Текст книги "Наступление бури"
Автор книги: Рэйчел Кейн
сообщить о нарушении
Текущая страница: 22 (всего у книги 23 страниц)
Он повернулся и взглянул на меня, и увиденное в его взоре обожгло меня, едва не обратив в пепел. Никто, ни человек, ни джинн, не мог жить с таким чувством вины и ужаса. С таким ненасытным тяготением.
– Отпусти меня, – прошептал он. – Я люблю тебя, но, пожалуйста… ты должна меня отпустить.
Я знала, что он прав. И времени, чтобы это сделать, у меня оставалось чуть-чуть.
Я стукнула его бутылкой о стол, почти не почувствовав, как она разбилась, почти не заметив, что порезала руку. Физическая боль не значила ничего по сравнению с пожаром, бушевавшим в моей душе.
Я ощутила, как разорвалась соединявшая нас нить, бесповоротный разрыв, оставивший внутри пустоту.
Дэвид встал, одновременно с этим движением формируя на себе одежду. Линялые, мешковатые брюки-хаки. Поношенную синюю рубашку. Последним появилось длинное, до самых башмаков, оливковое драповое пальто.
Он был теплом, огнем, всем, чего я когда-либо желала в жизни.
Его большие, широкие ладони легли мне на плечи, потом скользнули на щеки, и он привлек меня к себе для поцелуя. Я ощутила его прерывистое дыхание, а потом и дрожь всего тела.
– Я знал, что все обернется этим, – прошептал он. – Мне так жаль, Джо. Я так… Мне не удержаться в этом облике долго. Я должен идти.
– Иди, – сказала я. – Со мной все будет в порядке.
После этого он исчез.
Вскрикнув, я потянулась за ним, но мои окровавленные руки обняли лишь воздух.
Окно на другом конце комнаты разлетелось фонтаном серебристых осколков, осыпавших кушетку.
Охнув, я бросилась туда, едва не споткнувшись о слабо шевелившегося Имона, и схватила Сару, стараясь ее поднять. Идти она не могла и лишь что-то неразборчиво бормотала про Имона. Я забросила ее руку себе на плечо и наполовину повела, наполовину потащила ее к выходу.
Когда мы выбрались в холл, с грохотом, похожим на взрыв бомбы, разлетелось еще одно окно.
О господи! Весь дом ходил ходуном.
Вытащив Сару на лестницу, я прислонила ее к стенке и вернулась за Имоном: ну не могла я, хоть убейте, бросить его там в беспомощном состоянии, что бы он ни наделал. Может быть, он и заслужил смерть, но такого рода смерти я не пожелала бы никому.
Ввалившись внутрь, я оказалась на секунду ослеплена молнией, ударившей так близко, что наэлектризовались даже волоски на моих руках. Имон, все еще валявшийся на полу, получил с дюжину глубоких, кровоточащих порезов. Подхватив под мышки, я потащила его по мокрому, усыпанному стеклом ковру. Он задергался, пытаясь то ли помочь, то ли вырваться, я рявкнула, чтобы прекратил, и продолжала тянуть.
Каким-то чудом мне удалось выволочь Имона на лестницу и перевернуть на кровоточащую спину. Сара, бедная, как смерть, с мутным взглядом, вцепилась в перила и, того и гляди, могла упасть. Оставив Имона на полу, я перескочила через него и успела подхватить Сару, когда ее качнуло.
– Дальше справляйся сам! – крикнула я Имону, когда он потянулся к перилам, пытаясь приподняться в сидячее положение, и, обхватив Сару за талию, повела вниз.
Спуск оказался долгим и трудным. Один мучительный шаг за раз. К тому времени, когда мы спустились, босые ноги Сары исцарапались и кровоточили, но она более-менее очухалась.
Во всяком случае, настолько, чтобы извернуться в моих руках, оглянуться на лестницу и пробормотать:
– Но Имон…
– К черту Имона, – мрачно заявила я. – Идем. Нам надо отсюда выбраться.
Она этого вовсе не хотела, но в такой ситуации я не собиралась считаться с ее возражениями. И уж тем более с возражениями, касавшимися ее негодяя-любовника.
Мы вывалились с лестницы в фойе…
…Где стояла группа мужчин, таращившихся на информационный экран точно так же, как перед этим я. Вообразив, что это спасатели, я на миг испытала облегчение, но тут же сообразила, что одеты они вовсе не как сотрудники экстренных служб или патруль. Трое из них выглядели настоящими громилами – татуированные, сильные, с чудовищно выпиравшей мускулатурой.
Четвертый был в плаще от «Барберри», сменившем из-за дождя цвет со светло-кофейного на шоколадный. Под плащом виднелся наполовину промокший, шитый на заказ, костюм с шелковым галстуком. О туфлях, явно итальянской работы, никак не рассчитанных на такую погоду, можно было лишь пожалеть. Еще его отличали отменная стрижка, которую не испортил даже дождь, темные усы и жестокий изгиб рта.
Заметив меня, он кивнул своему отряду телохранителей, и они бросились на меня. Сара стала падать. Один из громил схватил ее за волосы и рывком поднял. Она уже не была настолько одурманена, чтобы не вскрикнуть. Я не рыпалась, понимая, что шансов у меня кот наплакал, тем паче что «костюм» достал пушку, до боли напоминавшую ту, с которой забавлялся на верхнем этаже Имон. Надо думать, излюбленная модель отъявленных мерзавцев. Денек у меня сегодня выдался такой, что понизился и уровень адреналина. Я просто ошарашенно смотрела на него, а он своими темными, лишенными света глазами на меня.
– Это ты, – промолвил наконец малый с пушкой. – Та самая, которая угробила Квинна. Дрейк сказал, что ты сюда явишься. Приятно узнать, что мне нет надобности отрезать ему язык за вранье.
Имон продал меня. Не знаю уж, почему, но я этому особо не удивилась. Он придвинулся ко мне и уткнул мне ствол под подбородок.
– Меня зовут Эладио Дельгадо, и у тебя есть кое-что, чего хочу я.
Я закрыла глаза, думая:
«Ну вот, все по новой».
Интерлюдия
Я так и сижу на берегу, когда шторм обрушивается на сушу. Он смыкается вокруг меня, словно черный кулак, пытаясь сокрушить меня так же, как крушит вокруг все, сотворенное людьми, – разносит в щепки лодки, срывает с фундаментов постройки, корежит металл и ломает кости.
Но не может прикоснуться ко мне.
Я встаю и иду навстречу штормовому нагону. Пена кипит у моих ног, у коленей, у бедер… не то, конечно, чтобы все это имелось у меня на самом деле, это просто символы, обозначающие то, что я есть. Или чем был.
Я стою посреди шторма и слушаю его, ибо он говорит. Не языком физики и математики, каким описывают подобные явления Хранители, но символическим языком поэзии и музыки разбитого сердца. Этот шторм являет собой плач Земли. Это стон раненого существа, которое я не в состоянии исцелить.
Это часть меня.
Стоя там, внимая исповеди бури, я ощущаю присутствие соскользнувшего в мир рядом со мною Дэвида. Комплексная энергетическая сеть замыкается, исполняя мое предназначение, завершая мое существование.
– Я не хочу, чтобы это было так, – говорит он. – Джонатан, не позволяй этому свершиться.
– У меня нет выбора, – говорю я и поворачиваюсь посмотреть на него. Она нанесла ему урон, эта девица из людского племени. Впрочем, она уже на самом деле не вполне человек, хотя, полагаю, сама не знает, что и Дэвид уже больше почти не джинн, и скользит по этому ломкому склону обратно во тьму.
– Ты должен это прекратить, – говорит Дэвид. Имея в виду, конечно, шторм. Он ведь не знает, о чем говорит на самом деле.
Я пожимаю плечами.
– Однажды я уже останавливал его. Посмотри, чем это обернулось.
На расстоянии я ощущаю присутствие Ашана и его соратников, они ждут, внимая пению шторма, откликаясь на его зов. Они явились за мной и вместе обладают достаточной силой, чтобы со мной справиться. Но на помощь мне спешат Рэйчел, и Алиса, и дюжины других, и если они поспеют вовремя, битва разразится такая, что весь мир изойдет кровью. Он не погибнет вовсе, ибо Земля слишком прочна для этого, слишком стара и сильна. Но все сущее на ней в той или иной форме уязвимо.
Жизнь уязвима.
Глаза Дэвида полыхают медью, потом чернеют, полыхают, снова чернеют. Он отчаянно пытается отвратить неизбежное.
– Джонатан, не делай этого. Ты не должен так поступать.
– Должен, – отвечаю я, – ибо люблю тебя, брат.
Я поворачиваюсь и иду в самое чрево шторма.
Я ощущаю, как он, оставшись позади меня, меняется, и даже сквозь нестерпимый вой шторма слышу его исполненный смертной муки крик, когда он теряет контроль над собой, забывая, кто и что он есть.
Так оно и должно быть, – успеваю подумать я за миг до того, как когти ифрита вонзаются в мою спину.
Больно. Примерно так, как я того и ожидал.
Глава девятая
Да уж, ведь и Имон, и детектив Родригес категорически утверждали, что мне следует держаться настороже.
Правда, потом Имон засадил в Родригеса нож, но это уже другая история. Меня-то он, по крайней мере, предупреждал.
Холодный металл пистолетного ствола под моим подбородком служил драматической декларацией намерений моего нового знакомого. Этот тип больше походил не на Имона с его злодейской утонченностью, а на меня. Из тех, кто не ходит вокруг да около, а ставит ясную цель и добивается ее выполнения.
Всегда уважала такое отношение к делу.
– Товара Квинна у меня нет, – с ходу заявила я, не пытаясь корчить из себя невинную дурочку, прикидываясь, будто не понимаю, о чем речь. – Все его запасы взорвались в пустыне вместе с его машиной. За прошедшую неделю мне эту историю пришлось пересказывать уже раз пять, так что не собираюсь излагать заново все подробности. Скажу коротко: тебе не повезло.
Нет, адреналин у меня, похоже, точно весь вышел. Сердце билось ровно, даже после того, как он крепче прижал дуло к моему горлу, вызвав рвотный позыв. Я открыла глаза, взглянула на него и пришла к выводу, что вблизи этот малый выглядит так, что даже Квинн рядом с ним сошел бы прямо-таки за дружелюбного, ласкового щеночка. Твердокаменный, холодный убийца: мне показалось, что вокруг него, как дымок, во множестве вьются загубленные жизни,
– Тогда ты мне не нужна, – заявил он. – Но тебе, сука, нужно преподать урок.
– Думаешь, у тебя есть время? – выпалила я в ответ. – У нас тут маленькая проблема, если ты еще не заметил. Если, конечно, ты не приперся сюда на танке «Шерман», боюсь, что тебе придется столкнуться с некоторыми трудностями при попытке убраться отсюда, после…
Окна на дальнем конце фойе, не выдержав напора, разлетелись, и ветер, с воем ворвавшись внутрь, принялся нещадно, на что никак не рассчитывал элитный производитель, трепать щегольской плащ Дельгадо. Один из его громил протараторил что-то по-испански, слишком быстро, чтобы я могла разобрать. Мне захотелось повернуться и посмотреть, что там с Сарой: она снова затихла, и меня это тревожило.
– Мой друг напомнил мне, что мы должны поспеть на самолет в Майами, – промолвил Дельгадо. – А дороги никудышные, так что я и вправду не могу терять тут с тобой время. Спрашиваю коротко: есть у тебя мой товар, да или нет?
Я выдержала его взгляд.
– Нет.
– А есть что-нибудь другое, способное меня заинтересовать?
– Нет.
– Очень плохо.
Он пожал плечами, убрал пушку в карман и бросил своим головорезам:
– Наружу их. Что делать, вы знаете.
Эти ребята мешкать не стали: как только он отступил в сторону, просто подхватили меня под локти и, словно тряпичную куклу, потащили к большим стеклянным дверям. Правда, у выхода дело застопорилось: снаружи на двери давил ветер, и они не могли решить, как их открывать. Наконец налегли на правую створку, но едва она отворилась, как налетевший ураган захлопнул ее снова, причем с такой силой, что вырвал из бетона металлические петли, а стекло разлетелось вдребезги.
– Постойте! – заорала я, но совершенно напрасно, потому что эти двое уже вытащили меня наружу, и как бы я ни голосила, все звуки, один черт, тонули в пронзительном вое свирепствовавшего на побережье шторма.
До сих пор мы еще не вкусили всех прелестей этой бури: снаружи творилось нечто неописуемое. С огромным трудом преодолевая напор ветра, двое громил подтащили меня к одной из огромных пальм, которые ураган тряс и раскачивал, словно резиновые игрушки, и швырнули спиной к шершавому стволу. Глаза заливала вода, но мельком я увидела, что Сару тащат сюда же: ее притиснули к дереву рядом со мной, и наши пальцы неожиданно переплелись.
Один из бандитов вытащил из кармана куртки рулон клейкой ленты и принялся обматывать ее вокруг меня, Сары и древесного ствола. Тугая, липкая лента спеленала меня по рукам и ногам, а заодно по груди и шее. То же самое было проделано и с Сарой: нас намертво примотали к стволу, чтобы оставить на растерзание буре. У меня не было никакой точки опоры, чтобы попытаться высвободиться, а уж Сара, в своем все еще одурманенном состоянии, тем паче ничего не могла предпринять.
Сделав свое дело, громила ухмыльнулся, сморщив свои тату, и вместе с приятелями направился, пригибаясь на ветру, к своему боссу Дельгадо, уже сидевшему в черном «Хаммере». Который, при отсутствии танка «Шерман», был, пожалуй, наилучшим решением для такой погоды.
Когда джип отъехал, Дельгадо даже не оглянулся на нас: сидел, тыкал пальцем в кнопки сотового телефона. Мы для него уже остались в прошлом.
Я не могла набрать воздуху. Ветер обрушивался на нас все более яростными порывами, угрожая в скором будущем переломать кости. Дождь нещадно хлестал по открытым участкам кожи, порождая такое ощущение, будто ее сдирают или проглаживают раскаленным утюгом: то была пытка водой в ускоренном варианте.
Взвыв от ярости, я попыталась дотянуться до силы и даже ощутила слабый отклик, однако слишком слабый не только для того, чтобы противостоять буйству стихии, но и чтобы разорвать клейкую ленту. Которая вдобавок оказалась водоустойчивой. Конечно, со временем она все равно должна была размокнуть, однако громилы свое дело знали, и я пока не могла обнаружить слабых точек, куда можно было бы приложить усилия, пытаясь освободиться.
Сквозь вой ветра снова и снова слышался звон бьющихся стекол. Пытаясь набрать воздуха, я ощущала во рту привкус соли и крови, а глаза пришлось закрыть из-за свирепо молотившего ливня. Сара кричала: я слышала ее голос в коротких промежутках между шквальными порывами. Дельгадо не стал тратить на нас пули, придумав куда более изощренную казнь. Если повезет, мы лишимся чувств от боли еще до того, как летающие обломки начнут разрывать нас по кусочку на части или поднятый ветром песок станет, слой за слоем, сдирать с нас кожу. Или же нас просто удушит все возрастающее давление ветра, ибо мы даже шевельнуться не могли, чтобы ослабить его. Так или иначе мы были уже мертвы, только сам процесс грозил растянуться на долгое время.
Ухитрившись каким-то чудом набрать достаточно воздуха, я в отчаянии выкрикнула:
– Дэвид!
Он должен был явиться. Он ведь говорил, что придет, если я буду нуждаться в нем, а сейчас, господи, я нуждалась в нем больше, чем когда-либо…
Он не явился. Не явился никто.
Что-то острое полоснуло меня по щеке, может быть, металлический обломок, а может, и просто пальмовый лист. Брызнула кровь, и я увидела, как ее подхватил ветер.
Я не была готова к смерти. И уж подавно не хотела умирать вот так. Только не так. Мне уже не раз приходилось смотреть в глаза смерти, и это всегда было ужасно, но чтобы так…
– Пожалуйста! – взмолилась я.
Впереди появилась смутно различимая сквозь завесу дождя фигура: человек спускался с крыльца, подавшись навстречу ветру и держась за вибрирующие металлические перила. Он повернулся ко мне, и я узнала Имона, измочаленного ветром, насквозь промокшего. Шторм напрочь содрал с него весь напускной лоск, обнажив пугающую изначальную суть. Нырнув вперед, он ухватился длинными, окровавленными пальцами за отрезок ленты, обвивавший мою талию. На секунду я застыла, не в силах проронить ни слова. Он выглядел безумным. Безумным и странно возбужденным.
– Проси! – Нас разделяло всего шесть дюймов, но ветер даже на таком расстоянии почти заглушил его слова. Он дернул за ленту. – Проси!
– Пожалуйста! – прокричала я. – Пожалуйста…
Он ухмыльнулся, показывая зубы, полез в карман и, вытащив пружинный нож, привычным движением руки выкинул лезвие. Шестидюймовая отточенная полоска стали блеснула в тусклом свете.
— «Пожалуйста» что? – спросил он, приставив острие к выемке у моей ключицы. – Отчетливее, красавица. Говори!
– Пожалуйста, спаси мою сестру!
Он застыл, моргнул и медленно убрал нож.
– Спаси мою сестру, ублюдок. Ты обязан мне этим.
Имон Дрейк, ублюдок с большой буквы, отступил назад, полоснул по ленте, оторвал Сару от дерева, запахнул обратно ее трепавшийся на ветру халат, завязал пояс и обхватил обеими руками, укрывая от дождя.
И в этот момент я отчетливо осознала, что она не является для него только средством достижения цели. И, возможно, никогда им не была.
Он продолжал смотреть на меня со странным блеском в глазах.
– Умоляй! – выкрикнул Имон. Я едва расслышала его голос. От очередного порыва ветра он пошатнулся и, чтобы устоять, уперся сжимавшей нож рукой в ствол дерева над моей головой. Подавшись ко мне.
– Пошел ты!.. – крикнула я.
Он ухмыльнулся, отклонился назад и выбросил руку с ножом вперед. Задыхаясь, я отдернула голову в сторону и ощутила натяжение ленты, которую лезвие рассекло не больше, чем в четверти дюйма от моей шеи. А потом холодный поцелуй стали: острие ножа заодно проткнуло кожу моего плеча. Имон особо не осторожничал. Последовало несколько быстрых, небрежных надрезов – я ощутила острые вспышки боли.
– Ладно, красавица, умолять меня ты будешь потом, – промолвил он, неожиданно бросив на землю нож, который тут же унесло ветром, и, легко вскинув обмякшее тело моей сестры на плечо, шатаясь, понес к гаражу.
Я повалилась вперед… точнее, попыталась, но оказалось, что ветер прижимает меня к пальме чуть ли не так же надежно, как и лента. С огромным трудом мне удалось содрать с себя ее остатки и кое-как сместиться в сторону. Едва я оторвала ободранную о жесткую, состоящую из треугольных чешуй кору спину от ствола, как ветер, едва не сшибая с ног, буквально погнал меня к зданию.
Где внутри все еще оставалась Черис.
Не знаю уж, как мне, ободранной, окровавленной, почти ничего не видящей, удалось добраться дотуда, но в конечном счете я ввалилась в холл, на усыпанный осколками стекла, мокрый от дождя мраморный пол. Состояние было шоковое: все воспринималось отдаленно, словно в дреме, и ничто прямо сейчас не казалось таким уж важным. Сара осталась с Имоном, и тут хорошего мало, однако, по крайней мере, с нее уж точно не сдерет кожу ураган. «А с остальным разберусь, – пообещала я себе. – Со всем разберусь, скоро».
Дэвид не явился спасать меня. Об этом я старалась не думать.
Шатаясь, я добрела до двери каморки и открыла ее. Черис, закутавшись в одеяло, забилась под кушетку. С фарфорово-бледного лица смотрели огромные голубые глаза.
– Я тебя дождалась, – пролепетала она.
– Молодчина. А сейчас пойдем, – откликнулась я, и тут на меня накатил смех. Не больно-то радостный: я закашлялась, чтобы унять его, и взяла ее за руку.
Про то, как мы добирались от здания до гаража, лучше не рассказывать. От разрушенного бурей пластикового тоннеля остался лишь бетонный мостик, представлявший собой смертельную ловушку, и двинуться по нему решился бы только полный, законченный идиот. Кое-как нам удалось переползти открытый участок и нырнуть в то относительное убежище, какое представлял собой гараж.
Лестница представляла собой сущую муку, но я кое-как одолела ступеньки, причем на сей раз Черис помогала мне. Потом я, похоже, отключилась, а когда снова пришла в себя, Черис как раз выезжала из гаража, бормоча под нос что-то несвязное, но по тону похожее на молитву. Под напором бокового ветра «Мустанг», дрожа, сместился влево футов на пять, чего мы, как я понимала, делать вовсе не собирались.
По правую руку от нас вырисовалось что-то темное: я увидела это одновременно с Черис, и у нас обеих вырвался крик.
«Хаммер» Эладио Дельгадо, площадь бортов которого создавала большую парусность, явно был подхвачен свирепым боковым ветром, и его со страшной скоростью несло прямо на нас. По пути он врезался в торчащий обломок бетона, и его высоко подбросило в воздух.
В беспомощном ужасе я прикрыла голову руками, приметив, что Черис сделала то же самое.
Мир остановился.
У меня перехватило дыхание.
Я чувствовала, как умирает Джонатан, и это было ужасно, словно в надрывном крике зашелся весь мир. Рвалась сама ткань бытия, время соскочило со своей оси, небо чернело, краснело и зеленело и обретало цвета, существующие лишь в эфире, но сам эфир пылал, как пылало и все иное на уровнях бытия, никогда не ведавших пламени, ибо такого не могло случиться.
Но он умер, и шторм умер вместе с ним.
Разумеется, он не взял да вот так и прекратился: ветер продолжал дуть, гоня перед собой волны, но я чувствовала черную муку этого урагана, выжигавшего себя пламенем саморазрушительной печали, и сила этой скорби приостановила время, а потом…
…Потом «Хаммер» Эладио Дельгадо рухнул на землю в паре футов левее «Мустанга», перекатился и взорвался с выбросом такого жаркого пламени, что я ощутила его на пассажирском сиденье машины, сквозь металл и стекло.
Черис с криком нажала на газ, стремясь убраться подальше. Мотор надсадно ревел, и хотя ветер упорно сносил «Мустанг» в сторону, она все же вывела его на дорогу.
Оглянувшись, я увидела, как содрогаются и раскачиваются на ветру оставшиеся без стекол «Тестостероновые башни». Не рухнувшие, но опасно близкие к этому.
А вот над океаном черные тучи замедляли свое маниакальное вращение, и, если ливень продолжал хлестать с прежней силой, ветер постепенно сбавлял свою ярость.
Черис гнала слишком быстро, вся дрожа, скользя и буксуя среди мусора и обломков. Я не пыталась остановить ее. Я напряженно прислушивалась к тишине в эфире.
Никогда прежде мне не доводилось ощущать ничего подобного этой… пустоте.
– Стоп! – внезапно сказала я. Черис, похоже, не услышала, и я, потянувшись, перехватила у нее руль. Она ударила по тормозам, пытаясь вырвать его у меня, но каким-то чудом нам удалось остановить «Мустанг» у обочины.
– Подожди здесь, – сказала я ей и вылезла из машины.
Мои ноги чуть не подогнулись, но я обнаружила ту внутреннюю силу, о которой всегда говорил мне Дэвид, и, перейдя скользкую, заваленную нанесенным ветром хламом полосу дороги, ступила на то, что некогда было пляжем. Сейчас, впрочем, океана здесь было больше, чем песка. Бело-голубая пена. Не совсем вода, не совсем воздух.
Туфли мои куда-то подевались, ноги проваливались в мокрый песок, а я, пошатываясь, шла и шла, озираясь по сторонам.
У полосы прибоя стояли джинны. Ашан, серый, как смерть. Алиса, в мокром переднике, с развевающимися на ветру золотыми волосами. Рэйчел, стоящая на коленях, в пене, глядя на море.
Десятки джиннов.
А еще больше, сотни, с шелестом формировались из сгущавшегося тумана. И все смотрели на море.
Сквозь меня прокатилась волна жара: я тоже упала на колени и со стоном, тяжело дыша, оперлась на руки.
Нечто вещало. Нечто огромное. Мне не дано было понимать, я лишь чувствовала, но человек не создан, чтобы вмещать подобные эмоции. Мне хотелось кричать, и смеяться, и умереть. В ослепляющем порыве пришло знание: я поняла, что это значит. То была любовь в ее самом жарком, яростном, безудержном проявлении: ничего подобного мне не доводилось чувствовать никогда прежде. Даже будучи джинном.
Джинны вокруг меня поднимали головы, обращая лица к небу, и, закрыв глаза, впитывали свет и любовь.
А потом все кончилось, и я ощутила пустоту, такую пустоту.
Из пены прибоя вышел некто, нагой, золотистый, прекрасный, но он не был уже Дэвидом, моим Дэвидом, ибо стал чем-то большим.
В эфире он представал слепяще-белой звездой, с которой было связано все, абсолютно все. Каждый джинн, каждый Хранитель. Сеть замкнулась и наполнилась мощным, интенсивным гулом силы.
Джонатан умер.
И Дэвид оказался в центре всего, заняв его место.
Зашатавшись, он упал в воду, и Ашан с Рэйчел бросились вперед, подхватили его под руки и потащили на берег. Я поднялась на ноги, однако к ним не двинулась, ибо внутренний голос сказал мне… что это неправильно. Больше нельзя.
Когда Дэвид встал, он уже был одет, держался твердо и выглядел как всегда. Внешне. Но внутри произошли колоссальные перемены.
Когда он взглянул на меня, я увидела в его глазах вечность. Они были черны, в них клубились галактики и пульсировала энергия.
Дэвид подошел, склонился ко мне, но не прикоснулся, если не считать силы его чувств.
– Мне жаль, – мягко промолвил Дэвид. – Мне так жаль, Джо. Мне бы хотелось, чтобы все было иначе.
Все джинны обернулись ко мне, и я ощутила на себе силу их взглядов. Всех этих нечеловеческих глаз. Всю эту силу, вновь оказавшуюся в их руках.
Что-то было совсем, совсем не так.
И снова ко мне пришел тот же шепот, доносившийся с уровня, который я не могла не слышать, не постигать, только чувствовать.
Дэвид протянул руку, но она остановилась в нескольких дюймах от моей кожи. Истинное расстояние между нами было огромным, пропасть, которую ни один из нас не мог преодолеть.
– Передай Хранителям, что они не могут более владеть джиннами. Это соглашение умерло вместе с Джонатаном. Мир стал другим.
Я тяжело сглотнула, ощущая изменения в эфире: серебристую вибрацию, становившуюся все сильнее. Словно медленное биение колоссального сердца.
– Что происходит?
Он поднял взгляд, словно мог видеть то, что я лишь чувствовала.
– Она пробуждается.
– Кто пробуждается?
Его черные глаза опустились и снова встретились с моими.
– Мать. Наша Мать. Твоя Мать.
Земля.
– Это… – Мне было просто страшно спрашивать… – Это ведь не слишком хорошо, да?
– Для тебя да, – ответил он. – Мне очень жаль. Я люблю тебя, но защитить не могу. От нее, нет, не могу.
Что-то в этом шепоте изменилось. Словно серебряная пульсация подернулась красной ниточкой гнева.
Глаза Дэвида сделались из черных малиновыми, потом почернели снова.
У Рэйчел тоже.
И у Ашана.
– Тебе необходимо передать Хранителям, – продолжил Дэвид. – Необходимо сказать им, что она спит, но сон кончается. И она будет…
Его глаза налились алым пламенем.
– …в гневе, – сказал он. – Она уже гневается, даже во сне. У нас нет выбора. Мы уже принадлежим ей.
Я отпрянула. Он не напал на меня, нет, вообще не шелохнулся. Как и никто из них, но я чувствовала ускоряющуюся пульсацию исходящей от них угрозы.
– Беги, – тихо произнес Дэвид. – Скажи Хранителям. Скажи, что им необходимо остановить ее. Остановить нас, пока еще не слишком поздно. Пока она еще не совсем проснулась.
– Как?
У меня не было ни малейшего, решительно ни малейшего представления о том, как любая группа Хранителей, сколь угодно сильных, может начать войну с джиннами, не говоря уж о противостоянии Матери-Земле. Это было просто… невозможно.
– Дэвид! Как?
– БЕГИ! – закричал он.
Его самоконтроль со звуком бьющегося хрусталя разлетелся вдребезги, и я отшатнулась от того, что узрела в его глазах.
Чья-то рука сомкнулась на моем предплечье и потянула. Она принадлежала не Дэвиду. Не Ашану. Не Рэйчел. Незнакомая рука.
Принадлежавшая джинну. В облике девушки с блестящими темными волосами, ниспадавшими волнами до талии, золотистой кожей и глазами, сиявшими, словно два солнца.
– Кончай таращиться и беги! – крикнула она и потащила, затолкнула меня в тачку, запрыгнула в пассажирскую дверь и заорала Черис: — ГОНИ!
Черис непонимающе уставилась на нее, и она жестом указала на педаль газа.
Мы рванули с места с нечеловеческой скоростью, оставляя позади обглоданное бурей побережье и остальных джиннов.
Дэвид среди преследователей оказался к нам ближе всех. Я обернулась и увидела на дороге его стремительно удаляющуюся высокую фигуру в развевающемся на ветру пальто.
– Ты в порядке? – спросила меня черноволосая спасительница, и я заморгала. Она казалась знакомой, но мне никак не удавалось сообразить, чем именно. – Эй, ты меня слышишь? Ты в порядке?
Я совсем уж было открыла рот для утвердительного ответа, но тут на задворках моего сознания что-то случилось. Меня осенило, хотя в это невозможно было поверить.
Должно быть, она увидела это в моих глазах, понимание и страх, потому что улыбнулась, а уж стоило мне увидеть ее улыбку, все обрело слепящую ясность.
То была улыбка Дэвида.
На моем лице.
Это была моя дочь.
– Имара, – вымолвила я. Она сжала мою руку. Ее кожа была гладкой, горячей и реальной.
– Ох, господи… да как же…
– Джонатан… – пояснила она, и ее улыбка сделалась печальной. – Джинны рождаются только из смерти, он же говорил тебе.
Я вспомнила, как он забрал из меня искорку жизни и удалился. Уже тогда зная, что намеревается сделать. Умереть. Передать свою силу Дэвиду. И дать жизнь его ребенку.
У меня имелось дитя. И пусть это богиня-амазонка в шесть футов ростом в безупречно пошитом черном одеянии, она все равно была моей дочерью. И отличалась от других джиннов. Она не являлась невольницей Земли, во всяком случае, в той мере, как остальные. Она сохранила способность думать самостоятельно, действовать самостоятельно. В том числе и против них.
И это Джонатан, надо думать, тоже предвидел: возможно, то был его способ принести извинения.
– Джо, – промолвила, сглотнув, Черис. – Вы тут что, все, типа, инопланетяне? В том смысле, что ты прилетела из космоса, тебе тысяча лет и ты собираешься захватить планету? Это вторжение?
Она говорила вполне серьезно. С другой стороны, эта версия была всяко правдоподобнее действительности.
– Прикалываешься, да? – с улыбкой спросила ее Имара. – Мы что, по-твоему, правда тянем на инопланетян?
Черис отвела взгляд от дороги так надолго, что я уже испугалась, что нам предстоит провести аварийное испытание «Мустанга», и наконец ответила:
– Ну, вроде того. И глазами… и вообще.
Имара моргнула и, коснувшись моей руки, влила в меня силу, целительную силу, облегчившую боль в моих боевых шрамах и ранах и отчасти восстановив жизненную энергию.
– Ну, может, я и такая, – промолвила она. – Этого ведь никогда точно не знаешь, верно?
– Никогда, – отозвалась странно развеселившаяся Черис. – Слушай, Джо, так куда мне тебя отвезти?
Подняв брови, я посмотрела на Имару, та пожала плечами. Чудно все-таки смотреть на себя со стороны. Хотя, конечно, было в ней что-то и от Дэвида, и в блеске волос, и в золотистой коже, но… Я, в экзотическом варианте.
Я пока еще ничего толком не прочувствовала, но уже знала, что в будущем это по мне ударит, сильно и странно. Печаль, любовь, ужас, осознание собственной смертности – все в таких аспектах, о каких я никогда даже не размышляла.
– В Нью-Йорк, – сказала я. Нужно, чтобы Хранители немедленно принялись действовать совместно, пусть мне для этого потребуется навешать пинков по всем задницам, отсюда до Пекина. Неудачи мы себе позволить не можем.
Потому что, кроме Хранителей, некому встать между шестью с половиной миллиардами жителей планеты и Матерью-Землей, пребывающей в хватке своих снов, кошмаров и гнева.
И повелевающей джиннами.
«Сообщи им, что они должны остановить ее. Остановить нас», – недвусмысленно сказал Дэвид.
