Текст книги "Без границ (ЛП)"

Автор книги: Роберт Энтони Сальваторе

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 22 страниц)

Только в следующий миг уже не были – сначала один, потом другой полетел назад. Оба упали на землю, и над каждым нависло ухмыляющееся существо-нежить. Призраки сжимали гарроты, удушая солдат.

В это мгновение растерянности Далия не поняла развернувшейся перед ней чудовищной сцены, но мешкать не стала, бросившись налево, перекатившись по земле, затем вскочив прямо перед брыкающимися ногами двух отчаянно извивающихся солдат.

Другие трое бросились на неё, средний упал, сначала на колени, потом лицом в землю. Из затылка у него торчал небольшой дротик.

Быстрый взгляд мимо рухнувшего солдата ответил на вопросы Далии, поскольку там, на балконе соседнего здания за развешанным для сушки бельём она заметила синий берет Реджиса. Каким-то образом этот маленький дурак одного за другим обезвредил трёх нападавших, оставив двоих Далии, которая стряхнула пелену со своих глаз и снова закрутила нунчаки.

Реджис оглянулся на разбитое окно в стороне, затем посмотрел вниз на Далию и мимо неё в дальний конец переулка. Он знал, что приближаются новые враги, скорее всего – со всех сторон. Им нужно было уходить, и быстро.

– Пора быть героем, – прошептал полурослик и достал рапиру, великолепный клинок, принадлежавший некогда великому Периколо Тополино. Он бросил взгляд вниз, затем ухмыльнулся ещё шире, вспомнив о бельевой верёвке, привязанной к балкону.

Он прыгнул вверх, схватился за верёвку, рассёк её быстрым взмахом клинка и полетел вниз, как галантный герой-полурослик, пришедший на выручку Далии.

Он пролетел слишком высоко, вертясь и качаясь. Рапира и близко не попала в противников Далии. Он пронёсся мимо, едва не выпустив верёвку в попытках лучше нацелить обратное движение своего маятника.

Но нет, второй полёт оказался не лучше, и на этот раз он ударился о здание, которое поглотило инерцию и оставило его раскачиваться футах в десяти от земли и далеко в стороне от боя Далии. Полурослик сумел перевернуться, зацепив ногой верёвку и обмотав её вокруг. Он вернул рапиру за пояс и взялся за арбалет, пытаясь зарядить в него болт – что оказалось совсем непросто, когда висишь вниз головой!

– Держись, – тихонько попросил он, нервно глядя на Далию. Потом едва не рассмеялся вслух, осознав, что женщина не нуждается в дальнейшей помощи. Она металась между противниками, нунчаки вращались, колотя по их оружию и щитам, затем сошлись, чтобы удариться друг о друга, каждое столкновение металлических жезлов порождало дугу энергии, магия Иглы Коза создавала и удерживала молнии.

Это странное оружие взлетело у неё над головой, яростно вращаясь, когда она повернулась налево, и её левая рука неожиданно опустилась в могущественном ударе, который обрушил её нунчаки на щит ближайшего солдата. И тогда Далия освободила энергию в неожиданной вспышке со взрывом, от которого щит смялся, а бедный солдат пролетел через узкий переулок и врезался в стену.

Реджис взвизгнул, пытаясь предупредить Далию об атаке оставшегося солдата.

Однако Далия продолжила разворот, и левые нунчаки снова прочертили перед ней дугу, а правые неожиданно завертелись вертикально, опустившись вниз и вокруг, оказавшись у неё под мышкой, где она с силой сжала их правой рукой, удерживая на месте, вывернув запястье вниз, стараясь вырвать оружие.

Когда она полностью развернулась прямо к несущемуся на неё солдату, а точнее – к его выставленному вперёд щиту, Далия вырвала удерживаемые нунчаки и ударила ими вперёд подобно броску змеи. Этот удар тоже высвободил накопленный заряд, когда попал по щиту, но он был таким сильным и точным, таким мощным был выброс молнии, что нунчаки пробили щит насквозь, пробили запястье, на котором он держался, и пробили доспехи солдата, остановив его – на самом деле, даже отшвырнув его назад.

Реджис перевернулся, распутал свою ногу и спустился вниз по стене. Он пробежал мимо Далии, недоумённо взглянувшей на него, к двум воинам, которых задушили призраки. Нежить всё ещё затягивала узлы у жертв на шеях – узлы, которые были боковыми клинками зловещего магического кинжала Реджиса.

Реджис знал мрачную тайну этих призраков и воспользовался этим, ткнув каждого своей рапирой. Касания хватило, чтобы монстры исчезли.

Ни один из солдат не пошевелился – полурослик не знал, без сознания они или мертвы, а времени проверять не было.

– Беги! – сказал он Далии, которая встала под разбитым окном, снова сложив свой посох в полную длину. – Нет! – добавил он, когда она собралась забраться обратно внутрь.

Как будто подчёркивая слова полурослика, в этот самый миг в окне возникла толстая и короткая демоническая тварь, чтобы сбросить вниз на Далию тяжёлый чурбан. Ловкая эльфийка еле увернулась, и чурбан ударился о мостовую.

– Я не могу его бросить! – закричала она Реджису.

– Ни один из нас не поможет ему мёртвым, – ответил полурослик.

До них донеслись крики с обеих сторон переулка. В окне возникли новые демоны, швыряя камни.

Они бросились прочь. Реджис запрыгнул на стену здания и полез вверх, Далия упёрла посох между двумя камнями на мостовой и прыгнула, приземлившись на первом балконе.

Стрелы и камни преследовали их вдоль всей стены здания. Реджис добрался до крыши первым и вытащил Далию за собой, потащив и дальше, когда бросился бежать.

– К Ясгуру, – сказала ему Далия, называя конспиративную квартиру, известную всему Бреган Д'эрт и дому Тополино, и свернула в сторону, пересекла крышу, прыгнула на следующую, потом к её краю, где снова упёрлась посохом и с разбега перемахнула через широкую улицу, рухнув на следующее здание, поднялась и побежала дальше.

Прыжок показался Реджису впечатляющим, но он не мог остановиться и полюбоваться им, поскольку сам бежал, спасая свою жизнь. Он услышал крики внизу и позади, тяжёлую поступь кованных сапог на мостовой.

Он не мог их обогнать. Он хотел воспользоваться своим беретом, волшебной шляпой маскировки, но сейчас было слишком рано, и улицы пустовали. Какое обличье мог он принять, чтобы обмануть преследователей?

Он пересёк гребень одной из крыш и понял, что место заканчивается – поскольку здесь здания стояли дальше друг от друга и он не мог продолжать перебегать с крыши на крышу.

Реджис подошёл к ближайшей трубе, слишком узкой, чтобы протиснуться. Он сорвал волшебную сумку с пояса и положил её сверху на кирпичи, открыв как можно шире.

Мгновение спустя сумка упала вниз в очаг частого дома в Глубоководье.

Благодаря своим навыкам и посоху, Далия очень быстро опередила погоню. Она спустилась на улицу и повернула обратно, рассчитывая обойти солдат и вернуться в их комнату, к Энтрери. Она подобралась близко, под таким углом, который позволял ей видеть тёмное сейчас окно.

Сможет ли она туда попасть?

Она выбирала маршрут, полная решимости попытаться, когда заметила процессию.

Далия отступила, пытаясь восстановить дыхание. Под ней, маршируя по переулку, двигался отряд солдат – маргастерских солдат, предположила она – вместе с четвёркой низких и широких демонических созданий, похожих на дварфов, каждый из которых тащил носилки с той тварью, которая раскатывалась перед ними в комнате, теперь собравшейся в фекальную скульптуру закрытого тюльпана.

Далия знала, что находится внутри этого зловонного, смертоносного цветка.

У Форесби Янга сегодня было много работы. Архитектору поручили перепроектировать склад для купеческой гильдии, и они хотели увидеть чертежи уже в эту десятидневку.

Он отправился в свою мастерскую, которая когда-то служила ему берлогой (и будет служить снова, знал он, когда терпение жены иссякнет) и развернул пергамент на чертёжном столе. Он подумал, что не помешает развести огонь. Форесби всегда вдохновляли пляшущие языки пламени в хорошем костре, даже в жаркий летний денёк.

Он взял полено из кучи и наклонился пониже, чтобы сунуть его в очаг, но замер.

– Что? – спросил он, положив полено на пол и потянувшись в горку вчерашней золы, где лежала какая-то кожаная сумка.

– Как... – хотел спросить он, открывая её, но окончание вопроса вышло наружу простым вздохом, когда из сумки вылетел небольшой дротик и попал ему под подбородок.

Форесби пытался закричать, но нет, он уже заваливался спиной на пол, и заснул ещё до того, как ударился о пол.

Из кошеля, из чудесной бездонной сумки, выполз Реджис, жадно глотая воздух после затхлого пространства в надразмерном кармане.

Он огляделся, заметил, что наступил рассвет, затем похлопал по берету.

Несколько секунд спустя из дома Форесби Янга вышла маленькая человеческая девочка. Она подскакивала, она семенила, она хихикала и играла в странные игры, в которые часто играют молодые люди, и всё время она направлялась к дому фермера Ясгура.

Где ждала Далия.

Жужжание... уколы жала... маленькие вспышки огненнойболияркиеоранжевыевспышки...

Они залезли в штаны, кусаются, тысяча ос, тысяча тысяч, без числа. Слишком много.

Тьфухтьфуфу, ох! Во рту! Они у меня в... Почему я не могу двигаться? Почему я ничего не вижу? Какая боль, маленькая боль, слишком много небольшой боли вместе.

Осы! Не осы!

Огненнаябольяркиеоранжевыевспышки... убейте меня. Убейте меня, пожалуйста.

Далия... Далия...

ЧАСТЬ 3

Культурные границы

Так много мудрых изречений преследуют нас на каждом шагу, но помогают ли они нам или просто ограничивают? Стоит ли прислушаться к подобным фрагментам знаний, или эти забытые пути древних времён лучше забыть или хотя бы пересмотреть?

В отношении традиций, древних изречений или обычаев я много раз находил справедливым второе. Сама концепция древней мудрости в конце концов кажется... неоднозначной, и как мы можем надеяться улучшить то, что оставили нам предки, если мы должны следовать их путям? Неужели ритуалы и традиции так отличаются от материальных сооружений? Разве остановили бы дварфы добычу, достигнув границ выработок в своих древних родинах?

Конечно же нет. Они бы вырыли новые тоннели, и если бы во время этого они открыли лучшие строительные материалы или новую конструкцию помостов, то использовали бы их – и скорее всего вернулись в старые тоннели и усовершенствовали работу, проделанную отцами отцов отцов их отцов.

Тогда почему всё должно отличаться, когда дело касается традиций? Уж среди моего народа традиции точно служат ограничениями – и притом ужасными. Половина населения Мензоберранзана заперта в ловушку второстепенных ролей, их амбиции находятся в клетке слов более древних, чем самые старые тёмные эльфы, слов, написанных больше тысячи лет назад. В этом случае некоторые причины такого положения дел очевидны: госпожа Ллос и её заповеди. Действительно, религия – для тех кто верует в любую веру – зачастую не подлежит сомнениям и не изменяется под действием здравого смысла или призыва к простой справедливости. Слово вечно, говорят они, и всё же во многих случаях очевидно, что это не так.

Тогда почему эта так называемая мудрость держится так прочно?

Я считаю, что прихоти недоступного и (как удобно!) неопровержимого божества – лишь часть ответа. Другая часть относится к тёмным уголкам традиций любой разумной расы. Ведь те традиции, что сохранились вопреки всему здравому смыслу или очевидным моральным изъянам, те традиции, которых придерживаются наиболее рьяно, слишком часто служат на благо тех, кто получает от их соблюдения наибольшую выгоду.

В городе моего рождения носителям власти не приходится соперничать с половиной населения. Верховным матерям не приходится беспокоиться о мужчинах, и по традиции они могут использовать своих мужских партнёров как пожелают. Даже такие личные занятия, как занятие любовью, определяются потребностями женщин Мензоберранзана – и не испытывайте иллюзий по поводу «любви» в подобных отношениях – и мужчина, который не станет подчиняться, столкнётся с суровым наказанием за свою дерзость. Только женщина может возглавлять дом. Только женщина может восседать в Правящем Совете, и даже самый высокопоставленный мужчина в городе – обычно архимаг Мензоберранзана – по традиции, по закону, по требованию этих беспощадных правительниц, по-прежнему считается менее важным, чем самая незначительная из женщин.

Дроу – далеко не единственный народ, загнанный в тупик такой систематической несправедливостью, вовсе нет. В племени Вульфгара и у многих других народов севера сохраняется традиция патриархата вместо матриархата, и хотя мужчины не так жестоки в своей власти, как женщины-дроу, итог, подозреваю, не слишком отличается. Может быть, отношение и мягче – я вспоминаю стыд Вульфгара, который был так силён, что заставил его сбежать от нас, когда в припадке наведённых демоном воспоминаний он ударил Кэтти-бри. Я представить себе не могу, чтобы Вульфгар избил женщину намеренно или потребовал сексуальных удовольствий против её воли, но даже в раскаянии Вульфгара внутри у него на много лет сохранилась эта мягкая снисходительность. Он считал, что должен защищать женщин – благородный обет, вот только происходил он из невысказанной, но очевидной убеждённости, что женщины не способны защитить себя сами. Он возводил их на пьедестал, но так, как будто они представляли собой нечто хрупкое – он просто не мог заставить себя понять истинные способности женщины, даже такой сильной, умной, способной и не раз проявлявшей себя, как Кэтти-бри.

Потребовались годы, чтобы Вульфгар избавился от этого и полностью осознал ценность, одинаковое достоинство и потенциал Кэтти-бри и других женщин. Так сильны были наставления из его молодости, что даже после столкновения с многочисленными очевидными доказательствами их ошибочности, потребовались большие усилия, чтобы освободиться от них.

Да, чтобы освободиться, ведь именно это и означает – принять, что всё, чему так тщательно тебя учили, замыслы целого общества вокруг тебя, могут быть ошибочны.

Вульфгар избавился от бессмысленного сексизма своего племени, и фактически, больше всего от этого выиграл сам Вульфгар.

Смею ли я надеяться, что с Ивоннель будет так же? Поскольку я знаю, что на это надеется Джарлакс, и такова его миссия, в которой он продолжает использовать меня в качестве блестящего примера. Мне остаётся только смеяться.

И надеяться, что могущественные верховные матери Мензоберранзана не устанут от игр Джарлакса до такой степени, что придут и убьют меня ради того, чтобы отобрать его главный символ.

Разумеется, повсюду есть люди, свободные от такого сексизма, но они тоже скованы своими традициями. По обычаю делзунских дварфов пол не важен по сравнению с заслугами. В Мифрил-Халле сейчас правит королева, Дагнаббет, дочь Дагнаббита, сына Дагны. Это неважно. Её правление будут судить лишь по её поступкам. В каждом аспекте дварфийской жизни, от поединков до приготовления пищи, от шахтёрской работы до обязанностей правителя, во всём, что посередине – важны лишь заслуги и умения.

Если речь идёт о дварфе.

Мне не на что жаловаться – скорее напротив! – относительно того, как обращались со мной дварфы за многочисленные десятилетия жизни на поверхности, но дело было скорее в личном расположении Бренора. Ведь он – настоящий авторитет для своего народа. Друг это друг, а враг это враг, и размер ушей, цвет кожи и рост не имеют для короля Бренора Боевого Молота ни малейшей значения.

Однако если бы не он, маловероятно, что дварфы Долины Ледяного Ветра когда-нибудь приняли бы к себе домой потерянного и скитающегося тёмного эльфа, как родного.

Если бы не появился другой дварф, похожий на Бренора, который повстречал меня на склонах Пирамиды Кельвина. Не могу отрицать такую возможность, поскольку в каждом народе, в каждой культуре, существует целая радуга качеств, предрассудков, сострадания, доброты и жестокости.

Среди людей бытует абсурдное мнение, будто дроу просто злые – о, поймите меня правильно, многие дроу действительно заслужили такую репутацию! Как и многие люди. Они воюют друг с другом не реже, чем дома дроу сражаются в тенях, и в таких больших масштабах, что одна битва оставляет после себя даже больше искалеченных жертв, включая тех, кто не принимал участия в бою, чем проживает населения во всём Мензоберранзане. Я был свидетелем Карнавала Пленников, когда судьи пытали своих сородичей-людей с таким же умением и злорадством, как любая жрица Ллос, заслужившая кнут. Я видел, как эльфы поверхности отказывают в укрытии беженцам, оставляя их на милость преследователей. Даже беззаботные зачастую полурослики не лишены тёмных порывов сердца.

И несмотря на всё это, я уверен, что завтра будет лучше. Бренор и другие дварфийские короли и королевы не держат свой народ в таких ежовых рукавицах, как их предшественники. Реджис и Доннола не правят Кровоточащими Лозами, нет. Их называют лордом и леди деревни, но они скорее управляющие делами, и, что поразительно, они занимают этот пост с согласия прочих жителей. Поскольку Доннола изменила традиции клана Тополино. И теперь народ Кровоточащих Лоз получил великий дар: собственный голос.

Потому что именно так поступают традиции: они лишают личность права голоса. Они исключают сольные партии и фокусируются только на хоре – и горе тому певцу, что выступит против дирижёра!

Нет, Кровоточащие Лозы – скорее оркестр, где у каждого инструмента есть своё мнение, но который играет при этом в гармонии, создавая единое целое. Если жители выберут других руководителей, Доннола и Реджис отступят в сторону.

На такое завтра я надеюсь, поскольку верю, что лишь в обществе, где прислушиваются к нуждам каждого, будут удовлетворены нужды народа.

Это звук завтрашнего дня, и значит – завтра будет лучше, чем сегодня.

– Дзирт До'Урден

ГЛАВА 14

Если только

Год Ложной Сделки

1118 по Летосчислению Долин

Даб'ней потянулась, просыпаясь от глубокого сна, перевернулась на густых, тёплых мехах. Она не открывала глаз, потому что хотела целиком сосредоточиться на мягкости и уюте. Она знала, где находится, на тихом выступе в восточной стене Мензоберранзана, в безопасном месте, где редко бывали другие дроу – прежде всего потому, что вся эта область провоняла рабами-чудовищами. Здесь были гоблины и кобольды, но они оставались внизу, в своих грязных норах, и никто бы не осмелился вскарабкаться наверх, чтобы бросить вызов жрице и оружейнику.

Иронично, но именно здесь Даб'ней и её любовник могли найти мгновения покоя.

Наконец она потянулась и открыла глаза, и когда они приспособились к тусклому свету этого тёмного уголка Мензоберранзана, она различила силуэт Закнафейна, сидящего на краю, свесив ноги и рассматривая город. Она подползла к нему и оплела руками его шею и плечи.

– Да, он красив, – сказала жрица. Очень далеко, почти в полутора милях, огромная колонна Нарбондель сияла ранним утренним светом – оранжево-красный оттенок среди моря волшебных огней, украшающих сталактиты и сталагмиты, в основном синих и фиолетовых, хотя представлен был каждый из цветов спектра. Вся огромная пещера казалась живым, дышащим существом, цвета меняли оттенки и яркость, чтобы соответствовать эстетическим требованиям верховной матери каждого дома. Самими прекрасными узорами из огней обладали великие дома в Ку'элларз'орле.

Такой спокойный облик для всегда суматошного Города Пауков, города, посвященного Госпоже Хаоса. Даб'ней пришло в голову, что любой, кто входил в пещеру с этой стороны, не зная хорошо дроу, получал такое первое впечатление о Мензоберранзане, какое приводило его к смерти или порабощению.

Как и хотели верховные матери.

Никогда раньше Даб'ней не задумывалась, что такой облик может быть тактическим выбором, а не просто красивыми декорациями. Но теперь, здесь, всё стало понятно.

– Должен быть красивым, – не особенно весело отозвался Закнафейн.

– Подумай о сосредоточенной здесь власти, среди этих огней и сумрака, – сказала Даб'ней, придвигаясь ещё ближе. – Кто кроме богов и великих владык нижних планов может пойти против нас и уцелеть?

– Власть создавать всё, что мы пожелаем, – согласился Закнафейн. – Только вместо этого мы так заняты убийством друг друга, что не смеем выглянуть за собственные стены. Стены, которые мы возвели, защищаясь друг от друга, а не от чужаков.

– Так заняты убийством друг друга, – насмешливо повторила Даб'ней, усмехаясь. – Насколько я помню, Закнафейн весьма в этом преуспел.

Оружейник пожал плечами и оглянулся на женщину.

– Иначе я давно был бы мёртв. И какая разница? Если их не убью я, уверен, они найдут кого-нибудь другого, чьи клинки возьмутся за эту задачу.

– Интересно, сколько дроу считают точно так же? – спросила Даб'ней.

– Недостаточно, – отозвался он. – И так всё и будет продолжаться, пока, быть может, мы не убьём достаточно других дроу, чтобы позволить какому-то другому народу прийти и отплатить нам за нашу жестокость.

– Нашу жестокость? Это из-за их жестокости мы оказались здесь!

Короткий ответный смешок Закнафейна был таким смиренным, что заставил Даб'ней на какое-то время замяться.

– Нас предал Кореллон Ларетиан, – напомнила ему жрица. – Кореллон, бог эльфов с поверхности, который отдал нас Ллос – отдал нас, как будто рофов!

– Но ты же любишь Ллос, – парировал Закнафейн.

Даб'ней знала, что её замешательство, скорее всего, говорит само за себя, но она была застигнута врасплох и не смогла отреагировать достаточно быстро. «Любовь» была не тем словом, которым она могла бы описать свои чувства к Паучьей Королеве. Она боялась Ллос и понимала свой долг перед Ллос, и была предана Ллос, поскольку иное в Мензоберранзане означало, что тебя бросят и скоро убьют.

– Разве большая часть представителей любой расы не любит своих богинь? – спросила она, пытаясь как-то избежать этой неудобной темы, тем более с таким грубым и циничным собеседником, как Закнафейн До'Урден.

– Разве? Или они просто любят успокаивать свой страх смерти?

– Преданность – это не только страх, – настаивала она.

– Может быть, но когда дело касается богов и жизни после смерти, подозреваю, что дело именно в этом, – ответил Закнафейн. – Страх смерти слишком силён, как и страх никогда не увидеть тех, кого мы любим.

Он издал свой очередной беспомощный смешок, сочащийся фатализмом и ядом.

– Но при этом мы так боимся, что не осмеливаемся любить, правда?

Даб'ней зарылась лицом в волосы Закнафейна и ничего не ответила. По крайней мере – не словами, но он наверняка почувствовал её всхлипы, и этого было достаточно.

– Мы все пойманы, – прошептал он, обращаясь к себе и городу, а не к ней – Даб'ней знала. – Нами так долго правил страх, что мы боимся бояться.

– Ллос учит нас, что мы выше всех остальных, – сказала тогда Даб'ней, поскольку в этот миг действительно боялась, боялась, что даже такой разговор лишит её благосклонности Паучьей Королевы. Жрица без этой благосклонности – даже не обладавшая более официальным званием – будет поистине уязвимой. – Ты предпочёл бы, чтобы мы унижались перед злыми эльфами или горбатились в шахтах вонючих дварфов, или умоляли о принятии у короткоживущих, глупых людишек?

– Нет, конечно нет, – ответил он, и Даб'ней показалось, что она услышала нотки сарказма. – Лучше будем держаться за обиду, которая передаётся через поколения, по поводу события, которое могло иметь место на самом деле, а могло и не иметь, и может быть, было таким, как нам рассказывают, а может – и нет.

– Богохульство, – прошептала она предупреждение.

– Разве? Неужели изменение самой истории эльфийского народа ради личной выгоды противоречит заповедям, которые оставила Паучья Королева верховной матери Бэнр или любой другой? – отозвался Закнафейн.

Даб'ней и сама не раз задумывалась над этим, и подозревала, что практически каждый дроу много раз задавался тем же вопросом.

– Пленники, – прошептал Закнафейн. – Мы все пленники в темнице, которую построили сами.

– Разве твоя жизнь так плоха, Закнафейн? – спросила она, сжимая его крепче и прижимаясь лицом к шее. – Думать об этом сейчас, именно в этот момент... что ж, ты действительно меня уязвил.

Это вызвало у него улыбку, которую она рада была видеть. Оба замолчали и принялись смотреть на пляшущие и сверкающие волшебные огни Мензоберранзана, наслаждаясь прекрасным спокойствием.

Хотя знали, что это ложь.

Всего несколько дней спустя Закнафейн нырнул в тёмный переулок в Браэрине. Он считал себя дураком, раз пришёл сюда только из-за слов Даб'ней, и решил, что идёт навстречу собственной гибели.

Однако награда была слишком велика, чтобы просто о ней забыть.

В конце прямой улочки между двумя зданиями он аккуратно обогнул сталагмит, который служил правым углом поворота, и выглянул вперёд. Второй отрезок тоже пустовал, ширина прохода колебалась, но была достаточной, чтобы вместить тайные ниши. Это место было незнакомо Закнафейну, но он уже обошёл здания и сталагмиты этой паутины переулков и был уверен, что если его действительно ожидает награда, то она находится за этим вторым поворотом.

Он крался вперёд, бесшумный, как смерть. Он выглянул за угол.

Аратис Хьюн стоял всего в десяти шагах, прислонившись спиной к дальней стене переулка, слева от него была дверь – быстрый выход.

Закнафейн знал, что судя по позе мужчины может превратить это в засаду. Аратис Хьюн не держал в руках оружия. Он кого-то ждал, но не Закнафейна. Нет, он ждал Даб'ней, и поэтому у него не было особых причин осторожничать.

Если броситься вперёд на полной скорости, вся инициатива достанется Закнафейну. Оружейник превосходил Аратиса Хьюна и скорее всего мог закончить бой ещё до его начала. Но вместо этого Закнафейн покачал головой и в открытую вышел из-за угла, с мечами в ножнах, чтобы встретить своего врага.

По лицу Аратиса было видно, что он удивлён. Он оторвался от стены, выпрямился, опустил руки по бокам.

– Что ты здесь делаешь?

– Ты ожидал кого-то другого? – отозвался Закнафейн.

– Или вообще никого не ожидал.

– Ты пришёл сюда поразмышлять о смысле жизни?

Аратис Хьюн бросил на него злобный взгляд.

– А может быть, подумать о коварстве, которое управляет каждым твоим шагом? Предательстве, которое наполняет твоё сердце? Неспособности различать врагов и друзей?

Закнафейн продолжал идти, остановившись лишь в трёх шагах от другого мужчины.

– Что за чушь ты несёшь, оружейник? – гневно спросил Аратис.

– Ты отрицаешь?

– Возможно, – со смешком отозвался убийца. – А что я отрицаю?

– Ставки в бою с Дувоном Тр'арахом, – сказал Закнафейн, – были неравными.

– Ставки? Ставки были открытыми и принесли выгоду многим из нас.

– Другие ставки, – подчеркнул Закнафейн. – Либо Дувон жульничал, либо кто-то прибегнул к обману вместо него.

– Не особенно удачно, в таком случае, – сухо отозвался Аратис.

– Насколько я слышал, Аратису Хьюну со ставками не так уж повезло, – сказал Закнафейн.

– Спроси Джарлакса о мешках золота, которые я отдал ему.

– Золото Джарлакса. А что насчёт твоего собственного?

– А при чём тут Закнафейн?

– При том, что кто-то сжульничал в пользу Дувона.

– Ты меня обвиняешь?

– Да.

– Ты же знаешь, как устроен Мензоберранзан, оружейник. И сейчас, как твой друг, я прошу тебя об осторожности. Подобные обвинения нельзя выдвинуть без...

– Не пытайся изображать снисходительность и учить меня обычаям нашего народа. Я уверен в том, что говорю. Но знай вот что: я выдвигаю обвинения только перед тобой, в открытую, в одиночестве, стоя прямо перед тобой.

– И я их отрицаю.

– Конечно отрицаешь, но по моему опыту большинство жуликов ещё и лжецы.

Аратис Хьюн хмыкнул.

– Сотни глаз следили за этим боем. Что я мог такого провернуть...

– Кувайлин Облодра, – оборвал его Закнафейн.

Выражение лица Аратиса Хьюна серьёзно переменилось, и внезапно показалось, что он совсем не хочет что-то отвечать.

Оба понимали, что говорить больше не о чем.

Оба дроу достали своё оружие – два меча Закнафейн, меч и длинный кинжал – Аратис Хьюн.

Закнафейн быстро шагнул вперёд, вынудив противника поднять клинки. Он быстро резанул справа и прыгнул на стену переулка, затем немедленно оттолкнулся в другую сторону, перевернувшись в воздухе и приземлившись на спружинившие ноги, метнулся вперёд, чтобы закончить свою атаку.

Только теперь Аратис Хьюн был с ним не на равных. Он вынужден был последовать за рывком противника взглядом и телом.

Ему пришлось блокировать своим мечом наискосок, справа налево, чтобы перехватить рубящий удар сверху правого меча Закнафейна, затем сделать небольшой разворот, чтобы перехватить меч Закнафейна, быстро скользнувший с другой стороны.

Однако затем убийца смог удивить оружейника, не доводя до конца второй блок против колющего удара Закнафейна. Вместо этого его рука скользнула между скрещёнными клинками, его кинжал ловко захватил меч противника, и Аратис вывернул его вовнутрь и наискосок, разворачивая бёдра в другую сторону.

Аратис Хьюн избежал первых ударов и теперь пробежал два шага, чтобы прыгнуть на заднюю стену переулка под таким углом, чтобы вторым прыжком угодить на стену слева от Закнафейна, а оттуда третьим прыжком с быстрым сальто приземлиться рядом с противником, только сбоку, чтобы перехватить инициативу.

Вот только Закнафейна не было на месте.

Поскольку когда Аратис Хьюн начал своё отступление, Закнафейн мгновенно оценил вероятные углы и прыжки, запланированные противником, и поэтому бросился вперёд, оттолкнулся от правой стены, высоко подскочил, ухватившись за край крыши и оттуда взметнувшись ещё выше, высоко подбросил свой правый меч, ухватившись за верхнюю часть дверного косяка правой рукой, чтобы начать разворот, который отправил его к задней стене, где он оттолкнулся и закрутил заднее сальто.

Выполнив этот манёвр, он увидел движения Аратиса Хьюна и подобрал ноги, чтобы приземлиться точно в нужное мгновение.

Он приземлился через долю секунды после Аратиса Хьюна, возникнув абсолютно внезапно перед озадаченным убийцей. Закнафейн подхватил свой падающий меч, в то время как его левая рука быстро заработала, чтобы увести блокирующий меч и кинжал противника вниз, слишком низко, чтобы отразить удар сверху.

И вот так Закнафейн его достал.

– Оружейник До'Урден мог бы получить огромное преимущество, если бы сразу же атаковал, а не занимался с врагом болтовнёй, – сказала гостье верховная мать Соулез Армго. Две женщины смотрели на поверхность неподвижной воды прорицательного источника, видя там события, развернувшиеся в назначенном переулке.

– Закнафейн не стал бы так поступать, – ответила могущественной матери Даб'ней Тр'арах. Она нервно поёрзала, не впервые задумавшись, не совершает ли ужасную ошибку. – Он слишком благороден.

– Слишком глуп, ты хочешь сказать. Проживёт он недолго. Мать Мэлис получила себе прекрасного бойца, но если он не станет прекрасным убийцей, то скоро превратится в очередной гниющий труп.

Даб'ней начала отвечать, но сдержалась и просто кивнула. Она пыталась не вздрагивать, чтобы не выдать своих эмоций по отношению к Закнафейну, но внутри у женщины всё узлом скрутилось от беспокойства. Когда она приняла сделку, предложенную матерью Соулез и незаметно устроила этот бой, боль была такой, что жрица и представить себе не могла.