Текст книги "Вирус бессмертия (сборник)"
Автор книги: Рэй Дуглас Брэдбери
Соавторы: Айзек Азимов,Клиффорд Дональд Саймак,Роберт Шекли,Пол Уильям Андерсон,Роберт Сильверберг,Артур Чарльз Кларк,Альфред Элтон Ван Вогт,Мюррей Лейнстер,Фредерик Браун,Гордон Руперт Диксон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 21 (всего у книги 34 страниц)
О. Лесли
Красный узор
Перевод с англ. В. Кубичева
Писатель-«призрак» 66
Писатель-«призрак» – так называют на Западе писателей, которые пишут книги, уступая за определенную плату свое авторство нанявшему их лицу. (Здесь и далее прим. переводчика).
[Закрыть]был еще молод, но виски ему уже посеребрила тонкая паутина седины. Эта отличительная черточка была единственным, чем он мог гордиться, глядя на свое лицо – костлявое, с большим ртом и глазами, в которых застыла печаль. Звали его Гар Митчелл.
Доктор Соломон Уизерс, директор Индикатора Возбужденности, принял писателя в библиотеке – до отказа забитой книгами просторной комнате, пропитанной стойким запахом табака, кожи и каминного угля. Доктор был чрезвычайно польщен идеей, которую изложил ему Митчелл… В самом деле, его – доктора Соломона Уизерса – автобиография, несомненно, явится вкладом в научное понимание проблемы… И поэтому не может быть, разумеется, никаких оснований чувствовать себя неловко, нанимая для воплощения этой возвышенной цели профессионального писателя… Да и, кроме того, как ни крути, а основным его – Соломона Уизерса – занятием является все-таки наука, а не литература…
– Я ведь, знаете, не писатель, не Хемингуэй, – доверительно сообщил он Митчеллу, вертя в пальцах сигару. Сигара была тонка, изящна и явно выбрана с таким расчетом, дабы не смотреться грубо рядом с круглым, по-мальчишечьи здоровым лицом доктора: в шестьдесят с хвостиком Уизерс выглядел еще привлекательно и был чрезвычайно высокого мнения о своей наружности.
– Я тоже, – сказал Гар. – То есть я хочу сказать, что и я тоже не Хемингуэй…
Доктор расхохотался. Гар знал, что угодил таким ответом в самую точку. Едва переступив порог библиотеки, он почувствовал, что весь этот конфиденциальный разговор наедине будет всего-навсего спектаклем, в котором каждый из них призван сыграть вполне определенную роль. Важно было только не сбиться.
– Тем не менее, – проговорил Уизерс, – ваши предыдущие работы доказали, что вы человек способный. Только… не поймите меня превратно, мистер Митчелл, или – могу я вас называть просто Гар?..
«Ни в коем случае, – подумал «призрак». – Зови меня только «мистер Митчелл»…
– Ну, разумеется, – сказал он вслух.
– Отлично. Только, Гар, дело вот в чем. Мне меньше всего улыбается делать из своей довольно-таки тусклой жизни нечто пленительное. Если я и хочу оставить что-то потомкам, так только основанный на фактах отчет о работе, которой я посвятил всего себя. Хочется, видите ли, подарить истории правду об Индикаторе…
Эта реплика несколько озадачила Гара. Но почти тотчас он догадался, какого именно ответа от него ждут.
– Не знаю, не знаю, доктор. Вряд ли мне это по плечу – поведать людям о вашем гениальном творении. Да и помимо всего прочего на эту тему уже написана масса добротных научных работ. Я, понимаете, более склоняюсь к тому, чтобы придать автобиографии этакую теплоту человечности…
Доктор засиял:
– Ну что ж, а почему бы и…? Нет, в самом деле!..
Видно было, что ответ Гара доставил ему живейшее удовольствие. Он раскурил сигару.
– Ведь и верно: нет ничего скучнее учебника, мистер Митчелл… Гар. А человеческая сторона дела – о! – это совсем другое. Рассказать о том, как я совершенствовал Индикатор, каких титанических трудов стоило мне убедить Вашингтон в том, что мои идеи здравы, поведать об оппозиции, на которую я натолкнулся… А?
– Именно это я и имел в виду, доктор.
– Вот-вот. – Уизерс лениво похлопывал ладонью по столу. Голову его окутывало голубое облако сигарного дыма, а в глазах появилось то самое отсутствующее выражение, которое Гару не раз случалось наблюдать у своих клиентов. Все они в такие минуты уже воочию видели тот день, когда их автобиография примет форму книги, удостоенной похвалы «Нью-Йорк таймс» («…ценный вклад в жизненно важную тему…»), выставленной в витрине у Брентано («Это здесь! Книга, которую читает вся Америка?»), с дарственными надписями скромного автора родным и друзьям («…дорогой Мэйбл, вдохновившей меня…»).
Гар вежливо кашлянул, и доктор вернулся на грешную землю.
– Разумеется, – живо сказал он, – я хочу основательно подковать вас по всем вопросам, касающимся Индикатора. Мне хочется, чтобы о его работе, ну, может быть, за исключением некоторых узкотехнических проблем, вы знали столько же, сколько и я. Получите завтра специальный пропуск в корпус Центрального контроля. Уверен, что для писателя там найдется много интересного.
– Несомненно, несомненно, – покладисто согласился Гар. Уизерс встал. По всему было видно, что спектакль окончен. Но Гар не смог удержаться, чтобы не произнести несколько слов, не предусмотренных правилами игры.
– Простите, доктор, могу ли я спросить вас…
Неожиданное обращение вызвало у собеседника что-то похожее на мгновенное раздражение и досаду. Но все тотчас прошло, и Уизерс усмехнулся:
– Знаю, знаю, о чем вы. Это все хотят знать. Интересуетесь, подвергаюсь ли контролю я сам, отец Индикатора?
Гар покраснел.
– Боюсь, что вы угадали…
– Взгляните, – доктор подтянул рукав пиджака. На внутренней стороне предплечья у него слабо проступали три голубых значка «СУ-1».
– Первый, – прошептал Гар. – А мой уже «М79807-Г».
Уизерс спустил рукав.
– Завтра в девять за вами заедет автомобиль. Доставит вас прямо к корпусу Центрального контроля. Там и увидимся.
– Хорошо, сэр, – ответил «призрак» и неслышно, как и полагается призракам, удалился из дома Уизерса.
* * *
Багаж жизненных впечатлений Гара Митчелла был еще невелик, корпус Центрального контроля Индикатора Возбужденности он увидел впервые, и поэтому зрелище, открывшееся его глазам, восхитило его. Перед ним возвышалось легкое круглое сооружение из стекла, выделявшееся среди зелени деревьев милях в двадцати к северу от Канзас-сити. Оно было просто великолепно, это сооружение, но, по правде говоря, Гару понравилась не столько архитектура самого здания, сколько его обитатели, или, лучше сказать, обитательницы, ибо семьдесят процентов обслуживающего персонала Индикатора составляли девушки, и было похоже на то, что их нанимали на работу, руководствуясь главным образом критерием привлекательности. Гар не без некоторой досады подумал, что поступил бы, пожалуй, гораздо умнее, уделив утром больше внимания процедуре бритья и надев что-нибудь другое вместо своего грубошерстного серого костюма. Но эти два печальных обстоятельства, казалось, ничуть не смущали миловидную голубоглазую девушку-техника, которая взяла его под свою опеку. Звали ее Друсилла Фри. Она довольно рискованно прошлась насчет своей фамилии 77
Free (анг.) – свободный, бесплатный.
[Закрыть], и Гар покраснел.
– Доктор Уизерс сказал, что вы писатель, – проворковала она, увлекая его в сверкающую хромом, обитую красным плюшем приемную. – Это что-то новенькое. Обычно мне приходится сопровождать здесь экскурсии конгрессменов и им подобных. Собираетесь писать книгу?..
– Что-то вроде этого…
– Знаете, док разрешил показать вам все. Это довольно необычно. Такие привилегии даются далеко не каждому. – Она пристально всматривалась в лицо Гара, пытаясь понять, что же он такое собой представляет. Волосы у нее были белокурые, длинные, перехваченные лентой. Голубоватая форма техника Индикатора облегала фигуру девушки подобно купальному костюму. Вид у нее из-за этого был далеко не профессиональный, но Гар не имел ничего против.
– А чем здесь занимаетесь вы, мисс Фри?
– Я статистик. Моя специальность, фигурально выражаясь, – она улыбнулась, подчеркивая голосом слою «фигурально», – математические аспекты производимых здесь экспериментов.
– Вот как, – с невинным видом произнес Гар. – Боюсь только, что мне многого не понять. Никогда не разбирался во всей этой электронной чертовщине…
– Ничего, я привыкла иметь дело с простофилями, – с неожиданным холодком ответила Друсилла, и Гар снова покраснел.
Он следовал за девушкой через лабиринт подсобных помещений, с трудом поспевая за бодро постукивающими высокими каблучками. Длинные волосы Друсиллы, отброшенные назад стремительным движением, струились, словно золотой флаг. Объяснения о многочисленных отделах Индикатора, которые она на ходу бросала Гару, были отрывисты и заученны.
В нижней части здания в основном, по-видимому, занимались обработкой статистических сведений. Шум машин, потрескивание и глухое жужжание вычислителей наполняли просторные залы. К тому времени, когда они обошли весь первый этаж, Гар успел почерпнуть чрезвычайно мало, если не считать того, что в полной мере смог оценить походку мисс Фри.
Однако на втором этаже, где были расположены лаборатории, его интерес возрос. В длинной, сверкающей стерильной чистотой комнате, полной света и хорошеньких лаборанток, тысячами производились крошечные голубоватые, толщиной в спичку, катодные датчики Индикатора Возбужденности, готовые к тому, чтобы быть вживленными под кожу предплечья каждому гражданину Соединенных Штатов, достигшему четырнадцатилетнего возраста. Гар стал свидетелем этой операции в лабораторной секции, которая и была как раз предназначена для такого рода экспериментов.
Он увидел, как лаборантка в белом халате сделала аккуратный, лишь чуть-чуть кровоточащий надрез на руке девочки и быстро вложила в него маленькую голубую трубочку. После этого ее проворные пальцы зашили ранку с ловкостью рук опытной швеи. Когда она кончила, сквозь тонкую кожу ребенка просвечивал только бледный голубой номер.
– Быстро и безболезненно, – весело прощебетала мисс Фри.
– Да, – медленно проговорил Гар, чувствуя, как у него на руке, в том месте, где находился датчик Индикатора, под напором крови забилась какая-то жилка, причиняя ему боль. Он не отводил взгляда от девочки, которая теперь пристально смотрела на свою руку. В глазах у нее стояли слезы. Отныне, где бы она ни была и что бы она ни делала, эта трубочка всегда будет с ней: извлечь ее из тела – значит совершить государственное преступление…
* * *
– Пройдем сейчас в самое сердце Центра, к Контрольной стене, – предложила Гару его провожатая.
Они миновали несколько оборудованных фотоэлементами дверей, и возле каждой их останавливал охранник в форме Службы безопасности, придирчиво допытываясь, кто они и зачем идут в Центр. В конце концов Гар и Друсилла добрались до огромного, с куполообразным потолком зала, где размещалась центральная установка Индикатора Возбужденности – массивный контрольный пульт, регистрирующий эмоциональную температуру каждого штата.
На этот раз Гар и в самом деле был поражен, и на его костлявом лице появилось выражение почти детского изумления и благоговения. Взглянув на него, мисс Фри удовлетворенно хмыкнула.
– В этом что-то есть, правда? – она сжала ему локоть. – Каждый раз, когда я сюда прихожу, меня озноб пробирает. Это как миллион рождественских елок, или как фейерверк, или… – Ей не хватило метафор. Словно невзначай, она легонько прижалась к Гару, как прижимается к любимому девушка, притихшая перед огромной тайной звездного неба.
…Главный контрольный пульт Индикатора Возбужденности Соединенных Штатов представлял собой огромный, в сто пятьдесят футов, кусок круговой стены просторного зала. Основание Стены было черным, как смоль, и на этом фоне выделялась гигантская географическая карта Штатов и Территорий, обведенная сверкающей белой линией. Но поражали не фантастические размеры карты. Дыхание перехватывало от зрелища пляшущего, искрящегося, переливающегося, мерцающего водопада из полумиллиона крохотных цветных огоньков, который струился по ее поверхности. Голубые и красные искры, белые вспышки, желтые проблески, зеленые, оранжевые, коричневые, фиолетовые оттенки и сотни других, не переставая, дрожали на огромном пространстве, покрывая его многоцветной рябью…
На небольшом возвышении у основания Стены Гар заметил несколько вращающихся кожаных кресел. Сидевшая в одном из них знакомая фигура в костюме из плотного твида приподнялась. Соломон Уизерс улыбнулся Гару и Друсилле.
– Гар, мой мальчик!
Уизерс соскочил с высокого кресла и прыгающей, словно у беззаботного школьника, походкой направился к Митчеллу. Мисс Фри он по-отцовски похлопал по спине, но руки не убрал, и все время, пока разговаривал с Гаром, рука его покоилась на талии девушки.
– Поражены? – он широко улыбнулся.
– Очень. Я и представления не имел…
– И это только Главный пульт. Кроме него, большое число пультов поскромней установлено у нас и в других секциях. Каждый из них охватывает более мелкие части страны. А все эти различные цвета – уверен, знаете уже об этом – представляют собой, так сказать, различные длины волн эмоционального возбуждения всей нации в каждый данный момент, всю, так сказать, шкалу чувств и настроений, от вялого неудовольствия до дикой радости и того гнева, в припадке которого, – голос доктора Уизерса зловеще упал, – совершают убийства. – Он внезапно нахмурился и через плечо поглядел на Стену.
– Гнев… – проговорил Уизерс тяжело и задумчиво.
– Что вы сказали, доктор? – встрепенулась Друсилла.
– А? Нет, ничего, ничего. – Он перевел разговор на другое. – Ну, как вы относитесь к нашему другу, мисс Фри?
– Прекрасно, – лояльно вставил Гар.
– Великолепно! Только теперь я возьму его на свое попечение, дорогая Друсилла. Можете быть свободны.
* * *
Они прохаживались взад и вперед вдоль мерцающей бесконечными огоньками Стены: доктор – важно вышагивая, сцепив руки за спиной, Гар – легко ступая чуть позади, напряженно пытаясь вникнуть в смысл слов Уизерса.
– Кризис, – говорил доктор, – кри-зис. Вот что в конечном итоге утвердило эту идею, Гар. Целых два года после окончания войны я и мои коллеги умоляли правительство принять на вооружение систему, которая бесстрастно и точно докладывала бы об эмоциональном состоянии нации, но эти остолопы и слушать нас не хотели. Ни кливлендские беспорядки, ни кровавое восстание в Калифорнии не смогли открыть им глаза на то, что такая система нужна, нужна, как воздух. Но рано или поздно они должны были прийти к пониманию этой необходимости. Мы живем в такое время, Гар, что того и гляди вспыхнет пожар. Наша страна никогда не знала времени более ужасного. Война, скажете вы, но война – это было не то. Страшным образом, конечно, но война только освежила наши чувства…
Гара передернуло.
– Бороться, убивать, мстить, – продолжал вещать Уизерс, – все это здоровые и ясные направления человеческих эмоций. Но война кончилась и воцарился хаос. Все время учащающиеся беспорядки, анархия, взлеты и падения возбужденности. Потом грянул кризис, и Индикатор стал нужен, как никогда. Необходим! – Уизерс замолчал и перешел на обычные разговорные интонации.
– Вы, конечно, записываете все это на магнитофон?
– Что? – Гар с трудом, одним ртом, улыбнулся. – А… Простите, я совсем забыл…
Он сунул руку в карман пиджака и тронул механизм, который там лежал.
– Все в порядке.
– Да, – повторил доктор, – кризис. Индикатор стал сразу настоятельной, всем очевидной необходимостью. Метод, который позволяет проследить все чувства, по мере того как они охватывают человеческий организм, эффективнейшее средство, позволяющее обнаружить и ненависть, зреющую среди целой группы людей, и жажду насилия задолго до того, как они достигнут опасной точки. Провозвестник преступления, который предупреждает о надвигающейся угрозе мятежа, мой Индикатор дает нам в руки первоклассное средство для обуздания самого дикого зверя – человеческих чувств…
В полном восторге от собственного красноречия он замолчал и сунул в рот сигару.
– …Пути человеческих чувств неисповедимы. Иногда случаются… гм… отклонения. Необычные сочетания и узоры… По-видимому, это просто совпадения…
– Какого рода совпадения, доктор?
Уизерс вынул изо рта сигару и помахал ею по направлению линии алых огоньков на калифорнийском побережье.
– Видите тот красный узор, который тянется от Окленда к Мертвой Долине? Он распространяется по прямой от одного пункта к другому. Неуклонно. Лавиной… Мы заметили это явление в начале прошлой недели.
– И что это может означать?
– Затрудняюсь ответить вам определенно. Ясно одно – это Гнев. Красное – это цвет Гнева. Но здесь он так странно сконцентрирован…
– Но ведь, кроме этого узора, на Стене есть и другие красные огни…
– Да, да! Тысячи! – выпалил Уизерс. – Люди сердятся постоянно, не переставая, день за днем. Но этот узор – он слишком устойчив, слишком последователен. Разумеется, это всего-навсего какая-то необъяснимая игра случая. Дурацкое совпадение…
– Понимаю, – сказал Гар.
– Мы проводим сейчас более тщательную проверку этого района. Мы этот Гнев скрутим. Калифорнийская секция Индикатора работает все утро. Мы докопаемся, в чем там дело!
Собственные объяснения, казалось, успокоили Уизерса. Он провел Гара в смежную комнату, где несколько меньший вариант Центрального пульта вспыхивал многоцветными сочетаниями сверкающих узоров.
Оператором Калифорнийской секции был пухлый молодой человек, от напряжения покрывшийся испариной. Росинки пота выступили на его круглом лице, склоненном к большому журналу, в котором он что-то записывал.
– Ну, Коннерс, – осведомился доктор, – разобрались в этом маленьком осложнении?
– Да, сэр. Узор Гнева сконцентрирован, главным образом, в районе Окленда, Сан-Франциско, Лос-Анджелеса и других больших городов. Однако похоже, что Красное начинает переливаться и в небольшие округа.
– Вы смеетесь, Коннерс! Это что – все? Я мог бы сказать то же самое, взглянув на Центральный. Продолжайте работать. Если узор доживет до завтра, свяжитесь со Службой. Пусть они займутся безотлагательным расследованием. Кто его знает, возможно, там опять зреет мятеж или опять это Всеобщее народное движение…
Они отошли от оператора.
– Что это за «Служба»? – спросил Гар.
– Секретная Служба. – Уизерс нахмурился. – Она выходит на сцену, когда мы сообщаем, что на Индикаторе появился зловещий узор. Не потому, что я чего-то боюсь, а…
– Понимаю, доктор.
– Вот именно. Осторожность никогда не помешает. Нация в беспокойстве. Мне вспоминается, что я сказал по этому поводу конгрессу шесть лет назад, когда мне пришлось давать показания перед комиссией. Я сказал им… вы записываете все это?
– Да, сэр. Диктофон работает.
– Отлично, отлично. – «Джентльмены…» – сказал я им…
* * *
Первая неделя пребывания Гара под куполом здания Индикатора была полна бестолковщины и неразберихи. Время для изучения работы Индикатора оказалось в высшей степени неподходящим, поскольку весь обслуживающий персонал пребывал в полнейшем замешательстве.
В понедельник на следующей неделе Друсилла Фри сказала Гару:
– Красный узор распространился к северо-востоку до самого Соленого Озера. И такой же рисунок наступает с севера, от Сиэтла. Не похоже, чтобы доктора Уизерса это очень беспокоило, но других…
– А что же Секретная Служба? – спросил Гар. – Разве они ничего не обнаружили?
– Нет. Ничего существенного. Они опрашивали людей в течение целой недели – тех, индекс которых постоянно указывает на гнев. Но все без толку. Ничего заслуживающего внимания.
– Все-таки, похоже, что-то назревает, – заметил Гар. – Но, может быть, доктор и прав, все это просто совпадение…
* * *
– Совпадение! – проговорил Уизерс во второй половине того же дня. Они оба работали в заставленном книгами рабочем кабинете доктора. По сравнению с прошлой неделей манеры Уизерса существенно изменились. Не осталось и следа от той уверенности и непринужденности, с которой держался тогда этот коротышка. – Каждый может рассердиться, Гар. И причин тому – тьма! Вот посмотрите…
Он закатал рукав куртки и вытянул руку. Под бледно-голубым номером «СУ-I» трубочка Индикатора слабо светилась красным.
– Вот видите! – повторил он. – Я сержусь!
Уизерс нервно хохотнул, опустил рукав и снова сел в кресло. Митчелл через окно кабинета рассеянно наблюдал за игрой теней на лужайке.
– Ладно, пойдем дальше, Гар. На чем это я остановился?
– Вы начали было рассказывать о выступлении перед комиссией.
– Верно, верно. Да, так вот… Выложил им только факты, неприкрашенную правду. «Война кончилась, джентльмены, – сказал я им, – но мир ничего или почти ничего из нее не вынес. И теперь все водородные бомбы на земле не могли бы повлиять на один-единственный фактор, который крепчайшей цепью связал человека с насилием и хаосом. Эмоции! Элементарные, наипростейшие чувства! До тех пор, пока интеллект не найдет средств, с помощью которых он мог бы проследить их дикие тропы, страна обречена терпеть непрерывные бунты, самовозникающие политические фракции, целые армии в распоряжении частных лиц, вооруженные стычки, грабежи, кровопролития, беспорядки и всеобщий разброд. Чувство должно находиться под строгим контролем, должно быть заключено в четкие рамки определенных требований с такой же уверенностью в необходимости этого, с какой мы лечим хронические заболевания, когда единственная надежда на благополучный исход заключается в постоянной бдительности и неослабном надзоре…» Вы уверены, Гар, что диктофон работает?
– Да, сэр, – ответил Гар, похлопывая по механизму, который оттягивал ему карман пиджака.
– Великолепно. Так вот, в конце концов я заставил их прислушаться к голосу разума. Не позднее чем через год Акт об Индикаторе Возбужденности стал законом для всех и каждого. А через шесть месяцев после вступления закона в силу уже девяноста процентам населения Соединенных Штатов были введены наши датчики. И эта мера немедленно стала приносить свои плоды. Вы помните, конечно, что произошло в Огайо…
– О да! Резня…
– Ну, ну, ради бога! – Уизерс болезненно сморщился. – Зачем же так грубо! Огайоский мятеж – назовем это лучше так. Если бы не Индикатор, который позволил обнаружить в том районе волну грубых эмоций, последствия были бы куда более ужасны! Никто не может отрицать того, что именно информация, предоставленная в распоряжение правительства моим Индикатором, помогла подавить этот предательский мятеж, который мог бы стоить жизни многим тысячам.
– Мне кажется, доктор, что именно многие тысячи были тогда растрелены правительством.
– Нет! Сотни! Только сотни! Факты слишком раздуты! Правительственные войска убили там всего-навсего несколько сот бунтовщиков. А это было совершенно необходимо. Никто этого не отрицает!
– Да, конечно, – медленно выговорил Гар.
Зазвонил телефон. Уизерс снял трубку, некоторое время молча слушал, а затем зло швырнул ее на рычаг.
– Что-нибудь случилось?
– Этот узор Гнева, – прошептал Уизерс, – я просто ни-че-го не понимаю!
* * *
Частые алые огни мигали по всей Центральной стене Индикатора Возбужденности, а через западное побережье Соединенных Штатов шла сплошная кроваво-красная полоса. Гар, не отрываясь, смотрел на алую приливную волну Гнева, пока не почувствовал, как Друсилла Фри горячо задышала у него над ухом.
– Взгляните, – сказала она, – вон там, на востоке. Массачусетс и Нью-Гэмпшир…
– Простите?
– Уровень Гнева сейчас уже на тридцать процентов выше нормального для этих штатов. И это только с понедельника. Если так будет продолжаться, Красное к концу недели затопит оба побережья…
– И ничего нельзя сделать? – спросил Гар.
Друсилла Фри пожала плечами:
– Нам не за что зацепиться. Нет ни нарушений законности, ни вооруженных выступлений, никто не бунтует. Люди просто рассержены. Рассержены неизвестно чем.
– А что говорит доктор? Его что-то не видно…
– Он расстроен, это так понятно. Правительство никак не может взять в толк, в чем здесь дело, поэтому они постоянно пристают к нему с вопросами, не ошибается ли Индикатор. Из-за этого у доктора расходились нервы.
– А что думаете об этом вы, мисс Фри?
– Я об этом не думаю, – она словно невзначай коснулась руки Гара.
* * *
Почти три недели прошло с момента первого разговора Митчелла с доктором.
За окном кабинета Уизерса опустились сумерки. Сам Уизерс нервно мерил мелкими шажками ковер, двигаясь словно заводной до тех пор, пока Гар не протянул руку и не включил настольную лампу.
– А? Что? – Уизерс вздрогнул и остановился.
– Ничего, я просто включил свет.
– Ах, да, да… Чем я там кончил?
– Новая интерпретация свободы.
– Что – это я так сказал? Очень неплохо! Можно было бы именно так и назвать главу. Слышите, Гар?
– Хорошо, сэр.
– Новая интерпретация свободы, – повторил Уизерс. – Новый вид средства безопасности для нации, защита от разгула необузданной и ужасной возбужденности. Да, помилуйте, это просто смешно – утверждать, что народ был против Индикатора! Если кто и возражал, так только радикалы, профессиональные радетели о человеческом благе, эти мягкосердечные невежды, которые постоянно кудахчут о правах человека. Но вот они-то тянут свои песни во весь голос, Гар, во весь голос, и в этом-то вся и беда, в то время как широчайшие массы сторонников Индикатора смиренно молчали. Их просто никто не слышал. Только поэтому могло возникнуть ошибочное впечатление, будто Америка не хочет иметь у себя под кожей крохотную голубую трубочку. Вздор! Совершеннейшая чепуха! Америка хотела мой Индикатор. Более того, Индикатор был ей необходим! История подтвердит это! – Он сделал паузу. – Такова моя основная тема, Гар. Поработайте-ка над ней. Попробуйте, может быть, стоит изменить заголовок. Что-нибудь вроде: «История на моей стороне».
– Хорошо, сэр.
– Что с вами, Гар? – Уизерс всмотрелся в лицо Митчелла. – Вы какой-то сонный сегодня. Надеюсь, слушаете меня?
– О да, сэр. А если я что-нибудь и пропустил – ну что ж, моя машинка со мной.
– Гм… Догадываюсь, что вы обеспокоены этим узором Гнева. Ерунда, забудьте. Сегодня после обеда я проверил Индикатор самым тщательным образом. Работает, как часы. Ни малейшей неисправности в механизме.
– Но этот узор… Он еще не остановился, сэр?
– Остановился? Наоборот… Он распространяется… На восточном побережье он опустился уже до Джорджии, захватил часть Флориды. И похоже на то, что вся эта музыка начинает двигаться на запад – к Алабаме и Миссисипи…
– Но что все это означает, по-вашему, к чему может привести?
– Откуда мне знать? – голос Уизерса зазвенел негодованием. – Это дело правительства. Я снабжаю их фактами, а уж они пусть сами решают, как им поступать!
– Разумеется, сэр, – Гар потянулся и зевнул.
* * *
Третья неделя подходила к концу.
Гар Митчелл стоял под огромным куполом главного зала Индикатора и смотрел на мозаику из полумиллиона крохотных огоньков, которые подмигивали и плясали на гигантской Стене. Красный цвет занимал теперь господствующее положение. Огромные вспышки пламени волнами перекатывались в разных направлениях по восточному и западному побережью Соединенных Штатов. Огненные вихри кружились на юго-западе и юго-востоке страны. Красное медленно ползло вдоль северной границы и вниз, от района Великих Озер через Дакоту, Висконсин и Иллинойс…
– Это какое-то сумасшествие! – шептал Уизерс, не отрывая глаз от горящих, как угли, огней. – Зачем? Какой смысл? Это совершенно нелепо…
Друсилла Фри осторожно тронула его за рукав:
– Не выпьете ли кофе, доктор?
– Какой, к черту, кофе?! – отмахнулся он.
– Налейте мне, – попросил Гар. – Похоже, что нам еще долго не выбраться отсюда. Доктор Уизерс не уйдет, пока не получит каких-либо сообщений от Секретной Службы.
Уизерс повернулся к ним:
– Записывайте, Гар. Не будем терять времени. Это для главы об огайоской рез… об огайоском мятеже. Придумал, как нужно начать ее. Разыщите статьи, которые появились тогда…
Подошедшая девушка-техник прервала его:
– Простите, доктор, вас вызывают из Вашингтона.
– Из Вашингтона? – Уизерс побледнел. – Может быть, они что-нибудь узнали… – Он еще раз испытующе посмотрел на Стену, и лицо у него исказилось при виде того, как все больше и больше разгорался красный пожар. Он пробормотал что-то про себя и пошел вслед за девушкой в другую часть зала.
Минут через пять он возвратился. Его круглое лицо сияло.
– Это уже что-то! – он потирал руки так энергично, что было слышно, как стала сухо потрескивать кожа на ладонях. – Теперь-то уж мы доберемся до сути дела!
– Что произошло! – спросил Гар.
– Секретная Служба выследила наконец нескольких подстрекателей этого Гнева. Мерзавцы! Агенты-провокаторы… они распространяли свой яд по всему государству… тайно… украдкой… Общенациональное движение против правительства…
– Кто они? – спросила мисс Фри. – Чего они хотят?
– Кто знает? У сумасшедших жителей нашей страны всегда найдется тысяча и одна бессмысленная причина, чтобы быть недовольными. Куда ни глянь – сплошные психопаты! Теперь-то мы выследили этих мерзавцев. Индикатор нас не подвел!
– Но Гнев распространялся так стремительно…
– Ну, разумеется! Темп безумия, не поддающаяся контролю скорость потери нервного равновесия. Эти бунтовщики заражали гневом один другого, пока инфекция подобно чуме не распространилась по всей стране. Но хватит, теперь мы положим этому конец. Мы схватим их и…
– Пахнет бедой, – мягко прервал его Гар, – посмотрите.
Они повернулись к Стене. Несмотря на радостное сообщение Уизерса, неумолимые волны красного огня почти полностью затопили обведенное белым контуром пространство карты. Красный свет был так ярок, что один из районов, еще относительно бледный, выступал из общего фона, словно белоснежный корабль в огненном океане.
– Это Канзас, – испуганно прошептала мисс Фри. – Они окружили Канзас!..
– Глупости! – лицо Уизерса тоже стало багровым – от прилива крови. – Это всего-навсего совпадение, дурацкие шуточки судьбы. Людям нужен Индикатор. Он им необходим!
– Доктор! – держа в руке роговые очки, к ним подошла темноволосая девушка-техник. – Доктор, около нашего здания толпы народа…
– Толпы? Какие толпы? О чем вы говорите?
– Не знаю. Там собрались какие-то люди, и их очень много. Они просто стоят и смотрят на здание. Мне это совсем не нравится, доктор…
– Не болтайте чепухи! Чего они хотят? Спросите их, что им нужно!
– Я сама видела, – упорствовала девица в голубом мундире. – Их тысячи! Это огромное сборище. Только они держатся так тихо…
Теперь красные огни на Стене яростно метались и вспыхивали, медленно заливая и Канзас.
– Позвоните в Вашингтон, – застывшим голосом проговорил Уизерс. – Вызовите Секретную Службу. Сообщите им, что здесь происходит. Пусть немедленно высылают помощь… – Он не выдержал и закричал: – Звоните кому угодно!..
– Бесполезно.
Митчелл выступил вперед. Голос его звучал спокойно и сурово:
– Они слишком долго ждали этого часа, доктор. Они действовали неслышно, тщательно планируя свои шаги и ничего не делая в открытую. Но Гнев рос в них, доктор, рос, пока не настало время излить его…
– О чем вы говорите? – Коротышка смотрел на Гара, широко раскрыв глаза, в которых вдруг замигал страх. – Откуда вы все это знаете? Какую вы-то, собственно, роль играете в этом деле, Митчелл?
– Главную, – спокойно и даже торжественно сказал Гар.
Не торопясь, размеренными, скупыми движениями он вытащил из кармана механизм, который даже отдаленно не напоминал диктофон. Сухо щелкнул рычажок, пустив в ход необратимый процесс внутри устройства, и, услышав этот негромкий звук, Друсилла Фри застонала от ужаса, а Уизерс испустил длинный и пронзительный вопль голосом, который ничем не напоминал мужской. И в тот момент, когда Гар, миляга Гар Митчелл, покладистый, ручной и безответный «призрак», со всего размаху швырнул механизм в огромную стену Индикатора, они еще успели заметить у него на руке пылающую красную трубочку.
