Текст книги "Последнее письмо (ЛП)"
Автор книги: Ребекка Яррос
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 25 страниц)
Он легонько приподнял пальцем мой подбородок, и я нашла в себе мужество встретить его взгляд.
– Я приду ради тебя. Ради Кольта. Ради Мэйзи. Я не уйду. Я не брошу тебя. Я не умру.
Его слова ударили меня в самое сердце.
– Я приду, и если ты не веришь мне сейчас, ничего страшного. Я заслужу это.
– Я не имею права ожидать этого от тебя.
Мы не были вместе, и не было ничего, что могло бы хотя бы намекнуть на то, что у него есть такие обязательства. Я должна была верить, что его чувство долга перед братом было достаточно сильным, чтобы удержать его здесь, а доверие не было одной из моих сильных сторон.
– У тебя есть на это право, потому что я даю его тебе.
Мы так и стояли, прижавшись друг к другу, его рука была под моим подбородком, и мы молча боролись, пока я не вздохнула и не закрыла глаза.
– Хорошо. Но не подводи его.
– Я и не собираюсь. Чем скорее ты поверишь в это, тем скорее я смогу взять на себя часть той ноши, которую ты так упорно хочешь нести в одиночку. Немного веры в меня.
Я неуверенно вдохнула и попыталась поверить.
– Футбол.
Он улыбнулся.
– Футбол.
Глава двенадцатая
Бекетт
Письмо # 18
Хаос,
Около часа назад я столкнулась с родителями Джеффа в продуктовом магазине. Это случается нечасто, может быть, раз или два в год, когда они приезжают в отпуск, но меня всегда передергивает, когда это происходит. Почему так? После семи лет можно было подумать, что у меня выработался иммунитет к встрече с ними, но это не так. Я стояла в отделе напитков и смотрела на все известные человеку вкусы Gatorade, размышляя от какого вкуса Мэйзи не стошнит. В последнее время ее очень тошнит, но я знаю, что из-за новых лекарств и возможной почечной недостаточности ей нужно пить побольше. В общем, я думаю о кислом яблоке. Потому что оно хотя бы зеленое, и когда ее неизбежно вырвет, я не буду паниковать, что это похоже на кровь. Когда я была беременна близнецами, кислые продукты были единственным средством от тошноты. Итак, я наполняю тележку, и когда я дохожу до конца прохода, там стоят родители Джеффа, выбирающие индейку для Дня благодарения. Не то чтобы я не знала, что сегодня День благодарения или что людям нужны индейки. Но я стою там, пытаясь понять, что купить, чтобы сохранить жизнь моей дочери, а они обсуждают достоинства шестнадцатифунтовой и восемнадцатифунтовой индейки. Как и Джефф, они никогда не видели ни одного из детей. Я списала их со счетов, как только его отец явился с большим чеком, документами на развод и просьбой прервать мою беременность. Затем, две недели назад, я проглотила свою гордость и попросила его отца добавить Мэйзи в страховку Джеффа – ведь Джефф работает на него. Он выгнал меня и сказал, что дети их не касаются. Полагаю, Джефф встречается с дочерью сенатора, и это делает моих детей обузой. Мэйзи умирает, а их больше волнует имидж Джеффа.
Так что, да. Мы не разговариваем.
Но сегодня, по какой-то причине это задело меня сильнее, чем обычно. Может это потому, что Мэйзи так больна. Потому что, когда я думаю о Джеффе, я всегда думаю, что дети могут сами найти его, когда станут достаточно взрослыми. Это на его совести. А теперь я понимаю, что Мэйзи, возможно, никогда не получит такого шанса. И хотя я не хочу иметь с ним ничего общего, я никогда не помешаю им искать ответы на эти вопросы. Но время может помешать ей. И все же я не спрашиваю ее, хочет ли она с ним встретиться. Мне нужно все то время, которое у нее есть. Я не хочу делить ее с Джеффом и, честно говоря, не думаю, что он принесет ей что-то, кроме душевной боли.
Первое, что я сделала после того, как напоила Мэйзи этим напитком, взяла ручку и написала тебе. Потому что, черт возьми я не могу понять, делает ли это меня плохим человеком или эгоисткой. И что еще хуже, если это так, то подавляющей части меня просто все равно. Разве это не еще хуже?
– Элла
***
– Ты готов? – спросил я, когда Кольт мчался по коридору в подсобную комнату. Парень тренировался три недели, и вот наконец наступила суббота, день игры в День памяти.
В понедельник близнецы должны были закончить детский сад – что бы это ни значило. Зачем им понадобились крошечные шапочки и мантии, ума не приложу, но для небольшой фотосессии, которую Элла устроила у озера, они выглядели вполне симпатично.
– Кроссовки! – крикнул он.
– В сумке, – я поднял в воздух маленькую сумку Adidas, когда он остановился передо мной в носках.
– Они у тебя?
– Да, и наколенники, и солнцезащитный крем для головы. Ну что, ты готов играть или как? – у нас было двадцать минут, пока нас ждали на поле для разминки.
– Да! – он подпрыгнул в воздух, вытянув обе руки к потолку.
– Ладно, прибереги немного энергии для игры, хорошо? Мы играем с командой из Монтроуз, и им придется несладко.
Его лоб наморщился.
– Им шесть. Как и мне.
– Да, но ты тоже крутой. Теперь надевай свои кроссовки, и пойдем.
Кольт убежал в подсобную комнату, а я отправился на поиски Эллы и обнаружил ее в кабинете с Мэйзи, растянувшейся на любимом кресле напротив ее стола с книгой в руках.
– Привет, Мэйзи. Элла, ты готова?
Она подняла взгляд от огромной стопки бумаг на столе из красного дерева и быстро спрятала панику, заставив себя улыбнуться.
– Да, только дай мне узнать, вернулась ли Хэйли, чтобы она могла присмотреть за Мэйзи.
– Я хочу пойти. Пожалуйста, мама? Пожалуйста? – взмолилась Мэйзи. Сегодня у нее был здоровый румянец, цвет ее щек вернулся, на следующей неделе ей предстоит пройти очередной курс химиотерапии.
Это был один из тех моментов, когда я так рад, что не являюсь родителем, потому что я бы каждый раз уступал. Каждый. Каждый раз.
Элла наморщила лоб.
– Я просто не знаю, Мэйзи.
– Я сегодня прекрасно себя чувствую, и погода хорошая, и я просто посижу в машине. Ну, пожалуйста? Я не хочу пропустить его первую игру.
– Ты бы сказала, что чувствуешь себя прекрасно, даже если бы это было не так.
– Пожалуйста?
Глаза Эллы остановились на моих.
– Тебе решать, – сказал я, прекрасно понимая, что мне не место в принятии этого решения.
– Я могу сказать, что сейчас тридцать три градуса, светит солнце, и у меня есть палатка в машине.
– Но все эти люди…
– Бекетт может их отпугнуть, верно? – Мэйзи посмотрела на меня своими большими голубыми глазами, и я тут же вскинул руки, отступая назад. Да, я каждый раз уступаю.
– Так что не буду вмешиваться. Элла, ты решай, а я просто побуду там, – подальше от женщин этого дома, которые в данный момент смотрели друг на друга, чтобы добиться согласия.
– Она может идти, – согласилась Элла.
Мы пришли на поле на пять минут позже, чем должны были, но я не собирался напрягаться. Это был детский футбол, а не чемпионат мира по футболу. Я посадил Кольта на сиденье, завязывая ему бутсы после того, как закрепил защитные щитки на ногах. Затем я протянул ему бутылочку с солнцезащитным кремом.
– Он весь липкий.
– Это спрей. И вообще, это ты настаивал на том, чтобы побрить голову.
– Это для Мэйзи!
– Я не спорю с твоими доводами, малыш. Но знаешь, что мне говорили в твоем возрасте? Ты свободен в своем выборе, но ты не свободен от последствий своего выбора. Бритье головы – это круто. А теперь – солнцезащитный крем, – было уже почти четыре часа, но послеполуденное солнце было таким же суровым для лысых голов.
Он сложил руки на груди своей бордовой униформы, но не проронил ни слова, пока я опрыскивал его, стараясь не задеть лицо руками.
– У тебя это хорошо получается, – сказала Элла, подходя к передней части моего грузовика.
– Он делает это легким, – сказал я и поставил Кольта на землю. – Ты можешь идти.
Он подошел к Элле, которая опустилась на колени, она была в шортах цвета хаки.
– Ладно, что самое важное в сегодняшней игре?
Выражение лица Кольта стало свирепым.
– Играть на своей позиции, не показывать страх, и сегодня мы пообедаем душами наших врагов!
Элла наклонилась вбок и подняла на меня бровь.
– Что? – я пожал плечами.
Она встала и поправила его форму.
– Иди.
– И держи руки подальше от мяча! – крикнул я ему вслед. Он повернулся, показал мне большой палец, а затем помчался к своей команде.
– Души его врагов? – спросила Элла, сдерживая смех, сложив руки под грудью. Я не стал обращать внимания на то, как она подняла их к вырезу бордовой рубашки. Не-а. Не смотрел.
– Что? Он же почти мужчина.
– Ему шесть.
– В древней Спарте мальчиков готовили в воины в семь лет.
Она рассмеялась, звук был совершенно пьянящим.
– Я обязательно исключу спартанцев из списка приглашенных на его день рождения.
– На всякий случай, – согласился я и был вознагражден еще одним смехом.
Именно такой должна быть ее жизнь, наполненная футбольными матчами, солнечным светом и улыбками обоих детей. Это было именно то, чего она заслуживала. Просто я был не тем человеком, который заслуживал дать ей это.
Хавок спрыгнула с крыши грузовика и составила мне компанию, пока я устанавливал палатку в тени, в стороне от места, где расположились другие родители. Такая конструкция пропускала свежий воздух, но не давала Мэйзи загорать, позволяя ей видеть игру.
– Сиди, – приказал я Хавок, и ее задница опустилась на землю у входа в палатку.
Когда я вернулся к грузовику, Элла уже выгружала складные стулья. Мэйзи сидела на краю сиденья, и тогда я увидел это – какой уставшей она была. Она хорошо это скрывала.
– Эй, почему бы тебе не пойти и не установить для Мэйзи сиденье, а я спущу ее вниз, – предложил я Элле. – Так она не будет долго находиться на солнце.
Элла согласилась и пошла через траву к палатке.
– Ты устала, – сказал я Мэйзи, обернувшись к ней.
Она кивнула, слегка опустив голову.
– Я не хотела это пропускать. Я по всему этому скучаю.
– Я понимаю, но ты также должна заботиться о себе, чтобы иметь возможность делать еще больше, когда тебе станет лучше.
Ее пальцы скользнули по тому месту под рубашкой, где в руке проходила линия катетера, защищенная сетчатой повязкой.
– Я знаю.
Именно то, как она это сказала, заставило меня взять ее за руку.
– Я вижу много футбольных матчей в твоем будущем. Все, через что ты сейчас проходишь, однажды станет безумной историей, которую ты сможешь рассказать всем, и это будет отлично смотреться в твоем вступительном сочинении в колледж, хорошо?
– Мне шесть, – ее губы скривила небольшая улыбка.
– Почему сегодня все мне это говорят? – спросил я. – Не хочешь, чтобы я подвез тебя на игру?
Ее улыбка вспыхнула от радости, и я подхватил ее на руки, поправляя длинные розовые брюки и соответствующую рубашку с длинными рукавами, чтобы закрыть всю кожу, а затем ее огромную, розовую шляпу, которая закрывала ее от солнца.
– Хорошо, я предложу тебе сделку, – сказал я, направляясь к палатке с Мэйзи на руках.
– Какую?
– Я соглашусь не ронять тебя, если ты проследишь, чтобы твоя шляпа не упала.
– Договорились! – она хихикнула, и я решил, что в списке лучших звуков на свете ее смех опережает только смех ее матери.
Некоторые мамы и папы других членов команды поприветствовали друг друга, и я ответил улыбкой, которая, как я надеялся, не выглядела принужденной, зная, что мне чертовски повезло, что я занимаю какое-то место в жизни Мэйзи и Кольта, каким бы маленьким оно ни было. Эта роль подразумевала общение с другими родителями, и я работал над этим. С каждой тренировкой светская беседа становилась немного легче, улыбки чуть менее фальшивыми, и я начал видеть в других родителях людей, а не просто… толпу.
Я усадил Мэйзи в походное кресло, которое поставила Элла, а затем подпер ее ноги еще одним поменьше, которое служило подставкой. Заметив мелкую дрожь, пробежавшую по ее телу, я быстро достал из машины одеяло и накрыл им ноги Мэйзи.
– Ты уверена, что с тобой все в порядке?
Она кивнула.
– Просто немного замерзла.
Я подоткнул ее одеяло, и мы уселись смотреть игру. Элла начинала как одна из тех тихих мам, более чем счастливая перед камерой, но сдержанная в своих комментариях. Во второй половине игры она уже вовсю кричала, когда Кольт забивал гол. Преображение было уморительным и чертовски сексуальным. Или, может быть, это из-за вида ее длинных ног в шортах. В любом случае, мне потребовалась огромная концентрация, чтобы не дотронуться до нежной кожи чуть выше ее колена. Черт, я хотел ее. Хотел каждую ее частичку – ее смех, ее слезы, ее детей, ее тело, ее сердце. Я хотел всего. К счастью для меня, моя тяга к ней физически уступала только потребности заботиться о ней, что сдерживало мое влечение.
По большей части.
Да, ладно, это была ложь. Чем больше времени мы проводили вместе, тем ближе я подходил к тому, чтобы поцеловать ее просто для того, чтобы узнать, какова она на вкус. Я хотел целовать ее до тех пор, пока она не забудет обо всем, что ее беспокоило, пока она не простит меня за ложь, которой я жил. Чем дольше я хранил свой секрет, тем дальше он казался. И тем больше я мечтал о возможности того, что она позволит мне остаться в ее жизни просто Бекеттом. Не то чтобы у меня не было искушения рассказать ей, кто я на самом деле. Рассказать, как ее письма спасли меня, что я влюбился в нее по одним только ее словам. Но потом я понял, насколько глубоко я влез в ее жизнь – покупал продукты, возил Кольта на футбол, гулял с Мэйзи, когда она была слишком больна, чтобы ходить в главный дом. Если бы я рассказал Элле, кто я на самом деле и что я сделал, она бы выгнала меня и снова стала бы самостоятельной, а я обещал приходить к ней и детям. Сдержать это обещание означало не давать ей повода выгнать меня. Рассказывать ей было эгоистично. Это причинило бы ей только боль.
У Хаоса не было шансов помочь Элле, быть рядом с ней. Не после того, что случилось. Я должен был подождать, пока Мэйзи не станет здоровой, прежде чем признаться Элле. Тогда выбор будет за ней.
– Что делает этот ребенок? Это же незаконно? Он не может так подставлять ему подножку! – крикнула Элла.
– Я думаю, это была скорее взаимная неуклюжесть, – возразил я.
– Боже мой, он опять это сделал! Держи его, Кольт! Не позволяй ему так поступать с тобой!
– Знаешь, ему всего шесть, – сказал я.
Она медленно повернулась ко мне, сверкая глазами и насмехаясь.
– Неважно.
Я рассмеялся и впервые осознал, что абсолютно, полностью доволен своей жизнью. Даже если я никогда не получу Эллу, не почувствую вкус ее губ, не прикоснусь к ее коже, не уложу ее в постель дождливым воскресным утром и не услышу от нее трех слов, которых я так жаждал, этого момента будет достаточно.
Оглянувшись на Мэйзи в тени, я увидел ее закрытые глаза и глубокие, ритмичные взлеты и падения груди. Она спала, свернувшись калачиком, а под вытянутыми ногами лежала Хавок. Если она уже так вымоталась, то как, черт возьми, она выдержит еще одну химиотерапию на следующей неделе?
– О нет… нет, нет, – пробормотала Элла, и я снова обратил свое внимание на поле.
Другая команда проскочила мимо Кольта, потом мимо защиты и забила гол, выиграв игру.
Ну. Черт.
У меня сердце сжалось, когда я увидел лицо Кольта и то, как опустились его плечи. Но он пожал руку команде соперников, как и подобает спортсмену, а потом долго сидел на скамейке запасных после того, как тренер закончил речь после матча. Увидев, как другие отцы пересекают поле, я посмотрел на Эллу, которая выглядела почти такой же разочарованной, как и Кольт.
– Ну, это отстой, – она сложила руки на груди, ее длинная боковая коса спускалась по руке, когда она повернулась, чтобы посмотреть на меня.
– Что мне ему сказать?
– Как насчет того, чтобы дать мне минуту?
– Пожалуйста, – она указала на скамейку. – Я все соберу.
Я пересек поле с его сумкой для бутс в руках, затем опустился перед ним, чтобы развязать двойные узлы, без которых, как он клялся, он не мог играть.
– Приятель, мне нравилось смотреть, как ты играешь, – сказал я ему, освобождая первую ногу.
– Я пропустил его вперед. Мы проиграли, потому что я все испортил.
Я освободил вторую ногу, а потом посмотрел на него.
– Нет. Вы выигрываете как команда и проигрываете как команда. В этом нет ничего постыдного.
– Я не хотел проигрывать, – прошептал он, словно это был грязный секрет.
– Никто не хочет, Кольт. Но я могу сказать, что иногда поражения так же важны, как и победы. Победы очень приятны и позволяют нам праздновать то, что мы сделали правильно. Но поражения учат нас большему. Они учат нас видеть, где мы можем совершенствоваться, и да, мы чувствуем себя чертовски плохо, и это нормально. Когда ты подрастешь, ты поймешь, что хорошим человеком тебя делает не то, как ты справляешься с победами, а то, как ты справляешься с поражениями.
Я передал ему принесенные кроссовки, и он, задумавшись, надел их на ноги, наморщив лоб, как Элла, когда что-то решала. Затем он застегнул липучки и спрыгнул со скамейки.
– Значит, проигрывать можно.
Я кивнул.
– Иногда нужно проигрывать. Это заставляет тебя быть скромнее, работать усерднее. Так что да, проигрывать не страшно. Иногда это даже полезно.
Он издал огромный мелодраматичный вздох, а затем кивнул.
– Пойдешь со мной?
– Конечно, – без раздумий ответил я и пошел за ним мимо нашей скамейки к скамейке команды гостей, где он нашел парня, забившего последний гол.
Парень увидел Кольта и встал.
Кольт направился прямо к нему.
– Я просто хотел сказать, что ты очень быстрый. Хорошая работа сегодня.
Парень улыбнулся.
– Ты тоже. Это был потрясающий гол!
Они пожали друг другу руки, как маленькие человечки, и Кольт усмехнулся, когда мы уходили.
– Я очень горжусь тобой, – сказал я, когда мы начали пересекать поле.
– Ну, он действительно быстрый. Но знаешь что? Мы снова сыграем с ними в конце лета, и я буду быстрее. Я могу подождать столько времени, чтобы надрать ему задницу.
Я хотел отчитать его, но был слишком занят тем, что изо всех сил старался не рассмеяться.
– Понятно. Значит, мы пообедаем душами наших врагов в следующий раз?
– Бинго.
Он остановился по середине поля, и мне пришлось отступить на пару шагов.
– Кольт, что случилось?
Он поднял на меня глаза, загораживая рукой солнце, а затем оглянулся на других родителей, идущих к своим машинам.
– Вот на что это похоже? – прошептал он так тихо, что я наклонился.
– Что похоже? – спросил я.
– Иметь папу? – он слегка наклонил голову.
Слова ударили мне в голову с той же скоростью, с которой на меня набросились эмоции. Его слова выбили почву у меня из-под ног, заставив меня почувствовать себя так, как я никогда раньше не чувствовал.
Я присел на корточки и сказал единственное, что пришло мне на ум.
– Знаешь, я не уверен. У меня никогда не было отца.
Его глаза расширились.
– У меня тоже.
Но я здесь и сейчас. Слова были у меня в голове, на кончике языка. Но я не мог их произнести. Это был сущий ад – полюбить чужого ребенка, когда ты не можешь претендовать на его любовь или любовь его матери. Я посмотрел на поле и увидел Эллу, которая сидела с Мэйзи под тенью и гладила руками траву.
– Что скажешь, если мы отвезем девочек домой? – спросил я Кольта, снимая бейсболку и надевая ее ему на голову, чтобы защитить от солнца.
– Хорошая идея. Давай займемся женщинами, – он направился к девушкам, и на этот раз я не сдержал смех. Как этот парень мог довести меня до слез в одну секунду и рассмешить в следующую – уму непостижимо.
– Мы проиграли, – сказал Кольт Элле, когда мы шли обратно к машине. Я держал Мэйзи на руках, прижимая ее голову к своей груди, а Элла шла за нами.
– О, Боже. Должна признать, я рада, что сегодня на ужин не будет ни одной вражеской души, – пошутила она, притянув его к себе. – Думаю, нам придется довольствоваться заказом пиццы.
– Пицца! – закричали оба ребенка, а затем поприветствовали друг друга, Кольт подпрыгнул, чтобы дотянуться до Мэйзи.
Я пристегнул каждого ребенка к детским сиденьям, которые купил для грузовика, и погрузил все вещи на заднее сиденье, пока Элла заказывала пиццу. Хавок запрыгнула в кузов между детьми. Элла значительно успокоилась после того, как онколог сказал ей, что Хавок совершенно безопасна для Мэйзи.
Я ехал обратно через Теллурид, пока Кольт и Мэйзи обсуждали достоинства сыра и пепперони.
– У нас когда-нибудь был разговор, в котором мы могли бы закончить фразу друг за друга? – спросил я Эллу.
– Нет. У них как будто свой собственный язык. Они просто знают, о чем думает другой, еще до того, как другой закончит, поэтому и не говорят.
– Жутковато, но здорово.
– Именно так.
Как естественно было бы взять ее за руку, провести поцелуем по ее ладони. Все в этом чувствовалось легко и правильно. Так же, как и в письме к ней… не факт, что она узнает об этом в ближайшее время.
Я остановился перед пиццерией и припарковал машину.
– Свободное место для парковки прямо перед входом? Похоже, пицце суждено быть сегодня! – объявил я.
Дети победно подняли руки, но у Мэйзи они были не такими сильными.
Мы с Эллой вылезли из машины, но я опередил ее на тротуаре.
– Ты же понимаешь, – сказал я ей.
– Ты не платишь за пиццу, – запротестовала она.
– Но я плачу.
– Не платишь, – она сложила руки на груди.
– Плачу.
Она подалась вперед и уставилась на меня, вся в гневе и упрямстве. Мой взгляд упал на ее губы, приоткрытые и идеальные. Столь привлекательные для поцелуев.
– Я плачу, – сказала она мягко и медленно, словно знала, что я изо всех сил стараюсь держать свои чертовы руки при себе.
– В твоих снах.
Выражение ее лица стало таким мягким, что я бы заплатил миллион долларов, чтобы узнать, о чем она только что подумала.
– Хорошо, – сказала она. – Но только если ты согласишься поужинать с нами.
– Договорились.
– Нет!
– И я тоже!
Мы оба повернулись, чтобы увидеть близнецов, которые насмехались над нами через открытую дверь, с огромными ухмылками на лицах.
– Да, да. Ладно. Успокойтесь, вы двое, или я положу вам анчоусы, – пригрозил я, не скрывая раздражения. – Может, возьмем еще пиццу?
– Я заказала три, – сказала Элла, пожав плечами.
Мы стояли и улыбались друг другу как идиоты, оба зная, что она планировала, чтобы я остался на ужин задолго до нашей маленькой сделки.
Хавок спрыгнула вниз, когда я шел к пиццерии, и я обернулся, чтобы почесать ее за ушами.
– Защищай Мэйзи и Кольта.
Она помчалась прочь, умостив свой зад прямо под открытой дверью.
– Элла! – Хэйли помахала рукой, и я вошел в здание, когда две женщины начали болтать у багажника грузовика.
Пять минут спустя – три пиццы были у меня, я вышел из пиццерии и чуть не уронил коробки. Пожилая, хорошо одетая пара, которая шла с противоположной стороны дороги, где Хэйли стояла и разговаривала с Эллой, приостановилась. Но не сама пауза вызвала у меня недоумение, а выражение их лиц. Они смотрели на близнецов в полном шоке. Хавок встала, она всегда хорошо разбиралась в людях, и я начал идти вперед. Женщина шагнула, словно не могла контролировать свои действия, а Хавок оскалила зубы и зарычала. Элла обернулась на рычание, и когда она затаила дыхание, у меня уже была вся необходимая информация.
– Нет! – огрызнулась она, но не на Хавок, а на пару. Она подошла к Хавок, которая уже показала зубы, и повторила. – Нет. Уходите. Сейчас же.
Я подошел к паре сзади, потом сбоку, перекладывая пиццу на пассажирское сиденье, чтобы оказаться между ними и Хавок.
– Не подходите ближе. Если вы хоть рукой шевельнете в сторону этих детей, она вцепится в яремную вену, – мой голос был ровным и низким. Как только я начинал волноваться, Хавок становилась опасной.
– Эта собака опасна, – сказал мужчина, с усмешкой глядя на меня.
– Только для тех, кого она считает угрозой для близнецов или Эллы. А теперь, я полагаю, Элла попросила вас уйти, – я шагнул вперед, заставив парочку отступить, зная, что Хавок последует за мной и даст Элле возможность закрыть дверь, чтобы не подвергать близнецов опасности.
Услышав, как захлопнулась дверь, я расслабился, а Хавок спрятала зубы.
– Кто вы такой? – потребовала женщина.
– Это не ваше дело.
– Это не твои дети, – прорычал мужчина.
– Они также и не ваши, – сказал я. – Но я принадлежу им, и это главное. И могу сказать, что если вы хоть раз приблизитесь к ним без разрешения Эллы, Хавок будет меньшей вашей проблемой.
Когда мужчина начал пристально разглядывать Эллу, я переместился в его поле зрения, закрывая ее от направленного на нее отвращения.
– Бекетт, – тихо позвала Элла, несомненно, заметив небольшую толпу, которая наблюдала за этим разговором.
– Приятного вечера, – сказал я паре, затем повернулся и подошел к Элле, положив руку ей на спину, заталкивая в грузовик, а затем закрыл за ней дверь.
Пара уехала. Я прошел мимо Хэйли, Хавок была рядом со мной.
– Родители Джеффа, – прошептала она.
– Я так и понял.
– В холодильнике есть текила, – она указала на кабину грузовика, где молча сидела ошеломленная Элла.
– Приятно слышать.
– Кто это был? – спросил Кольт.
– Тебе не о ком беспокоиться, – ответила Элла.
– Хавок волновалась, – возразила Мэйзи.
– Хавок хорошо разбирается в людях, – пробормотала Элла. – Это были просто люди, которых я когда-то знала.
– Они не были очень милыми, – заметил Кольт.
– Нет. И никогда ими не были.
Элла молчала, пока мы ехали обратно в «Солитьюд», и притворно улыбалась во время ужина. Потом она уложила детей спать, а я сел на диван и молча ждал, пока Хавок дремала у моих ног. Через полчаса она спустилась по лестнице, переодевшись во фланелевые штаны и майку. При виде меня ее губы сложились в удивленную букву «О».
– Я думала, ты ушел.
– Нет. Садись, – я похлопал по дивану рядом с собой и отвел взгляд от ее груди, которая хорошо просматривалась в вырезе майки.
Она опустилась в угол дивана, подтянув колени к груди.
– Держу пари, тебе очень интересно, что произошло возле пиццерии.
– Рассказывай.
Она положила подбородок на сложенные руки и глубоко вздохнула.
– Это были родители Джеффа.
– Я так и предполагал.
Ее глаза встретились с моими.
– Ты прямо как Райан, когда так поступаешь, делаешь выводы обо всем, что тебя окружает. И о людях тоже.
– Это помогает нам выжить, – ответил я, не успев подумать. Мои глаза на мгновение закрылись от оплошности и последовавшей за ней боли. – Ты понимаешь, о чем я.
Она кивнула.
– Они никогда не видели детей. Даже не спрашивали о них.
Я знал почти все это. Зачеркните это. Хаос знал. Но я хотел, чтобы Элла рассказала мне, Бекетту. Чтобы она доверяла мне так же, как тому безликому другу по переписке. Поэтому вместо того, чтобы лгать или просить ее продолжать, я просто ждал.
– Джефф ушел, когда я была на восьмой неделе беременности, – она отвела взгляд, ее лицо опустилось, когда она погрузилась в воспоминания. – Он не хотел жениться на самом деле. Это было ужасно.
– А, понял. Нет кольца – нет секса.
– В точку. Мы были вместе весь выпускной год, и, оглядываясь назад, когда я поймала его на лжи о курении, о чем только ему не приходилось врать, я должна была уйти, но я была потеряна в том наивном представлении о любви. Я думала что-то может изменить его. В общем, осенью мы уезжали в университет, и все это казалось очень романтичным. Сбежать и пожениться на следующий день после выпускного, провести брачную ночь в отеле, а на следующий день устроить свадьбу с моей бабушкой и его родителями.
– Полагаю, все пошло не по плану? – я не заметил в этом парне ни капли сострадания, и это никогда не делало его хорошим родителем.
– Это было похоже на тонну кирпичей, которые просто свалились. Бабушка плакала, – она сглотнула и сделала паузу. – Его родители отреклись от него, и мы переехали на лето в один из домиков, которые были больше похожи на лагерь, чем те, что ты видишь сейчас. Бабушка была разочарована, но это не изменило ее любви и обещания оплатить мой колледж. Джефф был таким грустным после той первой недели. Медовый месяц, можно сказать, закончился, и теперь он был озабочен тем, как оплатить учебу, и все пошло по спирали. За одну ночь он превратился из ребенка из целевого фонда в банкрота. Через четыре недели после нашего похода в суд я поняла, что беременна, а еще через две недели врач сказал мне, что у меня будут близнецы.
Я попытался поставить себя на ее место в том возрасте и не смог. В восемнадцать лет я поступил на военную службу и едва ли был способен позаботиться о себе, не говоря уже о двух других людях.
– Ты невероятно сильная
Она покачала головой.
– Нет, потому что в тот момент, когда доктор сделал ультразвук после анализа крови, у меня был момент, когда я пожалела обо всем. Обо всем, – повторила она через мгновение.
– Ты была молода, не могу представить себе молодую девушку на твоем месте, которая бы не паниковала.
– Мне было восемнадцать, и я была замужем за парнем, которому больше не нравилось смотреть на меня, ну если только я не была голой. И даже тогда… секс… – она пожала плечами. – Что ж, думаю ты понял. Я рассказала ему о беременности, как только вернулась домой, думая, что он знает, что делать. У него всегда были планы, понимаешь?
– И что он сделал?
– Он сидел какое-то время в шоке, и я все поняла. В конце концов, я чувствовала то же самое. Потом он… он попросил меня сделать аборт.
Мои пальцы впились в спинку дивана, но я не сказал ни слова.
– И в тот момент, когда выбор был сделан, шок прошел, я поняла, что хочу их. Что нет ничего, на что бы я не пошла, чтобы защитить их. Именно тогда я поняла, что любила человека, которым он притворялся: сильного, верного, заботливого, способного защитить… и все это было огромной ложью. Он отлично играл, но он не был каким-то большим, сильным мужчиной, который собирался увезти меня в колледж и построить ту удивительную жизнь. Он был маленьким испуганным мальчиком, который не мог поставить на первое место никого другого, в том числе и меня. И вот я здесь, понимаю, что готова умереть за близнецов, а он хотел, чтобы я убила их, потому что они были неудобны, и я тоже. Я отказалась. Он угрожал. Я отказалась. На следующее утро его не стало.
– Мне очень жаль, что тебе пришлось пройти через это.
Она пожала плечами.
– Это то, что есть, и это научило меня никогда не доверять лжецам. Если ты солгал один раз, есть шанс, что ты будешь делать это снова и снова. Так или иначе, отец Джеффа появился через неделю с большим, толстым чеком и документами на развод, сказав, что я могу забрать первую половину, если докажу, что больше не беременна.
– Ты шутишь? – прорычал я. Теперь я хотел, чтобы этот засранец снова оказался передо мной, чтобы его тощая шея оказалась между моих рук.
– Нет. Поэтому я подписала бумаги, выхватила чек из его рук и подожгла его прямо у него на глазах.
Это моя девочка.
– Мило. Очень наглядно.
– Да, но я немного переусердствовала и в итоге сожгла тот дом дотла. В буквальном смысле. Все исчезло.
– Значит, нельзя оставлять тебя одной с зажигалкой, вот что ты хочешь сказать? Ни гриля, ни костра, ни фейерверков?
