Текст книги "Гибель на промежуточной станции"

Автор книги: Ричард Мередит

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 18 страниц)

19

“Итак, меня сделали адмиралом”, – думал про себя Абсолом Брейсер в темноте своего отсека, облокотившись спиной о металлический цилиндр, который поддерживал биохимические процессы его жизнедеятельности. – Не ожидал этого сейчас. Я считал, что вернусь обратно на Землю, проведу около года в госпиталях, а затем снова попаду на войну, но чтобы стать адмиралом! Тем более сейчас.

“Теперь ты вряд ли вернешься на Землю, адмирал”, – сказала циничная часть его разума.

“А, может, вернусь, – возразил он сам себе. – Прошло почти три недели со времени первой атаки Промежуточной. Джиллы могут и не вернуться. Возможно, мы просто просидим здесь до тех пор, пока не дождемся замены с Земли, а затем продолжим свой полет, как ни в чем не бывало, даже больше того – с новым адмиралом в экипаже: “Но джиллы могут и вернуться! Слишком высоки шансы, адмирал”.

– “Роджер!” – мысленно позвал он.

– “Да, Кап… Адмирал”.

– “Значит, ты тоже иногда ошибаешься, Роджер?”

– “Да, иногда бывает, сэр. Я не считаю себя совершенным”.

Брейсер улыбнулся.

– “Как ты сейчас смотришь на вещи, Роджер?”

– “На борту, сэр?”

– “Ну, да, и это тоже”.

– “Вы хотите, чтобы я честно ответил, сэр?”

– “Ну, да”.

– “Я не очень доволен тем, как обстоят дела, сэр”.

– “Ты не доволен действиями команды?”

– “Да, они очень медлительны. Они не, в состоянии воевать”.

– “Я знаю это, Роджер и надеюсь что нам не придется”.

– “А если вы не правы, сэр?”

– “Тогда мы приложим все усилия, и все. Разве ты можешь как‑нибудь помочь им?”

– “Могу кое в чем, но ни я, ни механический компьютер не в состоянии уследить абсолютно за всем. Мы не в состоянии воевать и это одна из причин, почему корабли нуждаются в команде”.

– “Я знаю”.

– “Вы только правильно поймите меня, сэр. Большинство ваших людей старается изо всех сил. Я уверен, что они выкладываются до конца, возможно, что если появятся джиллы, они будут действовать еще лучше”.

– “Возможно”.

– “Вы требуете от них слишком многого, сэр”.

– “Я знаю об этом, Роджер, но мы во что бы то не стало должны поддержать работоспособность Промежуточной, – Брейсер сделал паузу. – Роджер, я требую от них большего, чем требуется от тебя, или столько же?”

– “Что вы имеете в виду, сэр?”

– “Ну, ведь, ты был…”

– “Теперь я понял, сэр, но сомневаюсь, что смогу вам ответить. Видите ли, сэр, я пострадал гораздо больше, чем вы. Абсолютно все мое тело было уничтожено. От меня осталась лишь голова, плечи и часть позвоночника”.

Брейсер на мгновение почувствовал тошноту. Он тоже многое потерял: обе ноги, глаза и даже часть черепа; он умер, но его оживили и сказали, что смогут восстановить ему все на Земле. Но Роджер, или кто бы там ни был под именем “Роджер”, не имел этой возможности.

– “Когда меня вернули с того света, сэр, – продолжал Роджер, – я был всего лишь мозгом, плавающим в питательном растворе. Я не мог ни слышать, ни чувствовать, ни даже думать как следует. Об этом несложно говорить, гораздо сложней это понять. Так, вот, мне втолковали неким образом о том, что со мной случилось и о том, что собрать меня снова невозможно – как Шалтая–Болтая”.

“Вся королевская конница и вся королевская рать”, – процитировал Брейсер про себя, не позволяя своим мыслям выйти на такой уровень, чтобы они были услышаны Роджером. Раздавленный как яйцо, размазанный по палубе корабля. Есть ли вообще моральное право возвращать человека к жизни после такого? И все же Роджер был теперь жив и, в своем роде, даже счастлив. Возможно это было правильно.

– “От меня просто ничего не осталось, – звучал в его голове голос Роджера. – Если бы я захотел, они могли бы ну скажем, оставить меня в покое. То есть, либо дали мне возможность умереть, либо сделать из меня космический корабль. Они просто спросили меня, хочу ли я жить, адмирал. Они не просили от меня новой смерти. А от своих людей вы просите именно это”.

– “Я знаю”.

– “То же самое вы требуете и от себя, сэр, – Органический Компьютер корабля на мгновение сделал паузу. – Я доволен своей новой жизнью, сэр. Это может показаться странным, но все обстоит именно так. Я даже более счастлив, чем когда бы то ни было раньше. Вы не можете себе этого представить, но вас и нельзя назвать счастливым”.

– “Сейчас это не важно, Роджер”.

– “Тогда что же важно?”

– “Промежуточная Станция, – Брейсер сделал паузу. – Роджер, прежде всего я хотел спросить тебя вот о чем: как ты думаешь, я поступил правильно? Нам стоило остаться?”

– “Я уже говорил вам, сэр, что не могу решать за вас”.

– “Ради Бога, Роджер, я не прошу тебя брать на себя мою ответственность. Я просто прошу моральной поддержки”.

– “Я не могу дать вам ее, сэр”.

– “Почему?”

– “Просто не могу”.

– “Ты считаешь, что я поступил неправильно?”

– “Не знаю, сэр. Я не уверен. Я трезво оцениваю ваши шансы”.

– “И каковы же шансы?”

Роджер ответил волной эмоций, которые на лице человека изобразили бы горькую усмешку.

– “Я не могу оценить их точно, сэр. Хотелось бы. Но посмотрите. Во–первых, велики шансы, хоть я и не знаю насколько велики, что джиллы повторят атаку силами намного превосходящими наши. Во–вторых, шансы велики, и я опять же не знаю насколько они велики, что вернутся они в самое ближайшее время”.

– “Хорошо, продолжай”.

– “Ладно, если они вернутся, сэр, и если их силы будут превосходить наши, то они просто сметут нас, нас и Промежуточную Станцию заодно. Я не хочу погибать ни за что”.

– “Я тоже не хочу, но как ты можешь говорить, что мы погибнем ни за что?”

– “Тогда, за что же, сэр? В случае атаки, мы можем продлить жизнь Промежуточной лишь на несколько часов. Всего несколько часов и все! Несколько часов”.

– “Да, но…”

– “Что но, сэр?”

– “Возможно именно эти несколько часов и будут для Промежуточной крайне необходимы”.

– “Адмирал, шансы того, что мы окажемся полезными в чем‑то для Промежуточной весьма и весьма незначительны”.

– “Ты вероятно прав, Роджер. Но мы не можем быть уверенными в этом до тех пор, пока это не произойдет?”

– “Полагаю, да, сэр”.

– “Оставайся со мной, Роджер, – резко оборвал его Брейсер. – Ты мне нужен”.

– “А я никуда и не собираюсь, сэр. Без вас, по крайней мере”.

Брейсер мысленно улыбнулся.

– “Спасибо, Роджер, спокойной ночи”.

– “Надеюсь, вы хорошо отдохнете, сэр”.

Брейсер хотел было принять таблетку снотворного, но передумал. Включив свои “глаза”, он осмотрел в темноте отсек.

Зоркие приборы различили очертания журнального столика, кресел и письменного стола, который он в действительности не мог использовать, шкафов и картин на стенах. Ничего. Ничего, что бы представляло хоть какую‑нибудь важность, имело хоть какую‑нибудь цену для него.

Это был просто отсек. Место. Нора и не более того. Комната не несла в себе ничего личного. Ничего, что бы могло указать на характер или природу проживающего в ней человека. Ни о чем нельзя было сказать “это мое”.

“А о какой личности я могу говорить сейчас? – спросил он себя. – Разве я имею личность? Разве я не квазиорганическая машина, как Роджер? Нечто, что лишь отчасти является человеком?”

“К черту! Хватит, Абсолом”.

Он снова отключил приборы своего зрения, погрузив свой мозг в кромешную тьму, и начал считать с нуля, в надежде, что это позволит ему уснуть.

20

“Один. Два. Три”.

Если бы у Абсолома Брейсера была левая нога, то он мог бы сказать, что она у него страшно болит. Его нервная система упорно заявляла, что в несуществующей левой ноге что‑то страшно болит в районе лодыжки. Боль пульсировала, медленно перебираясь вверх по не существующей голени к несуществующему колену.

“Черт возьми, – снова подумал он, – эти проклятые врачи могли бы хоть что‑то сделать с этим”.

Сто девять. Сто десять. Сто одиннадцать.

Он продолжал считать, стараясь уснуть, чтобы отдохнуть хоть немного.

Перед его “глазами” заплясали бессмысленные абстрактные узоры. Красное амебообразное пятно выползло откуда‑то снизу и пульсируя начало расти, олицетворяя собой боль в несуществующих ногах и являясь ее видимым воплощением, оно росло до тех пор, пока не заполнило собой все поле зрения.

Четыреста семнадцать. Четыреста восемнадцать. Четыреста девятнадцать.

Красная амеба исчезла, проглоченная неимоверно черной чернотой. Боль все еще пульсировала в его воображаемых ногах, но уже не так сильно. Она проходила.

Пятьсот двадцать два. Пятьсот двадцать три. Пятьсот двадцать четыре.

Черноту усыпали звезды и она стала уже не такой уж черной. Рядом, в нескольких световых неделях, находилась солнцеподобная звезда. Он вспомнил, что это UR-339–72 по Каталогу Брестона, и что он должен запомнить ее.

Она имела шесть планет. Планетарная система обычного типа. Родственница Солнечной системы. Ни одна из планет не годилась для жизни людей, но на одной из них находилась небольшая наблюдательная станция.

Шестьсот пятьдесят три. Шестьсот пятьдесят четыре. Шестьсот пятьдесят пять.

Четвертая планета системы звезды UR-339–72 была похожа на примитивную, еще не развившуюся Землю. Это была планета, которая подошла бы для человека, если бы в ее атмосфере содержалось бы достаточно кислорода. Возможно, населяющие ее псевдо–бактерии – единственная форма жизни, когда‑нибудь, насытят атмосферу кислородом, но ждать этого пришлось бы миллиарды лет. Именно на этой планете находился автоматический наблюдательный пост Лиги – электромеханическая станция, которая сканировала пространство вокруг UR-339–72 из‑под покрова атмосферы планеты, наблюдая за полетами грузовых кораблей джиллов.

На станции не было людей, она управлялась компьютерами, которые каждую стандартную неделю высылали на базу, которая находилась на Карстаирсе, зонд с наблюдениями за последнюю неделю. Каждые шесть стандартных месяцев в эту область пространства вторгался звездолет Лиги, садился на четвертую планету, пополнял запас зондов на станции, а затем тихо и быстро возвращался обратно.

Но со станцией что‑то произошло. Задолго до того, как должен был кончиться запас зондов, станция перестала посылать сообщения. Прошел целый стандартный месяц, а со станции не было никаких вестей. Служба разведки известила об этом Вальфортский Гарнизон на Адрианополисе, и тот послал к планете линейный боевой звездолет “Креси”.

Абсолом Брейсер был капитаном этого звездолета.

Семьсот три. Семьсот четыре. Семьсот пять.

Двумя неделями позже звездолет “Креси” выключил сверхсветовые двигатели в шести световых неделях от четвертой планеты UR-339–72 и начал осторожно прощупывать пространство вокруг себя. Если бы пост наблюдения был атакован, он передал бы сообщение об этом. Сообщение, посланное обычными радиоволнами, должно было приниматься сейчас именно на расстоянии в шесть световых недель. Никакого сообщения обнаружено не было.

“Креси” продвинулся вперед на три световых недели и снова принялся ощупывать пространство. Снова ничего нового.

Включив сверхсветовые двигатели, “Креси” подошел к пустынному миру на расстояние в несколько световых минут и включил свои сверхчувствительные электромагнитные локаторы, в надежде услышать хоть аварийную тревогу станции наблюдения, но было тихо.

Поставив людей у боевых пультов, подняв экраны, держа оружие наготове, но не прекращая наблюдение, корабль Лиги двинулся к планете на субсветовой скорости. Кроме радиопомех от желтой звезды и шума далеких звезд и галактик не было слышно ничего, ни сигналов “SOS” со станции, ни гортанной болтовни коммуникаций джиллов.

Четвертая планета из маленькой точки уже превратилась в небольшой полумесяц.

На спине Абсолома Брейсера выступил холодный пот. Что‑то было не так. Пост наблюдения мог быть полностью уничтожен, он и все системы обеспечения. Могло произойти короткое замыкание в его силовых цепях. Могли подвести солнечные батареи. Могло. Но, что‑то было не так. Это можно назвать предчувствием, каким‑нибудь шестым чувством или чем‑то еще, но, видит Бог, что‑то было не то.

Восемьсот тридцать. Восемьсот тридцать один. Восемьсот тридцать два. Абсолом Брейсер продолжал считать, но сон никак не приходил.

Перед его мысленным взором продолжали развиваться события: теперь расстояние до планеты уже измерялось километрами, а не световыми единицами. Капитан Брейсер поставил боевой звездолет на широкую спиральную орбиту вокруг желто–серой планеты, снова провел наблюдение, пригляделся прислушался и удивился

Ничего. Звездолет пролетел прямо над станцией и послал ей идентифицирующий сигнал – никакого ответа.

Медленно прошли шесть часов. Затем, еще семь. Восемь. Они провели на орбите целый стандартный день, не заметив ни вражеской активности, ни признаков того, что неприятель захватил автоматический пост.

В конце концов, Капитан Брейсер, преодолев свои страхи и сомнения, и отдал приказ о посадке линейного боевого звездолета “Креси”, чтобы разобраться с произошедшим на месте.

Корабль развернулся на сто восемьдесят градусов и на мгновение включил ядерный двигатель в направлении противоположном его движению по орбите. Вниз. Корабль вошел в желтые ядовитые пары, которые служили этому миру атмосферой и стал спускаться к пустынной поверхности, на которой стояла станция наблюдения.

Осталось сто километров. Потом, пятьдесят. Двадцать. Десять. Пять. Один.

Звездолет повис на гравитационных лучах в километре над станцией и снова стал всматриваться и вслушиваться. Все то же самое. Ничего.

– Сядем вон там, – сказал капитан своему первому офицеру, указывая на посадочную площадку в нескольких сотнях метров к западу от молчащей станции.

– Есть, сэр, – ответил первый офицер. Он нажал на кнопки на пульте управления, отдал распоряжения, и корабль снизился.

На высоте пятьсот метров от поверхности линейный боевой звездолет “Креси” снял защитные экраны.

Когда он был на высоте четыреста метров, взлетели торпеды джиллов.

Из десятков мест вокруг молчащей станции, опираясь на столбы разрушенных атомов поднялись зловещие черные цилиндры, неся в себе смерть для экипажа “Креси”.

– Поставить экраны! – закричал Брейсер. – Уходим отсюда! Все энергетические пушки – на уничтожение торпед!

Торпеды двигались с субсветовой скоростью и на низкой высоте, но все же их скорость была достаточно высокой, и когда они набрали скорость, проследить за ними взглядом было невозможно. Капитан Брейсер и остальные члены команды не видели торпед, но с этим справлялись лазерные радары, наводящие на них энергетические пушки.

Включился двигатель корабля. Звездолет вздрогнул, рванулся перед и вверх, прочь от планеты и настигающих его торпед. Люди на борту ощущали перегрузку даже несмотря на включенные гравитационные компенсаторы.

Но торпеды двигались быстрей, и хотя лазерные сканеры находили, а энергетические пушки уничтожали их, времени было недостаточно, чтобы уничтожить их все.

“Креси” уже вышел из атмосферы, когда одна из торпед настигла его, взорвавшись где‑то по середине корабля мегатоннами ада. Силовые экраны к тому времени были уже подняты, но еще не достигли своей номинальной мощности, поэтому, хоть они и отразили основную часть энергии взрыва от звездолета, защитить корабль они не смогли. Оболочка звездолета была пробита, а людей и воздух всосал в себя наполненный радиацией вакуум.

Еще не успев подняться с палубы, куда бросил его взрыв, Капитан Брейсер понял, что ждет их выше, за пределами атмосферы, под палящими лучами UR-399–72: боевой звездолет джиллов, доселе где‑то спрятанный и не обнаруженный, выдвигался теперь на удобную позицию для последнего удара.

Линейный боевой звездолет “Креси” жестоко пострадал, но он еще мог сражаться. Он мог хорошо расплатиться с джиллами за свое разрушение, расплатиться сполна.

Брейсер прокричал приказ, и на экране монитора увидел, как из гибнущего звездолета вырвался целый рой плазменных торпед, которые, осветив своими двигателями черноту космоса, рванулись в сторону неприятельского корабля. Увидел он, также, ответный залп торпед и энергетической пушки противника.

Увидел он и плазменную торпеду, которая прорвалась сквозь защитные экраны “Креси”, когда торпеды стали взрываться возле вражеского корабля, разрывая его на части. “Креси”, в свою очередь, тоже стал разваливаться на части. Но Брейсер смотрел только на торпеду, изображение которой отпечаталось на мерцающих и гаснущих экранах, которая продвигалась к нему уже сквозь оболочку корабля, прожигая на пути керамику металл и парастекло. Он почувствовал ее жар – ужасный, невыносимый, почти звездный жар. Затем он увидел, как пол под ним накаляется сначала докрасна, потом добела, как огонь поднимается по его телу, сжигая по пути его члены. После этого своими глазами он не видел больше ничего.

Он не помнил, как из потайных углов выскочили стоящие наготове роботы, которые схватили его изувеченный труп и сунули его в охлаждаемый жидким гелием гроб. Он тогда был уже мертв.

Одна тысяча восемнадцать. Одна тысяча девятнадцать. Одна тысяча двадцать.

Разбитый, почти нацело уничтоженный корабль джиллов потихонечку направился туда где джиллы чинят свои поврежденные корабли и лечат их изувеченные команды. Полуразрушенный линейный боевой звездолет “Креси”, на борту которого остались лишь роботы и трупы людей в анабиозе, лег на довольно стабильную орбиту вокруг четвертой планеты UR-399–72 и оставался там до тех пор, пока его там не обнаружил другой звездолет с Адрианополиса. Все, что осталось от команды “Креси” было перенесено на борт пришельца и доставлено на Адрианополис, где части из этих людей, так же как и Абсолому Брейсеру, было возвращено некое подобие жизни.

Одна тысяча девятьсот девяносто восемь. Одна тысяча девятьсот девяносто девять. Две тысячи.

Ему опять предстоит тоже самое.

Абсолом Брейсер уснул.

21

Брейсер стоял в одиночестве в офицерском кубрике (он просто не мог сесть) и потягивал кофе из чашечки.

Доктора на Адрианополисе сказали ему, что он может есть и пить почти все, что ел и пил раньше, так как желудок сохранился, даже несмотря на то, что часть кишечного тракта была заменена трубками из пласти–плоти. Однако, алкоголь был для него запрещен потому, что его искусственные внутренности не могли его усвоить и, кроме того, он вызывал их коррозию. Вопреки этому, а, может, именно из‑за этого, ему всегда страшно хотелось выпить виски, и ряды бутылок за стойкой бара, на который он облокачивался, отнюдь не уменьшали его желания.

Он достал из пачки сигарету и посмотрел на нее некоторое время, прежде чем закурить. К счастью, легкие у него были настоящие, и он мог наслаждаться ароматом высококачественных сигарет Адрианополиса.

Он успел сделать одну глубокую затяжку, когда дверь открылась, и в кубрик вошла офицер связи Эдей Цианта Увидев адмирала, она остановилась, попятилась назад, а затем спросила:

– Я не помешаю, сэр?

– Конечно же нет, мисс Цианта, – ответил он. – Заходите.

Как и многие другие на борту “Йово Джима”, раны Эдей Цианты сразу не бросались в глаза неискушенному наблюдателю. Ей относительно повезло. Когда она попала под обломки здания во время первой атаки джиллов на Мидвуд, у нее оторвало ноги, но тазовые и часть бедерных костей сохранились при ней. Конечно, она истекла кровью до смерти, прежде чем спасательная команда освободила ее, но ее вытащили до того, как началось разложение ее мозга, и она была тут же положена в анабиоз. Как только она была оживлена, и ей сделали переливание крови, ее ноги были заменены протезами, которые были очень похожи на настоящие ноги, и она стала с нетерпением ждать того дня, когда она получит настоящие ноги вместо своих протезов.

– Что вам угодно? – спросил механический бармен, прокатившись вдоль стойки бара и остановившись напротив офицера связи.

Брейсер посмотрел на свою чашку кофе, а затем на женщину.

– Не обращайте на меня внимания, – сказал он. – У вас свободное время. Выпейте, если хотите.

Он сказал это потому, что почувствовал, что ей было неудобно пить алкогольные напитки в присутствии адмирала, который пил кофе.

– Хорошо, – сказала она, – тогда “старого”, пожалуйста.

– Будет сделано, – произнес веселый голос крабоподобного бармена, и его длинные телескопические клешни принялись за работу.

“О чем мы теперь будем говорить?” – мысленно спросил себя Брейсер, чувствуя, что в воздухе между ним и Эдей Циантой появилась некая невидимая преграда, природу которой он не мог и не хотел анализировать. Затем, он отругал себя за то, что создает себе новые проблемы на пустом месте.

– Как дела на мостике? – спросил он ее, принимая во внимание то, что она только что сдала свою вахту, и это была какая никакая тема для разговора.

– Когда я уходила, было все нормально, сэр, – ответила она. – Все в полном порядке.

– Это хорошо, – сказал Брейсер, стряхивая пепел с сигареты и наблюдая за тем, как его собеседница отхлебывает жидкость из стакана, который поставил перед ней бармен.

– Адмирал, – сказала она неуверенно и замолчала.

– Да? – спросил он.

Она посмотрела на свой стакан и выпила все его содержимое, прежде чем задать свой вопрос.

– Адмирал, а мы вообще когда‑нибудь долетим до Земли?

Брейсер подумал, что этот вопрос, наверное, теперь мучает каждого, – “Что я могу ответить? Солгать? Успокоить?”

– Да, – сказал он, заставив себя воспроизвести улыбку на остатках своего лица. – Думаю, что долетим. Я сам серьезно рассчитываю на это.

Эдей Цианта с трудом улыбнулась ему в ответ, но постаралась отвести от него глаза.

– А вы сомневаетесь? – спросил он.

– Да сэр, – спокойно произнесла она, разглядывая дно своего стакана. Затем, она поставила его на стойку и заказала новый.

На секунду Брейсер подумало том, стоило ли предупредить ее, чтобы она не пила слишком много, но потом решил не делать этого. Пожалуй, для нее было лучше выпить, если она того хотела. Это хоть немного, но могло ей помочь. Да, он знал всякие пошлые замечания о том, что выпивка никогда ничего не решала. Может и так, но иногда она помогала просто снять напряжение, сделать или сказать то, что никогда не сделал и не сказал бы трезвый, и многим это очень сильно помогало. Вероятно она тоже была из этой породы людей.

“Но тогда, даже если это поможет ей сбросить пар, то как же насчет него? – спросил он себя. – Что же будут означать для него ее слова, если она скажет. Что скажет? Что она может сказать из того, что имеет для него значение?” Но, он знал. Он знал.

– Садитесь, – произнес он, наконец, указывая на один из табуретов перед баром.

Эдей улыбнулась в его сторону, и не глядя в его искусственные глаза села на указанное место.

– Вас беспокоит что‑то, мисс Цианта? – услышал он свой голос, как будто не он, а кто‑то еще говорил его ртом. Он не хотел знать об этом.

– Нет, сэр, – ответила она спокойно.

– А мне кажется, что беспокоит, – произнес он, ощущая в себе некую неопределенность, – иначе, вы бы не задали мне свой вопрос.

“Черт возьми, Абсолом, заткни свою глотку, – сказала некая часть его сознания, – это все равно никому не поможет”.

– Извините, сэр, – возразила она, – это не важно.

Она снова уставилась на дно стакана.

“Забавно, – подумал Брейсер, глядя на нее в профиль, – она очень похожа на Донну. Донна, Донна, Почему это должно было случиться именно с тобой?”

Он старался не думать о Донне и о том, что с ней случилось, о том, что сделали джиллы с бедной прекрасной Донной на той далекой холодной планете, но его разум не давал этого забыть, как и многие другие вещи.

Майор Донна Брит, служившая в войсках связи, вышла за муж за Командора Абсолома Брейсера вскоре после своего перевода в Вальфортский Гарнизон на Адрианополисе. Она была маленькой, смуглой и симпатичной, как Эдей Цианта (по иронии судьбы тоже офицер связи). После свадьбы ее направили на станцию связи на Порт Абель – внешнюю планету системы Адрианополиса. Это было в те времена, когда люди думали, что джиллы не осмелятся приблизиться к Адрианополису. “Боже! Как все тогда ошибались!” – подумал Брейсер.

Джиллы оказались храбрее, чем думали о них люди, или глупее, или везучее, но однажды, они проникли в систему Адрианополиса и провели внезапную атаку на Порт Абель, уничтожив его сторожевые корабли и укрепления на поверхности планеты. Они высадились на планету и в рукопашной схватке перебили почти всех ее защитников, и захватив всех оставшихся в живых и самое новейшее секретное коммуникационное оборудование, полетели прочь.

Командор Абсолом Брейсер командовал тогда патрульным звездолетом “Конев”, который входил в состав отряда, который Адрианополис послал вслед улетающим джиллам, и который настиг их в дюжине световых часов от Адрианополиса и уничтожил. Ни один из кораблей не избежал возмездия.

Командор Брейсер был одним из первых, кто вошел в разбитый флагманский корабль небольшого флота джиллов, уничтожившего Порт Абель, и одним из первых, кто обнаружил уничтоженное коммуникационное оборудование и останки заложников.

Что заставляло джиллов резать на части людей? Может, таким образом они пытались понять нас? Неужели они считали, что, разрезав человека на куски, они смогут узнать как он думает, что им движет? Это легко списать на некое абсолютное зло. Это было бы просто, но очень неаккуратно. Вполне вероятно, что они имели свои причины, которые были ясны для них и абсолютно непостижимы для нас.

Все это обнаружил Брейсер и те, кто были вместе с ним: заложники (теперь, слава Богу, они все были мертвы в вакууме разрушенного корабля джиллов) были разобраны на части, как человек разобрал бы машину, чтобы узнать ее принцип действия. Он сначала не узнал Донну Бритт. Она обнаженной лежала на столе, и ее тело было разрезано от ключиц до бедер, а внутренние органы, все еще связанные с телом, были аккуратно разложены вокруг.

Узнав ее он закричал, и не перестал кричать до тех пор, пока не оказался на борту “Конева”. Офицер–медик накачал его успокоительными средствами, и память о том, что он видел на корабле джиллов притупилась.

Сейчас, когда он стоял в офицерском кубрике “Йово Джима”, ему снова хотелось кричать.

– Адмирал, – тихо спросила Эдей Цианта, – почему все должно быть именно так?

По ее лицу текли слезы.

Абсолом Брейсер тоже всплакнул бы, если бы смог.

– Не знаю, – так же тихо ответил он, и положив ей свою нормальную руку на плечо, добавил, – Бог мне в помощь, я не знаю.

Наконец, она подняла глаза и взглянула в его трехмерные окуляры.

– Адмирал, мне кое‑что необходимо сказать. Я… Я знаю, что этого нельзя делать, но я не знаю, будет ли у меня возможность сказать об этом еще когда‑нибудь.

Брейсер почувствовал, как будто что‑то в его груди сильно сжало сердце. “Нет, – умолял он мысленно. – Не говори этого вслух. Такие вещи нельзя говорить здесь. Сейчас. Нет”.

– Адмирал, я… я люблю вас, – в этих словах было напряжение, боль и страх.

– Не надо, – спокойно произнес он. Он не убрал руки с ее плеча, хотя понимал, что должен это сделать.

– Я все равно люблю, сэр.

Она не была пьяна, но алкоголь придал ей храбрости, позволив произнести эти слова.

– Вы не можете любить такого калеку, как я, – сказал он. – Я просто ничем не могу ответить на вашу любовь.

Он вспомнил их последнюю ночь с Донной, как мягка и нежна была ее кожа, какими сладкими были минуты их любви. Нет, он больше никогда не испытает подобного чувства по отношению к другой женщине.

– Когда‑нибудь, сэр, – говорила Цианта, – когда мы прилетим на Землю, когда все будет в порядке, тогда… тогда, сэр, вы сможете?

Ну, как ответить на подобный вопрос? Что может механический человек, электронный евнух ответить симпатичной девушке?

– Когда‑нибудь, мисс Цианта. Когда‑нибудь, когда мы будем на Земле, я полюблю вас.

И он отвернулся от нее, страстно сожалея, что не может заплакать.