Текст книги "За короля и отечество"
Автор книги: Роберт Линн Асприн
Соавторы: Линда Эванс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 22 (всего у книги 31 страниц)
– Жаль, мы не можем использовать ее, – пробормотал Мёрддин.
Ковианна рассмеялась.
– Ох, Мёрддин, не думаю, чтобы саксы попались на эту уловку дважды за одну войну.
Он поморщился, потом сокрушенно улыбнулся ей.
– Увы, вряд ли. Скажите, а кто-нибудь пытался обнаружить источник ручьев Глестеннинга? Может, там, под Тором, есть пещеры, где могли бы укрыться люди?
Ковианна покосилась на мать – та, прищурясь, смотрела на Мёрддина. Тот, впрочем, не заметил этого взгляда, ибо сам смотрел в ожидании ответа на аббата. Элидор же в нерешительности медлил с ответом, ибо мысль такая явно никогда даже не приходила ему в голову.
– Ну, – вымолвил он наконец, – у нас там, под аббатством, разумеется, есть холодные погреба, где мы храним вина, и копченое мясо, и прочую снедь, и погреба эти устроены в естественных пещерах. Но небольших, неглубоких. И насколько мне известно, выхода ни в какие другие пещеры из них нет.
Вивьена бросила на Ковианну предостерегающий взгляд и поспешила вмешаться в разговор.
– В нашей семье и правда бытуют предания о том, что первые кузницы Тора строились народом темных гномов, волшебных созданий, которым поклонялись в старину. Предания гласят, что эти темные порождения Тора жили в сказочных пещерах в недрах холма и продавали свое волшебное оружие людям в обмен на самое дорогое: детей, и не просто детей, но первенцев. Но это всего лишь предания, сказки. Если такие пещеры и существовали когда, мы так и не нашли и следа их. А уж наши дети обшарили самые укромные закоулки, какие только можно представить. Если бы эти пещеры существовали, кто-нибудь их да нашел бы. И давно бы нашел, в этом я уверена.
Аббат расплылся в улыбке.
– Право же, леди Вивьена ничуть не преувеличивает детской любознательности. Они ухитряются сунуть свой нос всюду.
Вивьена в притворном испуге покосилась на аббата.
– О Боже, надеюсь, они не слишком вам докучают?
– Нет, нет, – рассмеялся тот. – Ничего серьезного. Просто игры – прятки, охота за кладами, ночные вылазки в темноте… Все то, во что мы и сами играли детьми.
Ковианна хихикнула.
– Помню, мои двоюродные братья так задразнили меня как-то раз, что я сбежала от них и спряталась в овощном погребе аббатства. Дело было в новолуние, и ночь была темная-темная. Так эти сорванцы нашли меня и заперли дверь, а я так и осталась внутри среди морковки, лука и репы. Я всю ночь глаз не сомкнула. Бедный отец Гилдас нашел меня там поутру; я чуть не окоченела от холода и страха и сидела, завернувшись в какой-то старый мешок. Но никаких следов другой пещеры там не было. Уж поверьте, я искала!
Все посмеялись, потом дождь пошел сильнее, прекратив их обход и заставив вернуться в здание.
– Отец Элидор наверняка не откажет нашему гостю в месте для ночлега, – заявила Вивьена, когда они поднялись наверх, – тем более что у всех у нас дома и так тесно от ребятишек, но деревня не простит меня, если я не угощу гостя обедом. Мы устроим настоящий пир с музыкой и танцами.
– Весьма польщен, – вежливо поклонился Мёрддин.
– Тебя мы тоже ждем с удовольствием, отец Элидор.
Аббат улыбнулся.
– Для меня это тоже большая честь, Мёрддин. Пойдем, я покажу дорогу к покоям – как знать, может, вечером я удалюсь раньше.
Они ушли, не забыв прежде расцеловать Вивьену и Ковианну в щеки. Мать и дочь спустились с холма вместе, съежившись под дождем. И всю дорогу до дома Ковианна мечтала о сладостной мести, которая, если удастся, свершится этой же ночью.
Глава пятнадцатая
Луна стояла над самым высоким из Лохмабенских Камней, словно балансируя на его верхушке, когда отец Ойлифф, настоятель Кэр-Бирренсуоркского аббатства, и Риона Дамгнейт, друидесса Далриады, произносили слова, связывающие Медройта и Килин узами брака.
– Мы собрались здесь, дабы соединить эту пару, – начал Ойлифф, – пред ликом Господа…
– И с благословения Дагды, отца ирландских кельтов, – добавила Риона, – дабы объединить два наших славных королевства.
Ойлифф повернулся к Медройту, колени которого заметно дрожали.
– Скажи, Медройт, король Гэлуиддела и племянник Морганы, королевы Айнис-Меноу, клянешься ли ты перед Господом любить, беречь и охранять невесту твою, принцессу Килин Далриаданскую, которая будет править с тобой как полноправная королева, и не искать себе другой?
– Клянусь, – произнес юноша, и голос его если и дрогнул, так только чуть-чуть.
– А ты, Килин ни Даллан мак Далриада, – в свою очередь начала Риона, – согласна ли ты поклясться перед богами предков своих почитать, любить и помогать мужу своему все отмеренные дни твоей жизни и не искать ни утешения, ни плотских утех ни у кого, кроме него?
Килин крепче сжала пальцы Медройта.
– Клянусь, – прошептала она.
– Раз так, – негромко, с надеждой во взгляде произнес отец Ойлифф, – объявляю вас пред Богом Отцом, Сыном и Духом Святым мужем и женой, и да никто не станет меж вами.
– Благословение на ваши головы, – добавила Риона, – и да играют у вашего очага здоровые дети.
Килин покраснела до корней волос, а Медройт повернулся к ней, дрожащими руками приподнял ее лицо и осторожно поцеловал в губы. Моргана смахнула с глаз слезинку, да и Даллан мак Далриада заморгал как-то подозрительно часто. Юный Клири выступил вперед с брачными бумагами, и новые король и королева Гэлуиддела подписали их, подтрунивая над дрожащими руками друг друга. А потом дело было уже сделано, и никто не мог повернуть его вспять. Моргана могла больше не сдерживать дрожи в своих коленях, но все же заставила себя с улыбкой расцеловать племянника и вновь обретенную племянницу. Даллан мак Далриада крепко обнял дочь, потом стиснул руку Медройта в рукопожатии равных – как король королю.
– Хорошенько заботься о моей девочке, – перевела Риона, – ибо она все, что осталось у меня самого дорогого.
– Я сделаю все, что в моих силах, – пообещал Медройт как можно более твердым голосом, – и еще постараюсь подарить вам внуков, дабы они были вам не менее дороги.
Лайлокен, на протяжении всей церемонии державшийся в тени, выступил вперед с небольшим бочонком вина в руках.
– В знак моего почтения королю Далриады и ожидания грядущей удачи не выпить ли нам за здоровье жениха и невесты?
Даллан мак Далриада с серьезным видом принял бочонок и передал его одному из своих людей.
– Клири, сынок, – спохватился отец Ойлифф. – Принеси-ка вина для Святого причастия, что я прихватил сюда. Самого лучшего, из Рима. Да не забудь кубки.
Что-то во взгляде Лайлокена – какой-то особенный блеск – насторожил на мгновение Моргану, но Даллан мак Далриада уже распорядился, чтобы бочонок отнесли на корабль, а Клири наполнял кубки и передавал их по кругу. Отец Ойлифф провозгласил первый тост.
– Долгой и счастливой жизни вам, дети мои!
– Долгой и счастливой жизни, – хором откликнулись остальные.
Когда все осушили кубки до дна, слово снова взяла Моргана.
– По заведенной много поколений назад традиции пары, сочетавшиеся браком в этом каменном кругу, проводили первую брачную ночь в пещерах под утесом, священных пещерах, помнящих счастливейшие минуты единения тысяч британских новобрачных. Я приказала приготовить покои для молодой пары – мягкое ложе, масляные светильники и вдоволь еды и питья. Даллан мак Далриада, позволь мне пригласить тебя ехать с нами на рассвете в Кэр-Бирренсуорк, дабы увидеть свою дочь на троне Гэлуиддела.
– Я задержусь до рассвета, – согласился Даллан, – но только ради того, чтобы приветствовать дочь в первое утро ее как жены и королевы. После же мне нужно вернуться на свой трон, ибо зима на носу, и нам надлежит сделать еще много приготовлений.
– Разумеется, – согласилась Моргана. Губы у Килин, несмотря на отважные попытки держаться, дрогнули. – Раз так, может, нам проводить молодых на брачное ложе?
Риона перевела ее слова; Даллан мак Далриада улыбнулся и предложил ей руку. Они спустились обратно на пляж, и Моргана повела их вокруг высокого утеса, где море и дожди вырыли за тысячи лет в песчанике глубокие пещеры. У входа в священную пещеру они задержались, дав Даллану возможность крепко обнять напоследок дочь. Потом Риона повела трепещущую невесту дальше, а Даллан быстрыми шагами пошел обратно к кораблю.
– Постарайся, Медройт, – негромко посоветовала Моргана племяннику, – чтобы невеста твоя изведала удовольствие прежде, чем это себе позволишь ты, – так ты начнешь свою семейную жизнь мудро. Руки, губы, нежный шепот – и побольше ласки и терпения.
Он судорожно сглотнул.
– Постараюсь, тетя.
– Вот и хорошо. – Она обняла его. – Я горжусь тобой, Медройт. А я пока пойду в деревушку недалеко от Каменного Круга, куда пригласил нас на ночлег капитан того корабля, что доставил тебя сюда. Увидимся утром. Только пришли Риону – мы с ней пойдем вместе.
Поворачиваясь, чтобы отойти от входа в пещеру, она молилась, чтобы все кончилось хорошо. Каким бы ни вышел результат, она сделала все, что могла. Больше она поделать не могла ничего – разве что лежать без сна, пытаясь представить себе, что скажет на все это Арториус.
Ночь уже близилась к рассвету, когда Ковианна прокралась в аббатство. Пришла она сюда не обычным путем, не по дорожкам лабиринта, но по узкой расселине, вход вкоторую прятался за главным горном материнской кузницы, огромными мехами и каменной плитой, закрывавшей вход в нее всем, кому не дозволялось знать тайн Глестеннинг-Тора. Кузница матери стояла у подножия холма, и ни одной постройки не отделяло ее от входа в лабиринт – и от потайного хода, по которому и пробиралась Ковианна, подобрав юбки от сырости и хлюпавшей под ногами воды.
Ход вел к вершине холма той же дорогой, что и стены лабиринта; собственно, он и был вырублен в скале прямо под стеной, и нижний ряд стеновой кладки на деле представлял собой его свод. Ход был узкий, свод – низкий, но вел ее вверх и вверх. Древние предки построили его за несколько столетий до прихода римлян – так, во всяком случае, гласили предания ее семьи.
У самой вершины подземный коридор раздваивался: левая ветвь уводила вниз, к глубоким пещерам Тора, на протяжении столетий используемых как убежище на время осады; правый же путь вел наверх, к тайному ходу из самого аббатства, ибо строилось оно руками дедов Ковианны, а те не желали, чтобы тайны их сделались достоянием пришлых чужаков, в том числе священников новой религии.
В особенностисвященников новой религии.
Выйдя наконец из ведущего наверх коридора, Ковианна оказалась в часовне Святой Марии, расположенной в самом центре Священного Лона Матери Бригиты. Ковианна находила в этом особую иронию. Заправлявшие аббатством болваны не имели ни малейшего представления о том, что часовня, посвященная Царице Небесной, матери младенца Христа, скрывает проход в детородное чрево куда как более древней Святой Бригиты, богини-покровительницы Тора.
Ковианна отряхнула платье и с наслаждением выпрямила спину, затекшую за время долгого подъема согнувшись. Масляный фонарь, которым она освещала себе дорогу, окрашивал в золотой цвет алтарь, за которым находилось древнее святилище старого храма – покрытый замысловатой резьбой камень, имевший сверху углубление, на котором сидела в древние времена жрица. В дни менструации она орошала камень своей кровью, оглашая свои пророчества.
Она оставила фонарь на камне – теперь она могла найти дорогу и без его помощи; к тому же ей не хотелось будить никого, кроме Мёрддина. Она улыбнулась, предвкушая развлечение. За эту ночь она уже не в первый раз проходила потайным ходом.
За три предшествующих раза она перенесла на место все необходимое для того, чтобы западня захлопнулась. Теперь все ждало под землей выбранную ею жертву.
Ковианна на цыпочках пробралась по коридору, ведущему мимо жалких монашеских келий. Тишина нарушалась лишь едва слышным шелестом ее юбок да редким храпом какого-то объевшегося монаха. Эмрису Мёрддину отвели гостевые покои, расположенные рядом с кельей аббата и предназначенные для посещений высшего духовенства Британии. Дверь в келью была прикрыта неплотно, так что ей удалось проскользнуть внутрь, не скрипнув чугунным петлями.
Узкий как лезвие меча луч лунного света падал из высокого узкого окна на постель. Она видела, как медленно приподнимается и опускается войлочное одеяло на груди у Мёрддина. На мгновение ей даже жалко стало уничтожать столь гениальный ум, не говоря уже о том, что любовника искусней у нее не было и, возможно, не будет больше никогда. Но только на мгновение. Память о Маргуазе взывала к отмщению, и смерть этого человека была первым шагом на пути к нему. С участившимся сердцебиением Ковианна шагнула к кровати и пощекотала щеку Мёрддина прядью своих волос.
Мёрддин заморгал, просыпаясь, потом уставился на ее лицо и нахмурился.
– Что-то случилось? – прошептал он.
Она улыбнулась, успокаивая его.
– Ничего. Просто я хочу показать тебе кое-что.
Он приподнялся на локте, и одеяло сползло на пол.
– Показать? Глубокой ночью?
– Так нам никто не помешает.
Глаза Мёрддина расширились.
– Ты нашла пещеры под Тором? Я так и знал, что они должны там существовать!
Ковианна чуть заметно усмехнулась.
– Ну конечно же, они существуют. Я с детства знаю, как в них попасть. Весь мой род испокон веков знает это. Просто мы не каждому открываем эту тайну – уж ты-то меня поймешь.
Он улыбнулся, отчего к уголкам его глаз сбежались морщинки.
– Конечно. Сейчас, дай только одеться и обуться.
Не прошло и минуты, как она уже вела его по спящему аббатству к часовне и дальше, по тайному ходу, прихватив по дороге фонарь.
– Сюда, – шепнула она, пропуская его вперед, прежде чем поставить на место закрывающий вход камень. – Этим проходам много веков. Здесь слегка тесновато.
Согнувшись, добрались они по туннелю до развилки, где свернули вниз, к первой пещере. Луч фонаря скользил по неровным каменным стенам, отбрасывая искаженные, колеблющиеся тени. Где-то далеко впереди внизу замерцал призывный свет.
– Я уже спускалась нынче туда, – пояснила она шепотом в ответ на его удивленный взгляд, – чтобы все приготовить. Это производит куда больше впечатления, если ты видишь все разом. – Спустя пару минут стены туннеля расступились, открыв взгляду величественный подземный чертог высотой почти в тридцать футов. Мёрддин ахнул.
Со сводов свисали тысячами заостренных, блестящих и переливающихся драконовых зубов сталактиты, а навстречу им торчали словно отражения острия сталагмитов. Скалы переливались всеми оттенками золотого и красного и блестели от непрерывно сочившейся из мельчайших расщелин воды. Глубокие до черноты водоемы в полу окружались словно наледью гроздьями белых кристаллов. Пол и воздух в пещере дрожали от шума подземных потоков, струившихся в глубине пещеры, в дальнем ее углу, где низвергался из-под самого свода и проваливался куда-то вниз, в самые недры холма, водопад. По стенам на расстоянии нескольких футов горели факелы, вставленные в чугунные петли, которые вбил в камни давным-давно кто-то из предков Ковианны.
– А здесь проход в более глубокие пещеры, – благоговейным, едва слышным шепотом произнесла Ковианна. Говорить здесь громче представлялось ей святотатством. – Пошли покажу.
Она пересекла пещеру в направлении темного проема, где пещера круто спускалась вниз. Мёрддин вгляделся в непроглядную темень, из которой доносился шум падающей в бездонную глубину воды.
– А что, эту пещеру никогда не затапливало?
– До этого уровня – никогда. Во всяком случае, на памяти моего рода такого не случалось. Но, конечно, все, что нам известно об этих пещерах, хранится единственно в памяти моей семьи, так что многое могло быть утеряно. Нижние ярусы пещеры, конечно, заливает по весне, но большая часть этих, верхних, остаются относительно сухими.
– И монахи даже не догадываются об этом? – Он потрясенно обвел эту сияющую красоту взглядом.
– Ни капельки, – хихикнула она. – Мы позаботились о том, чтобы пещера, которую аббатство использует как холодный погреб, была закрыта с самого начала строительства. То есть мои предки позаботились, – поправилась она и снова хихикнула.
– И единственный вход сюда ведет из часовни?
– Нет, есть еще один ход под стенами лабиринта, который открывается у подножия холма.
– В одну из кузниц? – предположил он. – Это ведь единственное место, где вход можно спрятать от детских глаз.
О да, он был слишком умен, этот Эмрис Мёрддин. Она почти не сомневалась в том, что он, основывая свою догадку всего лишь на нескольких бьющих из холма ключах, искал бы и искал до тех пор, пока рано или поздно не нашел бы и входа, и пещер. Она улыбнулась.
– Ну разумеется. В случае необходимости, конечно же, мы укроем всех обитателей деревни и аббатства. Что мой народ делал и раньше во времена суровых испытаний. Я хотела успокоить тебя, чтобы ты не терзался догадками, когда уедешь отсюда завтра утром.
– Жаль, что я не могу задержаться подольше.
– Жаль, – согласилась она. – А еще я хотела показать тебе, где мы выковываем самые наши священные клинки. Меч Арториуса, Калиберн, тоже выкован здесь.
– В брюхе у дракона, – пробормотал Мёрддин, косясь на драконьи зубы-сталактиты над головой. – Ужасно символично.
– Наш род вообще придает большое значение символам.
Они свернули за скальный выступ. Стены снова сдвинулись, оставив проход фута в три, не больше, а когда раздвинулись, глазам их открылось самое сокровенное место древнего клана Ковианны. Мёрддин потрясенно ахнул.
– Впечатляюще, правда? – спросила она с хитрой улыбкой.
Он глазел по сторонам, разинув рот от потрясения. Перед ними струила свои воды черная река, в которую низвергался водопад с верхнего яруса. Струи воды переливались в свете факелов, как тысячи светлячков летней ночью. У основания свода словно парили ленты каменных пластов, напоминавшие развешенные для копчения ломти бекона. Ближе к середине пещеры река расширялась, образуя черное озеро шириной пятьдесят – шестьдесят футов. В самом центре озера виднелся каменный островок с невысоким парапетом из сверкающих кристаллов по периметру. На острове была оборудована настоящая кузница, и горн ее полыхал багровым: готовясь к приходу Мёрддина, Ковианна не поленилась как следует раздуть угли.
Давным-давно кто-то обрубил сталагмит у самой земли так, что тот превратился в пьедестал, на котором стояла массивная чугунная наковальня. Над углями висели на цепях кожаные мехи. К острову вела от берега цепочка лежавших в воде камней; с учетом непрекращавшихся дождей можно было предположить, что очень скоро они должны были оказаться под водой. Иногда погружался и весь остров. Как всегда, она рассчитала все минута в минуту. Инструменты лежали наготове; все, чего не хватало, – это ее рук да помощи не подозревавшего о подвохе Мёрддина.
– Я хотела показать тебе все, – прошептала она, беря его под руку. – Я зажгла огни и спустила сюда все инструменты для того, чтобы закончить работу над кинжалом, что делала специально для тебя. Поможешь мне раздувать огонь, ладно?
Он рассмеялся, не скрывая радости.
– Это будет величайшая честь, которую мне оказывали в жизни, дорогая.
Она поцеловала его и первая пошла по камням к острову. На наковальне уже стояли два наполненных серебряных кубка, рядом лежал мех вина.
– Выпьем, – улыбнулась она и протянула один – с подмешанным в вино зельем – Мёрддину. – За победу.
Он коснулся ее кубка краем своего и сделал большой глоток.
– Покажи, что надо делать.
Она пригубила вино, потом показала ему, как нагнетать воздух мехами.
– Да, вот так хорошо, – кивнула она, когда угли зашипели и засияли в центре горна золотом.
Она достала почти законченный кинжал, который оставалось только немного подправить молотом перед закалкой. Большими щипцами положила она его на угли и принялась наметанным взглядом следить за изменением цвета металла. В нужный момент она выхватила его с жара, положила на наковальню и ударила по нему молотом, взметнув фонтан искр.
– Еще вина? – предложил Мёрддин, оторвавшись от мехов, чтобы допить кубок. Качать мехи – нелегкая работа; он вспотел почти сразу.
Она мотнула головой.
– Нет, подожду, пока кончу. А ты наливай себе, не стесняйся. Можешь сделать перерыв, пока я кую.
Он выпил еще, потом по ее указке качал мехи еще, раздувая угли. За время, что она орудовала молотом, винный мех заметно сморщился. Впрочем, работала она скорее для виду, ибо кинжал был почти готов. Вино с подмешанным к нему зельем подействовало довольно быстро: он моргал все чаще и поднимал руки с заметным усилием. Потом он начал шататься. Когда он едва не упал на колени, Ковианна одарила его ослепительной улыбкой.
– Это тяжелая работа – раздувать угли. Даже молодые, крепкие подмастерья валятся с ног.
Он буркнул что-то в бороду и вновь едва удержался на ногах, схватившись за рукояти мехов. Она улыбнулась своим мыслям и подождала еще, наведя последний лоск на орудие его уничтожения. Ей не пришлось долго ждать. Он повалился на землю, удивленно ворочая глазами.
– Почти готово, – весело объявила она. – Все, что осталось, – это закалка.
Подняв раскаленный докрасна кинжал клещами, она повернулась, опустилась на колени, улыбнулась Мёрддину в глаза – и с размаху вонзила клинок ему в живот.
Он вскрикнул, широко раскрыв глаза от боли и потрясения.
Она ласково погладила его по волосам.
– Бедный старый дурачок. Неужели ты забыл секрет дамасских мастеров? Ты же сам научил меня ему.
Клинок шипел, остывая в смешанном с кровью вине. Кровь стекала по ручкам клещей. Рот его шевелился. Рука вяло поднялась и непослушными пальцами схватила ее запястье.
– За что?
Она погладила его по щеке.
– Тебе никак не стоило, – прошептала они и поцеловала его в губы, – советовать Арториусу убить Маргуазу. Она была моей первой наставницей, а уж алхимиком таким, как тебе и не снилось. Мой бедный доверчивый дурачок. – Она выдернула кинжал, и кровь хлынула из раны потоком. Он опрокинулся на спину, побелев от потери крови и шока. – Не переживай, милый. Тебе не придется долго мучиться. Даже если тебе и удастся остановить кровь, вода уже поднимается.
Говоря, она связала его по рукам и ногам, накрепко примотав к ближнему сталагмиту. Для этого ей пришлось протащить его по каменной поверхности несколько футов, оставляя кровавую полосу. Он негромко стонал от боли, ибо сил у него не осталось уже и на крик. Она привязала его так, чтобы он лежал головой вниз, в каких-то шести дюймах от плескавшей о камень воды.
– Скоро она поднимется выше твоей головы, – улыбнулась она. – Если ты, конечно, будешь еще жив к этому времени. О да, чуть не забыла! Тебе это может быть интересно: именно так я выковала Калиберн. Младший кузен Арториуса оказался таким же болваном, как ты. Не печалься, милый. Стоит тебе умереть, и я изрублю тебя на куски, а их выброшу в реку, и Богиня унесет их, как унесла тогда этого маленького болвана. Ты заслужил этого уж никак не меньше, чем он. И как знать – может, я и рожу твоего отпрыска, которого пошлю на тот свет вслед за тобой.
Она поцеловала его в последний раз, собрала инструменты и только что выкованный кинжал и оставила его умирать.
Всю дорогу домой она посмеивалась про себя.
Настойчивый стук в дверь разбудил Моргану и Бренну МакИген за час до рассвета. Рыбак, хозяин дома, где они с Рионой остались на ночь, капитан того самого шлюпа, который отвозил Медройта с Лайлокеном в Далриаду и обратно, с руганью поднялся отворить дверь; Моргана с Рионой тоже поднялись узнать, в чем дело.
– Тысяча извинений, – произнес задыхающийся голос за дверью, – но мне необходимо срочно поговорить с королевой Морганой.
Это был Клири, молодой послушник, оформлявший брак и договор о союзе.
Моргана встревоженно переглянулась с ирландкой и вышла на свет.
– Что случилось, Клири? – негромко спросила она, а в голове ее роились десятки возможных катастрофических событий.
– Это меня отец Ойлифф прислал, – дрожащим голосом объяснил паренек. – Беда, королева, ужасная беда. Я спал в одной комнате с Лайлокеном, твоим новым менестрелем, вот мне и показалось странным, когда он поднялся среди ночи, собрался и вышел. Оседлал лошадь, свои мешки навьючил на другую и поскакал в направлении Кэрлойла, да как поскакал. Может, я бы ничего такого не подумал, да только гонец прискакал со Стрэтклайдской границы, прискакал с жуткими вестями из Далриады. Ох, королева, я боюсь даже сказать тебе, что там вышло. – Глаза его наполнились слезами, и он задрожал еще сильнее.
Она положила руку ему на запястье.
– Успокойся и расскажи.
– Это мальчишка был, королева, – бритт, которого похитили на границе Стрэтклайда и Далриады. Его и всю его семью, и продали фермеру откуда-то из-под Дунадда. Он сказал, поутру вчера они увидали тучи воронья, тысячи и тысячи, и ветер принес вонь трупную. Он сказал, его хозяин поехал в Дунадд и увидел… – Голос у Клири дрогнул. – Весь город умирал – все до одного.Люди корчились, их рвало, парализовывало… Это, должно быть, поветрие какое ужасное, или… или… – Он бросил перепуганный взгляд на Риону Дамгнейт, лицо которой сделалось пепельно-серым, – или какая-то страшная отрава. Все до одного, королева, повсюду – от королевского дворца в крепости и до самой жалкой рыбацкой лачуги.
Хозяин парня, он пообещал свободу не только ему, но и всей его семье, если тот сумеет доскакать до британских земель и передать эту весть королю Даллану мак Далриаде. – Клири уже плакал и не замечал этого. – Аббат наш, отец Ойлифф, боится, что это измена. Саксонские козни. И ведь никто из нас этого Лайлокена не знает толком. С чего это он ускакал так поспешно темной ночью – как раз перед тем, как вести из Дунадда пришли? Вот аббат и послал меня за вами да за леди Рионой, покуда сам сходит за королем Медройтом и королевой Килин.
Моргане сделалось дурно, особенно от того совершенного ужаса, в который пришла Бренна МакИген. Выражение глаз Рионы было слишком хорошо знакомо Бренне: такой взгляд она видела у людей, на которых свалилось слишком много ужаса, чтобы мозг мог осознать размеры несчастья.
– Что, король Даллан отплыл уже? – прошептала Моргана, моля Бога, чтобы это было не так.
– Отплыл. Я первым делом побежал на берег, чтоб остановить его. А он, оказывается, попрощался уже с королевой Килин. Сказал, боится опоздать с отливом.
У Бренны перед глазами вдруг нарисовались до боли отчетливые картины: Лайлокен протягивает ирландскому королю бочонок с вином… Выражение глаз Лайлокена, когда отец Ойлифф настоял, чтобы вместо того вина выпили вино для причастия. Черт, вино было отравлено – теперь-то она поняла это совершенно отчетливо, но слишком поздно. Лайлокен – вот в кого, должно быть, вселился Седрик Беннинг. Другого объяснения его поспешному отъезду она не находила – и массовому уничтожению всего населения далриаданской столицы тоже. Но как ему это удалось? Оружие массового уничтожения давно уже стало орудием террора – уж это Бренна знала слишком хорошо, – но как Беннинг заполучил его в шестом веке?Нервно-паралитические или хотя бы горчичный газы требовали химического оборудования, которого Беннинг бы здесь и сейчас не нашел. Она попыталась сосредоточиться на симптомах – может, хоть это подсказало бы ей, какой яд он использовал. Моргана, впрочем, в ядах худо-бедно разбиралась.
Ведьмин корень…предположила она. Он силен, но откуда он достал такое его количество? И как туда доставил?
– Господи Боже, – простонала Бренна, вдруг разом связав этот проклятый бочонок, бутылки, которые она краем глаза видела в поклаже Лайлокена, и самый страшный естественный яд в мире. И ведь его не составит труда вырастить в плотно закупоренных сосудах с протухшей пищей. За время, что он здесь находился, Седрик Беннинг мог получить столько яда, сколько с лихвой хватило бы на то, чтобы отравить целый город, и еще осталось бы. – Он вырастил ботулин!
– Что означает это слово: «ботулин»? – спросила Риона звенящим от напряжения, ледяным голосом.
Моргана прижала руки к похолодевшим щекам. Отвечать пришлось Бренне: Моргана этого тоже не знала.
– Если позволить пище тухнуть в наглухо закрытом сосуде, в ней вызревает сильнейший яд. Должно быть, он подмешал туда грязи, чтобы она уж наверняка протухла, и в ней появилась отрава. – Моргана невольно охнула, но взяла себя в руки: от этого объяснения зависело будущее висевших на волоске британо-ирландских отношений. – Если Лайлокен – саксонский шпион… Боже праведный, он наверняка саксонский шпион, а они уже показали, что способны на любое зверство. Человек, который может приказать изрубить на куски младенцев, может приказать что угодно. А я… я, дура, доверяла Лайлокену, послала его к тем, с кем хотела заключить мир…
Она заставила себя встретиться взглядом с Рионой.
– Нам нужно сейчас же плыть вдогонку за Далланом мак Далриадой! Надо помешать ему или кому угодно другому пить из этого бочонка. Молю Господа, чтобы он этого еще не сделал. И надо послать верховых вдогонку Лайлокену. Я хочу, чтобы его нашли и доставили ко мне – живого и в цепях. – Она повернулась к рыбаку и его семье, молча, с глазами, полными ужаса, смотревшими на нее. – Можешь отплыть с нами прямо сейчас? Хватит ли у твоего судна скорости догнать ирландского короля?
– Господь даст нам крылья, – прохрипел он, – ибо нам нет выхода, кроме как догнать его. – Он повернулся и поспешил в темноту, на ходу посылая детей будить свою команду.
Моргана повернулась к ирландке, не зная, что сказать, и опасаясь того, что скажет Риона. Долгую, мучительно долгую секунду друидесса молча смотрела на нее, потом что-то внутри ее, казалось, оттаяло. В первый раз с начала разговора на глазах ее блеснули слезы.
– Я верю, что ты не знала об этом.
Моргана смогла только покачать головой.
– Скажи, решилась бы я поплыть за Далланом мак Далриадой, будь это не так?
– Неужели саксы и впрямь такие варвары, что способны убить целый город невинных людей?
Моргана смахнула слезы со щек.
– Чтобы посеять рознь между нашими народами, чтобы наверняка связать нас войной на севере, чтобы развязать им руки на юге? О да, я верю, что они пойдут на все, лишь бы уничтожить нас. Всех нас.
– Значит, их надо остановить, – произнесла Риона, и в голосе ее было столько льда, что Моргану пробрала дрожь.
Бренна узнала этот голос. Голос ирландской души, пробудившейся для мести. Да поможет им Бог, этим ирландцам, столетиями впитывавшим эту ненависть, эту жажду мести, эту жажду любой ценой нанести удар врагу. Уж не привели ли попытки Бренны предотвратить появление одного источника такой ненависти к появлению другого?
Может, массовое убийство целой ирландской колонии, которой предстояло на протяжении грядущих столетий властвовать над шотландским Лоулендом, уже изменило историю, уничтожив все, что Бренна знала и любила? Выходит, Беннинг добился того, что хотел?
