Текст книги "Компания чужаков"

Автор книги: Роберт Чарльз Уилсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 36 страниц)

Глава 11

Воскресенье, 16 июля 1944 года, дом Уилшира, Эштурил

Во второй половине дня жара настаивалась до максимальной крепости и «Дом орла» погружался в тишину. На западной стороне дома, где Анне отвели комнату, жарко было даже при закрытых ставнях, а если включить вентилятор, его рокот не даст уснуть. Прихватив купальник, халат и полотенце, Анна спустилась к пляжу. От жары над Эштурилом поднималась дымка, где море, где небо – не различишь.

Ни ветерка в соседних с центральной площадью садах. Поникла увядшая листва пальм, опустели уличные кафе. Анна пересекла дорогу, затем серебристые рельсы, ползущие мимо безлюдной станции, и вышла на пляж. Разбудила сторожа, разлегшегося в тенечке возле купальной кабинки, заплатила ему и пошла в кабинку переодеваться.

Поначалу и пляж казался безлюдным, однако на пути к морю Анна заметила парочку, мужчину и женщину, лежащих рядом на песке. Выдал их пес, который усердно рылся в песке у их ног. Женщина в белом раздельном купальнике поднялась отогнать пса, и обнаружилось, что в углублении песка рядом с ней лежит кто-то еще. Поправив солнечные очки в белой оправе, женщина вставила сигарету в короткий черный мундштук и настойчиво заговорила с валявшимся в полубессознательном состоянии мужчиной. Анна расстелила полотенце метрах в шести от этой парочки и пса, прислушалась к американскому – сомнения нет – прононсу.

– Хэл! – завывала женщина в белом. – Хэл!

– У-гу! – лениво отозвался Хэл.

Соломенная шляпа целиком закрывала его лицо, на груди расслабленно покоилась рука с недокуренной сигарой.

– С какой стати мы должны рассыпаться в любезностях перед Бичемом Лазардом?

Молчание. Женщина легонько пнула своего спутника в ногу.

– Да-да. Бичем Лазард, ясное дело. Ты вот не заводись, а вспомни, за каким чертом мы сюда приехали. А, Мэри? Зачем мы в Лиссабон притащились?

– За деньгами, – скучающим голосом ответила она.

– Точно.

– Пока что мы ничего не заработали.

– И это верно. Знаешь почему?

– Потому что ты решил, будто наш золотой ключик – Бичем Лазард. А вот я думаю…

– Слышал сто раз, что ты думаешь. Но других контактов у меня нет.

Женщина присела на пятки и огляделась по сторонам. Анна пристально изучала песок у себя под ногами. Хэл снова захрапел. Мэри покачала головой, поднялась и прямиком направилась к Анне.

– Вы говорите по-английски?

– Я англичанка.

– Отлично! – Женщина представилась: – Мэри Каплз. Я сразу поняла, что вы нездешняя. Сидите одна-одинешенька на пляже. Португалки так себя не ведут.

– В самом деле?

– Пока еще нет. От дуэний девчонки избавились, но ходить куда-то сами по себе еще не научились. Вы хоть раз видели португалку в баре одну, без спутника?

– Я не…

– Вот именно! – подытожила Мэри и выбросила догоревший окурок из мундштука.

Хэл всхрапнул, чуть ли не захрипел, и вывел носом замысловатую фиоритуру.

– Мой муж Хэл… Вон он валяется… Шуму-то, шуму, – проворчала Мэри, печально поглядывая на мужа, словно тот был приговорен к пожизненной инвалидности. – Напился за обедом. Напился вчера вечером в казино. Играл на рулетке. Выиграл. Когда он выигрывает, он напивается. Когда проигрывает, тоже. Он всегда напивается, и точка.

– Я тоже была вчера в казино, – вставила словечко Анна. – Но вас там не видела.

– Я предпочитаю оставаться дома, когда он идет играть.

– А живете вы где? – из любезности спросила Анна.

– Так, одно местечко в Кашкайше. А вы где?

– Мне отвели комнату в Эштуриле, в доме Уилшира.

– Славный особнячок. Мы с Хэлом приглашены туда нынче вечером на коктейль. Там и встретимся?

– Наверное. – От смущения Анна провертела пяткой дыру в горячем песке. – А вы тут еще каких-нибудь американцев знаете? Мне послышалось, вы упоминали Бичема Лазарда.

– Еще бы… Нельзя сказать, чтобы он ходил у меня в любимцах.

– А женщину по имени Джуди Лаверн вы знали?

– Слыхала про нее. Но мы с Хэлом всего два месяца как приехали, она тут была раньше.

– Но что же с ней все-таки случилось, не знаете?

Почти незаметная пауза – один удар сердца, – потом Мэри ответила:

– Мне кажется, ее депортировали. Что-то неладно было с визой. Она пошла в Службу безопасности, как полагается, вы тоже будете ходить каждые три месяца, а ей не продлили визу. Дали три дня, чтобы собрать вещи. По-моему, так это произошло. Джуди Лаверн? – Она повторила имя, словно это могло помочь ей вспомнить, и отрицательно покачала головой.

– А почему ей отказали в визе?

– Служба государственной безопасности объяснений не дает. Это же тайная полиция. Делают, что вздумается, ничего хорошего от них не жди. То есть нам, иностранцам, не так уж страшно, вышлют из страны на худой конец… или нет, они могут сперва сунуть тебя в камеру, а потом уж выслать, но сделать ничего не сделают.

– Сделать? Что сделать?

– Своих-то они пытают. – Мэри засунула очередную сигарету в черный мундштук. – Хэл все про это знает: на обложке пальмы да казино, а внутри… Вы тут недавно, верно?

– Но ведь Джуди Лаверн где-то работала? Почему никто не вступился за нее?

Над этим вопросом Мэри поразмыслила с минуту.

– Вы только что помянули Бичема Лазарда, – намекнула она.

– Меня представили ему вчера вечером в казино, – пояснила Анна. – Так она работала на Лазарда?

Мэри сочувственно опустила уголки слишком густо накрашенного рта:

– Уж если он не смог ей помочь, никто бы не сумел.

– А чем занимается Бичем Лазард?

– Если вы хотите делать дела в этом городе – все равно с кем, с правительством, с союзниками, с наци, с кем угодно, – вам понадобится посредник. Бичем Лазард. Во всяком случае, так говорит Хэл.

– Вам он не нравится… Я слышала, вы говорили…

– Бог бы с ним, но он распускает руки, а я считаю себя чем-то вроде музейного экспоната: смотреть смотри, а руками не трогай. – Женщина машинальным движением сдвинула очки на лоб и потерла переносицу.

Те времена, когда Мэри Каплз называли красавицей, миновали. Несомненно, когда-то она была хороша, но зеленые глаза под темными бровями утратили прежний блеск, потускнели, как будто повидали чересчур много. Прожив на свете тридцать с лишним лет, Мэри внешне пока еще не поддавалась, но ее разум неутомимо работал, и после стольких лет усилий, страхов, попыток все держать под контролем первые следы усталости проступили на ее лице.

– Что ж Бичем Лазард не помог ей?

– Почему вас заинтересовала Джуди Лаверн? – напрямую спросила Мэри и впервые глянула на Анну в упор.

– Сегодня утром мне дали костюм для верховой езды, оказалось, это ее костюм, – осторожно ответила Анна. – Патрик Уилшир повез меня кататься в серру. Я хотела бы разобраться, что здесь к чему.

– Добро пожаловать в Эштурил, – сказала Мэри и снова опустила тонированные очки на глаза.

– Намекаете, что Уилшир крутил с ней роман?

Мэри кивнула.

– И кто-то подстроил депортацию?

– Не знаю, – уже с некоторым раздражением отозвалась американка. – Спросите Бичема Лазарда. Его приятель, капитан Лоуренсу, – директор Службы государственной безопасности.

– Вы хотите сказать, это он решил избавиться от Джуди?

Мэри застыла, затем принялась нервозно ощупывать купальник в поисках зажигалки, которая осталась на песке возле недвижного тела ее супруга.

– Прикурить надо, – пробормотала она и двинулась обратно к мужу, который все так же лежал навзничь, коптя послеполуденный воздух своей вонючей сигарой.

Кто-то стремительно промчался мимо обеих женщин и плюхнулся в море, погреб прочь от берега уверенным кролем.

– Тайная полиция, – продолжала Мэри, закуривая сигарету и предлагая закурить Анне, – это государство в государстве. Им никто не указ… Я так и не спросила, как вас зовут?

– Нет еще. Анна. Анна Эшворт.

– Вы тут по работе?

– Я работаю в компании «Шелл». Секретарем. Мой босс дружит с Патриком Уилширом, тот предложил мне поселиться в особняке.

– Кто ваш босс?

– Кардью. Мередит Кардью. – Озноб пробежал по коже, Анна отчетливо сознавала: теперь уже Мэри выжимает из нее информацию.

– Мерри, – подхватила женщина. – Так его зовет Хэл: Веселый Мерри. Все-то он лыбится. Ничего не говорит, только смотрит на тебя и лыбится.

– Ну вот, он и есть мой босс.

– Кто бы подумал, что эти двое найдут общий язык, – пробормотала Мэри. – Веселый Мерри и Пэт. Чиновник из нефтяной компании и этот… пират.

– За чей же счет он пиратствует?

– Вы плохо разбираетесь в пиратах, Анна, – ответила Мэри, зачем-то рисуя на песке огромное сердце. – Никто не знает, где они странствуют и где захватывают добычу.

Они покурили молча. Анна уже мечтала закончить разговор и окунуться в океан, удрать подальше от американки с ее грубым акцентом, от обмена информацией, в результате которого она, вполне вероятно, останется в долгу.

– На вашем месте, – сказала Мэри, стирая нарисованное на песке сердце, – я бы не вникала. Довольно с вас того, что на поверхности. Пальмы и казино, так гораздо приятнее.

– А-ай!!! – завопил вдруг Хэл, задергался и далеко отшвырнул от себя окурок сигары.

– Бедняжка Хэл пальчики обжег, – пособолезновала Мэри. – Мы тут, Хэл!

Хэл поднялся на ноги, подул на ладонь. Теперь Анна узнала его: тот самый американец, который прижимал ее к груди «на счастье», когда выиграл в рулетку, а другой рукой притиснул птичку, за которой ухаживал Уоллис. Мэри представила Анну мужу, тот вежливо кивнул, глянул на часы и решил, что пора и долой с пляжа. Анна смотрела им вслед, догадываясь, что Мэри пересказывает мужу весь их разговор. Догадаться было нетрудно: Хэл то и дело оглядывался, как будто сожалея, что не познакомился с Анной поближе, только потряс перед ней обожженными пальцами.

Наконец-то Анна сбросила купальный халат и подошла к морю. Осмотрелась – никого. Потуже завязала волосы и спрятала их под купальную шапочку. Зашла глубже, бросилась в воду и поплыла, делая частые гребки, с силой раздвигая ленивые волны. Плывя, она ни о чем не думала, пусть океан смоет с нее все проблемы, пусть кожа пропитается прикосновениями волны и воздуха. Как отрадна прохладная вода, в которую погружается разгоряченное лицо! Она поймала ритм, освобожденное от дум тело продвигалось вперед ровно и гладко, руки гребли не хуже весел, и, четко поворачивая голову, Анна успевала сделать вдох из-под взметнувшейся над водой руки.

В очередной раз подняв голову, чтобы глотнуть воздуха, Анна успела понять, что сейчас произойдет столкновение, – сработал радар, но отвернуть не успела. Тошнотворный удар кости о кость, лицо Анны, продолжая движение вперед, скользнуло над плечом встречного пловца, и его плечо пришлось ей в горло, руки ее бессильно взметнулись в облаке пены и солнечных зайчиков. Скатившись с твердых мужских плеч, Анна снова рухнула в море, изо рта пошли пузыри. Свет померк, она погрузилась в пучину, только ноги еще бились в мутном хаосе на поверхности воды.

И наступила тишина. Бесшумный, расслабленный покой, точка в вечности, где нет места панике. Нет паники, даже если перед мысленным взором скользнет зачем-то алебастровое лицо матери, и горящий дом, и деревянная нога Роулинсона, и монахини, и впервые осмысленная, прекрасная своей лаконичностью формула, и вращающееся колесо рулетки, и скачущий шарик из слоновой кости, и напоследок Мэри…

Чужие руки вторглись в ее подмышки, в глаза ударил нежеланный солнечный свет, воздух и вода разом, яростно хлынули в легкие. Задыхаясь и кашляя, Анна извергла жгучую, как кислота, жидкость. Она билась и сопротивлялась так, словно ее тащили не к привычной земной жизни, а куда-то в новое и неведомое. Все было слишком реально: прикосновение чьих-то губ к ее шее чуть пониже затылка, тихие слова, воспринятые не слухом, а кожей. Голова Анны бессильно запрокинулась, но движение не прекратилось, встречный пловец подхватил ее и увлекал за собой, она чувствовала под собой ровные взмахи его ног, чувствовала надежную руку, обхватившую ее поперек туловища; голубое небо, покачиваясь, плыло вослед, и ей казалось, она снова лежит в коляске в саду, в Клэпэме.

Пловец выбрался на берег и уложил Анну лицом вниз на песок. Из ее рта и носа ровными непрерывными струями текла вода. Коснувшись испачканной в песке рукой головы, девушка нащупала основательную шишку, уже набухавшую возле виска.

Смерть… дважды за один день… – пришла в голову нелепая мысль. Вот что происходит, когда покидаешь дом. Неужто мир за пределами очерченного родителями круга так опасен?

Мужской голос доносился издали, звук полый, слабый, отдающийся эхом, как будто ее голову сунули под стеклянный колпак. Тот самый голос она слышала прошлой ночью. Лицо резко очерчено, слишком тонкую кожу кости будто распирают изнутри, наверное причиняя боль. Голубые глаза, светлые волосы. Ямочка на подбородке. Загадочное лицо: и сильное, и ранимое, наивные и проницательные глаза. Непонятная грусть перехватила горло.

– Кто вы? – с трудом выговорила Анна и впервые почувствовала страх. Заморгала, опустила взгляд, вместо ямочки на подбородке увидела его небольшие соски, съежившиеся от холода.

– Карл Фосс.

Глава 12

Воскресенье, 16 июля 1944 года, Эштурил

Она очнулась на неразобранной постели. Грубоватое покрывало царапало щеку, висок горел и пульсировал, а колени, как у эмбриона, поджаты к самому подбородку. Воздух за распахнутым окном стал по-вечернему прохладным, холодил неукрытую спину. Стены комнаты окрасились в прозрачно-розовый, водянистый цвет. Перекатившись на бок, Анна уткнулась взглядом в глубокое лиловое жерло облака, наискось разрезавшего светло-голубой свод.

Что ж подушка-то промокла насквозь? В ухе застряла вода, неприятно шумит. Анна села, потрясла головой, теплая вода потекла из уха на щеку и подбородок. Свела колени, уставилась в щелку между ними, и обрывки недавнего разговора замельтешили на туманном горизонте ее разума.

– Вы немец? – пропыхтела она тогда на пляже.

– Да, я военный атташе германского посольства в Лапа.

А что, она думала, он сюда на каникулы приехал?

– Мы знакомы?

– Пока еще нет.

– Я вас где-то видела?

– Тогда я не представился, – пояснил он. – Вчера вечером я отнес вашего спутника в дом.

– Вы следили за мной?

– Ваш спутник был пьян. Было ясно, что вам понадобится помощь.

– Но я видела вас раньше… В казино, возле рулетки.

– Рулетка меня мало интересовала.

Что потом? Купальная кабинка. Пахло нагретым деревом, скрипел под ногами песок, надо поосторожнее дотрагиваться до ободранных, занозистых планок. Он… то есть Карл… он сидел снаружи на приступке, уже облачился в брюки хаки, белую рубашку без воротника и в сандалии на босу ногу. Потом они шли обратно, через рельсы, вверх по склону мимо садов. Молчали. Или разговаривали, но эти реплики пропали бесследно, память не удержала их. За руки не держались, но шли так близко друг к другу, что его рука и плечо порой почти касались ее, и Анна чувствовала, как шевелится пушок на ее коже. У садовой калитки позади казино попрощались. Ничего лучшего не придумала, как протянуть ему руку со словами:

– Я так и не поблагодарила вас.

Карл покачал головой: мол, не за что.

– Подумать только, в Атлантике не разминулись! – усмехнулся он.

Анна поднялась в дом по широким ступенькам, мысленно повторяя ту странную фразу: «Рулетка меня мало интересовала».

И вот теперь она лежала в постели, сложив руки на животе, и следила, как меняет свои очертания лиловое облако, превращается в подобие еврейского семисвечника. Думала о непонятной стране, где люди все держат в себе, напряженное молчание доны Мафалды кажется предсмертным криком, за безупречными манерами Уилшира в любой момент может разверзнуться черная бездна безумия, и – что стоит за напряженной сдержанностью Карла Фосса?

К дому подъезжали машины, слышно было, как повизгивают на щебне колеса, когда они сворачивали возле фонтана. Захлопали двери, вот-вот начнется праздник. Истерическое, мертвящее веселье воцарилось средь увитых глициниями стен под окном Анны. Вспыхнул наружный свет, разогнав розовый полумрак ее комнаты, неестественные желтые полосы легли на потолок.

На стуле в изножье кровати висело вечернее платье – чужое, приглядевшись, поняла Анна – и к нему пояс и даже чулки. Не раздумывая, она ступила внутрь платья и натянула его на себя, но белье оставила свое. Современный покрой, полуночно-синий атлас свободно расходился на груди, открывая глубокое декольте. И пара атласных туфелек в тон. В узком длинном ящичке на столе (чье-то имя выведено на его донышке увядшими золотыми буквами) обнаружилось жемчужное ожерелье. Так же автоматически Анна надела и его. Жемчуга матово забелели на фоне ее кожи, успевшей потемнеть за пару часов, проведенных на пляже. Еще несколько машин подъехало, громче стали всплески стеклянного смеха у фонтана.

– Энрике! – вопила какая-то девица.

– Франсуаза! – слышалось в ответ. – La deesse de Lisbonne.<sup>[7]7
  Богиня Лиссабона (фр.).


[Закрыть]</sup>

– Dieter, wo ist meine Handtasche?

– Ich weib es nicht. Hast du im Wagen nachgeschaut?<sup>[8]8
  – Дитер, где моя сумочка?
  – Не знаю. Ты посмотрела в машине? (нем.).


[Закрыть]</sup>

И, перекрывая шум, иронический английский возглас:

– Иоу! Миртл! Не была ли ты со мной на судах под Милами?<sup>[9]9
  Под Милами состоялось одно из важнейших морских сражений Первой Пунической войны – лет эдак за 200 с хвостиком до н. э.


[Закрыть]</sup>

– Заткнись, Джулиан. Пьян уже в стельку?

– Из трупа, что ты в саду похоронила, цветочки еще не выросли?

– Ты и выговорить толком не можешь!

– Пошла ты!

Ладони Анны увлажнились, когда она посмотрела вниз на сверкающий металл машин, на мужчин в темных костюмах, на разнаряженных дам, дожидавшихся, чтобы их подхватили под ручку. Анна пригладила и заколола волосы, провела пальцами по ушибленному виску, проверяя, уменьшилась ли шишка. Наложила перед зеркалом помаду, попыталась заглянуть в себя, но не проникла глубже сияющих черных зрачков. Платье вернуло ей уверенность в собственных силах, она снова почувствовала себя актрисой, как в день приезда.

Анна решительно двинулась по коридору, но громкий взрыв смеха неподалеку от лестницы остановил ее. Голоса слышались из комнаты по левую руку, дверь была распахнута. Она заглянула внутрь и убедилась, что комната совершенно пуста, не было даже кровати. Голоса особенно отчетливо звучали возле камина. Сосчитав двери, Анна сообразила, что находится над кабинетом Уилшира. С утра она проходила мимо кабинета, видела мельком книжные стеллажи вдоль стен, стол и сейф. Опустившись на колени возле очага, Анна прислушалась.

В комнате под ней собралось трое: Уилшир, Бичем Лазард и еще кто-то, говоривший по-английски с густым горловым акцентом. Порой этот иностранный голос и Уилшир переходили на немецкий, уточняя какой-то вопрос, и тогда резко и нетерпеливо вмешивался Бичем: «Что такое? Что вы сказали?»

Тем не менее из разговора довольно скоро выяснилось, что «немецкоязычные» не блокируются против Бичема, напротив, немец и Бичем Лазард объединяют свои усилия, чтобы оказать давление на Уилшира, который не хочет им уступать.

– Говорите что хотите, – ворчал Уилшир, – но, пока швейцарцы не подтвердят, что деньги прибыли, товар вы не получите.

– Разве мы когда-нибудь подводили вас, друг мой? – возражал немец.

– Нет, но рисковать я не стану.

– Может быть, вы сочли, что из-за высадки союзников во Франции мы решили больше не направлять свои фонды на данный вид деятельности?

– Это ваше дело. Мое дело – убедиться, что за товар заплачено. Сами знаете, товар принадлежит не только мне. Я говорю от лица группы продавцов… Это не заурядная сделка – «посылка» таких размеров и качества.

– Я знаю одно: вечером вторника будет рейс в Дакар, он отлично стыкуется с рейсом в Рио в среду утром, – настаивал Лазард. – Камешки должны быть на борту.

– С чего такая спешка?

– В Нью-Йорке ждет покупатель.

– Он куда-нибудь денется?

– Интересующий нас товар может достаться конкурентам.

Недолгое молчание. Слышен шум вечеринки. Опять подъехал автомобиль.

– Русским? – уточнил Уилшир.

Нет ответа.

– Когда деньги попадут в Цюрих?

– В пятницу.

– Что ж, раньше мы вели дела по-другому, – вздохнул Уилшир. – Вам придется дать мне хоть что-то, чтобы я мог убедить людей, которых я представляю. Может быть, они согласятся войти в ваши обстоятельства.

– Что дать? – резко переспросил немец.

– Полагаю, речь идет о бонусе, – намекнул Лазард, процентщик.

– Насчет бонуса можно поговорить, – уступил немец, – но сначала посмотрим товар.

– Теперь моя очередь напомнить, – изготовился к отпору Уилшир. – Я-то вас никогда не подводил.

– Полно, Пэдди, – буркнул Лазард.

– Хоть раз я подвел вас? – твердил Уилшир. – Нет, никогда! Выполнял все ваши инструкции до запятой! В этой «посылке» нет ни одного мельче тридцати карат.

– Нас больше интересуют качество и цена, – возразил немец. – На этот раз требуются не промышленные камешки. Последняя посылка из Конго не вполне нас удовлетворила, и вашему ангольскому товару мы доверяем больше, но это не значит, что мы не обратимся, если что, снова в Леопольдвиль.

– Мой товар уже здесь, прямо сейчас, – заторопился Уилшир. – Готов к отправке в Дакар, как только…

– Почем? – отрубил немец, словно опустилось лезвие гильотины.

– Что вы дадите авансом? В знак добрых намерений?

– Эскудо, – предложил Лазард.

– Эскудо ни к чему… а вот то, за что вы покупаете эскудо…

– Золото? Оно хранится в государственном банке Португалии, его нельзя…

– Нельзя? – Голос Уилшира окреп. – А я слышал, после шестого июня всякое бывало.

Молчание. Ледяное, ощетинившееся молчание. Анна смотрит в камин, где валяется обуглившаяся шишка пинии: чешуйки ее раскрылись, обнажились почерневшие и побуревшие орешки. Заскрипели половые доски в коридоре. Анна осторожно повернула голову, сердце заметалось между бурдюками легких. В дверную щель она разглядела мелькнувший подол ночной сорочки.

Сняв туфли, на цыпочках Анна подошла к двери. Предупредительный сигнал сработал в мозгу – она вовремя прикрыла рукой ярко светившийся жемчуг.

Мафалда стояла на пороге комнаты, где жила Анна, однако всматривалась не в комнату, а в неосвещенный коридор у себя за спиной. Опять бродит ночами как лунатик?

– О чем речь, Пэдди? – донесся голос Лазарда из кабинета внизу.

Анна сжала кулаки: Мафалда вошла в ее комнату.

– Совпадение: союзники высадились в Нормандии, Салазар наложил эмбарго на экспорт вольфрама.

– Он и раньше налагал эмбарго…

– Но на этот раз все всерьез. Салазару больше не угрожает оккупация. Он заигрывает с победителями. Три моих рудника в Бейре закрыты… официально. Приставлена охрана. Какой-то англичанин разъезжает по стране и проверяет, чтоб никакие работы не велись. И все же… все же…

– Выкладывай, Пэдди!

– И все же золото продолжает поступать. Две партии только за прошлый месяц. Если б это консервированные сардины так выросли в цене, я бы уже об этом знал. Я бы уже в это влез.

Снова молчание. Немец переваривает слишком точную, на его вкус, информацию Уилшира. Анна так вытянула шею, что голова затряслась от напряжения. Пора возвращаться в свою комнату. Дверь распахнута, оттуда бьет с улицы свет, и в открытое окно рвется шум вечеринки. Мафалда содрала с кровати простыни и нюхает их, словно кобель, учуявший запах сучки в охоте.

Анна щелкнула выключателем. Захваченная врасплох ярким светом, Мафалда застыла между дверью и окном, заморгала, ошарашенная. Отступила, но, кажется, она лишь симулировала растерянность.

– Что вы тут делаете? – спросила хозяйка.

– Это же моя комната!

– Зачем вы вернулись сюда?

– Дона Мафалда, вы знаете, кто я?

Женщина вышла на середину комнаты, под тонкой хлопчатобумажной рубашкой тряслись обвисшие груди и бедра.

– Будь у молодых девиц хоть капля порядочности, они бы не лезли в чужие семьи!

– Меня зовут Анна Эшворт. Я приехала из Англии, не из Америки. Я не Джуди Лаверн.

Это имя заставило Мафалду вздрогнуть, руки взметнулись к ушам, но поздно: она уже все услышала. Опрометью метнулась к двери, едва разминулась с Анной и понеслась по коридору как огромный мотылек, готовый размозжить свое тело о любой источник света.

Убедившись, что коридор пуст, Анна вернулась в комнату над кабинетом. Заседание внизу продолжалось. Уилшир и Лазард, очевидно, теперь остались наедине.

– Откуда вы узнали о поступлениях в банк Осеану-и-Роша?

– А что? Вы не знали?

– Разумеется, знал! – Но Лазард блефовал.

– Вероятно, из того же источника, что и вы, – усмехнулся Уилшир. – Вопрос в другом: вам известно, что они собираются покупать за алмазы в Нью-Йорке?

– Доллары! – с готовностью ответил Лазард.

– А на доллары? – гнул свое Уилшир.

– Запоздалые угрызения совести, а, Пэдди?

– Мне известно, что вам по вкусу это «Пэдди», но лично я предпочитаю, чтобы меня звали «Патрик», если вас это не затруднит, Бичем!

– Без проблем, Патрик.

– С чего бы мне терзаться угрызениями совести? – Слышно было, как чиркнула спичка. – Терзаться любопытством – это да. Почему такая срочность, такие нервы по поводу этой конкретной сделки? Да и требования необычные к размеру и качеству товара. По рыночным ценам тут будет на миллион долларов.

– Одно могу сказать: понятия не имею, – открестился Лазард.

– Вы не имеете понятия?

– Как слышали.

– Значит, никто ничего не знает, – задумчиво произнес Уилшир. – Даже ваши приятели в американской разведке.

– Возможно… вы не подумали, Патрик? Возможно, об этом нам и не следует знать.

– Век невинности давно миновал, Бичем.

Анна спустилась в темный зал на первом этаже и по неосвещенному коридору вышла на заднюю террасу, где под желтым светом, струившимся от садовых фонарей, бурлила светская вечеринка. Издали Анне помахал рукой Кардью. Она протиснулась между затянутыми во фраки джентльменами, подхватила с проплывавшего мимо нее подноса бокал шампанского и почувствовала, как кто-то подхватил ее под локоток. Обернулась и уткнулась в белую манишку и свободно висящий фрак Хэла Каплза.

– Вы познакомились с моей женой на берегу. – На этот раз он обращался к ней приветливее.

– Мы с вами познакомились еще до того, мистер Каплз.

– Хэл, – поправил он, явно заинтригованный. – Зовите меня Хэл.

– Ваша жена тоже здесь?

– Там где-то, – небрежно отмахнулся он и вытащил пачку «Лаки Страйк».

Они дружно закурили, отпили по глотку шампанского, внимательно присматриваясь друг к другу.

– Мэри говорит, вы работаете в «Шелл»?

– Верно… А чем вы занимаетесь, она не сказала, разве что пытаетесь завязать дружбу с Бичемом Лазардом.

– Я работаю на компанию «Озалид». Продаем копировальные аппараты, ну, вы знаете, чтобы снимать копии с чертежей, архитекторам это нужно. В Лиссабоне строительный бум, так что мы решили, самое время занять тут рынок и-и-и подождать, пока в Европе закончится война, а мы тут как тут… Кучу денег заработаем.

– Занятно.

– Врать не буду, работенка не слишком увлекательная. Но заработок есть, а уж когда Айк войдет в Берлин… золотая жила. Представить себе только, в каком состоянии будет город!.. – Он покачал головой, ослепленный открывающимися перед ним перспективами.

– А вы знаете, что я англичанка?

– Правда? – переспросил он. Не то чтобы очень удивился, но угадал, что надо изобразить удивление.

– Мы, англичане, странные люди. Сотни лет ухлопали на то, чтобы построить империю, и денег при этом заработали немало, и все же – вот в чем странность – разговаривать о деньгах у нас не принято. Чудно, право… У нас это считается невоспитанностью.

– Вы уж извините меня, Анна.

– Не стоит извиняться. Просто мне стало интересно, когда я заметила разницу между американцами и англичанами. Вы говорите о деньгах, мы – нет. Наверное, потому что… моя мать сказала бы, что в таком разговоре человек «выставляется», привлекает к себе внимание, а в Англии это чуть ли не уголовное преступление.

– Да неужто?

Тут Анна припомнила еще одно правило, усвоенное во время подготовки: не пытайтесь иронизировать в разговоре с американцами.

– Из-за этого мы и смертную казнь никак не отменим.

– Передайте от меня своей матушке, – заговорщически прошептал Хэл, прикрывая рот краем бокала, – что деньги – главное в жизни, а коли про них молчишь, так их и не сделаешь. А влюбляться у вас, зануд, не запрещено?

Удар под дых: Анне представилось, как ее мама объясняется в любви с Роулинсоном, как помогает ему отстегнуть деревянную ногу. О некоторых вещах не то что говорить – думать не следует.

– Не знаю, – пробормотала она, и весь задор из нее вышел.

– Зубы сжать! – напомнил ей Хэл известную английскую присказку и продемонстрировал, как это делается.

– Не стоит корчить такую рожу.

В глазах у Хэла мелькнул огонек – то ли интерес, то ли уважение. Анна окинула взглядом толпу и внезапно почувствовала себя свободной. Ее никто не знает, ей никто не знаком. Здесь она может быть кем пожелает… лишь бы не забывать, что она – Анна Эшворт.

– В рулетку играете? – перешел к делу Хэл.

– Мы с вами уже играли.

– Когда это?

– Вчера вечером. Вы зажали меня под мышкой, а по другую сторону – ту petite grive.

– Что еще за «птит»?

– Вашу маленькую птичку, – пояснила Анна. – Не советую вам играть в рулетку, Хэл. Слишком велики шансы в пользу банкомета.

– Так и думал, что вы не играете. По лицу видно.

– Наконец-то вы познакомились, – приветствовала их подоспевшая Мэри.

– Ага, – пробормотал Хэл и слегка отступил, чтобы посмотреть, как дальше будут развиваться события.

– Я пыталась убедить Хэла не играть на рулетке, – похвасталась Анна. – Показать, что шансы не в его пользу.

– Вот бы вам удалось!

В проеме застекленной двери возник Бичем Лазард. Хэл обхватил Мэри длинной рукой за плечи и повлек ее прочь.

– Извините нас, Анна. Лапонька, вон Бичем. Надо с ним поговорить. До скорого, Анна, – распрощался он.

– Пока, Хэл.

Мэри успела подмигнуть ей. Они приблизились к Лазарду, и тот тоже облапил Мэри, помял ей плечо. Анна докурила сигарету, допила теплое шампанское и мысленно похвалила себя. Чья-то рука убрала пустой бокал и взамен подала ей полный.

– Шишка стала поменьше, – отметил Карл Фосс.

– Это потому, что я выспалась и пришла в себя. – Легкий светский задор, охвативший ее в пикировке с Хэлом, куда-то испарился.

Карл и Анна остановились плечом к плечу на краю веранды, изучая собравшихся.

– Я хотел спросить вас кое о чем, но боялся показаться… черствым.

– Потому что на самом деле вы черствы, – подхватила она, однако реплика вышла не забавной, как ей хотелось, а резкой. Но Карл засмеялся в ответ. Похоже, оба они волновались одинаково.

– Ну да, такой вопрос… слишком научный, я бы даже сказал, клинический…

– Да в чем дело?

– Я хотел бы знать: когда вы тонули, ваша жизнь прошла у вас перед глазами? Все говорят, будто в этот момент человек успевает увидеть всю свою жизнь.

– Значит, старики тонут дольше, чем молодые? – съехидничала Анна. – Пока досмотрят пленку до конца.

– С такой точки зрения я об этом никогда не думал.

– Кое-что я успела увидеть, но не сказала бы, чтоб это была «вся жизнь». Больше похоже на ленту новостей, да и новости довольно скучные. А что бы в таком случае увидели вы?

– Боюсь, мой фильм был бы мало похож на «Унесенных ветром».