Текст книги "Шёпот Зуверфов(СИ)"

Автор книги: Рем Манулов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 27 страниц)

Омала с облегчением улыбнулась и поспешила присоединиться к Рензо.

***

– Почему ты жалеешь меня? – спросил Рензо.

– Глупости. Или ты, правда, так думаешь?

– Определённо.

Атлас по горло опустился в прохладную чистейшую воду. Его ноги по-прежнему ничего не чувствовали, но то, что было выше них впитало всю живительную прохладу. Жаркий день и холодная вода на мгновенье вернули ему радость бытия. Омала пару раз с головой окунулась, и теперь стояла, запрокинув голову, под струйками водопада.

– Зачем обижаешь меня? Я стараюсь, а ты говоришь гадости.

– Немощный старый приятель, которого подкинули, не спросив. Так ведь всё и было?

– Нет! – отрезала Омала, поплыла и оказалась напротив лица Атласа.

– Как же тогда? – шёпотом спросил Атлас.

– Храбрый и сильный воин однажды встал на защиту глупой девочки, вступался за неё и всячески оберегал. Этот воин не дал ей лишиться головы, помог целой стране удержаться на плаву и не пасть жертвой грязных сономитов!

– Вот как, – щёлкнул языком Рензо, – я же из их племени, не забывай.

– Ерунда! – ударила кулаком по воде Омала. – Ты совершенно на них не похож! Твоя кожа мягче, бархатистей, и сердце бьётся громче. Я слышу его.

– Преувеличиваешь.

– Самую малость, – расплылась в улыбке темнокожая красотка.

На ней был белый, ярко контрастирующий с идеальной шоколадной кожей купальник. Рензо откровенно облизывал взглядом её завораживающие формы. В Омале гармонично сочетались хищное, почти первородное начало, и напускной светский лоск.

– Мы были детьми.

– Да, Атлас. Пришлось рано повзрослеть.

– Помню своего первого. Сономит. Высокий, кряжистый. Казалось, он весь связан из древесных кореньев или типа того. Бежит, рычит. Патроны у него кончились. А у меня автоматический пистолет, и сама Асмилла не знает, сколько там, в магазине, осталось. Мне страшно. Помню, ноги тряслись ого-го. И я машинально вскидываю оружие и несколько раз спускаю курок. Раз пять, не меньше. Зажмурился даже. Кошмар. Тот парень завалился на меня. Я вскрикнул. Замер. А когда открыл глаза, понял, что он не дышит, и лишь тяжёлой тушей налегает на мою грудную клетку. Я вылезал из-под него минут десять. Диву даюсь, как меня за это время никто не подстрелил. Не знаю, но почему-то я часто вспоминаю первый раз. Быть может потому, что тогда ещё я был способен на остроту чувств. С годами прошло.

– Ты не такой уж и старый, – заметила Омала, с суши ухватила свободной мокрой рукой бутылку с молоком, дала Атласу попить.

– Верно. Но как-то быстро дряхлеешь, начиная убивать в пятнадцать лет, – вытерев губы, проговорил Рензо.

– Ты любишь её? – вопрос прозвучал слишком громко и до жути неестественно.

– Кого?

– Джулию. Ты бредил во сне. Просил прощения. Молил её о чём-то.

– Я виноват перед ней.

Омала закусила свою пухленькую губу и сказала:

– Когда мужчина вспоминает о женщине, находясь в диком жаре, значит, она для него чего-то да стоит.

– Наверно, ты права.

Рензо опустил веки. Ему хотелось вызвать в памяти обнажённый образ Джулии, но не удавалось. Что-то загородило солнце. Атлас открыл глаза. Перед ним стояла обнажённая чёрная богиня. О таких слагают легенды, за их благосклонность проливают кровь. Его член шевельнулся и пошёл на подъём.

– Надо же, – прошептала Омала Пандерибе, приблизившись к его губам, – достаточно одной картинки. А что будет, если к тебе прикоснуться?

– Я вообще не думал, что он на что-то способен, – сыронизировал Рензо, – хвала Асмилле, я ещё в строю.

– Говорю же, ты истинный воин, – сказала Омала и поцеловала его в губы.

Сладкий, сочный, поцелуй полный живительной силы. Его давно так не целовали. Его никогда так не целовали. Джулия не в счёт. Джулия здесь ни при чём. Она в другой реальности. Она далеко. Жива ли она? Атлас отстранился. Член поднялся до упора и стал каменным.

– Поцарапаешься. Моя кожа стала жёстче.

– Персик или абрикос. Даже лучше, чем когда-то.

Омала снова коснулась его губами в области шеи, стала спускаться вниз, облизывала его соски, проводила языком по коже. Прикоснулась к древесной корке затянувшегося шрама, оставшегося после злосчастной алебарды. Рензо поднялся на руках, почти выбравшись из воды. Омала добралась до его главного органа, чмокнула в головку и обволокла своими ротиком так плотно, что Рензо всхлипнул от нахлынувшего удовольствия.

– За что, Омала? У меня рабское положение, – прохрипел Рензо.

Омала не ответила. Её движения стали ритмичнее, к губам она добавила манипуляции руками. Тонкие, аккуратные пальцы искусно орудовали с его яичками. Оторвавшись, Омала поднялась вверх, её груди коснулись его кожи.

– А если люблю? – спросил Рензо.

– И не в первый раз, – на ушко пропела темнокожая богиня. – Однажды и мы любили друг друга.

Пространство замерло. Воспоминания рваными всполохами продирались к сознанию.

– Расслабься, – она оперлась руками в его плечи, опрокинула голову, её коса оказалась на пышной груди.– Я не обязываю. Просто побудем настоящими.

– Омала, не обижайся, но я не могу, – выпалил Рензо и отвернулся.

Разумеется, он хотел её как мужчина, который ценит красоту женщины. Но он оказался не в силах предать свои муки, в которых только мысли о Джулии вытягивали его из пропасти самоубийства. Рензо слишком сильно полюбил белокурую дерзкую девчонку, которую, быть может, уже никогда не увидит.

Омала промолчала, легла рядом и прижалась к плечу Атласа. Он её нежно обнял.

– И ты прости, – только проговорила она и прикрыла глаза, отдаваясь полуденному солнцу.

Где-то на небе мог пролететь легендарный стердастос – колоссальных размеров птица-исполин с роскошными крыльями и пёстрым окрасом. Или могла мчаться целая военная эскадра, выдавая гул в тысячи децибел. Но двоим, обосновавшимся у подножия хребта стердастосов, было всё равно. В тишине они наслаждались общением, которое возможно только между родственными душами.

Пикап вернулся в деревню к закату. Местные суетились, готовился пир.

– Что празднуем?! – выкрикнув аборигена, спросила Омала.

– Внук Мирры вернулся, – ответил беззубый старик с чёрным пером птицы в густых, кудрявых волосах.

В центре деревни накрыли стол. Пикап остановился напротив него.

– Мисс Омала, идите к нам! И спутник ваш тоже пусть рядом сядет! – упрашивали, грузные темнокожие, но улыбчивые и по-матерински заботливые тётки. На столе уже стояли чаны с вином, кубки, жареный поросёнок, фрукты, овощи и прочая снедь.

– Присоединимся? – спросила у Атласа Омала.

– Этот день уже ничто не испортит, – согласился Атлас.

Мирре исполнилось лет сто. Высохшая старуха находилась в своём уме, но говорила мало. Весь вечер она сидела рядом с родственником – парнем по имени Алан, который вернулся из Илейи, где служил уборщиком в престижной больнице. Разумеется, он был не внуком и даже не правнуком. Но других родных Алан не знал. Родители бросили его, когда он был младенцем, оставив бабке. Думали, что он не выживет, больно слабым ребёнком уродился Алан. А в семье уже насчитывалось пятеро. Но парнишка выкарабкался, рос, и умело разбавлял одиночество своей престарелой бабули.

– Честь для меня, что вы тут, – обратился Алан к Омале. В его лице читалось всё: подобострастие, уважение и восхищение. Влюбиться в Омалу Пандерибе намного проще, чем поймать загнанную курицу.

– Рада, что ты снова дома, – ответила Омала и подняла бокал с вином.

Праздновали до глубокой ночи и разошлись в самый тёмный час. Костры потухли, вино закончилось. Кто-то остался спать прямо на столе. Алан распрощался с гостями и отнёс захрапевшую Мирру в дом.

– Можно я останусь у тебя? – спросила Омала, прильнув к плечу Атласа.

– Обязательно, – кивнул Рензо, позвал на помощь парочку полуживых парней, опёрся на их плечи, и все вместе они добрели до его хижины.

Омала легла рядом. Они крепко обнялись.

– Знаешь, я сегодня счастлива, – проговорила она, смотря куда-то вверх.

– Впервые за последние месяцы я почувствовал себя здоровым. Благодаря тебе.

– И я, – она уткнулась в его шею. Казалось, что бархатная кожа даже пахнет персиком или абрикосом.

– Как ребята? Им, наверно, тут ужасно скучно?

– Неола учится в престижной школе. Твой напарник Кей ковыряется во всякой технике в Академии, а Манория ходит по магазинам, много читает и не особо то жалуется. Не переживай, за ними присматривают мои люди. Их никто не обидит.

– Знаю.

Атлас обнял её. Его вновь коснулось пышущее жизнью тело, которое словно делилось с ним своей энергией, своим жаром.

– Манория ненавидит меня, – усмехнулась Омала, – ты с ней спал, верно?

– Возможно.

– Юная и вспыльчивая. Обожаю таких девиц. Когда остынет, станет моим протеже.

– Ох, ну и намучаешься ты с ней, – улыбнулся Атлас, – неугомонная. Календара не знала, куда деваться.

– Мне жаль твою наставницу, – сменила тему Омала.

– Мне тоже.

Ему снился сон. Вообще Атлас редко видел сны, но на сей раз всё было чересчур реально. Он оказался на горе, даже скале, размер которой невозможно вообразить. Сначала он решил, что это плато Стердастоса, до которого они с Омалой всё-таки не дошли, но осмотрелся и понял, что ошибся. Вниз – целая бесконечность, заканчивающаяся красным морем. И это не метафора или очередное яркое название, оно, в самом деле, плескалось красными, будто кровь, волнами, заигрывало с чёрными скалами. Закат. Во всяком случае, Атласу казалось, что темнота, гармонично перетекающая в зарево, – это не что иное, как закат. Где-то очень высоко сияла, пробиваясь сквозь линялый туман, горячая и яркая белая звезда, нёсшая в этот мир жизнь. Сперва Рензо был один. Ветра нет. Только пустота и спокойствие. Вдруг напротив него возник невысокий старик, облачённый в лохмотья. Вместо глаза – пылающий сапфир, и тело из металла.

– Прости, что потревожил твой сон, bushi, – начал старик, – и прости, что не отвык звать тебя именно так.

– Что тебе нужно? – спросил Рензо.

– Я допустил ошибку, – старик ударил ладонью по лбу, потом ещё раз, – кошмарную ошибку!

– О чём ты?

– Мои надежды возлагались на того, чья судьба предопределена. Мальчик, я попытался сыграть в напёрстки с талантливым шулером. Куда более способным, чем я.

– Ты изменился, – Рензо смерил Мбалли придирчивым взглядом, – постарел.

– А ты лишился ног, bushi.

Атлас взглянул под ноги. Он стоял на них. Но его не охватил восторг или губительная ностальгия. Рензо понимал, что всё иллюзорно, что всё есть фокус и не стоит верить тому, чего не существует. Тем более привыкать.

– Со мной случилось странное. Вы знаете, что я видел?

Мбалли кивнул.

– Расскажите.

– Найди меня, Рензо. Я не могу продолжать играть в напёрстки. Мне нужна надёжность и тот, кому я доверюсь. Старики склонны к наивности. Ты не останешься без ответов. Даю слово.

– Как разыскать тебя?

– В "городе спящих". Жди меня там.

Сон погас, как монитор планшета. Всё закончилось, и Рензо выкинули в реальность.

Поднималось солнце. Он провёл ладонью по постели подле себя, но её уже не было. Никакой записки или намёка на скорую встречу. Просто исчезла. И долго не появлялась.

Атлас снова подурнел характером, часто привередничал, отказывался от еды, употребляя в основном самогон, который ему приносил его приятель из местных. За несколько недель он отпустил густую бороду, которая со стороны напоминала побеги молодого кустарника. Часто смотрел панель, по которой транслировали гадости со всего мира. Ничего хорошего, твердил Рензо. Мочился под себя и каждый раз с боем разрешал темнокожим смиренным служанкам себя мыть и поменять постель. Приходили врачи. Ничего нового они не говорили, задумчиво кивали, вносили результаты анализов в карту больного и прощались, желая хорошего дня. Атласу хотелось пристрелиться. Муки с каждым прожитым днём усиливались. Мбалли приходил всё чаще, настойчиво просил найти его. Омала Пандерибе не навещала. Она приходила всегда после того, как он закатывал истерики или грозился удавиться. Со временем, на пятой неделе после чудесного дня, он разбил Тв-панель и стал слушать радио.

" –Итак, – говорил задорный женский, подбадривающий голос из динамика, – расскажите нам правду. Вы были там? Вы всё видели?

– Всё, – отозвался второй голос, приглушённый, кроткий. На сей раз им владел молодой человек.

– Что случилось в Котловане несколько месяцев назад? Что на самом деле там произошло? Напомню слушателям, у нас в гостях ныне лейтенант, но ещё каких то полгода назад рядовой, сражавшийся в "котле" с террористами. Имя опустим. Итак, против кого вы на самом деле сражались? Ответьте?

– Мы стреляли в местных. В котлованцев.

– Зачем?

– Они открыли по нам огонь. Мы были вынуждены, – с каждым словом его голос звучал всё более тускло и, казалось, вот-вот совсем погаснет.

– Откуда у них взялось оружие? Я понимаю, у пары десятков, у сотни. Но не "почти у каждого" ведь?

Женщина допрашивала парня, но при этом давала понять, что они в одной лодке.

– У нас был приказ: войти в Котлован, найти лидера сепаратистов и устранить его. Но мы встретили отпор. Пришлось стрелять на поражение. Погибли сотни. С нашей и с их стороны.

– Дальше! Не молчите! – подгоняла женщина.

– Осталось нас семеро. Сослуживцы и капитан Моллс. Ну да, пришла подмога – боевые мехи. Они разнесли весь город, но толку от них всё равно оказалось чуть. Этот человек. Чёрт, не понимаю как такое вообще возможно! Он заговорённый какой-то или типа того!

– Конкретней, – наседала допрашивающая, – детали!

– Ну как, мы стреляли, а ему похер! Ну, то есть вообще! Его не берут пули, смерть его не берёт. Он положил наших уйму, а самому хоть бы хны. Мехи расколошматили всё здание, где он укрывался, полегли почти все, кому не удалось укрыться в подвале. И ему снова, что с гуся вода!

– Это вы про их вожака?

– Ага, – Атлас готов был поклясться, что парень кивнул, – про него самого. Бородатый, волосы длинные, но в таком хвосте, что ли. И сам не стар. Молодой даже. Но в глазах...

Рассказчик замолк. Откашлялся. Наверно, попил воды.

– Что в глазах? – уже спокойно спросила женщина.

– Там тьма. Беспроглядная, жестокая, безразличная ко всему живому. Я никогда не видел настолько самоуверенного и в то же время величественного взгляда. Капитан Моллс спас нас, пустив пулю в свой затылок. И нас пощадили. Признаюсь, я не верил, что доживу тот день.

– И последнее, – она сделала паузу, которой интригуют в моноспектакле, – назовите его имя? Как он назвался?

– Инсар Килоди.

Пауза.

– Благодарю нашего инкогнито за ценнейшую информацию из первых уст. Итоги. Уважаемые слушатели независимых государств и дальних уголков нашего мира. Напоминаю, с вами болтает ваша горячо любимая "Марта", у которой для вас всегда есть горяченькое. Но сегодня – просто бифштекс, сенсация! Парень, ты – герой! Что мы имеем? В преддверие Ночи Обновлённого Цикла в Котлован входит спецназ, чтобы свергнуть самоуправство. Солдатики получают ответ – их расстреливают как скот. И даже новомодная техника тут не спасает! Вот это да! И кем же оказывается тот самый таинственный террорист? Убийца Фрая, сподвижник Заволло и последний негодяй – Инсар Килоди! Поворот круче любого лихого детектива, ребятки! Но что заявляет официальная власть после трагической гибели сотен элитных бойцов? И к тому же легендарного капитана Моллса? Мол, операция по урегулированию сепаратисткой деятельности осложнилась и пошла не по плану. Хах! Чудики! Да ваши разборки слышала половина Трезубца! И дым из "котла" валил ещё несколько дней! Но самое удивительное мы наблюдаем дальше! Спустя пару недель, в Котлован отправляется гуманитарная помощь, восстановительная техника. И к сезону цветения все трезубчане имеют странного соседа – наглухо закрытый вновь отстроенный город, в котором творится чёрт знает что! Объясните мне теперь, люди мира, что происходит с Илейей? И не пора бы мудрой Детре навести визит к своим младшим братьям?! С вами была "Марта". Услышимся, ребятки всего мира!"

Программу продолжил блок рекламы, и Рензо выключил приёмник. На него накатила усталость, отбиваться не он стал и уснул. Проспал полчаса или час, точно не понял. Но голова гудела, а солнце находилось примерно на том же месте. В его хижину наведался Алан.

– Beyona! – вошёл он и поздоровался.

– Салют. Как твоя бабка?

– Жива и ладно.

– И не говори, – буркнул Рензо и попросил Алана вынуть из-под матраса очередную бутылку гадкого пойла.

– Картины любишь? Я подарю тебе одну. Говорят, ты жил в храме.

– Точно. Жил.

– У меня есть храм. Его рисовала прекрасная девушка.

– Ну, раз прекрасная, то тащи, – кивнул Атлас, откупорил бутылку и сделал долгий глоток.

– Сейчас принесу, – сказал Алан и вышел из хижины.

Рензо успел уже позабыть о его обещании и всецело погрузился в свои мрачные размышления. Наконец Алан появился. В его руках был небольшой холст, вставленный в самодельную деревянную раму.

– Гляди. Она рисовала его по памяти. Красиво, да?

Атлас замер и чуть было не выпустил бутылку из внезапно ослабевших пальцев. Картина темноватая и не слишком аккуратная палитра красок, техника страдала, но Рензо ничего в этом не смыслил. Его поразило другое. Ракурс. Тот самый угол, то самое время года. И, чёрт возьми, это могла быть кисть уймы недоделанных художников, которые часами вырисовывают всем знакомый пейзаж – монастырь Асмиллы, списанный в высоты цветочного холма. Да он сам фотографировал это место сто тысяч раз. Но единственная незначительная деталь делала это полотно особенным, судьбоносным для него. Река. И рыба. Много рыбы. Мигрирующие в низовья реки косяки стерляди, белуги и осётра. Настолько мимолётное движение нельзя придумать, только запомнить.

– Алан, парень, ответь мне, кто написал эту картину?

– Прекрасная девушка, – расплылся в улыбке темнокожий парнишка.

– Имя! – взвыл Атлас. – Скажи мне, как её зовут! Быстро! Не молчи, иначе я придушу тебя!

– Не помню, я совсем ничего не помню! Не бейте меня! она красивая! Светлая! Не помню! – сдался напуганный Алан и вжал голову в плечи как пресноводный краб.

Атлас завалился на спину и зарыдал. Он не мог остановить слёз – они непослушным ручьём стекали по его бархатной смуглой коже, застревали в древесной бороде. Он закрыл лицо руками и продолжал плакать. Его грудь вздымалась с каждым всхлипом. Эмоциональный взрыв, встряска памяти, прикосновение к мечте, которая казалась навсегда потерянной. Рензо плакал, а Алан смотрел на него, не смея уйти или заговорить. Он не сомневался, что полотно писала Джулия.

Успокоившись, Атлас вытер раскрасневшиеся глаза, взглянул на чернокожего парня и подозвал его жестом.

– Присядь, – Рензо толкнул Алану стул, чтобы тот сел напротив его койки. Алан повиновался.

– Теперь говори. Говори всё, что знаешь и сможешь вспомнить. Говори и не умолкай. И начни с той, кто подарил тебе ту самую картину. А в награду я научу тебя толковать сны. Идёт?

Алан кивнул и зажмурился, стараясь вспомнить крупицы для своего будущего рассказа.

Там, где песок встречается с голубыми водами изысканных оазисов, а из мёртвой земли иногда прорастают дивные деревья, чья высота соперничает с безликими великанами Трезубца, там поклоняются Вековечному Баобабу и беспрекословно чтят память предков. Народ, в чьей крови поселилось проклятье, научился с ним жить, понял, как бороться и переманил недуг на свою сторону, подчинив процессы мутации. Потому, наверно, сономиты замкнуты и мыслят скептически. Или, может, оттого, что на протяжении нескольких тысяч лет их контрастные территории соблазняли воителей, которые желали обладать В?рша Д?амоам или Песчаной Жемчужиной – городом в пустыне Амоами. Памятуя о горестных страницах своей истории, сономиты научились тщательно выбирать союзников и партнёров. И если хунта, возглавляющая народ, считала переговоры необходимыми, то проводила их в двухстах вёрстах от Жемчужины, посреди пустыни, на белом солончаке, который простирался до самых стен Зен-Борима.

Две делегации встретились ранним утром. Светло-синий комфортабельный гироплан Виктора Соломона с илейским гербом – трезубец с волнистой рекой у основания – сел напротив войлочной юрты песчаного цвета, которую разбили сономиты. За жилищем покоилась техника: пара бронетранспортёров, бронированный внедорожник (не было сомнений, потому что броня – это солидная масса, которую носила усиленная подвеска с парой крупных, высоких шасси на каждую ось) и несколько техничек оснащённых скорострельными крупнокалиберными зенитными установками, пулемётами и местом для стрелка. Сейчас они пустовали. Вся техника была выкрашена в тот же песочный и носила герб Сономитского Каганата – широкое и ветвистое дерево с пышной кроной, из верхушки которой торчит лезвие ножа, а у основания дерева, там, где должны начинаться корни, ствол плавно трансформировался в эфес холодного оружия. Как и Илейский герб, сономитский также был выполнен в черно-белом варианте. Так уж повелось, что во время международных встреч или войн народы отказывались раскрашивать свой герб. В мирное время эта примета носила дипломатический подтекст – не перетягиваем одеяло на себя. Когда воевали, яркий герб не привлекал внимание стрелка.

Илейцы во главе с Виктором Соломоном вышли навстречу группе сономитов. Из-за спин вторых выбежали парнишки в серых балахонах, в руках они тащили пластмассовые стулья, стол. Установив мебель на соляную почву, они принесли пару бутылок воды и медные кружки.

– Садитесь, гости! – пригласил высокий и гладко выбритый сономит.

Древесная кожа мешала определить его возраст точнее, но казалось, что сономит разменял уже пятый десяток. Его смуглая, глиняно-коричневая кожа сморщилась, показались кривоватые тёмные зубы. Карие глаза блестели. Абсолютно лысый, с крупными ушными раковинами она напоминал персонажа мультфильма. В его внешнем виде отсутствовала враждебность, но голос был что надо, поставленный, командный. Одет он был в сатиновый архалук грязно-бежевой расцветки, воротник которого выделялся ярко-оранжевым окрасом.

– Прямо тут?! – спросил Соломон, нервно задвигав своей треугольной бородкой.

– Жара и пустыня не помешают нам принять мудрые решения, – присев на хлипкий стул, проговорил сономит.

– Будет вам, – фыркнул Соломон, но к нему тут же подоспел помощник и шепнул что-то на ухо. После этого Соломон ещё раз раздосадовано мотнул головой и уселся напротив собеседника. – Традиции мы почитаем, пусть и такие странные.

Сономит довольно улыбнулся и воззрился на Виктора Соломона, ожидая от него первых слов.

– Расшаркиваться я перед вами не стану, – напористо начал Соломон, – ибо эта встреча нужнее вам, чем нам.

– Вы так считаете?

– Да, я именно так и считаю! – выпалил Виктор.

– Отчего же?

– Мощь Трезубца не вызывает сомнений. Устроить очередную войну – для нас пустяковое дельце. Вы хотите войны?

– В чём снова провинился мой народ?

– Много ли причин требуется, чтобы открыть огонь? – отмахнулся Соломон. – Но не об этом сейчас. Конфорнум предлагает вам партнёрство на взаимовыгодных условиях. Кто представляет официальную власть?

– Мидрак Оншар – бека славного кагана. Военачальник. Теперь озвучьте ваши условия, многоуважаемый Виктор Соломон, – спокойно, но с нажимом попросил сономит.

Виктор погрузил руку во внутренний карман пиджака, извлёк белоснежный носовой платок, протёр им лоб, лицо, избавляясь от назойливого солёного пота.

– Всё просто. Ваш руководитель подпишет разрешение на ввод нашей техники, тем самым вы откроете границы, и никто из сономитов не станет препятствовать. По некоторым данным вы разрабатываете всего восемнадцать процентов залежей апатиниума. Очень мелко.

– Мы берём столько, сколько необходимо, – встрял Оншар.

– Глупости, – снова отмахнулся Соломон, – просто вы ленивы. Не вы в частности, а ваш народ. У вас гигантские запасы ценнейшего ресурса, ну а вы сидите сиднем и довольствуетесь крохами. Сономитского апатиниума хватит и на ваш век, и детям, правнукам и ещё паре-тройке поколений. Дайте нам возможность добычи ископаемого, и мы будем отдавать вам двадцать честных процентов. И последнее, – Соломон прочистил горло, хлебнул нагревшейся воды прямо из бутылки, – отдайте нам Нос Утки. Мы купим его у вас. Щедрые сто миллионов статусных единиц за бедный и замшелый кусок земли у Бухты Фарьи. Достойно мне кажется?

– Для чего вам Крезис-Са?

– Неважно, – отрезал Соломон. – Если ста миллионов мало, мы накинем ещё десять. Но это последняя цена.

– Многоуважаемый Соломон, вы озвучили все условия? – немного наклонившись вперёд, спросил Мидрак Оншар.

– Абсолютно.

– В таком случае мы вынуждены взять время на размышление, – сказал Оншар и встал.

– Это да, конечно, – кивнул Соломон, – куда ж без дум, даже если они лишены смысла. Когда ответите? Можете написать нам, позвонить, прислать гонца.

– Через час, – ответил Мидрак, – ждите.

Бека Оншар отвернулся и зашагал к свите. Все вместе они скрылись в юрте. Соломон в очередной раз фыркнул, выругался, вытер пот и поспешил в свой гироплан.

Обещанный час затянулся на два, потом на три, и, в конце концов, превратился в пятичасовое ожидание. Соломон четырежды посылал к юрте, чтобы узнать, как продвигается обсуждение. Каждый раз просили подождать ещё чуть-чуть. Понемногу темнело, солнце садилось за пустынный горизонт. Воздух охладился, и Соломон вышел прогуляться. Его позвали, когда он закуривал очередную сигарету.

– Решено, – заявил Оншар, когда они встретились за тем же пластмассовым столом.

– Заставили же вы подождать, – буркнул Соломон, – это час, по-вашему?

– Прошу простить, но когда мы говорим "час", а дискутируем намного дольше, значит дело важное. Это дань уважения.

– Вот как, – кашлянул Виктор, – теперь я понимаю, почему у вас разруха: вы все тут друг друга безмерно уважаете.

Оншар проигнорировал укол.

– И что? – спросил Соломон.

– Мы согласны на все условия, но имеем встречное предложение.

– Как же иначе то, – пробурчал Соломон, – и какое?

– Не двадцать процентов, а пятьдесят.

– Тридцать.

– Принято. И четыреста миллионов вместо ста десяти.

– Вздор! Не обсуждается! – запротестовал Соломон, – двести пятьдесят и точка.

– Принимается. И последнее – Сономитский Каганат и Трезубец подпишет мирный договор, договор о союзе и договор о ненападении. Все пятнадцать наиболее влиятельных сономистких Домов будут присутствовать на церемонии и глава каждого поставит под ними свою печать.

Соломон нахмурился.

– Так не пойдёт.

– Вы прячете кинжал за широкой спиной? – прямо спросил Оншар.

– Нет. Но мы против всех договоров, которые вы нам предлагаете. Обязательства связывают нам руки. Воевать с вами нам ни к чему, если будем добывать апатиниум. Потому я здесь. Но союз! Уже слишком.

– Гордые сономиты готовы пойти на жертву ради общего блага, а илейцы нет? – впервые Оншар серьёзно изменился в лице, подняв свои высветленные брови и сморщив лоб.

– Не смешите меня, бека! Вы ради лёгкой наживы готовы пойти на всё. А мы предлагаем чистейшую халяву.

– Попридержите язык! – теперь лицо Оншар посерело и приняло совсем недружелюбный вид.

– Итак! – Соломон встал, скрестил руки в области паха. – Завершу наши долгие переговоры. Мы согласны на два пункта вашего контрпредложения, но третий нас не устраивает. Либо соглашайтесь, либо расходимся до лучших времён, которые вряд ли наступят скоро.

Воцарилась тишина. Наконец поднялся и Мидрак Оншар, вырвавшись из плена раздумий.

– Мы отвергаем ваши условия до тех пор, пока не будут удовлетворены все встречные пожелания. Прощайте.

С этими словами Оншар слегка поклонился и зашагал к юрте. Соломон недовольно сплюнул и ушёл в свой угол.

– Как всё прошло?

– Скверно! Они выдвинули немыслимые требования.

Соломон уединился в своей каюте и говорил в динамик картриджа. Гироплан набирал высоту, пролетая над пустыней и мелкими огнями – кострами, которые разводили кочевники. Иногда встречались деревеньки и небольшие города. Тёмные и бедные. Соломон ненавидел местных и здешний колорит.

– О чём просили? – спросил удалённый голос, принадлежавший идеальному черепу.

– Кучу всевозможных союзов.

– Ты дал свой ответ или взял время подумать?

– Отказался! Чего раздумывать то? Им нужны гарантии и доказательства, которыми они в случае чего могут тыкнуть в нос Детре! И мы тогда наглухо погрязнем в дерьме!

– С кем вёл переговоры?

– С их военачальником – Мидраком Оншаром.

Ван Дарвик иронично хмыкнул:

– У тебя не было шансов.

Гироплан приближался к Шраму Земли, к Штарбайнским воротам. Совсем недолго оставалось до Илейских земель, но гироплан внезапно начал снижаться.

– В чём дело?! – спросил Соломон, заявившись к пилотам.

– Херня какая-то! Теряем скорость, электроника сбрендила. Необходимо сесть, посмотреть, что с двигателями. Иначе что-нибудь точно рванёт. – Ответил первый пилот.

Гироплан сел посреди степи. Вокруг ни огонька. Пространство сковала тьма. Экипаж судна из двенадцати человек вывалил на воздух. Оба пилота отправились к двигателям. На горизонте замерцали яркие огни. К приземлившемуся гироплану кто-то приближался. Соломон смолил последнюю сигарету. Больше у него не осталось. Уйдя довольно далеко от команды, Виктор Соломон спасся после взрыва, разорвавшего летательный аппарат на части. Соломона оглушило, он завалился на землю. В иссиня-чёрном небе проплыла продолговатая капсула виманы. Огоньки светились всё ярче, становились крупнее, преобразовавшись в когорту внедорожников. Соломон полз противоположную от пожара сторону. Перебирая конечностями, как искалеченный варан, он силился убраться как можно дальше, в темноту. Застрекотали автоматы. Сердце Соломона наполнилось ужасом. Кто они? Вимана? У сономитов нет виман. Детра? Не может такого быть! Уму непостижимо! С ним не могли так поступить!

– Глянь, ползёт, жук! – крикнули на безупречном илейском.

Соломон замер и уткнулся лицом в землю, когда некто встал над ним, передёрнул затвор и выпустил очередную короткую очередь.

– Ну что там?! – спросили со стороны догорающего гироплана.

– Готов!

– Чеши сюда! Пора уматывать!

Тяжёлые ботинки сотрясали землю, удаляясь от Виктора Соломона, который больше не ощущал шагов или ветра, или холода, или страха. Пустота.

***

В зал собраний спешно стекались Лидеры, главы министерств и влиятельные значаи Илейи. Экстренное совещание Верховного Конфорнума состоялось утром, сразу же после известия о гибели Виктора Соломона на сономитской земле во время двусторонних переговоров.

В просторный зал ворвался Оло Ван Дарвик. Облачённый в чёрный костюм и белую рубашку, он уверенным и скорым шагом, застёгивая на ходу манжеты сорочки, прошёл на место за продолговатым столом, которое в своё время занимал Самюэль Фрай, а после него Виктор Соломон.

– Погиб Виктор Соломон. Нам снова врезали между ног. Будете терпеть? Лично мне надоело смотреть на немощный Трезубец! И мне всё равно, что вы все думаете!