Текст книги "Хроники Хранителей (СИ)"

Автор книги: Рашид Муратов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 18 страниц)

  – Тюрьма стоит вот в этом районе. – Кант вывел на экран карту и отметил нужные места кружками. – Вот здесь дворик, в котором в полдень гуляют заключенные один час. Кролика на наше счастье перевели в нестрогий режим. Их расписание буквально на входе в тюрьму висит...

  – Дурость какая-то! – взвизгнула Аня. – С чего ты вообще взял, что выбраться оттуда будет проще, чем попасть на комплекс?!

  – Во-первых – у нас других вариантов нет. Во-вторых – а кто сказал, что это будет сложнее? В прыггах – я одинаково легко залезу и вылезу оттуда. А Кролик... это нужно будет смотреть на месте.

  Аня посмотрела на него несчастными глазами и вышла из комнаты.

  ...

  Не было долгих обсуждений, проводов, споров... время поджимало. Делать нужно было сейчас.

  В назначенный день Саша приехал на метро в район Каюково.

  Уже на подъезде к нужной станции вагон как подменили. Из него пропали студенты-интеллигенты, музыканты и люди в костюмах. Вместо них в одном вагоне с Сашей ехали подтянутые парни в спортивных костюмах, хмуро исподлобья глядя друг на друга и Сашу. Некоторые вертели в руках биты.

  Было чувство, что вот-вот начнется бойня.

  Саша с облегчением выскочил из вагона и почти выбежал из метро на улицу. И на душу накатила тоска...

  – Слушайте, а сейчас точно лето? – спросил он в микрофон. – Вокруг глубокая осень. Хмуро, сыро... Тучи на небе. Лужи.

  – Ты что, какие тучи? – зазвучал в наушнике Кант. – Солнце слепит.

  – Каюково... – неопределенно молвил Саша.

  Низенькие серые дома, заросли сухой травы, мусор. Одиночных прохожих нигде не было, иногда встречались бравые отряды из три-пять человек, в спортивных костюмах. Полиции Саша не заметил.

  Передвигаться по крышам невозможно – дома здесь стояли разрозненными одиночками, далеко друг от друга. Без возможности быстро уйти с асфальта на уровень крыш, Саша чувствовал себя не в своей тарелке.

  Зато он быстро и без подсказок вышел к тюрьме. Это было просто: из нескольких улиц перед собой нужно выбирать ту, по которой идут люди с самым хмурым и унылым выражением на лице.

  Высокий – четыре метра – забор, с мотками колючей проволоки по верху. Камеры наблюдения. Из-за забора доносились злые голоса и тихий арестантский говор.

  Кролик содержался в «зоне не строгого режима». И судя по расписанию которое раскопал Кант, сейчас прямо за забором «нестрогих» арестантов выводили на прогулку.

  Саша прислушался к звукам голосов за стеной и выдохнул...

  В крайнем случае, даже если он не найдет Кролика, всегда можно просто убежать. С прыггами перемахнуть через тюремный забор просто.

  – Я пошёл. – сказал он в наушник. – Не поминайте лихом. Увидимся очень скоро.

  – Удачи. – искренне сказала Мара.

  Саша надел на лицо маску, настроил прыгги на максимум и одним махом пересёк границу между свободой и заключением.

  Наушник пикнул и отключился.

  ...

  Арестант был очень тощий. Саша чудом не приземлился ему на голову, в последний момент вывернувшись чуть ли не руками за воздух.

  Теперь они оба стояли за низким одноэтажным бараком – между ним и стеной свалена куча острых металлических обрезков – забраться по ним невозможно, зато здесь образовался маленький тупик, в котором и прятался этот зэк.

  И теперь он смотрел на Сашу в упор, протирая в нём глазами дырку. Но ничего не говорил, просто стоял на месте.

  Саша вначале опешил. Потом спросил:

  – Ты знаешь, где Кролик?

  – Кролик... – арестант замер. Саша даже подумал, что он или уснул, или потерял сознание. Но зэк вскинул руку и показал куда-то за себя. – Он там...

  – А ты тут чего делаешь?

  – Я тут... – зэк опять впал в прострацию и снова махнул рукой в том же направлении. – Чтобы не там...

  – Понятно... – кивнул Саша и решил уходить, пока этот человечек не заразил его болезнью уныния и пустоты.

  – Подожди! – окликнул его арестант. – Как там на воле... сирень цветет?

  – Так осень же... – удивился и даже остановился на секунду Саша. – Сирень весной цветет.

  – А, ну да...– погрустнел человечек, опять потупился и зачем-то ещё раз указал направление. – Там Кролик. Там.

  Саша вышел из-за барака в обширный и пустой двор – если не считать полсотни людей в одинаковой одежде, которые бродили по нему неспешным шагом, уже давно никуда не торопясь, идя просто ради процесса.

  Надзиратели не просматривались. Чуть поодаль виднелось ещё одно здание – в окнах мелькали люди в форме. Ещё чуть дальше вышка, на ней маленькая конура, в её окне Саша заметил ещё одного человека в фуражке. Но он стоял спиной.

  Делать нечего, Саша пошел через площадь, спрашивая у каждого арестанта: «Ты видел Кролика? Где Кролик?» Но они просто удивлённо смотрели на него пустыми глазами и ничего не отвечали. Останавливались в своей бессмысленной прогулке и начинали глядеть на Сашу, словно чего-то ждали от него.

  Это напоминало страшный сон. Ближе к середине дворика уже почти все арестанты не гуляли, а стояли и молча поворачивались за Сашей, пытаясь пригвоздить его взглядом к земле.

  Затея проникнуть сюда казалась всё менее и менее здравой.

  – Кролик? Где Кролик? – повторял Саша, пытаясь найти среди этих манекенов или Кролика, или хоть одного здравомыслящего человека.

  Очередной арестант поднял руку и указал куда-то в сторону.

  Саша кивнул и быстро пошел туда, сомневаясь, что арестант вообще его понял. Больше для того, чтобы отсюда уйти.

  – Ла-асточки! – крикнул арестант ему вслед. Саша обернулся и на всякий случай кивнул – вдруг здесь это что-то вроде «до свидания».

  – Ла-а-асточки! – повторил арестант более жалобно и протяжно.

  И тут вся толпа, которая смотрела на Сашу, вразнобой заголосила: «Ласточки! Ла-а-а-асточки!» Кричали басом, фальцетом, тихо, громко, истошно, речитативом и словно напевая арию в опере.

  Это был хор из ада. Саша почувствовал, что сходит с ума.

  С трудом выдернув себя из гомона голосов, он пошел туда, куда указал ему зэк под адский хор безумных людей. Там стояли рукомойники и низенькие постройки, похоже, под какие-то бытовые нужды.

  «Ласточки! Ла-а-а-асточки!» – неслось ему вслед.

  – Ласточки. – сказали рядом. Спокойно и тихо, будто показывая: «Вот дерево. Вот небо. А вот ласточки». И повторили – Ласточки.

  Саша развернулся к говорящему и увидел... Кролика. Это был он – рыжий коротко стриженный парень. Сидел на скамейке, рядом с рукомойниками. Правда, не в джинсах и футболке, а в тюремной робе, которую носили арестанты.

  – Ласточки? – зачем-то переспросил Саша.

  – Ласточки. – спокойно ответил Кролик. – Духи свободы. Они почувствовали их в тебе. И закричали, так как давно забыли, как они выглядят. И испугались.

  – А ты зачем здесь сидишь? – в голове гремел шум толпы, мысли путались.

  Кролик расстегнул робу, раскрыл голую тощую грудь. Саша увидел, что у него на ключицах набиты две ласточки.

  – Стерегу их, чтобы не улетели. – грустно сказал он. – Они уже у всех улетели, а у меня ещё есть. Потому и сижу. Здесь ни у кого нет ласточек. Только у меня.

  Это не был тот самый Кролик – с фотографии, которую нашел Кант. Глядя ему в глаза, хотелось сесть, лечь, всосаться в эту мёрзлую летом землю. Остаться здесь навсегда. А ещё этот кошмарный хор зэков за спиной. Мысли путались в большой тёмный вязкий клубок.

  Саша отвесил себе оплеуху. В ушах зазвенело, вой арестантов приглушился.

  – Кролик! Я за тобой! Ты нам нужен.

  Но в глазах Кролика была та же безнадёга, что и в глазах каждого арестанта. Та же серость, скука и бессмыслица.

  – Нет. – помотал Кролик головой. – Не нужен. Ты здесь лишний. Уходи.

  Завыла сирена. Зеки голосили все громче. Нужно было или тащить Кролика силком, или убегать.

  Саша с трудом подавил дрожь в ногах и желание развернуться и убежать отсюда как можно дальше. Уйти сейчас – означало положить конец всему, что они делали до этого.

  И он сел перед Кроликом на колени, посмотрел прямо в глаза и представил, что его голос идет ему не в уши, а в сердце:

  – Останешься здесь – и, даже если ты удержишь своих ласточек, они скоро погибнут. Ты и сам это чувствуешь – они уже на последнем издыхании. Ты им нужен. А здесь им – плохо. Дай им ветра, Кролик. Дай им ветра!

  – Ветра. – повторил за ним Кролик. Его взгляд стал осмысленным.

  – Ветра. – сказал он уже увереннее. – Идем. Только куда?

  У Саши уже созрел чёткий план. Он поднял Кролика на ноги и повёл за собой – туда, откуда пришёл сам.

  Из громкоговорителя на толпу голосящих зеков лилась злость и ненависть, почти пригнув их к земле. Но они все вопили «Ласточки! Ласточки!» – пока Саша и Кролик, обегая их, направлялись за барак.

  Наконец они в том тупике, в который прыгнул Саша.

  – Если меня сейчас поймают, мне крышка... – Кролик заламывал руки, нервно глядя в зону. – Зачем ты за мной пришёл, зачем? Мне крышка...

  Сирена завывала всё громче и громче. К гомону арестантов добавились другие голоса – громкие и резкие. Послышались звуки тумаков и ударов.

  Саша быстро скинул прыгги и сунул их Кролику.

  – Надевай быстрее. Я с их помощью попал сюда, а ты – выберешься. Просто прыгай через забор. Окажешься по ту сторону – кидай кроссовки обратно.

  Пока Кролик нацеплял прыгги и они принимали форму его ноги, Саша быстро говорил:

  – Что бы ни было после – приходи на крышу к заброшенному автомобильному заводу. Он неподалеку от центра, у заброшенного парка. Знаешь?

  – Знаю. – Кролик нацепил второй кроссовок, и тот со свистом ужался до его ступни. – Дальше что? Как в них прыгать?

  – Просто прыгай через забор, как если бы у тебя была сила ветра!

  Кролик сиганул – и от страха сильнее, чем нужно. Взлетел над одноэтажным бараком. И Саша услышал крики: «Туда!»

  Теперь их ещё и заметили...

  Уходить некуда. Кролик должен вот-вот перебросить прыгги обратно. Саша стоял, переминался с ноги на ногу, нервно глядел в сторону угла барака... как кроссовок заехал ему прямо по лбу!

  Ругаясь про себя и уже представляя, что скажет этому парню, когда окажется по ту сторону стены, Саша быстро сунул ногу в первый кроссовок и приготовился ловить второй. И не заметил, как сзади подобрался охранник.

  А тот одним мощным поставленным ударом сбил его с ног, прижал к земле и сделал укол в шею.

  Последнее, что Саша увидел – как перелетел через стену и упал совсем рядом второй кроссовок.

  Последнее, что услышал – это чей-то последний пронзительный вопль «Ла-а-асточки!»

  И наступила темнота.

Тюрьма

   Саша ничего не помнил и ничего не видел. После укола транквилизатора, он впал в состояние мухи, парализованной пауком. Смутно и размыто, словно через туманную пелену, ощущал потоки воды, холод железа, чьи-то грубые руки, которые его куда-то тащили. Не мог пошевелить ни одной конечностью, и только в голове, в самой глубине души, дёргался протест, иногда на поверхность сознания поднималось понимание: это только дрёма. Нужно проснуться. Тогда он пытался дёрнуться, открыть глаза... но бесполезно. Тьма наваливалась сильнее и к горлу подкатывала медикаментозная тошнота.

  Но вот всё утихло. Лязг и шум ушли и Саша ощутил покой.

  ...

  Руки и ноги жёстко зафиксированы на ножках и подлокотниках деревянного неудобного стула. Сам стул словно сколочен первоклассником на уроках труда – кривой, косой – на нём не получается просто сидеть. Приходится или прогибать спину в сторону, или сгибаться вперёд. В каждом положении сидеть долго невозможно – спина устает. Ноги затекают. Руки, прижатые железными скобками, уже давно покрылись мурашками и совсем не чувствуются.

  В глаза бьет яркая лампа.

  За пределами лампы – полная темнота. Открыть глаза и присмотреться – от яркой беспощадной лампы глаза тут же начинает щипать, из них текут слезы.

  – Кто ты?

  Голос доносится откуда-то из-за лампы. Там мог быть один человек, а могло быть десять. Комната могла быть каморкой, а могла быть и большим залом.

  Для Саши существовали только неудобный стул, лампа и голос. И больше ничего уже несколько часов. Один и тот же свет в глаза. Одни и те же вопросы, по кругу.

  Саша молчит.

  – Зачем выпустил заключенного ? 918765?

  Саша молчит. Так или иначе, всему этому рано или поздно придет конец.

  Веки липкие от слез, а сами слезы уже не катятся – кончились. Лампа от этого слепит ещё сильнее – резь в глазах только нарастает, никак не достигнув своего предела. Во рту сухо, очень хочется пить.

  – Что это за обувь была с тобой?

  Плевать. На все плевать. Кролик ушел – скоро он выйдет на связь с Ленью и Йхоло, они с Марой сумеют проникнуть на верхушку комплекса Future и отключат генератор поля. Местный конец света отложится. А потом Мара доделает свой прибор и Ангел падёт.

  Главное – молчать. Терпеть и молчать. Умереть. Но молчать.

  – Кто ты?

  Свет лампы усилился. Настолько, что веки стали прозрачными – и теперь Саша будто в упор смотрел на солнце, в ясный летний полдень.

  ...

  Иногда ему в рот всовывали какую-то безвкусную клейкую массу, похожую на разведенную водой овсяную муку, давали глотнуть воды. Отключали на пару часов свет.

  Саша повисал на неудобном стуле, то ли засыпал, то ли терял сознание.

  А потом все продолжалось по кругу. И длилось столько, что Саша потерял счет этим «циклам».

  ...

  Потом всё прекратилось. Когда Саша очнулся, почувствовал под спиной кровать – пусть жестковатую, но ровную и удобную. За веками – не беспощадный свет, состоящий из миллионов иголок, а темноту.

  Саша открыл глаза. И разглядел только смутный полумрак вокруг. Всё виделось как под водой или мутным стеклом – размыто.

  – Очнулся? – спросил мужской голос.

  Саша вздрогнул. Но голос менее всего походил на тот, что Саша слышал последние несколько дней. И отличался от голосов арестантов снаружи. Казалось, человек читал увлекательную книгу или только что вернулся из кругосветного путешествия – и увидел Сашу.

  – Где я? Кто ты? – Саша поднес к глазам руку, она виделась будто через грязное стекло.

  – Давай я промою тебе глаза.

  К нему приблизился силуэт. Осторожно убрал руку от лица, чуть придержал затылок – и положил на глаза влажные тряпочки, которые пахли травой.

  – Что это?

  – Это мох. – отозвался голос. – Он растет в углу нашей камеры – я обнаружил, что он целебный. Из него получается хороший чай, он залечивает мелкие раны и царапины, помогает после ушибов. С ним даже переломы заживают лучше. Думаю, зрение он тоже поможет восстановить.

  – Осторожно. – деловито сказал голос, обладатель которого судя по интонации и направлению осматривал Сашу. – Пусть компресс полежит несколько часов.

  – А ты кто?

  – Человек, который тебя лечит. Отдыхай.

  И он осторожно укрыл Сашу тканью, подоткнув края. Саша почувствовал, что глаза погружаются в прохладную негу. Расслабился. И опять уснул.

  ...

  Когда Саша проснулся и сел, компрессы упали, глаза открылись, зрение сфокусировалось... Он нормально видел! Вот руки, ноги, драное серое одеяло...

  Саша огляделся.

  Камера. Маленькая камера три на четыре метра, без окон, с тусклой лампочкой на потолке, со стальной дверью без видимых замков, с небольшой затворной щелью на уровне глаз и крупным закрытым отверстием по центру. По две стороны камеры – две откидные кровати. В углу, у двери – решетчатая дырка в полу, от которой веяло нечистотами.

  Всё, что видел до этого Саша, все чердаки и подвалы было хоромами.

  У стены спиной к нему, сидел человек – в той же тюремной робе, которую Саша теперь видел и на себе.

  – Эй... – окликнул его Саша.

  – Ты очнулся. И ты меня видишь. Значит, мох подействовал. Хорошо... – человек шептал, словно боялся разбудить спящую в комнате бабочку. – Но сейчас тс-с-с... Ты слышишь?

  – Что слышу? – Саша поднял голову и завертел ей, готовый к чему угодно.

  – Звёзды. – ответил человек и повернул голову.

  Это был он.

  Ученик Морихея Уэсибы, Шаолинский монах и близкий друг изобретателя фотоаппарата, человек на первой фотографии этого мира.

  А ещё – Тимофей Ворец, один из основателей разрушенного НИИХРЕНА.

  А ещё... Саша от внезапного осознания чуть не рухнул на пол – хотя сидел на койке! Это был тот самый официант в кафе, который отправил Канта в больницу, а его – на крыши.

  – Звёзды. – повторил он, прикрыл сияющие глаза, медленно вдохнул, улыбнулся. – Сейчас почти полночь. Небо ясное и прозрачное. Осень. По крышам гуляет ветер, чистый и свежий. А ты, как я и предполагал, пришёл довольно скоро. Здравствуй, Саша.

  – Кто ты? – сорвался вопрос с губ Саши.

  Тимофей прикрыл глаза, несколько раз глубоко вздохнул, прислушиваясь к чему-то.

  – Зови меня Шаман.

  Дверь распахнулась.

  Вошли трое надзирателей, ещё один остался в дверях.

  – Ужин! – громко провозгласил он.

  Трое рывком подняли Сашу с кровати, несколько раз ударили его дубинками в живот. Били молча, без слов и эмоций, как мешок – нехотя, как для галочки. Кинули об стену, бросили на кровать две тарелки с кашей, два яблока – жёстких, сухих, с запахом гнили и пыли и поставили два стакана воды и ушли.

  Шамана будто не заметили.

  Саша отдышался, зло сплюнул и поднялся.

  Взял стакан с водой, глотнул, сморщился – вода пахла хлоркой, в ней словно размешали ложку медикаментов. «Как это вообще можно пить?» – подумал Саша и хотел вылить воду на пол.

  – Другой не будет. – спокойно сказал Шаман. – Пей эту.

  Саша ещё раз сморщился, но очень уж хотелось пить... поэтому он глотнул. Ещё. И, наконец, через силу допил воду до конца.

  Сел на кровать и взял тарелку с кашей. Если эту серую жижу можно назвать кашей... Не то крупа, не то мятая картошка вперемешку с помоями. В ней виднелись картофельные очистки и порезанные шкурки лимона.

  Но в животе заурчало. Мальчик взял ложку, осторожно зачерпнул, попробовал... Ну, есть можно. Но что это за варево, непонятно даже на вкус...

  Шаман смотрел на Сашу и спокойно ел свою кашу. Доел, вынул из края кровати гвоздь, который сверкнул на свету, словно лезвие, повернулся к Саше спиной и теперь что-то ковырял у себя на кровати.

  – Как ты оказался в кафе, когда мы в нем появились? – спросил Саша, съев, через силу, половину тарелки.

  – Как и вы – просто пришёл туда. – ответил, наконец, Шаман.

  – Ты?? Ты же... Ай! – Саша скривился от боли – твердый камушек попал на зуб. Челюсть свело от боли.

  Шаман спокойно смотрел на Сашу, пока тот вынимал изо рта камень, приходил в себя. Наконец оставил кашу, взял и надкусил яблоко.

  – Ты же Тимофей Ворец, так? Ты – основатель Института, общался с Ядром?

  Тот, кто звал себя Шаман, кивнул.

  – Тебя же ищет Ангел! – воскликнул Саша, под конец фразы сообразив, что стоит быть потише, сбавил голос и опасливо посмотрел на дверь. Но Шаман сидел и нисколько не переживал, что могут узнать о его личности.

  – Ты просто пришёл в кафе? Отсюда? А потом попал сюда? Как ты здесь-то оказался?

  – Как и ты – просто сюда пришёл. – тем же голосом ответил Шаман, словно объясняя самые элементарные вещи.

  – Я не шёл. – возразил Саша. – Меня поймали и кинули сюда, как собаку.

  – Я позвал, и ты пришёл. – спокойно ответил Шаман.

  – Будь моя воля, меня здесь никогда бы не было. Кто в здравом уме сам придёт в такое место?

  – А почему нет? – искренне удивился Шаман, сосредоточенно ковыряясь в чём-то у себя в кровати. – Что здесь плохого?

  Саша посмотрел на ржавый потолок, скрипящие койки, на безвкусную жижу, которая чуть не сломала ему зуб.

  – Здесь нет солнца. И нет ничего прекрасного. – начал перечислять Саша. – С первой секунды, как сюда попал, я дышу гнилью и вижу, как загинаются люди. Здесь даже нет окон! Нет самых чахлых цветов в горшках. Конченое гиблое место, каких мало. Здесь нет жизни и нет ничего хорошего. Ниже падать просто некуда...

  – Уверен? – спросил Шаман, по-прежнему ковыряясь в чём-то у себя на кровати.

  – Да. – у Саши кончилось терпение, он отставил еду, лёг и отвернулся к стенке.

  Тимофей Ворец, этот Шаман, таинственный «Третий Объект», который так нужен Ангелу, оказался каким-то дурачком. Зачем Ирек прислал его фотографию?

  А Шаман ещё немного повозился, а после – ткнул его рукой в бок. Когда Саша повернулся, Шаман протягивал ему маленькое солнце...

  Нет, это было не солнце. Это была роза с нежными бархатными лепестками.

  – Где ты её достал? – изумленно спросил Саша, садясь на кровати и машинально вдыхая запах... Роза пахла... яблоком?

  Саша пригляделся. Это и было яблоко! Шаман вырезал розу из яблока! Розу прекрасную, как солнце!

  – Съешь её скорее. – усмехнулся Шаман, осторожно передав розу Саше. – Яблоко быстро увядает, если без кожуры.

  Саша запустил зубы в нежную мякоть розы. Рецепторы до последнего отказывались поверить, что это обычный фрукт. Даже язык сначала ощутил свежесть и гладкость лепестка, а уже после – кисло-сладкий яблочный сок, который полился из мякоти.

  – Вкусно... – выдохнул, наконец, Саша.

  Шаман в ответ расхохотался.

  – Точно такое яблоко было и у тебя!

  – Чудно. – кивнул Саша, доедая яблоко-розу. – Но это ничего не меняет. Тюрьма остается тюрьмой.

  Словно в ответ на его слова в двери лязгнула щель.

  – Отбой! – проревел в щель голос.

  Лампа под потолком погасла. Камера исчезла.

  Саша увидел над головой... ночное небо. Вот звезда Сириус – самая крупная в созвездии Якоря. Вон плывет Кит. А вон...

  Но откуда здесь звёзды?

  – Как это? – шепотом спросил он Шамана.

  – Что именно? – ответил тот ему в голос.

  – Откуда здесь звёзды?

  – Теперь ты веришь? – вместо ответа спросил Шаман.

  Саша не ответил

  В один миг исчезла тюрьма, исчезла безнадёга, исчезли дни пыток,

  Был только Саша и звёздное небо над головой.

  Все эти созвездия показывала ему Аня. Он вспомнил запах её волос, тепло плечей, нежный голос. И сердце защемило сладкой и горькой тоской. Как она? Где она сейчас? С кем?

  В груди вопреки тюрьме, отвратительной еде и воде, каменным стенам вокруг загорелся огонёк тепла.

  ...

  – Подъём! – голос прозвучал почти над ухом.

  В камере стояли надзиратели. Они подняли Сашу с кровати, молча отвесили ему несколько смачных тумаков, повалили на пол. И ушли, не тронув Шамана, оставили завтрак – точно такую же безвкусную кашу, как и на ужине, и ещё пару яблок.

  – Сволочи... – прошипел Саша, поднимаясь на ноги.

  – Приложи к ушибам мох. – посоветовал Шаман. – Боль быстро пройдёт.

  А Саша встал, и внимательно осмотрел потолок. И увидел, что на серой побелке повсюду прилеплены маленькие щепочки.

  – Это гнилушки. – Шаман похлопал свою кровать – та аж заскрипела, из деревянных досок посыпалась труха. – Они светятся в темноте. Чудно, да?

  Саша придвинул к себе тарелку с кашей и уставился на Шамана в упор.

  – Кто ты? Я видел тебя на трех фотографиях – с монахами Шаолинь, мастером какого-то боевого искусства и на первой фотографии этого мира. Я знаю, что ты – один из трех основателей Института, Тимофей Ворец. Ты пропал год назад, когда появился Ангел. И я точно помню, что это ты встретил меня, когда я попал в этот мир. Как тебе всё это удалось?

  Шаман не ответил, просто молча ел кашу. Саша подумал, что он доест и ответит, но Шаман доел, отставил плошку в сторону, лег на кровать, сложил руки на груди и как будто задремал. Молчание просто висело в воздухе.

  Саша выдохнул. Шаман и не думал отвечать на вопросы о себе.

  – Я не думал тебя здесь увидеть, но нам нужно отсюда выбираться.

  – Зачем? – удивленно посмотрел Шаман на Сашу.

  – Институт разрушен. Ангела нужно остановить. Иначе он запустит Солнечную башню и вашему миру конец

  – Всё уже случилось. – Шаман заворочался, сложил руки под голову

  – Когда?! – Саша вскочил на кровати.

  Сколько он уже здесь? Неделю? Месяц? Два месяца?

  – Очень-очень давно. – расплывчато ответил Шаман.

  – Он проиграл?

  Шаман покачал головой.

  – Он выиграл. И получил гораздо больше, чем планировал. Гораздо больше.

  – Так что же делать?

  – Занимайся тем же, чем и раньше. – пожал плечами Шаман. – Что тебе мешает?

  Саша обвел руками стены вокруг, потолок и выразительно посмотрел на Шамана. Тот не отреагировал.

  ...

  – Почему охрана тебя не трогает? – спросил его Саша как-то. – Они знают, кто ты?

  – Мир говорит с тобой на языке, который ты понимаешь. – ответил Шаман. – Изучи язык дождя, и мир будет говорить с тобой через дождь. Изучи язык эха, и мир будет говорить с тобой через эхо. Изучи язык боли, и мир будет говорить с тобой через боль. Я говорю с охранниками на языке мира и тишины.

  – А если я выучу азбуку Морзе, мир будет выстукивать мне точку-тире? – съязвил Саша.

  А Шаман рассмеялся – так легко и вольготно, как если бы они лежали у него дома на диване, только что вернувшись с отличной прогулки.

  – А ты знаешь эту азбуку?

  – Нет. – помотал головой Саша.

  – Так изучи. Как можно быстрее.

  – У меня нет учебников.

  Шаман чуть нахмурился, вспоминая, почесал нос...

  – Запоминай. "А" – точка, тире. "Б" – тире, точка, точка, точка...

  Для верности Шаман начал стучать по стене, глядя на Сашу так, словно обучить его – было делом всей жизни.

  – Ну, ты запоминаешь? Как будет "А"?

  – Я же просто пошутил... – вздохнул Саша. – Мне не нужна азбука Морзе.

  – От любого знания зависит твоя жизнь. – серьезно ответил Шаман. – Давай же! Как будет "А"?

  – Точка, тире... – сдался Саша.

  К концу дня Шаман научил его азбуке Морзе.

  На следующий день – морскому языку жестов.

  А к концу недели Саша свободно общался на языке глухонемых.

  Он и не подозревал, что можно изучать что-то так быстро и просто – если учитель и ученик сидят круглые сутки взаперти в комнате без окон, дверей, а также нужды и возможности выходить куда-то за пределы комнаты.

  А ещё если учитель обладает неиссякаемым запасом энергии. Это было и вовсе непостижимо. Для Шамана словно не было ничего важнее Сашиного обучения как можно большему количеству способов общаться без слов. Он повторял снова и снова, терпеливо разъяснял, показывал, шутил, давал ему строго отмеренный отдых – в итоге Саша напрочь забыл, что он в самом суровом карцере самого сурового места в Городе. Ему было легко, спокойно и интересно, как никогда.

  Теперь днём они общались только жестами, а ночью – перестукивались.

  Саша ещё несколько раз пытался вывести Тимофея или, как он себя называл, Шамана – на разговор о том, кто он, как сюда попал и собирается ли выбраться отсюда. Но тот совсем не реагировал на его попытки. И вскоре Саша их оставил, решив, что будет время от времени возвращаться к этой теме.

  «Вообще-то, я тебя искал» – простучал ему Саша однажды перед сном.

  «Я знаю, – ответил Шаман. – Я тебя звал. И ты откликнулся, хоть и немного позже, чем я ожидал.»

  Саша уже в который раз в обществе Шамана, почувствовал, что у него мурашки ходят по коже – от чего-то неизвестного, чему он пока не мог подобрать слов.

  «Как это возможно?»

  «Ты просто пока не знаешь таких языков. Понимаешь их, откликаешься, говоришь – но не знаешь и не можешь распознать, когда с тобой общаются через них».

  «Научишь меня?»

  «Всему свое время.»

  ...

  Саша мерил шагами камеру взад и вперед. Тело жаждало движения, которое не было способно подарить маленькая комнатка!

  – Чего ты маешься, как голубь за пазухой? – спросил Шаман.

  – Тесно. Тесно-тесно-тесно. – Саша похлопал себя по плечам, по щекам. – Еще пара дней здесь, и я сойду с ума...

  – Так дай телу движение. – прервал его Шаман. – Прямо здесь.

  – Где?

  – Да хоть на кровати. – сокамерник вскочил, поддел кровать снизу, развернул её прибитым матрасом к полу, а досками кверху. Встал на край, закачался, поймал равновесие... Кровать заскрипела, но выдержала. – Спорим, я дольше простою?!

  И теперь они часами стояли на тонких досках кровати, размахивая руками, падая и поднимаясь обратно. Прерывались только на обед. Это было форменным безумием – для любого, кто может пройтись по коридору, пробежаться по улице, подняться по лестнице, забраться на турник. Здесь же это был один из немногих способов как-то занять время и тело. Статичная, но постоянная нагрузка.

  Лязгала щель на двери. Кто-то хмыкал и закрывал её, не видя ничего предосудительного в таком досуге заключенных.

  Скоро Саша мог ходить, опускаться, подниматься, садиться и даже сидеть – и все на тонкой доске, длиной в два метра.

  Тело привыкло ловить равновесие. Это стало так же естественно, как стоять на полу.

  – Теперь это легко. – сказал Саша.

  – Легко. – кивнул Шаман. – А теперь закрой глаза. И представь, что доска – на высоте в сотню этажей над землей.

  Саша замахал руками, закачался и рухнул на бетонный пол, треснувшись затылком об угол кровати.

  Шаман хрюкнул.

  – А ты говорил, падать больше некуда!

  ...

  Однажды, после очередного дня тренировок они лежали и перестукивались.

  «Тебе нужно уходить отсюда.» – уже в который раз сказал Саша. – «Особенно, если ты можешь. И мне, только я пока не знаю как... Иначе всему конец.»

  «На мне мир не замкнулся. И на тебе не замкнулся.»

  Саша скрипнул зубами. Какой же он упрямый...

  «Есть человек, который может с тобой поспорить. Он вот-вот выпьет солнце и уничтожит планету.»

  Шаман здесь сделал паузу.

  «На нём тоже мир не замкнулся» – выстучал он наконец. – «Но ты меня убедил. Пожалуй, утром я уйду отсюда.»

  «Интересно будет на это посмотреть.»

  Шаман не ответил.

  А на следующее утро исчез из камеры.

  ...

  Рано утром до подъема дверь в камеру распахнулась, пушечным грохотом разбудив Сашу. Не успел он подняться с постели, как стальные руки прижали его к стене.

  – Стоять! Шевельнешься – получишь по почкам! – прошипел ему охранник.

  Саша перестал дергаться, покорно затих.

  Прогремели сапоги начальника охраны. Он прошелся по камере.

  «Что такое?» – подумал Саша спросонья. – «И почему Шаман не встает? Почему его не подымают с кровати?»

  А стук шагов начальника дошел до Саши. Саша перестал дышать.

  – Где он?

  – В смысле? – не понял Саша.

  – Развернуть.

  Приказ прозвучал для охранников. Сашу развернули, приложили затылком к бетону. Морщась от боли, Саша окинул взглядом камеру – та была пуста.

  – Где твой сокамерник?

  – Не... не знаю...

  Пока охранники переворачивали вверх дном камеру, начальник сверлил его взглядом.

  Хотя и переворачивать было нечего. Голые стены, голый пол, голый потолок, дырка для туалета в углу – размером с человеческую руку. Две кровати на метровом расстоянии друг от друга. Негде спрятаться и неоткуда бежать.

  И все же Шамана здесь не было.

  А ещё не было прыггов – вместо них стояли стоптанные шаманские кеды. Исчезло последнее, что напоминало Саше про мир за пределами Тюрьмы.

  «Твою мать...» – скрипнул Саша зубами. – «Вот тебе и Шаман, добрый учитель языков... Учил, учил, а потом взял и сбежал. Через щель в двери что ли просочился? Как это вообще возможно?»