Текст книги "Без права на ошибку. Том 3 (СИ)"
Автор книги: Рене Эсель
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 18 страниц)
Глава 39
Олег
Глава 39. Олег
– Думаешь, они справятся?
Голос Сереги в наушниках пропитан беспокойством. Впервые вижу в нем такие явные эмоции. Благотворительный вечер на носу, мы пятнадцать раз переделывали сценарий, а теперь, когда все отрепетировано, Воробьева шатает.
– Не о чем волноваться, – зеваю, вглядываясь в расплывающиеся перед глазами цифры. – У ребят талант.
Шесть лет. Шесть последних лет старый козел обворовывает собственного друга, который так рьяно его защищает. Желание скинуть документы Николаю Игоревичу и Семену Вениаминовичу зудит на ладонях. Едва сдерживаюсь от глупости.
Я же не он.
Это наши терки. Я не знаю, чего хотел добиться мелочный ублюдок. Вероятно, подставить меня, ибо в тот период я получил акции холдинга и вошел в совет директоров.
– Олег, не забывай, они не просто дети, – выдыхает Сергей, пока я безуспешно пытаюсь отрыть последнюю связь между конечным счетом и началом. – Артур только недавно пережил новую операцию. Мальчик на коляске. Бессердечные твари будут смотреть на них, как на клоунов. Это большой стресс для мальчиков.
– Прекращай, неугомонный папаша, – фыркаю, барабаня пальцами по столу. – Выйдут. Исполнят одну песню. Уйдут. Я буду рядом с ними на сцене, вся группа будет рядом.
Серега вздыхает. Тяжело так, не хорошо. А я в очередной раз поражаюсь тому, насколько безграничные сердца у его большого семейства. Даже удивительно, в кого пошел Алексей Львович. Они с кузеном словно из разных вселенных.
Один – просчитанный до миллиметра старый жлоб, рвущий выгоду везде, где может. А второй печется за больных детей так, словно от этого зависит его жизнь. Я не сомневаюсь – Серегино сердце вмещает каждого маленького пациента. Он живет и умирает вместе с ними. Видимо, поэтому в тридцать семь лет его голова полностью седая, а на лице безэмоциональная маска.
Невозможно постоянно хоронить своих детей и при этом оставаться живым.
Хотя, некоторым насрать на существование собственных. И слава яйцам.
Лучше никакого отца, чем такой, как старый козел.
– Слушай, ты не сможешь держать их в коконе вечность, – говорю осторожно, прислушиваясь к неровному дыханию. – Парни пошли на это осознанно.
– Они не понимают, что такое, когда на тебя пялятся двести пар равнодушных глаз…
– Среди бессердечных тварей, будут вполне адекватные люди, – перебиваю зазвучавшее рычание. – Они зададут тренд, ты сам знаешь, как это работает. И кисломинные будут вынуждены не ударить в грязь лицом. Приятный бонус – их толстые кошельки. За счет которых ты после спасешь еще выводок таких же прекрасных детей.
– Если что-то пойдет не так – мы сворачиваем.
– Конечно.
– Даже если выступление началось.
– Да, да, Серег. Все будет в порядке, – зеваю и трясу головой, растирая уставшие глаза. – Готовься уже к свадьбе и ни о чем не думай. У Левицкого все схвачено.
– Ты приглашен, помнишь? – переключается друг, а я вздыхаю и поджимаю губы.
Странная ситуация со всех сторон. Катя, похоже, уверена, что наш брак фикция. Поэтому Лене приглашение выдала лично. На старую фамилию. Серега в какую-то из репетиций сказал, что на свадьбе дресс-код. И очень удивился, когда обнаружил, что меня нет даже в списке приглашенных.
Неплохо, блядь.
И Лена ни слова не сказала.
Думать о том, что все это значит, не хочу. Лена в своем репертуаре: думает одно, делает второе, говорит третье.
А я просто хочу немного спокойствия. И так последние недели слишком напряженные. Единственная тихая гавань – любимая женщина дома.
Не хочет идти к подруге на свадьбу со мной, значит не пойду.
– Слушай, у меня другие планы, ты же знаешь, – цыкаю раздраженно, отодвинув ноутбук. – Работы много.
Переход на таблетки как по мне, делает только хуже. Перепады настроения, апатия, взрывы. Херачит напалмом и сразу, едва успеваю свалить из дома. Но Валентин Борисович говорит, что после длительного перерыва, это нормально и пока рано корректировать лечение.
Хотя бы неделя полная должна пройти.
– Шершнев, ты друг мне или где? Лена опять же заскучает. А она так старалась сделать красиво.
– Ну так у тебя там Алексей Львович в качестве развлечения, – шиплю и осекаюсь, сдерживая рвущуюся наружу злость. – Серег, правда, некогда. Давай, увидимся на вечере.
Я отключаюсь, не дожидаясь ответа. В голове зудит перебитая линия старых связей, рассыпаются искрами рваные провода.
Двигаю ноутбук ближе и тру отекшие за бессонную ночь веки. До вечера успею выспаться.
– Доброе утро, – шепчет на ухо Лена, а я вздрагиваю от неожиданности. – Снова работаешь?
Она обвивает прохладными руками меня за талию, а по телу рассыпается мелкая сеть мурашек. С удовольствием потягиваюсь и поворачиваюсь за коротким поцелуем. Есть какая-то особая интимность в таких моментах. Ценность, выше которой сложно что-то представить в жизни. Лена довольно мурчит, когда я прикусываю нежные губы, и трется носом о щеку.
– Немного осталось, – перехватываю тонкую кисть и переплетаю наши пальцы, забирая себе ее уверенность.
– Помочь?
Она кладет подбородок мне на плечо. Замечаю знакомый блеск в лазурных радужках. Так светится интерес. Когда мы работали вместе, я видел его постоянно. Пожалуй, меня подкупает именно он.
Разворачиваю ноутбук так, чтобы ей было видно, а она удивленно приподнимает брови. Невольно улыбаюсь, заметив туман смятения под широко распахнутыми ресницами.
– Нужно найти связь между этим счетом, – щелкаю мышкой на нужный документ. – И этим. Мой мозг отказывается. Слева я расписал, на чем обрываются исходящие операции, справа – с чего начинаются поступления. И где-то проебаны пара траншей. Посмотришь?
– Да, конечно! – чуть ли не взвизгивает от радости Лена и сгребает цепкими лапками ноутбук, хлестнув по лицу обновленными золотистыми локонами. – Чайку завари мне. Или нет. Лучше кофе. Но сладкий! И без сливок. Хотя…
– Я понял, сделаю чай, – поднимаюсь с места под рвущийся из груди смех.
– С молоком!
– Сливками.
– И без сахара.
– Две ложки.
– Да, – довольно крякает, забравшись с ногами на диван, жена. – Все то он знает.
– А с тобой по другому не проживешь, – вздыхаю и щелкаю чайником. – Сколько времени потребуется?
– А нисколько, – внезапно тянет она и хмурит брови. – Час максимум. Я знаю, чего ты не видишь, Олег.
Застываю. Кошусь на белесый затылок, который дергается под клацанье клавиш. И нихрена не понимаю, что происходит внутри.
Александр Самуилович у меня в руках. А я, блядь, будто и не рад этому.
Глава 40
Олег
Глава 40. Олег
Ебанный галстук душит. Недовольно дергаю гладкую удавку и обреченно стягиваю с шеи. Переодеваюсь пятнадцатый раз, но собраться никак не могу. Под ребрами зудит бензопила «Дружба», а в глотке мастер маляр-штукатур херачит наждачкой с крупным зерном. Тщательно так выскребывает воспаленные стенки и остатки благоразумия.
А я нихрена не понимаю, что происходит.
Даже Лена не выдержала и свалила с полным чемоданом косметики и одежды к Лазаревым. Оттуда и должны вместе все поехать на вечер. Вот Лена и унеслась под ручку с каким-то жутко дорогим стилистом, пропев, что они с Аней сегодня собираются ослепить каждую богатую ядовитую дуру на вечере.
По глазам видел – не поэтому моя жена за полчаса собрала целую команду высококлассных специалистов для сборов. Лена тщательно пыталась скрыть, что исчезает из-за моих дерганных движений и мата сквозь зубы.
«Шикарно, Олег Константинович», – шипит молчащая неделю скользкая тварь, двойным языком щекоча след от галстука: «Собственная жена боится попасть под горячую руку. Чудовище-е-е».
Мое отражение покрывается рябью. Будто смотрю не в твердую ровную поверхность, а на прозрачный слой ледяного озера. Изображение движется, качается и смеется. Мерзко и противно, до пробирающегося до кишок мороза. Ледяные осколки впиваются в тонкую сеть сосудов, рвут мягкую плоть, когда я цепляю взглядом глаза.
Ледяные. Серые. Мертвые.
Упираюсь ладонями в прохладное зеркало и медленно втягиваю воздух. Он обжигает слизистую и пустынным, сухим ветром залепляет крошечные раны горячими песчинками. Зверь опасно рычит и рвется вперед. Жаждет расквасить ненавистную рожу в зеркале. Уничтожить, искоренить на уровне ДНК. Стереть со страниц истории.
– Олег?
С трудом фокусируюсь на замершей в дверях фигуре.
– Сань, ты какого хрена здесь делаешь? – хриплю и кашляю, откидывая удавку в сторону.
– Ее величество забыла какую-то супер-важную побрякушку, – трясет ключами от нашего дома Левицкий, обеспокоено блуждая черными угольками зрачков по моему лицу. – А ты не берешь трубку. Я с радостью смылся при первой возможности. Кирюха бушует.
Что-то в его взгляде меняется. Холод и отрешенность, которыми мы встречали друг друга многие годы заменяют звенящие лимонные капли жалости. Они настолько кислые, что вызывают жжение и тошноту.
Лева знает.
Скорее всего, узнал после той ночи, когда мы с его отцом очень долго сидели и разговаривали у него дома. Николай Игоревич достаточно активно предавался воспоминаниям, и много, где, не выбирал выражения. Не удивительно, что головастый Саня, который сам внутренне сильно смахивал на отца, допер, что к чему.
И это изменило его отношение ко мне.
Что неимоверно бесит.
Олег Шершнев ему что-то на хуй в друзьях не сдавался. Не помешало хорошее отношение девушку увести. А теперь, посмотри, блядь. Беспокоится.
Бесит, уебок.
– Из-за какой-то хуйни нужно ключи раздавать кому попало, – слова движутся под влиянием шипящей в груди кислоты.
– Ну и мудак же ты, Шершень, – хрипит в ответ расплывающийся перед залитый красной пеленой взором Левицкий.
Руки вибрируют, а мышцы болезненно скулят, разгоняя сердце до запредельной частоты. Я с силой стискиваю зубы и трясу головой, пытаясь проморгаться.
– Саня, иди на хуй, – рычу, стискивая трещащие от напряжения кулаки.
– Успокойся, блядь, уже! – рявкает мне в лицо ядовитой слюной, а я едва сдерживаюсь, чтобы не сорваться с места. – В телефон посмотри, Лена там что-то прислала.
Лена.
Волшебное слово для зверя действует безотказно. Наплевав на пыхтящего черного дракона в дверях, я утыкаюсь в смартфон. Левицкий, не дожидаясь разрешения, закатив глаза, проходит в дом и плюхается на диван.
Предварительно переодевшись в тапочки, что, несмотря на мое сопротивление, немедленно согревает сердце.
Пролистываю миллион уведомлений, пока не нахожу важное.
Два.
Сладкое оставляю на потом, и первым открываю сообщение от Марины. Лаконичная, как никогда, моя в скором времени бывшая помощница и, по совместительству, похоже, девушка Левицкого, прислала только одно слово. Имя, точнее, и прикрепленную аудиозапись.
Последний гвоздь в крышку гроба Самуиловича. Всего пять буквы.
«Марго».
Конечно, я не удивлен. Все мы так или иначе ходили вокруг именно этого предположения, но никто не хотел верить. Бойкая помощница Павла Андреевича, его единственная оставшаяся опора сейчас, в которой он так нуждался, предала его, Лену. Всех.
«Спасибо».
Отправляю единственное слово. Мы уже все обсудили. Марина сама пожелала уволиться, пообещав, что доведет до конца дела. Крысу и благотворительный вечер.
Естественно, как и всегда, она справилась блестяще, а я наконец-то мог отпустить ее с легким сердцем. Как скажет Лена: «В загребущие лапки черного дракона».
Сообщение от Лены я открываю уже в приподнятом настроении. Плюхнувшись на диван рядом с пышащим от обиды Левой, молча протягиваю кружку. С чаем. Апельсиновое печенье – очень ароматная штука, Лена обожает. Да и у Левицкого дома все пропахло. И едва не роняю кружку, когда, перейдя по ссылке в сообщение, взгляд улавливает композицию из десяти снимков.
Лены.
В той самой «побрякушке» на шее.
И больше ни в чем.
– Еба-а-а, – тянет рядом, естественно, нихрена не успевший заметить Левицкий.
Просто у меня на лице написано. И челюсть где-то под диваном потерялась. И стояком можно людей сшибать.
– Ну ой, давай, не жадобься. Что там, а?
Пинаю мерзко хихикающего друга.
«Сохрани к себе в облако, любимый», – прилетает сообщение с подмигивающим смайликом: «Да, и ожерелье принеси. Чтобы на сцене не забыл, что ждет после».
Гнева, как не бывало. Один, блядь, вопрос. Где живет тот фотограф, которому нужно выколоть глаза?
– На счет Самуиловича, – внезапно подает голос Лева, а я поворачиваюсь к посерьезневшему приятелю. – Мое мнение. Не тащи на себе. Решите вместе с Лазарем. А теперь пойдем, пока там организаторов на микрочастицы не разорвал один маленький Вишневский.
– Не хотю-у-у-у-у! – шутливо тянем вместе и смеемся, покидая стены нашего дома.
Глава 41
Лена
Глава 41. Лена
– Убери от меня эту хуйню! – сорвавшийся на фальсет визг Олега застает меня на пороге оборудованной под гримерку комнате.
– Лежик, ну ой. Не верещи, ушки закладывает. Давай, покажи мне секс, – тянет довольный чем-то до мурлыканья Лева.
Замираю у двери. Только что с трудом отбилась от толпы гостей благотворительного вечера «Жизнь детям». Мы так долго готовились, вложили силы и душу. Даже не верится, что этот день настал. А местному бомонду так и хочется облить наши труды грязью. Нет, я не боюсь ни одной из наглых рож, задающих неудобные вопросы. Их цель – померяться кошельками на вечере и размерами бриллиантов.
А еще обсудить последние новости. Моего мужа-тирана и новую невесту Жени.
От комментариев в сторону Ани и Олега с трудом сдерживаюсь, чтобы не вцепиться в наглые рожи. Лазарь же изображает столб, чем вызывает недоумение и беспокойство.
Видела, что Олег остался поговорить с ним перед выходом. И теперь не знаю, за кого переживаю больше. Потому что понимаю, о чем шла речь.
Похоже, Олег решил таки посоветоваться с братом перед тем, как вынести приговор Александру Самуиловичу.
– Я тебе эту кисточку в задницу затолкаю, – доносится злобное шипение супруга.
– Не травмируй мою детскую психику своими фантазиями! – цыкает Лева под дружный гогот вокруг.
Невольно улыбаюсь. То, что Олег постепенно вылезает из кокона, в который себя заточил, радует и питает слабые лучики надежды. Постепенно, шаг за шагом, он открывается миру. Сам того не замечает, как обрастает новыми крепкими и важными для него связями.
– Какие мы нежные, ужас. А кто с глазками подведенными по сцене прыгал? Конг-фу панда? Будь хорошим мальчиком и замри, – довольно цокает Лева.
– Давно и неправда, – бурчит мой муж, вызывая теплое покалывание в сердце.
Все началось с Жени и продолжилось с восстановлением давней связи с Аней. А теперь и отношения с Левой явно потеплели. Да и дружба с Сергеем Воробьевым идет мужу на пользу.
– Ну конечно. Лапшу собственного производства будешь ее величеству по ушкам раскладывать, а мне не надо, – тянет Лева.
– Я покроюсь прыщами, – обреченно выдыхает Олег.
– Обязательно.
– И убью тебя.
– Не-ет, Лежик. За меня посадят. Я красивый и редкий.
– Редкостный мудак.
– От мудака слышу.
– Олег Константинович, это просто грим, – пищит незнакомый женский голос. – Легкий. Совсем. Или хотите быть, как жирный блин на фото?
– Да-а, вот Леночка то обрадуется, – крякает довольно Лева. – Что же она в свой новенький бложик выкладывать будет?
– Заткнись, – обреченно выдыхает муж.
По дружеской перепалке понимаю: похоже, Лева тоже в курсе. Не знаю, посвятил ли его Олег в свой секрет, или Николай Игоревич рассказал. Но недавно слышала, как Олег разговаривал по телефону с Левицким-старшим. Просто так. О погоде, настроении и прочей чепухе, которой обычно интересуется семья.
Мои родители, его мама, Людвиг, тетя Зи, Кирюша, группа…
Вокруг Олега там много добрых и заботливых людей. Иногда, мне становится обидно. Чуть-чуть. Ведь многим он не был нужен.
Но потом вспоминаю, что он сам сделал все, чтобы от него отвернулись.
В конце концов, с его демонами лучше бороться армией. Еще лучше, когда в этой армии есть люди, которым дорого такое чудовище, как Александр Самуилович.
«Мы любим тебя таким, какой ты есть», – отправляю мысленное послание в приоткрытую дверь.
Задумчиво поглаживаю потрескавшееся дерево. Царапаю облупившуюся красную краску ногтем.
Руки подрагивают. От предвкушения, а в груди разрастается странное волнение, когда слышу тяжелые шаги.
– Оу, парни, я ослеп, – кашляет незнакомый мужчина мне в лицо, едва распахивается дверь. – Девушка, что там по маме и зятю?
– Забронировано, – хмыкаю в ответ и протискиваясь между дверным косяком и застрявшей в ней тушей. – Как дела? Стартуем через час.
Окидываю взглядом просторное помещение, в котором с трудом помещаются четверо подростков, две девочки-гримера. И группа, про которую я только слышала, но никогда не видела воочию.
– Принцесса, твой муж боится, что прыщик на жопке вскочит, – хихикает Лева, тряся над лицом сидящего Олега пушистой кистью.
Низкая девушка в повязке с бантом страдальчески закатывает глаза. По лицу видно – еще чуть-чуть, и она сама всем кисточки по стратегическим местам распределит равномерно.
Все, кроме нее застывают и, не сговариваясь, молча пялятся на меня. Нервненько. Чувствую себя, как на экзамене. Коленки внезапно дрожат и подкашиваются, а в горле пересыхает.
– Зыркалки прикрыли, – рявкает Олег и выдергивает из рук потерявшего равновесия Левы кисточку. – Лен, пойдем отсюда.
– А грим? – кашляю, глядя на пышащего паром и пахнущего пудрой Олега.
– Мы закончили, – зевает девочка в повязке и внезапно ловко толкает на стул Леву. – Теперь вы.
– Стоп! Мы так не договаривались! – пищит нам в спину Лева, пытаясь вырваться из цепких лапок гримера, пока Олег хватает меня за руку и тянет на выход.
Едва поспеваю за ним. Как вихрь, едва не сбивает с ног.
Приятно до чертиков.
– Ничего не знаю, Марина сказала всех, – долетает обрывок фразы вместе с дружным раздавшимся хохотом.
Сердце грохочет в груди, когда понимаю, что Олег тянет меня не в зал, а дальше. Куда-то в сеть витиеватых коридоров. Мимо лифтов, к какому-то непонятному чулану.
– А мы куда? – не успеваю пискнуть, как оказываюсь прижатой лопатками к холодной кирпичной стене.
Грохот двери ударяет ярко, четко в центр возбуждения. Олег подхватывает меня под бедра и жадно сжимает незащищенную ничем кожу. Изумрудные радужки сияют в тусклом свете лампочки накаливания, а горячее дыхание обжигает истерзанные поцелуями губы.
– Смажешь грим, – прикрыв веки от удовольствия, закидываю руки на твердую шею.
Олег дразнит. Царапает зубами губы, пробует кончиком языка. Затем забирается под платье и по варварски сминает пульсирующую промежность. Ловлю мятный стон, покусывая жесткий рот и таю во властных прикосновениях.
– Молчать, женщина, – рычит и врывается пальцами в стонущее от предвкушения лоно. – Хочу тебя.
– Слушаюсь и повинуюсь, – всхлипываю от накрывающих волн удовольствия, уперевшись лбом в твердое плечо любимого питекантропа.
Глава 42
Лена
Глава 42. Лена
В легких взрываются сотни сосновых игл, охваченных пламенем. Они трещат и разлетаются вместе с хрустящими щепками, распространяя невероятный аромат по венам. Он дурманящим туманом окутывает разум и отнимает любое желание, кроме единственного.
Принадлежать ему одному на веке веков.
От резких, напористых движений во мне в сопровождении оркестра стонов, кружится голова. Лучший мюзикл из возможных. Мы в нем и актеры, и зрители. Меня скручивает в тугой узел и одновременно развеивает по ветру.
Плевать на декорации. Грязный чулан и заваленный высокий стол вполне подходящая сцена. Или замок, кому как удобнее. Если чувствуешь сердцем, то ебанная картинка ничего не значит. Все, что на самом деле важно – человек, рядом с которым ты чувствуешь себя королевой.
Которого я плотно обвиваю ногами, пока он голодным волком вгрызается в мою шею. Сжимает освобожденную от платья грудь до мелких синяков, и врывается снова и снова разомлевшее от ласк тело.
Плевать на потекший макияж и ломающееся по шву платье. Как-нибудь разберусь после. Когда перестану выгибаться послушной лозой в руках своего укротителя.
Рыцаря. Принца. Чудовища.
На все плевать.
Даже на скрипнувшую и захлопнувшуюся дверь.
Пугаюсь лишь на секунду. Прижимаюсь к твердой груди испуганным котенком и выглядываю из-за плеча. Олег тяжело дышит, но это не мешает ему касанием нежнее перышка гладить мое лицо.
– Ты не закрыл дверь? – пищу и ерзаю, нервно хлопая намокшими ресницами. – Шершнев, ну еб твою…
Тяжелые мощные руки приземляются по обе стороны от меня, а лицо Олега оказывается в опасной близости. Он хитро щурится, рассыпая вокруг блиги пылающих изумрудов.
– Мы не закончили, – рычит, покрывая тело прохладным шелковым полотном из крупных мурашек.
Не сдвинуться, не пискнуть.
Властные губы жадно сминают мой рот не в поцелуе, а какой-то откровенной пытке. Борьбе зубов и языков. Жесткая ладонь сгребает растрепанные локоны на затылке, заставляя прогнуться в пояснице сильнее. Жар, едва отступивший, с новой силой горячими волнами окутывает тело, когда Олег толкает меня обратно на стол.
Невероятное движение бедер выбивает из глаз сноп искр, а изо рта отчаянный крик. Я хватаюсь за Олега, как за спасательный круг, а внизу живота закручивается воронка. Водоворот. Он тянет все: силы, дыхание, всхлипы. Высасывает и наполняет одновременно. Пульсирует переполненной толщей воды, готовой девятым валом сорваться на берет и снести все живое своей неповторимой мощью. Выплеснуться и поглотить. Взорваться. Ударить в небо чертовым гейзером.
– Люблю тебя, – шепчу в полубреду, срываясь на хрип.
Цепляясь, за короткий ежик волос Олега. Судорожно впиваюсь ногтями в широкие плечи, оставляю красные бороды на груди. Шее. Охваченные страстью, мы то ударяемся зубами, то путаемся в порывистых объятиях. Пока Олег, со звериным рыком, не хватает меня за шею. Сжимает до черных точек перед глазами, до дрожи в онемевших ногах. Мир сужается до полвздоха, который с сипом проникает в легкие.
И толща воды размером с Тихий океан обрушивается на мою голову.
Я кричу, бьюсь в судорогах в крепких руках и, захлебываясь в волнах мощнейшего оргазма, распадаюсь на микрочастицы.
На гребанном столе. В чулане.
– Если ты и после этого не забеременеешь, трахаться пропишу пять раз в день, – кашляет Олег и валится на грязный стол рядом со мной.
– Рубашку испачкаешь, – на автомате хриплю, стирая потеки туши с лица. А после изумленно распахиваю глаза и осоловело смотрю на прикрывшего веки Олега: – Что ты сказал?
– Говорю, прекращай жрать отраву уже, – вздыхает и садится, а затем зарывается пальцами в взъерошенный ежик волос. – У Женьки Кирюхе пять скоро, а он меня на два года младше.
– Разве на два?
Ошарашенно поднимаюсь на ноги. Как оглушенная, поправляю платье, осматриваю на предмет поехавших строчек. На удивление, ничего нет.
В отличии от моей груди. В ней как раз таки целая буря эмоций.
– Лен, я хочу ребенка.
Слова искрой бьют в разлитый вязкий керосин под ребрами. Охватывают пламенем и заставляют контролировать каждый вдох. Еще чуть-чуть – и я просто сгорю изнутри.
Потому что нет слов важнее этих.
Потому что я тоже очень сильно хочу. Девочек. Сразу двух. И маленького мальчика с изумрудными глазами.
И дело не в крови, разных группах и резус факторах.
Никакого ребенка не будет, пока я не уверена в нашей с ним безопасности.
В голове кадрами проносится беременность. Крики, разбитая посуда. Обвинения, льющиеся рекой. Оскорбления и чертов ДНК тест.
А что было бы, упади я беременная с лестницы?
Не удивительно, что наш малыш решил, что на облачках ему лучше, чем с нами.
Ломаю зудящие пальцы. Модный молочный маникюр царапаю, пытаясь пропихнуть ком, застрявший в горле. Он, как надутая рыба-еж, расправляет шипы и ранит слизистую, не давая вдохнуть.
Олег перехватывает мою ладонь. Осторожно, но без права на сопротивление, притягивает к себе. Гладит нежно кисть, предплечье. Поправляет растянутую лямку дизайнерского платья.
А я пересчитываю количество оторванных пуговиц на его рубашке под грохот расходящихся швов на сердце.
– Посмотри на меня.
Не могу. Только, когда он хватает меня за подбородок, заставляю взглянуть.
Утонуть в переливающейся изумрудной глади под стон женных сосновых веток.
– Олег, – звучу сипло. – Ты только начал лечение…
Осекаюсь и прокашливаюсь, наблюдая за тем, как густые брови сходятся на переносице. Воздух вокруг наполняется озоном. Серый туман подергивает искристые радужки. Сгущается до тех пор, пока из них не исчезает блеск.
А у меня в животе открывается сосущая черная дыра.
– Ты права, – хрипит, морщится и криво растягивает губы в имитации улыбки.
Обнимаю его лицо ладонями. Оно холодит кожу и царапается колючей щетиной. Знакомая непроницаемая маска будто забирает из него остатки тепла.
Но он все равно улыбается.
– Я не хотела тебя обидеть, – шепчу, поджав губы. – Я тоже очень хочу, но… Нам же некуда торопиться, да? Ты станешь нормальным, – осекаюсь и мысленно отвешиваю себе подзатыльник. – Не это хотела сказать.
Его лицо не выражает ничего. Глаза молчат. Он улыбается и нежно сжимает ладонь.
Пока мои веки печет от подступающих горьких слез.
– Ну, принцесса, ты чего, – шутливо щелкает по носу. Ободряюще даже. Но каждое действие пропитано каким-то надрывом. – Будут дети. Позже, значит позже.
Он обнимает меня как-то резко. Порывисто. Сиплое дыхание щекочет щеку, а я ощущаю дрожь исходящую от его рук. Вибрацией оно пробивается к черной дыре и питает ту до пугающих размеров. Желудок обдает инеем и он болезненно сжимается, когда Олег зарывается носом в волосы, целует висок.
Что-то изменилось. Сильно. Катастрофически.
То самое, что чувствовалось в воздухе тогда, когда Олег внезапно задумывался. Словно катал на языке какую-то мысль.
– Все же в порядке, да? – осторожно спрашиваю, поглаживая мощную шею с бабаранящей по пальцам венке.
– Конечно, – мурчит мне на ухо и прикусывает длинную сережку. – Какая симпатичная висюлька.
Фальшиво. Все фальшиво. В голове визжит сирена и пускает тревожные сигналы в мозг. Красные огни моргают, вызывая приступ мигрени. До тошноты.
– Тебе на сцену пора, – пытаюсь выкрутиться из каменных объятий и заглянуть ему в глаза. – Олег, ну постой же ты.
– Слушаюсь и повинуюсь.
Он запрокидывает голову. Щурится шутливо, пытается ущипнуть. Вполне бодр и весел. Придирчиво вглядываюсь в потемневшие радужки, но не нахожу причин для беспокойства.
Но, сука, что-то не так. Поджилки звенят и чертова сирена лишь сбавляет визг, но не выключается.
– Ты не обиделся?
– Нет, – притягивает к губам мою ладонь и целует запястье так, что знакомый огонек вновь разгорается внизу живота. – Лен, я взрослый мальчик. А еще и неплохой такой менеджер, который знает слово «риски». Ты права.
Он будто хочет сказать что-то еще. Второй раз. Но молчит. Не понимаю, что за эмоциональные галлюцинации. Нет никаких не визуальных, не аудиальных признаков. Он не обрывается на полуслове, не проявляет нервозность.
Спокоен, как удав.
– Ты любишь меня? – вопрос вылетает сам.
Не знаю, почему спрашиваю. Возможно, потому что через непонятную выросшую стену не чувствую его.
Олег улыбается. На этот раз искренне. Чувствую сердцем и вижу каждую морщинку возле его глаз. И выдыхаю с облегчение еще до того, как он говорит:
– Больше всего на свете.
Олег не врет.
Властные губы подозрительно мягко касаются моих, а я пинком сношу звенящую красную мигалку и отрезаю провода. Несмотря на то, что моя чуйка никогда меня не подводила, знаю, что все случается в первый раз. И запрещаю себе думать о смысле размышлений, крутящихся в голове моего самого любимого мужчины.








