Текст книги "Гибель на промежуточной станции"

Автор книги: Ричард Мередит

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 18 страниц)

10

– Черт возьми, генерал, я бы сделал это если бы мог, – сказал Адмирал Флота Паоло Оммарт, краснея от злости, – но сейчас я просто не в состоянии ничего предпринять.

Адмирал нагнулся, достал сигарету из коробки на столе и с силой воткнул ее себе в рот.

– Но, ведь, должно же быть что‑то, что вы могли бы сделать, адмирал, – сказал человек в униформе генерал–лейтенанта Войск Связи, в глазах которого было что‑то похожее на мольбу.

– Я ничего не могу сделать, Генерал Хамен, вообще ничего, – медленно проговорил Оммарт, держа свою злость под контролем. – Мне показалось, что я ясно выразился.

– Я не могу принять этого, – сказал генерал. – Вы знаете насколько важна Промежуточная Станция для сверхсветовой связи.

– Мне известно о важности поддержания оперативной связи с Землей, – сказал Оммарт, раскурив, наконец, сигарету. – Я также уверен, генерал, в важности защиты Паладины. Если джиллы разобьют нас здесь, сверхсветовая связь может понадобиться разве лишь затем, чтобы джиллы предложили нам по ней свой ультиматум.

– А вы не драматизируете ситуацию? – спросил Хамен, его голос почти дрожал от того, что ему приходилось намекать, что такой человек, как Оммарт мог солгать.

– Да вы что, черт возьми! – закричал Оммарт, приподнимаясь с кресла и указывая на трехмерную карту Паладины. – Посмотрите, Хамен, мы чуть было не потеряли Цинтию позавчера. Пространство вот здесь до сих пор кишит‑таки джиллами. Мы с трудом удерживаем положение. Если я уберу хотя бы один звездолет, всего лишь один, генерал, Цинтии конец. Вы согласны разменять Цинтию с Промежуточной?

– Нет, но…

– Но, допустим я заберу один корабль от Константайна, – перебил его Оммарт. – Это вы собираетесь сказать? Они не атаковали Константайн на этой неделе. Но они несомненно атакуют его если я ослаблю оборону, точно так же, как любую другую планету в Паладине. Как вы не понимаете, генерал – у меня нет достаточных сил даже для обороны. Я не могу, и Бог тому свидетель, я не могу защищать другие планеты, к тому же столь далекие, как Промежуточная. Это дело. Земли. Пусть они подкинут парочку звездолетов, а я не могу.

Хамен сидел молча, ошарашенный словами Оммарта, чувствуя, что проиграл, и тупо смотрел на карту в то время, как Оммарт продолжал.

– Нет, вы только посмотрите, Хамен, – продолжал Оммарт, голос его стал более спокоен. Он отвернулся от генерала Войск Связи и выглянул в окно на широкое пространство Вальфортского Гарнизона – крупнейшего космодрома Адрианополиса. – Я хочу, чтобы вы поняли. Вы знаете, что “Йово Джима”, “Фарсалус” и “Крегстоун” сейчас на Промежуточной?

– Да, – недоумевающе ответил Хамен.

– Вам известно, что на этих кораблях имеется команда?

– Я слышал.

– “Он слышал”! – передразнил Оммарт. – Но вы их не видели. А я видел. Я посылал их туда. Они – ходячие мертвецы, генерал. Они пережили такой ад, который вы просто не сможете себе представить. Они умерли! А я вернул их к жизни, чтобы отправить туда. Вы можете это вообразить? – Оммарт снова повернулся к Хамену, на его лице был гнев и что то похожее на ненависть по отношению к себе самому. – Я отправил туда Абсолома Брейсера потому, что не мог отправить никого другого. Наши госпитали настолько переполнены, что некуда класть новых раненных. Я послал раненных на Землю, чтобы их собрали подлечили и снова отправили сюда умирать, – Оммарт перевел дыхание отвернулся и вновь посмотрел в окно. – Я не могу заснуть по ночам, генерал, потому что понимаю, что сделал для Абсолома Брейсера и тех мужчин и женщин, которые находятся вместе с ним. Ни один человек не должен делать того, что я заставил его делать, но у меня не было выбора!

Оммарт зажег новую сигарету и вновь повернулся к генералу Войск Связи.

– А теперь вы приходите сюда и требуете, чтобы я послал звездолет на защиту Промежуточной. Я не могу! Я буду говорить это до последнего вздоха. У меня нет ни души, и я не могу оживить кого‑либо из мертвых, генерал, ни для вас ни для кого другого. Больше не могу. Я больше не возьму этого на свою совесть. Пусть джиллы берут Промежуточную. Это мое последнее слово. А теперь уходите.

Оммарт снова отвернулся к окну в то время, как Хамен поднялся с кресла, медленно оглядел комнату и вышел.

Услышав, как за ним закрылась дверь, Адмирал* Оммарт снова сел за свой стол, налил себе стакан виски и выпил его одним глотком. Затем, он закрыл лицо руками, стараясь побороть подступившие к глазам слезы.

11

Через некоторое время Брейсер позвонил на мостик.

– Да, капитан, – ответил дежурный офицер связи.

– Мистер Максел на месте?

– Да, сэр.

– Я хотел бы переговорить с ним.

– Да, сэр.

Через несколько секунд на экране появилось широкое лицо Максела.

– Дан.

– Да, сэр.

– Как проходит заправка?

– Почти окончена. Я бы сказал, что еще минут десять. Могу я просить Мисс О’Гвинн начать расчет орбиты для выхода из системы? – в голосе была плохо скрытая нервозность смешанная с чем‑то похожим на страх.

– Нет, нет пока, – медленно произнес Брейсер. – Что насчет остальных кораблей?

– Заправка “Фарсалуса” уже окончена, а “Крегстоун” будет заправлен одновременно с нами. С раненными дела обстоят похуже: погрузка будет окончена примерно через час.

– Хорошо. Как только закончите с погрузкой зайдите в мой нет, зайдите в зал для заседаний. Я буду там.

– Да, сэр, – на лицу первого офицера было написано, что у него есть вопросы, но он не задал ни одного из них.

Своей настоящей рукой Брейсер щелкнул тумблером и изображение исчезло с экрана.

“И что теперь, Абсолом? – спросил он себя. – Что ты собираешься делать теперь? Ведь существует проблема, и ты знаешь это. У тебя не было времени признаться себе в этом?”

“Неужели я страдал недостаточно? – снова спросил он у себя. – Неужели мы все страдали недостаточно?”

По искалеченным остаткам его тела пронесся поток воспоминаний о том, что сделало его таким.

“Роджер!” – мысленно позвал он.

“Да, капитан”.

“Мне необходима твоя помощь”.

“Спрашивайте, капитан”.

“Черт побери, Роджер, как мне поступить?”

“Я не могу решать это за вас, сэр”.

“Ты должен помочь мне”.

“Я могу дать вам информацию, капитан, но не могу принимать за вас решения. Вы это знаете. У меня есть некоторые ограничения, встроенные ограничения, если можно так выразится”.

“Почему, Роджер, ведь ты когда‑то был человеком”, – мысленно проговорил Брейсер, надеясь, что Органический компьютер ответит на вопросы которые он еще даже не задал.

“Это было очень давно, капитан. Я почти уже забыл об этом. Сейчас я не человек. Я звездолет. Мой разум работает не так, как ваш. Я имею другую картину мира. Я не могу заменить вас капитан, точно так же, как вы меня, я могу помочь вам, но я не могу принять за вас ваши решения”.

“О’кей, – Брейсер помолчал немного борясь со своими эмоциями, прежде чем задать вопрос, – В свете текущего положения, включая любую информацию, которую ты мог получить с Промежуточной Станции, какова вероятность того, что конвой со сменой из Адрианополиса был уничтожен противником?”

Роджер замолчал, производя расчеты, а затем формальным тоном произнес:

“Вероятность того, что конвой атакован и уничтожен звездолетами противника сейчас составляет приблизительно 82 процента и повышается с…”

“О’кей, Роджер, этот ответ меня устраивает. А, теперь, как ты сам считаешь, уничтожили ли джиллы эти корабли?”

“Конечно”.

Перед тем, как задать новый вопрос Органическому Компьютеру Брейсер сделал паузу.

“Роджер, основываясь на всей имеющейся информации, как ты оцениваешь возможность атаки джиллами Промежуточной Станции до появления нового конвоя со сменой с Земли?”

Наступила очередь Роджера сделать паузу. Последовало долгое холодное молчание, прежде чем “голос” Органического компьютера ответил: “Капитан, у меня слишком мало данных, чтобы дать вам сколь‑нибудь надежный ответ”.

“Постарайся”.

“Существует очень мало прецедентов подобной атаки, слишком много неизвестных факторов, – Роджер опять задумался. – Как я только что говорил, капитан, наш с вами образ мышления довольно сильно различается. Вы человек, что бы вы там не думали о себе, и думаете вы, как человек. Я звездолет, поэтому и думаю, как звездолет. Тем не менее, капитан, наши с вами образы мышления можно считать абсолютно идентичными по сравнению с образом мышления неземного разума, разума джиллов. В конце концов вы и я, сэр, происходим от существ одного вида. Я не могу думать та…”

“Роджер, – перебил его Брейсер, – ты хочешь уйти от ответа на мой вопрос?”

“Нет, сэр”.

“Тогда скажи мне, считаешь ли ты, что джиллы собираются атаковать промежуточную станцию в следующие четыре или пять недель?”

“Да, сэр, я считаю, что они по всей вероятности атакуют ее”.

“Спасибо, Роджер, – сказал Брейсер. – Пока все”.

Брейсер подошел к коммуникационному устройству и нажал на кнопку. Вскоре на экране монитора появилось лицо дежурного связиста.

– Соедините меня с капитаном Девинсом, – сказал Брейсер.

– Есть, сэр.

Экран затуманился, и несколько минут, ожидая связи, Брейсер старался не думать ни о чем. Затем, на экране вновь появилось изображение.

На него смотрела половина человеческого лица: правый глаз, часть носа и часть рта, остальное было похоже на гладкое яйцо, покрытое пластикожей.

– Ты хотел говорить со мной, Абсолом? – спросил Капитан “Фарсалуса” Чарльз Девинс.

– Да, Чак. Как у вас дела?

– Неплохо. По крайней мере гораздо лучше, чем я ожидал, покидая Адрианополис. Мы справимся. Я уверен в этом.

“Хотел бы и я быть уверенным”, – подумал Абсолом Брейсер.

– Чак, ты можешь прилететь сюда на “Йово” в течение часа? У меня к тебе разговор. Захвати с собой своего первого офицера.

– Конечно, прилечу, – сказал Девинс. – Ты можешь сказать, что это за разговор?

– Я лучше подожду, пока ты не появишься здесь.

– Хорошо, буду у тебя в течение часа.

Сразу же после того, как изображение Девинса исчезло с экрана монитора, Брейсер позвонил на мостик.

– Свяжитесь с “Крегстоуном” и попросите Капитана Мидавар вместе с его первым офицером прибыть на “Йово” и встретится со мной в зале для совещаний в течении часа, – торопливо приказал он.

Затем, долго, долго Капитан Абсолом Брейсер смотрел на потухший экран монитора и думал: “Боже помоги мне, Боже помоги нам всем, если я поступаю неправильно”.

12

Дамион Лето посмотрел на небо, наблюдая за тонкой пеленой облаков, которые вслед за ветром летели на запад в горы, а затем посмотрел на не столь густой уже столб дыма, поднимающийся с того места, где еще недавно у подножия гор стоял город, и подумал о том, как это место выглядело сейчас. Это, вероятно, был огромный кратер, окруженный руинами. Он подумал о том, сколько же они еще будут гореть, ведь прошло уже достаточно много времени.

Разглядывая небо, он не увидел птиц, но зато заметил несколько патрульных звездолетов Лиги, летящих довольно низко, уже в атмосфере планеты, и возможно направляющихся на отдых после дежурства на космодром, расположенный в нескольких сотнях километрах за первой цепочкой скал. Корабли были довольно далеко, и он не мог их как следует рассмотреть, однако был уверен что на их обшивке были многочисленные следы недавней битвы. Трехмерное телевидение показывало эту битву, которая шла в то время, когда в том месте, где жило племя Дамиона Лето была ночь. Битва прошла и джиллы были снова отогнаны от Цинтии, хотя несколько их торпед достигло планеты и еще один город прекратил свое существование, покрывшись грибовидным облаком.

Чувствуя головную боль, Дамион Лето вернулся в зал для медитации. Кругом творилось что‑то совершенно не умещающее в его привычные концепции о Жизни и Вселенной, поэтому он должен был подумать. Может, в медитации он найдет ответ?

Он вошел в подготовительное помещение зала для медитации и вдохнул тяжелый аромат благовоний. Затем, он медленно снял легкий кожаный хитон – свою единственную одежду, и сандалии’. Повесив хитон на вешалку возле входа вместе с другой одеждой, он окунул руки в чашу с ароматизированной водой и обрызгал свое обнаженное тело. После этого он поклонился символам Жизни, украшавшим подготовительное помещение: мраморной статуе обнявшихся любовников, в пять раз превышающей натуральную величину, лежащей на полу посреди комнаты, статуе которая, казалось, представляла само существо Жизни; желтому “Йин–Йангу”, украшавшему одну из стен; большому трехметровой высоты “анху”, возвышавшемуся над картиной творения Вселенной Шелипкина; репродукции окна Дамблэйского Аббатства, которое находилось на Земле в Англии; копии Дианы Эфесской; копии Кришны и Пастушки; набору трехмерных изображений человеческих половых органов; Византийскому кресту и маленькой фигурке Будды, которая почти затерялась среди всего остального. Затем, положив руки себе на грудь, он очистил свой разум и вошел в полумрак зала для медитации.

В сумеречной глубине огромного зала кто‑то играл тихую мелодию на струнном инструменте. Дамион Лето подумал, что это гитара, хоть и не был уверен в этом. В конце концов, какое это имеет значение? Для того, кто играл и для того, кто слушал важна была прежде всего сама музыка, как одна из форм медитации.

Неподалеку кто‑то тихо читал стихи. С другой стороны, в полумраке зала, насыщенном ароматами благовоний, слышалось тяжелое дыхание мужчины и женщины. То, чем они занимались тоже было одной из форм медитации, причем одной из самых высших форм так, как при этом отдавалась самая высшая дань самой Жизни.

Дамион Лето сам решил было найти себе женщину, но потом передумал. Ему нужна была сейчас не такая медитация. Ему нужна была тишина и тщательно контролируемое дыхание, чтобы поразмыслить, задать себе вопросы и возможно ответить на них.

Он сел скрестил ноги и стал смотреть на воду в маленьком фонтане, думая о том, что вода очень напоминала Жизнь своей постоянной изменчивостью, приливами и отливами, тем, что она уходила, чтобы потом опять вернуться на прежнее место. Но Жизнь все же еще и отличалась от воды, хоть происходила из нее и по большей части состояла из нее. Жизнь могла воспроизводить себя, а вода нет. Вода приходит извне, а жизнь – изнутри. Жизнь приходит из семечка, яйца или утробы, чтобы, достигнув зрелости, повторять все снова, снова и снова.

Тогда, почему же, спрашивал он себя, Жизнь создает Смерть? Конечно, жизнь должна превращаться в Смерть, так положено. Но должна ли Жизнь сама создавать Смерть? Он никогда не верил в это. Его всегда учили, что Смерть существует и он принимал это, но Смерть нельзя создавать специально. И все же люди делали Смерть. Они творили Смерть из Жизни, которая приняла облик джиллов. Но это начали сами джиллы делая Смерть из Жизни, которая имела форму людей. Это тоже неправильно. Почему так происходило?

Дамион Лето и остальные члены Племени много раз собирались на Групповую Медитацию и объединяли свои души прося Жизнь прекратить творить Смерть. Но Жизнь не прекращала. Почему она продолжала делать Смерть?

Есть ли ответ на этот вопрос? Если Жизнь это Жизнь, и в нее входят все живые существа, то как они могут желать Смерти другим живым существам, другой Жизни? Разве это не самоубийство? Разве это не уничтожение части единого, чем является Жизнь? Как это может быть?

Дамион Лето прочел все молитвы, все пророчества, но не одно из них не принесло ответа. Но, если ответа не знали пророки, мог ли его знать Дамион Лето? Ведь, он не был пророком.

И вообще, есть ли ответ на этот вопрос? Возможно, что нет. Возможно, даже не существовало подобного вопроса. Такая мысль тоже приходила к нему. Может, вопрос этот был просто иллюзией.

Так он сидел и размышлял возле фонтана, пока не услышал тихие шаги босых ног и приятный женский голос:

– Дамион Лето.

Не отрывая взгляда от фонтана он произнес:

– Мелисса Хакони.

– Могу ли я медитировать вместе с вами? – спросила девушка, опускаясь на колени рядом с ним.

– Моя медитация проходит не слишком хорошо, – сказал он.

– Почему?

– Меня мучают вопросы.

– Нас всех мучают вопросы, Дамион Лето.

– Но не такие, как мои.

– Точно такие, как твои. Мы все – часть Жизни.

– А не являемся ли мы заодно и частью Смерти, Мелисса Хакони?

– Да.

– Тогда, возможно, именно по этой причине меня мучают вопросы.

– Поэтому нас всех мучают вопросы. Можно мне медитировать с тобой?

– Как ты желаешь медитировать? – спросил он, все еще не отрывая глаз от фонтана.

– Так, как повелевает Жизнь мужчине и женщине, Дамион Лето.

– Возможно, это не то, что мне сейчас необходимо.

– Возможно, это тебе нужно сейчас. Мне известно, что ты уже очень давно не касался женщины.

– Да, это так. Когда я обеспокоен.

– Присоединяйся к медитации Жизни, Дамион Лето. Это облегчит твой разум, – ее мягкие пальцы коснулись его спины и спустились к бедрам. Это возбудило его.

– Может, ты и права, – сказал он, оторвав, наконец, свой взгляд от фонтана и посмотрев на нее. – Может, ты и права Мелисса Хакони.

Он взял ее за руки.

Она села рядом, прильнув к нему своим обнаженным телом и сказала:

– Поцелуй меня сюда, Дамион Лето. Я хочу.

Ее слова были прерваны свистящим звуком, прорвавшимся сквозь толстые стены зала для медитации. Как будто что‑то на огромной скорости летело по воздуху.

Где‑то рядом раздался женский крик.

– Что это? – воскликнула Мелисса Хакони.

– Торпеды! – ответил Дамион Лето, вскакивая на ноги, – Просто торпеды.

– Этого просто не может здесь произойти, – сказала Мелисса Хакони, также вставая на ноги и прижимаясь к голым плечам Дамиона Лето, как бы пытаясь скрыться за ними от ужасной, надвигающейся на них реальности.

– Нам надо бежать! – закричал Дамион Лето, отрывая ее от себя.

– Возьми меня с собой! – воскликнула она.

Но Дамион Лето уже бежал по мраморному полу зала для медитации, через подготовительное помещение, на яркий полуденный цинтианский свет. Мелисса Хакони и остальные бежали вслед за ним, чтобы увидеть, что им угрожает.

Там, снаружи, они увидели, пока еще высоко в небе, отвратительные формы кораблей джиллов, которые уже вошли в Цинтианскую атмосферу и посылали энергетические лучи навстречу патрульным звездолетам Лиги, поднимающимся им навстречу из‑за гор.

– Жизнь! – закричал кто‑то. – Они прорвали оборону!

– Дамион! – воскликнула Мелисса Хакони. – Что это означает?

– Смерть, пришла ко всем нам, – сказал Дамион Лето, опуская взгляд, так как небо стало уже ярче солнца. Патрульный корабль Лиги, не успел поднять защитный экран в условиях цинтианской атмосферы и встретился с энергетическим лучом джиллов.

– Бежим! – закричала молодая Делинда Краел новая девушка медитатор в зале, закрывая ладонями свою голую грудь.

– Нет, – сказал ей Дамион Лето, чувствуя, как в нем поднимается волна неожиданной храбрости. – Это не поможет. Некуда бежать.

– Тогда, что же нам поможет? – спросила Мелиса Хакони.

– Ничего, – тихо ответил он, стоя нагишом под ярким цинтианским солнцем и пикирующими звездолетами джиллов. – Ничего нам не поможет. Теперь, мы будем заниматься любовью, Мелисса Хакони. Теперь и всегда.

Он схватил ее за руку и опустил на сухую землю под ногами, взглянув при этом вверх. Ему показалось, что он заметил как от одного из кораблей отделилось несколько торпед. Он повернулся к Мелиссе Хакони и соединился с ней.

Он успел почувствовать лишь легкое тепло, когда одна из торпед джиллов, определив достаточную близость к поверхности, взорвала свой ядерный заряд. Больше он никогда и ничего не чувствовал.

13

Для Абсолома Брейсера, других капитанов и первых офицеров космических кораблей, пришедших с Паладины, последующие два часа прошли почти незаметно. Было много споров, даже огорчений, но два часа прошло и решение было принято.

– Капитан Брейсер, я не понимаю, – изображение Генерала Гровинского на экране монитора в конференц–зале выглядело откровенно удивленным.

– Просто я сказал, сэр, “не возражаете ли вы, если мои корабли задержатся здесь приблизительно на пять недель?”.

– Но, ради Бога, Брейсер, почему? Вы сможете добраться до Земли меньше, чем за две недели. Почему вы хотите… – Гровинский, вдруг, замолчал, начиная понимать в чем дело. – Бог мой небесный, Капитан, ты соображаешь, о чем меня просишь?

– Я все прекрасно понимаю, сэр, – медленно произнес Брейсер. Он, ровно как и старшие офицеры всех трех звездолетов, знали гораздо лучше, чем сам Генерал Гровинский о чем они просили. Они уже один раз были убиты джиллами.

– Я уже обсудил все это с моими офицерами, – продолжил Брейсер. – Они хорошо понимают ситуацию. Сознаюсь, генерал, что неохотно, но мы пришли к общему соглашению. Мы знаем, что делаем. Мы отнюдь не в восторге от этого, но…

Брейсер не полуслове оборвал свою реплику. “Неохотно – не то слово, – подумал он. – Нас ожидает как минимум один бунт до того, как это все закончится. И все же, мне кажется, что мы сможем пройти и через это. Мы видели кое‑что пострашнее, чем взбунтовавшаяся команда”.

– Если откровенно, капитан, – сказал Гровинский, – какую помощь вы сможете оказать нам, если джиллы атакуют снова?

– Не знаю, генерал. Я уверен лишь в том, что у вас не осталось совершенно никакой защиты. Если мы останемся и джиллы нападут снова (а я молю всех известных и неизвестных мне богов, чтобы этого не произошло), у вас просто будет немного больше шансов с нами, чем без нас.

– Я все понимаю, Капитан Брейсер, но, если совсем уж начистоту, то это не ваша битва. Видит бог, вы выполнили свой долг. Никто не вправе ожидать от вас большего.

– Я сам это прекрасно понимаю, сэр, – сказал Брейсер, – но что‑то во мне постоянно уверяет, что это моя битва. Я не могу не думать об этом, генерал: если джиллы не атакуют мы ничего не теряем кроме нескольких недель. Напротив, если они атакуют, а мы вернемся на Землю, то они наверняка уничтожат вас и оборвут связь с Паладиной и с Адмиралом Мазершедом, если его экспедиция окажется удачной. Может, обрыв линии связи является целью джиллов. Может нет. Я не знаю. Но мы не можем полагаться на случай, сэр.

– Кажется, я понимаю вас, капитан Брейсер, – ответил Гровинский. – Во время очередного сеанса связи с Землей я доложу о вашей просьбе.

– Премного благодарен, – поблагодарил капитан звездолета. – Вы меня поддержите?

– Конечно. Что‑нибудь еще, капитан?

– Нет. Пока нет.

– Я вскоре снова свяжусь с вами, – Гровинский щелкнул тумблером и его трехмерное изображение исчезло с экрана.

Если бы не металлический цилиндр, который поддерживал не только жизнь, но и тело Капитана Абсолома Брейсера, он неминуемо упал бы на пол. Когда голова и плечи подались вперед, его поддержал первый офицер.

– Капитан! – с беспокойством воскликнул Даниэль Максел.

– Я передохну минуту, Дан, – с трудом произнес капитан.

Боль. Боль раскаленными языками пламени охватила несуществующие ноги, обожгла плечо, которое было лишь небольшим обрубком и как бы эхом отозвалась в паху.

– Может позвать судового врача? – предложил Максел.

– Нет, нет. Сейчас все пройдет.

Боль как плазменная торпеда пыталась сожрать разум Абсолома Брейсера. Все дальше и дальше прятался он в свой собственный череп, пытаясь спрятаться от обжигающей боли.

Наконец, закусив нижнюю губу, он поднял голову и оглядел офицеров, собравшихся в конференц–зале “Йово Джима”.

Кроме Брейсера и его первого офицера там присутствовали еще четыре человека, которые пережили на своем веку не многим меньше, чем он и были способны существовать и действовать лишь за счет искусственных органов и конечностей.

Капитан линейного боевого звездолета “Фарсалус” Чарльз Девинс имел лишь половину лица, а в его разбитой груди билось искусственное сердце.

Лена Бугиоли – темнокожая женщина, первый офицер “Фарсалуса” была с головы до пояса нормальным человеком, но дальше ее поддерживал металлический цилиндр, аналогичный тому, на котором покоилось тело Брейсера. Ее твердое, словно высеченное из камня, лицо скрывало ужасную боль, которая, по всей вероятности, постоянно мучила ее. Она не позволяла себе расслабляться из‑за этой боли.

Капитан звездолета “Рудоф Крегстоун” Зоя Мидавар была когда‑то судовым врачом. Ее, вопреки всем правилам и традициям, повысили до капитана, после чего в первом же бою она была убита, а теперь была “воскрешена” чтобы вновь принять командование кораблем, но уже без лица. На его месте находился гладкий овоид из пластикожи с двумя трехмерными сканерами вместо глаз, двумя отверстиями вместо носа и щелью вместо рта. Никто не знал что она испытала и что чувствовала сейчас. Она не говорила об этом и никто не отваживался ее спросить.

Первый офицер “Рудофа Крегстоуна” Готье Линдквист имел и лицо, и руки, и ноги, но сумка, которую он постоянно носил за плечами, выдавала то, что у него практически целиком отсутствовал позвоночник, и его спинной мозг заменяла сложная электронная система.

Все шестеро шли к общему решению медленно, с большим трудом, с болью и неохотой, но все же по различным причинам (которые Брейсер даже не понимал до конца) согласились со своим командиром и предоставили ему право передать это решение Генералу Гровинскому. Они останутся. Они останутся до тех пор, пока не прибудет смена с Земли, или пока… Об этом думать не хотелось.

– Может, кто‑то из вас хочет взять обратно свое решение? – спросил Брейсер, полностью восстановив контроль над собой. – У вас пока есть возможность для этого. Мой корабль останется здесь, но пока у меня нет полномочий удерживать вас здесь.

– Мы уже приняли решение, – медленно произнес Капитан Девинс. – “Фарсалус” остается.

Он взглянул на своего первого офицера, и она грустно кивнула ему в ответ.

Брейсер повернулся к Капитану Мидавар.

– Капитан Брейсер, – сказал механический голос из глубины искусственного лица, – вы не предоставили нам никакого выбора. Вы заранее обвиняли нас в трусости и предательстве в случае, если мы откажемся от вашего предложения – по правде говоря я даже не ожидала, что вы можете быть настолько грубы с нами. Возможно, нам стоило бы вопреки вашему блефу покинуть это место и направиться на Землю. Как вы только что сказали, вы не имеете права задерживать нас здесь. Я сомневаюсь в том, что нам столь уж необходимо здесь остаться, и твердо верю, что если кто‑либо из нас продолжит полет, его никто и ни в чем не сможет обвинить, – Капитан Мидавар на секунду задумалась. – Не знаю, какую ценность может представлять здесь для вас корабль–госпиталь. Может, как вы и говорили, джиллы спутают его с военным кораблем. Может, вы сможете использовать его для того, чтобы казаться сильнее, чем вы есть на самом деле. Это ваше дело. Вы боевой офицер и, если молва не врет, хороший боевой офицер. Но я знаю одно: я не могу и не собираюсь вести “Крегстоун” к Земле без вашего эскорта. Я не согласна с вами кое в чем, капитан, но восхищаюсь вами. Вы самый большой чудак из тех, которых я когда либо встречала.

Брейсеру показалось, что он слышит насмешливые нотки в ее механическом голосе.

– Хорошо, – наконец, вымолвил он. – Полагаю, что должен поблагодарить вас.

– В этом нет необходимости. Я не говорила вам комплиментов.

Брейсер улыбнулся и повернулся к остальным.

– Положим, штаб одобрит мои действия, а я не вижу для них иного выхода. В таком случае я попрошу Генерала Гровинского начать выгрузку раненных немедленно. Да, капитан?

– Нет, капитан, я против этого, – подняв руку возразила Зоя Мидавар.

– Почему?

– На моем корабле сейчас около двадцати тысяч пациентов находятся в анабиозе, – сказала капитан “Рудофа Крегстоуна”: – Чтобы перевезти их всех на Промежуточную потребуется день или два, а может и больше. Это потребует большого количества топлива для кораблей–челноков. Кроме того, остается вопрос, зачем? Если что либо произойдет, они не будут на Промежуточной в большей безопасности чем здесь. Если джиллы вернуться, от Промежуточной Станции останутся лишь одни воспоминания.

“И от нас тоже”, – мрачно подумал Брейсер.

– О’кей, – сказал он вслух, – ваши доводы убедительны. Раненные останутся на орбите, – он помолчал немного. – Кто‑нибудь из вас хочет что‑либо сказать?

Все молчали, погруженные в оболочку собственной боли.

– Ладно. Возвращайтесь на свои корабли. Делайте необходимые приготовления. Дайте мне знать, если я могу вам чем‑нибудь помочь.

Капитаны и офицеры отсалютовали друг другу и направились к выходу из отсека.

– Иди на мостик, Дан, – сказал Брейсер своему первому офицеру. – Я подойду туда через несколько минут.