Текст книги "Рабыня моды"

Автор книги: Ребекка Кэмпбелл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 19 страниц)

– Я, как бы это сказать… все испортила.

– На работе?

– Скорее в личной жизни.

– Потрахалась?

– Латифа! – фыркнула я, смеясь. – Я и не подозревала, что ты знаешь такие слова.

– Ну а о чем, ты думаешь, мы говорим за работой – где лучше купить карри?

– Латифа, послушай, не нужно постоянно доказывать мне, что ты не с другой планеты. Ради Бога, я живу в самом космополитичном городе мира и знаю, что снизу мы все одинаковые.

– Попробуй сказать это Пратиме и Бине. Дело не в нашей схожести, а в том, что мы разные.

– Латифа, я знаю.

– Но у тебя иногда такое выражение лица…

– Какое выражение?

– «Кто эти люди, и что я здесь делаю?» – вот какое.

Я знала, что она имеет в виду.

– А иногда даже хуже, похоже на презрение.

– О, Латифа, это совсем не презрение. Просто проблема в том, что я всегда вела себя как «пугало», и именно за это окружающие любили меня. Я говорила всякие пакости и вообще постоянно хохмила. И я не превратилась в мать Терезу просто потому, что оказалась в Уиллздене. Я по-прежнему считаю, что косоглазые люди в действительности очень смешные, как и те, кто картавит или выходит из туалета, заправив сари в трусы. Просто сейчас мои эмоции не находят выхода, потому что у меня нет друзей, с которыми я могла бы поделиться.

– Это ведь была не я, правда? – расхохоталась Латифа.

– Ты о сари? Ты ведь его даже не носишь. Это была Рошни.

И мы провели десять минут, сплетничая, правда, особо не вдаваясь в детали, на самые разные темы. Я почувствовала, как будто опустила лицо в прохладный горный ручей. Затем Латифа сделала почти серьезное лицо и спросила:

– Сколько времени пройдет, прежде чем ты двинешься вперед? Ты же просто решила отсидеться здесь, правда?

Я внимательно посмотрела ей в глаза и поняла, что она не шутит.

– Не буду тебя обманывать, я не хочу провести всю свою жизнь, занимаясь шитьем отвратительной одежды для Камила. И не хочу, чтобы вы этим занимались. Скоро нам не придется делать этого.

– А что, у тебя есть какой-то план? – спросила Латифа, поддразнивая меня с едва различимой иронией.

Я улыбнулась:

–Да, есть.

И у меня действительно появились кое-какие идеи.

Прошло две недели, и я снова обратилась к Камилу с просьбой поговорить. Все это время я анализировала, размышляла и подсчитывала. Это помогало мне заполнить долгие часы одиночества и отрешиться от шума машин на главной улице Килберна, отвлекало от мыслей от Людо и мире, который я потеряла.

Дела шли не очень хорошо, и Камил начал поговаривать о том, чтобы уволить некоторых девушек. Я знала – I если начну взывать к его чувствам, это не поможет.

– Камил, – все-таки решилась я, – думаю, у твоего бизнеса есть потенциал.

– Да, конечно. Я и сам подумываю расширить продажи и выйти на рынок Голдерз-Грин и, может, даже Уэмбли. Большой потенциал.

– Неплохая идея. Но я хотела поговорить немного о другом. Каждый хороший бизнесмен знает, что работники – это самое важное. Люди – твой главный актив. Тебе удалось нанять нескольких великолепных портных. Ты хорошо разбираешься в людях.

– Да, конечно. Скажу тебе, я прошел настоящую школу жизни, а еще изучал бизнес в политехническом колледже в северном Лондоне.

– Так вот, я думаю, с твоими знаниями, некоторыми моими идеями и умениями девочек мы можем достичь потрясающих результатов – шить абсолютно другие вещи.

Камил настороженно прислушивался к моим словам.

– Мне кажется, Кэти Касл, ты что-то задумала, – хитро произнес он. – Я знаю, какой ты можешь быть, ты очень озорная девушка.

Я решила, что пришло время сказать главное:

– Камил, я смотрела бухгалтерские книги и должна признать, мы из кожи вон лезем, чтобы не разориться. Не можем заработать денег в нижнем секторе рынка, потому что просто не в состоянии конкурировать с товарами из Китая и с производителями Польши и Литвы. И мы не можем сказать, что делаем этот мир красивее, если наши мини-юбки и топы на бретельках носят неработающие женщины, которым нет еще двадцати, но у них уже есть дети, и живут они в Килберне и Уиллзден-Грин.

На лице Камила сменялись выражения обиды, удивления и возмущения, но я напирала, не давая ему возможности перебить меня.

– Нашей единственной надеждой может быть продвижение в более доходный сегмент рынка. Увеличить прибыль другим способом невозможно. И, честно говоря, мой потенциал сейчас остается неиспользованным. У меня есть опыт и связи. Все, что нам нужно, – это разработать несколько основных классических моделей, я могла бы сделать их за пару недель, потом вложить деньги в приличные ткани, и мы сможем составить конкуренцию любому производителю из центрального сегмента рынка в стране.

– Как можно будет сбить цены? Ты ведь говорила о хорошей прибыли.

– Весь процесс производства будет сосредоточен у нас: дизайн, производство и продажа. В этом секторе раньше так никто не работал. Мы станем первыми. – Ну хорошо, может, это не совсем так, но я предлагала Камилу великолепный план и могла позволить себе одну или две неточности. – Я гарантирую, что к весне наша одежда появится в тридцати хороших магазинах по всей Великобритании и еще в шести в Ирландии и других европейских странах. И это только в первый год. Кто знает, что нас может ждать в долгосрочной перспективе! – Я глубоко вздохнула – речь была очень долгой и полностью измотала меня.

– Сколько? – Камил был не дурак, он сразу понял, что реализация моего плана потребует вложений.

– Не так много для начала. Все, что мне нужно, – ярдов двадцать пять хорошей материи для образцов. Мы можем сами объезжать магазины, поэтому нам не потребуется оборудовать приличный демонстрационный зал. И ткани мы купим не много, пока не начнут поступать заказы.

– Так сколько нужно?

– Если все пойдет нормально, мне нужно десять тысяч на ткани.

– Десять тысяч! Хорошо пошутила, ха-ха-ха! Где я возьму десять тысяч? Санта-Клаус не заглядывает в дома курдов!

– Камил, это разовое вложение, потом все пройдет по накатанной колее, будем использовать прибыль. И я видела, что у тебя бывают… платежи, которые поступают время от времени. Большие суммы.

– Ну, это мои особые дела. Они не должны тебя волновать. Послушай, я подумаю, что можно сделать. Как насчет пяти тысяч? Может, я исхитрюсь и достану эту сумму.

– Ну, для начала нормально. Но есть еще кое-что – если мы будем улучшать качество одежды, придется изменить схему оплаты швеям. Сдельная оплата хороша, когда важно только количество. Но сейчас нам нужно выйти на новый уровень, а для этого требуется время. Нам придется ввести почасовую ставку, а это означает минимальную зарплату.

Камил рассмеялся:

– Кэти, Кэти, хитрая ты лиса! Скоро ты начнешь размахивать красными флагами и запоешь «Интернационал». Но мне нравится твоя идея. Как я говорил, я и сам думал перейти в более высокий сегмент рынка. Вот почему я нашел тебя. Я сказал тогда мистеру Джонаху Уэйлу. «Найди мне девушку с опытом работы в «Вог» или еще где-нибудь». Посмотрим, добьешься ли ты заказов на одежду и даст ли это прибыль. Если да, я заплачу минимальную зарплату. – Потом он добавил, скорее для себя: – Меня всегда смешат эти слова – «минимальные зарплаты». На самом деле это означает самые большие максимальные зарплаты. Мне так смешно, ха-ха-ха.

– И еще я придумала название.

– Для чего?

– Для коллекции – «КК».

– «КК», «КК», что это значит? – с подозрением осведомился Камил. – Я знаю, как это расшифровывается…

– «Камил кутюр», – быстро вставила я.

– О, «КК», «Камил кутюр»? Неплохо звучит.

– И еще кое-что, последнее.

– О Боже, это не все? Держу пари, попросишь еще денег!

– Мне нужен ассистент по производству. Латифа подойдет идеально.

– Латифа, и еще кое-что…

Я только что вызвала ее в офис и сообщила о переводе на новую должность. Она была в восторге, но постаралась сохранить хладнокровие. Камила не было в офисе, он крутился в магазине самообслуживания, покупая дешевый чай в пакетиках и туалетную бумагу. Вики тоже не было – «усердно» потрудившись, она сделала перерыв.

– Да?

– Что ты знаешь о Камиле и его семье?

– Ну, я знаю, что у них большое влияние в курдской общине. И куча денег.

– А Камил, он не занимается ничем… гм… странным?

– Что ты имеешь в виду?

– Просто хотела спросить, может, ты или остальные знают, есть ли у него еще доходы… от другой деятельности?

– Ах да! Наверное, мне не следует сплетничать, но одна девушка – Роксанн, она немного говорит по-английски, слышала его разговор с рыночным торговцем.

– О чем?

– О женщинах.

– О женщинах? – Я улыбнулась.

Латифа захихикала:

– Я говорю не о подружках, думаю, у него нет ни одной. Я имею в виду, что у него девушки, знаешь, для продажи.

– Проститутки! – выдохнула я.

– Да, и их очень много в округе. Роксанн слышала, как он говорил, что есть «первоклассные, не шлюхи, белые, черные, коричневые – на любой вкус».

Ну что ж, это была подходящая версия, она объясняла периодические денежные поступления. Жаль, если это правда. А я настроилась, что смогу реализовать свой план. Хотелось бы по крайней мере попробовать, но я не могла работать на сутенера. Едва ли не любая работа, пусть даже в обувном магазине в Ист-Гринстед, будет лучше этой. И дело не столько в вопросах морали, сколько в пошлости всей ситуации. Я решила уволиться, как только Камил появится в офисе.

Немного позже пришла Вики, она гнусавила и шаркала. Я действительно была раздражена, поэтому спросила:

– Ты знала о проститутках? Вики вздрогнула, а затем приложила палец к губам.

– Нет, не проститутки, – прошептала она. – Не Камил.

– Одна из девушек все рассказала мне, нет смысла притворяться! – Я предполагала, что Вики была как-то замешана в этом деле. Наверное, именно так она зарабатывала себе на метадон.

– Ты ничего не поняла! Дело в том, что проституция просто прикрытие.

Выражение лица выдало мое скептическое отношение к этому объяснению.

– Послушай, – продолжала Вики, – ты все неправильно поняла. Это наркотики.

– Наркотики! Ну, конечно, можно подумать, это лучше! Что ты имеешь в виду?

– Ну, понимаешь, торговля девочками отвлекает внимание полиции от импорта наркотиков из Турции. Это обычное дело: героин и все такое. А полиция считает, что Камил всего лишь сутенер, и не связывается с ним. Здорово придумано, правда?

– Да, просто гениально.

Итак, дело не в проституции, а в наркотиках. Хуже это или лучше? Конечно, это всего лишь на волосок от… но, учитывая, что речь идет о героине, а не о щепотке марихуаны на курево, думаю, чаша весов склоняется в сторону худшего. Я жутко разозлилась, что Джонах втянул меня в это дело.

В конце концов, согнувшись под тяжестью семидесяти двух экономичных упаковок туалетной бумаги, вернулся Камил.

– Вики, вали отсюда, пойди еще немного отдохни. Уже полчаса прошло после твоего последнего перерыва, – резко произнесла я. Вики же была слишком ленива, чтобы проявить недовольство.

– Кэти, слова «вали отсюда» совсем не в твоем стиле. Что произошло?

– Что бы там ни было, Камил, наркотики или шлюхи, или и то и другое – я увольняюсь в любом случае.

– Кэти, Кэти, что тебе наговорили эти женщины? Тебя ввели в заблуждение. Ты не понимаешь.

– Одна из швей рассказала мне о проститутках, а Вики объяснила, что это лишь прикрытие для распространения наркотиков. Я не хочу иметь ничего общего ни с ними, ни с тобой, ни с чем вообще.

Я взяла пальто и сумку, а Камил протянул руку, чтобы остановить меня. И все мое унижение, вся горечь, боль и отчаяние от очередного провала выразились в одном точном ударе, попавшем точно в челюсть Камила. Он упал, как мешок с дерьмом, извините меня за это выражение. Но к несчастью, он свалился напротив двери и, пока я пыталась открыть ее, начал умолять меня:

– Кэти, позволь я тебе все объясню, расскажу о моих людях. Дело не в наркотиках и не в проститутках. Мы курды, нас ненавидят в Турции, Ираке и Иране. Нас преследуют американцы, против нас весь мир. И только Курдская рабочая партия защищает права курдов, а я работаю на благо партии, помогаю им: оружие, лекарства, средства связи. Я просто делаю вид, что связан с наркотиками и девочками. Пожалуйста, поверь, это правда. И именно на эти цели поступают и тратятся деньги. Мы борцы за свободу!

Последнее смелое заявление было произнесено уже не с таким вдохновением – Камил начал громко орать. Дело в том, что я по-прежнему пыталась открыть дверь, и она зажала какую-то мышцу на его тощем бедре. Я села и задумалась: была ли борьба за свободу еще менее благовидным занятием, чем сутенерство и наркотики? Да, в некоторой степени. А что, международный терроризм лучше? Думаю, нет. Я имела весьма слабое представление о положении курдов. Похоже, как и сказал Камил, в последнее время их немало поливали дерьмом. Мне хотелось поверить ему. Ведь это означало, что я смогу заняться реализацией своего плана с почти чистой совестью. Да и, в конце концов, что еще мне оставалось?

Глава 17
Чай в доме Айабов, яркий снегирь и праздник

– В воскресенье я встречаюсь с дядей Ширку. Думаю, он может помочь нам с финансированием.

Прошла еще одна неделя, и я разработала бизнес-план. По самым реалистичным прогнозам, мы сможем предложить образцы для продажи в розницу к концу января. Тогда у меня в запасе два месяца на то, чтобы создать коллекцию и подготовить образцы моделей. График напряженный, но вполне реальный. Я приняла решение забыть о Лондоне. Слишком много неприятных воспоминаний было связано с этим городом. Тем более что большинство оптовых покупателей «Пенни Мосс», а соответственно и мои связи, были сосредоточены на юге Англии, а также в нескольких северных представительствах: один магазин в Дублине, еще один в Корке и три или четыре в Европе.

Я обзвонила полдюжины знакомых закупщиков: это были лучшие мои контакты, и у нас установились хорошие отношения в основном на почве неприязни к Пенни. Практически до всех докатился неопределенный слух о том, что я «перешла в другое место», но вся правда не вышла за пределы зоны сплетен, ограниченной шоссе М-25. Я же поведала им большую часть правды: что последние два года в основном занималась дизайном коллекций для «Пенни Мосс», а сейчас начала сотрудничать с широко известным английским производителем. И все проявили огромное желание взглянуть на коллекцию, которая по качеству обещала быть не хуже, чем одежда от «Пенни Мосс», но на треть дешевле.

– Отлично, – ответила я, почти не слушая Камила.

– Есть одна маленькая проблема.

– М-м… какая именно? – Я думала о пуговицах. Хорошие пуговицы очень много значат, удивительно, как часто хороший костюм портят…

– Мой дядя Ширку – скверный человек. Ему очень нравится высмеивать меня, он считает, что классно шутит! И говорит обо мне всякие глупости.

– Что за глупости? – Мне стало интересно, но не очень.

– Он старый лживый козел, и в этом случае я не буду извиняться за сказанное. Говорит, что мне не нравятся женщины и поэтому я не женат в свои сорок два года. Утверждает, будто я люблю мальчиков.

– А это правда?

– Конечно, нет, ты что, сумасшедшая? Я настолько люблю женщин, что просто не могу жениться, слишком увлечен многочисленными связями. Как считаешь, Вик?

Вики, сосредоточенная на работе – изучении своего гороскопа, – подняла глаза и ответила:

– Да! – Она поймала мой взгляд и улыбнулась.

– Так вот, – продолжил Камил, – как уже сказал, у меня есть небольшая проблема. Дело в том, что мне удастся заткнуть этого жирного старика и получить от него деньги, если я приду с красивой первоклассной спутницей и представлю ее как свою девушку или даже невесту, что-то вроде этого. Я громко расхохоталась:

– Поняла, ты хочешь, чтобы я изображала твою девушку. Собираешься продемонстрировать дяде Ширку, будто ты не голубой, чтобы он дал нам денег на ткань?

– Да, именно так.

– А ты не можешь взять Вики?

– Вик, ты только не обижайся! Она не самый лучший вариант. Лучше, если пойдешь ты. И ты ведь сможешь объяснить, как увеличить рентабельность, и рассказать о новых магазинах, в общем, обо всем.

Идея Камила была настолько дикой, что у меня был единственный выход – забыть о здравом смысле. Кроме того, он назвал меня красивой и первоклассной, и теперь я перед ним в долгу.

– Хорошо, я сделаю это.

Позже, когда мы с Вики остались одни, я поинтересовалась, был ли у них с Камилом роман.

– Ну, – ответила она, – мы встречались несколько раз, и мне нравилось. Я хотела тогда опробовать новый внутриматочный контрацептив, но он ничего не предпринял за долгое время. А когда все-таки пригласил меня на кофе, то постоянно интересовался, нравится ли мне, ну ты понимаешь, сзади. Я сказала, что нет, и попросила сменить тему. На этом все и закончилось.

Итак, в следующее воскресенье днем я ехала на красно-коричневом «ягуаре» Камила в район Вуд-Грин на встречу с легендарным и ужасным Ширку. Предполагалось мероприятие, которое Камил благоговейно называл «большой чай». Камил нервничал и, казалось, не столько следил за дорогой, сколько репетировал некоторые фразы. Мне удалось уловить обрывки: «…недорогие вещи приносят маленькую прибыль, это полный вздор», «выйти на международный рынок», «летать бизнес-классом», «четверо, может быть, пятеро детей».

Резиденция старшего в семье Айаб располагалась на тихой улице – обычная половина дома на две квартиры с отдельным входом. Камил постучал в дверь, и ему открыла молодая девушка с большими и грустными карими глазами. Она обернулась и прокричала:

– Мама, это Камил с дамой! – Затем она убежала в дом. Мы последовали за ней.

В доме чувствовался сильный и приятный запах специй, но я тут же испытала легкую панику, потому что мои ноги утонули в очень длинном ворсе ковра – я еще никогда не видела таких.

– Сними, пожалуйста, туфли, – прошептал Камил, но я была готова к подобной просьбе. На мне были моя самая длинная юбка и строгий жакет. Зачем оскорблять старого тирана? Мы вошли в гостиную. Там играли дети и царила живая атмосфера. Было невозможно сосчитать всех. Наверное, их было около семи, если забыть о тех, кто навсегда исчез в дебрях ковра. Там также сидели две мрачные, но хорошенькие девочки-подростки и улыбающаяся женщина средних лет в платье, которое я приняла за курдское.

–Здравствуйте, здравствуйте, добро пожаловать! – тепло приветствовала она меня, словно не замечая Камила.

– Тетя, это Кэти. Кэти, познакомься с моей тетей.

Мы пожали друг другу руки.

– Где дядя? – поинтересовался Камил.

– Он сегодня опять плохо себя чувствует. Это может быть и щитовидка, и желчный, – ответила тетушка и очень быстро добавила несколько слов на курдском (или это был искусственный «клингтонский язык» – я не смогла определить). – Прошу вас, присаживайтесь, – обратилась она ко мне. – Хотите чаю?

Следующие тридцать минут мы вели забавную беседу, в ходе которой тетушка пыталась выяснить подробности моей жизни. Чтобы выведать правду, она угощала меня настолько ядовито-сладкой выпечкой, что я подумала: следует подписать международное соглашение, ограничивающее ее распространение. Не зря существует старая курдская поговорка, которая переводится следующим образом: «Сынок, иди в дантисты, и твои руки будут всегда заняты, а твой кошелек – полон».

–Значит, ваш отец – специалист по страховым расчетам. Очень хорошо. – Так она суммировала всю информацию. Но тетушка, так же как и ее угощение, была очень мила, и я почувствовала к ней симпатию. Даже дети, бегавшие в стороне, оказались вежливыми и предупредительными. Они выполняли функции маленьких слуг, когда нужно было принести еще засахаренных фруктов или отвратительного чая. Две девочки внимательно изучали мою одежду, прическу и маникюр, а я все глубже погружалась в мягчайшую мебель.

Камил очень суетился:

– Лучше нам повидаться с дядей. Сначала пойду я, немного обработаю его и позову минут через пять – десять тебя.

Через несколько секунд я услышала громкий крик:

– Не хочу видеть обезьяну, мне нужен шарманщик! Покажите мне шарманщика!

После этого Камил позвал меня. Тетушка подала знак одной из девочек, та взяла меня за руку и проводила в дядину комнату.

Дверь была открыта. В комнате на кровати завернутый в белоснежную хлопковую ткань – это могла быть какая-то национальная одежда или обычная простыня – лежал, улыбаясь, очень толстый и абсолютно лысый человек. Трудно было судить о его возрасте, но мне показалось, что ему около семидесяти. Было ли это предусмотрено покроем одежды или произошло случайно, но складки ткани разошлось у него на талии и обнажили коричневый живот, который, казалось, обладал алой силой, абсолютно независимой от его хозяина. Он выглядел так, как будто по собственной воле мог двигаться, подобно амебе, и в любой момент проглотить любого. Ширку производил впечатление настоящего сибарита: развращенный император, живущий только ради удовлетворения своих потребностей.

«Еще одна чувиха, парень, – ожидала услышать я. – Нет, нет, не ешь ее, не ешь, да, уух, аах, аах, аах! Так-то лучше, я попробую ее».

– Итак, молодая леди, вы хотите, чтобы я дал денег, и готовы начать работу? – У него был тонкий, забавный и обворожительный голос. – Мне очень жаль, что встречаю вас, лежа в постели. У меня слабая спина, и желчный пузырь такой желчный, ха-ха-ха, хе-хе.

Я сразу же изменила мнение по поводу сибарита и мысленно попросила прощения за замыслы с «чувихой».

– Да, мы хотим делать модные вещи. Камил ведь присылал вам бизнес-план?

–Я читал его, он произвел на меня большое впечатление. Расскажи о том, чем ты занималась раньше, и о твоих контактах в сфере импорта тканей. – Он похлопал ладонью по постели рядом с собой и добавил: – Присаживайся, дорогая, присаживайся.

В результате мы долго и подробно обсуждали мой план. У Ширку была великолепная интуиция в отношении благоприятных возможностей и потенциальных просчетов. Он очень хорошо разбирался в швейном бизнесе и вкладывал деньги в небольшое предприятие Камила. Я поняла, что он также вел дела по всему Лондону и был занят таинственными вопросами экспорта и импорта. Бедный Камил, боясь вставить слово, тихо сидел на полу, скрестив ноги.

Прошел примерно час, когда Ширку попросил: – Камил, дорогой мой мальчик, пожалуйста, пойди и принеси своему дяде аспирин и немного воды. Это займет у тебя всего несколько минут.

Стоило Камилу скрыться за дверью, как Ширку обратился ко мне:

– Мне показалось, что Камил фантазировал, когда говорил, что вы помолвлены?

Бессмысленно было лгать в этой ситуации.

– Вы правы, он считал, что это поможет нам получить вашу поддержку.

– М-м… что ж, я ценю твою искренность. Я должен еще кое о чем спросить тебя. Камил говорил о своем участии в каких-нибудь делах: нелегальных или компрометирующих его?

– Честно говоря, да. Но я знаю, что сутенерство и наркотики были придуманы, чтобы скрыть незаконный ввоз оружия для Курдской рабочей партии.

Ширку рассмеялся, а потом тяжело задышал и раскашлялся:

– Для Курдской рабочей партии! И такая умная женщина, как ты, поверила?

– Эта идея понравилась мне больше, чем другие.

– Дорогая мисс Касл, Камил не занят ничем другим, кроме управления маленькой и не очень успешной фабрикой по производству и продаже дешевой одежды, которую в основном носят женщины, живущие на пособия по социальному обеспечению или по бедности.

Наконец я все поняла. Ввоз оружия был прикрытием для наркотиков, которые отвлекали внимание от содержания проституток, которые маскировали тот факт, что Камил был просто неудачником в модном бизнесе и жил на подачки своего толстого дяди! Я почувствовала небольшой прилив симпатии к этому маленькому человеку, и мне еще больше захотелось, чтобы наш план удался.

– Камил – неплохой мальчик, – продолжал Ширку, шутливый тон исчез, его голос теперь звучал нежнее, – но его всегда смущало, что он торгует тряпками. Его двоюродный брат – мой сын – погиб, сражаясь против турецкой армии за свободу нашего народа. Камил считает, что на его месте должен был оказаться он. Думает, что семья презирает его зато, что не погиб как подобает мужчине. Но я могу сказать, что отдал бы все за то, лишь бы мой сын остался жив и здоров. Пусть бы он даже работал уборщиком в общественном туалете, но его нет, как нет и могилы, где я мог бы оплакивать его. – Глаза Ширку заблестели, но он улыбнулся. – Камил, заходи, нечего там топтаться! Дай мне аспирин.

Камил наклонился над стариком, и тот притянул его к себе и поцеловал.

– Ты все сделал правильно, племянник. Ты выбрал хорошего партнера. Мне нравится ваш план, и думаю, он принесет нам какую-то прибыль. Я горжусь тобой!

Думаю, в глубине души я опасалась, что может случиться нечто, что сорвет наш план и он никогда не будет реализован. Кого-нибудь проглотит крокодил, или ударит по лбу яблоко раздора, или землетрясение разрушит Токио и это вызовет глобальный экономический кризис. Но, как ни странно, пока все шло по плану. Весь следующий месяц я работала больше, чем когда-либо в жизни. Раньше я и предположить не могла, что можно так вкалывать.

В понедельник я обзвонила полдюжины знакомых торговцев – собиралась купить небольшое количество ткани, и было не сложно найти в остатках партий рулоны, которые больше никто не собирался покупать. Мне всегда удавалось найти общий язык с агентами: практичными мужчинами средних лет, большинство были счастливы предложить мне выгодную сделку в обмен на легкий флирт, тем более что мне нужны были самые разные ткани, которые обычно требуются немногим. Через неделю я собрала весь необходимый материал: не совсем то, что хотела, но образцы моделей создать можно.

Базовый дизайн тоже не представлял никакой сложности. У меня были некоторые наброски и изобилие идей, поэтому еще через неделю, которую я провела, грызя карандаш, листая журналы и просто размышляя, более десяти моделей под

«Пенни Мосс» были готовы, и я не сомневалась, что они найдут покупателей. Я попыталась сделать одежду немного более броской и соответствующей требованиям молодежи, чем у «Пенни Мосс», но при этом не оттолкнуть простых женщин с лошадиными лицами из Уилтшира, Хартфорда и Ратленда. Я избавилась от всех деталей, которые требуют серьезной работы по пошиву, и сконцентрировалась на сексуальных ретро-платьях в стиле пятидесятых. Чтобы не допустить повышения цен, нам нужно было в основном шить из хлопковых тканей ярких расцветок и вискозы с набивным рисунком. Основными цветами были светлый миндальный и мягкий пастельный с намеком на наряды Мерилин Монро или, как в некоторых моделях, на туалеты Кортни Лав. Больше всего я гордилась платьем с запахом на бретелях, с ярким шоколадно-аквамариновым рисунком. Очень похоже на дизайн Дианы фон Фюрстенберг. Трудно было рассчитывать, что оно будет пользоваться популярностью у покупателей, но мне был необходим хоть один небольшой каприз, иначе вся работа теряла смысл.

Но я всегда знала, что самое тяжелое начнется, когда ткани будут выбраны и модели разработаны. Каждый студент колледжа моды учится делать выкройки. А потом забывает, как это делается. Ведь занятие это слишком плебейское, сложное, скучное, и отнимает оно массу времени. Немного похоже на рисунки с натуры у студентов, изучающих живопись. Если отношение к выкройкам у вас не презрительно-легкомысленное, то скорее всего это подтверждает тот факт, что вы никогда не станете настоящим дизайнером – ведь самое сложное за них должны делать другие. Несомненно, создание выкроек – один из полезных навыков, которому учат в колледже моды или могут научить, если глупые студенты возьмутся за ум. Хорошие раскройщики никогда не будут голодать и не опустятся до работы в «Макдоналдсе», как большинство из моих сокурсников по колледжу.

Это было очень глупо, но, как и остальные, я сбегала с занятий по конструированию выкроек, выучив лишь необходимый минимум для того, чтобы с трудом сдать экзамен. Теперь же мне пришлось провести тщательную ревизию в мозгах, расчищая все осевшие ненужные знания – вдруг под ними скрывается что-то более важное? И в результате поняла, что мне придется заново постигать все премудрости этой работы (нельзя располагать задний шов по центру платья, скроенного по косой; не путать модель с покупателем). Я чувствовала себя как человек после инсульта, который учится заново разговаривать, ходить в туалет и есть, стараясь, чтобы как можно меньше каши размазалось по подбородку. И все же настроение у меня было отличное. Своими руками я создавала реальные вещи и с каждым движением ножниц приближалась к познанию мира.

Латифа была очень довольна. У нее вдруг появилась работа, которая ей нравилась и давала деньги, достаточные для того, чтобы не волноваться, во что обойдется проезд до работы на автобусе. Она с энтузиазмом выполняла каждое поручение, наблюдала за моей работой и постепенно осваивала азы производства. Я очень хорошо знала, что если пытаешься помочь кому-нибудь, то самое неприятное – это столкнуться с негодованием тех, кто остался без внимания. Но похоже, никто из швей не возражал, и Латифа стала великолепным связующим звеном между мастерской и офисом. Она решила, что девушки могут оказать большую помощь, если посмотрят на модели и скажут, какие идеи можно осуществить, а какие – практически нереально.

И именно Латифа предложила устроить показ моделей для швей.

– Думаю, это ни к чему, – отрезала я сначала, – наша коллекция еще недостаточно подготовлена для этого. Ты же знаешь, мы только начали делать лекала.

Лекало – это экспериментальный образец, выполненный в натуральную величину из кальки, чтобы создать общее представление о модели.

– Может, мы сделаем на глаз несколько моделей из ткани, скажем, четыре или пять? Так все недостатки проявятся гораздо лучше.

– Думаю, это возможно, но мне кажется безумием устраивать шоу, когда мы только на полпути.

Я предвидела трудности, связанные с этой идеей, но в целом она мне понравилась, и я не стала возражать.

– Это будет весело, – сказала Латифа, чувствуя себя увереннее, потому что я не отказала сразу. – А кроме того, и это гораздо важнее, мы сможем вовлечь девушек в активную работу. Они почувствуют себя важными участниками нашего плана. Если сидеть, не поднимая головы от швейной машинки, никогда не увидишь картину в целом. Мой отец был в душе коммунист, и он часто говорил об отчуждении рабочих от результата труда и утверждал, что из-за этого они ненавидят свою работу. А мы найдем способ преодолеть это отчуждение.

Последний аргумент произвел на меня впечатление. Возможно, такой показ действительно поможет сплотить нашу команду. А именно это нам и было нужно!

– Что ж, хорошо, – твердо сказала я. – Но тебе придется быть моделью.

– Кэти! – воскликнула она, несомненно, с удовольствием. – Я не могу этого сделать. Я не могу ходить такой походкой, ну, ты понимаешь, я о заднице.