Текст книги "Последнее письмо (ЛП)"

Автор книги: Ребекка Яррос

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 25 страниц)

Посвящается детям, которые борятся с раком.

Дэвиду Хьюзу, который выиграл свой десятипроцентный шанс со стопроцентной верой в сердце.

И таким, как Бейден Свинк, чьи души были намного сильнее, чем их тела.

Вы никогда не будете забыты.

Глава первая

Дорогой Хаос,

По крайней мере, так по словам моего брата, тебя называют. Я спросила его, не нужен ли кому-нибудь из его приятелей друг по переписке, и мне дали именно твою почту. Так что привет, я Элла. Я знаю о правиле не называть настоящих имен в переписке. Я пишу эти письма так же долго, как он делает то, что делает… что, я полагаю, и есть то, чем занимаешься ты. Прежде чем ты отложишь это письмо в сторону и скажешь неловкое «Спасибо, но не надо», как это делают парни, знай, что эти письма не только для тебя, они еще и для меня. Это значит, что у меня будет безопасное место, где я смогу проветриться вдали от любопытных глаз этого крошечного, городка, возможно это будет выглядеть так, будто я использую тебя. Так что, если ты захочешь стать моим слушателем, я буду благодарна, а взамен я буду рада стать твоим. А еще я делаю потрясающее печенье с арахисовым маслом. Если к этому письму не прилагалось печенье, то иди и побей моего брата, потому что он украл твое печенье.

С чего мне начать? Как представиться, чтобы это не выглядело как объявление для одиноких? Позволь заверить тебя, что я не ищу ничего большего, чем просто друга по переписке – очень далекого друга по переписке, обещаю. Военные парни меня не привлекают. Да и вообще парни мне не подходят. Не то чтобы мне не нравились парни. Просто у меня нет на них времени. Знаешь, что у меня есть? Глубокое сожаление о том, что я написала это письмо ручкой.

Я младшая сестра, но уверена, что мой брат уже рассказал тебе об этом. Он довольно болтлив, а значит, ты наверняка знаешь, что у меня двое детей. Да, я мать-одиночка, и нет, я не жалею о своем выборе. Черт, меня уже тошнит от того, что все меня об этом спрашивают или просто смотрят на меня так, будто подразумевают этот вопрос. Я хотела бы стереть последнюю строчку, но это правда. Кроме того, мне просто лень переписывать все это.

Мне двадцать четыре, и я была замужем за донором спермы близнецов около трех секунд. Достаточно, чтобы линии стали розовыми, врач сказал, что у меня будут близнецы, а он собрал вещи в тишине ночи и ушел. Дети никогда не были его фишкой, и, честно говоря, нам от этого только лучше. Если дети по переписке – не твой конек, я не обижусь. Но тогда никакого печенья. Печенье только для друзей. Если ты нормально относишься к одинокой матери в качестве друга по переписке, читай дальше.

Моим близнецам пять лет, и, если ты правильно посчитал, это означает, что они родились, когда мне было девятнадцать. После того как я шокировала наш маленький городок, решив воспитывать их самостоятельно, я чуть было не сошла с ума, когда после смерти бабушки взяла на себя управление «Солитьюдом». Мне было всего двадцать, близнецы были еще младенцами, здесь она вырастила нас, так что мне показалось, что это хорошее место для воспитания моих детей. И до сих пор так и есть.

Давай посмотрим… Мэйзи и Кольт – это практически вся моя жизнь. В хорошем смысле, конечно. Я до смешного чрезмерно их опекаю, но я это осознаю. Я склонна слишком остро реагировать, строить вокруг них крепость, что делает меня в некотором роде изолированной от остальных, но ведь есть и худшие недостатки, верно? Мэйзи тихая, и обычно я могу найти ее, спрятавшуюся с книгой. Кольт… ну, он обычно находится там, где ему не положено быть, и делает то, что ему не положено делать. Близнецы могут быть сумасшедшими, но скажу тебе, что они в два раза круче многих ребят.

А я? Я всегда делаю то, что должна, и никогда не то, чего я хочу. Но я думаю, что такова природа материнства и ведения бизнеса. Кстати говоря, все уже просыпаются, так что мне пора запечатывать и отправлять этот конверт.

Напиши ответ, если хотишь. Если нет, я пойму. Просто знай, что кто-то в Колорадо думает о тебе.

– Элла

***

Сегодняшний день был бы идеальным временем для самых плохих слов. Обычно, когда мы отправляемся в серьезные командировки, это становится настоящим днем сурка. То же самое дерьмо, каждый день. В этом однообразии было предсказуемо почти все. Не буду врать, я был большим поклонником однообразия. Рутина была предсказуемой. Безопасной, или настолько безопасной, насколько это вообще возможно. Мы уже месяц находились в новом месте, в другой стране, в которой никогда не были раньше, и рутина была единственной стабильностью. Сегодняшний день был не совсем однообразным. Миссия, как обычно, была выполнена, но за это пришлось заплатить. Цена была всегда, а в последнее время она становилась все более высокой.

Я посмотрел на свою руку, сгибая пальцы, потому что мог. Рамирес? Сегодня он потерял эту способность. Парень теперь будет держать своего ребенка с помощью протеза. Моя рука взлетела, выпустив мячик, и игрушка устремилась в небо, красная вспышка на фоне девственной голубизны. Небо было единственной чистой вещью в этом месте. А может, сегодня просто было грязно.

Хавок мчалась по земле уверенными шагами, сосредоточившись на цели, пока…

– Черт, она хороша, – сказал Мак, подойдя ко мне сзади.

– Она лучшая, – я оглянулся на него через плечо, а затем перевел взгляд на Хавок, когда она бежала обратно ко мне. Она должна была быть лучшей, чтобы попасть туда, где мы были, в команду первого уровня. Она была спецназовской собакой, а это в миллион раз ответственней любой другой служебной собаки. Она также была моей, что автоматически делало ее самой лучшей.

Моя девочка весила семьдесят килограмм, идеальный лабрадор-ретривер. Ее черная шерсть выделялась на фоне песка, когда она остановилась прямо перед моими ногами. Ее задница упала на землю, и она протянула мне мячик, ее глаза заплясали.

– В последний раз, – мягко сказал я, забирая его у нее изо рта.

Она исчезла еще до того, как я поднял руку для броска.

– Что слышно о Рамиресе? – спросил я, наблюдая за тем, как Хавок отбегает на достаточное расстояние.

– Потерял руку. По локоть.

– Фффффф… – я бросил игрушку так далеко, как только мог.

– Ты мог бы оставить ее в покое. Сегодня это вполне уместно, – Мак почесал месячную бороду и поправил солнцезащитные очки.

– Что с его семьей?

– Кристина встретит его в Ландштуле. Они пришлют нам новую команду. До прибытия осталось сорок восемь часов.

– Так скоро? – мы действительно были только расходным материалом.

– Мы выдвигаемся. Встреча в пять.

– Понятно, – похоже, мы отправляемся в место, которое не разглашается.

Мак посмотрел на мою руку.

– Как твоя рука?

– Док наложил швы. Просто царапина, ничего такого, из-за чего нужно было бы переживать, – еще один шрам в дополнение к десяткам, которые уже были на моей коже.

– Может, тебе вообще нужен кто-то, кто будет волноваться за тебя?

Я бросил боковой взгляд в сторону лучшего друга.

– Что? – спросил он, пожимая плечами и кивнув в сторону Хавок, которая снова появилась, такая же взволнованная, как и в первый раз, когда я бросал мячик, или в тридцать шестой раз. – Она не может быть единственной женщиной в твоей жизни, Джентри.

– Она верна, великолепна, может искать взрывчатку или уничтожить того, кто пытается тебя убить. Чего именно ей не хватает? – я взял мячик и потрепал Хавок за ухом.

– Если мне приходится говорить тебе это, значит, ты слишком далеко зашел, чтобы я тебе помогал.

Мы вернулись в небольшой лагерь, который на самом деле представлял собой не более чем несколько зданий, окружавших внутренний двор. Все было коричневым. Здания, машины, земля, даже небо, казалось, приобрело этот оттенок.

Отлично. Пыльная буря.

– Не стоит беспокоиться обо мне. У меня нет проблем, когда мы в гарнизоне, – сказал я ему.

– О, я прекрасно знаю, ты придурок, похожий на Криса Пратта. Но, чувак, – он положил руку на мою руку, остановив нас, прежде чем мы смогли войти во двор, где собрались парни. – Ты ни к кому не привязан.

– И ты тоже.

– Нет, сейчас у меня нет отношений. Но это не значит, что у меня нет привязанности к людям, о которых я забочусь и которые заботятся обо мне.

Я знал, к чему он клонит, и сейчас было не время и не место. Прежде чем он успел зайти еще глубже, я ударил его по спине.

– Слушай, мы можем играть в доктора Фила, а можем убраться отсюда к чертям и перейти к следующему заданию.

Двигаться дальше всегда было для меня проще всего. Я не формировал привязанности не потому, что не хотел, а потому, что не был способен на это. Привязанность к людям, местам или вещам были неудобны и мешали мне. Потому что только в одном можно было быть уверенным, и это было непостоянство.

– Я серьезно, – его глаза сузились, а я слишком часто встречал такой взгляд за десять лет нашей дружбы.

– Да, я тоже. Я в порядке. Кроме того, я привязан к тебе и Хавок. Все остальные – просто пыль.

– Мак! Джентри! – Уильямс позвал из двери соседнего здания.

– Пошли!

– Мы идем! – крикнул я в ответ.

– Слушай, прежде чем мы войдем, я оставил тебе кое-что на кровати, – Мак провел рукой по своей бороде – он нервничал.

– Да, что бы это ни было, после этого разговора мне это неинтересно.

Мы с Хавок начали идти к месту встречи. Я уже чувствовал зуд во всем теле от желания уехать, оставить это место позади и посмотреть, что нас ждет дальше.

– Это письмо.

– От кого? Все, кого я знаю, в той комнате.

Я указал на дверь, когда мы пересекали пустой двор. Вот что случается, когда ты вырос, переезжая из одной приемной семьи в другую, а затем был призван в армию в день, когда тебе исполнилось восемнадцать. Список людей, которых ты считал достойными знакомства, был достаточно мал, чтобы поместиться в «Блэкхок», и сегодня нам уже не хватало Рамиреса. Как я уже говорил. Привязанности были неудобны.

– От моей сестры.

– Что? – моя рука замерла на проржавевшей дверной ручке.

– Ты не ослышался. Моя младшая сестра, Элла.

Мой мозг пролистал свой мысленный справочник. Элла. Блондинка, убийственная улыбка, большие, добрые глаза, которые были голубее любого неба, которое я когда-либо видел. Он размахивал ее фотографиями последние десять лет.

– Джентри, давай. Тебе нужна фотография?

– Я знаю, кто такая Элла. Какого черта на моей кровати лежит письмо от нее?

– Просто подумал, что тебе может понадобиться друг по переписке, – его взгляд упал на грязные ботинки.

– Друг по переписке? Как будто я какой-то проект для пятиклассников из школы?

Хавок придвинулась ближе и прижалась всем телом к моей ноге. Она чутко реагировала на каждое мое движение, даже на малейшие изменения в моем настроении. Именно это делало нас непобедимой командой.

– Нет, не… – он покачал головой. – Я просто пытался помочь. Она спросила, нет ли кого-нибудь, кому может понадобиться друг, и, поскольку у тебя нет семьи…

С насмешкой я распахнул дверь и оставил его задницу стоять снаружи. Может быть, немного песка заполнит его рот. Я ненавидел слово на букву «С». Люди постоянно сюсюкались по этому поводу. Но стоило им понять, что у тебя ее нет, как ты становился ошибкой, которую нужно исправить, проблемой, которую нужно решить.

Я был настолько далек от жалости, что это было почти смешно.

– Так, ребята, – Капитан Донахью созвал нашу команду из десяти человек, минус один, вокруг конференц-стола. – С сожалением сообщаю вам, что мы не возвращаемся домой. У нас новое задание.

Все эти стонущие парни, несомненно, скучающие по своим женам и детям, только подтвердили мою позицию по вопросу о привязанности.

***

– Серьезно, новенький? – прорычал я, наблюдая за тем, как новичок пытается убрать весь хлам, который он свалил в шкафчик, служивший мне тумбочкой.

– Извини, Джентри, – пробормотал он, собирая бумаги.

Типичный американский мальчик, только что закончивший курсы, которому пока не место в этой команде. Ему нужно было еще несколько лет и больше уверенности, что означало, что он связан с кем-то, кто имеет влияние.

Хавок наклонила голову в его сторону, а затем посмотрела на меня.

– Он новенький, – мягко сказал я, почесывая ее за ушами.

– Вот, – сказал парень, протягивая мне стопку вещей, его глаза расширились, словно я собирался выгнать его из отряда за неуклюжесть.

Боже, я надеялся, что с оружием он обращается лучше, чем с моей тумбочкой.

Я положил стопку на свободный дюйм кровати, который Хавок в данный момент не занимала. Сортировка заняла всего пару минут. Журнальные статьи на разные темы, которые я как раз читал, и… Черт. Письмо Эллы. Оно пролежало у меня почти две недели, а я так и не открыл его. Но и не выбросил.

– Собираешься открыть? – спросил Мак с видом опытного говноеда.

– Почему ты никогда не материшься? – одновременно спросил новенький.

Бросив взгляд на Мака, я сдвинул письмо в самый низ стопки и взял лежащую сверху журнальную статью. Она была посвящена новым методам поиска и спасения.

– Отлично. Отвечай новичку, – Мак закатил глаза и улегся на койку, заложив руки за голову.

– Меня зовут Джонсон…

– Нет, ты просто новичок. У тебя еще нет имени, – поправил его Мак.

Парень выглядел так, будто мы только что пнули его чертового щенка, поэтому я смирился.

– Кто-то однажды сказал мне, что ругательства – это плохое оправдание для дерьмового словарного запаса. Это заставляет тебя выглядеть неумным и необразованным. Поэтому я перестал.

Бог знал, что мне и так досталось. Мне не нужно было говорить так, как будто я прошел через это дерьмо.

– Никогда? – спросил новенький, наклонившись вперед, как будто мы были на вечеринке.

– Только в моей голове, – сказал я, перелистывая новую статью в журнале.

– Она действительно служебная собака? Она выглядит слишком… милой, – сказал новенький, потянувшись к Хавок.

Она вскинула голову и оскалила зубы в его сторону.

– Да, она такая, и да, она убьет тебя по команде. Так что сделай нам обоим одолжение и больше никогда не пытайся ее трогать. Она не домашнее животное, – я позволил ей зарычать на секунду, чтобы доказать свою точку зрения. – Расслабься, – сказал я Хавок, проводя рукой по ее шее. Напряжение тут же улетучилось из ее тела, и она рухнула на мою ногу, уставившись на меня, как ни в чем не бывало.

– Черт, – прошептал он.

– Не принимай это на свой счет, Новичок, – сказал Мак. – Хавок – женщина-одиночка, и ты точно не ее парень.

– Верная и смертоносная, – сказал я с ухмылкой, поглаживая ее.

– Когда-нибудь, – сказал Мак, указывая на письмо, которое скользнуло на кровать рядом с моим бедром.

– Сегодня не тот день.

– В тот день, когда ты откроешь его, ты будешь корить себя за то, что не сделал этого раньше, – он откинулся на койку и вернулся к упаковке печенья с арахисовым маслом, съев одно со звуковыми эффектами порнофильма.

– Серьезно.

– Серьезно, – стонал он. – Так вкусно.

Я рассмеялась и задвинул письмо обратно под стопку.

– Поспи немного, Новичок. Завтра у нас много дел.

Парень кивнул.

– Это все, чего я когда-либо хотел.

Мы с Маком обменялись понимающим взглядом.

– Скажешь это завтра вечером. А сейчас ложись спать и перестань опрокидывать мои вещи, иначе твой позывной станет «Безрукий»

Его глаза расширились, и он опустился на койку.

***

Три ночи спустя Новичок был мертв. Джонсон. Он заслужил свое имя и потерял жизнь, спасая задницу Дока.

Я лежал без сна, пока все остальные спали, и смотрел на пустую койку. Ему здесь было не место, и мы все это знали. Он не был готов. Не готов к заданию, не готов к темпу нашего подразделения и не готов к смерти. Не то чтобы смерть волновала меня.

Часы показали полночь, и мне исполнилось двадцать восемь. С днем рождения меня.

Смерть всегда влияла на меня по-разному, когда мы были в командировке. Обычно я делил это на две категории. Либо я отмахивался от всего, и жил дальше, либо моя смертность становилась ощутимой. Может быть, дело было в моем дне рождения или в том, что Новичок был еще совсем юным, сейчас была категория номер два. Привет, Морталити, это я, Бекетт Джентри. Логически я понимал, что, закончив миссию, мы отправимся домой в ближайшие пару дней или в следующую адскую дыру. Но в тот момент меня охватила потребность в связи, которая ощущалась как физическое давление в груди.

Только не привязанность, сказал я себе. От этого дерьма одни проблемы. Быть связанным с другим человеком каким-то образом? Подобного не было даже у братьев, с которыми я служил, или даже у моей дружбы с Маком, которая была ближе всего к семье. В порыве импульсивности я схватил фонарик и письмо с того места, куда я засунул его в дневник по альпинизму. Балансируя с фонариком на плече, я вскрыл конверт и развернул лист, исписанный аккуратными женскими завитушками.

Я перечитал письмо раз, два… дюжину раз, сопоставляя ее слова с фотографиями ее лица, которые я видел на протяжении многих лет. Я представлял, как она выкраивает несколько минут ранним утром, чтобы написать письмо, и думал, каким был ее день. Что за парень бросил свою беременную жену? Мудак. Что за женщина взялась за близнецов и бизнес, когда сама была еще ребенком? Чертовски сильная. Сильная женщина, которую я должен был узнать. Тоска, охватившая меня, была неловкой и неоспоримой.

Сохраняя максимальную тишину, я достал блокнот и ручку. Через полчаса я запечатал конверт и ударил им Мака по плечу.

– Какого черта? – огрызнулся он, переворачиваясь.

– Я хочу свое печенье, – я выделил каждое слово с той серьезностью, которую обычно приберегал для команд Хавок.

Он рассмеялся.

– Райан, я серьезно.

Выражение его лица означало, что дело сделано.

– Да, но если ты медлишь, то теряешь свои печеньки, – он ухмыльнулся и снова улегся на койку, его дыхание стало глубоким и ровным через несколько секунд.

– Спасибо, – тихо сказал я, зная, что он меня не слышит. – Спасибо тебе за нее.

Глава вторая

Элла

Письмо #1

Элла,

Ты права, твой брат съел все печенье. Но в его защиту скажу, что я слишком долго ждал, чтобы открыть твое письмо. Я думаю, если мы действительно это делаем, то должны быть честными, верно?

Во-первых, я не умею общаться с людьми. Я мог бы привести кучу оправданий, но на самом деле я просто не умею с ними общаться. Можно подумать, что я говорю что-то не то, но я просто не вижу необходимости в бездумной болтовне и так далее. Нет нужды говорить, что я никогда не писал писем… никому, если подумать.

Во-вторых, мне нравится, что ты пишешь ручкой. Это значит, что ты не возвращаешься назад и не пытаешься себя исправить. Ты не задумываешься, а просто пишешь то, что имеешь в виду. Держу пари, ты и в жизни такая – говоришь то, что думаешь.

Я не знаю, что рассказать тебе о себе такого, что не было бы вычеркнуто цензурой, так что как насчет этого. Мне исполнилось двадцать восемь минуту назад, и, кроме моих друзей здесь, у меня нет никаких связей с окружающим миром. Большую часть времени меня это устраивает, но сегодня мне интересно, каково это, быть тобой. Быть такой ответственной и иметь столько людей, зависящих от тебя. Если бы я мог задать тебе один вопрос, то это был бы именно он. Каково это – быть центром чьей-то вселенной?

– Хаос

***

Я перечитывала письмо уже в третий раз с тех пор, как оно пришло сегодня утром, и мои пальцы бегали по неровному почерку, состоящему из одних заглавных букв. Когда Райан сказал, что в его подразделении есть кто-то, кого он надеется я возьму в друзья по переписке, я подумала, что он сошел с ума. Парни, с которыми он служил, обычно были так же открыты, как запертый оружейный сейф. Наш отец был таким же. Честно говоря, я решила, что когда прошло несколько недель без ответа, парень отверг мое предложение. Отчасти я почувствовала облегчение не то чтобы у меня было мало забот. Но было что-то важное в возможности написать пару слов на чистом листе бумаги. Возможность изложить свои мысли кому-то, кого я никогда не встречу, странно раскрепощала. Учитывая его письмо, я задалась вопросом, чувствует ли он то же самое.

Как можно дожить до двадцати восьми лет, не имея… кого-нибудь, кого-нибудь в любом качестве? Рай говорил, что парень замкнут и сердце у него как кирпичная стена… Хаос выглядел… одиноким.

– Мама, мне скучно, – сказала Мэйзи, сидя рядом со мной поджав ноги под стул.

– Ну, знаешь что? – спросила я певучим голосом, убирая письмо в сумочку.

– Скучно только скучным людям? – ответила она, глядя на меня самыми большими в мире голубыми глазами. Она наклонила голову и закрутила нос, создав морщинки на его верхушке.

– Может, они не были бы такими скучными, если бы им было чем заняться, – я покачала головой, но улыбнулась и предложила ей свой iPad. – Будь осторожна с ним, хорошо?

Мы не могли позволить себе заменить его, учитывая, что на этой неделе три домика для гостей получат новые крыши. Я уже продала двадцать пять акров земли участка, чтобы профинансировать ремонт, который давно назревал, и заложила участок, чтобы профинансировать расширение.

Мэйзи кивнула, ее светлый хвостик покачивался, когда она открывала iPad, чтобы найти свои любимые приложения. Каким образом пятилетний ребенок ориентируется в этой штуке лучше, чем я, оставалось загадкой. Кольт тоже разбирался в этой штуке, но не так хорошо, как Мэйзи. В основном потому, что он был слишком занят тем, что лазил туда, куда не следовало.

Мой взгляд метнулся к часам. Четыре часа дня. Доктор уже на полчаса опаздывал на прием, который он назначил. Я знала, что Ада не против присмотреть за Кольтом, но мне было неприятно просить ее об этом. Ей было уже за шестьдесят, и, хотя Кольт был уже был самостоятельным, за ним было нелегко угнаться. Она называла его «молнией в бутылке» и не ошибалась.

Мэйзи рассеянно потерла место на бедре, на которое уже давно жаловалась. Жалоба перешла из разряда «побаливает» в «болит», а затем в «боль», которая не покидает ее до сих пор.

Не успела я выйти из себя и направиться к администратору, как док постучал, прежде чем войти.

– Привет, Элла. Как ты себя чувствуешь, Маргарет? – доктор Франклин спросил с доброй улыбкой, держа в руках планшет.

– Мэйзи, – поправила она его с серьезным видом.

– Конечно, – кивнул он, слегка улыбнувшись. Несомненно, в его глазах я все еще была пятилетней, учитывая, что доктор Франклин был и моим педиатром. В его волосах появилось больше седины, а в теле лишние двадцать фунтов, но он был все таким же, как и тогда, когда бабушка привела меня в этот кабинет. В нашем маленьком городке Теллурид ничего особо не изменилось. Конечно, наступал лыжный сезон, туристы заполняли наши улицы своими машинами, но прилив всегда отступал, оставляя местных жителей жить как обычно.

– Как сегодня боль? – спросил он, опустившись на ее уровень.

Она пожала плечами и сосредоточилась на iPad.

Я выхватила его из ее маленьких ручек и подняла бровь, глядя на ее неодобрительное лицо.

Она вздохнула – звук был намного старше, чем у пятилетнего ребенка, но она снова повернулась к доктору Франклину.

– Боль есть всегда. Уже целую вечность не было не больно.

Он посмотрел на меня, чтобы уточнить.

– Прошло не менее шести недель

Он кивнул, затем нахмурился, перелистывая бумаги на столе.

– Что?

От досады у меня скрутило живот, но я прикусила язык. Мэйзи не принесет ничего хорошего, если я потеряю самообладание.

– Результаты сканирования костей чистые, – он облокотился на стол и провел рукой по шее.

Мои плечи опустились. Это был уже третий тест, который они проводили с Мэйзи, и все еще ничего.

– Чистые это хорошо, да? – спросила она.

Я заставила себя улыбнуться и передала ей iPad.

– Милая, почему бы тебе не поиграть, пока я перекинусь парой слов с доктором Франклином в коридоре?

Она кивнула, с нетерпением возвращаясь к игре, которой была занята.

Я стояла с доктором Франклином в коридоре, оставив дверь чуть приоткрытой, чтобы иметь возможность присматривать за Мэйзи.

– Элла, я не знаю, что тебе сказать, – он сложил руки на груди. – Мы сделали рентген, сканирование, и если бы я думал, что она будет лежать спокойно достаточно долго для магнитно-резонансной томографии, мы могли бы попробовать и это. Но, честно говоря, мы не видим, чтобы с ней было что-то физически не так, – сочувственный взгляд, которым он одарил меня, действовал мне на нервы.

– Она не выдумывает. Какая бы боль ни была у нее, она вполне реальна, и что-то ее вызывает.

– Я не говорю, что боль не настоящая. Я видел ее достаточно часто, чтобы понять, что что-то не так. Изменилось ли что-нибудь дома? Появился ли новый стресс? Я знаю, что тебе нелегко управлять этим заведением в одиночку с двумя маленькими детьми, о которых нужно заботиться, особенно в твоем возрасте.

Мой подбородок приподнялся на дюйм, как это случалось всякий раз, когда кто-то упоминал моих детей и мой возраст в одном предложении.

– Мозг это очень мощная…

– Вы хотите сказать, что это психосоматика? – огрызнулась я. – Потому что ей теперь трудно ходить. В нашем доме ничего не изменилось. Все так же, как было с тех пор, как я привезла их домой из этой самой больницы, и в детском саду она не испытывает никакого чрезмерного стресса, уверяю вас. Это не в ее голове, это в ее бедре.

– Элла, там ничего нет, – мягко сказал он. – Мы искали переломы, разрывы связок, все что угодно. Возможно, это действительно серьезный случай болей при росте.

– Это не боль из-за роста! Вы что-то упускаете. Я искала в интернете…

– Это была твоя первая ошибка, – он вздохнул. – Если заглянуть в Интернет, то можно убедить себя, что простуда это менингит, а боль в ноге – гигантский тромб, готовый вырваться и убить тебя.

Мои глаза расширились.

– Это не тромб, Элла. Мы сделали УЗИ. Там ничего нет. Мы не можем устранить проблему, которую не видим.

Мэйзи не выдумывала. Это было не в ее голове. Это не было симптомом того, что она родилась у молодой мамы или у нее не было отца. Ей было больно, и я не могла ей помочь. Я была абсолютно бессильна.

– Тогда, наверное, я отвезу ее домой.

***

Я наслаждалась прогулкой от окружной дороги до главного дома. Получение почты в это время года всегда было моим маленьким способом улизнуть, и я наслаждалась этим еще больше, когда у меня были письма Хаоса, которых я с нетерпением ждала. Со дня на день я ожидала шестое. В конце октября воздух был прохладным, но до открытия сезона оставался еще целый месяц. И тогда все мои минуты безмятежности будут поглощены потоком заказов. Слава Богу, потому что мы действительно нуждались в этом бизнесе. Не то чтобы я не наслаждалась более медленным темпом осени после того, как летние туристы разъезжались по домам, но именно наши зимы позволяли городу оставаться в плюсе. А с нашими новыми, болезненными ипотечными платежами доход был просто необходим.

Но пока все было идеально. Осины стали золотыми и начали сбрасывать листья, которые сейчас покрывали дорогу к домикам. Это было недалеко, всего сто ярдов или около того, но расстояние было достаточным, чтобы гости чувствовали себя уединенно. Если бы только я могла позволить себе рекламу, чтобы люди бронировали домики. Можно было бы сдавать все время, но люди приезжали только тогда, когда знали о твоем существовании.

– Элла, ты занята? – спросил Ларри с крыльца. Его глаза плясали под широкими седыми бровями, которые, казалось изгибались во все стороны.

– Нет. Что случилось? – я возилась с почтой, поднимаясь по ступенькам, и остановилась на доске, которую, в ближайшее время нужно было заменить. Когда речь идет о рекламе роскошного курорта, люди ожидают совершенства.

– На столе тебя кое-что ждет.

– Ждет? – я проигнорировала его ухмылку, он никогда не станет игроком в покер и направилась внутрь.

Я сняла ботинки и задвинула их под одну из скамеек в фойе. Недавно отремонтированный паркет был теплым под моими ногами, когда я пересекла дорогу перед стойкой администратора.

– Хорошо погуляла? – Хэйли подняла глаза от своего телефона и улыбнулась.

– Просто получила почту, ничего особенного, – я сжала в руке пачку писем, продлевая пытку еще на несколько мгновений. Кроме того, в верхнем конверте был счет от доктора Франклина, который я не спешила открывать.

Прошел почти месяц с тех пор, как я отвезла Мэйзи к нему, а диагноза, объясняющего ее усиливающуюся боль, все еще не было. Это был еще один счет, напоминающий мне о том, что я снизила страховые взносы до минимально возможного уровня, чтобы мы могли пережить этот год.

– Ага. Ты же не ищешь письмо? – ее карие глаза были полны насмешливого взгляда.

– Мне не следовало рассказывать тебе о нем.

Она никогда не давала мне договорить до конца, но я, честно говоря, не возражала. Эти письма были единственной вещью, которую я хранила только для себя. Единственное место, где я могла быть открытой и честной без осуждения и ожиданий.

– Эй, это лучше, чем если бы ты жила моей личной жизнью.

– От твоей личной жизни у меня уже голова кругом идет. Кроме того, мы просто переписываемся. В этом нет ничего романтического. Райану нужна была услуга. Вот и все.

– Райан. Когда он снова вернется домой? – она мечтательно вздохнула, как вздыхают большинство местных девушек при упоминании моего брата.

– Это должно быть немного позже Рождества, а если серьезно, тебе было сколько? Двенадцать, когда он ушел в армию?

Хэйли была всего на два года младше меня, но я чувствовала себя намного старше. Может быть, я постарела на десять лет за каждого ребенка, или управление «Солитьюдом» преждевременно привело меня в средний возраст, но что бы там ни было, между нами была целая жизнь.

– Хватит бездельничать! – сказал Ларри, чуть ли не подпрыгивая на месте.

– В чем дело?

– Элла, иди сюда! – позвала Ада из столовой.

– Вы теперь преследуете меня? – я покачала головой, но последовала за Ларри в столовую.

– Та-да! – сказала Ада, взмахнув руками в сторону темного стола.

Я последовала за ней и обнаружила, что журнал, который я ждала, лежит там, а его ярко-синяя обложка выделяется на фоне дерева.

– Когда он здесь появился? – мой голос понизился.

– Сегодня утром, – ответила Ада.

– Но… – я подняла стопку писем.

– О, я просто оставила все это там. Я не собиралась лишать тебя твоего любимого занятия.

Прошло несколько тихих, напряженных мгновений, пока я смотрела на журнал. «Отдых в горах: Лучшее в Колорадо 2019 года. Зимний выпуск».

– Он не укусит, – сказала Ада, пододвигая ко мне журнал.

– Нет, но он может уничтожить нас.

– Прочитай его, Элла. Господь свидетель, я уже прочитала, – сказала она, поправляя очки на носу.

Я взяла журнал со стола, уронив на его место стопку писем, и пролистала его.

– Страница восемьдесят девять, – потребовала Ада.

Мое сердце колотилось, а пальцы, казалось, застревали на каждой странице, но я добралась до восемьдесят девятой.

– Номер восемь, «Солитьюд», Теллурид, Колорадо!