355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Райнер Шрёдер » Падение Аккона » Текст книги (страница 19)
Падение Аккона
  • Текст добавлен: 24 сентября 2016, 06:24

Текст книги "Падение Аккона"


Автор книги: Райнер Шрёдер



сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 21 страниц)

12

Облака беззвучно проплывали по небу, почти не закрывая луну и звезды, когда Тарик вскарабкался на холм и направился к руинам бывшей мечети, к месту ночлега бродяг. Судя по равномерному храпу, все они крепко спали. Но нищие, которые страшатся правосудия имущих, прекрасно слышат даже во сне.

Тарик выбрал своей жертвой Масламу эль-Фара. Бродяга с крысиным личиком не только имел самое лучшее оружие, но был также самым опасным из троицы. С тощим барабанщиком и с убогим Али он справится без труда – для этого надо было только завладеть кинжалом Масламы. Обокрасть его Тарику было особенно тяжело после того, как бродяги поделились с ним ужином. Но у него не было выбора. Тарик успокаивал свою совесть тем, что не хотел совершать настоящей кражи и собирался впоследствии загладить свою вину.

Тарик осторожно прокрался к своей жертве. Обстановка была благоприятной: Маслама, слегка подобрав ноги, лежал на правом боку. Его тело покоилось на дырявой циновке, а голова – на пёстром тюрбане. Согнутая в локте рука Масламы была отведена далеко от кинжала, лежавшего на его груди.

Тарик опустился на колени перед спящим, положил руку на эбеновую рукоятку кинжала и начал медленно вытаскивать его из ножен.

Клинок обнажился уже наполовину, когда Маслама, все ещё не просыпаясь, шевельнулся. Это было совсем незначительное движение бедра, но его хватило, чтобы клинок коснулся края ножен и тихо лязгнул.

Тарик замер. Он знал, что этот предательский звук способен внезапно вырвать араба из объятий сна. И он не ошибся. Рука Масламы потянулась к кинжалу, прежде чем он открыл глаза и приподнялся.

Однако его рука нащупала пустоту – Тарик успел молниеносным движением выхватить кинжал. Одной рукой он поднес клинок к горлу Масламы, а другой зажал ему рот. Рука Масламы остановилась на бедре, будто кто-то мгновенно перерезал его мускулы и нервы, – и он окаменел на своей циновке. Лишь в широко открытых, испуганных глазах бродяги была видна жизнь.

Али-барабанщик и Захир продолжали спать, сон их был крепким и глубоким. Тарик наклонился к Масламе и прошептал:

– Если сделаешь то, что я скажу, можешь ничего не бояться. Если поднимешь шум – перережу горло!

Конечно, Тарик не собирался выполнять это страшное обещание. Крайняя нужда заставила его вытащить у спящего человека кинжал, чтобы лишить его возможности сопротивляться.

– Моргни два раза, чтобы я увидел твое согласие!

Маслама подал безмолвный знак веками.

– Хорошо. Вижу, что мы договоримся! – прошептал Тарик. – Сейчас мы с тобой медленно встанем, и ты поднимешь свой тюрбан. Только не делай глупостей. Кинжал у меня, и я медлить не стану. А теперь встаём!

Маслама с ненавистью взглянул в глаза Тарика, но не издал ни звука и сделал то, что ему было приказано: осторожно поднялся, подобрав свой пёстрый тюрбан.

– А теперь совершим небольшую прогулку, чтобы не нарушить мирный сон твоих друзей, – предложил Тарик.

Маслама в бессильной ярости стиснул зубы, воровато взглянул на Тарика и подчинился. Страх за свою жизнь заставлял его переступать по каменным обломкам очень осторожно, чтобы не разбудить других бродяг.

Ни на секунду не выпуская Масламу, Тарик стал уводить его подальше от реки. Миновав заросли кустарника, они вышли на тропу, бежавшую вдоль расположенных в шахматном порядке полей. Вскоре на их пути показалась пальмовая роща. Тарик направил Масламу к ней.

– Так. Здесь нам никто не помешает, – сказал Тарик, когда они оказались возле первых пальм. Сейчас я освобожу тебя, Маслама эль-Фар. Я сдержу своё слово. Но сначала мне придётся взять твой пояс с ножнами и твой кафтан.

– Ты ограбишь меня после того, как мы все разделили с тобой? Ты втопчешь в грязь наше гостеприимство? Да заберёт тебя шайтан! Будь ты проклят, презренный выродок! – разразился бранью Маслама и в ярости выдал самого себя: – Надо мне было посильнее огреть тебя дубиной, а потом бросить в Нил на съедение крокодилам!

– Что ты говоришь! Я ведь догадывался, что за шишку на затылке должен благодарить именно тебя. Хорошо твое гостеприимство! – сказал Тарик. – Так что за тобой должок, Маслама эль-Фар. Но я не стану ни резать твое горло, ни бить тебя по голове. Я ограничусь тем, что на день одолжу твой кафтан и твой тюрбан. Я…

– Одолжишь? Не смеши меня! – крикнул Маслама. – За кого ты меня принимаешь? Я никогда больше не увижу своих вещей, ты, порождение чумы!

– Твоё недоверие огорчает моё сердце. Но ты увидишь, что сегодня вечером я принесу их назад, – пообещан Тарик, осторожно стягивая кафтан с плеч Масламы. – Только тогда уж не удивляйся!

Маслама презрительно рассмеялся.

– Подонок! Если бы ты знал, что тебя ждёт, когда ты попадёшься мне снова!

– Не считай цыплят, пока они не вылупились, – хладнокровно ответил Тарик, отбирая у него пояс с ножнами. – Так, а теперь ляг на живот, чтобы я мог связать тебе руки и ноги. Придётся использовать твой тюрбан. Надолго этого не хватит, но я рассчитываю успеть беспрепятственно продолжить свой путь.

Извергая страшные проклятия, Маслама сделал все, что требовал от него Тарик.

– За это ты заплатишь кровью! Аллах и пророк его тому свидетели! – шипел он, когда Тарик связывал его руки и ноги длинными полосами ткани.

– Единственный Всемогущий Бог на небе свидетель тому, что сегодня вечером я принесу тебе кинжал и кафтан, и ты получишь за это награду! – пообещал Тарик, надевая кафтан и уходя прочь.

– Аллах тысячу тысяч раз накажет тебя страшными пытками! – крикнул ему вслед Маслама, вырываясь из пут. – А я – его орудие! Я тебя на куски порежу! Сварю, на кол посажу, повешу, четвертую! Собаки, крысы и черви пожрут твои останки, когда я с тобой расправлюсь!

– Сказанное ночью исчезает днём, – пробормотал Тарик, пробираясь сквозь заросли пальм. Он возвращался к реке. До рассвета оставалось несколько часов. У него было достаточно времени, чтобы, двигаясь вверх по течению, отыскать сваи, рядом с которыми в иле лежали останки корабля. Найти среди них сапоги и пояс с золотом было бы уже нетрудно. И все же Тарик благоразумно решил сделать это до рассвета, с которым на берегу Нила начиналась жизнь.

Он шёл вперёд с величайшей осторожностью, держась как можно ближе к Нилу. Поскольку река ежегодно выходила из берегов, вынося на окрестные земли драгоценный ил, возле воды постоянных домов не было.

Скоро он нашёл сваи. Тарик отсчитал от них пятьдесят шагов вниз по течению и там, в зарослях жасмина, остановился. Высокие стены Аль-Кахиры, черными тенями лежавшие на фоне неба, были уже недалеко. То здесь, то там на стене и у городских ворот мерцали огоньки факелов – издалека они казались застывшими в воздухе светлячками.

Тарик отчаянно боролся с властными объятиями сна – пропустить удобный для поисков момент было нельзя. Для того чтобы поспать, у него ещё будет достаточно времени. Не раз его веки смыкались, но он тут же приходил в себя от испуга. Он думал об аббате Вилларе, о чуде своего призвания, о плачевном конце Аккона и о событиях на «Калатраве». Участь его друзей и сестёр Гранвиль не давала ему покоя. Но больше всего страшила опасность того, что корабль уйдёт из гавани в открытое море, прежде чем он отыщет возможность спасти Святой Грааль.

Беспокойство загнало его в воду ещё раньше, чем первые лучи солнца озарили тихое течение Нила. Ждать он больше не мог – надо было предпринять хоть какие-то усилия для спасения священной чаши последней вечерни. А извлечение пояса с золотом и было таким усилием.

Искать обломки корабля оказалось труднее, чем Тарик думал. Трижды ему пришлось погружаться в воду между исходным местом своих поисков и сваями. Действовать приходилось на ощупь – под водой ещё было темно. Погружаться в полную темноту оказалось достаточно волнующим занятием. Вновь обретённую им возможность дышать под водой Тарик и на этот раз воспринял как чудо.

Он уже хотел начать поиски выше по реке, как вдруг его рука ощутила сопротивление угловатого обломка. Тарик тут же нашёл место, в котором он спрятал сапоги. Внутренне он ликовал: все оказалось в целости. Тарик осторожно вытащил сапоги и вынырнул. В тростнике он быстро повязал шёлковый пояс на голое тело и с сапогами в руках шмыгнул в заросли жасмина. Широкий кожаный пояс Тарик швырнул в воду. Хотя на нем и не было знаков его ордена, опытный глаз вполне мог опознать перевязь, на которой христианские воины носили мечи. Купить в Каире арабский пояс было нетрудно.

Прежде чем Тарик снова надел белье и полосатый кафтан Масламы, ему пришлось справить нужду, чтобы извлечь проглоченные драгоценные камни на свет Божий. С помощью ветки он выбрал из своих испражнений изумруды и рубины, вымыл их в Ниле, высушил краем одежды и убрал в маленькие кармашки шёлкового пояса. Три пятиугольника из чистого золота он спрятал во внутренние кармашки кафтана.

Начинался рассвет. Солнце подобно ярко-красному апельсину всплыло над щербатыми горами Мокаттам, выхватило вершины мечетей и бесчисленных минаретов. Сейчас должны были открыть ворота. Настало время приблизиться к пасти льва.

13

Одержимый бессильной злобой на свою собственную глупость, Мак-Айвор смотрел в небо. Вместе с другими рабами, которых этим утром привели на продажу в караван-сарай Гази Абдула Гахарки, он лежал спиной на каменных плитах внутреннего двора. Так было легче терпеть тяжесть деревянного ярма, которое сжимало его руки на одном уровне с шеей.

Над Мак-Айвором высокие стены хана[30]30
  Хан – заимствованное из персидского языка арабское слово, которым в XIII–XIV веках называли караван-сараи.


[Закрыть]
вырезали из каирского неба большой прямоугольный кусок. За несколько минут бархатная чернота, заполнявшая этот прямоугольник, сменилась предутренними сумерками. Но и серый цвет продержался на небе недолго. Зелёный луч прогнал вялую серость и вскоре уступил место красно-золотому потоку солнечного света.

Но, погруженный в свои мрачные мысли, Мак-Айвор не замечал игры небесных красок. Он сердился на себя и предпочёл бы надавать себе пощёчин за легкомыслие, которое стоило ему всех драгоценных камней, спрятанных в желудке.

Как же он мог сожрать этот жирный суп из остатков баранины, который вчера вечером раздали приведённым в караван-сарай рабам? И это после трёх дней, в течение которых он ничего не ел! Где была его голова?!

Конечно, она была занята мыслями о Тарике, Герольте, Морисе и о Святом Граале. Но это обстоятельство никак не могло оправдать Мак-Айвора в его собственных глазах. Следовало помнить, что на богатую жиром пищу внутренности могут дать бурный ответ! Именно это и случилось! Среди ночи они взбунтовались.

Спасти изумруды и рубины, оставаясь вместе с другими рабами, было совершенно невозможно. Один из темнокожих надсмотрщиков Гази Гахарки отвёл его в отхожее место и лишь на время убрал свою левую руку с его ярма. Так драгоценные камни исчезли в зловонной дыре. Теперь у него оставались лишь два куска золота. Ну почему он проглотил эти камни, вместо того чтобы отдать их Тарику, а себе забрать золото? Ведь монет, все ещё хранившихся в шёлковом поясе под его туникой, ни за что не хватит, чтобы выкупить себе свободу! С их помощью в лучшем случае удастся подкупить надсмотрщика.

Минарет мечети, примыкавшей к восточной стене караван-сарая, пронзил прямоугольник неба над головой Мак-Айвора. Муэдзин поднялся на деревянную галерею, опоясавшую вершину минарета, приложил ладони ко рту и огласил городские кварталы призывом к утренней молитве. Крик муэдзина спугнул коршуна, сидевшего на золотом куполе под полумесяцем. Птица сделала пару кругов и вернулась на прежнее место.

– Тамплиер, ты знаешь, что муэдзином может быть только слепой? – спросил Мак-Айвора чей-то грубый голос по соседству. И, не дождавшись ответа, продолжит: – Потому что, если бы на молитву звал зрячий муэдзин, в этот момент он мог бы увидеть в каком-нибудь дворе или на крыше дома женщину с открытым лицом.

Его сосед – человек по имени Тимоти Тёрнбул из Ливерпуля, полжизни прослуживший в Святой Земле простым солдатом, а последние семь лет носивший цепи раба, издевательски усмехнулся.

– Аллаху, и прежде всего мужчине, которому принадлежит гарем, это не понравилось бы. На улицах города и в деревнях можно встретить множество женщин с открытыми лицами. Но правоверных мусульман это не беспокоит. Наверное, потому, что это простые работницы и служанки, которым приходится работать, а не жить в гаремах.

Тимоти глубоко вздохнул.

– Странно, что я думаю о таких пустяках. Ведь в ближайшие часы решатся наши судьбы.

– Мне в голову тоже почему-то приходят одни пустые мысли, – сказал Мак-Айвор. Он приподнялся и сел. Деревянное ярмо давило так, будто на шее у него висел мельничный жёрнов.

Во дворе караван-сарая кроме Мак-Айвора лежали ещё около сорока невольников. Под сводами за множеством колонн располагались и просторные стойла для вьючных и верховых животных, и дюжина комнат, которые Гази Гахарка сдавал торговцам. На верхнем этаже были покои, в которых отдыхали купцы. Некоторые из торговцев, а также слуги караван-сарая, услышавшие крик муэдзина, расстелили перед собой коврики, упали на колени и, обратившись лицом в сторону Мекки, начали утреннюю молитву. Призыву с минарета последовали и некоторые рабы. Среди несчастных, окружавших Мак-Айвора, находились матросы и пассажиры с «Калатравы». Но большинство невольников составляли все-таки уроженцы здешних мест, которых хозяева привели нынешним утром в караван-сарай, чтобы перепродать.

Тимоти Тёрнбула, который после семи лет мучений состоял только из кожи, костей и жил, на невольничий рынок Каира пригнали уже в третий раз. После того как Тимоти пять лет отработал в каменоломнях у подножия гор Мокаттам, его первый хозяин оказался в бедственном положении и пригнал Тимоти вместе с другими пятнадцатью рабами к Гази Абдулу Гахарке. Там его выкупил хозяин рудника. Но спустя несколько недель Тимоти постигло несчастье: он сломал руку в нескольких местах. А когда рука срослась, то перестала сгибаться.

– У тебя есть тема для разговора поинтереснее? – спросил Мак-Айвора Тимоти, который, видимо, смирился со своей судьбой.

– Расскажи лучше о каменоломне и о руднике, в которых ты работал. Хочу знать, что меня ждёт, – попросил Мак-Айвор.

Англичанин пожал тощими плечами.

– Да что тут рассказывать? Что в каменоломне, что на руднике тебе придётся вкалывать под палкой свирепого надсмотрщика, который сам получает за свою службу медяки. Работать будешь от восхода до заката солнца, пока не надорвёшь спину или что-нибудь другое и не лишишься последних сил. Тогда тебя снова отведут на невольничий рынок и продадут за пару динаров перекупщику, который живёт тем, что отправляет немощных рабов к дубильщикам и красильщикам, чтобы они присматривали за их варевом. Или станешь чистить отхожие места. Меня ждёт именно это. А больше я ничего не знаю.

Тимоти замолчал. И все-таки Мак-Айвору удалось узнать от него много ценного о жизни рабов и об охране, организованной в каменоломнях и на рудниках.

После молитвы караван-сарай оживился. С утра здесь совершались самые главные сделки дня. Открылись лавки, горожане заполнили внутренний двор. Караван-сарай гудел многоголосым шумом, споры купцов и покупателей становились все оживлённее. Начались торги по продаже рабов.

Мак-Айвор со свирепым выражением лица стоял в ряду других мужчин. Покупатели разглядывали и ощупывали их как скот. Безудержный гнев снова охватил Мак-Айвора, – он вспомнил, как глупо обошёлся с драгоценными камнями. Его ярость росла по мере того, как ему приходилось выслушивать оценки покупателей и их распоряжения.

Внезапно Тимоти Тёрнбул тихо спросил его:

– Видишь человека с плоским носом, одетого в чёрный, вышитый золотом кафтан? Он ощупывает вон того здоровенного негра с грудью, натёртой маслом.

Мак-Айвор кивнул. Невысокий человек в дорогом чёрном кафтане имел круглое лицо с плоским носом и узкими, косо посаженными глазами. Черты его лица свидетельствовали о монгольской крови.

– Вижу. И что?

– Это Амир Ибн-Садака! – шепнул Тимоти. – Постарайся не угодить в его руки!

– Что же в нём особенного? – поинтересовался Мак-Айвор.

– Он – владелец проклятого Байата аль-Дхахаба. Это самый бессовестный и жестокий парень из всех, которые присматривают здесь сильных рабов! – сказал англичанин. – Возможностей прожить хотя бы пару лет у тебя в каменоломне или на руднике будет больше, чем у этого преступника!

Мак-Айвор удивился:

– «Байат аль-Дхахаб»? То есть «дом золота»? Что это такое? Золотой рудник?

– Нет. Это самое страшное место в Каире. Точнее, это бывшая столица, но со временем она стала южным предместьем города. Там Амир Ибн-Садака устроил увеселение для своих кровожадных гостей и просто игроков, которые бьются об заклад. Только на арене, которую он содержит, дерутся не боевые петухи или собаки, а отряды гладиаторов, – рассказывал Тимоти. – Сражения, в которых рабов натравливают друг на друга…

Он не успел закончить фразу, потому что Мак-Айвора ударили хлыстом по рёбрам. И тут же прозвучал резкий голос:

– О чем вы разговариваете, вонючие христианские собаки? Смотри-ка на меня, грязный тамплиер, когда я с тобой разговариваю! Жалкий червь, ты уже сегодня будешь ползать в пыли моей каменоломни и жрать дерьмо!

Позже Мак-Айвор и сам не мог понять, как он позволил себя раздразнить. Несомненно, его переполнила ярость. Он просто потерял голову.

Прежде чем владелец каменоломни понял, что произошло, Мак-Айвор протаранил его грудь коленом и с размаха ударил его в голову краем своего ярма. Обливаясь кровью, покупатель рухнул на каменные плиты.

Надсмотрщики тут же подбежали к Мак-Айвору и принялись осыпать его ударами дубинок. Хотя Мак-Айвор носил на ногах оковы, а его руки сжимало ярмо, он защищался с невероятным ожесточением и упорством. Схватить и скрутить его оказалось не так-то просто. Благодаря своей силе и ловкости он долго отбивался, используя в качестве оружия ярмо. Наконец, кому-то удалось зайти сзади и сбить его с ног. Когда Мак-Айвор упал, надсмотрщики снова обрушили на него град ударов.

– Забить его кнутами до смерти! А потом пусть эмир бросит его крокодилам! Клянусь, он умрёт! – слышал Мак-Айвор голос разъярённого Гази Абдула Гахарки. Но тут же до него донёсся и другой голос, перекрывший все остальные:

– Оставьте! Назад! Он уже валяется на земле! Гази, скажи своим людям, чтобы они не пробили ему череп! Я покупаю этого упрямого тамплиера!

Мак-Айвор чувствовал, что теряет сознание. Тело рыцаря отзывалось на удары дубинок невыносимой болью. Свет померк в его глазах. Но вдруг избиение прекратилось. Кто же остановил град ударов?

До Мак-Айвора донеслись два голоса. Первый издавал какое-то нечленораздельное бормотание, разбавленное горловым смехом. Но второй голос он расслышал хорошо:

– Да, я беру его за обычную плату, Гази… Тамплиер сгодится для одного интересного поединка. Хорошо, дорогой! Если хочешь увидеть его мёртвым, приходи в Байат аль-Дхахаб снова. Там его смерть доставит тебе гораздо больше радости, чем здесь, где твои люди просто забьют его!

«Меня купил этот плосконосый Амир Ибн-Садака, о котором предупреждал Тёрнбул. Он приобрёл меня для своих кровавых поединков в Доме золота! Господь Всемогущий, устроиться глупее я бы и не смог!» – И Мак-Айвор лишился чувств.

14

Высокая, построенная из саманного кирпича стена с широким боевым ходом дугой в несколько миль огораживала на восточном берегу Нила территорию Аль-Кахиры – участок, включавший также отроги горы Мокаттам и цитадель. Укреплённые ворота в этой мощной стене казались небольшой крепостью.

Тарик вошёл в город с севера через Баб аль-Футух – Ворота завоеваний. Надвратная башня с её рвущимися к небу полукруглыми арками находилась под дополнительной защитой двух сторожевых башенок, возвышавшихся на стене слева и справа от неё. В пёстром потоке подёнщиков, нищих, прислуги, торговцев и крестьян, которые медленно входили в игольное ушко ворот вместе с корзинами, тележками и вьючными животными, Тарик никому не бросился в глаза. В этой толчее никто не взглянул бы на него дважды.

Сразу за воротами Баб аль-Футух начиналась Касаба – главная артерия города. При её ширине в добрых пятнадцать шагов она растянулась более чем на милю. Улица проходила через город прямой линией с севера на юг, так что северный ветер свободно летел по Касабе, достигая сердца Аль-Кахиры и в самые жаркие месяцы принося горожанам некоторое облегчение.

На своем пути Касаба проходила ворота Баб аль-Зувайла, которые с юга отделяли ядро Каира с его дворцами, общественными колодцами, банями, больницей и не менее чем восьмью роскошными мечетями. По обе стороны Касаба разветвлялась на сумеречные лабиринты отдельных «харас» – городских кварталов, в которых роскошные дома с эркерами, балконами, террасами и внутренними дворами достигали высоты в восемь, девять и даже больше этажей. А базарчики в каждой части города носили на себе отпечаток отдельных промыслов и ремёсел, которыми занимались местные жители.

Мекка с её мечетью Кааба была священным местом для каждого мусульманина. Однако в состязании восточных городов Аль-Кахира оправдывала своё имя «Победоносная» и была их бесспорной королевой. Но Тарик находился не в том расположении духа, чтобы его впечатлили величина и богатство города. При других обстоятельствах это, возможно, и произошло бы. К тому же он не первый раз посещал крупный восточный город. Пёстрая, шумная жизнь улиц, на которых постоянно сменялись роскошь и грязь, благовония и отвратительные запахи, была ему хорошо знакома – так же, как и вопиющая бедность на каждом шагу; одержимые манией расточительства богатеи, которых проносили в паланкинах; множество ослов, мулов и верблюдов, на которых перевозили грузы; и совершенно особый мир базарчиков с их лабиринтами переулков, где лавки, переполненные товарами, стояли в бесконечных рядах одна за другой и где легко можно было заблудиться. Всё это он уже встречал, правда, в более скромном виде, в Дамаске. Отец дважды возил туда Тарика, когда тот был ещё маленьким мальчиком.

Сразу за городской стеной стояла мечеть Аль-Хаким, которую более трёх веков тому назад оставил на память о себе один из самых грозных халифов. Пройдя мимо неё, Тарик вышел на другую широкую улицу, которая ответвлялась от Касабы. Вскоре она пересекла халий – широкий канал в западной части Каира. По этой улице Тарик, как и предполагал, самым коротким путём добрался до квартала, прилегавшего к гавани Аль-Макс. Там он сразу увидел «Калатраву» – вместе с другими кораблями эмира эль-Шавара Сабуни галера все ещё стояла у одной из центральных пристаней. При виде «Калатравы» Тарик облегчённо вздохнул. Он боялся, что корабль, получивший серьёзные повреждения, уведут для ремонта в другое место. Но сейчас Тарик видел, что галера полностью готова к плаванию в открытом море. На ней заменили сломанные весла, а плотники уже извлекали из средней части «Калатравы» останки главной мачты, чтобы поставить новую. Когда Тарик заметил работу плотников, его спокойствие вновь улетучилось. Ведь устанавливая новую мачту, мастера могли проникнуть в глубину трюма. Не так уж много времени у него осталось, чтобы придумать, как спасти Святой Грааль!

Одолеваемый тревогой, Тарик вернулся в город. Там он принялся слоняться по кварталам – совсем как подёнщик, неохотно высматривающий себе работу полегче. Тарик старался сохранять на лице сонное выражение. На самом же деле он был чуток и зорок, как никогда. Из услышанных разговоров он выяснил, что денежные менялы в основном сидят возле Баб аль-Зухумы – Ворот кухонных запахов, а лавки ювелиров находятся в квартале Загха на другой стороне Касабы, недалеко от места, где проживали еврейские торговцы.

На базаре Загха, где переулки для защиты от солнца были накрыты растянутыми циновками, где настоящие покупатели наступали на пятки праздношатающимся, было, казалось, собрано все золото мира. Лавки, отделённые одна от другой занавесками из тонких палочек, выставляли на обозрение множество золотых цепей, колец, серёг, браслетов, заколок для волос и других драгоценностей. Казалось, из переулка в переулок тут переходит одно и то же золотое руно. В лучах солнца, проникавших сквозь щели между циновками, эти предметы сверкали и искрились, подобно королевской сокровищнице.

Тарик не стал, конечно, в ближайшей лавке предлагать её хозяину своё золото. Ему нужен был торговец, который внушал доверие. И за своё золото Тарик намеревался получить приемлемую сумму денег. Он придумал, как проверить порядочность торговца. Прицениваясь к цепям, кольцам и браслетам, он обошёл множество лавок. Вначале владельцы лавок ошеломляли его дружелюбием и красноречием, когда они разглагольствовали о незаменимости своих товаров и их дешевизне по сравнению с товарами в соседних лавках. Каждый истово клялся, что, если Тарик приобретёт у него золотую вещицу, он продаст её чуть ли не в убыток себе. Именем Аллаха и пророка каждый заверял, что этот день станет для Тарика счастливейшим, потому что он встретил торговца в наилучшем настроении и Тарик сразу стал для него другом, нет, даже братом. Разве не назовёт он своему другу, не говоря уже о брате, самую выгодную для него цену?

Их красноречие исчезало со скоростью горевшей соломы, стоило только Тарику сообщить, что у него нет денег. Глуповато улыбаясь, он рассказывал о дочери горшечника из своего квартала и спрашивал, сколько лет должно пройти, чтобы он накопил сумму, необходимую для покупки скромного украшения для своей невесты. Из двух лавок его просто вышвырнули. Торговцы грубо говорили Тарику, что не позволят красть у них время. Один из них даже угрожал ему побоями.

Тарик уже накопил богатый, но неутешительный опыт, когда, наконец, в тупике одного из базарных переулков ему повезло. Он и сам не смог бы сказать, почему зашёл именно в эту лавочку. Возможно, потому, что её хозяин не захлёбывался цветистыми речами, расхваливая свой товар и пытаясь превзойти в этом других торговцев золотом. Хозяин, суховатый мужчина с коротко подстриженной седой бородой, сидел перед своей лавкой на скамеечке и перебирал светлые жемчужины чёток.

Когда Тарик приблизился к лавке, хозяин встал, поприветствовал его поклоном, жестом пригласил зайти и дружелюбно спросил, какую услугу он, Мохаммед эль-Малюк, сможет ему оказать.

Тарик вошёл в лавку, осмотрелся, и что-то в глубине души подсказало ему, что с этим торговцем можно иметь дело. И Тарик не ошибся. Когда Мохаммед эль-Малюк узнал, что ни сегодня, ни в ближайшем будущем Тарик ничего не собирается у него купить, он повёл себя совсем не так, как другие торговцы. Он выказал ему своё понимание и даже нашёл время для того, чтобы показать ему менее дорогие украшения, всего лишь покрытые позолотой.

– Они порадуют взгляд, особенно взгляд юной девушки, – заверил Мохаммед эль-Малюк, хитро подмигнув Тарику.

Тарик решил, что пора сбросить маску бедного ремесленника и рискнуть предложить торговцу одну из монет аббата Виллара.

– Надеюсь, ты простишь мне выдумку об украшении для невесты, Мохаммед эль-Малюк. На самом деле я хочу не купить, а, наоборот, продать вот это…

И Тарик достал золотой пятиугольник.

Тонкие брови лавочника взлетели, когда он увидел, что лежит на ладони Тарика.

– Клянусь Аллахом и всеми ста четырнадцатью сурами, которые Всемилостивый продиктовал своему пророку! – изумлённо проговорил он. – Похоже, это золото византийского императора!

– Это оно и есть. Пятьдесят миткалей чистого золота в двадцать четыре карата[31]31
  Карат – в ювелирном деле обозначение доли благородного металла по отношению к другим составным частям сплава. Его не следует путать с другим значением слова «карат» – единицей веса драгоценного камня. В монетном деле 24 карата означают, что из 1000 частей золотой монеты все 1000 состоят из золота; 18 каратов означают только 750 частей из 1000; 14 каратов – 585 из 1000; 8 каратов – только 333 частей из 1000.


[Закрыть]
, – подтвердил Тарик, протягивая слиток торговцу. – Возьми, можешь осмотреть его и проверить. Ты должен убедиться, что имеешь дело с честным продавцом.

Мохаммед эль-Малюк жестом предложил ему сесть на одну из круглых, обшитых кожей подушек, которые окружали низкий столик на ковре в глубинах его лавки, а сам взял миниатюрные весы, взвесил тяжёлый слиток, проверил его с помощью всех других приёмов своего ремесла и наконец произнёс, качая головой:

– Чистое золото византийского императора, как ты и сказал! А я-то втолковывал ему про дешёвую безделушку! Неплохо ты провёл меня! Я и в самом деле принял тебя за простолюдина.

Тарик улыбнулся.

– Странствуя без меча, лучше не привлекать внимания воров. А теперь скажи, сколько ты готов заплатить. Если цена будет хорошей, я продам тебе три таких слитка. А вскоре, возможно, ещё несколько таких же.

Начался торг. Тарик предпочёл бы не тратить время и сделать значительную скидку. Время было гораздо дороже, чем пара дополнительных динаров в кошельке. Но благоразумие не позволило ему принять первое предложение – восемьсот серебряных дирхамов, которые соответствовали примерно тридцати пяти золотым динарам. Купец охотно повышал цену, но Тарик отклонил также второе, третье и четвёртое предложение. Согласившись на них, Тарик мог бы открыть и вторую тайну – то, что он вовсе не купец, за которого теперь его принимал Мохаммед эль-Малюк. Азартно, с чисто восточным воодушевлением Тарик торговался за каждые полдинара, пока они не сошлись на сумме в одиннадцать сотен дирхамов, или сорок четыре золотых динара за слиток.

Большую часть денег Тарик взял в золоте, а остаток – в мелкой серебряной монете. Три кожаных кошелька, необходимые для монет, Мохаммед эль-Малюк дал Тарику в подарок. Как-никак, сегодня утром он совершил хорошую сделку.

– Надеюсь, судьба снова приведёт тебя в мою скромную лавку, если ты ещё раз захочешь что-нибудь продать, – сказал на прощание Мохаммед эль-Малюк.

– Я тоже буду на это надеяться, – дружелюбно кивнул ему Тарик.

Хотя Тарик уже успел сделать многое, он торопился, поскольку не только постоянно думал о друзьях, но и боялся не успеть спасти Святой Грааль. Его следующей целью был квартал торговцев тканями и портных. Тарик нашёл его без труда. Там он купил обычный долман – длиннополую верхнюю одежду, простой кафтан, какой в Каире носили многие тысячи, и не бросавшийся в глаза тюрбан. Дешёвые сандалии и пояс из пальмового волокна завершили покупки. Он завернул покупки в узел, повесил его на руку и направился на базар, где продавали дорогие ткани. Здесь он приобрёл изысканную одежду, которая пристала бы зажиточному, но ещё не очень богатому купцу, – это были кафтан и тюрбан мягкого орехового цвета. Надев эту одежду, он отправился на оружейный рынок. Там ему пришлось провести гораздо больше времени, чем на других базарах. Подходящий кинжал и саблю с широким, хорошо закалённым лезвием он купил быстро. Но для того чтобы найти пару коротких ножей в кожаных футлярах, а их лезвия и рукоятки были бы сделаны так, чтобы можно было метать, пришлось ходить по рынку долго. Ножи, которые искал Тарик, должны были сохранять горизонтальное положение, когда их клали на вытянутый палец тем местом, в котором клинок сменялся рукояткой. Наконец Тарик нашёл то, что искал.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю