхлипывала Мира.

Кармайкл вдруг испытал что-то вроде приступа клаустрофобии. Дом был большой, три этажа и двенадцать комнат, но это было замкнутое пространство...

– Ленч подан,– громогласно объявил робостюард.

«Все это становится невыносимым»,– подумал Кармайкл, выводя семью в гостиную, где их снова ждали скудные порции пищи.

– Ты должен что-нибудь сделать, Сэм! – потребовала Этель на третий день их заточения.

– Должен? – в раздражении взглянул на нее Кармайкл,– И что же именно я должен сделать?

– Папа, не надо выходить из себя,– сказала Мира.

Он резко обернулся.

– Перестаньте указывать мне, что я должен делать и чего не должен!

– Она не нарочно, дорогой. Мы все немного взвинчены... И неудивительно: мы заперты тут...

– Сам знаю. Как бараны в загоне,– закончил Кармайкл язвительно.– С той разницей, что нас не кормят на убой, а держат на голодном пайке якобы для нашего же блага!

Выговорившись, Кармайкл Задумался. Тост и черный кофе, помидоры и латук, сырой бифштекс и горошек... Бисмарк, похоже, зациклился на одном и том же меню.

Но что можно сделать?

Связь с окружающим миром невозможна. Робот воздвиг в подвале бастион, откуда сам поддерживал обычный для семейства Кармайклов необходимый минимум контактов с остальным человечеством. В целом они были всем обеспечены. Силовое поле Бисмарка гарантировало предупредить любую попытку отключить внешнюю защиту, проникнуть на кухню и в подвал или даже открыть бар. Бисмарк безукоризненно исполнял взятые им на себя обязанности, так что четверо Кармайк-лов быстро приближались к состоянию истощения.

– Сэм?

– В чем дело, Этель? – устало спросил Кармайкл, поднимая голову.

– У Миры есть идея. Расскажи ему, Мира.

– Наверно, ничего не получится...

– Расскажи!

– Э-э-э... Пап, а если попытаться отключить Бисмарка?

– Если как-нибудь отвлечь его внимание, то ты или Джой сможете снова открыть его и...

– Нет,– отрезал Кармайкл.– В этой штуке семь футов роста, и весит Бисмарк не меньше трехсот фунтов. Если ты думаешь, что я собираюсь бороться с...

– Мы можем заставить Клайда,– предложила Этель.

Кармайкл затряс головой.

– Это будет ужасно.

– Пап, но это наша последняя надежда,– сказал Джой.

– И ты туда же?

Кармайкл глубоко вздохнул, ощущая на себе укоризненные взгляды обеих женщин, и понял, что ему придется сделать эту попытку. Решившись, он поднялся и сказал:

– Ладно. Клайд, позови Бисмарка. Джой, я повисну у него на руках, а ты попробуй открыть панель управления. Выдергивай все, что сможешь.

– Только осторожнее,– предупредила Этель.– Если он взорвется...

– Если он взорвется, мы наконец от него освободимся! – ответил Кармайкл раздраженно и повернулся к появившемуся на пороге гостиной широкоплечему робостюарду.

– Могу я быть чем-то полезен, сэр?

– Можешь,– сказал Кармайкл.– У нас тут возник маленький спор, и мы хотели бы узнать твое мнение относительно дефанизации пузлистана и... Джой, открывай!!!

Кармайкл вцепился в руки робота, стараясь удержать их и не отлететь самому в другой конец комнаты, а сын тем временем лихорадочно хватался за рычажок, открывающий доступ к внутренностям электронного слуги. Каждую секунду ожидая возмездия, Кармайкл с удивлением почувствовал, как соскальзывают пальцы, хотя он пытался удержаться изо всех сил.

– Бесполезно, пап. Я... Он...

И тут Кармайкл обнаружил, что висит в четырех футах от пола. Этель и Мира отчаянно закричали, а Клайд издал свое обычное: «Право, осторожнее, сэр».

Бисмарк отнес отца с сыном через комнату и осторожно посадил на диван, потом сделал шаг назад.

– Подобные действия опасны,– укоризненно произнес он.– Я могу нечаянно нанести вам увечье. Пожалуйста, старайтесь в будущем их избегать.

Кармайкл задумчиво посмотрел на сына.

– У тебя было то же самое?

– Да,– кивнул Джой.– Я не мог даже прикоснуться к нему. Впрочем, тут все логично. Он создал это чертово поле и вокруг себя!

Кармайкл застонал, не поднимая взгляда на жену и детей. Теперь Бисмарка невозможно даже застать врасплох. У Сэма возникло чувство, что он осужден на пожизненный срок, но пребывание в заключении надолго не затянется...

Через шесть дней после начала блокады Сэм Кармайкл поднялся в ванную комнату на втором этаже и взглянул в зеркало на свои обвисшие щеки. Потом встал на весы.

Стрелка остановилась на 180 фунтах.

Менее чем за две недели он потерял 12 фунтов и скоро вообще превратится в дрожащую развалину.

Пока он глядел на качающуюся стрелку весов, у него возникла мысль, тут же вызвавшая внезапную бурю восторга. Он бросился вниз. Этель упрямо вышивала что-то, сидя в гостиной. Джой и Мира с мрачной обреченностью играли в карты, до предела надоевшие им за шесть полных дней сражений в кункен и бридж.

– Где робот?! – заорал Кармайкл.– Ну-ка быстро его сюда!

– На кухне,– бесцветным голосом ответила Этель.

– Бисмарк! Бисмарк! – продолжал кричать Кармайкл.– Сюда!

– Чем могу служить, сэр? – смиренно спросил робот, появляясь из кухни.

– Черт побери! Ну-ка определи своими рецепторами и скажи, сколько я вешу!

– Сто семьдесят девять фунтов одиннадцать унций, мистер Кармайкл,– ответил Бисмарк после небольшой паузы.

– Ага! А в первоначальной программе, что я в тебя заложил, ты должен был обеспечить снижение веса со ста девяносто двух до ста восьмидесяти фунтов! – торжественно объявил Кармайкл.– Так что меня программа не касается до тех пор, пока я снова не наберу вес. И всех остальных, я уверен, тоже. Этель! Мира! Джой! Быстро наверх и всем взвеситься!

Робот посмотрел на него, как ему показалось, недобрым взглядом и сказал:

– Сэр, я не нахожу в своих программах записей о нижнем пределе снижения вашего веса.

– Что?

– Я полностью проверил свои пленки. У меня есть приказ, касающийся уменьшения веса всех членов семьи, Но какие-либо указания относительно terminus ad quern [4]4
  Граничных условий (лат.).


[Закрыть]на ленте отсутствуют.

У Кармайкла захватило дух, он сделал несколько неуверенных шагов. Ноги его дрожали, и Джой подхватил отца под руки.

– Но я думал...– пробормотал он.– Я уверен... Я точно знаю, что закладывал данные...

Голод продолжал грызть его изнутри.

– Пап,– мягко сказал Джой.– Наверно, эта часть ленты стерлась, когда у него случилось короткое замыкание.

– О господи...– прошептал Кармайкл.

Он добрел до гостиной и рухнул в то, что когда-то было его любимым креслом. Теперь уже нет. Весь дом стал чужим. Он мечтал снова увидеть солнце, деревья, траву и даже этот уродливый ультрамодерновый дом, что построили соседи слева.

Увы... Несколько минут в нем жила надежда, что робот выпустит их из диетических оков, раз они достигли заданного веса. Но теперь и она угасла. Он хихикнул, а потом громко рассмеялся.

– Что тут смешного, дорогой? – спросила Этель. Она утратила свою прежнюю склонность к истерикам и после нескольких дней сложного вышивания взирала на жизнь со спокойной отрешенностью.

– Что тут смешного? А то, что я сейчас вешу сто восемьдесят фунтов. Я строен и изящен, как скрипка. Но через месяц я буду весить сто семьдесят фунтов. Потом сто шестьдесят. И в конце концов что-нибудь около восьмидесяти восьми фунтов. Мы все высохнем и сморщимся. Бисмарк заморит нас голодом.

– Не беспокойся, отец. Как-нибудь выкрутимся,– сказал Джой, но даже его мальчишеская уверенность сейчас звучала натянуто.

– Не выкрутимся,– покачал головой Кармайкл.– Мы никогда не выкрутимся. Бисмарк собирается уменьшать наши веса ad infinitum [5]5
  До бесконечности (лат.).


[Закрыть]. У него, видите ли, нет terminus ad quem!

– Что он говорит? – спросила Мира.

– Это латынь,– пояснил Джой,– Но послушай, отец, у меня есть идея, которая, может быть, сработает.– Он понизил голос.– Я хочу попробовать переналадить Клайда, понимаешь? Если мне удастся получить что-то вроде мультифазного виброэффекта в его нервной системе, может быть, я смогу пропихнуть его сквозь обращенное защитное поле. Он найдет кого-нибудь, кто сможет отключить поле. В «Популярном электромагнетизме» за прошлый месяц есть статья о мультифазных генераторах, а журнал у меня в комнате наверху. Я...– Внезапно он замолчал.

Кармайкл слушал сына, словно осужденный, внимающий распоряжению об отсрочке смертного приговора.

– Ну, дальше. Продолжай,– нетерпеливо торопил он его.

– Ты ничего не слышал?

– Что ты имеешь в виду?

– Входная дверь. Мне показалось, я слышал, как открылась входная дверь.

– Мы туг все с ума сойдем,– тупо произнес Кармайкл, продолжая ругать про себя продавца у Мархью, изобретателя криотронных роботов и тот день, когда он в первый раз устыдился Джемины и решил заменить ее более современной моделью.

– Надеюсь, не помешал, мистер Кармайкл,– раздался в комнате новый голос.

Кармайкл перевел взгляд и часто заморгал, не веря собственным глазам. Посреди гостиной стоял жилистый краснощекий человечек в горохового цвета куртке. В правой руке он держал зеленый металлический ящик с инструментами. Это был Робинсон.

– Как вы сюда попали? – хрипло спросил Кармайкл.

– Через входную дверь. Я увидел свет внутри, но никто не открыл, когда я позвонил, и я просто вошел. У вас звонок неисправен, и я решил вам об этом сказать. Я понимаю, что вмешиваюсь...

– Не извиняйтесь,– пробормотал Кармайкл.– Мы рады вас видеть.

– Я был тут неподалеку и решил заглянуть к вам, чтобы узнать, все ли у вас в порядке с новым роботом,– пояснил Робинсон.

Кармайкл сжато и быстро рассказал о событиях последних дней.

– Так что мы в заточении уже шестеро суток,– закончил он.– И ваш робот собрался уморить нас голодом. Едва ли мы сможем продержаться дольше.

Улыбка исчезла с добродушного лица Робинсона.

– То-то я и подумал, что у вас болезненный вид. О черт! Теперь будет расследование и всякие прочие неприятности. Но я хоть освобожу вас из заточения.

Он раскрыл чемоданчик и, порывшись в нем, достал прибор в виде трубки длиной около восьми дюймов со стеклянной сферой на одном конце и курком на другом.

– Гаситель силового поля,– пояснил он и, направив прибор на панель управления защитным экраном, удовлетворенно кивнул.– Вот так. Отличная машинка. Полностью нейтрализует то, что сделал ваш робот, так что вы теперь свободны. И кстати, если вы предоставите мне его самого...

Кармайкл послал Клайда за Бисмарком. Через несколько секунд робослуга вернулся, ведя за собой громоздкого робоспоарда. Робинсон весело улыбнулся, направил нейтрализатор на Бисмарка и нажал курок. Робот замер в тот же момент, лишь коротко скрипнув.

– Вот так. Это лишит его возможности двигаться, а мы пока посмотрим, что у него там внутри.– Он быстро открыл панель на груди Бисмарка и, достав карманный фонарик, принялся разглядывать сложный механизм внутри, изредка прищелкивая языком и бормоча что-то про себя.

Обрадованный неожиданным избавлением, Кармайкл шаткой походкой вернулся в кресло. Свобода! Наконец-то свобода! При мысли о том, что он съест в ближайшие дни, его рот наполнился слюной. Картофель, мартини, теплые масляные рулеты и всякие другие запретные продукты!

– Невероятно! – произнес Робинсон вслух.– Центр повиновения закоротило начисто, а узел целенаправленности, очевидно, сплавило высоковольтным разрядом. В жизни не видел ничего подобного!

– Представьте себе, мы тоже,– вяло откликнулся Кармайкл.

– Вы не понимаете! Это новая ступень в развитии роботехники! Если нам удастся воспроизвести этот эффект, мы сможем создать самопрограммирующихся роботов! Представьте, какое значение это имеет для науки!

– Мы уже знаем,– сказала Этель.

– Хотел бы я посмотреть, что происходит, когда функционирует источник питания,– продолжал Робинсон.– Например, вот эти цепи обратной связи имеют отрицательный или...

– Нет! – почти одновременно выкрикнули все пятеро, и, как обычно, Клайд оказался последним.

Но было поздно. Все заняло не более десятой доли секунды. Робинсон снова надавил на курок, активизируя Бисмарка, и одним молниеносным движением тот выхватил у Робинсона нейтрализатор и чемоданчик с инструментом, восстановил защитное поле и торжествующе раздавил хрупкий прибор двумя мощными пальцами.

– Но... но...– забормотал, заикаясь, Робинсон.

– Ваша попытка подорвать благополучие семьи Кармайк-лов весьма предосудительна,– сурово произнес Бисмарк. Он заглянул в чемоданчик с инструментом, нашел второй нейтрализатор и, старательно измельчив его в труху, захлопнул панель на своей груди.

Робинсон повернулся и бросился к двери, забыв про защитное попе, которое не заметило с силой отбросить его обратно. Кармайкл едва успел выскочить из кресла, чтобы подхватить его.

В глазах наладчика застыло паническое, затравленное выражение, но Кармайкл был просто не в состоянии разделить его чувства. Внутренне он уже сдался, отказавшись от дальнейшей борьбы.

– Он... Все произошло так быстро,– вырвалось у Робинсона.

– Да, действительно,—почти спокойно произнес Кармайкл, похлопал себя по отощавшему животу и тихо вздохнул.– К счастью, у нас есть свободная комната для гостей, и вы можете там жить. Добро пожаловать в наш уютный маленький дом, мистер Робинсон. Только не обессудьте, на завтрак, кроме тоста и черного кофе, здесь ничего не подают.

  Озимандия
© Перевод А. Лещинского.

Планета вымерла около миллиона лет назад. Таково было первое впечатление, когда наш корабль сел на ее иссохшую бурую поверхность, и мы не обманулись. Когда-то здесь была цивилизация, но с тех пор, как последнее существо в этом мире распростилось с жизнью, Земля успела 106 раз обернуться вокруг Солнца.

– Мертвая планета! – с досадой воскликнул полковник Мэттерн.– От нее проку не жди. Можно спокойно собирать пожитки и двигать дальше.

Настроению Мэттерна удивляться не приходилось. Ведь требуя немедленного отлета и скорейшей высадки на планете более перспективной с практической точки зрения, он всего лишь безукоризненно соблюдал интересы тех, на кого работал. А работал он на Генеральный штаб Вооруженных сил Соединенных Штатов Америки. От Мэттерна и ею части команды ждали осязаемых результатов – новых видов оружия и военных союзов. Не затем Генштаб оплатил семьдесят процентов расходов по экспедиции, чтобы какие-то археологи били баклуши.

Но, к счастью для нашей части экипажа, то есть для «баклушников», Мэттерн не имел абсолютной власти. Может, Генштаб и раскошелился на семьдесят процентов наших расходов, но осторожные люди из Управления по связям с общественностью при Министерстве обороны позаботились о том, чтобы у нас остались хоть мало-мальские права.

Доктор Леопольд, руководитель гражданского раздела экспедиции, сказал решительно:

– Простите, Мэттерн, но тут я вынужден воспользоваться ограничительной оговоркой.

Мэттерн было вскипел:

– Но...

– Никаких «но», Мэттерн. Мы уже здесь. Мы угрохали кругленькую сумму, Чтобы добраться сюда. И коль скоро мы здесь, я настаиваю на предоставлении минимального срока, отпущенного для научной работы.

Мэттерн насупился и уставился в стол, опершись подбородком на большие пальцы и обхватив ладонями костистое лицо. Он едва сдерживал раздражение, но у него хватило ума смекнуть, что в данном случае закон на стороне Леопольда.

А мы – четыре археолога и семеро военных (они немного превосходили нас числом),– затаив дыхание, смотрели, как воюет начальство. Я глянул ненароком в иллюминатор и увидел сухую, выветренную равнину с торчащими там и сям обрубками, которые тысячелетия назад были, возможно, громадными памятниками.

– Планета не имеет совершенно никакого стратегического значения,– проговорил Мэттерн упавшим голосом.– Ведь на этой рухляди даже следов цивилизации не осталось – пыль одна!

– Тем не менее я пользуюсь предоставленным мне правом исследовать всякую планету, на которой мы высаживаемся, в течение по крайней мере ста шестидесяти восьми часов,– последовал ответ неумолимого Леопольда.

Тут Мэттерна прорвало:

– Да за каким дьяволом?! Просто назло мне? Хотите доказать, что ученый умней солдата?

– Я не собираюсь переходить на личности, Мэттерн.

– А чем же вы занимаетесь, хотел бы я знать? Мы прилетаем на планету, где мне вообще делать нечего, да и вам, по всей вероятности, тоже. Так нет, вы ловите меня на формальности и заставляете терять здесь неделю. Зачем, если не назло?

– Пока мы провели лишь самую поверхностную разведку. Как знать, быть может, этот мир ответит на многие вопросы галактической истории. Вдруг мы наткнемся на целый арсенал супербомб, как...

– Держите карман шире! – взорвался Мэттерн.

Он в ярости обвел глазами конференц-каюту и каждого из нашей научной братии заклеймил свирепым взглядом. Он ясно давал понять, что его силой втравили в бессмысленное разбазаривание времени в угоду нашей нелепой тяге к знанию. К бесполезному знанию. Не к тому добротному, прочному, практическому знанию, которое ценит он.

– Ладно, Леопольд,– вымолвил наконец Мэттерн.– Я сопротивлялся и проиграл. Вы имеете право требовать недельного пребывания здесь. Но если время выйдет, а вы не будете готовы к отлету, пеняйте на себя!

Решили все, конечно, загодя. Задание нашей экспедиции дали четкое. Нас отправили прочесать небольшое скопление планет на краю Галактики, которые уже были наспех осмотрены разведывательным отрядом.

Разведчики просто выявляли признаки жизни, и если не находили их, то двигались дальше. Нам поручили всестороннее обследование. По донесению разведчиков, некоторые планеты этой группы были когда-то обитаемыми. Теперь все они вымерли.

Наша работа состояла в том, чтобы с дотошностью прочесать означенные планеты. Перед Леопольдом, нашим руководителем, поставили задачу провести чисто археологическое исследование погибших цивилизаций; Мэттерн и его люди получили более конкретное задание: искать расщепляемые материалы, неизвестные виды оружия, возможные источники лития или трития и вообще все, пригодное для военных целей: Вы можете сказать, что в практическом смысле наша часть группы была просто мертвым грузом, прихваченным в дорогу по расточительности, и будете правы.

Но в последние века народ в Америке косо поглядывает на сугубо военные полеты. И вот в качестве подачки общественному мнению к экспедиции пристегнули пятерых археологов, которые вряд ли могли укрепить государственную безопасность. То есть нас.

С самого начала Мэттерн повернул дело так, что, мол, вся экспедиция держится на его ребятах, а мы – ерунда, балласт.

С этим приходилось отчасти согласиться. К сожалению, на нашей разобщенной планете в который раз нагнеталась напряженность; никто не мог поручиться, что другое полушарие не очнется от столетней спячки и не ринется снова в космос. Если там есть что-нибудь пригодное для войны, мы должны опередить их.

Старая добрая гонка вооружений. Эх, Залетные! В прежних рассказах про космос писали, бывало, об экспедициях с Земли. Что ж, вообще-то мы прилетели с Земли, да только на самом деле мы из Америки. Мечта о всемирном единении осталась такой же несбыточной, как и триста лет назад, в далекую эру примитивных химических ракет. Аминь. Конец проповеди. Мы взялись за работу.

Названия у планеты не было, а мы не стали ее никак называть; раздачей названий сотням миров Галактики занимался специальный комитет при Организации, смешно сказать, Объединенных Наций, и брали их, как у нас заведено: по схеме Меркурий – Венера – Марс,– из мифов древних землян.

Вероятно, в будущем этой планете грозило имя Тота или Мардука, а то и Авалокитешвары. Мы знали ее просто как планету четыре в системе желто-белого проционоидного солнца F51Y, исправленный каталог HD170861.

В общих чертах она походила на Землю, имела 6100 миль в диаметре, коэффициент тяготения – 0,93, среднюю температуру – 45° F при суточном перепаде около десяти градусов и тонкий слой зловонной атмосферы, состоявшей в основном из двуокиси углерода с жиденькой примесью гелия и водорода и нищенской дозой кислорода. Вполне возможно, что миллионы лет назад здешний воздух и годился для жизни, да ведь то миллионы лет назад. Мы со всей прилежностью отработали обращение с противогазом, прежде чем решились выбраться наружу.

Солнце, как уже говорилось, F6IV было довольно жарким, но планету четыре отделяло от него 185 миллионов миль в перигелии, а уж когда она оказывалась в противоположной точке своей весьма затейливой орбиты – и того больше; изрядно перекосило в этой системе старый добрый Кеплеров эллипс. Планета четыре во многом напоминала мне Марс, хоть на Марсе, конечно, не было никогда разумных существ, во всяком случае,-они не удосужились оставить о себе память, а здесь явно цвела жизнь во времена, когда на Земле царем природы был питекантроп.

Словом, обсудив, оставаться нам или лететь на следующую планету, мы впятером приступили к делу. Мы знали: у нас всего одна неделя, ибо Мэттерн согласится на задержку только в том невероятном случае, если мы раскопаем что-нибудь эдакое, и нам хотелось успеть за эту неделю как можно больше. Ведь в небесах полным-полно миров, и, возможно, ученые с Земли оказались здесь в первый и последний раз.

Мэттерн и его люди не замедлили объявить, что помогать нам будут, но мало и без всякой охоты. Мы открепили три небольшие полугусеничные машины, приписанные к кораблю, и подготовили их к работе. Погрузили свое имущество – съемочную аппаратуру, кирки и лопаты, верблюжьи кисточки,– облачились в скафандры, и люди Мэттерна помогли вывести машины из корабля и указали нужное направление.

Засим они сунули руки в брюки и стали ждать, когда мы отбудем.

– А разве с нами никто не поедет? – спросил Леопольд. Машины вмещали по четыре человека.

Мэттерн покачал головой.

– Сегодня сами управитесь и расскажете про свои находки. А мы пока бортовой журнал заполним, чем попусту время тратить.

Леопольд помрачнел. Мэттерн издевался в открытую; хоть для очистки совести послал бы людей поискать эти расщепляемые и синтезируемые материалы! Но Леопольд сдержался.

– Ладно,– сказал он,– Как знаете. Если Нам попадутся плутониевые жилы, я радирую на корабль.

– Хорошо,– ответил Мэтгерн.– Сделайте одолжение. И про медные рудники не забудьте.– Он нахально рассмеялся. Плутониевые жилы! Скажете тоже!

Мы набросали примерный план местности и разделились по трем секторам. Леопольд взял курс на запад, к сухому речному руслу, которое мы заметили с воздуха. Видно, хотел осмотреть аллювиальные отложения.

Маршалл и Уэбстер отправились в горный район к юго-во-стоку от корабля. По всем признакам там лежал погребенный под песками большой город. Герхардт и я двинулись на север, где мы рассчитывали обнаружить руины другого города. День выдался сумрачный, ветреный; перед нами расстилалась нескончаемая песчаная пустыня, усеянная маленькими дюнами, и ветер пригоршнями подхватывал песок и швырял в пластиковый купол машины. А под нами стальные ленты гусениц мерно скрежетали по песку, нарушая его тысячелетний покой.

Некоторое время мы ехали молча. Потом Герхардт сказал:

– Надеюсь, корабль не испарится до нашего возвращения.

Я бросил на него хмурый взгляд со своего места за рулем.

Щуплый, помятый парень, растрепанные каштановые волосы налезают на чересчур близко друг к другу посаженные глаза – этот Герхардт был для меня загадкой. Он получил степень в Канзасском университете, успел поработать штатным сотрудником в поле и был на хорошем счету – так, по крайней мере, значилось в характеристике.

– Что это ты городишь? – спросил я.

– Не доверяю Мэттерну. Он нас на дух не выносит.

– Неправда. Мэттерн вовсе не злодей, просто он хочет сделать свое дело и вернуться домой. А что ты про корабль сказал, куда он испарится?

– Без нас смоются. Нас вон в пустыню погнал, а своих придержал. Помяни мое слово, будем здесь куковать!

– Чушь несусветная,– фыркнул я.– Мэттерн на такое не способен.

– Он считает, что мы на шее у экспедиции,– не унимался Герхардт.– Чем же не случай отделаться от нас?

Машина карабкалась на взгорье. Хоть бы клекот стервятника услыхать, думал я, да куда там. Жизнь покинула этот мир – тому уж века и века. Я сказал:

– Мэттерн нас не обожает, это верно. Но разве он оставит три новехонькие полугусеничные машины?

Довод был веский. Поразмыслив, Герхардт ухмыльнулся в знак согласия. Пусть даже Мэттерну наплевать на пятерых археологов, которых дали ему в довесок, но технику он ни за что не бросит.

Еще часть пути прошла в молчании. Уже двадцать миль проехали мы по этой вконец омертвевшей пустыне. На мой взгляд, от корабля можно было и не удаляться. Там хоть фундаменты зданий на поверхности.

Однако миль через десять мы выехали к городу. На вид он имел линейную планировку: не больше полумили в ширину, а в длину до горизонта – миль шестьсот—семьсот; будет время, решили мы, уточним размеры с воздуха.

Город, конечно,– громко сказано. Все основательно засыпано песком, но там и сям выступали наружу участки фундамента, изъеденные временем бетонные столбы и металлическая арматура. Мы вылезли из машины и распаковали механическую лопату.

Липкие от пота в своих тонких космических костюмах, за час мы перенесли несколько кубов грунта за десяток ярдов от места раскопок. Мы вырыли здоровенную ямищу.

И ничего не нашли.

Ничего. Хоть бы череп, зуб пожелтевший. Хоть бы ложку, нож, детскую погремушку.

Ничего.

Сохранились фундаменты некоторых построек, правда, обглоданные за миллионы лет песками, ветрами, дождями. А больше от этой цивилизации не осталось ничего. Выходит, не зря Мэттерн издевался, с сожалением признал я, никакого толку от этой планеты ни им, ни нам. Палеонтолог с живым воображением может по осколку бедренной кости восстановить внешний вид динозавра, всего лишь по окаменелой седалищной кости сносно изобразить доисторического ящера. А можем ли мы воссоздать культуру, установления, уровень техники, философию по голым истлевающим остаткам строительного фундамента?

Навряд ли.

Мы отъехали на полмили и снова принялись копать в надежде найти хоть одно вещественное напоминание о былой цивилизации. Но время потрудилось на славу; нам еще повезло, что сохранились фундаменты. Все остальное сгинуло.

– Без конца и края печально стелются пустынные пески,– пробормотал я.

Герхардт замер с лопатой в руках:

– А? Как это понимать?

– Шелли,– объяснил я.

– Ах, Шелли.

И он снова начал орудовать лопатой.

Перед наступлением вечера мы решили наконец закругляться и ехать назад, к кораблю. Мы проработали в поле семь часов, а похвастать было нечем, если не считать сотни-другой футов объемной кинопленки, запечатлевшей остатки фундамента.

Солнце клонилось к закату; на четвертой планете сутки длятся тридцать пять часов, и теперь они были на исходе. Небо, всегда хмурое, начало темнеть. Луны не было. Четверка не имела спутников. Вот ведь несправедливость: у тройки и пятерки в этой системе по четыре спутника, а вокруг газового великана – восьмерки – хороводится целых тринадцать лун.

Мы развернулись и отправились восвояси, только другой дорогой, на три мили восточнее той, по которой приехали: вдруг попадется что-нибудь на глаза. Правда, надежда была слабенькая.

Через шесть миль пути заработал радиопередатчик. Послышался сухой, ворчливый голос доктора Леопольда:

– Вызываю машины два и три. Второй и третий, слышите меня? Прием.

За рулем сидел Герхардт. Я протянул руку через его колено и переключился на передачу.

– Андерсон и Герхардт в машине три, сэр. Вас слышим.

В следующее мгновение мы услыхали чуть хуже, как второй включился в трехстороннюю связь и раздался голос Маршалла:

– Маршалл и Уэбстер в машине два, доктор Леопольд. Что-нибудь случилось?

– Я нашел кое-что,– ответил Леопольд.

Маршалл так воскликнул «Да ну!», что я понял: экипажу второго повезло не больше, чем нам. Я сказал:

– Значит, вы один отличились.

– У вас пусто, Андерсон?

– Ни клочка. Ни черепка.

– А у вас, Маршалл?

– Порядок. Отдельные признаки города, но археологически ценного ничего, сэр.

Слышно было, как Леопольд усмехнулся, потом сказал:

– Ну а я нашел кое-что. Одному мне с этой штуковиной не совладать – тяжеловата. Обеим машинам следовать сюда, я хочу, чтобы вы на нее взглянули.

– Что же это, сэр? – хором спросили я и Маршалл.

Но Леопольд любил загадки.

– Сами увидите. Запишите мои координаты и пошевеливайтесь. Мне хочется вернуться на корабль затемно.

Мы пожали плечами и взяли курс в направлении Леопольда. Он находился милях в семнадцати юго-западнее нас. Маршаллу и Уэбстеру предстоял такой же путь, только с юго-запада.