Текст книги "Шёпот Зуверфов(СИ)"

Автор книги: Рем Манулов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 27 страниц)

Мотор затарахтел, и троица отправилась в Маникур. Через пару десятков километров они скатились в сторону, на брусчатку, последовав старой дорогой. Не слишком комфортная, в колдобинах и ямах, она была иллюзорным гарантом благополучного исхода всего путешествия. Они делали приличный крюк, но опять же, исключительно в целях безопасности. Им предстояли сотни километров, которые отнимут сутки, а может и двое. Кей договорился с Манорией изредка меняться местами на сон, и когда вела девушка, они ехали ещё медленнее. Пару раз у них пробило одно и то же колесо. Первый раз Кей заменил его запаской, во второй пришлось ловить попутку, чтобы доковылять к ближайшему автосервису. Единожды беглецы остановились в дешёвом придорожном отеле, чтобы перевести дух, как следует отдохнуть и выспаться. Неутомимым во всей компании был только Пудинг. В пути он "спал" на заднем кресле, а во время остановок, особенно ночных, просыпался, чтобы остерегать путников.

К Маникуру они подъехали через двое с половиной суток, в самый разгар дня. Дождь на радость путников прекратился, но лужи размером с океан сильно замедляли движение. От духоты хотелось пить, со лба текло ручьём. Негласная столица Востока принимала своих гостей совсем не торжественно, так тебя встречает старый друг, с которым ты не виделся лет сто, готов обниматься и петь пьяные песни, а он предлагает выпить по бутылочке пива и посмотреть по ТВ-панели спортивный матч. Кей ругался, объезжая лужи, машины, долбанутых пешеходов, прущих напролом. Его раздражал местный колоритный сброд, будто попал на фабрику специй и разом угодил во все чаны с пряной, острой и одновременно кисло-сладкой субстанцией. Сплошные низенькие неказистые домишки составляли спальные районы, напичканные однотипными постройками, рассчитанными на две-три семьи. Балконы завешаны бельём, или скорее тряпьём. Оно сразу и сушится и грязнится от облаков пыли, поднимаемых проезжающими автомобилями и повозками, запряжёнными лошадьми, ослами, а у тех, кто богаче, конулами. История Маникура хаотична, как и сам город. Образованный в некоторой дали от одноимённого порта, он стал прибежищем торговцев и контрабандистов, которые не прочь притащить на центральный рынок утянутые из близлежащих островов товары, артефакты, редкие запчасти или эликсиры. Ценнейший лот, который можно встретить у самых прожжённых воротил Маникура, – яйцо стердастоса, гигантской птицы, обитающей на крупном острове-материке Ржавом Бумеранге. Достать такое яйцо неимоверно сложно. Его берегут все жители Бумеранга, в том числе небольшая армия, собранная из добровольцев и стоящая на страже главной достопримечательности острова. Фанатики или бравые последователи предков, поклявшихся защищать чудо-птиц. В многочисленных исследованиях, результаты которых изложил не один историк и философ, приводятся абсолютно невероятные предположения и теории, касающиеся стердастосов и их защитников. Так некоторые учёные твердят о внеземном происхождении птиц и уверяют, что местное население Бумеранга стало жертвой своеобразного внушения, на которое якобы способны эти птицы. Действительно, взрослый стердастос, достигающий в размере от пят до холки двадцати, а то и тридцати метров, способен издавать пронзительный, пронизывающий вопль, предназначение которого науке пока неизвестно. Но, возможно, это банальная попытка привлечь самку или сообщить своей стае о какой-либо опасности? Точного ответа пока нет. Как бы там ни было, но ни Неола, ни Кей, прошвырнувшись по тесному и многолюдному рынку Маникура, так и не напоролись на предложение купить редкое и, несомненно, чрезвычайно дорогое яйцо.

– Лавка Миража, мы пришли, – ткнула в двухэтажную постройку из камня и глины Манория. Над входом висела выцветшая табличка на илейском "Кашемир у Миража". Они вошли внутрь, дверца захлопнулась, и ребят обволок приятный, дурманящий аромат эфирных масел и ладана.

– Милости прошу в гости к Миражу, – пропел пузатый сономит с хитрыми, мерцающими глазками. Он стоял за кассой и сканировал потенциальных покупателей, будто мог угадать наперёд, сколько статов они оставят в его кармане.

– Да поцелует вас святая Асмилла, – обратилась Манория к низкому толстяку. На нём висел пёстрый халат, пальцы украшали перстни и кольца.

– О, вы пожаловали от моей нежной Календары, дети? – снова пропел Мираж и, засуетившись, подбежал к входной двери, щёлкнул замком и вывесил "ЗАКРЫТО". – Скорее наверх. Напою вас изысканным чаем, собранным на полях Улунга.

– Нам некогда чаи распивать! – возразил Кей. – Отвезите нас на Бумеранг!

Мираж насторожился, его лоснящееся лицо выразило умиленное удивление и некую озабоченность. Он развёл руками, снова продемонстрировав свои обвешанные драгоценностями кисти коротких, пухлых ручек:

– И всё же я настаиваю, чтобы вы угостились, будучи гостями в моём доме и рассказали, как поживает мой любимый монастырь, в котором я провёл дивные двенадцать лет, – не так плавно, но старательно протянул сономит.

– Монастыря больше нет! – гневно выдала Манория. – Его разрушили и сожгли, а настоятельницу и всех, кто находился в его стенах, увели в тюрьму!

– Что вы говорите? – деланно встревожился Мираж. – Как такое возможно?

– Об этом вы узнаете в новостях, – снова перехватил уздцы разговора Кей, – нам необходим гироплан, чтобы добраться до Ржавого Бумеранга. Вы предоставите его нам?

– Разумеется, – елейно растёкся в улыбке Мираж, словно и не слышал секундой ранее о страшной трагедии, произошедшей с Церковью Пятиликой Девы. – Вы полагаете, будто мой гироплан, на котором я перевожу ткани, стоит во дворе? О, детская наивность! Техника в портовом ангаре, так что лучше нам приступить к перелету завтра, начав путешествие с восходом солнца. А пока выпьем чаю, дети! Составьте мне приятную компанию, – расплылся в своей искусственной улыбке торговец и зашагал по крутым глиняным ступенькам наверх.

– Это и есть надёжный проводник в Маникуре, который быстро и без проблем доставит нас к Омале? – язвительно шепнул Манории рассерженный Кей.

– О надёжности никто и не говорил, – шикнула девушка, – хорошо, что он у нас вообще есть.

– Вот уж вляпались, – буркнул Кей и побрёл за остальными на второй этаж, с которого уже веяло терпко-цветочным благоуханьем свежезаваренного чая.

После чаепития была экскурсия. Мираж провёл ребят по самым красивым местам Маникура: фонтану Ле Петье, саду Арбаж и, конечно, заглянул на аллею волшебников. Так называли узкую улочку, которая образовалась случайно, как раз между двумя огромными и пафосными строениями – Дворцом Торговцев и Дворцом Переговоров. Каждое из этих учреждений и по сей день выполняло свои функции. Высоченные, они оба являли собой гений архитектурной мысли, в которой соединилась практичность Запада и утончённость Востока. Монолитные, сотканные из одного гранита и мрамора, они всё же не нависали, как гробы Трезубца. Во дворцах ощущалась неповоротливая изысканность. Виньетки на эркерах, расписные мансарды и украшенные мифологическими сюжетами фасады выполнялись в одном – песочно-гранитном тоне, но при этом выглядели живописно и утончённо. С давних времён те, кто ещё не имели предрассудков, но уже старался жить на широкую ногу, выходили на главную улицу Маникура через узкий проход, который впоследствии стали наводнять разного рода умельцы: гитаристы, фокусники, дрессировщики разных тварей, редких и не очень, игроки в напёрстки, рассказчики небылиц, художники-портретисты, мелкие торговцы и даже девушки, к слову, самые милые и чистые, готовые приторговывать своим нежным телом. Спустя десятилетия ничего не изменилось. Неола, Кей и Манория, несмотря на усталость, с раскрытым ртом пялились на всевозможные чудеса, коих никогда и нигде не видели. Неола обрадовалась, когда встретила робота-обезьяну. Проворную, глазастую, очень умелую воришку, которая перебирая своими хромированными, но потрёпанными конечностями, могла бесшумно умыкнуть чужой картридж или снять с пальца драгоценное кольцо. Двое механиков разыгрывали сценку перед прохожими. Один ложился на старый тюфяк под заколоченным окном Дворца Переговоров, притворялся спящим. В нагрудный карман рубашки он засовывал свои часы на золотой цепочке, да так, чтобы край цепи болтался и привлекал внимание. За секунду обезьяна взбиралась с плеча другого демонстратора на деревянную балку Дворца, запрыгивала на балкон, перебегала по перилам, хваталась за флагшток, на котором болтался герб Маникура, и, цепляясь за него одними задними лапами, спускала своё металлическое тело вниз, оказываясь над лицом спящего. Аккуратно мартышка подсекала цепочку своим тонким железным пальчиком и, радостно попискивая, убегала обратно с добычей.

– Как здорово! – оценила Неола и рассмотрела мартышку ближе.

– Чем они берут за все старания? – неловко спросила Манория у Миража.

– Как чем? Статами, конечно. У каждого здешнего проходимца есть картридж, по которому можно провести статусной картой, девочка, – улыбнулся торговец, – тут уважаемые люди, не обманись. Это их развлечение.

Ночью духота мешала заснуть всем, кроме Миража. Он посапывал, устроившись в гамаке на веранде своего обширного, чего не скажешь с первого взгляда, особняка. Манория отмахивалась от назойливых москитов, Кей мучился с животом. Его перекус на рынке Маникура показался ему сытным и довольно вкусным. Мясо барана в лепёшке, сдобренное луком, специями и маслом. Но к вечеру начались неприятные колики, переросшие в монотонные боли. Кей постанывал и держался за живот, устроившись на топчане, который ему бросил на пол Мираж, выволочив его из закромов свой кладовки.

Внизу хлопнула дверь лавки, застучали чьи-то каблуки. Однако принадлежали они не женщине, то была мягкая, но добротно сшитая на заказ кожаная обувь, а точнее сапоги. Манория и Кей насторожились, Мираж безмятежно храпел, Кею было плевать, его мучили боли.

– Кто это? – прошептала Неола Манории. Мираж уложил их в свою широкую кровать.

– А я почём знаю?

– Страшно мне, – съёжилась Неола и погладила бинтуронга, который тут же активизировался и принялся непроизвольно сканировать пространство.

– Твоя псина с нами, не дрейфь, – успокаивала Манория Неолу и себя.

С лестницы прошмыгнула тень, быстро приблизилась к корчащемуся в мучениях Кею и всё замерло.

– Убери своего меха! – проговорил кто-то второй, поднимающийся по скрипящей крутой лестнице, – мы не причиним зла!

Мираж задёргался во сне, но так и не очнулся, лишь перевалился с одного бока на другой и почесал своей усеянной кольцами рукой в области поясницы. Темнота не давала рассмотреть лицо, когда владелец голоса встал во весь рост напротив кровати девочек. Кей что-то буркнул и замолк. Манория всматривалась, как могла, но разбирала только неясный силуэт, склонившийся над их приятелем.

– Чего вам надо? – Манория уже не боялась, слишком много выпало на её долю в последние дни.

– Нам вы нужны. Все вы, здоровые и целые, – ответил ночной гость и зажёг спичку, поднёс её к ароматизированной свечке.

По веранде и всему верхнему этажу расплылся приятный, ненавязчивый аромат сирени. Манория и Неола по-прежнему не слишком хорошо видели его лицо, но одежду – да. Чёрная форма, такую носят ненормальные или фанатики, преданные какой-нибудь секте. Или наёмники. Униформа отличалась от обычной, и в толпе привлекала бы внимание, несмотря на мрачный цвет. Плащ чуть ниже колена с высоким воротником, под ним серый жилет с узкими кармашками под метательные ножи, а на нём перепоясанные крест на крест два белых ремня. Под серым жилетом виднелся край белой сорочки, а точнее её воротник-стойка, на месте самой верхней пуговицы располагалась брошь в виде чёрного скрученного панциря какого-то животного, скорее улитки. На голове мужчина носил широкополую фетровую шляпу с острыми, не загнутыми краями.

– Отключи меха, пожалуйста, – снисходительней попросил человек в тени, – мы на вашей стороне, поверьте.

Снизу снова хлопнуло, снова та же самая входная дверь.

– Т-с-с-с, – он прижал к губам указательный палец и насторожился.

Неола наклонилась над ухом бинтуронга и отключила его.

– Ты что творишь?! – злобно прошипела Манория, Неола лишь пожала плечами.

– Так правильно, – сказала принцесса и сползла с кровати, забравшись под неё. Манория к ней присоединилась.

Ступени снова скрипели, теперь шаги принадлежали троим. Кей подполз к девушкам, взмокший от пота, с кислым лицом.

– Совсем худо? – спросила Неола, поглядывая одним глазом на Кея, другим на затаившиеся силуэты.

– И не говори, – промямлил Кей и завалился на бок, держась за живот обеими руками.

Их первые ночные посетители прильнули к стенам комнаты, выждали, когда трое других поднимутся наверх, и открыли огонь на поражение. Произошла короткая, но яркая вспышка, за которой последовали сдавленные крики. Неола зажмурилась, Манория смотрела во все глаза. Глухие плевки, будто ломают хворост в лесу, последовали за яркими огненными отблесками, и новоиспечённые гости попадали на пол, один угодил на журнальный столик, разбив столешницу. Мираж встрепенулся, протёр свои узкие глазки и не успел пискнуть, как тонкий и неуловимый силуэт уже прильнул к его лоснящейся харе и приставил пистолет к виску. Глушитель ещё был тёплый и с нетерпением ожидал нового снаряда.

– Жирная скотина, Мираж! – выпалил басистый голос в плаще. – Предатель! Тебе не хватает денег?

– Нет, что вы, что вы, – заблеял Мираж, – я ничего такого не удумал, с чего вы это, бросьте?

– Хватит гундеть, хапуга! Ты зажрался, сволочь!

– Не убивайте, умоляю, – захныкал толстый торговец, – я буду платить, навсегда стану вашим, поверьте.

– Думаешь, мы работаем с ненадёжными людьми?

Мираж не ответил. Силуэт рядом с ним выжидал.

– Гиропланом рулили когда-нибудь? – спросил спаситель у ребят.

– Как нефиг делать, – проскрипел Кей.

– Картридж где, скотина?

– В сейфе, – простонал Мираж, давясь слезами с привкусом древесины и чем-то, что отдалённо напоминало мускус. – Пароль – СЛОН1783.

– Ангар Б-5 в порту Маникура. Можете выдвигаться немедленно. Подсоединитесь через меха. – Сказал спаситель, открыл сейф и бросил картридж с доступом Кею. Вынул из кармана ампулу и метнул туда же. – Выпей – полегчает. Этот засранец тебя траванул, девчонки бы ему пригодились.

Мужчина в плаще потушил свет, отошёл с прохода, уйдя немного в тёмный угол комнаты. Кей и девчонки наспех собрались и медленно, обходя трупы, прошли к лестнице и спустились вниз. Последней шла Неола и её ручной бинтуронг, которого она перевела в защитный режим. Она замешкалась, остановилась и взглянула на их спасителя:

– Благодарю от чистого сердца, вы нас спасли, – стеснительно вымолвила она.

– Не за что, госпожа Фрай. Передайте привет Омале от "улитки". И если попадёте в беду, ищите дикого манула.

По улицам блуждали пьянчуги. Они орали песни и громко матерились. Кей залпом выдул горячий напиток, и ему почудилось, будто легчает. Они оставили седан Октава Шмидта совсем недалеко, в паре кварталов от рынка, на Площади Добродетели. Но идти за ним не хотелось. Выйдя на главную улицу Маникура, они без труда поймали извозчика – дряхлый трёхколёсный аппарат, перевозивший разом не больше двух человек. Кей зацепился сзади мотороллера, намертво сжав пальцы на креплениях для запасного колеса, которые отчего-то пустовали. Через полчаса они въезжали на территорию порта. Светало. Ангар Б-5 располагался почти в самом конце береговой линии, рядом с высоким забором, за которым простиралось дикое острокаменное побережье.

– Руки отсохли, – не разгибая кистей, жаловался Кей, когда драндулет укатил восвояси, взяв за дорогу неприлично много – двенадцать статов.

– Живот прошёл? – спросила Манория.

– Вроде того, – кивнул Кей, – это здесь?

Перед ними стоял высокий полукруглый покатый ангар, самый обычный из ангаров, которые можно придумать. Неола подсоединила коммутативную часть картриджа Миража сначала к Пудингу. Механический зверь считал данные, мигом взломал систему защиты, перепрограммировав аппарат на свободный доступ. Когда бинтуронг закончил, Неола прислонила картридж к идентификаторам ангара. Появился запрос отпечатка пальца. Неола коснулась сенсорного экрана, загорелся одобрительный зелёный свет. Они вошли внутрь. Большой гироплан, выкрашенный в серебристый металлик, был скорее конвертопланом, то есть крупной машиной с движущимися в зависимости от надобности подъёмными двигателями и поворотным крылом. Такую штуковину мечтал заполучить, наверно, каждый, кто бредил небом и хотя бы раз поднимался в воздух на гражданском судне, но никогда не летал ни на чём армейском.

Кей раскрыл рот, Манория тоже. Неола довольно улыбнулась. Троица поднялась на борт, разглядывая внутренности машины, как в музее.

– Честно говоря, после "Вечного Странника" и его габаритов удивить чем-либо сложно, – высказался Кей и продолжил, – но в "Страннике" я не сидел. А тут вроде ничего особенного, но впечатляет. Эдакая мощь.

– Уверен, что справишься? – недоверчиво спросила Манория, устраиваясь в соседнем от пилота кресле.

– Выбора-то у нас всяко нет, – развёл руками Кей и, нахмурившись, взялся за изучение приборной панели. Неола уже занималась синхронизацией Пудинга с конвертопланом. Наконец она заявила, что Пудинг во всём разобрался, нужно только проложить маршрут.

– Даже жестяная собака схватывает быстрее тебя, – съязвила Манория в адрес Кея.

– Если бы в мою башку напихали столько высокотехнологичного мусора, сколько в Пудинге, нам бы и транспорт не понадобился – долетели б на моём самомнении и чувстве собственного превосходства!

– Очень смешно.

– Пора взлетать.

Кей отщёлкнул пару тумблеров, выбежал из салона, ухватился за ставни и потянул сначала одну затем другую огромную створку, открыв ворота ангара. Бегом он вернулся за штурвал, включил ещё несколько тумблеров и надавил на кнопку старт – мягко загудели двигатели, находящиеся в горизонтальном положении.

– Сначала выкатимся, – скомандовал Кей и, не торопясь, заботливо потянул рычаг от себя.

Машина поехала вперёд, помаленьку набирая скорость. Выбравшись за стены ангара, Кей остановился. С помощью джойстика он развернул двигатели вертикально и снова потянул рычаг, только уже на себя. Конвертоплан задёргался, началась тряска, но вскоре шасси оторвались от асфальта. Они поплыли вверх.

– Пудинг, проложи курс до острова Ржавый Бумеранг! – гаркнул Кей меху, перекрикивая рокот двигателей. На приборном дисплее нарисовалась кривая, ведущая из точки А в точку Б.

– Пудинг, я веду, ты страхуешь! Понял меня?!

Медведопёс протянул жалобным электронным писком. Неола перевела, объяснив, что он всё уяснил и готов к полёту.

– Да хранит нас Святая Пятиликая Дева Асмилла, – выпалил на одном дыхании Кей, сбавил обороты двигателей, снова перевёл их в горизонтальное положение и навалился на рычаг управления, пустив рокочущую махину по параболе, ведущей к чудесному зелёному острову с ярко-рыжими скалами.

Глава 11.

Джулия не видела снов. В эту ночь всё прошло спокойно, без бреда, истерик и потери концентрации. С ней всё чаще случались припадки, которые она впоследствии не запоминала, будто провалилась в какую-то едкую тусклую дымку и ненадолго терялась в ней. Сегодня Джулия проснулась вовремя, когда зазвучала первая сирена. Она спала на втором этаже нар, уступив нижнее место девице, у которой подозревали деменцию в запущенной стадии. Светловолосая губастая девушка с пышными формами, когда шла, смотрела только под ноги. Она не находилась в задумчивости, унесённая вдаль подсознания горестными размышлениями, нет. Девочка просто следила за каждым своим шагом, следила за тем, куда наступает, потому что страшно боялась оступиться и упасть.

Джулия старалась изматывать себя на работе. Нет, Нуттглехарт не был тюрьмой. Здесь сносно кормили три раза в день, устраивали игры, развлекали чтением вслух. Каждый больной по собственному желанию мог учавствовать в трудовой деятельности, выбирая то, что ему по вкусу. Фокстрот писала картины, притом делала это весьма талантливо. Но её полотнам всегда чего-то не хватало. Какой-то крупицы, чтобы стать известной и прославленной художницей. На холст она переносила буквально всё, к чему имела интерес. Будь то пейзаж или портрет, натюрморт или абстракция. Рисование и мотоциклы были её слабостью, но ни в чём она не преуспела, чтобы считать себя гуру, докой и раздавать советы. Во всяком случае, так считала сама Джулия. Находясь в вечном поиске своего предназначения, она испробовала всевозможные занятия, даже запретные. С детства у неё были лучшие игрушки и учителя, поэтому, быть может, она не совсем понимала, к чему следует идти, в чём состоит пресловутый смысл её напичканной ненужными символами и предположениями жизни. Символы Джулия придумывала сама. Любая татуировка (их у девушки насчитывалось три) могла стать тем самым проводником к чему-то такому, что её, Джулию, увлечёт. Но, как оказывалось, ненадолго. Возгораясь мгновенно, как сера на конце древка, она тут же затухала, охваченная скверным чувством собственной неполноценности. И начинала всё сначала, пока не приходила к такому же результату. "У тебя нет стимула", – как-то сказал ей знакомый мотогонщик, который разбился насмерть, выполняя каскадёрский трюк во время съёмок какого-то дорогущего фильма. Трудно сказать, согласна ли была Джулия с этим предположением, но в целом парень был в чём-то прав. Стимул имеют те, кто был чего-то лишен. Она росла без матери, а из Ван Дарвика отец получился паскудный. Фокстрот часто раздумывала над тем, что она может превратить в стимул, и приходила к одному – научиться воскрешать людей, иначе всё бесполезно.

После завтрака началось свободное время. Сегодня шестой день недели, все отдыхают, а значит можно заняться чем угодно. Все пять дней Джулия расписывала белую керамическую посуду, которую выжигали здесь же, в плавильне Нуттглехарта.

Первый корпус, в котором пребывала Джулия, прославился на всю Иллейю своими товарами. Посуда, текстиль, шпингалеты, матрасы для сна. Нуттглехарт являлся не только высококлассной лечебницей, но и маленьким производством всякой мелочёвки. Во втором и третьем секторах дела обстояли иначе.

Шикарное четырёхэтажное прямоугольное здание с украшательствами разного толка, выкрашенное в светло-бирюзовые тона, когда-то принадлежало высшему социальному сословию, а именно чете Нуттглехартов, которые ходили в милости у давнишнего Лидера Илейских Территорий и носили гордый титул айкорнов, наместников выданной Лидером земли. Спустя годы все владения семьи Нуттглехартов отошли властям Трезубца.

Сегодня Джулия изменила керамике и впервые за долгие месяцы устроилась за чистым холстом, установленном на мольберте в рекреационной комнате. Рядом лежали смешанные краски, стоял стакан с водой. И больше никого. Четверть часа девушка сидела неподвижно, вглядываясь в белизну. Потом она макнула кисть в воду, провела ею по краскам и прикоснулась к холсту. Получалось именно то, что Джулия задумывала. Синий смешивался с красным, зелёный с фиолетовым. Джулия не спешила придавать очертаниям конкретную форму или внести смысл в детали, она просто водила кистью, подчиняясь внутреннему голосу, следовала за воспоминаниями.

– Не помешаю? – внезапно спросил кто-то за спиной Джулии. Она встрепенулась, резко обернулась, глаза наполнились беспричинной яростью.

– Простите, я напугал вас, – потупил взор высокий худой темнокожий парнишка в серо-голубом халате. В правой руке он держал швабру, в левой ведро с мутной водой.

– Приду потом, – сконфузился парень и поспешил уйти.

– Подожди, – остановила его Джулия, – ты уборщик?

Парнишка кивнул.

– И всё? Больше ты ничем не занимаешься в этом месте?

Теперь он отрицательно помотал головой, раздув свои пухлые щёки.

– Звать тебя как? – спросила Джулия, отвлекшись от мольберта.

– Алан, – глухо пробурчал уборщик.

– Меня Балай, но ты можешь обращаться ко мне как-нибудь по-другому, – Джулия призадумалась и спросила, – какое женское имя тебе по вкусу?

– Не знаю, – стеснительно протянул Алан.

– И всё же?

– Мирра, – решился Алан.

– Так зовут твою девушку?

– Нет, – снова покраснел парень.

– Почему тогда Мирра?

– Мою бабку так называли в нашей деревне, – робко ответил Алан.

– С ней всё хорошо? – насторожилась Джулия, ей не хотелось заводить знакомство с неловкости.

Алан кивнул:

– Да, она ждёт меня. Но ты не похожа на неё. Просто Мирра мне нравится. И всё. Мирра нравится, ты пока что нет.

– Замечательно, – улыбнулась Джулия, – тогда буду стараться, чтобы понравится такому красавчику, как ты.

Алан улыбнулся.

– Мне никто такого не говорил, все считают меня уродом, – в очередной раз смутился парень.

– Вот видишь, я уже лучше многих хотя бы потому, что я в чём-то стала первой. Понимаешь?

– Да, понимаю.

– А теперь расслабься и расскажи мне о себе. И брось ты уже эту кривую швабру, она тебе не подходит, – настояла Джулия, усадила Алана за стол и принялась выспрашивать о его жизни, о том, как он попал в Нуттглехарт, обо всём на свете. Разговорившись, они пропустили обед и только к ужину осознали, что проголодались. Алан совсем раскрепостился, много смеялся и даже пытался быть милым.

Раз в день Джулия посещала кабинет психотерапевта, который пытался залезть в её голову и вытряхнуть оттуда, как из дамской сумочки, подробности личной жизни, отыскивая причины её странного поведения. Психотерапевтом был тот молодой, симпатичный брюнет, который допрашивал её на следующий день после прибытия в клинику. Когда Джулия узнала, что доктора зовут Карл, она не сдержалась и захохотала.

– Что смешного? – недоумевал Карл.

– Простите, доктор, – с трудом сдерживая смех, извинилась Джулия, – просто вы не похожи на Карла.

– Почему?

– Для меня Карл – это такой старинный, вечно брюзжащий дедок, дорожащий своим старым мягким креслом, сидя в котором он изо дня в день таращится в ТВ-панель и снова что-то бурчит себе под нос, проклиная всё современное.

Карл применял гамму разнообразных методов. Прибегал даже к гипнозу, но все показатели в итоге смешивались, путались, приводили врача в тупик с выставлением окончательного диагноза. Джулия казалась абсолютно нормальной и очень разумной девушкой, умной и неплохо образованной. Однако ночные припадки, бред, потери памяти, приступы короткой маниакальной неконтролируемой замкнутости – всё это мешало её лечащему врачу выписать девушку. И с каждым днём Джулия становилась грустнее. Прошёл долгий месяц, на землю Илейи стал падать снег – начинался Сезон холодов.

Пять дней Джулия работала, а шестой и седьмой посвящала картинам. Её полотна, их у Джулии набралось пять штук, пользовались успехом. Даже обслуга отмечала, что в них есть что-то неуловимое, чего сразу не разглядишь.

– Глубокая абстракция, борьба и внутренние терзания, – подмечал Карл, подолгу рассматривая некоторые работы Джулии, – прекрасная техника, надо признать. Но смысла здесь нет, царит беспробудный мрак и повсеместный хаос.

Карлу Джулия нравилась. Более того, он пару раз предлагал ей выпить кофе в больничной столовой, поболтать на разные, не относящиеся к лечению темы. Но Джулия любезно отказывалась, предпочитая проводить вечера в компании Алана, который не на шутку к ней привязался. Они говорили о разном: касались искусства (чернокожий парнишка был на удивление начитан), истории, философии. У них имелось чёткое табу – ни слова о политике. И они с радостью его соблюдали. А ночью, когда гасли лампы и все душевнобольные смиренно засыпали, Джулия думала лишь об Атласе. Что с ним? Здоров он или нет? Где он? Встретятся ли они вновь? Джулия признавалась себе, этот самоуверенный, высокомерный дуб пленил её, но она поняла это не сразу. И удивительно, но она совсем не жалеет, что отправилась с ним в эту рядовую поездку. Из-за происшествий, которые до сих пор Джулия считает реальными, но произошедшими будто-то в другой реальности, она оказалась в психушке, лишилась любимого. Но ей почему-то хорошо. Лишь изредка побаливает не душа, но тело. Живот, грудь, стучит в висках. После обследования врачи уверили её, что она абсолютно здорова физически, и все её боли имеют психосоматический характер.

А по ночам ей снился Инсар. Просыпаясь, она трясла головой, чтобы избавиться от него, от воспоминания о той короткой встрече. Зачем он приходит к ней во снах? Джулия не понимала. Но закрыв глаза и провалившись в сон, она непременно встречала Инсара, облачённого в какие-то лохмотья, обвитого цепями, с дурным оскалом. Его зубы. Острые и крупные. За спиной Инсара шла армия голодранцев, грязных, отчаявшихся. Вокруг полыхал огонь. У всех горели глаза, у Инсара они пылали ярче других. Джулия бежала от него. Инсар настигал её, заключал в холодные тугие объятия и целовал. И Джулия просыпалась. Сон повторялся с незначительными трансформациями, но общая канва всегда оставалась неизменной.

– Мне снится человек, которого я толком и не знаю то, виделись один раз, потом по картриджу говорили, – объясняла Джулия Карлу на очередном сеансе, – но мне этого не хочется. Он омерзителен. Почему я не могу избавиться от него?

– Причин может быть великое множество, – начинал размышлять Карл, – скажите, чем он противен вам?

– В нём есть изъян. Не уверена, что понимаю, какой именно. Его лицо напоминает смертельную маску, знаете? Бывают такие люди, на которых глянешь и потом ходишь с гадким ощущением, будто посмотрел на похоронную процессию. Жуткое чувство, скажу я вам.

– Ваш разум в порядке, но подсознанье нестабильно. Теневые эмоции подвержены прямым сообщением со всем, что доставляет информацию в ваш мозг. Разъясню. Представьте, будто вы долго загорали под палящим солнцем без крема. И сгорели. Конечно, ваша кожа покраснела, болит и нуждается в заботе. И любое, даже самое лёгкое касание с одеждой или с чем-то ещё, пусть самым легковесным и незаметным, отзывается сильной болью. Кожа без защиты ослаблена. И минимальное воздействие на неё приносит вам страдание. А теперь представьте, что ваш разум – это кожа. И встреча с вашим недругом – грубое соприкосновение кожи и, скажем, мочалки. Результат – сильные болевые ощущения, которые вы запомните надолго. Понимаете?

Джулия кивнула. Она всё понимала, но не соглашалась. С ней всё в порядке. По крайней мере, было до тех пор, пока какой-то сраный карлик не влез в распахнутое окно в гостинице Ваздока, и заговорил с ней, одурманив каким-то наркотиком. Но Джулия ответила, что, наверно, доктор прав, что так оно на самом деле и есть. И выслушала, какие меры они вместе примут, чтобы кошмары прекратились раз и навсегда.

Изредка, раз-два в месяц, в общий блок, где без каких-либо предубеждений соседствовали и мужчины и женщины, разделённые лишь тонкой фанерой, приводили нового сожителя. Обычно это был бывший пациент Второго Сектора Нуттглехарта, который пошёл на поправку. Джулия обратила внимание на её совсем юное личико и пышные, роскошные белые волосы. Привлекательная и по-детски хрупкая она представляла бы интерес для любого мужчины, но почему-то очутилась в психиатрической лечебнице.