Текст книги "Вирус бессмертия (сборник)"
Автор книги: Рэй Дуглас Брэдбери
Соавторы: Айзек Азимов,Клиффорд Дональд Саймак,Роберт Шекли,Пол Уильям Андерсон,Роберт Сильверберг,Артур Чарльз Кларк,Альфред Элтон Ван Вогт,Мюррей Лейнстер,Фредерик Браун,Гордон Руперт Диксон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 34 страниц)
Джон Кристофер
Приговор
Перевод с англ. А. Берга
Ожидая, пока его спасут, он находился в главном салоне. Вокруг него плавало более дюжины тел, но два из них особенно привлекали его внимание, когда он тяжело передвигался в космическом скафандре с ботинками на магнитной подошве. Он не мог удержаться, чтобы не заглянуть в их лица, распухшие и искаженные.
Услышав глухой удар фланца стыкующей трубы патрулирующего космического корабля о корпус, он подошел к выходному люку. Несколько минут он уже был на патрульном космическом корабле «Поллакет», и ему помогли снять скафандр. Все, что он пережил, наконец сказалось – он потерял сознание.
Капитан Стюарт – командир «Поллакета» – вошел в каюту и, представившись, опустился в мягкое кресло.
– Возможно, каюта показалась вам не совсем уютной, – начал он, – но у нас не так часто бывают посетители, и к тому же они долго не задерживаются. Должно быть, вся эта история, мистер Логан, плохо подействовала на вас?
– Да, очень плохо, – кивнул Логан.
– Я бы не хотел сейчас вас беспокоить, но мне необходимо задать вам несколько вопросов.
– Да, конечно. Сейчас я чувствую себя немного лучше.
Наступила минутная пауза.
– А теперь, мистер Логан… – капитан затянулся сигаретой, – вы путешествовали один?
– Нет, с женой, – ответил Логан, немного помедлив.
– Извините, а вы не расскажете мне, как все это случилось?
– Вы же знаете все эти обычные правила безопасности. Перед вылетом на Земле все должны пройти соответствующую подготовку, которая включает в себя умение надевать космический скафандр. Я не смог проделать это вместе с остальными пассажирами, так как сильная мигрень свалила меня в постель на несколько дней. Поэтому я решил примерить скафандр в своей каюте во время полета. Неожиданно свет погас, – продолжал Логан. – Я осторожно выбрался в коридор и услышал, как люди разговаривают, смеются, но, казалось, никто особенно не обеспокоен. Затем раздался какой-то свистящий звук, и голоса сразу замолкли… Я пробрался в салон, где оставил жену, когда ушел в каюту примерять скафандр. В свете, отраженном от Земли, проникающем через транспексовые иллюминаторы, я увидел «плавающих» по салону людей. Все были мертвы.
Приглядевшись более внимательно, я заметил, что один из иллюминаторов разбит. Я сразу же включил сигнал тревоги, а затем направился вдоль салона, чтобы посмотреть, жив ли кто-нибудь из команды. Но все были мертвы. Тогда я вернулся в салон. Там я нашел осколок метеорита, застрявший в сиденье одного из диванов. Вокруг плавали осколки транспекса. Мне ничего не оставалось, как сидеть и ждать. Время тянулось бесконечно долго. Бесконечно долго.
– Вы разбили предохранительное стекло, за которым находился рубильник включения аварийной тревоги, как только поняли, что случилось?
– Конечно.
Стюарт выдвинул ящик стола и, вынув слегка помятую пачку сигарет, протянул ее Логану. Тот покачал головой:
– Я не курю.
Стюарт зажег сигарету и спросил, слегка откинувшись в кресле:
– А чем вы занимаетесь, мистер Логан?
– Моя специальность? Я инженер одной из космических станций – «Экватор-3».
– Вы давно женаты?
Логан взглянул на него.
– Полагаю, вы слишком безжалостны, капитан Стюарт. Разве вы забыли, что тело моей жены еще «плавает» там, в «Астарте»?
– Когда мы будем в Детройте, – сухо прервал его Стюарт, – вы можете написать официальную жалобу. А сейчас я хотел бы, чтобы вы ответили на мои вопросы. Вы давно женаты?
Логан поджал губы.
– Пять лет.
– Работа на космической станции позволяет вам находиться на Земле только один месяц из четырех. Я прав?
– Да.
– Женщины чувствуют себя одинокими, когда три месяца из четырех вынуждены оставаться дома одни. Некоторые из них стараются что-то придумать. Может, как раз это и случилось с миссис Логан?
– Ваше поведение просто оскорбительно! – взорвался Логан. – Командиры патрульных кораблей имеют достаточно широкие полномочия, но в данном случае я не считаю нужным отвечать на ваши вапросы!
Он поднялся.
– Извините.
Стюарт с силой выпустил дым сквозь зубы.
– Оставайтесь на месте, мистер Логан! Я собираюсь арестовать вас. Когда я посчитаю нужным, я больше не буду задавать вам вопросов. Я просто хочу знать мотивы совершенного вами преступления. Конечно, на Земле будет подробное расследование, но до этого еще пять дней. В течение этих пяти дней вы в моей власти. Мне предоставили достаточную свободу действий по отношению к заключенным. Вот почему я задаю вам «ненужные» вопросы.
Голос Логана звучал спокойно и даже безразлично.
– А по какому обвинению вы собираетесь арестовать меня?
– По многим пунктам. А точнее говоря – семьдесят восемь пунктов по обвинению в преднамеренном убийстве.
– Вы просто сумасшедший.
– Это был отличный план, мистер Логан. По крайней мере, вы продумали все детали. Ведь это так легко, работая на космической станции, подобрать метеорит подходящего размера. Вы положили его в чемодан вместе с осколками транспекса. Вы ускользнули от предварительного опробования скафандра на Земле, сославшись на мигрень, так что у вас был отличный предлог примерить его в своей каюте в нужное время. Оставив свою жену в салоне, вы укрепили взрывное устройство небольшой силы на стекле иллюминатора, предусмотрительно задернув его шторкой. Затем вы вернулись в каюту и надели скафандр. Вы подождали, пока произошел взрыв, затем вы пробрались в генераторное отделение и повредили основной генератор. Вы включили сигнал тревоги, и после этого вам только оставалось разбросать транспекс в салоне и подбросить метеорит. Вы, наверное, сделали много расчетов перед этим – расчет траектории полета метеорита и тому подобное.
– Должно быть, ваша работа развивает воображение, капитан, – холодно произнес Логан. – Правда, не в очень приятном направлении.
– Все несчастье в том, – невозмутимо продолжал Стюарт, как бы не замечая реплики Логана, – что вы проявили слишком много заботы, когда дело коснулось вашей шкуры. Чтобы быть в полной безопасности, вы забрались в скафандр задолго до взрыва, минут за десять. Затем, прежде чем поднять тревогу, чтобы вас спасли, вы повредили основной генератор. А это отняло у вас много времени. Мы приняли сигнал тревоги в 5.07, а подобрали вас в 10.59. Я также заметил еще кое-что. Каждый кислородный баллон на скафандре рассчитан ровно на час. Если бы вы надели скафандр перед самым столкновением с метеоритом, то к моменту, когда мы обнаружили вас, на исходе должен был быть шестой баллон. А у вас кончался седьмой.
– Да, я действительно обманул вас относительно времени, когда надел скафандр, – объяснил Логан. – Я надел его приблизительно за четверть часа до столкновения. Из-за моей работы на космической станции я испытываю постоянное кислородное голодание. Поэтому я захватил лишний баллон. Не всегда хочется признаваться в этом, особенно в таком положении. Конечно, мне следовало бы сказать об этом раньше.
Усмехнувшись, Стюарт взглянул на него.
– Вы быстро соображаете. Однако перед тем, как мы сняли «Астарт» с орбиты, я послал ребят проверить иллюминаторы корабля снаружи. Неподалеку от «Астарта» были обнаружены осколки транспекса. – Он выдвинул ящик со стола и достал несколько кусков транспекса. – Это, бесспорно, доказывает, что транспекс выброшен взрывом изнутри.
– Эта шлюха… – процедил Логан, растерянно взглянув на осколки, лежащие на столе. – Она хотела провести отпуск на Марсе, потому что он летел туда. Она даже там не могла обойтись без него. Я узнал, что он тоже купил билет на «Астарт». Для меня это была удачная возможность рассчитаться с обоими. – Зловеще улыбаясь, Логан поднял глаза на Стюарта. – И я избавился от них!
Капитан нажал кнопку на столе.
– Я арестую вас, Барри Логан, по обвинению в преднамеренном убийстве. Семьдесят восемь человек! Десять из них – дети! Капитан «Астарта» Райдаск был моим старым другом. До Детройта еще пять дней, но обещаю, что они не будут для вас приятным путешествием.
Логан пожал плечами. Дверь открылась, и дежурный вывел его.
– Впервые я жалею, что у нас отменена смертная казнь, – жестко сказал Стюарт.
* * *
Члены жюри были людьми, а судья – робот. Немедленно после оглашения решения присяжных заседателей о виновности обвиняемого Логана проводили в камеру, и он сидел, глядя на голые стены, слушая фразы, доносившиеся из маленького черного репродуктора, укрепленного у самого потолка.
– Вас нашли виновным, Логан, в преднамеренном убийстве. Такое чудовищное преступление не было известно среди людей более ста лет. И даже самая строгая кара, предусмотренная современным законодательством, будет слишком мягкой для вас. Из ревности вы расправились с женой и ее любовником и в стремлении совершить это преступление не пожалели жизни семидесяти шести других человеческих существ. Вы совершили эти дополнительные убийства просто для того, чтобы обезопасить себя от последствий первого преступления.
Слова, доносившиеся из репродуктора, не действовали на Логана. Он просто слушал звуки, не вникая в их смысл.
– Смертная казнь была отменена еще в двадцатом веке. Но преступления все же еще случались, и убийц заключали на долгие сроки в места, где концентрировались отбросы общества. Однако такое положение дел оказалось неудовлетворительным. После изобретения средств, с помощью которых можно было перемещаться во времени, было найдено решение.
Логан безразлично слушал голос, доносившийся из репродуктора. Здесь не было ничего нового. Тексты обвинительных заключений были запрограммированы еще сто пятьдесят лет тому назад, и их выслушивал каждый обвиняемый в серьезном преступлении, которому выносили приговор – изгнание во времени. Уже давно никто не изменял этой программы.
– В будущее нельзя попасть – только в прошлое, – продолжал голос монотонно. – И движение может быть только в одном направлении – назад. Это дает возможность обществу избавиться от людей, недостойных быть его членами.
– Барри Логан, – продолжал голос судьи-робота. – Ваше преступление, как уже говорилось, чудовищно, и для него мы не нашли в законах подходящего наказания. В вашем случае трудно подобрать период во времени и пространстве, куда вас можно было бы сослать.
– Почему трудно?! – не в силах больше сдерживаться, закричал Логан. – Почему вы так долго тянете?!
– С этого момента, – ровным голосом продолжал робот, – двадцать второй век выбрасывает вас. Вы никогда больше не увидите людей вашего века. Через несколько мгновений камера наполнится гепнаном, и вы уснете. Вам будет дана такая доза гепнана, что вы не сможете ничего объяснить людям того периода, куда попадете. Вы ничего не сможете рассказать им об их будущем. Вы будете одеты соответственно времени, и, если обстоятельства потребуют, вы получите знание языка. Когда вы проснетесь, вы уже будете в прошлом. Когда вы поймете, в каком месте и в каком веке вы находитесь, то из истории узнаете, что вас ожидает.
Логан хотел закричать, протестовать, что это несправедливо, если он будет знать свою судьбу заранее, но, взяв себя в руки, промолчал.
– Логан, двадцать второй век выбрасывает вас. Теперь вы уснете.
Все еще глядя на репродуктор, он услышал легкий свистящий звук. Это через клапаны в потолке начал поступать гепнан. Логан почувствовал резкий запах и впал в забытье.
* * *
Люди. Они столпились вокруг, сбившись в плотную массу. Они несли его как какую-то песчинку. Туннель. Лестницы, двигающиеся вверх. Его ноздри подергивались от запаха потных человеческих тел. На нем была какая-то странная одежда и вместо привычных контактных линз на носу были два стекла, укрепленные в странной раме, опирающейся на нос. Он заморгал, стараясь привыкнуть к этому неуклюжему прибору. Лестница вела в холл, из которого он вышел на улицу с непривычно интенсивным движением. Слева стоял киоск, в котором продавали, как ему показалось, журналы и газеты. Логан протолкался вперед сквозь толпу. Засунув руки в карман, он нащупал монеты. Одну из них он протянул киоскеру и взял газету. Его пальцы дрожали, когда он просматривал ее.
Газета называлась «Берлинер цайтунг». Год был 1933.
Люди оглядывались, услышав, как он дико закричал…
Айзек Азимов
Произносите мое имя с буквы «С»
Перевод с англ. Н. Владимировой
В нелепое положение попал Маршалл Зебатинский. Чьи-то глаза пристально разглядывали его сквозь закопченное витринное стекло и деревянную перегородку, так ему казалось. Глаза эти следили за ним, ловили каждое его движение. И в своей старой одежде, в поношенной шляпе с отвисшими полями он чувствовал себя неловко. Предстать перед обладателем пытливых глаз в таком виде Зебатинскому не хотелось. Он и не предстал бы, не будь на то воля жены. Она заставила Зебатинского обратиться к нумерологу 55
Нумерология – наука о магических числах, гадание или ворожба по числам.
[Закрыть]. «Никогда, – подумал он. – Никогда. Зачем ядерному физику нумеролог?» Черт возьми, он не смог бы объяснить этого ни самому себе, ни кому-либо другому.
И все же переступил порог.
Нумеролог сидел за старым письменным столом, перешедшим к нему, видимо, из вторых рук. Ни один письменный стол не мог бы так износиться у одного хозяина. Из-за этого стола он и смотрел на Зебатинского маленькими темными блестящими живыми глазами. На сухом, почти мертвом лице старика они казались неестественными.
– Доктор Зебатинский, среди моих клиентов не было еще физика, – сказал нумеролог.
Зебатинский покраснел.
– Вы понимаете, что я обращаюсь к вам конфиденциально?
Старичок улыбнулся, и морщины легли вокруг уголков его рта.
– Все мои деловые отношения конфиденциальны.
Зебатинский заметил:
– Должен предупредить вас, я не верю в нумерологию и не надеюсь поверить в нее. Если это что-то меняет, скажите мне сразу же.
– В таком случае, почему вы здесь?
– Жена моя думает, что вы владеете чем-то таким…
Зебатинский смущенно пожал плечами, и ощущение собственного безрассудства стало еще острее.
– Ваша жена… А вы?
– Я здесь… Этим и отвечаю на ваш вопрос.
Нумеролог показал Зебатинскому на стул.
– Чего же вы ищете? Денег? Безопасности? Долгой жизни?
Пока Зебатинский обдумывал, как объяснить свое появление у нумеролога, тот ничем не выражал своего нетерпения.
«Что же мне сказать? – решал Зебатинский. – Что мне тридцать четыре года и у меня нет будущего?»
– Я хочу успеха, – признался он наконец.
– Более приличной работу? – уточнил нумеролог.
– Нет. Другой работы. Другого вида работы. Я вхожу в группу, функционирующую в рамках регламента. Понимаете, в группу! Какой-то скрипач, затерявшийся в симфоническом оркестре.
– А вы хотите солировать?
– Хочу выйти из группы… Двадцать пять лет назад с моей подготовкой и моими способностями я мог бы работать на лучшей из ядерных установок, мог стать ее руководителем или главой чисто исследовательской группы в университете. А где я буду через двадцать пять лет, считая с сегодняшнего дня? Нигде. Меня поглотит, как омут, безликая толпа ядерных физиков…
Нумеролог задумчиво покачал головой:
– Должен предупредить вас, что я не гарантирую успеха.
Острая боль разочарования охватила Зебатинского.
– Не гарантируете?! В таком случае, зачем эта реклама, для чего обещания помочь?
– Моя работа является вычислительной по своей природе. Поскольку вы имеете дело с атомами, думаю, разбираетесь в законах статистики.
– При чем тут статистика? – спросил раздраженно физик.
– Прежде всего статистика. Я математик и работаю математическими методами. Говорю это не для того, чтобы увеличить сумму гонорара. Она обычна – 50 долларов. Но вы ученый и можете оценить характер моей деятельности лучше, чем другие клиенты. Мне доставит удовольствие объяснить вам это.
– Я предпочел бы обойтись без объяснений. Бесполезно рассказывать мне о нумерологических ценностях шифров, их мистическом значении и прочих вещах. Я не считаю это математикой и не намерен вникать в суть вашего метода. Меня интересует только мое будущее.
– Итак, вы хотите, чтобы я помог вам при условии, что я не стану рассказывать о способе, который применяю. Я вас правильно понял?
– Совершенно правильно.
– Вы предполагаете, что я не нумеролог, лишь называюсь им. И не ошибаетесь. Я действительно не нумеролог, но мне необходимо это имя, дабы избавиться от подозрений полиции и психиатров (маленький старичок хихикнул). Шарлатаны вне подозрений. Честные люди берутся под наблюдение. А я математик, и честный математик.
Зебатинский иронически улыбнулся. Ему показались наивными слова старичка.
Нумеролог объяснил:
– Я создаю компьютеры. Я изучаю возможное будущее.
– Что?
– Заданные в достаточном количестве исходные данные компьютер после нужного числа операций превращает в формулу будущего. Допустимого будущего, естественно. Когда вы вычисляете движение ракеты, чтобы попасть в антиракету, не есть ли это будущее, которое вы предсказываете? Ракета и антиракета не придут в столкновение, если расчет был неправильным. Я делаю то же самое. Однако, работая с большим количеством переменных, избегаю ошибок.
– Значит, и мое будущее предскажете точно?
– Приблизительно. Придется модифицировать исходные данные, изменив ваше имя. Я введу их в действующую программу. Затем испробую другие варианты имен. Изучу каждое модифицированное будущее и найду одно, более обозримое, чем будущее, которое сейчас лежит перед вами. Или нет, позвольте изложить это иначе. Я найду для вас будущее, которое содержит более высокую возможность компонентного обозрения, чем то, которое открывается перед вами теперь.
– Но зачем изменять мое имя?
– Это единственное изменение, притом самое простое. Другие, более значительные изменения приведут к стольким новым переменам, что я не смогу в дальнейшем интерпретировать результат. Моя машина пока еще несовершенна. Во-вторых, это мотивированное изменение. Я не имею права изменять ваш рост или цвет ваших глаз, или даже ваш темперамент. А вот имя изменить обязан. Имена много значат для людей. К тому же это общепринятое изменение, которое делается каждый день.
– А что, если вы не найдете лучшего будущего?
– Это риск, на который вы должны пойти. Вам не будет хуже, чем теперь, мой друг.
Зебатинский тревожно посмотрел на маленького старичка: «Я не верю ничему из сказанного этим математиком. Скорее я бы поверил нумерологу».
Старичок вздохнул.
– Такой человек, как вы, будет чувствовать себя более спокойно, зная правду. Считая меня нумерологом, вы бы не довели дело до конца, остановились на полпути. Принимая мой метод и доверившись ему, сумеете преодолеть препятствия и достичь цели.
Зебатинский заметил насмешливо:
– Если вы способны видеть будущее, то…
– То почему я не самый богатый человек на земле? – продолжил за Зебатинского старичок. – Не так ли? Но я богат в своих желаниях. Вы хотите признания, а я хочу, чтобы меня оставили в покое. Я делаю свое дело. И мне нужно всего лишь немного реальных денег, которые я получу от людей, подобных вам. Помогать людям приятно, и, может быть, психиатр сказал бы, что это дает мне ощущение власти и питает мое Я. Итак, вы хотите, чтобы я помог вам?
– Сколько, вы сказали?
– Пятьдесят, долларов. Мне понадобится много биографических сведений, и я приготовил для вас образец. Боюсь, что все это покажется вам утомительным. Но если бы вы могли изложить их в конце недели и послать по почте, я приготовил бы ответ для вас к… (его нижняя губа отвисла, и он нахмурился, мысленно подсчитывая) двадцатому числу следующего месяца.
– Пять недель? Так долго?
– Обратившись к какому-нибудь мошеннику, вы получили бы ответ гораздо быстрее. Итак, договорились?
Зебатинский поднялся.
– Договорились. Пожалуйста, конфиденциально.
– Прекрасно, все ваши сведения вы получите обратно после того, как я скажу, какие изменения сделаны. Даю вам слово, что в дальнейшем никогда не использую их.
Физик остановился у двери.
– А вы не боитесь, что я скажу кому-нибудь, что вы не нумеролог?
Нумеролог покачал головой.
– Кто же вам поверит, друг мой?
* * *
Двадцатого числа Маршалл Зебатинский стоял у двери с облезшей краской. Он всматривался в потускневшую от пыли и едва различимую надпись «Нумеролог», смутно надеясь, что у старика другой клиент и можно повернуться и уйти домой.
Затеянная им «игра в будущее» тяготила физика, и он много раз пытался прервать ее. Заполнение анкеты занимало много времени и походило на пытку. Он чувствовал себя невероятно глупо, когда вписывал имена друзей, стоимость своего дома или сведений о том, были ли у его жены выкидыши, и если да, то когда. Зебатинский бросал анкету, ругал нумеролога, но потом снова возвращался к ней.
Он думал о компьютере, который должен обрабатывать сведения, а вернее, о наглости маленького человека, изображавшего из себя математика, творца будущего. Однако желание раскрыть обман, увидеть, что произойдет, было таким неодолимым, что Зебатинский, ругая себя и свою доверчивость, все же изложил на многих листах требуемое нумерологом.
В конце концов он послал заполненную анкету обычной почтой, наклеив марки достоинством девять центов, не взвешивая письма. Если оно вернется, подумал он, я откажусь от всего этого.
Но оно не вернулось.
Он заглянул в помещение нумеролога, и оно оказалось пустым. У Зебатинского не было другого выхода, как войти. Колокольчик зазвонил.
Старик-нумеролог показался из-за занавешенной двери.
– Ах, доктор Зебатинский…
– Вы помните меня? – Зебатинский попытался улыбнуться.
– О, да.
– Каково заключение?
Нумеролог пошевелил своими шишковатыми пальцами.
– Прежде, сэр, небольшой…
– Небольшой вопрос? Гонорар?
– Я уже выполнил работу, сэр, и имею право на вознаграждение.
Зебатинский не возразил. Он готов заплатить. Если уж зашел так далеко, глупо поворачивать назад из-за денег.
Он отсчитал пять десятидолларовых купюр и протянул их через конторку.
– Ну?!
Нумеролог медленно пересчитал купюры и засунул в кассу выдвижного ящика конторки.
– Ваше дело, – сказал он, – было очень интересным. Я бы посоветовал вам поменять фамилию на Себатинский.
– Себа… Как вы произнесли?
– С-е-б-а-т-и-н-с-к-и-й.
Зебатинский посмотрел на него негодующе.
– Вы предлагаете изменить первую букву? Поменять З на С? И это все?
– Этого изменения пока что достаточно.
– Но как оно может повлиять на будущее?
– Как всякое изменение, – мягко ответил нумеролог. – Конечно, если вы не хотите изменений, оставьте все, как есть. Но и в судьбе вашей вряд ли наступят перемены.
Зебатинский спросил.
– Что я должен сделать? Просто объявить всем, чтобы произносили мою фамилию с буквы «С»?
– Действуйте на основании закона. Юрист подскажет вам, как лучше осуществить эту процедуру.
– Когда же это произойдет? Я имею в виду перемены в моей жизни.
– Может быть, завтра, а может быть, никогда.
– Но вы видели будущее. Вы утверждали, что видите его.
– Не как в прозрачном шаре. Нет, нет, доктор Зебатинский. Все, что мне выдал компьютер, – это цепь закодированных цифр. Я могу перечислить возможности, но я не схватываю изображения.
Зебатинский повернулся и торопливо вышел из помещения. Пятьдесят долларов, чтобы изменить одну букву. Пятьдесят долларов за Себатинского! Боже, что за имя! Хуже, чем Зебатинский…
* * *
Прошел еще месяц, прежде чем ему удалось убедить себя обратиться к юристу. «В конце концов, – сказал он себе, – я могу в любой момент вернуть себе настоящее имя. Надо использовать шанс. Черт возьми, ведь не существует закона, который бы препятствовал этому».
* * *
Генри Бранд страницу за страницей просматривал досье натренированным глазом человека, который проработал в органах безопасности четырнадцать лет. Ему не нужно было читать каждое слово. Все, представляющее особый интерес, бросалось ему в глаза.
Он сказал:
– Человек представляется мне опрятным.
Генри Бранд тоже был опрятным: белоснежная сорочка, свежевыбритое лицо.
– Но почему Себатинский? – спросил лейтенант Алберт Квинси, принесший ему досье.
– А почему бы и нет? – пожал плечами Генри Бранд.
– Потому что в этом нет смысла. Зебатинский – иностранная фамилия, и я поменял бы ее, будь она моей, на какую-нибудь англосаксонскую. Поступи Зебатинский так, никто бы не удивился. А менять З на С по меньшей мере глупо. Надо выявить, что побудило его к перемене фамилии.
– Ему не задавали такого вопроса?
– Задавали. В обычной беседе, конечно. И он не придумал ничего лучшего, как сказать, что ему надоело быть последним в алфавите.
– Может быть и так, лейтенант.
– Может быть, но почему не изменить фамилию на Сандс или Смит, если уж так понравилась буква С. Или, если он устал от Зэт, почему не пойти по этому пути до конца и не поменять ее на А? Почему не взять фамилию, ну, скажем, Аарон?
– Не вполне англосаксонское, – пробурчал Бранд. И добавил: – Но в этом нет ничего, что можно было бы инкриминировать ему.
– Да, конечно, – вздохнул Квинси. – Он выглядел явно несчастным.
– Признайтесь, лейтенант, – сказал Бранд, – вас, должно быть, что-то беспокоит. Какая-то теория, какой-то «пунктик». Что?
Квинси нахмурился. Его светлые брови сомкнулись, а губы сжались.
– Этот человек русский…
– Он не русский, – возразил Бранд. – Он – американец в третьем поколении.
– Я имею в виду фамилию.
Лицо Бранда утратило обманчивую мягкость.
– Нет, лейтенант, вы ошибаетесь. Это польская фамилия.
Квинси нетерпеливо выбросил вперед руку с растопыренными пальцами.
– Это одно и то же.
Бранд, девичья фамилия матери которого была Вишевска, огрызнулся:
– Не говорите этого поляку, лейтенант. – Затем произнес более задумчиво: – Так же, как и русскому, я полагаю.
– То, что я пытаюсь выразить, сэр, – сказал лейтенант, покраснев, – заключено в простой истине: и поляки, и русские по ту сторону Занавеса.
– Это общеизвестно.
– Зебатинский или Себатинский может иметь там родственников.
– Он – третье поколение. Я предполагаю, что у него могли быть там троюродные братья или сестры. Но что из этого?
– Само по себе это не имеет никакого значения. Многие могут иметь там дальних родственников. Но Зебатинский изменил фамилию.
– Продолжайте.
– Он пытается отвлечь внимание. Возможно, троюродный родственник с той стороны становится слишком знаменитым, и наш Зебатинский боится, что это родство испортит его шансы на успех.
– Изменение фамилии не принесет никакой пользы. Он тем не менее останется родственником.
– Конечно, но у него исчезнет ощущение, что это родство бросается нам в глаза.
– А вы слышали что-нибудь о каком-то Зебатинском по ту сторону?
– Нет, сэр.
– В таком случае он не может быть слишком знаменитым. Как же наш Зебатинский узнал о нем?
– Через родственников. К тому же он ядерный физик.
Бранд снова методично посмотрел досье.
– Это ужасно шатко, лейтенант. И настолько беспочвенно, что совершенно неуловимо.
– Но я не вижу другого объяснения перемене буквы в фамилии Зебатинского.
– Я тоже.
– В таком случае я полагаю, сэр, мы должны расследовать дело, проследить за всеми людьми, именуемыми «Зебатинский» по ту сторону, и посмотреть, сможем ли мы обнаружить связь. – Голос лейтенанта немного усилился, ему в голову пришла новая мысль: «Он мог изменить свою фамилию, желая отвлечь внимание от родственников, защитить их таким образом».
– А делает он как раз обратное.
– Видимо, не осознает этого, но стремление охранить их могло быть мотивом его поведения.
Бранд вздохнул.
– Хорошо, мы закинем удочку на Зебатинского. Но если ничего не обнаружится, прекратим дело. Оставьте папку у меня.
Когда информация наконец поступила к Бранду, он имел полные сведения о Зебатинском и его однофамильцах. «Что за чертовщина!» – удивился он, пробежав список. Семнадцать биографий семнадцати русских и польских граждан представила разведка.
Начинался список с американцев. Маршалл Зебатинский (отпечатки пальцев) родился в Буффало, Нью-Йорк (дата, медицинские данные). Его отец так же родился в Буффало, мать в Освего, Нью-Йорк. Дедушка и бабушка его отца оба родились в Белостоке, Польша (дата въезда в Соединенные Штаты, даты гражданства, фотографии).
Все семнадцать русских и польских граждан, носивших фамилию Зебатинский, были потомками людей, которые сотни лет назад жили в Белостоке или его окрестностях. Предположительно они могли быть родственниками, но это не было точно установлено в каждом отдельном случае. (Демографическая статистика в период после I мировой войны велась в Восточной Европе плохо, если вообще существовала).
Бранд просмотрел досье на Зебатинских, мужчин и женщин (забавляясь, как основательно разведка выполнила эту работу; возможно, только русская была такой же дотошной) и выбрал одно. Отложил папку в сторону. Снял телефонную трубку и набрал номер доктора Поля Кристофа из Комитета Атомной Энергии.
* * *
Доктор Кристоф выслушал Бранда с каменным выражением лица. Время от времени он поднимал мизинец, чтобы слегка прикоснуться к носу, имеющему форму луковицы, и смахнуть несуществующую соринку. У него были редеющие серо-стальные и коротко подстриженные волосы. С таким же успехом он мог быть и лысым.
– Нет, я никогда не слышал ни о каком русском Зебатинском, – сказал Кристоф. – Как не слышал и ни о каком американском…
Бранд почесал пробор в волосах над виском и медленно произнес:
– Ну, я не думаю, что здесь что-то кроется, но мне бы не хотелось прекратить расследование слишком поспешно. Тот факт, что один из русских, Михаил Андреевич Зебатинский, является ядерным физиком, уже настораживает. Вы уверены, что никогда не слышали о нем?
– Михаил Андреевич Зебатинский? Нет, не слышал. Но это еще ничего не доказывает.
– В том то и дело. Понимаете, один Зебатинский тут, другой там, оба специалисты в ядерной физике, и тот, что здесь, неожиданно меняет свою фамилию на Себатинский. И не просто меняет, требует исправления во всех документах буквы «З» на букву «С». Повторяет одно и то же: «Произносите мою фамилию с буквы «С». И другая примечательная вещь: русский Зебатинский исчез из поля зрения как раз около года назад.
Доктор Кристоф сказал бесстрастно:
– Умер…
– Может быть. Но вряд ли русские дадут умереть ядерному физику. Тут, видимо, другая причина, и не мне открывать ее вам.
– Срочные исследования, сверхсекретные, – догадался Кристоф.
– Вот именно.
– Дайте мне это досье.
Доктор Кристоф потянулся за листом бумаги и прочел его дважды. Потом сказал:
– Я проверю все по Ядерному бюллетеню.
* * *
Материалы Ядерного бюллетеня помещались у той же стены, что и научные исследования доктора Кристофа. Аккуратные маленькие ящики были заполнены прямоугольниками микрофильмов.
Служащий КАЭ (Комитета Атомной Энергии) с помощью проектора просматривал каталоги, а Бранд наблюдал, с каким терпением он это делал.
Кристоф пробормотал:
– Михаил Зебатинский, автор или соавтор полдюжины трудов, опубликованных в советских журналах в течение последних шести лет. Ну, а мы получим материалы и, может быть, сможем что-то из них извлечь.
