Текст книги "Без права на ошибку. Том 3 (СИ)"

Автор книги: Рене Эсель

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 18 страниц)

Глава 8
Олег

Глава 8. Олег

Сжимается и пятится. Полы укороченного бежевого плаща и край белого платья приподнимается от порывов ветра. Оголяют изящные коленки, скользят по утонченным изгибам. Пара шагов и раскосые лисьи глаза упираются взглядом под ноги. Лена закусывает идеальную губу и мнет в руках ключи, пытаясь подобрать слова.

Видеть ее уязвленной горько. Ебанный маразм. Я хочу, чтобы она всегда улыбалась.

Но только рядом со мной.

Поднимаюсь с места. Нарочито неторопливо. Растягиваю каждое движение. Убеждаю себя, что наслаждаюсь ситуацией.

А сам… Будто даю шанс ей скрыться.

Только вот милая головка с золотистыми локонами слишком занята.

Дергается она только тогда, когда преодолев небольшое расстояние, я заключаю ее в кольцо рук.

В груди довольно урчит. Свежий цветочный аромат забивает ноздри, дразнит рецепторы. Сжимаю чертовку сильнее. До отчаянного визга внутри, что бьется в заполненные легкие и отлетает, как от натянутого батута.

Лишь бы не раздавить.

Она – дорогой хрусталь. Старинный, в единственном экземпляре. Над таким только стоять с пипипдарстром и осторожно смахивать пыль, заходясь в экстазе от мысли, что все это богатство принадлежит тебе.

Пробегаюсь по выступающим на шее позвонкам. Кончиками пальцев ощущаю волнительные мурашки, от которых остатки разума стремительно улетают вниз.

Рядом с ней невозможно думать.

Тонкие пальчики скользят по моей груди, вызывая гору гребанных электрических ударов. Стоял бы кардиостимулятор – мне крышка.

Лена упирается в пресс. Пытается выбраться.

Дурочка. Так и не поняла, что от меня не убежать.

– А больше тебе ничего менять не надо?, – шепчу в красное от натуги ушко. – Член увеличить? Ты выкладывай давай, я слушаю.

– Олег, – сводит брови и сильнее упирается ладошками в грудь.

Попытка освободиться распаляет кровь. Битым стеклом хрустит в венах и ударяет вниз живота.

Кот бежит за мышкой, когда она убегает.

Моя мышка слишком заигралась.

Пора, блядь, в норку.

– Все, Лен, – слегка отстраняюсь.

Приподнимаю ее лицо за подбородок. Прохожусь большим пальцем по напряженной губе. Расправляю. Касаюсь белоснежных зубов и удовлетворительно шиплю, когда в лазурных радужках вспыхивают блики ярости на фоне недоумения.

От вязкого желания сводит в паху, щекочет под ребрами. Его вкус, кисло-сладкий, прохладный, с нотками блядского бабл-гам.

Именно этим вкусом пропитан юркий язык, который скользит между ее зубов и прячется через мгновение.

– Конечная версия, сама лепила. Должна выучить.

Трусь кончиком носа о бархатистую кожу. Едва касаюсь губами виска.

Отворачивается.

Нехотя.

Знаю каждое ее движение наизусть.

И прежде, чем он резво дергается, крепко сжимаю затылок.

– Уйдешь – верну, – шиплю зло в переливающиеся огнями радужки. – Найдешь мужика – убью его. Ты знаешь, что не вру.

– Вот, блядь. Я об этом! – моментально заводится.

На щеках вспыхивает румянец, а она сама превращается в ерзающего червяка. Изгибается в руках, пытается выбраться, чем заставляет только сильнее ее удерживать.

Охуенная.

– Любишь таким, какой есть? – посмеиваюсь в разъяренное лицо. – Придется и дальше любить таким. Не нравлюсь таким? Не знаешь, как такого любить? Не умеешь? Не люби.* Мне по хую, чего ты там еще хочешь.

– Я не вернусь, Олег! – выкрикивает яростно.

Дрожит. Тонкие руки в бежевом плаще вибрируют. Морщится. Болезненно, горько. Будто я не мор к ее ногам кинул, а вогнал в сердце острый кинжал.

Наклоняюсь ниже. К пьянящим разум губам, к идеальной фарфоровой коже.

Сука, как я скучал.

– Мне плевать, – произношу в миллиметре от перекошенного рта.

Сминаю распахнувшиеся от возмущения губы. Жадно терзаю, срываю недовольные возгласы и жаркие стоны. И сам плавлюсь от нахлынувших ощущенией, Словно пузырьки от шампанского, ее вкус бьет в голову. Снимает барьеры. Острые зубы касаются языка и меня сносит с места.

Подхватываю вмиг засуетившуюся Лену на руки. Бурление крови в ушах мешает разобрать, что там она говорит.

Плевать.

От того, насколько идеально Лена смотрится сидящей на капоте автомобиля, внутри довольно урчит зверь.

Поиграем в догонялки попозже, милая.

Хватаюсь за мягкое бедро. Платье Лены задралось так высоко, что все, что мне нужно в легком доступе. И от этого окончательно сносит крышу.

Тяну на себя. Вжимаюсь пульсирующей ширинкой между широко разведенных ног. Дергаю за волосы. Жадно кусаю шею. Напираю сильнее под возмущенные возгласы.

Сыплющиеся на мое тело удары – брызги. Они только добавляют в и без того переполненную ванну терпения, что вышла из берегов и стремительным потоком несется в никуда.

Клал я на ад.

Они еще моих чертей не видели.

– Ты принадлежишь мне! – рычу в широко распахнутые глаза.

Пользуется тем, что хочу получше ее рассмотреть. Выкручивается из объятий. С мазохистким удовольствием наблюдаю, как отползает дальше.

Даю ей краткий миг свободы.

Беги, беги, мышка.

Щеку обжигает звонкая пощечина.

– Никогда!

Ее глаза светятся неповторимым блеском ненависти и страсти. Тяжелое дыхание яростно вздыхает аккуратную грудь под тонким лифом платья. Даже в темноте вижу острые соски.

Перехватываю тонкую руку. Тяну к себе, царапаю зубами голубые полоски вен на запястье.

– Всегда, – хитро урчу, глядя в затуманенные лазурные радужки.

Пробую языком солоноватую кожу. От полустона напротив рычу и под треск обрушившейся плотины с ярким вскриком дергаю Лену на себя.

* * *

* В тексте использованы слова из песни «Не люби», Вадим Спириденков. Именно этот трек сейчас играет в машине Олега.

Глава 9
Лена

Глава 9. Лена

Меня трясет от охватившего тела жара. Пульсирующий шар желания распирает нутро, размораживает ледники и липкой влагой пропитывает нижнее белье.

Потому что Он хочет.

Нетерпимо, остро, на грани разумного. Так сильно, что его колотит.

Каждое прикосновение – агония. Руки Олега повсюду. Разжижают кровь, мозг и остатки воли.

Ему невозможно сопротивляться.

Олег похож на огонь. Он не спрашивает разрешения. Подминает все на своем пути и раскаляет до красных углей, до горького пепла. А ты только и можешь, что наблюдать за его изменениями, словно за языками пламени. Или плавиться в пробивающей насквозь боли, или сходить с ума от обрушившегося на тебя кокона тепла.

– Не надо, – шиплю в его рот.

Пытаюсь скрыться от безумного танца языков, от запаха жженой сосны, который вошел в топ моих ароматов для дома.

Жжет затылок, голова идет кругом. Он оттягивает волосы. Да хруста позвонков, до яростно-болезненного стона. Вынуждает запрокинуть голову, потерять ориентиры и рассеянно хвататься за него, дабы не упасть в бесконечный омут бескрайнего неба, чернеющего над головой.

Чертова музыка – издевательство.

Твердые зубы вонзаются над ключицей, пробуждают нечто темное внутри. То, что довольно рычит от грубых ласк, требует ответить тем же. Горячий язык зализывает причиненную боль, а я с тянущим удовольствием впиваюсь острыми когтями в широкую спину.

– Сука, – хрипит в ухо.

Вибрации его голоса – спусковой крючок дофамина.

И как бабы на его концертах не кончали прямо в толпе?

Потому что я готова прямо сейчас. Когда он жаром опаляет шею, тяжело дышит и хватается за меня так, будто я последний глоток кислорода в бескрайней космосе.

– Самовлюбленный кретин, – отвечаю тем же.

Это, блядь, невыносимо терпеть.

Боль смешивается с желанием полностью и всецело принадлежать ему.

Прямо сейчас, как можно скорее.

Как то раз у одного блогера я слышала, что настоящее возбуждение – это желание быть наполненной. Когда без разницы, что именно и куда будет погружено.

Как же она, блядь, далека от правды.

Мурашки размером с крупный горох летят по спине вниз, от места прикосновения грубой щетины к обнаженной коже, до сжимающегося от желания лона.

От вполне понятного желания немедленно ощутить в себе твердость упирающегося через жесткую ткань эрегированного члена. Одного конкретного, единственном экземпляре.

Дешевые подделки катятся на хуй. В этом деле я жадная до оригинала.

– Принцесс не трахают на капоте подаренного автомобиля, – пытаюсь дотянуться до затихшего под горами возбуждения разума.

Мысленно даю подзатыльник. Как бы не так. Падла молчит и вместе вразумительных формулировок подбрасывает какие-то пошлые заигрывания.

Охаю от жгучей боли. Олег с силой сжимает ягодицы и практически втискивается в меня. Я уже не уверена, что одежда может помещать хоть как-то.

В его глазах чистое безумие.

И именно оно выбивает последнюю опору из-под ног.

– Тебя, Лена, я буду трахать где захочу и когда захочу, – рычит в лицо, словно дикий зверь.

Опаляет жаром. Кусает за губу, оттягивает пока я, ничего не соображая, лезу к его ремню. Какое, на хуй, сопротивление?

Все правильно. На столько, что блевать хочется.

Идеально.

Со стоном выгибаюсь в его руках от распирающего ощущения внутри. Жесткие пальцы врываются снова и снова, выбивая жалобные всхлипы под победный рык. Запрокидываю голову и пытаюсь сфокусироваться на сотни мерцающих огней на верху.

Кажется, я вижу звезды. Так близко, пошло, и невыносимо низко. Ярко до рези в глазах и стекающих по щекам слез. Небо словно стремиться раздавать нас, растворить в своей безкрайности и расщепить на мириады атомов двух дрожащих в наступающем экстазе тел.

Когда последняя преграда между нами исчезает, я льну к Олегу. Сосущая тоска в сердце заставляет тереться о его шею ласковой кошкой, целовать каждый миллиметр горячей шеи, кусать любое свободное пространство.

Мало, мало. Мало.

Я слишком соскучилась. Так, что захлебываюсь от нахлынувшей неистовым потоком близости. Еще немного, и для дыхания не останется ни миллиграмма воздуха.

Потому что он его уничтожил. Выжег на хрен своим присутствием, заполнил все собой.

Его жар жестко контрастирует с ледяным капотом.

Как он еще не расплавился под нашим слиянием?

– Твою мать, – тяжело хрипит Олег и перехватывает мою голову.

Плачу тем же, снова. Оттягиваю короткие волоски на его затылке и с садистским удовольствием ловлю вспышки пробивающегося через страсть гнева.

И боли. Той самой, сладкой, подобно наркотику, от которого невозможно отказаться. Именно она сносит крышу и вызывает зависимость, притягивает и снова и снова горит в судорожно сжимающихся от свалившейся ломки венах.

Я знаю, что никто и никогда не полюбит меня так, как он. Это аксиома, доказательств которой не требуется.

И я, черт возьми, совершенно не хочу, чтобы кто-то когда-то любил меня так же.

Они не имеют право. Никто из них. Потому что Олег так решил.

Потому что я готова разорваться на тысячу восторженных частиц от мысли, что настолько ему нужна.

Торопливые, резкие движения растворяются за плотным туманом единения вместе с потоком абсолютно ненужных слов. Они сливаются с музыкой, со звучанием его голоса и шелковым покрывалом то нежно скользят по оголившимся нервам, то тугой плетью проходятся по разомлевшей от ласк коже.

Финал встречает нас ярко. С его стоном и моим криком. Переплетенные, мы заваливаемся на капот, все еще соединенные. Не в силах оторваться друг от друга, тяжело дышим и то и дело пытаемся продлить острые пики оргазма судорожными и резкими ласками.

– Козел ты, Шершнев, – тяжело дыша, валюсь на спину и с глупой счастливой улыбкой, все еще ни хрена не соображая, смотрю в светлеющее небо.

«Какого хуя, Лена? А что с новой жизнью?» – знакомо скрепит в голове.

Отмахиваюсь. В конце концов, новая жизнь и до завтра может подождать.

– Сама дура, – хрипло отзывается Олег справа от меня под звуки ленивых сухих поцелуев на моей шее. – Иди ка сюда.

Глава 10
Олег

Глава 10. Олег

Ленина отзывчивость туманит мозг похлеще любого наркотика. То, как она реагирует на жесткие ласки, как выгибает поясницу, царапая кожаные сиденья ее новенького кроссовера, умоляет не останавливаться.

В ней горячо, словно в раскаленной печи. И я готов расплавиться в любую секунду. Раствориться в ней, как тысячу раз до этого.

Наматываю разметавшиеся по хрупкой спине и острым плечам волнистые платиновые пряди на кулак. Следы какой-то укладочной дряни царапают кожу и вызывают раздражение. Тяну до жалобного всхлипа и с удовольствием прикрываю трепещущие веки. Тесные стенки влажного лона плотнее обхватывают и без того содрогающийся член.

– Моя, – звериный собственнический рык вырывается из груди.

– Хер. Там. Плавал. Шершнев, – выстанывает каждое слово. – Блядь, как хорошо.

Ударяет ладонью по стеклу. Запотевшее окно моментально скрипит от давления ее кожи.

В глотке сухо, как в пустыне. Зыбучие пески забивают альвеолы и, разгоряченные от яркого солнца, выжигают и без того сосущую дыру внутри. Хватаю зубами за шкирку, сжимаю челюсть до хруста и металлического привкуса на языке.

А сучка довольно и сладко стонет. Хватает меня за волосы в предоргазменной судороге, царапает упертые в дверь пальцы.

Замираю. Застываю, чтобы отдышаться. Потому что готов вот-вот рассыпаться на атомы от горько-сладких горячих судорог в ней. Спасибо, что в машине мы едва помещаемся, даже дверь осталась открытой. Дискомфорт оттягивает оргазм и позволяет еще немного поиграть с разомлевшей Леной.

Ерзает недовольно. Сама насаживается, широко распахнув рот. Косится на меня, хитрющая стерва. Из-под пушистых опущенных ресниц лазурные радужки сияют почти дьявольским светом.

– Устал? Силенки кончились? – пищит, едва дыша.

И щурится, блядь, пока кончиком языка обводит влажные от стекающей слюны губы. Ведет себя, как настоящая шлюха. И судя по всему, сегодняшняя роль пришлась ей по вкусу.

Как и мне.

– Знаешь, да, – выдаю в распахнутый от удивления рот и с влажным хлюпом выхожу. – Хочешь кончить? Поработай сама.

Моментально теряется. Пока поднимается на сидении, блядский блеск исчезает из взгляда. Хмурится, от чего меж бровей появляется глубокая морщинка и недоуменно обводит взглядом салон.

– А как? – растерянно выдает и хлопает длинными ресницами, пока я усаживаюсь на сидении.

– Так себе из тебя блядь вышла, – смеюсь под обиженное сопение рядом. – Все, все, Лен. Просто иди сюда. Ногу перекинь.

Помогаю устроиться у меня на бедрах, лицом ко мне.

Все меняется в миг, когда она, глядя мне в глаза, тянет вниз руку и направляет член в себя. Ебанные бабочки с закосом под птеродактелей раздирают кожанными крыльями внутренности, заставляя кровь бешено струиться по венам.

Хочу сжать ее бедра до хруста, но вместо этого лишь невесомо глажу нежную кожу. Она двигается до исступления медленно, тягуче, наматывая мне на шею поводок из сладкой нуги. А я, блядь, не могу пошевелиться.

Зрелище завораживает. Как она закусывает губы в кровь, глотая мелодичные всхлипы. Как трепещут ее ресницы на повлажневших глазах. Как первые хрустальные капли срываются с них и катятся по раскрасневшимся щекам, собирая с собой комочки черной туши.

Она не трахается.

Она прощается.

И я, блядь, ничего не могу с этим сделать. Потому что не смею отобрать момент, который она выставила для себя отправной точкой.

Я вмешаюсь. Обязательно. После.

А сейчас послушно собираю соленые слезы с ее щек, перебираю ароматные локоны. Позволяю захрустеть стеклянной крошке в груди. Разнестись по капиллярам и забраться поглубже в сердце.

Потому что она так хочет.

Пусть ставит свои точки сколько угодно, раз ей так нравится. У меня достаточно сил, чтобы нарисовать еще и начать заново.

– Скажи это, – выдыхаю в ее приоткрытый рот за секунду, прежде чем свалиться в пьянящий омут из удовольствия и боли.

– Я люблю тебя, – послушно всхлипывает прижимаясь мокрыми и солеными губами. – Очень сильно люблю.

Мы приходим в себя еще не скоро. Растянувшись на заднем сидении, я глажу разомлевшую на моей груди Лену. Нужных слов не находится. Потому что желание запереть ее сейчас в доме занимает все мысли. Зверь внутри жаждет отнести ее в комнату и закинуть на дверь засов, но что-то другое старательно ему мешает.

Может быть чувство, что не правильно. Может раскисший после оргазма мозг, как подтаявший холодец, не способен собраться в кучу. А может быть холодное весеннее утро, что заставляет плечики Лены покрываться огромными мурашками.

Моя маленькая принцесса.

– Холодно, – вздыхает она и потирает руки.

– Пошли в дом, – тявкает из-за угла зверь, притворившись маленьким котенком.

– Нет, – отрицательно машет головой, вызывая волну раздражения.

Все силы уходят на то, чтобы не перекинуть ее через плечо, и не потащить внутрь, поэтому молчу. Пыхчу, правда, как паровоз. Но молчу же?

– Я поеду, – выкручивается из объятий и удивительно бодро подпрыгивает на ноги. – Очень поздно уже.

«Никуда ты, блядь, не поедешь, сука! Быстро в дом!» – грызет клетку из ребер зверь.

– Машину возьми, – выдавливаю вслух. – Она все равно на тебя оформлена.

Закрываю глаза. Не могу смотреть, как она одевается. Не сейчас, когда в груди бушует разъяренное пламя. Иначе не выдержу и обрушу его на заполненную тупыми мыслями умную головку моей любимой женщины.

– Вот как на меня оформил, так и переоформишь, – будничным тоном отрезает Лена. – Такси вызову.

– Ты хотела что-то из вещей взять, – вновь показывает хитрую мордочку зверь, пока я изо всех сил тяну его строгий ошейник.

– Не сегодня.

Она исчезает быстро, как предрассветный туман с первыми лучами солнца. Только вместо капель росы после нее остаются одиноко лежащая на капоте связка ключей от дома и автомобиля.

Внимательно рассматриваю поблескивающий металл и довольно запихиваю его в карман.

– Новая жизнь, Лена? – мурчу себе под нос и довольно потягиваюсь. – А брелок в новой жизни тебе зачем?

Глава 11
Лена

Глава 11. Лена

У женщин есть два проверенных и древних, как мир, способа начать новую жизнь. Перекраситься или отрезать каре.

Я выбрала первый.

Конечно, моментально пожалела. Потому что аристократичная бледность кожи с новым цветом моментально превратилась в болезненную серость, светлые брови и ресницы потребовали смены любимого оттенка карандаша и туши. Даже задумалась о цветных линзах, ибо голубые глаза совершенно заледенели. В купе с острыми чертами лица я больше напоминала болезненную серую мышь, а не яркую брюнетку Аню, чьим образом вдохновилась для встречи нового дня в компании круассанов, латте и ароматной выпечки в милом французском кафе торгового центра рядом с моим новым домом.

Впервые за долгое время у меня настоящий выходной. Паша в очередной раз слег с давлением и, к моему глубокому удивлению, отменил все встречи, чего никогда не случалось. В случае недомогания, он максимум переходил на удаленку, а здесь так категорично.

«Давай на пару дней оффнимся, Лен. Если не раскачаюсь, подхватишь на себя».

Естественно, я предложила сразу забрать все проекты, но Паша настоял на том, что и мне требуется отдых.

«Не знаю, что у вас с Шершневым происходит, но полноценно работать и таскаться на минимум две записи в день невозможно. Отдохни. По возможности его попроси сделать паузу. Не факт, что нам не потребуется его помощь», – как-то странно аргументировал он. И я согласилась.

Состояние партнера тревожило все больше, но Паша упорно не слушал ничьих доводов.

«Мне тридцать три, Лена, а не восемьдесят три. Прекратите опекать меня, как две курицы», – огрызался партнер, стоило мне или его помощнице Марго завести речь о серьезном обследовании.

Ситуацию осложняло и скорое возвращение Алексея Львовича. Еще перед отъездом он говорил о том, что хочет провести глобальную проверку по бизнесу их семьи, а это больше двадцати различных медицинских учреждений, аптек, фармацевтических компаний и благотворительных фондов. Такой крупный заказ упустить мы не могли, но и справиться без Паши или внешнего подрядчика невозможно.

У Олега есть нужные связи.

Но привлекать бывшего мужа, который сегодня утром через свою помощницу Марину отменил наши совместные интервью на два дня – кощунство. Поэтому я решила попросить помощи другого человека.

Который замер на пороге кафе, как истукан, вылупившись на меня во все глаза.

– Смерти моей хочешь, – стонет Лазарев, не сводя взора с моих чёрных волос. – Ещё одна на несчастную голову Женечки.

– Так, Лазарь, только не говори мне, что чувствуешь «шевеление». Я ещё слишком молода, чтобы быть заклёванной насмерть.

– Не, не, – ржёт, как конь и хлопает себя по ширинке, устраиваясь на плетеном стуле передо мной. – Мы мальчики воспитанные, чужое не трогаем. Здесь все работает, как швейцарские часы. В этом то и проблема.

Пока Женя разбирается с заказом, я тереблю в руках недопитый кофе и внимательно рассматриваю лицо друга. Что-то изменилось. Неуловимо, но сквозит в каждой черте.

– В чем проблема? – цепляюсь за последнюю фразу, когда суета вокруг столика затихает.

Поджимает губы, передергивает напряженными плечами. Вертится, как уж на сковородке, пытаясь подобрать слова.

– Ну?

– Ты о чем-то хотела поговорить, – находит повод сменить тему.

Хитрый жук.

– Лазарь, сначала котлеты, потом мухи. Выкладывай.

– Я хочу поговорить с котенком, – выдыхает без пауз и смотрит виновато.

Как только он умеет. Строит самое жалобное выражение лица, округляет глаза как срущая собачка, разве что не поскуливает.

– Женя, – стараюсь начать как можно спокойнее и не выдавать жгущее грудь разочарование. – Это очень плохая идея.

– Мне. Нужно. С ней. Поговорить.

Тянется ко мне. Стискивает лежащую на столике ладонь, пока я борюсь с желанием влепить дураку оплеуху. Потому что куда? Зачем снова?

Я уверена, что Катя не нужна ему. Вижу, как он смотрит на Аню, а его словно черти раздирают. Я слишком хорошо знаю такой взгляд. Потому что сама смотрю так на Олега и только на него.

И ни на кого никогда больше так не посмотрю.

Мы похожи. Слишком.

– Я против.

– Лен…

– Женя, блядь! – выкрикиваю и пытаюсь выдрать из рейдерского захвата ладонь. – Я. Против! У нее свадьба на носу.

– Я поговорю с ней после свадьбы, – моментально начинает кружить.

– Лазарь…

– Лен, пожалуйста.

Его голос меняется так неожиданно, что я замираю. Тихий, едва слышный, он пронизан какой-то невероятной тоской. Впивается в сердце и холодными струями спускается вниз живота. Внутри все застывает.

Он поглаживает мои костяшки и внезапно тянет их к лицу. Прижимается лбом к согнутым костяшкам, закрывает глаза и дышит так тяжело, что я просто не могу двинуться.

– Я, блядь, впервые в жизни хочу сделать все правильно, Лен. У нас с Аней все сложно. А я, по-моему, не могу без нее жить.

Слова, которые я совершенно не ожидала услышать, давят на челюсть и заставляют распахнуть рот. С трудом смыкаю губы и боюсь вздохнуть лишний раз.

Не могу жить.

Перед глазами всплывает расслабленное лицо Олега. То, как он неторопливо перебирает мои пряди и едва заметно улыбается в первых рассветных лучах. Сердце в груди обращается в маятник и поочередно ударяет под ребра.

– Мне нужно поговорить с Катей. Объяснить ей все. Никто, кроме тебя, не поймет. Аня, если у нас сложится, точно будет против, Олег вообще никогда не считал нужным кому-либо что-то объяснять. Я очень тебя люблю, Лен. Поддержи меня, пожалуйста.

Можно ли жить без человека, один вид которого заставляет тебя улыбаться?

– Я против, – повторяю на выдохе и прячу взор подальше от пронзительной голубизны напротив. – Но помогу, чем смогу. Если ты скажешь, что у тебя с Аней.

– Я люблю ее, – с легкой улыбкой и затаенной грустью раздается напротив, а в горле почему-то застревает вдох. – Похоже, кроме нее никогда и никого так не любил.