Текст книги "Падение Аккона"

Автор книги: Райнер Шрёдер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 21 страниц)

3

Выпрямив спину и сохраняя на лице якобы равнодушное выражение, Герольт застыл в седле. Он смотрел поверх головы коня на закрытые ворота. Здесь, у восточной части внешней стены, в обществе двух рыцарей, ему понадобилось призвать всю силу самообладания, чтобы никто не заметил того, что в действительности творилось у него на душе. Лишь после того, как Герольт высказал готовность поддержать честь ордена и присоединиться к послам короля, он осознал, что поездку в лагерь султана ему, возможно, пережить не суждено. Во время прошлых войн многие послы и переговорщики за своё мужество расплачивались жизнями или навсегда исчезали в темницах врага. И сейчас никто не мог предсказать, как повелитель мамелюков отнесётся к послам короля и тамплиерам великого магистра. Люди, собравшиеся у надвратной башни, говорили едва слышно и избегали встречаться с ними глазами – так, будто они видели обречённых на смерть, которые заслуживали скорее сострадания, чем восхищения. Удивительно!

Покосившись на Тарика, Герольт увидел, что и его лицо будто окаменело. Казалось, взгляд друга остановился на какой-то воображаемой точке за воротами города. Так же выглядели Вильгельм де Кафран и Вильгельм де Вилье, крестоносцы и ветераны ордена тамплиеров, представители древних родов, которым выпала неблагодарная миссия – передать султану предложение короля.

– Готовы ли господа тамплиеры? – спросил караульный, охранявший ворота под башней Святого Николая.

Вильгельм де Вилье обменялся со своим напарником быстрым безмолвным взглядом и кивнул.

– Откройте ворота и опустите мост! – приказал он и натянул поводья.

Ворота раздвинулись, и подъёмный мост, гремя цепями, опустился. Тень крепостной стены скользнула по рыцарям, когда они выехали из надёжно укреплённой башни. Брусья моста прогудели под копытами их лошадей. И всадники через открытое поле поскакали к лагерю мамелюков.

Необычная, напряжённая тишина царила на поле, разделявшем врагов. С обеих сторон замерли катапульты и камнемёты. С помощью флагов Аккон сообщил султану об отправке послов, эти знаки были замечены и поняты. После непрерывного, продолжавшегося неделями обстрела эта невероятная тишина казалась более грозной, чем звуки самой ожесточённой битвы. Ни жужжание стрел, ни разрывы лопающихся горшков со смертоносным огнем, ни треск дерева и каменной кладки, ни боевые кличи не доходили до их ушей. И все же в воздухе висела смертельная опасность. Казалось, её можно было потрогать руками.

Их путь проходил меж двух осадных башен, стоявших вдалеке от лагеря. Прислуга башен молча, с неприкрытой ненавистью проводила посольство взглядами. Казалось, мамелюки только ждали приказа, чтобы броситься на тамплиеров и уничтожить их.

– Отважен вор, идущий с лампой в руке, – проговорил Тарик тихо. Услышать левантийца мог лишь Герольт, который и ответил ему кривой улыбкой.

– Великий магистр правильно сделал, что не послал Мориса и Мак-Айвора, – сказал он. – Наверное, и нам следовало бы больше думать о задании аббата Виллара, чем о своей тамплиерской чести.

– Конечно, следовало бы, – согласился Тарик.

Они снова замолчали, стараясь держаться поближе к послам короля.

До первого ряда палаток у подножия холма Тель-эль-Фукар оставалось проскакать ещё с полмили, когда из тени деревьев на холме им навстречу двинулась группа всадников. К послам ехал султан эль-Ашраф Халил собственной персоной. Султана сопровождали его ближайший помощник эмир Шудажай и дюжина воинов. Острия копий и кривые сабли охранников сверкали на солнце.

Юный эль-Ашраф Халил был одет в белый, шитый золотом кафтан со свободными рукавами. Белым и тоже изготовленным из ткани тончайшей выделки, был и его тюрбан, украшенный золотым полумесяцем. Ятаган, золотые ножны которого покрывали драгоценные камни, был заткнут за белый шёлковый пояс. Украшенная витиеватым орнаментом рукоятка кривой сабли доходила почти до подбородка на выразительном лице с ясными глазами. В своем простом и одновременно роскошном наряде султан на чёрном арабском жеребце выглядел очень внушительно. Сапоги султана были сделаны из тонкой мягкой кожи и снабжены шпорами. Ногами он упирался в серебряные стремена.

Уже с первого взгляда султан производил впечатление военачальника, сознающего свою силу и не нуждающегося в роскошном наряде, чтобы это показать. На эмире также была белая одежда и белый тюрбан – правда, без золотого украшения.

Эль-Ашраф Халил и его спутники отъехали от холма на пару сотен шагов и остановились в ожидании послов.

Тамплиеры остановили своих коней рядом с лошадьми султана, эмира и охранников, свирепо смотревших на рыцарей.

Вильгельм де Вилье, назначенный старшим, поднял руку:

– Салам! Мир да пребудет с тобой, султан эль-Ашраф Халил! – начал он с предписанной почтительностью. – Наш король через своего покорного слугу, тамплиера Вильгельма де Вилье, и его провожатых велел передать тебе своё приветствие.

– Салам! – сдержанно ответил султан, но тут же насмешливо спросил: – Ты говоришь от имени безумца, который все ещё называет себя королём Иерусалима, хотя священный город уже больше ста лет очищен от неверных христианских собак?

– Я говорю от имени короля Генриха Второго, – дипломатично ответил благородный рыцарь. – Он послал нас к тебе…

– Надеюсь, он послал вас, чтобы передать мне ключи от города, потому что понял бессмысленность сопротивления, – оборвал его султан.

«Плохое начало переговоров!» – подумал Герольт. Он старался не встречаться глазами с колючими взглядами охранников.

– Нет, ключи от Аккона я тебе не принёс. Мне поручено передать тебе от имени нашего короля предложение о выплате дани, – спокойно сказал Вильгельм де Вилье. – Прошлым летом против мусульман были совершены преступления, виновников которых король и городские бароны сурово покарали. За несправедливость в отношении мусульман жители города готовы выплатить возмещение в размере тридцати тысяч венецианских цехинов.

– Вы хотите выплатить дань? Сейчас, когда Аккон готов пасть? – насмешливо воскликнул эмир.

Султан взмахнул рукой так, будто отвергал предложение или отгонял назойливую муху.

– Мне не нужна дань! Мне нужен Аккон! И клянусь небесным троном Аллаха, город падёт! Ваши дни сочтены, рыцари креста! Такова воля Аллаха, и хвала Владыке Мира, который дарует нам эту победу над неверными!

Посол короля, благородный дворянин, сохранял спокойствие. Ни одна черта на его лице не дрогнула. На заверения эмира он не обратил внимания.

– Ты осторожный властитель и великий воин. Ты укрепил славу своего отца в первый же год собственного владычества. Твои храбрость и заслуги займут немало место в исторических хрониках, – сказал он льстиво и предостерегающе одновременно. – Но постарайся оценить также мужество и стойкость наших войск. Ведь многие военные походы, уже считавшиеся победоносными, оборачивались совершенно иначе.

– Вы, рыцари-тамплиеры, по праву славитесь мужеством и великой храбростью. И это вы в достаточной мере проявили в сражениях, – холодно ответил султан на комплимент. – Но на этот раз Аккон не удастся спасти от завоевания. Судьба горожан заботит меня так же мало, как тявканье собаки. Но как бы ни был безумен ваш король, я не могу отказать ему в уважении, поскольку он приехал сражаться, несмотря на молодость и болезнь. Поэтому во славу Аллаха я готов оказать незаслуженную милость и проявить мягкость. Я сохраню жизни горожанам, если вы признаете своё очевидное поражение и пообещаете, что сегодня король сдаст мне Аккон!

– Иншалла! – подтвердил эмир. – Так угодно всемогущему Аллаху!

– Мне не было поручено вести переговоры о сдаче города, – заявил Вильгельм де Вилье. На лице его отразилось сильное смущение. – Нас сочтут предателями, если…

Он не успел закончить фразу. Потому что в этот момент на Башне паломников со жгута венецианской катапульты был сорван крюк, предохраняющий от спуска, и камень величиной с бычью голову полетел к лагерю мамелюков. Взметнув фонтан песка и земли, он упал на расстоянии в несколько лошадиных корпусов от султана.

Султан воспринял это как вызов.

– Клянусь головой Пророка, за это вы поплатитесь жизнями! – яростно вскрикнул он и выхватил из-за пояса ятаган.

Воины-охранники тут же вытащили свои кривые сабли.

Герольт мысленно попрощался с жизнью, а пальцы его схватились за рукоятку меча. Если час его смерти пробил, враг дорого заплатит за это! Единственное, о чем он сейчас сожалел, так это о том, что никогда уже не возьмёт в руки священный сосуд.

– Клянусь честью, этот камень бросили не в тебя! – убеждал Вильгельм де Вилье. – Это случайный выстрел!

Самым удивительным образом повёл себя эмир Шудажай, пытавшийся удержать султана от немедленной казни послов короля.

– Не вовлеки себя в столь недостойный поступок, о благородный султан! – воззвал он.

Султан медлил.

– Комары, собравшиеся в тучу, могут одолеть даже слона, – холодно произнёс Тарик и вырвал меч из ножен. – Ну что ж, отдай своим воинам приказ убить нас. Мы не испугаемся ни боя, ни смерти. Но, если ты считаешь это храбростью, она не приумножит твоей славы. А вот нашей – да!

Внезапно на переговорщиков упала тень. Удивлённый султан взглянул на небо. Огромная и величественная хищная птица с распростёртыми белоснежными крыльями медленно пролетала над ним.

– Аллах акбар! – изумился эмир. – Белый, как весенний цвет, гриф над головой нашего султана! Велико милосердие, знак которого послал Всевышний… Не марайся в крови неверных и отпусти их! Аккон падёт так или иначе! И ни единого пятна не ляжет на твою славную победу!

Султан эль-Ашраф Халил резким движением вогнал ятаган в драгоценные ножны и едва заметным кивком велел своей охране убрать оружие.

– Мой эмир произнёс мудрые слова! Я дарую вам жизнь, хотя вы и не заслужили моей великой милости! Но так хочет Аллах, и поэтому ни единый волос не упадёт с ваших голов! – крикнул султан. – Возвращайтесь в Аккон и передайте своему королю моё требование. Если до захода солнца он не отдаст мне ключи от города в знак того, что складывает оружие и сдаёт Аккон, судьба его жителей будет решена! После завоевания пощады не будет ни для кого! Итак, ведите себя разумно и проявите на совете у короля такую же мудрость, какую только что явил мой эмир!

Вильгельм де Вилье пообещал дословно передать королю Генриху требование султана, ещё раз заверил его в своем уважении и жестом приказал тамплиерам возвращаться.

Обе группы всадников двинулись в разные стороны.

На обратном пути тамплиеры не обмолвились ни словом. Желания говорить ни у кого не было. Они сейчас избежали неминуемой, казалось бы, смерти и поэтому были заняты лишь мыслями о себе. И не только – послы понимали теперь, что король и великий магистр никогда не согласятся с требованием султана. О том, чтобы сдать ему город, не могло быть и речи. Оставалось драться до конца. И все разговоры о судьбе города были потому излишними.

Лишь после того, как за ними закрыли городские ворота, а послы отправились к великому магистру и королю, Герольт спросил Тарика, какой черт дёрнул его дразнить султана.

Тарик пожал плечами.

– Иногда случается, что даже неразумный ребёнок посылает стрелу прямо в цель, – улыбнулся он. – Да и что нам было терять, Герольт? В тот момент наше положение было безвыходно. Если не ошибаюсь, наши жизни спас белый гриф. Я не удивился бы, узнав, что к внезапному появлению грифа причастен вон тот человек. – И Тарик указал на площадку Проклятой башни.

Герольт поднял голову и посмотрел на башню. На площадке стоял старый хранитель Грааля аббат Виллар.

– Это начало конца! – мрачно произнёс Мак-Айвор, когда на следующий день защитники города покинули Новую башню и сами подожгли её. Постоянный обстрел настолько повредил это деревянное сооружение, что простоять ему суждено было недолго. Подожжённая немецкими рыцарями, башня полыхала до глубокой ночи.

Стоя со своими друзьями на укреплениях тамплиеров, Герольт хорошо видел этот пожар. И сейчас ему вспомнились слова, которыми Тарик задел честь султана:

– Комары, собравшиеся в тучу, могут одолеть даже слона. Истинно так, Тарик! Аккон начинает шататься и подгибать колени!

Морис тоже считал положение города тяжёлым:

– Пожалуй, не стоит больше ждать приглашения аббата. Иначе он может и не совершить второго посвящения, а мы не узнаем, какое задание он для нас приготовил и куда мы должны были доставить священный сосуд.

Падение башни, выступавшей с северо-восточного угла внешней стены, стало поворотным пунктом в обороне города. Теперь даже самые оптимистичные жители осаждённого города не возражали тем, кто считал, что дни Аккона сочтены. Ведь вражеские сапёры начали, несмотря на яростное противодействие защитников города, подкапывать другие башни и крепостную стену. Первыми трещинами, предвещавшими скорое падение, покрылись Башня графини Блуа и Английская башня. Падали первые куски стен у ворот Святого Антуана и возле башни святого Николая. Вражеские орды были готовы к штурму Аккона. Мамелюки подкопали огромное число штурмовых башен, а ров под крепостной стеной во многих местах забросали камнями и мешками с песком. Войско султана было настолько велико, что он мог не считаться с потерей отважных воинов, решавшихся приблизиться к стенам на опасное расстояние.

Другим недобрым предзнаменованием, говорившем о скором окончании боёв, стал более чем поспешный отъезд молодого короля. Он заявил, что долг перед королевством не позволяет ему стать пленником врага. Одни оправдывали его бегство, но большинство рыцарей, пожелавших вместе с великим магистром оставаться в городе до самого конца, открыто обвиняли монарха в трусости.

Вместе с ним отбыли его брат Амальрих и архиепископ. Многие из некогда могущественных городских баронов с семьями и прислугой в поисках безопасности тоже бежали на Кипр, а оставшимся горожанам пообещали, что постараются реквизировать в гаванях Кипра корабли и прислать их в Аккон столько, сколько потребуется для спасения каждого жителя.

Их отъезд стал сигналом для тех, кто ещё надеялся на лучшее или просто не имел достаточно средств, чтобы уехать. Кто же будет ждать четыре-пять дней, необходимых для того, чтобы обещанные корабли для беженцев прибыли с Кипра? К тому времени над Акконом уже будет развеваться знамя с полумесяцем! И корабли для спасения десятков тысяч женщин, детей и мужчин от расправы мусульман не успеют прибыть – их нужно слишком много!

На пристанях Аккона сейчас проливались не только слезы страха и ярости, но и кровь. Моряки, безжалостно орудуя дубинами и саблями, отгоняли тех горожан, которые не могли оплатить проезд, но вместе с толпой осаждали корабли. Многие бессовестные капитаны в эти дни сколотили огромное состояние. Чтобы избежать натиска толпы, которая умоляла, угрожала и плакала на берегу, они предусмотрительно оставляли суда на рейде, а за платёжеспособными пассажирами отправляли гребные лодки с хорошо вооружёнными командами.

Конечно, были капитаны и владельцы судов, которые не заглядывали в кошельки горожан и делали все, чтобы спасти как можно больше людей. Однако их возможности были слишком малы, а толпа в гавани – слишком велика.

Главная же беда заключалась в размерах кораблей: не хватало больших торговых или военных галер, способных взять на борт сразу несколько сотен беженцев. Суда, отправлявшиеся в многодневный переход к Кипру, были переполнены пассажирами и грузом. Осадка перегруженных судов была слишком велика, из-за этого они теряли маневренность и скорость, а их пассажиры рисковали стать жертвами вражеских кораблей, которые лавировали возле побережья. Известие о скором падении Аккона и о том, что христианские военные галеры перестанут охранять морские пути и займутся вывозом беженцев, привлекло в эту часть Средиземного моря пиратов.

Когда обвалилась стена возле Новой башни, мамелюкам впервые удалось преодолеть внешнее кольцо укреплений и закрепиться на этих развалинах. Защитники города не сумели отогнать противника и были отброшены за внутреннюю стену. Тамплиеры и иоанниты ценой тяжёлых потерь сумели отразить атаку на ворота Святого Антуана и предотвратили вторжение врага в город. Но Аккон всего лишь получил отсрочку. Численное превосходство мамелюков было огромным. Их камнемёты теперь стояли совсем близко. Глыбы, поражавшие крепостные башни, методично разрушали их, а в крепостной стене, ставшей теперь такой хрупкой и податливой, образовывались все новые бреши.

Утром 18 мая султан эль-Ашраф Халил собрал все свои войска и приказал нанести Аккону смертельный удар. На штурм были брошены все до единого воины, каждый камнемёт и каждая осадная башня.

Линия атакующих растянулась вдоль всего участка стены от ворот Святого Антуана до Башни патриарха, стоявшей на юге вблизи бухты. Главный же удар вражеских отрядов, которые бились о городские бастионы, подобно морским волнам, пришёлся на Проклятую башню. Здесь суждено было совершиться вторжению мамелюков в город.

Час падения Аккона пробил.

5

Картине последнего и решительного сражения за Аккон суждено было стать одним из самых мучительных воспоминаний Герольта и его друзей. Да и каждого из немногих счастливчиков, спасшихся в тот день, до конца жизни сопровождали призраки мусульманского войска, идущего в атаку, и память о неописуемом шуме, которым сопровождалось наступление.

В то утро Аккон огласили не только крики почти ста тысяч мусульманских воинов, махавших мечами и саблями. Штурму сопутствовал оглушительный грохот почти трёхсот барабанов, качавшихся на верблюдах, завывания труб и звуки литавр, которыми подбадривали наступавших.

Чтобы прикрыть пехоту, лучники посылали в город настоящие тучи стрел – их количество могло на несколько секунд закрыть небо. К стрелам добавлялся смертоносный град горшков с греческим огнем. Пожары бушевали повсюду. А клин из воинов-мамелюков неудержимо вгонялся в стену возле Проклятой башни.

Здесь бой шёл с утра до полудня. Защитники Аккона из последних сил удерживали этот участок стены. Но наконец, сирийские и кипрские рыцари, дравшиеся возле Проклятой башни, дрогнули. На место каждого поверженного мамелюка, казалось, заступали три, а то и четыре новых врага, презирающих смерть. Неумолимо шаг за шагом рыцари отступали к воротам Святого Антуана, под ударами кривых сабель и копий их ряды становились все реже.

Герольт, Морис, Тарик и Мак-Айвор входили в соединённый отряд иоаннитов и тамплиеров, спешивший на помощь защитникам Проклятой башни. Великие магистры обоих орденов лично вели своих рыцарей и готовились в последний раз, обнажив мечи, взглянуть смерти в глаза. Но отчаянная контратака, в которой рыцари пытались отвоевать Проклятую башню, потерпела неудачу. Чуть позже по обе стороны башни обвалилась крепостная стена, и теперь враг широким фронтом наступал по её руинам.

Мамелюкам удалось обрушить подкопанные ими ворота Святого Антуана. Вражеские отряды ворвались в предместье Монмусар и смяли позиции защитников города западнее замка. В кварталах за внутренней стеной завязалась ожесточённая схватка. Улица за улицей превращались в поле кровавой битвы – рыцари и туркополи отчаянно защищали каждый переулок и каждый дом. С помощью осадных башен мамелюки пробрались на стену восточнее Английской башни и начали медленное, но неуклонное продвижение в квартал немцев.

Четыре товарища не расставались и в хаосе сражения. Они образовали собственную маленькую фалангу, чтобы при необходимости выручать друг друга. Их лёгкие обжигал раскалённый воздух, а руки изнемогали от тяжести мечей – казалось, они потяжелели втрое. С каждым часом становилось все труднее отражать наступление неизменно свежих сил противника. Новые мамелюки заменяли павших так быстро, что их войско казалось неиссякаемым.

В потрескавшихся щитах тамплиеров торчали обломки десятков стрел, а края щитов были изрублены вражескими саблями. Мусульманские клинки и сабли оставили не одну вмятину на их шлемах. Пересохшие горла жаждали воды, пот градом катился по лицам, а мокрая одежда под кольчугами липла к телу.

Рядом с ними дрались великий магистр тамплиеров и Матфей де Клермон, маршал иоаннитов. Вместе с другими рыцарями они защищали каждую пядь земли. Однако и им не удалось удержаться на своих позициях. Во второй половине дня они отступили с остатком отряда.

Копье выскочившего как из-под земли мамелюка пронзило тело Гийома де Боже. В тот же миг удар тамплиерского меча сразил нападавшего. Но великого магистра это не спасло. Щит и меч выпали из его рук, когда он покачнулся и упал за спинами своих подчинённых, тотчас же сомкнувших ряды.

Казалось, само небо облачилось в траур. Туча, давно подплывавшая к городу с северо-востока, накрыла солнце темно-серой пеленой.

Четыре товарища переглянулись.

– Думаю, время настало! – задыхаясь, крикнул Герольт.

Морис кивнул:

– Да, пора подумать о том, что мы обещали аббату!

Стены Аккона уже давно захватил неприятель.

Действительно пора было вспомнить о данном слове. Слишком очевидной стала опасность попасть в окружение мамелюков и не найти выхода к церкви аримафейца.

– Братья, отнесите его в безопасное место! – крикнул Матфей де Клермон. – Ни при каких обстоятельствах он не должен попасть в руки врага. Ни живым, ни мёртвым!

Четверо хранителей Грааля оказались первыми из решивших последовать этому призыву. Они подбежали к лежавшему на земле великому магистру. Гийом де Боже обеими руками держал копье, пронзившее его живот. На его белой мантии расплывалось кровавое пятно.

– Сломайте древко! – попросил Гийом де Боже. Лицо его искажала боль. – Быстрее! Больше мне уже ничто не поможет! Сегодня я предстану перед Господом.

Рыцари нерешительно переглянулись. Они знали, что любое прикосновение к копью доставит великому магистру ещё большее страдание. Наконец Мак-Айвор собрался с духом и сделал то, что надо было сделать. Он взялся за копье и сломал его над тем местом, где его держали руки тяжело раненного Гийома де Боже. Из горла великого магистра, стиснувшего зубы в ожидании невыносимой муки, вырвался сдавленный крик, и он лишился чувств.

Рыцари положили великого магистра на длинный щит и вчетвером поспешили вынести с поля боя. В число сопровождавших Гийома де Боже входил и маршал иоаннитов Матфей де Клермон. Он хотел проститься с великим магистром в церкви тамплиеров и вернуться в бой, где ему тоже предстояло погибнуть.

Повсюду в городе царили паника и безграничный хаос. Во многих местах от греческого огня, заброшенного мамелюками, полыхали пожары, беспрепятственно переходившие с дома на дом, но никто и не пытался погасить разбушевавшийся огонь. Аккон пал, и то, что горело, по крайней мере, не могло стать добычей врага. Когда рыцари проходили мимо гавани, Мак-Айвор, который прокладывал путь с мечом в руке, не раз был вынужден угрожать толпе расправой, чтобы пробиться к Железному замку.

Они принесли Гийома де Боже в церковь Железного замка и положили на пол возле алтаря. Великий магистр снова пришёл в себя. Он прекрасно понимал, что собравшиеся лекари ничего не смогут сделать для его спасения. Поэтому он запретил им предпринимать какие-либо усилия и попросил вызвать капеллана, чтобы причаститься перед смертью.

Герольт, Тарик, Мак-Айвор и Морис преклонили колени перед великим магистром.

– Ступайте и сражайтесь отныне за то, за что вы должны сражаться, таинственные братья, – прошептал он им. – Я больше не буду теряться в догадках о вашем особом задании. О задании, которое вознесло вас над всем орденом. И о вашем тайном братстве. Если на то будет воля Всемогущего Господа, скоро он откроет мне эту тайну. Да пребудет на вас Божья благодать!

В глубокой печали тамплиеры покинули церковь. За воротами Железного замка их уже ждали Бисмилла и Джуллаб.

– Час вашего второго посвящения и ухода из города настал, – торжественно сказал им Бисмилла. – Прежде чем ночь ляжет на Аккон, вы сможете взять в руки священный сосуд и испить из источника вечной жизни!