Текст книги "Наступление бури"
Автор книги: Рэйчел Кейн
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 23 страниц)
Я сидела, скрестив ноги, омываемая теплыми солнечными лучами, в чем-то белом, таком тонком, что и тканью-то назвать трудно, а уж одеждой тем паче… в чем-то церемониальном, но никак не функциональном.
Единственным звуком в моем сне был приглушенный, шепчущий шелест ветра. Дыхание мира.
Я почувствовала, как теплая рука касается моих волос и пальцы погружаются в их теплую массу. Их прикосновение распрямляло кудряшки и придавало прядям шелковистую гладкость.
– Не оборачивайся, – прозвучал в моем ухе шепот Дэвида. Я вздрогнула и ощутила спиной его тело, крепкие мускулы и мягкую плоть. Более реальное, подлинное, желанное, чем что-либо в моей жизни.
– Ты должна быть осмотрительной, Джо. Теперь я не могу тебя защитить…
– Просто будь со мной, – промолвила я. – Ведь это ты можешь, правда? Просто будь.
Его руки спустились мне на плечи, скомкали тонкую газовую ткань, приподняли над моей кожей и отпустили.
– Если я это сделаю, ты умрешь.
– Я что-нибудь придумаю.
Его губы коснулись сбоку моей шеи обжигающим поцелуем.
– Я знаю, что ты попытаешься. Но ты должна обещать, что, когда настанет время, сделаешь правильный выбор. Отпустишь.
Мне явилось кошмарное видение того, как руки Дэвида разжимаются, Хранитель выскальзывает и падает навстречу своей смерти.
Только на сей раз, отчаянно вопя и размахивая руками, падала я. Уже переваливалась через край площадки на вершине горы, под которой бушевали стремительные потоки.
Дэвид обхватил меня за талию и удержал.
– Не допусти, чтобы я повредил тебе, – прошептал он, и голос его дрожал от напряжения. – Останови меня. Пожалуйста, Джо, ты должна меня остановить. Я не могу сделать это сам.
Я взглянула вниз, на обнимавшие меня руки. Черные, искривленные руки ифрита, угловатые и когтистые. Алчущие.
– Пожалуйста! – прошептал он, касаясь губами моей кожи, и голос его был полон отчаяния. – Пожалуйста, Джо, отпусти меня.
– Не могу, – омертвело ответила я.
– Отпусти меня или дай мне то, что мне требуется! Я не могу – не могу…
Он взвился, с воем превратившись в черный маслянистый туман, развеялся и исчез.
Я упала ничком: белая газовая накидка вилась надо мной на безжалостном, завывающем ветру, и зарыдала в голос, и рыдала, пока не проснулась.
Моя сестра была дома. Я слышала, как она расхаживала по гостиной, радостно напевая какую-то веселую мелодию. Возможно, что-то из классики: Сара всегда была образованнее меня. Еще в детстве она усердствовала на уроках игры на фортепиано, с которых я упорно сбегала на бейсбол. Голоса Имона слышно не было. Сообразив, что так и сжимаю в обеих руках бутылку Дэвида, я убрала ее в выдвижной ящик тумбочки.
– Ты обещала, – прозвучал тихий голос в моем сознании.
Да. Но я еще не была готова.
Задвинув ящик, я проскользнула в ванную и, взглянув на себя в зеркало при ярком, ровном голливудском свете, содрогнулась. Вид был дерьмовый, глаза опухли, волосы спутались. Схватив расческу, я принялась распутывать узлы, пока не привела их в относительный порядок, а вот с глазами ничего особенного делать не стала, не считая, конечно, нескольких капель визина. Натянув короткий топик и обтягивающие, низко сидящие джинсы, я босиком вышла навстречу остальному своему маленькому мирку. Который, на удивление, оказался в превосходном порядке.
Сара на кухне занималась готовкой. На кухонном столе были разложены свежие сочные овощи, которые она чистила с помощью огромного сверкающего ножа. Позади нее булькало на сковородке масло. Подняв взгляд и увидев меня, она застыла, потом изобразила улыбку и продолжила свое занятие.
– Привет, – сказала я, усевшись на кухонный стол.
– Самой тебе привет.
Периферийным зрением я уловила какое-то движение, а потом передо мной появился бокал вина. Белого вина, высеребрившего бокал холодом.
– Это поможет?
– В каком смысле?
Я пригубила вино. Хорошее: легкое, с насыщенным фруктовым букетом и сильным послевкусием.
– В смысле твоих проблем.
Я вздохнула.
– Мои проблемы тянут не на чудесное «Пино Гриджо», а на дрянное виски из бумажного пакета.
– О!
Она снова вернулась к овощам.
– Слушай, ты на весь день выпала из мира. Имон сегодня придет на обед: надеюсь, ты не против? Было бы здорово пригласить и твоего друга, Дэвида. Музыканта.
– Он на гастролях.
– Какая жалость.
Она пожала плечами и продолжила заниматься едой.
– Ладно, тут еще дел полно. Я готовлю цыпленка «примавера». Надеюсь, тебе нравится.
Не имея на сей счет мнения, я предпочла отмолчаться и, потягивая вино, уставилась на двери патио. Океан набегал на берег со стороны горизонта, и снаружи царили дивные сумерки. Мы не были обращены к закату, однако воздух был пронизан легким оранжевым свечением, колеблющимся в такт движению волн. Небо приобрело насыщенный, глубокий темно-синий цвет, тяготеющий к черноте.
Хоть мне и удалось некоторое время поспать, ощущение было такое, будто я не отдыхала уже несколько дней. Все казалось острым, ломким и вообще неправильным.
Сара тем временем ссыпала старательно нарезанные овощи с разделочной доски в кастрюлю, и, отвлекшись от них, проверила стоявшую в духовке латку, от которой, стоило ей приподнять крышку, распространился сногсшибательный аромат курицы, обильно приправленной травами. Кстати, курица курицей, но и латки этой я среди своей кухонной утвари не припоминала, она выглядела совсем новой. Как, впрочем, и набор сверкающих ножей, который подошел бы шеф-повару. Я попыталась вспомнить, забрала ли у нее свою кредитную карту, но так и не вспомнила. Впрочем, если это меня и беспокоило, то явно не в первую очередь, словно что-то имеющее отношение к другому миру.
Свои манипуляции Сара сопровождала болтовней о соседях, с которыми, как я поняла, разговорилась нынче утром. Суть ее рассказа до меня не больно-то доходила, но это не имело значения: Сара возбужденно тарахтела, что всегда в ее случае было признаком желания переключиться и не думать о чем-то по-настоящему важном. Мне это было памятно еще по средней школе, она вела себя подобным образом всякий раз, когда ей предстояло свидание с Настоящим Крутым Парнем. Прошли годы, а ничего не изменилась – она так же волновалась из-за Имона.
– …ты не думаешь? – заключила сестрица, пытаясь слить отвар из-под цыпленка. Не в раковину, отметила я, а в кастрюлю: пригодится, чтобы сварить в нем макароны.
– Конечно, – заявила я, понятия не имея, в чем заключается вопрос, но она при этих словах счастливо просияла.
– Вот и я тоже. Эй, помоги-ка мне, а? – попросила она, возясь с латкой. Я встала, взяла прихватку (тоже, кстати, новую) и, ухватившись за боковую ручку, помогла ей наклонить на весу латку. Она одарила меня улыбкой, тут же исчезнувшей, когда я не улыбнулась в ответ: остаток бульона мы слили в молчании. После этого она выудила курицу, вернула бульон в латку, засыпала в него макароны и снова поставила на огонь. А проваренная в травах курица вместе с овощами отправилась на сковородку, где булькало масло.
– Это Дэвид? – осведомилась она, деловито размешав содержимое и уменьшив огонь. Я заморгала и недоуменно на нее воззрилась. – Вы поссорились?
– Нет!
На самом деле простого ответа у меня не было. Она поняла сказанное как нежелание развивать эту тему и временно сосредоточилась на стряпне.
Поскольку, прежде чем рухнуть днем в постель, я отключила телефон, то сейчас поплелась к базе посмотреть, нет ли там какого послания.
Подняв беспроводную трубку, я ткнула кнопку:
– Хотите обзавестись собственным домом? Нынешние цены…
Удалить.
– Найдите себе пару….
Удалить.
Секунда молчания, а потом голос:
– Будь на балконе через тридцать секунд. Жду.
Этот глубокий, не совсем человеческий женский голос я знала. И то была никакая не запись. Вовсе нет.
Положив телефон, я подошла к окну и выглянула наружу. Никого. Но я прекрасно понимала, что просто так отделаться от Рэйчел все одно не получится, эта девушка-джинн из тех, кто привык добиваться своего. Сдвинув стеклянную панель, я вышла на продуваемый свежим ветерком балкон и, едва прикрыв за собой дверь, ощутила… что-то. Слабое шевелении внутри, холодок, пробежавший сзади по шее.
Когда я обернулась, Рэйчел уже сидела, нога на ногу, за моим кофейным столиком из кованого железа, разглядывая свои длинные ногти – на сей раз ярко-золотые. Такого же цвета, как и ее брючный костюм, под который она надела пурпурную блузку. Ее гладкая темная кожа поблескивала в убывающем свете, а когда она повернулась, чтобы посмотреть на меня, я увидела в ее золотистых глазах ястребиный блеск.
– Привет, Белоснежка, – промолвила она, легонько щелкнув ногтями, которые издали металлический звук. – Соскучилась по мне?
Я присела на другой стул и положила руки на нагревшийся за день железный столик.
– Как по бубонной чуме.
Она положила свою изящную смертоносную руку себе на грудь, напротив сердца, если бы оно у нее было.
– Я опустошена. Счастье мое разбито.
– И чему я обязана этим удовольствием?
– О, для тебя это удовольствие?
– Ты можешь просто, без экивоков, сказать, зачем явилась? – произнесла я, утомившись от всего этого подтрунивания и просто желая завалиться обратно на кровать и выпасть из реальности на ближайшие несколько часов, отсрочив таким образом необходимость делать выбор который, по сути, вовсе и не был выбором.
Рэйчел подалась вперед, поставив локти на железный столик, и вперила в меня взгляд ярких нечеловеческих глаз, в котором не было места ни состраданию, ни юмору.
– Ты умираешь, – заявила она. – Опустошена изнутри. Я видела, Джонатан дал тебе отсрочку, но не стоит терять время попусту. Все происходит слишком быстро.
– Дэвид стал ифритом, – неожиданно вырвалось у меня. Я помнила, как это случилось с Рэйчел, которой, насколько мне было известно, первой из джиннов удалось вернуться в прежнее состояние. И она сделала это, черпая силу у второго по могуществу джинна в мире… Дэвида… ну, и в силу уникального стечения обстоятельств, включавшего в себя и смерть человека, и вмешательство Ма’ат, и экстраординарное сотрудничество между джинном и человеком.
– Мне нужны Ма’ат, – промолвила я. – Они нужны мне, чтобы исцелить Дэвида.
Рэйчел молча буравила меня неподвижным, хищным взглядом. В угасающем свете дня сияние ее глаз казалось сверхъестественным, такой эффект нельзя было объяснить одной лишь отраженной энергией. Она постучала длинными острыми ногтями по железу, и от этого звона по хребту у меня пробежали ледяные мурашки. Я поежилась.
– Ма’ат не придут. У вольных джиннов хватает своих забот, но даже если бы мы и попытались, этого было бы недостаточно. Дэвид слишком силен. Он просто вытянет жизнь из всех нас, но ему и того не хватит.
– Джонатан хочет, чтобы я…
Она вскинула руку.
– Меня не волнует, чего хочет Джонатан.
Это было нечто новое. И обескураживающее: Рэйчел всегда слыла преданной сторонницей Джонатана. Как я понимала, в мире джиннов существовал культ вождей группировок, заменявших им политические партии, но мне никогда и в голову не приходило, что ее приверженность может поколебаться. Она стояла за Джонатана. Казалось, так будет всегда.
– Если ты освободишь Дэвида, – продолжила Рэйчел, – он поведет охоту и начнется истребление. Я, в бытность свою ифритом, была опасна. Он будет смертоносен, и если он начнет охоту на Джонатана, Джонатан не сможет, чтобы остановить его, действовать так, как должен бы. Это ты понимаешь?
Полагаю, я понимала. Я чувствовала ненасытный голод Дэвида, острую необходимость в энергии выживания. Для меня было очевидно, что, будучи в здравом уме, он предпочел бы умереть, но не выкачивать энергию из Джонатана, но нынешнее его состояние не имело ни малейшего отношения к норме.
– Если ты будешь держать его в бутылке, он высосет тебя досуха, – тихо прошептала Рэйчел. – Но на этом все и кончится. Он будет заточен в стекле.
– Но сейчас он ничего из меня не тянет.
Она молча смерила меня таким долгим взглядом, что я ощутила нехорошую тяжесть в желудке.
– Или тянет?
– Ифриты могут тянуть энергию из людей, – ответила она, – но только из Хранителей. А в тебе, помимо того, есть и нечто нечеловеческое, способное его привлечь.
Дитя. О господи, дитя!
– Ты хочешь, чтобы я добровольно дала ему убить себя? – просила я. – Себя и ребенка? Чтобы спасти Джонатана?
– Это твой долг, – заявила Рэйчел. – Ты знаешь, что происходит, ты уже почувствовала. Джинны воюют. Убивают. Умирают. Нами овладевает безумие, и без Джонатана мира и покоя не будет нигде. Нигде, включая человеческий мир. Это ты понимаешь?
Я покачала головой не столько от непонимания, сколько от изнеможения.
– Ты просишь меня принести в жертву себя и дитя. А сама ты понимаешь, что это будет значить для него, если он все-таки переживет все происходящее?
– Да. Даже при этом, даже если это будет для него непереносимо, ты должна поступить так. Джинны не воевали между собой тысячи лет – но сейчас все идет к решающей битве, и мы не можем это остановить. Одни хотят избавиться и от людей, и от этого мира. Другие пытаются сохранить все как есть. Они полагают, что, пусть это неприятно, наш долг в том, чтобы спасать человечество от самого себя.
– Ну ничего себе! – фыркнула я. – От нас самих? А вы вроде как ни при чем!
Она смерила меня холодным взглядом.
– Обмен ударами произошел, и этого уже не переиграть. Я боюсь за нас. И за вас тоже. Впереди тьма, подружка. И я никогда не думала, что увижу такое снова.
– Джонатан знает, что, если я не разобью бутылку, Дэвид не сможет вернуться.
Рэйчел помолчала, скребя когтями металл стола, так что на нем оставались следы, потом со вздохом сказала:
– Джонатан считает, будто ему известен результат, а вот мне кажется, он видит только то, что желает видеть. Он верит, что сумеет управлять Дэвидом даже в качестве ифрита. А вот я в это не верю. Но помимо того, что он желает спасти Дэвида, он еще думает и о твоем ребенке. Он хочет спасти вас всех, если сможет.
– А ты нет. Ты предпочитаешь, чтобы все мы умерли ради увеличения общей безопасности. Рэйчел, ты сама-то как думаешь, что я могу на это ответить?
Рэйчел уже приоткрыла безупречно подведенные губки, чтобы ответить, но не успела: я ощутила в эфире мощный энергетический всплеск, и позади меня прозвучал мужской голос:
– Я могу разрешить все твои проблемы. Отдай Дэвида мне.
То был Ашан. Высокий, широкоплечий, с ясными чертами изящно вылепленного, но сурового лица. Весь в гамме серых оттенков – серебрящиеся волосы, серый костюм, галстук с голубоватым отливом и глаза всему этому в тон. Если Рэйчел предпочитала яркие цвета, то он являл собой противоположность ей, все равно что холодное свечение луны в сравнении с ярким сиянием солнца. Холодная сдержанность, строгость – и ничего человеческого, несмотря на человеческий облик.
Рэйчел, со скрежетом металла о цемент сдвинула назад свой стул и зашипела на него: глаза вспыхнули золотым пламенем. Ашан удостоил ее лишь взгляда. Он стоял на месте, даже не шелохнувшись, но выглядел так, словно от убийства его отделяла доля секунды. Я взирала на живое воплощение той самой войны, о которой говорила Рэйчел, причем меня угораздило оказаться избранной в качестве поля боя.
– Держишься за старое? – спросил он. Не меня, разумеется, я была человеком, расходным материалом. – Пришло время решать, Рэйчел. Ты что, собираешься остаться с ним? Все меняется, ты ведь не настолько тупа, чтобы этого не понимать. Подумай – для тебя найдется место на моей стороне.
Она не ответила. Да и надобности не было: ее оборонительная поза говорила сама за себя.
– Армия, которую вам удалось собрать, мала, – заявил Ашан. – Мала и слаба. Что ты липнешь к людям, Рэйчел? Неужто тебе не хочется очиститься от них? От них и от всей той грязи, в которой мы барахтаемся уже тысячелетия, пока Джонатан смотрит, как гниют и распадаются прахом его планы.
– Я достаточно чиста, – промолвила она, – и это весь мой ответ.
– Пока.
Он кивнул и перевел взгляд на меня.
– Я не в курсе, почему Джонатан не убивает тебя, человечишка, но, если ты встанешь на моем пути, я медлить не стану. Ты это знаешь.
Сжав кулаки так, что ногти впились в ладони, я медленно кивнула.
– Ну так будь хорошей девочкой и отдай бутылку мне, – сказал он. – Мне нужен Дэвид. Сейчас же!
Интерлюдия
Первое соприкосновение шторма с сушей почти неотличимо от дуновения легкого бриза, рожденного у побережья Африки. Но его фронт растянулся на сотни миль и облачен в наэлектризованную броню серых облаков. Он несет в себе энергию солнца, запасенную в виде плотно сконденсированного тумана, который продолжает то подниматься, то падать, уплотняться и распадаться, и каждая такая трансформация становится для системы очередным кровопусканием.
Опасным, но не смертельным. Порой его прорывает быстрыми воздушными потоками. Но по его приближении к первому из оказавшихся на пути островов происходит явление, вероятность которого один к миллиарду. Океанское течение, петляющее с севера на юг, прогревается солнцем под правильным углом. И его температура повышается на четыре градуса.
Всего на четыре.
Но точно в нужный момент.
Шторм, проходя над течением, внезапно сталкивается с теплой стеной испаряющейся влаги. В глубине облаков происходит некий алхимический процесс: влага, температура и энергия создают критическую массу, направляющую шторм на путь безжалостного самоуничтожения.
И наконец, к этому уравнению добавляется еще одна маленькая переменная: случайный ветер, повеявший с мыса Доброй Надежды. Столкнувшись со штормом на его дальнем периметре, он обтекает его по краям, скользит и, поскольку он холоднее, увлекает шторм с собой.
Шторм начинает поворачиваться. Он вращается. Он обладает массой. В нем заключен колоссальный источник возобновляющейся энергии. Он совершает мощный рывок, разрастается, подобно взрыву, наращивая угрозу – это уже не дитя.
Ныне это полномасштабный ураган, и он продолжает набирать силу.
Глава четвертая
В ретроспективе видится, что прорычать «Только через мой труп» было, наверное, не самым мудрым ответом, учитывая, что я имела дела со второй, после Джонатана, фигурой в нынешнем мире джиннов.
Ну и ладно: в мудрецы я никогда и не набивалась. По крайней мере, никто не обвинит меня в трусости.
Ашан протянул руку, чтобы схватить меня… да так и не дотянулся: Рэйчел неоново-золотой вспышкой промелькнула мимо меня и налетела на него, как тигрица, рыча и нанося удары когтями. Никак не ожидавший такого, Ашан отпрянул на несколько шагов… за пределы балкона.
Ну, грохнуться он, ясное дело, не грохнулся, завис с удивленным и раздраженным видом и ухватил Рэйчел за волосы, чтобы оторвать от себя. Силища у него была невероятная. Я хорошо знала, на что способна Рэйчел, но он, с легкостью раскрутив ее, отправил по дуге в стремительный полет, закончившийся сокрушительным падением на парковочную площадку, где как минимум в четыре ряда стояли машины. Едва приземлившись, Рэйчел перекатилась и вскочила на четвереньки, припадая к земле с хищной грацией какого-то когтистого чудища из фильмов про динозавров.
Она впрыгнула на крышу белого фургона, так что детектив Родригес, возможно, ощутил легкий толчок, хотя ничего, разумеется, не увидел бы, даже высунувшись наружу. Рэйчел пробежала но всей ее длине и, оттолкнувшись обеими ногами, грациозно взметнулась в воздух, устремляясь на Ашана, который отбил это нападение с небрежной легкостью, отмахнувшись, как от ребенка.
Я ощущала вокруг неупорядоченные потоки энергии: схватка джиннов привносила нестабильность в окружающую среду, и с этим я ничего поделать не могла. Ущерб, причиненный мне в ходе… изменения Дэвида, восполнен не был, а те энергетические ресурсы, которыми снабдил меня Джонатан, всяко не предназначались для воздействия на погоду.
Вам! Рэйчел снова грохнулась на парковочную площадку, прокатилась по ней кубарем футов пятнадцать и, истончившись в туман, исчезла.
Пуфф!
Ашан снова воззрился на меня. Сглотнув, я встала и попятилась. Хотя балкон, конечно, не лучшее место, чтобы прятаться и спасаться.
– Ты знаешь, чего я хочу, – промолвил Ашан и протянул руку. Его когти сверкали в сумеречном свете как серебристые опалы, глаза холодно светились, словно две маленьких луны. Может, он и щеголял в дизайнерском костюме, но человеком все равно не был. – Дай сюда бутылку.
– Да ты все равно к ней прикоснуться не сможешь, – заявила я. Хотелось, конечно, чтобы это прозвучало как холодный логический довод, да вот только голос у меня дрожал. – Джинны не могут…
– Девочка, – перебил он меня голосом, столь низким, что я почувствовала, как леденеет мой позвоночник. – Это не твое дело, что там джинны могут, чего не могут. Дай сюда, тебе сказано!
– Или?
– Не надо испытывать мое терпение.
Он с готовностью сделал шаг вперед. Я ощутила в воздухе потрескивание озона, почувствовала над головой сгустившиеся тучи. Вроде бы не столь уж значительные возмущения в эфире отражались, как в зеркале, в физическом мире, порождая в мезосфере неуправляемые ветры. Поток жара, исходивший от Ашана, пронизывал определяющие синоптическую ситуацию атмосферные слои, словно острие копья. Я чувствовала в воздухе электрические разряды, бьющие в землю. Он мог просто поджарить меня, прямо здесь, в патио, и в сложившейся ситуации я даже не могла защищаться.
– Дэвид имеет к людям слабость. А я нет. Мне наплевать, если я снесу весь этот дом, добиваясь своего.
– Сразу видно джинна, – отозвалась я, выдавив усмешку. – Никакого чувства меры.
Движение его было неуловимо, но зато уж удар я ощутила: он был таков, что на миг отключил мою нервную систему и отбросил назад, приложив к оштукатуренному кирпичу. Хорошо хоть не вышибла собой стеклянную дверь – об этом я с облегчением подумала в первый момент, когда очнулась. Жгучая боль в щеке накатила в следующий. Он не ударил меня кулаком, а влепил пощечину, но, проклятье, мне и того хватило. Приложив к щеке руку, я ощутила, что она горит. К глазам подступали слезы.
Ашан снова сделал шаг вперед.
– Мне неинтересно, какой умной ты себя воображаешь, а если тебе кажется, будто меня способно заинтересовать твое человеческое тело, ты жестоко заблуждаешься. Ну разве что в том смысле, что сколькими оригинальными способами его можно разорвать на части. Так что ступай и принеси бутылку.
Он не мог коснуться бутылки. Не мог забрать ее у меня. Даже Джонатан не был способен сделать это. Так что же, он блефует? Или просто хочет узнать, где она находится?
Сдвинув стеклянную скользящую дверь, я попятилась внутрь и с силой закрыла ее. Хотя, конечно, для Ашана это была не преграда. Он обрисовывался за стеклом, серый, как призрак, с холодными, вихрящимися серебристым светом глазами.
– Эй! – окликнула меня Сара, продолжавшая пребывать в своем кулинарном трансе и сейчас колдовавшая с хлебом и духовкой.
Кухня полнилась ароматами розмарина, оливкового масла и жарящегося цыпленка. О господи, как бы мне хотелось иметь возможность оценить все это по достоинству, но я была потрясена, потрясена и смертельно напугана. Я видела, как она сунула противень на место, закрыла дверцу духовки, после чего стянула с руки митенки и повернулась ко мне с улыбкой.
– Слушай, а здорово там, снаружи. Такой покой. Может, накроем обед там?
– Да, конечно. Здорово. Так и сделаем, – пролепетала я, думая, что ничего хуже ей просто не могло прийти в голову, и норовя проскочить мимо нее в спальню. Но она схватила меня за руки, остановила и присмотрелась ко мне, нахмурившись.
– Джо, что у тебя с лицом?
– Э… – Я изобразила смущение. – Да вот, отключилась.
– Отключилась?
– Да это ерунда, Сара.
Я попыталась высвободиться, но сестрица оказалась куда сильнее, чем могла показаться с виду.
– Ни черта себе, ерунда! Да у тебя вид до смерти перепуганный. Это тот малый, да? Который из фургона?
Теперь она выглядела по-настоящему разгневанной.
– Проклятье, я звоню в полицию. Прямо сейчас!
– Нет! Нет, послушай, не надо ничего такого…
Ситуация все больше осложнялась. Вырваться мне, правда, наконец удалось, но Сара бросилась к телефону. Я вырвала его у нее и шарахнула им об стол.
– Сара! В конце концов, это мое дело! И потом, тот малый в фургоне, он коп.
Она уставилась на меня в изумлении.
– Он кто?
– Коп. – Мне трудно было справляться с дыханием, мною овладевала паника. – Пару месяцев назад у меня возникли кое-какие сложности в Лас-Вегасе. Но это временно.
– О господи, что ты натворила? Убила кого-нибудь?
– Я что, по-твоему, похожа на убийцу? Ты моя сестра! Ты должна мне верить!
Ее вопрос, кстати, так и остался без ответа, но мне удалось нажать на верные кнопочки.
– Что ты, Джо!
Сара беспомощно всплеснула ухоженными руками.
– Все хорошо! Прекрасно! Я тебе верю. Но зачем он за тобой таскается?
– Он вообразил, будто мне что-то известно о преступлении, произошедшем там как раз в то время, когда черт занес туда и меня. Предваряя твой вопрос, сразу скажу – нет. Не знаю.
Она открыла рот, чтобы выдать следующий вопрос, но тут я сумела-таки найти предлог, чтобы смыться.
– Извини. Мне в туалет надо.
Признавая, что с переполненным мочевым пузырем не поспоришь, она меня отпустила. Я метнулась через открытую дверь в гостиную, стремясь поскорее оказаться в личном пространстве, и тут… зазвучал дверной звонок.
Боже мой!
– Открой! – бросила я, не останавливаясь, через плечо, вбежала в спальню, выдвинула ящик и схватила синюю стеклянную бутылку Дэвида. Сердце мое неистово колотилось, ведь я вознамерилась сыграть в очень опасную для меня игру. Смертельно опасную.
Метнувшись обратно в гостиную, я проскочила мимо Сары, еще не успевшей дойти до двери (ей потребовалось время, чтобы снять передник и поправить прическу), сдвинула стеклянную дверь и вышла в патио. Ашан оторвался от созерцания океана и повернулся ко мне. При виде бутылки в моей руке его глаза сверкнули.
– В кои-то веки ты правильно понимаешь указания, – буркнул он. – Вызови его.
– Нет, этого ты меня сделать не заставишь, – заартачилась я.
Глаза Ашана потемнели, как грозовая туча, в которой проскакивали голубые искорки молний.
– Не заставляй меня повторять дважды.
– Ты хочешь убить его!
Ашан улыбнулся. Та еще была улыбочка.
Я зажмурилась, потом открыла глаза и произнесла:
– Дэвид, выйди из бутылки.
Прошла долгая секунда, за которую я успела подумать, что совершила ужасную ошибку и что он вообще не возвращался в бутылку, прежде чем в углу, возле меня, начала, покачиваясь, сгущаться угловатая тень. Это был не Дэвид. Это было… нечто, едва узнаваемое. Однако эта сущность откликнулась на его имя, и я явно сохраняла над ней определенный контроль.
Ашан попятился. Хищная ухмылка быстро стаяла.
– Что-то не так? – поинтересовалась я ровным, холодным тоном. – Ты ведь хотел Дэвида. Вот он.
– Ифрит…
– О, ну какое это имеет значение. Нельзя судить о джинне по его цвету…
Я еще не успела закончить эту, надо признать, слабенькую шуточку, а ифрит, известный прежде как Дэвид, метнулся к Ашану, оплел его и начал втягивать его энергию. Ашан завопил, попятился, ударился об ограждение, пытаясь оторвать о себя ифрита (думать об этом существе как о Дэвиде я не могла) своими серебряными когтями. Ашан видоизменился, укрупнился и теперь лишь по общим очертаниям фигуры отдаленно напоминал человека. Скорее он был похож на расплывчатую серую тень, подернутую вспышками белых искр.
Оба они просочились сквозь ограждение и, переплетенные, перекрученные, свалились вниз. Две уродливые, угловатые конечности ифрита погрузились Ашану в грудь, и серебристая субстанция спиральным потоком устремилась по этим угольно-черным сверкающим рукам, исчезая в бездонном черном провале, который и ртом-то назвать нельзя, посреди этой мрачной тени.
Ему было больно… Не Ашану, плевать я хотела на Ашана, а Дэвиду: его боль передалась мне, да с такой силой, что я пошатнулась, ухватилась за ограждение и издала крик. Связь между нами восстановилась, но, боже мой, что это было за ощущение. Словно мне в желудок влили галлон извести! Вцепившись в перила, я смотрела вниз, на противников, которые, свалившись на парковочную площадку, покатились по ней, как незадолго до того Рэйчел, разрывая друг друга когтями, словно сцепившиеся тигры.
А потом, когда казалось, что непереносимая боль заставит меня упасть на колени, все прекратилось. Накатило облегчение, ошеломляющее чувство покоя, и на моих глазах ифрит трансформировался.
Изменился.
Обрел цвет, очертания и форму.
Дэвид стоял, скорчившись над распростертым Ашаном, погрузив по запястья руки в его грудь. Одет он был в одни только джинсы, и обнаженный торс поблескивал, возможно, от пота. Его плечи вздымались и опадали, хотя дышать, если только он не вернулся полностью в человеческий облик, у него не было необходимости.
Он вырвал из груди Ашана запятнанные серебристой субстанцией руки. Ашан лежал неподвижно, уставившись в темнеющее, усыпанное разбросанными облаками небо.
Между двумя тучами проскочила молния: жаркая, белая вспышка, которую я ощутила всеми нервными окончаниями. Гром, прокатившийся по небу, отдался в моей груди, как, впрочем, и на площадке, где у многих машин сработала сигнализация.
Дэвид поднял на меня полыхавшие раскаленной бронзой глаза. Чужие. Знакомые. Пугающие.
Оторвавшись от Ашана, он с трудом выпрямился и тут же привалился к подвернувшемуся «Фольксвагену»-«жуку». Сигнализация машины тут же умолкла: он рассеянно отключил ее, легонько постучав пальцами по капоту, потом, с видимым усилием, взял себя в руки и облачился в сформировавшуюся из уплотнившегося воздуха синюю рубашку: правда, до того, чтобы ее еще и застегнуть, у него руки не дошли. А возможно, на это просто не хватило сил. Выглядел он крайне слабым.
– Дэвид, – прошептала я. Руки мои вцепились в ограду с такой силой, что для их разъединения, пожалуй, могло потребоваться хирургическое вмешательство.
Он снова поднял глаза, и по его лицу промелькнула слабая, призрачная улыбка.
А потом он растворился.
Охнув, я подалась вперед, высматривая его. Но он исчез, исчез, исчез…
По мне скользнули теплые руки. Я прикусила губу, чтобы не дать пролиться подступавшим к глазам слезам, и подалась назад, в его объятия.
– Шшш, – прошептал Дэвид мне в ухо, и его дыхание пошевелило мои волосы. – Времени мало. Я не мог забрать у него достаточно энергии, чтобы сохранять это обличье: я не хочу убивать его. Даже его.
– Знаю, – откликнулась я и повернулась к нему. Он выглядел нормально. Здоровым, разумным, в полном порядке во всех смыслах слова, и тем большим мучением было для меня осознавать, что все это временно. Что для поддержания этой иллюзии нормальности ему необходимо снова, снова и снова поглощать энергию.
Я поцеловала его, крепко-крепко, насколько хватило дыхания. Он ответил тем же, пытаясь вложить как можно больше чувств в отведенное нам столь недолгое время: моя голова покоилась в колыбели его сильных ладоней, его теплые, шелковистые губы жадно прильнули к моим. Когда мы разъединились, ощущение было такое, будто я утратила часть себя. Но я продолжала чувствовать его внутренне: связь между нами не просто восстановилась, а гудела, наполненная энергией. Но ощущала я и слабый ее отток: энергии во мне оставалось немного, и что-то в нем откачивало ее, и она исчезала, словно в черной дыре.
