Текст книги "Высоко в небеса: 100 рассказов"
Автор книги: Рэй Брэдбери
сообщить о нарушении
Текущая страница: 36 (всего у книги 70 страниц)
– Вижу-вижу. И понимаю.
Под ними колыхался океан пшеницы – волны бежали одна за другой, все на восток да на восток – ни тебе пролысинки, ни тебе выемки, чтобы указать на место, где капитан погрузился в вечный покой.
– Выходит, это погребение по морскому обычаю, – сказал священник.
– По самому что ни на есть морскому, – отозвался Хэнкс. – Я обещал ему. И слово сдержал.
Тут они разом повернулись и зашагали холмистым берегом – и ни словом не перемолвились, пока не дошли до дома, скрипящего на ветру.
1960
And the Sailor, Home from the Sea
© Перевод В.Задорожного
Одиночество
Шесть вечеров подряд они ужинали у костра, ведя неторопливую беседу. На серебристом боку ракеты, доставившей их в эти края, играли отблески пламени. Издали, с голубоватых гор, их костерок выглядел как звезда, что упала среди марсианских каналов с ясного, застывшего марсианского неба.
На шестой вечер, присев к огню, оба внимательно огляделись вокруг.
– Замерз? – спросил Дрю, отметив, что напарника бьет озноб.
– Что? – Смит осмотрел свои руки. – Да нет.
От Дрю не укрылось, что у Смита на лбу проступила испарина.
– У тебя жар?
– С чего ты взял?
– Тоскуешь?
– Возможно. – Дрогнувшей рукой он подбросил в костер поленце.
– В картишки перекинемся?
– Настроения нет.
Дрю прислушался к учащенному, неглубокому дыханию Смита.
– Материал у нас собран. Съемку делали ежедневно, пробы грунта взяли. Загрузились, считай, под завязку. Может, на ночь глядя и стартуем в обратный путь?
Смит рассмеялся:
– Понимаю, тебе тут одиноко, но не до такой же степени?
– Все, хорош.
Они повозили подошвами по холодному песку. Ветра не было. Ровное пламя костра, подпитываемое кислородом из бортового шланга, устремлялось вертикально вверх.
Под тончайшими стеклянными масками пульсировал тонкий слой кислорода, поступающего из кислородных жилетов, надетых под куртки.
Дрю сверился с датчиком. Запаса кислорода хватит еще на шесть часов. Вполне достаточно.
Он взялся за маленькую гавайскую гитару и начал небрежно перебирать струны, запрокинув голову и глядя на звезды из-под полуприкрытых век.
Та девушка, что часто снится мне, —
Она как радуга в небесной вышине.
Глаза лазурные и локон золотой…
Мелодия поднималась по рукам Дрю в его наушники. Смит ее не улавливал – он слышал только пение Дрю. Атмосфера была слишком разреженной.
Мечтают многие о девушке о…
– Замолчишь ты или нет? – взвился Смит.
– Что на тебя нашло?
– Сказано: замолчи! – Откинувшись назад, Смит испепелял его взглядом.
– Ладно, ладно, не кипятись.
Дрю опустил гитару, лег на спину и задумался. Он-то знал, в чем причина. Его мучило то же самое. Холодная тоска, ночная тоска, тоска расстояний, пространства и времени, тоска галактик и перелетов, дней и месяцев.
Ему врезалось в память лицо Анны, мелькнувшее в обрамлении иллюминатора за минуту до старта. Оно было похоже на ожившую искусно вырезанную дымчатую камею под круглым дымчатым стеклом: милое лицо, на губах улыбка, глаза блестят, рука поднята в прощальном взмахе. Потом все исчезло.
Он лениво перевел взгляд на Смита. Тот сидел с закрытыми глазами. Думал о чем-то своем. Не иначе как о Маргарите. Очаровательная Маргарита – карие глаза, шелковистые каштановые волосы. Сейчас она за шестьдесят миллионов миль, в недосягаемом мире, где они все появились на свет.
– Интересно, что они нынче поделывают? – сказал Дрю.
Смит открыл глаза и уставился на него через огонек костра. Даже не уточнив, что имел в виду Дрю, он ответил:
– Ходят на телеконцерты, в бассейн, играют в бадминтон да мало ли что.
Дрю кивнул. Ощутив, как на лбу и ладонях проступает пот, он снова замкнулся в себе. Озноб усилился, в груди заныло пронзительное, щемящее чувство. В эту ночь он решил посидеть без сна. Иначе все будет, как всегда. Из ниоткуда возникнут все те же губы, то же тепло, то же видение. Потом придет ненужное утро, а с ним – возвращение в кошмар безысходности.
Он вскочил как ужаленный.
Смит даже отпрянул.
– Давай пройдемся, чтобы не сидеть на месте, – с горячностью предложил Дрю.
– Можно.
Они шагали по розовым пескам пересохшего морского дна, не произнося ни слова. Дрю немного расслабился и прочистил горло.
– А что будет, – начал он, – что будет, чисто гипотетически, если тебе повстречается марсианка? Вот прямо сейчас?
Смит фыркнул:
– Не дури. Марсианок не бывает.
– А ты вообрази.
– Ну, не знаю, – на ходу ответил Смит, глядя перед собой. Он опустил голову и провел рукой по теплому прозрачному щитку. Меня в Нью-Йорке Маргарита ждет.
– А меня – Анна. Давай трезво смотреть на вещи. Мы с тобой, двое нормальных мужиков, год летели от Земли; нам здесь холодно, тоскливо, рядом ни души, никакого человеческого участия, даже за руку некого подержать. Неудивительно, что мы мечтаем о женщинах, которых оставили на Земле.
– Что толку мечтать; надо с этим завязывать. Тут женского пола не сыщешь, будь оно все трижды проклято!
Они отошли на порядочное расстояние.
– А вообще-то, – поразмыслив, ответил Смит, – если бы нам здесь встретилась женщина, Маргарита – не сомневаюсь – первой вошла бы в положение и меня простила.
– Ты уверен?
– На все сто.
– Или просто строишь догадки?
– Вовсе нет!
– Тогда я тебе кое-что покажу. Оглянись-ка. Вот туда. – Взяв Смита за локоть, Дрю развернул его назад и отвел на полсотни шагов в сторону. – Теперь понимаешь, о чем я толкую?
Смит так и ахнул.
На песке изящной мягкой лункой отпечатался след ноги. Они наклонились и в нетерпеливом волнении провели пальцами по краям. Дыхание со свистом вырывалось из ноздрей. У Смита заблестели глаза.
Они долгим взглядом посмотрели друг на друга.
– А след-то женский! – вырвалось у Смита.
– Да какой аккуратный, – подхватил Дрю, согласно кивая. Я в этом деле кое-что смыслю. Когда-то подрабатывал в обувном магазине. Женскую ножку ни с чем не спутаю. Без единого изъяна!
У каждого в горле застрял сухой ком; бешено застучало сердце. Смит сжимал и разжимал кулаки.
– Боже ты мой, какой маленький отпечаток! Ты глянь на эти пальчики! Прямо точеные!
Он выпрямился, щурясь посмотрел вдаль. А потом с воплем припустил вперед.
– Тут еще один, и еще! И здесь! Они ведут в эту сторону!
– Остынь. – Поравнявшись со Смитом, Дрю схватил его за плечо. – Куда тебя понесло?
– Не держи меня, черт побери! – Смит указал куда-то пальцем. – Я иду по следу.
– А как же Маргарита?
– Нашел время! Пусти, а то врежу!
Недоумевая, Дрю разжал пальцы.
– Как знаешь. Вперед.
Дальше они бежали вместе…
Новые следы, совсем свежие, четко очерченные. Они звали за собой – то частили, то петляли, уходили и возвращались, прочерчивая одинокой цепочкой пересохшее морское дно. Взгляд на часы. Ну, еще пять минут. В темпе. Не тормозить. Бегом. Дрю задыхался от хохота. Бред какой-то. Потеха. Два взрослых мужика ломанулись неизвестно куда. Честное слово, если бы их от одиночества не зацепила всерьез эта затея, он бы рухнул навзничь и смеялся до слез. Вроде бы разумные парни, робинзоны, а погнались за хрупкой невидимкой, за девушкой-пятницей. Ха!
– Над чем смеешься?
– Просто так. Следи за временем. Не дай бог, кислород кончится.
– У нас его с запасом.
– Все равно, следи!
«Понимала ли она, проходя этим путем, – забавлялся своими мыслями Дрю, – что следы в пыли, невинно отпечатанные миниатюрными ножками, посеют смятение в мужских умах? Нет. Даже не подозревала. Ни сном, ни духом».
Как бы то ни было, нельзя отставать от этого одержимого – от Смита. Бред, просто бред, а впрочем – что-то в этом есть.
На бегу Дрю ощутил, как голову окутывает теплый туман. Что ни говори, было бы здорово скоротать ночь у костра с хорошенькой женщиной, взять ее за руку, поцеловать, приласкать.
– А вдруг это какая-нибудь синюшница?
Смит, не останавливаясь, обернулся:
– Что-что?
– Вдруг у нее кожа синяя? Как здешние горы? Что тогда?
– Типун тебе на язык, Дрю!
– Ха! – громыхнул Дрю, и тут они оказались у старого речного русла, а по нему добрались до сухого канала, застывшего в пустоте безвременья.
Следы ненавязчиво звали в сторону предгорий. На подъеме пришлось остановиться.
– Чур-чура, – бросил Дрю, и его пожелтевшие зрачки сузились.
– Не понял?
– Чур-чура, говорю. В том смысле, что я к ней первым подвалю знакомиться. Помнишь, как в детстве говорили: «Чур-чура». Ну, вот. Я сказал «чур-чура». Застолбил свои права.
Смит помрачнел.
– В чем дело, Смит? Боишься соперничества? – спросил Дрю.
Смит не ответил.
– У меня профиль классный, – с нажимом сказал Дрю. – К тому же росту во мне на четыре дюйма больше.
Смит смотрел холодно, не мигая.
– Да, приятель, мы с тобой соперники, – не унимался Дрю. Вот что я тебе скажу, Смит: если у нее есть подружка, можешь рассчитывать на подружку.
– Придержи язык, – отрезал Смит, не сводя с него злобного взгляда.
Улыбка сошла с лица Дрю; он отступил на шаг назад.
– Эй, Смит, зря ты лезешь в бутылку. Кончай психовать. Смотреть тошно. До сих пор мы с тобой прекрасно ладили.
– Не учи. Отвяжись. Между прочим, это я нашел следы.
– Разве?
– Ну, допустим, ты первый их увидел, но это я решил по ним пойти!
– Вот как? – с расстановкой проговорил Дрю.
– Ты сам знаешь!
– Неужели?
– Мать честная, год в космосе, ни людей, ничего, одни перелеты, но стоило этому случиться, стоило обнаружить человеческое присутствие…
– Женское присутствие.
Смит замахнулся. Дрю перехватил его сжатую в кулак руку, заломил ее и влепил Смиту пощечину.
– Опомнись! – прокричал он в застывшее лицо. – Опомнись! – Схватив Смита за куртку, он стал трясти его, как мальчишку. Слушай меня, слушай, болван! Может, эта женщина не свободна. Пораскинь мозгами. Где марсианка, там должен быть и марсианин, смекаешь, придурок?
– Отпусти!
– Сам подумай, кретин.
Дрю толкнул Смита в грудь. Тот пошатнулся и едва устоял на ногах, а потом схватился за пистолет, но передумал и сунул его обратно в кобуру.
От Дрю не укрылось это движение. Он в упор посмотрел на Смита:
– Вот, значит, до чего дошло? Ты что, рехнулся? Пещерный человек.
– Заткнись! – Смит двинулся в гору. – Тебе не понять.
– Где уж мне! Наверно, я весь этот год из дому ни ногой – каждую ночь укладывался спать с Анной. Сидел себе в Нью-Йорке и горя не знал. Ты один у нас отправился в полет, герой недоделанный! – Задохнувшись от негодования, Дрю выругался. – Тоже мне, пуп земли!
Перевалив через песчаную дюну, они оказались среди других таких же холмов и продолжили путь по следам. Вскоре у них на дороге оказалось кострище – обугленный хворост и небольшой металлический контейнер, в котором, судя по его устройству, хранился кислород для разжигания огня. Похоже, все это появилось здесь совсем недавно.
– Она где-то поблизости, – чуть не сказал Смит, но так и не замедлил шаги. Ноги увязали в песке, дышалось с трудом.
«Интересно, как она выглядит, – спрашивал себя Дрю, в задумчивости блуждая среди собственных мыслей. – Может, она высокая и стройная, может, маленькая худышка. Интересно, какого цвета у нее глаза, какие волосы? Интересно, какой у нее голос? Мелодичный, тонкий? Или тихий, грудной? Все интересно. Не только мне, но и Смиту. Он сейчас думает о том же. От этих дум прямо задыхается и бежит как угорелый, чтобы еще лучше думалось. Такая гонка до добра не доведет, это точно. И почему только мы сорвались с места? Дурацкий вопрос. Мы сорвались с места потому, что мы – живые люди, вот и все. Хотелось бы надеяться, что на голове у нее волосы, а не змеи».
– Пещера!
Они остановились у очередного пригорка: в склоне зиял вход в пещеру. Следы вели внутрь.
Выхватив электрический фонарь, Смит направил луч в темноту, помигал и выжидающе ухмыльнулся. Он с опаской двинулся вперед, слыша в наушниках свое учащенное дыхание.
– Цель близка, – сказал Дрю.
Смит даже не повернул головы.
Они шли бок о бок, соприкасаясь локтями. Дрю попытался вырваться вперед; Смит хмыкнул и прибавил шагу, побагровев от досады.
Узкий проход сворачивал то в одну сторону, то в другую, но луч фонаря, направляемый вниз, постоянно выхватывал из мрака все ту же цепочку следов.
Внезапно перед ними открылось обширное подземелье. У дальней стены, возле потухшего костра, растянулась чья-то фигурка.
– Вот она! – закричал Смит. – Вот она!
– Чур-чура, – спокойно повторил Дрю.
Смит развернулся, сжимая в руке пистолет.
– Вали отсюда, – процедил он.
– Что? – Дрю не сводил глаз с пистолета.
– Что слышал. Вали!
– Эй, погоди…
– Возвращайся на корабль и жди меня там.
– Не хочешь ли ты…
– Считаю до десяти. Если не уберешься, тебе конец.
– Ты спятил!
– Один, два, три, шевелись.
– Ты хотя бы выслушай меня, Смит, черт бы тебя побрал!
– Четыре, пять, шесть, я предупредил… ох ты!
Оружие выстрелило.
Пуля угодила в бедро. От выстрела Дрю резко бросило в сторону; он рухнул как подкошенный, крича от боли. И остался лежать в темноте.
– Я нечаянно, Дрю, я не хотел! – завопил Смит. – Пистолет сам выстрелил – у меня рука дернулась, палец соскочил. Я не нарочно! – Слепя напарника лучом света, он нагнулся и перевернул его на спину. – Сейчас сделаю перевязку. Прости. Сбегаю за ней – пусть нам поможет. Потерпи чуток!
Мучаясь от нестерпимой боли, Дрю проводил глазами яркий луч – Смит с топотом несся к застывшей у черного кострища фигурке. На бегу он пару раз призывно крикнул, а приблизившись, наклонился и попробовал ее растолкать.
Дрю томился в ожидании.
Смит перевернул неподвижную фигурку.
Издалека Дрю различил его голос:
– Мертвая.
– Не может быть! – вырвалось у Дрю.
Он на ощупь извлек свой перевязочный пакет. Отломил горлышко одной из ампул и проглотил белый порошок. Боль тут же утихла. Тогда он принялся бинтовать рану. Она оказалась глубокой, но не смертельной. На расстоянии он видел Смита, который растерянно застыл на месте, сжимая фонарик онемевшими пальцами и не сводя глаз с женского тела.
Вернувшись, Смит опустился на пол пещеры, глядя в никуда.
– Она… она умерла давным-давно.
– А следы? Откуда они?
– Из этого мира. Конечно же, из этого мира. Мы не дали себе труда подумать. Просто сорвались с места. То есть это я сорвался с места. Как дурак. Следы – из этого мира, но до меня не сразу дошло. Только теперь понял.
– Ты о чем?
– Здесь же нет ветра, нет никакого движения. Ни времен года, ни дождей, ни штормов, ничего. Десять тысяч лет назад в этом угасающем мире женщина в одиночку шла сквозь пески. Возможно, она была последней, кто еще оставался в живых. У нее была пара жестянок с кислородом. На этой планете что-то произошло. Атмосфера перетекла в космос. Не стало ветров, не стало кислорода, не стало времен года. И она бродила в полном одиночестве. – Смит обдумал следующую фразу и только тогда вполголоса произнес ее вслух, не глядя на Дрю. – Пришла в эту пещеру и легла умирать.
– Десять тысяч лет назад?
– Десять тысяч лет. Ровно столько она здесь пролежала. Само совершенство. Лежала и караулила, когда же появимся мы с тобой, двое дураков. Космический розыгрыш. Да-да! Очень остроумно.
– А следы?
– Ветров нет. Дождей нет. Естественно, следы сохранились в первозданном виде, как в тот день, когда она их оставила. Здесь все выглядит нетронутым и свежим. Но с нею не все так просто. Смерть наступила очень и очень давно, это сразу видно. А по каким признакам – не могу сказать.
Его голос затих.
Только теперь он вспомнил о Дрю.
– Мой пистолет. Ты же ранен. Помощь нужна?
– Я сам обработал рану. Произошел несчастный случай. Назовем это так.
– Болит?
– Нет.
– Ты не надумаешь в отместку меня грохнуть?
– Скажешь тоже. У тебя просто палец соскочил.
– Это чистая правда – так оно и было! Прости меня.
– Допустим, так оно и было. Все, тема закрыта. – Дрю закончил перевязку. – Ну-ка, подсоби, надо возвращаться. – Смит протянул ему руку, поднял с земли и поддержал. – Но сперва подведи меня к этой мисс Марс десятитысячного года до нашей эры. Охота посмотреть, ради чего мы пустились во все тяжкие.
Смит медленно подвел его к распростертому телу.
– Можно подумать, уснула, – сказал Смит. – Но она и в самом деле мертва, спит вечным сном. Симпатичная, верно?
«Как она похожа на Анну, – мелькнуло в голове у потрясенного Дрю. – Как будто Анна прилегла вздремнуть в этой пещере, но вот-вот с улыбкой проснется и скажет «доброе утро».
– Вылитая Маргарита, – проговорил Смит.
У Дрю скривились губы.
– Маргарита? – Он запнулся. – Ну… пожалуй. Да, что-то есть. – Он покачал головой. – Впрочем, это как посмотреть. Мне-то показалось…
– Что?
– Ничего. Пусть себе лежит. Оставь ее в покое. Слушай, медлить больше нельзя. Поворачиваем обратно.
– Интересно, кто она такая?
– Этого мы никогда не узнаем. Может, принцесса. Или стенографистка из какого-нибудь древнего города, или танцовщица. Пошевеливайся, Смит.
Путь до ракеты занял полчаса. Они передвигались медленно и мучительно.
– Какие же мы идиоты, а? Форменные идиоты.
Они с грохотом задраили люки.
Ракета взмыла вверх на гребне красно-синего пламени.
Песок внизу закружило, разметало, развеяло во все стороны. Впервые за десять тысяч лет нарушилась цепочка следов – разлетелась на мельчайшие песчинки. Когда улегся ветер, отпечатков словно и не было.
1949
The Lonely Ones
© Перевод Е.Петровой
Финнеган
Сказать, что я никогда не забуду историю с Финнеганом – значит непростительно принизить значение событий, которые окончились столь печально. Только теперь, на восьмом десятке, я нашел в себе силы описать этот случай в расчете на какого-нибудь добросовестного полицейского, который, полагаю, тут же помчится в лес с заступом и вилами, чтобы откопать мою истину или похоронить ложь.
Факты таковы.
В разное время трое ребятишек убежали гулять и не вернулись. Их тела были обнаружены в дебрях Чатэмского леса без признаков насильственной смерти, однако все они были полностью обескровлены, словно виноград, сморщившийся на лозе в жаркое, засушливое лето.
Эти иссохшие останки невинных жертв породили бесчисленные слухи о вампирах и прочей кровожадной нечисти. Такие вымыслы всегда идут по пятам за реальными событиями. Кто, как не кладбищенский оборотень, говорили люди, обескровил и загубил троих, да, верно, и обрек на смерть три десятка других.
Детей похоронили на самом лучшем освященном месте. Вскоре после этого сэр Роберт Мерриуэзер, достойный лавров Шерлока Холмса, но из скромности молчавший о своем таланте, миновал сто двадцать дверей родового замка и отправился на поиски мерзкого душегуба. Позвав с собою, добавим, вашего покорного слугу, чтобы нести фляжку и зонт, а также предупреждать об опасностях, которые в темном, недобром лесу могли таиться под каждым кустом.
Сэр Роберт Мерриуэзер, усомнитесь вы?
Именно он. И самых невероятных дверей в его уединенном замке насчитывалось десять десятков да еще дюжина.
Неужто хозяину служили все двери без исключения? Нет, от силы каждая девятая. Откуда же они взялась в старинном жилище сэра Роберта? Да он их коллекционировал – выписывал из Рио, Парижа, Рима, Токио и Центральной Америки. Когда приходил очередной экспонат, его тут же заносили в нижние или верхние покои, причем крепили на петлях прямо к стене, чтобы створки хорошо просматривались с обеих сторон. Потом хозяин устраивал экскурсии, демонстрируя старинные порталы завзятым любителям антиквариата, которых приводили в восторг и затейливые излишества, и суровая простота, и рококо, и образчики раннего ампира, выброшенные на свалку племянниками Наполеона или изъятые у Германа Геринга, некогда погревшего руки в Лувре. Везли сюда в плоских деревянных ящиках и экспонаты совсем иного рода, протравленные песчаными бурями Оклахомы, оклеенные афишами ярмарок, похороненных ураганами 1936 года. Стоило только упомянуть, что бывают двери, которые вам совершенно не по вкусу – они оказывались тут как тут. Стоило назвать самое отменное качество – в коллекции находилась дверь именно такой марки, надежно спрятанная от посторонних глаз, настоящая красавица за стенами забвения.
Сам я впервые пришел к владельцу для того, чтобы познакомиться с этой коллекцией, а не со смертью. По его воле, которая имела силу приказа, я получил возможность утолить свое любопытство, но, едва переступив порог, убедился, что сэра Роберта теперь занимает не столько собрание из десяти дюжин дверей, сколько одна-единственная темно-серая дверь. Тайный, доселе не найденный вход. Ведущий – куда? В могилу.
Хозяин наскоро провел экскурсию, открывая и закрывая створки дверей, спасенных от уничтожения в Пекине, томившихся под землей вблизи Этны или просто-напросто уворованных в Кентукки. Но изболевшимся сердцем он был далеко от этого показа, который в другое время мог бы доставить ему неподдельную радость.
Он завел речь о том, что весенние дожди напоили землю, дав жизнь растениям, и люди стали выбираться на природу, чтобы насладиться ясной погодой, но вместо этого нашли тело мальчугана, обескровленное через две ранки на шее, а пару недель спустя – тела двух девочек. Вызвали полицию; местные жители, бледные и ошеломленные, потянулись в пабы; матери запирали детей дома, а отцы пугали их рассказами об ужасах Чатэмского леса.
– Согласны ли вы, – произнес в заключение сэр Роберт, – устроить вместе со мною не совсем обычный и совсем не веселый пикник?
– Согласен, – ответил я.
Пасмурным воскресным утром мы закутались в непромокаемые накидки и, загрузив саквояж сэндвичами и красным вином, отправились в лес.
Пока мы спускались по склону в сырую, мрачную чащу, у нас было достаточно времени, чтобы вспомнить, как описывали газеты обескровленные детские тела, как полицейские десятки раз наугад прочесывали лес и как с тех пор в округе, только стемнеет, с барабанным стуком запирались все двери.
– Дело к дождю. Черт возьми. Так и есть! – Сэр Роберт воздел бледное лицо к небу, и над тонкими губами задрожали седые усы. В свои преклонные годы он был уже немощен и слаб. – Наш пикник пойдет насмарку!
– Пикник? – переспросил я. – Убийца явится сюда перекусить вместе с нами?
– Молю Бога, чтобы так и вышло, – сказал сэр Роберт. – Да-да, молю Бога, чтобы так и вышло.
Мы шагали то сквозь туман, то сквозь неяркие лучи солнца, то через заросли, то через поляны и наконец оказались на безмолвной прогалине, где любой звук тонул в мокром частоколе деревьев, в подушках зеленого мха, в кочках лесного дерна. Голые ветви еще не почуяли весну. Равнодушный солнечный диск, напоминавший об арктических широтах, был холодным и почти безжизненным.
– То самое место, – возвестил наконец сэр Роберт.
– Где нашли детей? – уточнил я.
– Без единой кровинки.
Оглядевшись, я представил себе детские тела, ужас тех, кто их нашел, и растерянность полицейских, которые прибыли по вызову, пошептались, обыскали поляну и уехали ни с чем.
– Убийцу так и не нашли?
– Он слишком изощрен. Скажите, вы достаточно наблюдательны? – спросил сэр Роберт.
– А что надо примечать?
– В этом-то весь вопрос. Полицейские на нем споткнулись. Они вбили себе в голову, что у этой кровавой бойни – человеческий след, и пустились в розыск убийцы о двух руках, о двух ногах, в одежде и с ножом. Они хотят найти убийцу в людском обличье, упуская из виду вполне очевидное, хотя и поразительное явление. Вот это!
Он легонько постучал перед собой тростью.
Произошло что-то неуловимое. Я уставился на землю и шепнул:
– Еще раз.
И снова произошло то же самое.
– Паук, – вскричал я. – Шмыг – и нету! Проворен, однако!
– Финнеган, – пробормотал сэр Роберт.
– Что?
– Была такая присказка: «Финнеган был не зван, прошмыгнул, как таракан». Глядите.
Перочинным ножом сэр Роберт срезал кусок дерна и отряхнул его от комков земли, чтобы показать мне какое-то гнездо. Паук в ужасе заметался и упал на землю.
Сэр Роберт передал гнездо мне.
– Ни дать ни взять серый бархат. Потрогайте. Этот пострел – образцовый строитель. Крошечное укрытие замаскировано и позволяет находиться в постоянной готовности. Здесь муха не пролетит. Выскочил, схватил, шмыг в дыру и захлопнул дверцу!
– Я и не подозревал, что вы так любите живность.
– Терпеть не могу. Но этот сорванец – особая статья: у нас с ним много общего. Двери. Петли. Все прочие паукообразные мне не интересны. Но, увлекшись коллекцией дверей, я стал изучать повадки этого необыкновенного умельца. – Сэр Роберт покачал маленькую заслонку, подвешенную на петлях из нитей паутины. – Какое мастерство! В нем-то и кроются истоки тех трагедий.
– Вы имеете в виду убийства детей?
Сэр Роберт кивнул:
– На ваш взгляд, у этого леса есть какая-нибудь особенность?
– Уж очень здесь тихо.
– Тихо? – Губы сэра Роберта тронула слабая усмешка. – Да здесь царит просто невообразимое безмолвие! Ни одного привычного звука: ни птиц, ни жуков, ни кузнечиков, ни лягушек. Нигде ни шелеста, ни малейшего движения. Полицейские не приняли это в расчет. Что им до таких пустяков? Но полное отсутствие лесных голосов на этой прогалине и подсказало мне невероятную теорию относительно тех убийств.
Он повертел в руках удивительную конструкцию.
– Вообразите следующую картину: паук, внушительных размеров, строит себе внушительных размеров укрытие, чтобы приманить заигравшегося ребенка глухим шорохом, выскочить, схватить и утащить под землю, мягко хлопнув дверцей. Ну, что скажете? – Сэр Роберт обвел взглядом деревья, – Несусветная чушь? А может, что-то в этом есть? Эволюция, селекция, развитие, мутация, и вот – б-р-р-р!
Он опять постучал по земле тростью. Открылась крошечная дверца, которая тут же захлопнулась.
– Финнеган, – сказал сэр Роберт.
Небо потемнело.
– Сейчас хлынет! – Бросив хмурый взгляд на тучи, он выставил под дождь свои старческие ладони. – Дьявольщина! Паукообразные не выносят сырости. Таков и наш кровожадный великан-Финнеган.
– Финнеган! – скептически повторил я.
– Не сомневаюсь, он существует.
– Паук величиной с ребенка?
– Вдвое больше.
Холодный ветер принялся сеять морось.
– Боже праведный, неужели мы уйдем ни с чем? Быстрее – может, еще успеем. Взгляните сюда.
Сэр Роберт концом трости разворошил прелые листья, обнажив пару бурых шаров неправильной формы.
– Это еще что? – Я нагнулся. – Старинные пушечные ядра?
– Не угадали, – он разбил их тростью. – Земля, и ничего больше.
Я потрогал темные обломки.
– Наш Финнеган занимается землеройными работами, чтобы устроить себе логово. Своими огромными, как грабли, лапами он вгрызается в почву, скатывает ее в шар и, зажав челюстями, выбрасывает из норы.
Сэр Роберт протянул мне на дрожащей ладони штук шесть округлых комков.
– Это – простые катышки из маленького паучьего гнезда. Словно игрушечные. – Тут он постучал тростью по бурым шарам, что лежали у нас под ногами. – А как вы объясните появление вот этих?
Я рассмеялся:
– Не иначе как сами ребятишки скатали из мокрой земли!
– Глупости! – Сэр Роберт, придя в раздражение, обшаривал яростным взглядом деревья и землю. – Клянусь, это темное чудовище притаилось где-то рядом, под бархатной створкой. Возможно, прямо у нас под ногами. И нечего таращить глаза. Его дверь пригнана без изъяна. Заправский строитель, этот Финнеган. Гений маскировки!
Сэр Роберт долго не мог успокоиться, расписывая бурые земляные шары и пресловутого паука на тонких дергающихся ногах, с хищной пастью, а деревья между тем дрожали от завываний ветра.
Вдруг он махнул тростью и вскричал:
– Берегитесь!
Я даже не успел обернуться. У меня замерло сердце, кровь застыла в жилах.
Что-то вцепилось мне в спину.
Перед этим послышался треск, будто кто-то откупорил гигантскую бутылку или стукнул заслонкой. Ползучий гад заскользил у меня вдоль позвоночника.
– Стойте! – приказал сэр Роберт. – Вот так!
Он сделал выпад тростью. Я рухнул ничком. Оторвав от меня инородное тело, он поднял его над головой.
Оказалось, это ветер с треском отломил засохший сук и запустил им мне в спину.
Дрожа с головы до ног, я едва сумел подняться.
– Бредни, – повторил я раз десять. – Чушь. Дикие бредни!
– К черту бредни, да здравствует бренди! – воскликнул сэр Роберт. – Глоток бренди?
Небо сделалось совсем черным. На нас обрушился ливень.
Одна дверь, за ней другая, потом еще и еще – и вот наконец мы на пороге кабинета в родовом замке сэра Роберта. Теплая, уютная комната с камином, где на углях играет огонь. Мы с аппетитом съели сэндвичи, дожидаясь прекращения дождя. По расчетам сэра Роберта, небо должно было проясниться часам к восьми, и у нас еще оставалась возможность при свете луны возвратиться, хоть и с вящей неохотой, в Чатэмский лес. У меня из головы не шел засохший сук с цепкой паучьей хваткой; пришлось для храбрости глотнуть и вина, и бренди.
– В лесу стоит полная тишина, – сказал сэр Роберт, завершая трапезу. – Разве обыкновенный злоумышленник смог бы добиться такого безмолвия?
– Отчего же нет? Какой-нибудь маньяк, расставив ловушки с отравленной приманкой, разбросав повсюду порошок от насекомых, вполне может уничтожить всех птиц, зайцев и жуков, – возразил я.
– С чего бы ему этим заниматься?
– Чтобы породить слухи об огромном пауке. Чтобы совершить идеальное преступление.
– Никто, кроме нас с вами, не придает значения этой тишине, даже полиция. Разве убийца стал бы себя утруждать без особой надобности?
– А при чем тут убийца? Можно ведь и так поставить вопрос.
– Не уверен, что это будет правильно. – Сэр Роберт запил сэндвичи добрым вином. – Эта прожорливая тварь опустошила весь лес. Когда другой добычи не осталось, она принялась за детей. Полная тишина, цепочка убийств, обилие пауков-строителей, большие земляные катыши – все сходится.
Старческая ладонь поползла по столешнице – ни дать ни взять чистый, ухоженный паук. Потом сэр Роберт сложил высохшие руки чашей и поднял их перед собой.
– На дне паучьей норы образуется форменная свалка из объедков живности, употребленной в пищу. Попытайтесь вообразить, как выглядит такая свалка в логове нашего Великана-Финнегана!
Я попытался. У меня перед глазами возник притаившийся за темной дверью Восьминогий Великан, а потом – бегущий в лесном полумраке ребенок с веселой песенкой на устах. Неуловимое засасывающее движение воздуха, прерванная песенка – и вот уже прогалина пуста, эхо разносит стук упавшей заслонки, а под слоем черной земли беззвучно суетится паук: связывает онемевшего ребенка, орудуя дирижерскими палочками своих тонких ног.
Что же хранит свалка в норе этого невообразимого паука? Какие объедки жутких пиршеств? Меня передернуло.
– Дождь вот-вот прекратится, – удовлетворенно заметил сэр Роберт. – Назад, в лес. Мне потребовалась не одна неделя, чтобы начертить карту этого проклятого места. Все тела были обнаружены на одной и той же полуоткрытой прогалине. Туда-то и повадился душегуб, если это, конечно, человек. Или же там обитает, прямо в склепе, коварный шелкопряд, землекоп, дверных дел мастер.
– Нельзя ли без подробностей? – запротестовал я.
