Текст книги "Без права на ошибку. Том 3 (СИ)"

Автор книги: Рене Эсель

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 18 страниц)

Глава 43
Олег

Глава 43. Олег

– Видишь? А ты идти не хотел, – смеется Лена и поправляет свисающий с ее плеч пиджак.

Мой.

На улице немного прохладно, но Лена красива, как и всегда. Сегодня важный для нее день. Лучшая подруга выходит замуж, а свадьбу организовывала Лена. Поэтому она то и дело нервно оглядывается вокруг, пытаясь понять, все ли нравится главным героям вечера.

Сергею и Кате.

Невеста, к слову, выглядит вполне счастливой. Как и друг, который улыбается, по-моему, впервые за все время, что я его знаю.

Но я не могу оторвать взгляд от Лены. Небесное шелковое платье ее любимого бельевого фасона гармонирует с сияющими весельем и радостью лазурными, будто океан, глазами. Изящные голубые бриллианты переливаются сотней оттенков в солнечном свете. Его теплые лучи мягко касаются бархатной белой кожи, а когда Лена щурится и отворачивается, дабы спрятаться от почти летнего сияния, путается в светлых уложенных волнами локонах.

Знаю, что буду вспоминать каждую деталь. Ее движение головы, когда волосы у лица падают на высокий лоб. Сияющую улыбку, которые она щедро раздает каждый день.

Губы, слаще персика и нежнее тонкого шелка. То, как она забавно щурится от яркого солнца, или как заправляет прядь волос за ухо, когда задумается.

«Я бы и не пришел, будь у нас больше времени», – проговариваю про себя, невесомо собирая воздух вокруг сияющего ореола ее волос.

Ландыш. Жасмин. Что-то еще свежее и тонкое, от чего даже черные легкие курильщика расправятся и жадно впитают живительный аромат. Потому что в нем сама жизнь.

Моя жизнь.

И я не понимаю, как от нее отказаться.

Но должен.

«Очень вы резвый, Олег Константинович. Динамика положительная, лечение дает результаты. Продолжим в том же темпе. Мы купируем острые состояния, выровняем общую картину. Вы будете вести вполне спокойную, нормальную жизнь. Но расстройство личности не лечится, как простуда, раз и навсегда. Это труд, да, совместный и тяжкий, но не вижу причин опускать руки».

Только я не разделяю оптимизма врачей.

Приговор, блядь.

Я знал его задолго до того, как спросил прямо у Валентина Борисовича.

Старый козел победил, но никогда не узнает об этом.

Потому что сначала я упеку его туда, где с каждым днем он будет становиться безмозглым безвольным овощем. И только после сделаю то, что должен.

Вырву кровоточащее сердце из груди и освобожу Лену от бремени, на которое не имею право ее обрекать.

Потому что быть со мной – риск. И она не обязана не него идти.

«Ты станешь нормальным».

Не стану. Как и Женя никогда не станет.

Потому что мы оба так устроены с рождения.

А это опасно для нее и для детей. Потому что я знаю, в кого превращусь, если лечение даст сбой.

– Пойду к Кате, – улыбается любимая и, поправив шелковистые пряди, игриво подмигивает. – Не скучайте, Олег Константинович.

С трудом отвожу взгляд от лавирующей между гостей Лены. Подхватываю стакан с водой и лимоном и невольно кошусь туда, где стоит Женя. Кстати, то, что я перестал его называть про себя по фамилии или прозвищу Валентин Борисович называет прогрессом.

Я – привычкой.

Потому что надежда – самый медленный и мучительный яд из возможных в моем случае.

Женя задумчиво барабанит пальцами по стойке и не смотрит в мою сторону. А ведь с благотворительного вечера прошло достаточно времени. Как и с момента, когда я передал в его руки флешку с доказательствами преступлений старого козла. Настоящих. Прошлых. Всех.

Если бы не срок давности, сидеть ему пожизненно в ледяной камере с сырыми стенами.

Но я предложил Жене гораздо более легкий вариант. Отправить мудака на пожизненное лечение в психушку. Очень лояльно, если поставить рядом то, что он натворил за жизнь. В целом, я сам мог припереть фактами старого козла к стене и заставить подписать нужные документы.

Но мне нужно Женино согласие.

Потому что Саня прав, как и его отец. Я не должен решать судьбу уебка один. Не имею права так поступать. Каким бы не считал я Александра Самуиловича – Женя его любит. Странный факт. Ведь, как по мне, такие, как он, не достойны любви.

«Такие, как мы, Олег. Мы», – шипит мерзкая тварь и щекочет кончиком чешуйчатого хвоста шею.

Иногда я хочу, чтобы Женя ему рассказал. Передал материалы, раскрыл мой план. Чтобы старый козел продолжал нашу войну до бесконечности… И тогда у меня появится повод держать Лену возле себя.

«Запри! Оставь рядом!», – рвется и рычит на цепи зверь, а затем воет.

Пронзительно так, что уши закладывает. Будто режут по живому. Вырывают клоками густую шерсть и рвут на части. Меня.

Легкие забиты стекловатой под завязку, а истерзанны вены шипят и выпускают щиплющие пузырьки воздуха. Чувствую проникновение ебаной иглы, как в день, когда решил избавиться от Лены. Вытравить ее образ из головы, выцарапать из сердца. Нирвана, сменившая адские муки.

Закончившаяся агонией еще больше. Потому что когда я пришел в себя в больнице, Лена осталась на месте.

Но моя глупость похоронила папу и отняла у мамы, вероятно, десятки лет жизни. Счастья точно.

На этот раз, со мной все будет в порядке.

Но и не важно. Важно, чтобы Лена стала счастливой.

Думаю, вышло, как нужно. Хотя и больно осознавать. Наш малыш не родился, а значит ничего не свяжет невинного маленького человечка с неуравновешенным психопатом. Да и Лене гораздо удобнее устроить жизнь.

Новую. Без меня. И без страха за жизни ее детей.

– Хреново.

Похоже, последнее слово вылетает вслух. Потому что рядом внезапно замирает официант. Услышал меня. Недоуменно оглядывает бокал, пытается понять, чем я недоволен.

– Хреново, что единственный человек, способный тебя понять, за жизнь перекинулся с тобой лишь парой слов, – договариваю горькую мысль до конца и улыбаюсь ошарашенному парню. – Не берите в голову. Все чудесно.

Он кивает и дергается вперед… Но застывает. Задумчиво крутит поднос и внезапно разворачивается на пятках. Смущенно тупит взор, чем вызывает умиление.

– Можно скажу? – выпаливает он, опасливо оглядевшись вокруг. – Вы извините, не в свое дело лезу.

– Валяй, – безразлично киваю и обнимаю холодное стекло.

– Всегда можно поговорить. Если очень хочется. Правда, правда, – кивает усиленно, заметив мою усмешку. – Даже, когда кажется, что совсем нельзя. Я с сестрой старшей пол жизни не общался. А когда она умерла, понял, что дурак.

– Здесь, парень, другой случай, – тяну и поджимаю засохшие губы. – Иногда с мертвыми говорить гораздо проще, чем с живыми.

Глава 44
Лена

Глава 44. Лена

– Лучше бы я умерла, – хриплю в трубку, сидя на холодной плитке возле двери под мерзкое хихиканье подруги.

Завернувшись в полотенце после душа и распустив влажные волосы, я придирчиво разглядываю себя в зеркало. Тонна ухода не помогла убрать последствия свадьбы. Три дня прошло, а я еще никак не приду в себя. Припухлость век не ушла после массажа и патчей, а на кончике носа крохотный прыщик, на щеке несколько воспалений.

Отродясь не видела такое на своем лице. Даже в подростковом возрасте.

Рядом с зеркалом ставлю телефон с включенной видеосвязью. По ту сторону суетится заспанная подруга.

Наш спаситель всех и всея Сергей Юрьевич Воробьев сорвался перед самым интересным на внеплановую операцию и пришел только утром. А после, на плановые операции. О чем Катя и позвонила мне сообщить, а заодно поблагодарить за организацию их торжества.

– Нет, я серьезно, Воробьева. Моя безалкогольная диета не должна была прерываться даже ради твоей свадьбы. Постарею и покроюсь морщинами раньше времени. У меня ЗОЖ.

Специально выключаю теплый пол. Меня и без того бросает то в жар, то в холод, от чего тошнит еще больше. Ну хоть свадьба получилась и друзья остались довольны. К сожалению, проверить на практике невозможно, ибо терпения Олега хватило не на долго.

Просто уволок меня какого-то черта посреди вечера домой.

«Нагуляешься еще», – цыкнул недовольно. Закинул на плечо и унес в пещеру.

Ну что за человек?

То ли ему не понравилось, что я с Женей танцевала, то ли разозлился из-за мелькающей рядом рожи Алексея Львовича. В итоге три дня сексуального рабства, по другому и не назвать.

Без поллитра не разберешься. И с ними тоже.

– Да ты вроде особо и не пила, – зевает заспанная Катя и трет глаза, шерудя лопаткой по сковородке. – Олег Константинович вообще на воде. Я ему так не нравлюсь, да?

– Ой, блядь, да забей. Это Олег. Ему в целом люди не нравятся, как вид, – отмахиваюсь, осторожно ощупывая подозрительные покраснения. Тяну задумчиво: – К эндокринологу записаться что ли.

– Чувствуешь себя плохо? – обеспокоенно хмурится Катя, пока я раскладываю увлажняющую ткань по лицу. – Ну не сегодня в смысле.

– Нет, знаешь, как раз наоборот. До свадьбы лучше, чем когда-либо. Но, блядь. Волосы клоками лезут, прыщи какие-то выскочили, эмоциональный фон шалит. Думала, на краску аллергия, но что-то не похоже.

– А ты не беременна? – осторожно спрашивает подруга, поправляя длинную каштановую прядь.

– О, дорогая, нет, – смеюсь, вбивая в шею и плечи сыворотку, а сама кошусь на лежащую на раковине полоску теста.

Четвертый за неделю и все, как один, чистые. Но в груди все-равно шевелится мелкий червячок беспокойства. Я уверена, что не беременна. Почти.

Потому что несмотря на ноющую грудь, дни никак не приходят.

А плановый прием у гинеколога только сегодня. Не стала переносить, поддавшись панике. Зачем?

– Я еще слишком хорошо помню, как это, – не знаю, кого убеждаю, подругу или себя. – Думала сдохну быстрее, чем с кровати встану. Температура постоянная, лихорадило, как не пойми кого. И тошнота круглосуточная.

– А ты была беременна? – шокированно застывает Катя, а я растерянно замолкаю. – Нет, Соловьева. Это уже откровенный пиздец. Ты вообще ничего решила мне не рассказывать?

– Котенок, – закусываю губу и мысленно бью себя по лбу. – Да там как-то не до всего было, если честно. Папа болел, у вас с Женей пиздец творился. Олег еще… Ну и куда я со своей беременностью?

Сопит недовольно.

– Я обиделась, ясно тебе? – внезапно рявкает и, зло сверкнув глазами, откидывает волосы за спину. – На долго. Все. Сегодня идем с Сережей к Жене и Ане. А ты остаешься думать над своим поведением!

Мы прощаемся быстро. Поднимаюсь с пола, а мир вокруг пошатывается. В очередной раз бью мысленно себя по затылку. Потому что нельзя забивать хер на сбалансированное питание, хорошее настроение и физическую форму.

Особенно, когда рядом сгусток секса и нерва в одном флаконе.

И не понятно, что выстрелит в следующую секунду.

– Русалочка, ты там утонула? – скребется в дверь Олег, пока я заканчиваю уходовые процедуры. – Лен, нормально все?

В голосе нотки беспокойства. Да, я редко торчу сутра в ванной больше двух часов. Но и Олег последнее время ведет себя странно.

Потому что мы не ругаемся. Совсем. Нет, он не перестал вспыхивать, хотя и накрывает в разы реже. Я вижу, когда он на что-то злится. Чувствую напряжение в воздухе. Но Олег проглатывает и делает вид, что в порядке.

А потом взрывается. Ночью, когда думает, что я крепко сплю.

Мороз по коже, когда вспоминаю, как проснулась от сковывающей тошноты вчера. Спустилась тихо на кухню, попить воды… И увидела Олега. Он спал в коридоре. Прислонившись затылком к разбитому зеркалу, сидел, опустив руки. А на полу валялись раскиданные таблетки.

Я испугалась до чертиков. Подумала, что Олегу плохо. Подорвалась к нему под грохот крови в ушах, но вполне обычный храп убедил меня в обратном. Я ушла, решив, что он не захочет знать, что я видела.

Утром не осталось и следа, а мой муж как всегда улыбался. Зеркало, целое и невредимое, почти убедило меня, что показалось. Если бы не валяющаяся в мусорке квитанция. Где он нашел зеркало посреди ночи, ума не приложу.

Мой муж снова закрывается, и я не понимаю, что с этим делать.

– Лен, еще секунда – и я вынесу дверь, – тревожный голос Олега возвращает меня в реальность. – Принцесса…

– Я в порядке! Сейчас выйду, – спешу успокоить супруга, подхватив тест в руки.

– Блядь, пугаешь, – вздыхает Олег с облегчением, а я умилительно улыбаюсь под звук удаляющихся шагов.

Приятно, когда он беспокоится. Мурчу довольной кошкой и под урчание приласканного зверька кидаю мельком взгляд на алеющие полоски.

Ну в целом, я так и думала, что не…

Сердце пропускает удар. Испуганной мышкой трясется в груди и жалобно пищит, пока я в двадцатый раз пытаюсь убедиться, что в глазах у меня не двоится.

– Что? – недоуменно моргаю и трясу головой.

Ничего не меняется. Полоски две. Яркие такие, четкие, уверенные.

Шок. Будто пыльным мешком ударили по голове и оставили валяться в подворотне. Меня сметает противоречивыми эмоциями. Страх ледяной сеткой оплетает запястья, а боль хрустящими льдинками впивается вниз живота.

Что мы будем делать с Олегом? А если снова все пойдет не так? А если ошибка?

И я пила. Это же вредно. Плюс ко всему еще и на контрацептивах. Они могли навредить ребенку… Да и какая разница, если мы просто не готовы к детям. Олег должен поправиться….

В голове стало тараканов, ухватившись лапками, отплясывают канкан.

Но вместе с охватившей меня паникой, под диафрагмой разливается тоненькое, дрожащее, но уверенное тепло. Осторожно прижимаю ладонь к животу и чувствую, как губы дергаются в нервной улыбке.

Глаза щиплет. Печет и распирает отекшие веки, пока с ресниц не срываются первые капли.

– Привет, малыш, – шепчу так, что сама едва слышу дребезжание своего голоса. – Ты правда здесь?

Я не знаю, чего жду. Так глупо. Но сейчас плевать на все. Я ничего не хочу сильнее надежды, которая внезапно приобрела четкие очертания.

– Не волнуйся, – глажу вполне ровный живот и стараюсь почувствовать внутренний отклик. – Я не откажусь от тебя. Мама что-нибудь придумает. Для начала выясним, все ли с тобой в порядке.

И кажется, что лед, окутавший мое сердце, дает трещину.

Глава 45
Олег

Глава 45. Олег

Попытки разобраться с густой манной кашей, в которую обратилась какофония чувств и эмоций в моей голове, лениво перебираю гитарные струны. Они дребезжат и стонут, вибрируя на упругой белой поверхности. Воткни ложку – встанет, как вбитая в гранит. Никакой король Артур не поможет.

Нихуя не понимаю, что делать.

Женя упорно молчит, а я поддаюсь глупой скулящей надежде. Может быть он и правда расскажет старому козлу? Самуилович взбесится поняв, что я разворошил самые черные глубины его прошлого. Наймет толпу адвокатов, пиарщиков для чистки репутации и выкрутится, как всегда.

Или просто закажет меня. Не вечно же жестокий бандит из девяностых, прозванный «Музыкантом» за любовь к лирическим композициям и удушению людей струной еще в Афганистане, будет терпеть меня под ногами.

Вариант? Вполне рабочий. Понятный. И в чем-то более привлекательный, чем дальнейшее оттягивание неизбежного. Ни у одного кота хвоста не хватит, пока Женя разродится.

Потому что невозможно каждый день чувствовать Лену рядом и думать о том, что скоро исчезнет. Ощущаю себя приговоренным к казни с открытой датой. Знаю, что умру. Но не понимаю, когда именно в сыром коридоре раздадутся тяжелые шаги, а на шее затянется столыпинский галстук.

Музыка не успокаивает. Скорее усыпляет пульсирующий ключ тревоги, что бьет в сердце ледяным потоком и сковывает спазмом крупные сосуды. Замедляет движение серной кислоты по венам и дает время на передышку.

Лена ушла четыре часа назад. Вылезла из ванной и заявила, что сегодня у нее день спа и отдых от информационного шума. Продемонстрировала какие-то несуществующие прыщи на лице, пожаловалась, что шелковистые локоны – солома. И велела не ждать раньше ночи.

«Ты у меня и так самая красивая», – сказал я, пытаясь забрать обратно отнятый у нас совместный день.

«Вот именно, Шершнев! Я у тебя „И ТАК самая красивая“. А должна быть просто „самая красивая“. Разницу чувствуешь, питекантроп? Мы с Лазаревым несмотря ни на что должны вызывать зависть и ядоотделение у стервозного бомонда. Миссия у нас. Мы несем красоту в мир. А вот это пугало в зеркале годится только ворон пугать. Еще на фоне прыщавого пиздеца ты себе какую-нибудь молодую и красивую найдешь, они вон толпами кружат, пираньи мелкие».

Пришлось отпустить.

За клятвенное обещание страстным шепотом устроить завтра дополнительный выходной с планом не покидать дом. Немного уединения. В компании сериальчика, вкусной еды и горлового минета.

И смешно. И не очень. Щемит под ребрами не переставая. Будто тонкое лезвие то и дело касается растянутых напряженных мышц,

Блядь. Не понимаю, как мог спать с кем-то другим. Я же после нее в монахи заделаюсь.

Хотя и для этого нужно понять, как без нее спать. Есть. Дышать. Открывать каждый день глаза и не видеть ее рядом.

На первое время надо придумать, как отправить ее подальше. На острова куда-нибудь. Еще лучше без связи. Иначе просто сорвусь в первый же день.

«Не смогу без нее. Сдохну», – скулит запертый за толстый барьер зверь, положив огромную голову на перебитые о неприступную стену лапами. А у его ног, свернувшись кольцами, на меня с упреком косится чешуйчатый шнурок.

Не лезет. Делает вид, что толстый барьер мешает ему выползти. Но я знаю, что стоит ослабить контроль, тварь выберется и замет излюбленное место у меня на шее.

«Давай нахер все, а?» – шипит, высунув двойной язык. А я замечаю в изумрудных глазах страх.

«Нет, мне то что? Мне ничего. Зверюшку жалко. Прикипел к нему», – активно отмахивается хвостом.

И мне жалко.

Со стоном поддаюсь шипящей твари и тянусь к телефону. Смахиваю несколько пропущенных от Сергея и Кати. Потом перезвоню, а то забуду.

В ворохе заметок нахожу нужную ветку. Ставлю галочку на следующий прием рассказать о размышлениях Валентину Борисовичу. В конце концов, сейчас я на препаратах, где-то, может, не соображаю. Он врач. Вот пусть или вылечит меня уже, или скажет, что делать. Они же в этом разбираются?

«Ты точно знаешь, кто разбирается», – вздыхает измученный голос разума, но я отмахиваюсь. Еще не хватает мне советов уебка, изуродавшего жизнь своим близким.

Отчаянная трель звонка сбивает с мысли.

– Да, блядь. Маруся, кто пришел?

– Екатерина Воробьева, – отвечает умная станция по системе распознавания лиц.

– Открой, – зеваю, и, закатив глаза, поднимаюсь с места и лениво иду ко входу.

– Дверь открыта, – раздается механический голос уведомляя о том, что Катя зашла на территорию.

Что забыла жена Сереги? Только почему-то ускоряю шаг, когда отчаянный барабанный стук сотрясает тяжелую железную дверь. Сердце колошматит о ребра, едва сталкиваюсь взглядом с переполненными тревогой карими радужками.

Катя, обняв себя руками, стоит и трясется на пороге, как перепуганная мышь. Длинные волосы облепили взмокшее раскрасневшееся лицо, а обтянутая рубашкой грудь тяжело вздымается от частых хриплых вздохов.

– Что случилось? – хмурюсь, пытаясь разобрать что-либо из тяжелой тревоги, исходящей от испуганной девушки.

– Там Женя, – она заикается и кашляет, растирая горло. – Олег Константинович, он…

Машет в сторону Лазаревского дома. Едва может говорить, вибрирует, словно попала под проливной дождь, хотя на улице жара. А у нее зуб на зуб не попадает.

И у меня тоже. Волосы на затылке встают дыбом.

– Кать, быстрее. Что с Женей? – хватаю девчонку за плечи и встряхиваю. – Ну⁈

– Опять, – квакает, распахнув огромные стремительно наполняются влагой глаза. – Ему плохо. Ани нет. Мы у них были, а ему что-то написали. И все… Сережа сказал бежать к вам, а сам с ним остался…

Оставшиеся слова тонут в прорвавшемся потоке слез. Катя едва держится на ногах, и я с трудом подавляю желание закинуть девушку в дом и унестись вперед туда, куда рвутся через барьеры все сущности в моей голове.

Потому что это Женя. И случился пиздец. Снова.

– Маруся, дай права администратора Екатерине Воробьевой, – под яростный стук пульса в голове пихаю ошарашенную девушку в дом. – Держи телефон, он тебя распознает. Найти контакт Валентина Борисовича и дозвонись до него. Скажешь, что я попросил приехать. Он поймет. Сиди здесь и жди Лену. Будет звонить – ответишь и расскажешь. Если что-то нужно, бери или спроси у Маруси. Хорошо?

– Да, – кивает и судорожно всхлипывает, размазывая слезы. – Помогите ему, пожалуйста.

Мне бы кто помог.

Но я не слышу собственной ярости за гулом ветра в ушах. В тапочках и домашних штанах я лечу со скоростью света туда, где стоит припаркованная машина Сергея. Срал я, какие новости завтра будут транслировать СМИ. Плевать, какие сплетни переберут стервозные твари, заполонившие когда-то тихий и уютный поселок.

Потому что Женя моя семья. Больше, чем лучший друг. И как бы я не сопротивлялся правде, он значит для меня слишком много.

Я не позволю еще одному Лазареву свалиться в темноту.