Текст книги "Без права на ошибку. Том 3 (СИ)"

Автор книги: Рене Эсель

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 18 страниц)

Глава 5
Лена

Глава 5. Лена

Сохранять спокойствие рядом с Олегом – самый сложный квест.

Протащите лучше через самый эмоциональный экшн, чем оставьте в полной тишине с человеком, мысли о котором не дают спать ставшими бесконечными ночам. Невозможно начать новую жизнь, когда старая тебя усиленно лапает перед лицом тысяч зрителей, а стонущее нутро охотно и активно откликается.

Иногда кажется, что я никогда не смогу его забыть. Подобно сорняку, он впился настолько глубоко, что без помощи тяжелой техники не управится. А очень нужно выдрать из себя корни, каждый маленький росток, плотно засевший под слоем почвы из контрастов наших чувств.

Его много. Настолько, что и наедине с собой я не в силах от него избавиться. Аромат жженой сосны исходит от одежды и после третьей стирки. Моя подушка в чужом доме насквозь пропиталась им. Олег Шершнев во всем, куда бы не лег взгляд.

Позорные мысли сдаться, попробовать сначала, посещают все чаще.

«Он изменился», – хлопает ресничками наивная дура в моей голове.

Не мешкая, выдаю ей весомую затрещину.

Быстрее материки изменят свое положение на карте, чем Олег достанет голову из баула со своими комплексами. Только что же слышала.

«Твоего ебыря».

Олег с легкостью закидывает грязью все приятное, что произошло за день. Моменты единения, нежные мурашки волнующей стайкой рассыпающиеся по спине от каждого его прикосновения. Ведром помоев заливает те самые ростки сомнений, не давая им окрепнуть.

Оно и к лучшему. Хуже – в очередной раз надеяться, что получится снова.

«Катя же справилась. Я тоже смогу».

Знакомые до жалобного скулежа в солнечном сплетении ворота с едва слышным жужжанием разъезжаются в сторону, а мягкий шорох гравия приводит меня в сознание.

У дома подозрительно темно. Фонари на территории не горят, как и на веранде. И фары Олег выключает так быстро, что не успеваю ничего разглядеть.

Что за массовое отключение света?

– Пару минут дашь мне? – хрипит рядом, рассылая волнующие вибрации по телу, пока я дергаю ручку.

Куда там? Естественно, закрыто.

Эгоистичный настырный мудак.

Делает вид, что спрашивает, а самому глубоко плевать на ответ.

– Нет, – отсекаю и настойчиво дергаю снова. – Но дверь ты не разблокируешь?

– Лен…

– Олег, – шиплю и жмурюсь до боли в мышцах, чтобы прогнать подальше магию чарующего голоса. – Никаких разговоров не по делу, распускания рук и подкатов. Иначе я выхожу из игры, и выплываешь сам. Мы договаривались. Ты и так регулярно нарушаешь все условия.

– Ужин – необходимость, а не подкат. Если ты покажешься на камерах, похожая на скелет, то никто ни во что не поверит.

– Ты под таким соусом уже гору бриллиантов на палец насадил и водителя втюхал! – огрызаюсь и толкаю бардачок.

Тот обиженно скрипит. Мол, сами, дураки, разбирайтесь, при чем тут я?

– На счет водителя хотел поговорить, – тянет с лицом невинного младенца.

В профиль вижу – нет, не хотел. Просто удачно подвернулся инфоповод, сама подсказала.

Сидит теперь, сосредоточенно натирает приборную панель серой микрофиброй, соображая, как одно к другому привязать.

Из машины все равно никуда не деться, поэтому сжимаю ноющие виски и готовлюсь к новому внутреннему противостоянию.

– Что еще?

– Лучше давай выйдем, – выдает, наконец, чем вызывает волну раздражения.

– Здесь сказать нельзя?

Делает вид, что не слышит. Выбирается из машины, затем открывает мою дверь. Предлагает руку. Открытая ладонь зависает в воздухе. Ловлю себя на том, что двигаюсь навстречу. Почти.

Отшатываюсь и выхожу самостоятельно.

Нельзя. И малости нельзя. Он – как отрава. Коснулся немного, а уже ядовитые молекулы разъедают все тело.

Достаточно и одного его дыхания в затылок, сводящего с ума.

Шпильки ударяются о тропинку, ведущую к дому, а я вздрагиваю от ярко взметнувшихся вверх огней.

Сначала кажется, будто они повсюду. Сияющие искры фонтанов, бьющие из-под земли. Но когда глаза привыкают к темноте, а шуршание вокруг стихает, я замечаю закономерность. Фонтаны бьют вдоль тропинки и уходят вглубь участка, к гостевому парковочному месту. Больше тысячи различных живых цветов в высоких шикорих вазах стоят вдоль нее, повторяя дизайнерский изгиб.

Знает, что не оценю раскиданные лепестки.

Как загипнотизированная, иду по выстланной огненной дорожке. Свет от фонтанов отражается в россыпи драгоценных металлов и камней, что попадаются буквально на каждом шагу. Кольца, ожерелья, серьги, замысловатые цепи в красивых бархатных коробочках расположены так, чтобы искры ни в коем случае не повредили их.

Приходится тщательно смотреть под ноги, чтобы не раздавить нечто настолько хрупкое.

Например, собственное вырывающееся из груди сердце.

Оно трепещет и бьется о клетку из жестких ребер, норовя вот-вот разорваться от очередного неистового колебания.

Дыхание останавливается, когда взгляд скользит по полированной поверхности новенького автомобиля. Он переливается непередаваемыми оттенками красного и оранжевого и приветливо подмигивает мне фарами прежде чем гостеприимно распахнуть багажник.

Мелодия, не похожая ни на что из того, что я слышала ранее, разносится вокруг. Кружит голову, выбивает из-под ног опору и взрывается мириадами звезд на синем небосводе.

Не понимаю, в какой момент сжимаю в руках ключи. Недоуменно моргаю, разглядывая лежащий на ладони квадрат. Внимание концентрируется на маленьком золотом брелке сердечке с надписью «Лене».

– Здесь все песни, которые я посвятил тебе, – раздается тихий шепот, пока я ошарашено трясу головой.

Взор никак не отлепить от переливающегося в руках прелестного кусочка металла.

– Что?

В поле зрения попадают руки Олега. Он осторожно сжимает маленькое сердечко и разламывает пополам. За зигзагообразным символичным швом скрывается что-то еще.

С трудом понимаю, что передо мной флешка.

– Старые, новые. Все. Пара месяцев плотной работы ушло на то, чтобы записать. Копии я удалил. Теперь они есть только у тебя, в моей памяти ну и разве что на слуху у некоторых людей.

Руки дрожат. Пальцы слабеют и несчастные ключи, как бы я не старалась, летят вниз. Я дергаюсь, чтобы поймать их на лету. Но Олег успевает первым.

Подхватывает и выпрямляется. В изумрудных радужках переливается набор эмоций, не поддающийся описанию. Дышать я перестала по ощущением минут двадцать назад.

Теплая рука обжигает ладонь, а затем руку охлаждает металлический холод. Олег сжимает мои пальцы вокруг ключей и держит, чтобы больше не выпали.

– Я не могу без тебя жить, Лен. Никогда не мог. Дышать, спать, есть. Меня без тебя вообще нет. «Люблю» – слишком скудное слово для всего того, что я испытываю. Здесь никакие слова не подходят, я проверял, послушаешь, – нервная улыбка скользит по жестким губам, а взгляд указывает на наши сжатые ладони.

– Олег… – с трудом отрываю язык от пересушенного неба.

Тело бьет в лихорадке, а колотящееся сердце заходится в безрассудном экстазе.

«Он все понял».

Я не верю собственному счастью. Уголки глаз промокают моментально, а на щеках вырисовываются влажные дорожки.

Кадык Олега тяжело дергается. Он наклоняется ниже. Мы соприкасаемся лбами, а я с удовольствием закрываю глаза.

«Теперь все будет хорошо».

– Прости меня, – шепчет, пока я давлю распирающие грудь всхлипы. – Клянусь тебе, я больше никогда не подниму на тебя руку. Быстрее сам в окно выйду. Я до сих пор поверить не могу, что мог сделать с тобой такое и не убиться. Моя маленькая принцесса…

Глава 6
Лена

Глава 6. Лена

Нервный смешок вырывается сквозь стиснутые до скрежета зубы.

Олег непонимающе замирает в миллиметре от моих жаждущих поцелуя губ. Мятное дыхание охлаждает пылающее лицо, а кровь вновь возвращает привычный бег.

«Потекла, дура? А я говорила».

Колкие изумруды с яростными стальными бликами впиваются в лицо, пока я утираю влажные уголки глаз. Хохот распирает легкие болезненной судорогой. Будто огромный шар с веселящим газом, который по неведомой причине слишком медленно выпускает наполняющую его отраву.

– Пиздец, Шершнев, – выдаю сквозь рвущийся истеричный смех. – То есть в эту чушь ты поверил?

– Чушь? – морщится и недоуменно передергивает плечами. – Лазарь был весь убедителен в аргументах.

– Известный представитель честных и адекватных!

Всплескиваю руками. Высоко задираю их и зарываюсь в волосы, отчего тонкий плащ тревожно трещит. В груди напряженно пульсирует, а через тело проходит мощный заряд. Похоже, давление стремительно падает. Голова кружится.

– А синяки?

Долбанный воздушный шарик с громким хлопком лопается и не остается ничего.

Я просто сдуваюсь.

«Как же я устала».

Ждать, надеяться, снова и снова проваливаться в чертово болото имени его пиздострадальческого величества Олега Шершнева.

– Ты меня не бил, ясно? – устало вздыхаю и растираю пульсирующие веки.

Облокачиваюсь на капот машины. Прохладный металл сквозь тонкое платье остужает поясницу. Служит опорой отказавшим ногам.

Эмоциональная встряска вновь вытащила из меня все силы. Выкачала под чистую и оставила лишь едва держащуюся оболочку.

Сейчас бы завалиться в теплую постельку с чаем, а не разбираться в том, в чем давно не осталось никакого смысла.

«Выплывай сам».

Нет. Нет, Лена.

– Тогда почему?

Его вопрос зависает в воздухе. Заползает под кожу и сотнеймелких игл впивается в мышцы. Он не спрашивает до конца, но я знаю все, что он хочет спросить.

«Почему ты ушла?»

Объясниться правильно. Хотя и очень тяжело.

Потому что после расставленных точек нет смысла продолжать старую историю. Но только так возможно начать новую главу.

«Меня без тебя вообще нет».

Шорох ног по асфальту. Автомобиль слегка меняет положение. Олег, скрестив на груди руки, усаживается рядом.

А так сильно хочется его обнять. До дрожи на кончиках пальцев.

Идиотка.

– Я поехала с Алексеем Львовичем в офис. Там – вечеринка с горой журналистов, – нервно шмыгаю носом.

– Позвонить не судьба?

– Ха! – презрительно фыркаю и поправляю качающиеся на ветру волосы. – Да. Только оказалось, любимый мой муж, что я настолько панически боюсь твоей реакции, что мозг отказывает.

Как не прискорбно, но Алексей Львович оказался прав.

Ошибся только в одном.

Самого Олега я не боялась никогда.

– Телефон сел, я ринулась к окну, вместо того, чтобы попросить у кого-нибудь зарядку и спокойно набрать тебе. Или выйти на улицу. Как долбанный человек-паук там ползала по долбанному стеклу, пытаясь поймать сеть…

– Козел, естественно, не мог мне набрать, – злобно скрипит.

– Заткнись и слушай! – рявкаю, и ударяю по твердому плечу ладонью. – Речь сейчас не о нем.

Про то, что моя голова рисовала в данном варианте, молчу. Потому что знаю, что права. Нет смысла тратить время на спор.

Если бы я позвонила с телефона старшего Воробьева – нихрена бы не изменилось.

Статус шлюхи, щедро выданный любимым мужчиной, налип так прочно, что никакие вводные, кроме моего безропотного сидения дома не способны его стереть.

– Когда я поймала сеть, не без помощи Алексея Львовича, до меня дозвонились из больницы. Сообщили, что маме плохо, а папа пришел в себя. И телефон вырубился. Чтобы не терять времени, поехала со старшим Воробьевым. Всю дорогу дрочила блядский провод, чтобы на пару процентов подзарядить и отправить тебе сообщение. И не смогла. А знаешь почему? А потому что не могла коротко сформулировать так, чтобы ни в коем случае не ранить твои те самые глубокие чувства, о которых вот на этой флешке записано дохера треков, ни один из которых я даже не слышала.

– Слышала…

– Блядь, Шершнев, не беси меня сейчас! – шиплю, едва удерживаясь на месте от нарастающего в теле зуда. – Про вашу братскую любовь к страданию говорить будешь с Лазаревым или психиатром, а не со мной. Я не собираюсь снова разговор о нас замыкать на тебе любимом.

Молчит. Желваки гуляют по напряженному лицу, а твердые мышцы отчетливо выделяются из-под тонкой футболки. Замечаю едва заметную сетку мурашек и сама ежусь.

Майские ночи – прохладное время.

Замерзнет же. Дебил.

Резко отворачиваюсь и взглядом нахожу точку, за которую охотно цепляюсь. Сияющая нить гирлянды, оплетающая веранду, отдает жалобным скулежом в сердце

– Короче, когда я добралась к маме – побежала звонить тебе. Телефон выключен. Я много раз звонила. И только через какое-то время обнаружила, что моего телефона нет, – тяжело вздыхаю и нервно хихикаю. – Знаешь, я уже тогда понимала, что будет пиздец. Вот когда Воробьев приехал и мне в руки передал смартфон. Еще сказал, что на зарядку тот поставил. Я прямо таки слышала все то, что меня ждет дома, но старательно отмахивалась. Оправдывала тебя в тысячный, сука, раз.

– Ну на себя-то нимб тоже не цепляй, принцесса.

– А я и не святая, Олег. Можешь выкатить мне все свои претензии, я не против. Но сейчас я отвечаю на твой вопрос, – с трудом тяну воздух и судорожно растираю плечи.

Стараюсь прогнать по телу тепло. Которого с каждым словом становится только меньше.

– Я была готова. К твоей реакции, к тому, что ты в полное говно расхерачил наш дом. Сейчас жутко осознавать, но я этого боялась и ждала. Оскорблений, ссор, напряжения, скользящего в воздухе. Все стало так привычно с тобой. А потом ты поплелся на второй этаж. Ну я бросилась тебе помогать, но куда там! – нервно хмыкаю и качаю головой, болезненно изогнув губы. – Тонкая душевная организация в депрессии, творческое эго хозяина жизни ущемлено. Естественно, в таком состоянии зачем нам Лена, правильно? Правильно. Вот твой задетый за живое внутренний гений меня и отпихнул, приняв решение карабкаться самостоятельно.

Жмурюсь. Вспоминаю момент полета. Боль, пронзившая тело. Она стала ничем по сравнению с пониманием, свалившимся на меня, когда изумрудные затуманенные радужки обеспокоенно разглядывали мое лицо.

Именно тогда я поняла – чем дальше, тем будет только хуже.

Мы не двигались к спокойной и размеренной жизни.

Мы валились в ад, периодически дразня чертей внизу, чтобы те тащили нас все дальше и дальше.

– Все-таки ударил.

– Блядь, Шершнев, – гневно рычу и распахиваю глаза. – Если бы ты хотя бы на миллиметр сделал то, к чему я не готова с момента, как приняла решение быть с тобой, то стулом я расхерачила бы не окно, а твою голову. Ясно тебе?

– Тогда почему?

– Потому что ты мне не веришь, Олег. Тебе проще представить, что я изменяю хер пойми с кем, проще поверить в то, что ты мог меня ударить, чем в то, что я люблю тебя таким, какой ты есть. Со всеми твоими властными замашками, творческими кризисами и эмоциональной амплитудой от Питера до Владивостока.

Глава 7
Лена

Глава 7. Лена

В свалившейся на плечи тишине слышно, как стрекочут последние искры. Они лениво вылетают из картонных жерл, громко взрываются, пока заряд не истончается, прежде, чем потухнуть полностью. Образовавшуюся темноту рассеивает лишь блеклый теплый свет гирлянды, да блики крошечных бриллиантовых звезд на тропинке.

Маленький кусочек металла в ладони нагревается до температуры тела и становится не ощутим. То и дело кошусь на него. Как бывает с украшениями, которые носишь, а в какой-то момент судорожно проверяешь, не потерял ли. Дергаешь утяжеленные серьгами мочки, водишь по шее, гладишь фаланги, чтобы убедиться, что все на месте и испытать краткий миг облегчения и микроукол радости.

Или понять, что то, что сопровождало тебя долгий период твоей жизни, исчезло, а ты и не заметил.

– Я понимаю, Лен. Не полный кретин.

Олег складывает перед собой пальцы, затем прижимает их к переносице. Глаза плотно закрыты, и лишь движение ресниц выдает мыслительный процесс моего мужа.

Бывшего.

Тусклый свет отражается от обручального кольца, скользит по стеклянному циферблату прямо к увесистой металлической цепи. Пробегается по замысловатым кожаным веревочкам и теряется где-то между среди деревянных бусин на толстом ремешке, плотно охватывающем его запястье, и острыми концами татуировки, означающей смерть.

Закусывает большой палец, словно решается на что-то сомнительное, а затем убирает руки от лица.

– На аналитические способности никогда не жаловался. Если ты где-то находишься, то только потому, что сама хочешь там быть. По разным причинам, конечно, – усмехается и ерошит отросшие пряди волос. – Но быть со мной других причин, кроме как твои чувства, правда больше не осталось. Ты в состоянии себя обеспечивать, развиваешь бизнес, новые проекты, куча прекрасных друзей и, наконец-то, идущий на поправку отец. А я тот еще, блядь, троянский конь.

Грустная улыбка трогает жесткие губы. Заламываю пальцы и увожу взгляд. Неприятная скребущая тоска трогает сердце и стучит по затянувшимся нервам. Обида, казалось бы пережитая, рвется наружу.

– Тогда в чем дело? Почему на меня свалилось столько твоей злобы?

– Не знаю, как объяснить, – морщится и с силой смеживает веки.

– Я старалась показать свои чувства, так много тратила времени, чтобы тебе угодить. Амбиции свои урезала в половину. И каждый божий день слушала, какая я херовая. Так что уж постарайся и сейчас найти какие-нибудь слова для меня, Шершнев.

– Ты же не хочешь говорить про прошлое, – равнодушно пожимает плечами.

– Да уже как-то знаешь ли без разницы!

– Ну давай попробуем, – цыкает после небольшой паузы, а внутри меня бьет фонтан горечи. – Для того, чтобы стать «таким, какой есть», каким, тебе кажется, ты меня любишь, ушло не мало лет, денег, усилий, адового терпения и нервных клеток.

– Мне, знаешь ли, тоже не легко далось, – вспыхиваю и подпрыгиваю на месте от возмущения.

– «Шершнев, смотри, какой Лазарев симпатяга! Вот если бы таким был ты, конечно, эх. Жаль», – перебивает, имитируя мой голос с плохо скрываемым надрывом. – Хорошо, Лена. Жесткий спорт, еда, больше похожая на отраву. Что, снова не такой? Окей. Коррекция зрения, ринопластика, ебаные брекеты, исправление прикуса, осанки. Опять нет? Ладно, Лена. Кардинальная смена имиджа, толпа визжащих фанаток. Но Лене снова не так. Опять не такой. Она меня вообще не узнает. Не на улице, не в барах, не когда я выступаю на сцене у ее, блядь, носа.

Осоловело хлопаю ресницами.

Грудь распирает от возмущение, а чертово сердце трещит по швам, не в силах сдерживать сжимающие его тиски.

– Ты сейчас ничего не перепутал, Шершнев? Я объясниться просила, а не лить на меня…

– «Прекрати за мной таскаться, Шершнев. Держись в приличном обществе подальше. Твои босятские замашки», – скрипит зубами, пока я внутренне сжимаюсь от исходящей от него злости. – Без проблем, Лена. Только уроков этики мне, сука, не хватало, по ночам. Но окей, что о мне, мало трех часов на сон? Достаточно. Энергетики в конце концов для кого придумали, да?

– Олег, тормози. Я не просила тебя…

– Нет, Лена, – отрезает, гневно сверкнув глазами, пока я бестолково открываю рот. – Ты никогда ничего не просила. Даже, блядь, в сторону мою поворачивалась только, когда рядом не было вариантов поперспективнее. А я, как дебил, в рот тебе смотрел. Ты не слышала моих песен? Да потому что они на хуй тебе были не нужны. Нежность, забота, внимание, все улетало в унитаз. Ты не просила, но почему-то каждый раз, когда я что-то менял в себе, ты поощряла. Горячо, откровенно и так, блядь, сладко, что я каждый раз думал, что теперь то уж точно все. Ловил каждое слово, слышал подтверждение собственных предположений.

Изумрудные радужки прячутся под опустившимися веками, пока я пытаюсь набрать побольше воздуха. Не получается. Кислород отправлен его словами, а в животе крутит разыгравшийся ураган.

– Ты становилась такой ласковой, – рот Олега дергается в вымученной улыбке, а моя голова идет кругом. – Послушной, игривой. Проводила со мной гору времени, игнорировала всех. Смотрела глазами влюбленной кошки. А через некоторое время, просто находила кого-то интереснее, богаче, красивее, сильнее.

– Я думала, мы это уже обсуждали, – лепечу, прижав к груди несчастную флешку.

– Всегда появлялся кто-то еще. Кто-то лучше, чем я, Лен. Более подходящий моей принцессе, за кем предстояло снова гнаться. Нет, это не плохо. Мне нравится моя жизнь и все, чего я в ней достиг благодаря тебе. Но теперь, Лен, когда ты говоришь, что любишь меня таким, какой я есть, я блядь, жду, когда на горизонте снова появится кто-то третий.

– Это паранойя.

– Да, Лен, – согласно кивает и впивается затуманенным изумрудным взглядом. – Ужасно осознавать, но мне спокойнее, когда ты зависишь от меня, когда у тебя проблемы, с которыми я могу помочь. Но когда у тебя все хорошо, я, сука, банально боюсь. Не могу расслабиться ни на секунду. Вижу эти ебучие знаки в твоих разговорах с друзьям, в том, как ты говоришь с Левой, Воробьевым. С кем угодно. И я не могу их игнорировать. А ты ни грамма не помогаешь. Не даешь времени, не позволяешь привыкнуть к мысли, что ты рядом. Едва высунула нос из депрессии – рванула в мир.

– Я шла на компромиссы, – упрямо стискиваю кулаки и не согласно трясу головой. – Удаленка, например.

– Так и я шел, – хмыкает и нервно чешет подбородок, царапая короткую щетину. – Я очень старался, Лен. Настолько, что проебал момент, когда начал слетать с катушек. И стоило мне сорваться – ты схватила чемодан и укатила в закат. Видимо, такой я снова тебя не устраиваю. Хорошо, принцесса. Твои новые требования – абсолютное, безграничное доверие тебе?