Текст книги "Компания чужаков"

Автор книги: Роберт Чарльз Уилсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 36 страниц)

Мафалда распахнула дверь, вошла и вырвала фигурку из рук Анны.

– Я просто пыталась понять, что это значит, – пробормотала девушка.

– Amor é cego, – торжествующе ответила Мафалда, убирая фигурку на место и запирая сервант. – Любовь слепа.

Глава 14

Понедельник, 17 июля 1944 года, офис «Шелл», Лиссабон

Мередит Кардью писал карандашом на отдельных листах бумаги, ничего не подкладывая под них, не пытаясь уберечь полированный стол. Анна, как завороженная, следила за его движениями, это мало походило на английскую скоропись, скорее на китайскую каллиграфию: ничто не соприкасалось со страницей, кроме обмотанного платком запястья и кончика карандаша – его Мередит не забывал заботливо очинять в перерывах. Почерк его трудно было бы разобрать, даже глядя ему через плечо: то ли кириллица, то ли китайские иероглифы, отнюдь не латинский шрифт английского языка. Обратную сторону листа Мередит оставлял в неприкосновенности, чистые страницы вытаскивал из особой стопки, что лежала в третьем ящике стола по правую руку. Время от времени он приподнимал страницу и протирал платком полированную гладь стола. Невроз или меры безопасности?

Отчет Анны длился свыше трех часов, потому что Кардью заставил ее как минимум дважды повторить разговоры на вечеринке, а подслушанную беседу между Уилширом, Лазардом и Волтерсом они прогоняли и пять, и шесть раз. Больше всего в этом разговоре Мередита беспокоило слово «русские», и он хотел увериться в том, что произнес это слово именно Уилшир, что произнес его с вопросительной интонацией и что ответа не было.

– Все так, дорогая моя? – подытожил Кардью, когда стрелки часов приблизились к полудню и нахлынувшая жара заставила-таки его снять пиджак.

– О да. Достаточно, сэр? – спросила Анна, горячо молясь про себя: только бы не провалиться на первом же отчете!

– Да, да, прекрасно. Очень хорошо. Неплохо потрудились в выходные. Вас еще вызовут к боссам. Замечательно, правда. Значит, мы ничего не упустили?

«Мы»? – откликнулась мысленно Анна и так же мысленно произнесла имя Карла Фосса. Она упомянула о том, как германский атташе повстречался ей на пляже, и о том, как тот кратко беседовал с Волтерсом за коктейлем, но конечно же в ее рассказе Карл Фосс больше не появлялся, не поджидал ее среди ночи. Ни одно слово из того разговора в беседке не проникло в отчет.

– Мы ничего не упустили, сэр.

– Прекрасно, – повторил Кардью, откладывая карандаш и пересчитывая страницы. Удовлетворенный, он набил трубку табаком. – Нам с вами предстоит полюбоваться редким зрелищем.

Развернувшись в кресле, Кардью прищурился на повисшую за окном, обволакивавшую красные крыши Лиссабона жару.

– Нам предстоит увидеть взволнованного Сазерленда, – посулил он.

Встреча была назначена на 16.00 на тайной квартире по улице де-Мадреш в районе Мадрагоа. После ланча Анне следовало сходить отметиться в Службе государственной безопасности (PVDE), сообщить свой адрес и получить разрешение на работу. Затем она пройдет на Руа-Гаррет и купит пирожные в кондитерской Жерониму Мартинша, пройдет по улице де-Мадреш и трижды позвонит в звонок дома номер одиннадцать. Тому, кто откроет дверь, она должна сказать:

– Я пришла повидать сеньору Марию Сантуш Рибейра.

Если служанка ответит, что госпожи Рибейра нет дома, Анне следует процитировать Шекспира: «Положусь на счастье:/ Часы бегут сквозь злейшее ненастье».<sup>[13]13
  Перевод М. Лозинского.


[Закрыть]</sup> Тогда служанка разрешит ей пройти в гостиную и подождать. Нелепость в добром старом английском вкусе.

В четыре часа с минутами, торжественно зачитав строки из «Макбета», Анна была допущена в комнату с закрытыми ставнями и присела на жесткий деревянный стул, не сразу разглядев в сумраке напротив себя Сазерленда. Тот сидел далеко от окна в мягком кресле с деревянными подлокотниками. Перед разведчиком стояла чашка с чаем и пустая тарелка для пирожных. За его спиной вилась по стене трещина, заканчивавшаяся многочисленными развилками где-то в обшивке потолка. Сазерленд взялся сам разливать чай (позднее Уоллис объяснил Анне: это означало, что Сазерленд ею доволен).

– Лимон? – предложил он. – Молоко в такую жару употреблять не стоит, разве что порошковое. Но ведь это совсем не то же самое, верно?

– Лимон, – согласилась она.

– С лимонами в этом климате проблем нет, – кивнул Сазерленд и откинулся к спинке стула, скрестив ноги, прихватив с собой чашку на блюдце, с краю блюдца пристроив пирожное. Первый вопрос Сазерленда застал Анну врасплох. Когда они стали общаться чаще, она поняла, насколько это типично для него.

– Уилшир… когда он ударил вашу лошадь… из-за чего, по-вашему, это произошло?

– Из-за Джуди Лаверн. На мне был ее костюм для верховой езды.

– Согласно записям Кардью, вернее, расшифровке Роуза, – я-то, хоть озолоти меня, не сумею прочесть ни слова его почерком, – согласно его записям вы так и не спросили Уилшира, какого черта он ни с того ни с сего хлестнул вашу лошадь?

– Нет, сэр.

– А почему?

– Прежде всего потому, что я не хотела выяснять отношения в присутствии майора, а во-вторых, если он понимал, что он натворил…

– Вы хотите сказать, если он сделал это сознательно?

– Он нашел бы отговорку, сделал вид, что все произошло случайно.

– Но, быть может, его интересовала ваша реакция?

– А если он не отдавал себе отчета в своих действиях, это значит, что Уилшир страдает психическим расстройством и с ним надо быть осторожнее. Я решила выждать… посмотреть, что будет дальше.

– Вы не подумали, что таким способом он проверяет вашу легенду?

Эти слова ледяными сосульками впились Анне в кишки. В комнате стояла плотная жара, и от такого контраста слегка закружилась голова.

– Я понимаю, вам было трудно, вы только начали вживаться в ситуацию, но неужели такое предположение не пришло вам в голову? – Сазерленд откусил кусочек пирожного.

– Да, но в ту минуту я больше думала о Джуди Лаверн… после того как жена Уилшира так странно повела себя, увидев меня в ее платье…

– Вам придется откровенно поговорить об этом, – постановил Сазерленд. – Чем раньше, тем лучше. Так и скажете: не хотели объясняться в присутствии майора Алмейды, подумали хорошенько денек и так далее. Предоставьте ему возможность извиниться.

– А если он не станет извиняться?

– То есть это все-таки был бессознательный поступок? В таком случае выходит, что отношения между Уилширом и Джуди Лаверн, к чему бы они ни сводились, превратили его в довольно опасного, непредсказуемого человека.

– Джуди Лаверн – кем она была, сэр?

– Ах да, – вздохнул он. – Накладка. Сплошные накладки. Боюсь, мы никогда не разберемся до конца. Прежде она работала секретаршей в американском «И. Г.».

– Что такое американский «И. Г.»?

– Американский филиал «И. Г. фарбен», немецкого химического концерна, – пояснил Сазерленд. – Из разговора в кабинете Уилшира, который вы слышали, вы уже знаете, что Лазард тоже служил в американском «И. Г». Потом Джуди Лаверн, насколько я понимаю, лишилась работы в Америке, и Лазард пригласил ее в Лиссабон работать на него.

– Значит, она не работала на американцев?

– На разведку? В Управлении стратегических служб? Замечательные у американцев эвфемизмы. Нет, думаю, нет, хотя к единому мнению мы не пришли. Мне кажется, американцы пытались заставить Джуди Лаверн добыть для них какую-то информацию, но она была предана Лазарду и к тому же увлеклась Уилширом, так что с ними сотрудничать не пожелала. И мы до сих пор не знаем, что им требовалось от Лазарда. Эти янки помешаны на секретности, даже теперь, после вторжения в Нормандию, хотя, казалось бы, во имя всего святого… – Усилием воли Сазерленд сдержался, ущипнул себя за переносицу и, собрав усталость в щепоть, стряхнул ее на пол.

– Точно известно, что она погибла в автомобиле? – спросила Анна. – А то говорят и про депортацию…

– Служба государственной безопасности отказала ей в продлении визы, это правда. Ей оставалось три дня до отъезда, это тоже достоверно. Но она погибла в автомобиле, который слетел с обрыва поблизости от поворота на Азойю…

– Но почему ее решили выслать из страны?

– Не знаю, и американцы тоже не знали. Мы думали, это они подстроили депортацию, решили выдернуть Джуди отсюда, раз она не согласилась играть в их игры, но американцы отрицали все наотрез. Говорили, для них это такая же неожиданность, как для самой Джуди.

– Итальянская графиня сказала, что депортацию подстроила Мафалда.

– Не все следует принимать на веру, – возразил Сазерленд. – Бичем Лазард дружен с директором тайной полиции, капитаном Лоуренсу. Он бы выяснил, будь это так.

– Вы думаете, Лазард подозревал, что американская разведка вербует Джуди Лаверн?

– Вероятно.

– И, может быть, его подозрения заходили еще дальше?

– Если бы он решил, что она продала его разведке, он бы не ограничился депортацией.

– Вы хотите сказать, он бы ее убил? – прошептала Анна. – Что ж, она мертва.

– Она погибла в аварии.

– Вы уверены?

– Тайная полиция явилась на место аварии незамедлительно, прочесала все вокруг, за считаные часы провела расследование – тут не любят подозрительных смертей среди иностранцев – и направила рапорт в американское посольство. Американцы остались удовлетворены. Во всяком случае, никаких претензий не предъявляли. Еще чаю?

Она допила последний глоток. Сазерленд подлил чаю в ее чашку. Отлегло, она снова могла дышать.

– Значит, вы думаете, я вне опасности?

– Во всяком случае, до тех пор, пока сохраняется ваше прикрытие, – обнадежил ее Сазерленд. – Мы же не сами внедрили вас в эту компанию, мы воспользовались тем, что Уилшир предложил Кардью комнату для его новой секретарши. Легенда у вас основательная, секретарша Кардью и впрямь беременна и так далее. Вот сами скажите… чего вы, собственно говоря, боитесь?

– Я боюсь, что Джуди Лаверн работала на американскую разведку. Она провалилась, и Лазард или Уилшир – или они вместе – убили ее.

– Полагаете, Уилшир смог бы ее убить? – тихо спросил Сазерленд, внезапно заинтересовавшись той трещиной, что шла вдоль стены и множеством рукавов расползалась по потолку. – Вы же говорите, он ее любил. И наши агенты, видевшие их вместе в Лиссабоне, подтверждают…

Что могут подтвердить агенты, наблюдавшие со стороны, подумала Анна. И так импонировавшие ей слова Фосса вдруг стали отравой, она усомнилась в его отношении к ней.

– Что бы вы почувствовали, – медленно заговорила она, – если б оказалось, что женщина, которую вы любили, – шпионка, что она шпионит за вами? Вы бы решили, что ее любовь – лишь прикрытие, подделка, не так ли? Что она злоупотребила вашим чувством, предала доверие. Разве такое можно простить?

– Да, если бы она была агентом. Но Джуди не служила…

– Вы спросили, чего я боюсь.

– А я вам говорю, что подобные опасения безосновательны, и, даже если б она была агентом, я уверен, у Патрика не поднялась бы рука… Лазард другое дело…

– Вот теперь я совершенно спокойна.

Сазерленд заерзал в кресле. Этот разговор только мешал задуманной им разведывательной операции.

– Хватит переживать из-за Джуди Лаверн, – приказал он. – Никакого отношения к вам она не имеет.

– Не из-за нее ли Уилшир предложил мне жилье? – напомнила Анна.

– Мы рассматривали другую гипотезу: Уилшир хотел поселить англичанку у себя дома, чтобы через нее снабжать нас информацией – или дезинформацией. Но мы пришли к выводу, что у него нет причин затевать столь сложную игру, и зачем бы ему понадобилось так рисковать?

– Кардью говорил, что Уилшир – игрок.

– Верно, – кивнул Сазерленд, вертя в пальцах жетон, попавший к нему через посредство тайника для писем. – Что это такое?

– Один из множества жетонов, которые Лазард передал Уилширу в казино.

– На мой взгляд, ключевая фигура не игрок, а тот человек, который сидит за столиком для баккара и забирает выигрыш. Он-то играет наверняка.

Анна покраснела: надо же оказаться такой дурой! Позволила сбить себя с толку. Нужно было полностью сосредоточиться и обрабатывать информацию, а она отвлеклась на эмоциональную чепуху – так назовет это Сазерленд. Причем «эмоциональная чепуха» не сводится к переживаниям из-за Джуди Лаверн.

– Еще один вопрос… Тот человек, который помог вам доставить Уилшира домой, – напомнил Сазерленд. – Вы не назвали…

– Он не представился.

– Но ведь очевидно, что этот человек следил за вами.

– Это был не Джим Уоллис.

– Да, конечно, я поручил ему присмотреть за вами, но не приближаться вплотную. Если бы он отволок Уилшира в дом, это было бы, так сказать…

– Вероятно, таинственный незнакомец.

– Все у нас таинственные, – проворчал Сазерленд.

– За исключением Бичема Лазарда.

– Да, он, кажется, довольно прост. Его интересуют деньги, и только. Хотя… его отношения с Мэри Каплз несколько удивили меня.

– Вероятно, у супругов Каплз дела обстоят совсем скверно.

– Тут имеется загвоздка. Вы сказали, Каплз работал на «Озалид»?

– Так он сказал мне.

– Мы только что обсуждали американский филиал концерна «И. Г.», – напомнил Сазерленд. – В числе прочих компаний им принадлежат «Дженерал анилин энд филм», «Агфа», «Анско» и… «Озалид». «ГАФ» поставляла хаки и красители для военной формы, что обеспечило им доступ на все военные базы Соединенных Штатов. Все съемки военных учений проявлялись в лабораториях «Агфа» и «Анско», а все чертежи военных объектов печатались на множительной технике «Озалид».

– И вся информация прямиком поступала в Берлин?

– Фе-но-менальное нарушение элементарных правил безопасности, – отчеканил Сазерленд. – Но после Перл-Харбора этому положили конец. «Очистили источники», как они говорят.

– И среди вычищенных оказался Бичем Лазард?

– Вот почему он переехал в Лиссабон. Работает он исключительно на себя самого. Сотрудничает не только с немцами, но среди них у него есть связи на высшем уровне, немцы ему доверяют…

– И американцы тоже.

– Похоже на то, – признал Сазерленд.

– Итак, поскольку Бичем и Хэл Каплз работали в филиалах одной и той же компании, следует допустить, что они могли быть знакомы и раньше?

– Точно мы этого не знаем.

– Вам известно, когда Каплз поступил на работу в «Озалид»?

– Мы запросили более полную информацию у американцев. Придется подождать.

– Какие сведения Хэл Каплз мог бы продать американцам? Что интересует их – на другом континенте, по ту сторону океана?

– Вот именно. Псы уже на пороге их дома, с какой стати интересоваться состоянием псарни? – Сазерленд пососал пустую трубку, ему отчаянно хотелось курить. – Не будем спешить с выводами относительно Каплзов. Рано или поздно американцы поделятся с нами информацией, а мы пока что будем следить за всеми рейсами Лиссабон – Дакар. Теперь ваша задача: проникнуть в кабинет Уилшира и попытаться выяснить, откуда поступают алмазы, где они хранятся, как организована сделка. Выяснить все, что сможете. Если алмазы хранятся в доме, договоритесь с Уоллисом о сигналах, чтобы известить его в тот момент, когда камни заберут.

Теперь по поводу ваших новых знакомых. С Волтерсом все и так понятно. Полагаю, за ужином он раскрылся во всей красе. Для полной ясности: он явился в Лиссабон в начале года в чине полковника СС. Когда отстранили от должности начальника абвера генерала Канариса, Волтерса повысили в чине. Теперь он генерал СС и, по сути дела, шеф немецкого посольства. Кто у нас еще? Графиня делла Треката. Вы отзываетесь о ней с большой симпатией. Не советую откровенничать с ней. Она – женщина опасная, именно потому, что у всех вызывает симпатию. Что касается остальных… сами знаете.

– Вы не упомянули Карла Фосса.

– Военный атташе, человек из абвера. Подчиняется непосредственно Волтерсу, – ответил Сазерленд. Он бродил по комнате и остановился внезапно, словно хотел что-то добавить, но передумал.

– Майор Алмейда?

– Португальский офицер. Не знаю, на чьей он стороне, так что держитесь от него подальше. Все, или остались вопросы?

Если и остались вопросы, на язык они не шли. В комнате было нечем дышать. Наверное, это усталость Сазерленда, постоянное напряжение, в котором он находился, вытеснило воздух из комнаты, подумала Анна, и лишь позднее, когда она возвращалась на станцию, ей пришло в голову, что то было другое, более сильное чувство – честолюбие. Для Сазерленда настал его звездный час.

Карл Фосс еще и сам не понимал, как он счастлив. На этой стадии счастье еще не выдавало себя, поведение Карла со стороны казалось обычным, он не смеялся вслух, не бегал вприпрыжку по улице, не бросал нищим купюры. И все же что-то в нем решительно переменилось: тело сделалось невесомым, ноги сами собой скользили по неровным булыжникам мостовой, он легко соскакивал с тротуара, перешагивал трамвайные пути, любезно уступал дорогу женщинам и даже в одуряющую жару не боялся сбиться с шага. Глаза его смотрели не под ноги и внутрь себя, а вверх и наружу; после многолетнего перерыва он стал замечать ненужные подробности. Фасады зданий, ровные ряды черепицы, витрины магазинов, заборы, собаки, развалившиеся на площади, девушка, высунувшаяся из окна высокого этажа, чтобы развесить белье, припыленные листья деревьев и голубое небо, даже голубое небо над руинами монастыря Карму, разрушенного землетрясением и оставленного в таком скелетообразном виде памятником погибшим в Лиссабоне. Он был счастлив, он перестал смотреть в пустоту внутри. Он больше не терзался мыслями о своем положении.

Карл припустил бегом, завидев людей, пересекавших металлические рельсы фуникулера. Элевадор как раз прибыл. Фосс вовремя сел в кабину, спускавшуюся на Байшу. Дальше по лестнице на улицу ду-Оуру – по две ступеньки зараз – и быстрым шагом к реке. Перешел дорогу и оказался перед зданием банка Осеану-и-Роша, закрытого на время сиесты. Осмотрелся по сторонам в поисках машины, которая должна была встретить его возле банка. Обычно задержка раздражала его, Фосс не любил ждать, но на этот раз почему-то не возмущался. Машина прибыла, Фосс нажал на звонок, соединенный с конторой на первом этаже банка, и четверть часа спустя уже ехал в машине, прижимая к боку аккуратный, увесистый кейс.

Глава 15

Понедельник, 17 июля 1944 года, пригород Лиссабона

Анна сидела в вагоне напротив пары немолодых, лет шестидесяти с лишним, португальцев. У ног хозяев притулился коротколапый, с судорожно вытаращенными глазами пес. У мужчины на шее вздувался зоб размером с небольшую дыню; женщина была так мала, что не доставала ступнями до полу, левая нога у нее опухла вдвое больше правой. Анна предпочла бы не смотреть на бедолаг, но стоило отвести глаза от моря, от парохода, усердно дымившего всеми тремя трубами в выжженное добела небо, как она ловила на себе взгляды всех троих – даже пса. И лишь в третий раз, когда Анна, уводя глаза от непомерной щитовидной железы, уставилась на собаку, она увидела нечто отрадное: сомкнутые руки супругов, спокойно лежавшие на сиденье между ними.

Она прижалась лбом к окну. Передние вагоны изгибались перед ее глазами серебристой змейкой, в стеклах отражался океан. От устья Тежу уходили в море песчаные отмели, коричневым гребнем отступал от берега прибой. Перенестись бы туда, остаться одной на берегу или в море, лишь бы вдали от неразрешимых городских хитросплетений! Анна оглянулась через плечо: Джим Уоллис уткнулся носом в «Диариу де Нотисиаш». Он поднял глаза, но не встретился с ней взглядом. Насчет алмазов они договорились с утра: какой сигнал подать, если камни будут выносить из дома. Анна вновь обернулась к волнам за окном. Разум ее кружил вокруг неподвижной точки: Карл Фосс, офицер абвера.

Нужно с этим покончить. Покончить с чем? Как называется то, что происходит между ней и Карлом, то, чему она должна положить конец? Поцелуй. Больше ведь ничего не было? Прекрати думать об этом, приказывала она себе. Гамбит Роулинсона. Главная опасность – в мыслях. Просто покончить с этим, и все. Упростить уравнение. Сократить иксы.

И о Джуди Лаверн следует забыть. Только впусти ее за скобки, и вновь уравнение станет неразрешимым.

Сазерленд поручил ей обыскать кабинет Уилшира. Разумно ли это? Стоит ли идти на такой риск? Американцы наверняка поступают более мудро: следят за Лазардом. Он – посредник, тут и сомневаться нечего. Ключевая фигура.

Только сейчас Анна заметила, что сидит, подавшись вперед, сверля взглядом податливую шею женщины напротив. Усилием воли она заставила себя откинуться к спинке. Поезд со скрежетом затормозил: станция Пасу-де-Аркуш. Старики поднялись и вышли, женщина все так же держала мужа за руку, пес семенил между ними.

И снова Карл Фосс – упорнее, настойчивее прежнего.

Что, в сущности, они успели сказать друг другу? Выкурили совместную сигарету. Соприкоснулись губами. Ничего не произошло – и все изменилось. Они не были знакомы и впредь ничего не узнают друг о друге сверх того, что положено знать, а это – заведомая неправда. Но так ли уж хочет человек знать о другом человеке? Знать все? Или все, за исключением того, что поддерживает в нас интерес, – сущности, тайны. Узнать ее – умертвить.

Мысли множились – n в квадрате, n в кубе, n в степени n.

Анна прошла через площадь к Эштурилу. Жара все еще давила невыносимо, но то была умирающая жара, жара, никнущая утомленно к домам, обвисшая на безмолвных пальмах. И Анна тоже устала, ей хотелось прилечь после долгого дня, после многих часов изнурительных размышлений.

Дорожка наверх показалась длиннее прежнего. Чуть ли не спотыкаясь, Анна одолела лужайку и прошла в дом сзади, через стеклянные двери. Из гостиной доносились голоса. Анна заглянула в комнату. При виде нее Мафалда и графиня делла Треката смолкли. Сазерленд так ничего и не сказал Анне о Мафалде, быть может, списал хозяйку дома со счетов: что с нее взять – несчастная женщина. Графиня приветливо похлопала рукой по дивану.

– Заходите, расскажите нам о мире за этими стенами, – позвала она.

Мафалда надела к чаю синее платье – и гипсовую маску на лицо, белую, холодную и невыразительную.

– Мир печатания под диктовку нынче показался мне скучноватым. – С этой отговоркой Анна попыталась ускользнуть, но графиня чуть ли не силой усадила ее на диван.

– Вас что, и на обед не выпустили?

– Я ходила в Службу государственной безопасности оформлять документы.

– Но вы же должны были поесть хоть раз за день!

– У мистера Кардью было сегодня слишком много работы.

– Будь я такой молоденькой, ни за что бы не поехала в эту глушь, в Лиссабон, да еще секретаршей!

– Я хотела работать в Женской Королевской военно-морской службе, но меня не взяли из-за легких. Врачи забраковали.

– Но тут-то вы бегаете повсюду, – проворчала Мафалда так, словно речь шла о домашнем животном, к повадкам которого нужно присмотреться.

– В Лондоне я задыхалась, стоило мне два квартала пройти.

– Лондонский смог, – посочувствовала графиня. – Страшная вещь.

– Мама говорит, все из-за бомбежек.

– Этого следовало ожидать. – Судя по интонации Мафалды, если ожидать и «следовало», то лично она этого не ожидала. – Нервы доведут до чего угодно.

– А что думает об этом ваш отец?

Откуда ни возьмись всплыла картинка: мать жестко отчитывает ее, наседает как староста в школе.

– Мой отец? У меня нет… – Анна осеклась: угрожающий образ матери на мгновение нарушил тщательно выстроенную легенду, в которой она имела обоих родителей. – У меня ни малейшего представления о том, что он думает, – неуклюже вывернулась она.

– Как странно, – прокомментировала Мафалда. – Мой отец всегда интересовался здоровьем детей. Он мог бы врачом стать.

– А я своего отца не знала, – вздохнула графиня.

– Да, вы о нем никогда не упоминали, – подтвердила Мафалда.

– Он наблюдал за погрузкой корабля в Генуе, и груз сорвался, сбросил его за борт. Прийти ему на помощь не успели, отец утонул. Мать так и не оправилась от этого удара, стала требовательной, придирчивой. Никто не мог ей угодить. Зато и дожила до глубокой старости.

– Моя мать тоже трудный человек. – Слова вырвались прежде, чем Анна успела прикусить себе язык.

– Надо полагать, в ее жизни тоже случилось большое горе, которое ожесточило ее.

– Ваша мать работает? – поинтересовалась Мафалда.

Анна упустила нить разговора. Она даже не могла припомнить, что делает – согласно легенде – ее «мать». Забыла все, даже имя. Эшворт – это ясно, но имя?

– Работает, как и все, – осторожно выговорила Анна, каждую минуту надеясь услышать внутреннюю подсказку, но память молчала. – Все работают на оборону.

Ладно, сойдет и так, вариантов нет. Придется все учить заново. Как могла она забыть имя? Все равно что забыть мировую знаменитость. Надо тренировать память. «Унесенные ветром». В главной роли… главную мужскую роль играет Кларк Гейбл, а женскую, Скарлетт О'Хара… Ну же, думай!

– Вы не расхворались, милочка? – всполошилась графиня. – Сегодня такая жара!

– Простите, вы что-то сказали? День был утомительный, мне бы и правда…

Что с ней творится? Никогда прежде такого не было. Ты – мисс Эшворт. Играешь свою роль. Заучи реплики.

Но вот она здесь, на сцене. Вот публика, а все слова растерялись. Нет готовых реплик, только паника ураганом проносится в голове.

– Мафалда спрашивала о вашем отце, милочка. Он на фронте?

– Нет, – прошептала Анна, тщетно пытаясь сглотнуть. Похоже, ее мозг разучился подавать даже простейшие команды.

– Нет? – настаивала графиня, обе женщины так и впились глазами в Анну.

– Нет, – повторила Анна, и слезы наконец-то хлынули, слезы усталости и разочарования в самой себе. Имя отца она тоже не могла вспомнить, забыла его профессию. Другое имя – Жоаким Рейш Лейтау заслонило все. – Нет, он умер!

– Неужели погиб под бомбежкой? – содрогнулась Мафалда.

– Вы расстроены, – посочувствовала графиня, – вам бы пойти и прилечь.

– Нет, не от бомбы, – ответила Анна, пытаясь выгадать хоть пару секунд. Небольшая передышка, и она снова войдет в роль. Она смотрела вниз, на ноги Мафалды. В настоящем театре там должна бы находиться будка суфлера.

– Так что же произошло, милочка? – поощрила ее заинтригованная графиня.

В углу окна показалась решетка радиатора – подъехала машина. Мафалда торжественно объявила, что ее супруг наконец-то возвратился домой.

– Жара, – пролепетала Анна, с трудом поднимаясь. – Прошу прощения.

Пошатываясь, она вышла из комнаты, чуть ли не бегом проскочила коридор, спасаясь от грозного свиста в ушах; так, подумалось ей, слышится рыбе (если рыба наделена слухом) свист разматываемой лески. Анна пробежала мимо Уилшира, только что вошедшего с парадного входа, и поспешно поднялась по лестнице, укрываясь от его взгляда, сверлившего ее сквозь перила красного дерева. Влетела в свою комнату, плотно закрыла дверь. До чего же скверно! Неужели она провалилась? Упала на кровать. Постепенно дыхание выровнялось, она смогла проглотить слюну. Откуда такая слабость? Провела, как говорили в школе, «инвентаризацию яиц»: трещины обнаружились, но все уцелели. Попила теплой водички из кружки на прикроватном столике.

Легенда – проще не придумаешь. И вот, пожалуйста! Анна разделась, провела пальцем по влажному позвоночнику, потом посмотрела платье на свет: так и есть, темная полоса тянется посредине спины. Не страшно, ее легенда никому тут не известна, никто не заметит. Встала под прохладный душ, намылилась, смыла с себя пот. Никто не знает, никто не заметит. Вытерлась насухо и легла, обнаженная, на кровать, прикрывшись одним лишь полотенцем. Тайная полиция знает. Она собственноручно заполнила анкету. Грэм Эшворт, бухгалтер, и он жив. Вот все и вернулось. Наконец-то. Легенда – проще не придумаешь.

Подъехала еще одна машина. Анна поднялась с кровати и, завернувшись в полотенце, подошла к окну. Только этого ей и не хватало! Карл Фосс вылез из-за руля, обошел автомобиль, вытащил с пассажирского сиденья кейс, тяжело повисший на его руке. Анна почувствовала, как сводит спазмой желудок, как закручивается серебряная нить. Карл остановился перед дверью. Прижавшись лицом к стеклу, Анна разглядывала Карла почти отвесно сверху. Вот он проводит рукой по запавшим щекам, насильно меняет выражение лица.

Одевшись, Анна прошла по коридору в пустую спальню над кабинетом. Голос Фосса уже доносился снизу. Анна присела у камина. Пустой обмен любезностями, позвякивает о стакан горлышко бутылки, шипит содовая. Его губы касаются тонкого края бокала…

– В Лиссабоне опять пекло? – поинтересовался Уилшир.

– Да, и говорят, надолго.

– В такие дни я вспоминаю Ирландию, легкий бесконечный дождь.

– А когда возвращаетесь в Ирландию, скучаете по здешней жаре?

– Вот именно, герр Фосс. Мы жаждем разнообразия, больше ничего.

– Я никогда не вспоминаю Берлин, – вздохнул немец.

– Там сейчас дожди посерьезнее.

– Моя мать перебралась к родственникам в Дрезден. Прежде она жила в Шлахтензее, и бомбардировщики пролетали прямо над ней по пути в Нойкольн. Известно ли вам, что бомбометание отнюдь не относится к числу точных наук? В саду моей матери упало три бомбы, и, к счастью, все три оказались неисправными.

– Нет, о неточности бомбометания я понятия не имел.

– Но если бомб достаточно много… – Фосс не договорил. – А вот что бы вы сказали о бомбе другого рода, мистер Уилшир? Бомба, которая может разом уничтожить целый город. Людей, дома, деревья, памятники. Все живое и все следы, оставленные человеком.

Короткая пауза. Потрескивает дерево. Наконец-то по изнуренным пальмам и пиниям прошелестел ветерок. Хозяин предложил гостю сигарету, и тот с благодарностью принял. Заскрипели стулья.

– Вряд ли это возможно, – произнес наконец Уилшир.

– Вы так думаете? – переспросил Фосс. – Но взгляните на развитие военной техники, и вы увидите: такое решение напрашивается. В начале прошлого века мы только входили во вкус, стреляли друг в друга из ненадежных ружей. В начале нынешнего столетия мы косили целые отряды прицельным огнем пулеметов и сбрасывали друг другу на головы снаряды с большого расстояния, даже не видя противника. Прошло двадцать лет – и вот вам воздушные налеты, тысячи бомбардировщиков, танки, за считаные дни придавливающие и покоряющие целые страны, беспилотные ракеты, летящие на сотни миль. Будет только естественно – учитывая изобретательность человека в делах разрушения, – если кто-то придумает окончательное оружие. Поверьте мне, скоро это произойдет. Одно только хотелось бы знать… Каковы будут последствия?

– Быть может, на том войны и прекратятся.

– Значит, это будет во благо.

– Да… В конечном итоге.

– Вот именно, мистер Уилшир! А в ближайшем итоге… тут-то главная проблема, верно? Прежде всего тем, кто создаст это оружие, потребуется продемонстрировать его мощь и свою готовность беспощадно пустить в ход эту мощь. А это значит, что, до того как кончится война, какая-то столица – в зависимости от того, в чьи руки попадет оружие, – Москва, Берлин или Лондон, может исчезнуть с лица земли.