Текст книги "Гибель на промежуточной станции"

Автор книги: Ричард Мередит

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 18 страниц)

29

– Но, черт возьми! Почему это должно было случиться! – со злостью в голосе спросил Абсолом Брейсер, разъезжая взад и вперед по небольшому пространству своего отсека.

– Ты знал, что это произойдет, – тихо сказал Даниэль Максел.

– Знал? – Брейсер остановился и посмотрел на нового капитана “Йово Джима”. – Я не знал об этом, Дан. Я этого боялся, но не знал об этом.

– Разве существует какая‑то разница?

– Я боюсь многого, но, черт возьми, это не означает, что все это должно произойти.

– Хорошо, – согласился Максел. – Давай не будем обсуждать значения слов.

Губы Брейсера скривились в подобии улыбки.

– Между тем, ты почти что прав, – сказал Брейсер несколькими секундами позже. – Я должен был предвидеть, что это рано или поздно произойдет. Я боялся этого, поэтому должен был быть готов.

– Ты знал как все относятся к задержке здесь, – сказал Максел. – Даже Мидавар в некотором смысле против этого.

– И Роджер тоже, – признался Брейсер.

– Я догадывался об этом, – Максел помолчал немного. – И, все же, вы не можете обвинять себя. Девинс знал, чем он рискует, когда согласился.

Брейсер кивнул (точнее, сделал движение, отдаленно напоминающее кивок).

– Он обязан был быть более осторожным, вот и все, – продолжал Максел.

– Да, обязан, – согласился Брейсер, сознавая все же, что в этом была его вина. Он был теперь адмиралом, а, значит, в той или иной мере, ответственным за все на своих кораблях.

– Ведь, это все равно не поможет, правильно? – спросил Максел.

– Нисколечко не поможет, Дан.

Брейсер опять принялся кататься взад и вперед по комнате, чувствуя мягкость пластикового коврового покрытия под своими гусеницами. Максел поднял стакан бренди, стоящий перед ним на столе, и принялся разглядывать его на свет, как бы пытаясь что‑то отыскать в прозрачной глубине жидкости.

– Ты сделаешь из меня алкоголика, – пошутил Максел, когда пауза затянулась.

– Сомневаюсь, Дан. Не так много осталось. Еще одна бутылка кроме этой.

– Еще много, – отсутствующим тоном произнес Максел.

Снова воцарилась тишина. Брейсер катался по комнате, а Максел не торопясь потягивал жидкость из своего стакана.

– Дан, а если прокрутить все назад? Я имею в виду, если перевести часы на неделю назад и нам всем снова предстояло бы сделать решение Та бы поддержал меня, зная то, что ты знаешь теперь?

– Ты задаешь очень неудобный вопрос, адмирал.

– Я знаю.

В комнате, в который уже раз, воцарилось молчание.

– Да, – тихо произнес Максел, – поддержал бы. Поступил бы точно так же, как раньше.

– Что ты имеешь в виду, Дан? Ты даешь мне моральную поддержку? – он вспомнил как недавно просил моральной поддержки и, как Роджер отказал ему в ней. Может быть, Роджер был прав. Эмоционально он не был связан такими вещами. Его задача – математический обсчет ситуации.

“К тому же, – подумал Брейсер, со смущением вспоминая их разговор, – Роджер сам сказал, что не является настоящим человеком, и что в его мозг заложена невозможность подсказки капитану, или теперь адмиралу, что и как ему нужно делать. Он мог лишь отвечать на вопросы, выполнять приказы, считать и программировать. Возможно, земные психологи били правы. Может быть, Роджер, по–своему, был столь же ограничен психологически, как Брейсер физически. Возможно, что даже такой калека, как Брейсер видел вещи в более широком эмоциональном спектре, чем холодный, расчетливый, логический ум Роджера. Вполне возможно”.

– Пожалуй, можно сказать и так, – ответил Максел. – Я согласен с тобой потому, что считаю, что ты прав. Я до сих пор так считаю. Мы не можем ставить под удар сверхсветовую связь. Мы все это знаем, хотя порой и боимся признаться себе в этом.

– Спасибо, Дан.

– Я не нуждаюсь в благодарности за то, что делаю подчиняясь своему долгу.

– Я знаю. За это и благодарю.

Брейсер зажег сигарету, вдохнул дым и с завистью посмотрел на Бренди, которое пил Максел, сожалея о том, что доктора не позаботились о том, чтобы дать ему более выносливые внутренности.

– Ты родом с Креона, Дан? – спросил он. Это был риторический вопрос. Брейсер прекрасно знал откуда Максел был родом.

Максел, тем не менее, ответил.

– Да, моя семья жила в окрестностях Ринегарта.

– Зимние Холмы.

Максел кивнул.

– Красивая страна, – сказал Брейсер. – Когда я был еще рядовым, до того, как началась эта проклятая война, мой корабль поставили на ремонт в Маршак. Это был старый патрульный корабль “Фридрих Барбаросса”, – он помолчал. – Я слышал, что он пропал при Салиенте. Уничтожен. Может, захвачен. Надеюсь, что нет. Надеюсь, джиллы не наложили свои лапы на его команду. Так, никто и не знает, что же с ним случилось.

Он опять принялся кататься по комнате, как будто и не останавливался.

– Так вот, у меня был очередной недельный отпуск, поэтому я со своим приятелем (кажется, это был лейтенант по имени Таллу с Константайна) и пара девушек из команды отправились в поход в холмы в окрестностях Бальдрока. На своем пути мы проходили через Ринегарт, проведя там несколько часов в маленьком баре. Я не помню его названия. Но Ринегарт, насколько я помню, показался мне приятным городком.

– Я любил его, – сказал Максел, витая где‑то в своих воспоминаниях.

Брейсер вспомнил девушек. Их звали Джудит и Пата, обе были сестрами с Карстаирса – сестрами, если следовать семейным отношениям, существующим на Карстаирсе. Сначала Брейсер взял себе в пару Джудит, а Таллу Пату, но потом они поменялись и остаток отпуска Пата спала в спальном мешке Брейсера, мягкая, теплая и желанная. Она была маленькой и темноволосой, как Эдей Цианта, как Донна. Она была, как Донна. Он вспомнил с улыбкой, что в Донне его в первый раз привлекла именно схожесть с Патой.

Он подумал о том, где сейчас Пата, что произошло с ней за те долгие годы, которые прошли после их недели в Зимних Холмах. Служит ли она еще в армии? Возможно. Если, конечно, жива. Если джиллы не захватили ее и не бросили, как кровоточащий кусок мяса, как они сделали с Донной. Донна, ах, Донна, зачем они сделали с тобой это?

– Какого черта мы здесь делаем, Дан? – спросил он наконец, отбиваясь от волны нахлынувших воспоминаний. – Почему бы нам не остаться в Зимних Холмах, и пусть эта Вселенная разрывает себя на куски?

Он горько засмеялся.

– Скажи мне, Дан, почему ты не пошел в Академию?

– Я просто не собирался быть космонавтом, – ответил Максел, который тоже, по–видимому воевал со своими воспоминаниями. – Оказался я здесь потому, что меня направили.

– Направили?

Максел кивнул, улыбаясь.

– Креон присоединился к Лиге после начала войны.

– Да, я знаю.

– Одним из правил вхождения в Лигу являлась минимальная квота мужчин и женщин для объединенных вооруженных сил. Добровольцев оказалось недостаточно. Известно, что у нас на Креоне вольный народ. Поэтому объявили мобилизацию и взяли меня.

– Ты прошел большой путь от простого рекрута, – сказал Брейсер, зажигая новую сигарету. Он вспомнил информацию, которую читал о Макселе в официальном досье.

– Да, было кое‑что.

– Ты говорил, что никогда не хотел стать космонавтом. Кем же ты хотел быть?

– Убийцей, – ответил он.

– Убийцей?

Максел кивнул.

– Романтика, приключения, кровь, грохот и тому подобное. Любой мальчишка на Креоне хочет стать убийцей, когда вырастет. Я тоже вырос в этой среде.

– Ты, что‑то, не похож на убийцу.

– А кто похож? – спросил Максел – Почему‑то, большинство людей имеют неправильное представление о убийцах Креона. Не знаю. Думаю, это просто неправильное название. “Убийца” в нашем понимании имеет не совсем такое же значение как у всех остальных.

– Я знаю. Во всяком случае, мне кажется, что я знаю.

– Все дело вот в чем. До джиллов, до Лиги и всего остального у нас было и такое правление, которого не было почти нигде. На Креоне мы до сих пор имеем, я не знаю точно, около тысячи городов–государств. И при этом никакого центрального правительства. Какое‑нибудь правительство постоянно объявляло войну какому‑нибудь другому – это как в Италии времен возрождения на Земле. В каждом яз этих государств не хватало солдат, чтобы вести эти войны, поэтому появилась так называемая “Гильдия убийц”. Это были наемники, наемные солдаты – их можно называть как угодно. Но они никогда не стреляли людям в спину, в отличие от того, что про них говорят.

– Да, – согласился Брейсер. – Существует множество подобных историй.

– Мы были просто наемными солдатами, работающими по контракту.

– Значит, ты был членом “Гильдии”?

Максел кивнул.

– Именно по этому меня призвали в армию. Я тогда лишь недавно прошел стажировку и посвящение. Когда Креон вошел в Лигу я был уже полноправным членом “Гильдии”. Правда, я не разу не принимал участия в военных действиях. А кого же брать в армию первым, как не члена “Гильдии”? Мне кажется, этот выбор был логичен, так как мы были профессиональными солдатами. По крайней мере, все, кроме меня, были профессиональными солдатами. Я же был зелен тогда, как молодой побег.

Брейсер улыбнулся.

– Все это было страшно давно, – с тихой грустью произнес Максел.

– Мне кажется, что ничто и никогда не получается именно так, как мы планируем, – сказал Брейсер.

– Да, очень и очень редко.

Эти слова как эхом отозвались в мозгу Брейсера: “Очень и очень редко”.

30

– Братья и сестры, я принес вам откровение со звезд.

Никто не слушал и никому не было дела, за исключением некоторых, которые были настроены явно недружелюбно. Возможно, некоторые люди просто не выносят правду.

Ладислас Руско был не самым приятным зрелищем для большинства людей. Он ходил обнаженным, больше похожий на пугало, чем на человека. Его желудок и кишечник были удалены по его же требованию. Существовал он лишь за счет жидкого питания, которое вспрыскивалось в кровь посредством устройства его собственного изобретения, которое помещалось в животе на том месте, где когда‑то были его внутренности. Это устройство он использовал дважды каждый день, рано утром и перед тем, как ложиться спать. Его кожа, несмотря на то, что Руско был белым человеком, была темной и блестящей, как от краски, так и от открытого воздействия (порой преднамеренного) природных стихий. Ни на лице ни на теле ни на голове у него не было ни единого волоса – он все удалил. Короче, Ладислас Руско был настолько похож на джилла, насколько это было возможно для человеческого существа. В этом и была его цель. Он был джиллочеловеком, новым Мессией.

Сейчас Ладислас Руско медленно брел по Бульвару Президента в центре Нью–Портсмута в Средней Америке на своей родной планете, через плечо он нес сумку из искусственной кожи, которая была лишь немногим темнее, чем его собственная. В ней он нес листовки, которые он раздавал тем, кто брали их у него Было их очень мало, так как многие слышали о джиллочеловеке и не хотели с ним иметь ничего общего.

– Братья, послушайте меня, – говорил он время от времени, пытаясь привлечь внимание прохожих. – Я хочу сказать вам кое‑что, это может спасти нас всех.

Но похоже было, что никто не собирался выслушивать спасительные проповеди Ладисласа Руско, хотя здесь, в либеральной атмосфере Нью–Портсмута, ему, также, никто не собирался причинять вреда.

– Сестра, возьми и прочти это, – сказал он полной пожилой женщине, которая совершила ошибку, остановившись, чтобы поглазеть на него. – Это указывает нам спасение.

Женщина медленно закрыла рот, взяла из его рук листок и пошла прочь, качая головой. Маленький мальчик бросил в него апельсиновую корку и убежал. Из люка на мостовой вылез робот–уборщик, подобрал корку и скрылся обратно. Ладислас Руско продолжал свой путь.

На жизнь Ладисласа Руско не раз покушались. Его пытались линчевать, в него стреляли, даже угрожали ножом. Однажды пуля убийцы пронзила его легкие и он умер. Доктора залечили его рану, вернули его к жизни и просили впредь быть более осмотрительным. Руско же продолжил проповедовать свое учение всем, кто пожелает его слушать.

Не однажды его пыталась арестовать полиция разных городов, но всякий раз его освобождали. Даже несмотря на то, что его проповеди больше напоминали призывы к сотрудничеству с врагом, законы Галинской Лиги и Объединенной Земли в них не были нарушены. Ладислас Руско не причинил вреда никому, кроме себя, и его нельзя было рассматривать, как угрозу безопасности Земли и ее союзников.

Проповедь Руско в существе своем была чрезвычайно проста. В ней содержалось что‑то вроде этого: все разумные существа являются рабами одного Бога; джиллы не злые; они просто отличаются от людей; они отличны от человека, но равны ему; они и мы – части одного мира. В Галактике возможен мир, но для этого мы должны научиться понимать существ, которые, не взирая на их внешний вид, на самом деле являются нашими братьями. Чтобы доказать это, Руско сам наполовину стал джиллом.

Но из‑за того, что будущее человечества было неопределенным, из‑за того, что колониальные миры от ядерных бомб и энергетических лучей рассыпались в пыль, из‑за того, что сыновья и дочери гибли в межзвездном пространстве, мало кто прислушивался к сумасшедшему джиллочеловеку.

Итак, в Нью–Портсмуте был теплый весенний день, когда Руско сошел с тротуара, по цветной бетонной дорожке прошел в Харрисонский Мемориальный Парк и стал разглядывать высокие разноцветные фонтаны, вода которых поднималась на полсотни метров вверх, чтобы затем упасть в маленький пруд. По поверхности пруда плавала стая больших белых лебедей, которых периодически, при порывах ветра окатывало брызгами от фонтанов.

Две девушки, которым, очевидно, было лет по двадцать (хотя они могли быть вдвое старше, а может и более, и при этом выглядеть столь же молодыми и красивыми, так как в этом возрасте женщины просто не бывают некрасивыми) стояли на берегу пруда и бросали крошки хлеба лебедям. Они не смотрели в его сторону и, видимо, не подозревали о его присутствии. Руско медленно приблизился к ним с листовками в руке и поднял вторую руку в приветственном жесте.

– Сестры, – сказал он, – я должен поведать вам нечто.

Обе девушки обернулись и застыли, выпучив глаза.

– Ч‑что? – выдавила из себя одна из них.

Вторая, которая была повыше, потемней и посмелей, сказала:

– Вы кто такой?

– Я джиллочеловек, Ладислас Руско, – торжественно произнес он. Он улыбнулся, надеясь, что не испугал их. – Я несу послание.

Вторая девушка, которая была посмелее, немедленно привлекла внимание Руско. Она была высокой, почти такого же роста, как он сам, и пропорционально сложенной для своего роста. Она была светлокожей, но с черными, как смоль волосами (в прежних эпохах ее тип назвали бы испанским) которые обрамляли красивое лицо с тонкими чертами. На ней было платье из блестящей материи, которая была частично прозрачна и совершенно не скрывало то, что было под ним. Ее груди задержали внимание Руско, так как они были круглыми, большими, упругими, высокими и гордо оттягивали собой тонкую материю. Соски были хорошо видны, но ему захотелось разглядеть их поближе, чтобы видеть каждый пупырышек. Затем, его глаза отправились в путешествие вниз по ее телу, мимо тонкой талии, с удовлетворением отметив черный треугольник, между ее ног.

После этого он опять посмотрел на ее лицо и отметил, что оно столь же прекрасно, как и все остальное. У нее были карие глаза и пухлые губы, ее волосы были зачесаны назад и перехвачены там ярко–красной лентой. В общем, она была находкой для ценителя женской красоты, каковым являлся Руско до того, как нашел свое истинное предназначение.

– И что же это за послание, джиллочеловек? – спросила девушка пока он разглядывал ее. Ее глаза смело встретили его взгляд.

– Как зовут тебя, сестра? – спросил он в ответ.

– Мишель Бритт, – ответила она со странным выражением на лице, смысла которого он не мог понять.

– Мишель Бритт, Я Ладислас Руско. Вы слышали обо мне?

– Да, – сказала Мишель, поворачиваясь к. своей молчаливой подруге, а затем снова к Руско.

– Я видела вас по стереовизору.

– Тогда, вероятно, вы слышали мое послание, – сказал он выдав им, наконец, по листовке.

Только после этого он обратил внимание на вторую девушку, которая была меньше ростом, чем Мишель и одета точно в такую же одежду, которая показывала точно такое же количество прелестей ее молодого тела. В ее чертах было что‑то восточное, какая‑то особая прелесть, но она не могла сравниться с чувствительностью Мишель и с тайной, которую хранили ее глаза.

– Я слышала про него, – сказала Мишель.

– Я молюсь за любовь и понимание, – сказал Руско, – для всех существ.

Мишель хотела что‑то сказать, затем передумала и спросила:

– Ты действительно веришь во всю эту чушь?

– Посмотрите на меня, и лишь потом спрашивайте. Я стал братом всех разумных существ. Я человек и джилл одновременно. И то и другое во мне одном. Любовь и понимание возможны.

Мишель покачала головой и в ее глазах появился странный блеск.

– Я не верю этому.

– Но, сестра, это так!

Она посмотрела на его обнаженные половые органы.

– Пока еще ты человек.

– Ты говоришь это потому, что у меня нет женских органов, – сказал Руско. – Это так. Наши братья джиллы являются мужчинами и женщинами одновременно. Я тоже могу это делать.

Руско показалось, что Мишель сомневается.

– Как? – спросила она.

Руско улыбнулся.

– Существуют способы. Если бы я занимался сейчас любовью, то показал бы тебе.

– Не думаю, что мне необходима демонстрация.

– Мужчины могут любить мужчин, а женщины женщин. Ты знаешь это?

– Конечно.

– Я же могу любить кого угодно. И кто угодно может любить меня.

– Знаю, что ты имеешь в виду, – сказала Мишель. – Я видела, как это делается. Даже сама этим занималась. Но мне это не интересно.

Она бросила многозначительный взгляд в сторону своей подруги, которая немного покраснев отвернулась.

– Да, но любить джилла! – сказал ей Руско. – Вот что должно последовать за этим. Мужчины и женщины будут заниматься любовью с джиллами. На этом войне придет конец.

– Ты и впрямь полезешь в постель с одной из этих тварей? – спокойно спросила Мишель, совершенно не удивившись его высказываниям.

– Конечно., – искренне ответил Руско. – Это необходимо сделать ради спасения Вселенной.

– Так, есть один в Астропорте, – сказала Мишель.

– Да, я знаю, но мне отказали во встрече с ним. Они не дадут мне полететь на станцию.

– Он мертв, – сказала восточная девушка, в ее голосе чувствовалось удовлетворение.

– Мертв? – переспросил Руско.

Девушка кивнула.

– Вчера. Он убил правительственного эксперта–психолога и пытался стянуть корабль–скаут. Его убили, когда он уже собирался улетать.

– Да, это грустно, это ужасно грустно, – сказал Руско. – Я уже начал надеяться, что с этого момента начнется взаимопонимание. Но они, правительство, просто не знают, как следует поступать.

– А ты знаешь? – спросила Мишель.

– Посмотри на меня. Вот, путь.

– Приятель, у тебя что, комплекс Мессии?

– Но, ведь, кто‑то должен им быть.

– Может быть, – задумчиво произнесла Мишель, в первый раз она не была уверена в своих словах.

– Подумайте обо всем этом, сестры. Подумайте обо всем, что я вам сказал, тогда вы сможете увидеть правду.

– Хорошо, я подумаю об этом, – сказала Мишель.

– Забудь это, – сказала восточная девушка. – Я пойду домой, пока меня не стошнило.

– Джута, – позвала Мишель, но затем замолчала. – Увидимся позже.

– Ты помнишь, что у нас вечером встреча? – спросила девушка голосом в котором смешались гнев и жалость. Затем, она повернулась и пошла прочь.

– А ты Мишель? – спросил Руско. – Я вызываю у тебя отвращение?

– Да.

—Тогда, почему ты тоже не ушла?

– Я сама психопатка, – сказала она. – Иногда мне нравятся сумасшедшие отвратительные вещи.

Внутри Руско что‑то затрепетало.

– Становится поздно, – сказал он. – Мне надо возвращаться в свое жилье, чтобы принять питание, – он сделал паузу и с надеждой добавил, – но там есть и обычная людская пища. Вы хотите пообедать со мной?

– Никогда еще не видела, как питается человек без живота, – сказала она, хотя то, что сказали ее глаза, Руско так и не понял. – Пожалуй, хочу.

И когда они вышли из парка и пошли по тротуару к квартире, которую Руско снял сегодня утром, он подумал о том, что эта странная, возможно извращенная девчонка будет делать гораздо большее, нежели чем просто наблюдать за его питанием. И это “большее” было как раз то, в чем он так отчаянно нуждался. “Интересно, как хороша она будет в постели?” – подумал он.

31

Прошло пять стандартных дней после похорон тех, кто погиб во время бунта на “Фарсалусе”, когда Первый Офицер звездолета “Йово Джима” Клинг Реддик не явился, чтобы сменить Лейтенанта Акин Дарби на посту дежурного офицера.

Лейтенант Дарби сообщил об этом капитану Даниэлю Макселу, который зашел на мостик, проводя рядовую инспекцию.

– Спасибо, мистер Дарби, – сказал Максел, которого очень беспокоило столь необычное поведение такого дисциплинированного офицер, как Реддик. Подойдя к центральному пульту корабля, который он делил теперь вместе с Адмиралом Брейсером, Максел набрал номер каюты первого офицера, но ему никто не ответил. Когда ответа не последовало ни с третьего, ни с четвертого раза, Максел включил систему оповещения.

– Мистер Реддик, – произнес он в микрофон, и его голос разнеся по отсекам и коридорам огромного корабля. – Говорит Капитан Максел. Прошу немедленно подойти ко мне. Мистер Реддик, прошу немедленно зайти на мостик к капитану.

Подождав еще немного, Максел позвонил в корабельный медпункт. Ему ответила Первая Медсестра Рута Дженнин.

– Да, капитан, – сказала она. Две трети ее лица закрывала маска из пластикожи – последствие выстрела из ручной винтовки джиллов.

– Скажите, мистер Реддик заходил в медпункт? – спросил он.

– Нет, сэр, – ответила медсестра. – Мистер Реддик не заходил сюда со времени последнего медосмотра позавчера. Что‑нибудь случилось?

– Не знаю, спасибо.

Отключив связь с медпунктом и подождав еще немного ответа на свой вызов через громкоговорители, Максел задумался о том, что же, все‑таки, случилось с Реддиком. Черт возьми, неявка на службу – это было совсем не похоже на Клинга.

– Оружейник, – наконец сказал он.

Молодой сержант, единственный здоровый человек на борту “Йово Джима” вытянулся по стойке “смирно”.

“Сэр”, – громко произнес он.

– Прошу вас немедленно сходить в каюту первого офицера и разыскать его.

– Есть, сэр, – ответил молодой солдат, и выполнив команду “кругом”, браво замаршировал прочь с мостика.

С каждой минутой в душе Максела крепло нехорошее предчувствие. Реддика постоянно грызло что‑то. Это началось сразу после того, как они покинули Адрианополис и в последние дни чрезвычайно обострилось. Максел был уверен, что Реддик способен справиться с собой и взять под контроль свои эмоции и свою депрессию, но одна мысль пугала его: “А что, если он не смог? Что, если он сломался? Что, если он оказался не столь сильным, как думали они с Брейсером? Что, если…”

На пульте у Максела зазвонило коммуникационное устройство. Искусственная рука капитана щелкнула тумблером и на экране появилось молодое лицо оружейника, по выражению лица можно было понять, что он близок к панике.

– Ну? – спросил Максел.

– Сэр, – неуверенно произнес оружейник.

– Сэр, вы не могли бы немедленно подойти в каюту мистера Реддика? Пожалуйста, пусть с вами подойдут адмирал и доктор Джефф.

– Что случилось, Филлиан? – спросил Максел оружейника.

– Думаю, вам лучше посмотреть самому, сэр, – сказал он, бледнея прямо на глазах своего собеседника.

– Хорошо, – сказал Максел. – Сейчас подойду.

Максел быстро связался с адмиралом и с судовым врачом и покинул мостик.

Брейсер чувствовал раздражение, катясь по коридору на встречу с Макселом. Перед этим он сидел в офицерском кубрике и за чашкой чая обсуждал с астронавигатором Биной О’Гвинн и мистером Кумберлендом вопросы управления звездолетом в трудных условиях креонских туманностей. Впервые за долгое время он смог отвлечься от насущных проблем и посвятить время обсуждению чисто абстрактных материй. К тому же, ему нравилась острота ума мисс О’Гвинн. Она была умна, эта некогда очень красивая женщина, чье лицо и верхняя часть туловища состояли теперь из пластикожи и керамики, наступит время, и она сама когда‑нибудь станет капитаном звездолета. Что касается Кумберленда, он был удивлен таким глубоким знанием астронавигации у корабельного капеллана. Брейсер никогда не предполагал, что он такой образованный и начитанный человек. Но звонок Максела прервал все это. Судя по тону, это было что‑то чрезвычайное, и в нем снова проснулись волнения и сомнения, которых ему так хотелось избежать. Так, что же случилось?

– Каюта Реддика, – произнес Максел, увидев адмирала.

– Что происходит, Дан? – когда они приблизились к той части корабля, в которой находились офицерские каюты.

– Убей Бог, сэр. На Филлиане лица не было, поэтому я не стал его выпытывать.

– Ты должен был.

– Да, сэр, полагаю, что должен.

– Запомни на будущее.

– Есть, сэр. Запомню.

Они подошли к каюте. Дверь была открыта и внутри, кроме оружейника, уже находился врач. Мистер Реддик тоже был там.

Старый солдатский ремень, сохранившийся еще со времен академии был аккуратно зацеплен одним концом за крюк, которым крепился к потолку осветительный плафон, на другом же конце была петля, а в петле шея первого офицера. Ноги его висели в дюжине сантиметров от пола и в метре от перевернутого стула, который он, видимо, оттолкнул в сторону.

Командор Клинг Реддик, Первый Офицер Линейного Боевого Звездолета “Йово Джима”, был мертв.

– Самоубийство, – сухо произнес офицер–медик.

– Вы уверены? – спросил Брейсер точно таким же тоном, понимая, что объяснение медика вполне очевидно, но как бы надеясь, что врач сможет сказать ему что‑то другое.

– Абсолютно уверен, сэр, – сказал доктор Джефф. – Это самоубийство. Он был склонен к этому.

Джефф несколько мгновений разглядывал результаты последних анализов в медицинской карте Реддика.

– Доктор Джефф, – медленно произнес Брейсер, чувствуя в себе пустоту не только от отсутствующих органов, – несколько дней назад вы говорили мне, что он столь же стабилен, как любой другой член команды этого корабля.

Медик взглянул на него и с грустью улыбнулся.

– Да, говорил, сэр. И сейчас это утверждаю.

– Вы хотите сказать, что мы все готовы сделать то же самое?

– Нет, нет, – возразил офицер–медик, он поднял руку ко лбу, в жесте, выражающем не то неуверенность, не то безнадежность. – Я имею в виду то, что неделю назад, ну, мистер Реддик был столь же, стабилен, как вы или я, если здесь вообще может идти речь о какой‑нибудь стабильности. Но если вспомнить, сэр, события, которые произошли на “Фарсалусе” несколько дней назад.

– Бунт? – спросил Брейсер.

– Да, сэр, – ответил доктор Джефф. – Он каким‑то образом повлиял на мистера Реддика. Этот бунт… ну Реддик, я полагаю, лелеял в душе надежду на то, что кто‑то отважится на это и ему сойдет с рук. Он надеялся, сэр, что найдется некий гений, который вызволит нас из этого кошмара. Э–э, извините, сэр, я имел в вид.

– Это кошмар, – сказал Брейсер. – Продолжайте.

– Так вот, сэр, когда бунт на “Фарсалусе” провалился, это что‑то надломило в нем. Я полагаю, он увидел всю тщетность своих чаяний. С его точки зрения, разумеется, сэр.

– Спасибо, доктор, – сказал Брейсер все еще ощущая в себе пустоту.

– Как долго он был мертв, – спросил Максел.

– Ну, согласно анализу, приблизительно три с половиной часа, сэр, может, немного больше.

– Ему может чем‑нибудь помочь анабиоз? – спросил Брейсер.

– Обычно в таких случаях помогает, сэр, но согласно моим данным, перед тем, как повеситься, он принял яд, DBN–производное или что то типа этого. Я слышал о том, что на корабле где‑то используют это.

– Дан, ты об этом знаешь что‑нибудь? – спросил Брейсер.

– Да, сэр, – ответил Максел. – Я не хотел беспокоить вас по этому вопросу. Мы делали несколько обысков, но не нашли ничего.

– Тогда, ищите еще, – сказал Брейсер.

– Есть, сэр, – ответил капитан “Йово Джима”.

– Продолжайте, доктор, – сказал Брейсер.

– Короче, повреждения, нанесенные его нервной системе и головному мозгу являются весьма значительными. Он, вероятно, принял колоссальную дозу. Нет, сэр, отвечая на ваш вопрос, Я не думаю, что анабиоз ему чем‑нибудь поможет. Я сожалею, сэр.

– Я тоже, – сказал Брейсер и развернувшись поехал прочь по коридору на гусеницах, которые поддерживали металлический цилиндр его тела.

Тело Командора Клинга Р. Реддика, Первого Офицера Линейного Боевого Звездолета “Йово Джима” было выпущено в открытый космос. Оно медленно скрылась из глаз, удаляясь по своей траектории, подгоняемое реактивной сумкой. Тело летело в направлении солнца Промежуточной, где через несколько месяцев оно будет кремировано.

Абсолом Брейсер немного завидовал ему. Это было абсолютно чисто.