355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Радий Погодин » Лазоревый петух моего детства (сборник) » Текст книги (страница 28)
Лазоревый петух моего детства (сборник)
  • Текст добавлен: 3 октября 2016, 20:51

Текст книги "Лазоревый петух моего детства (сборник)"


Автор книги: Радий Погодин


Жанр:

   

Детская проза


сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 30 страниц)

– Я знала. Я всегда знала, что он найдет выход.

Приходи ко мне любоваться

Ты чего глаза зажмурил! – спросил Попугаев Вовка.

Мышонок Терентий повернул голову, но в глазах его все стояли голубое небо, синяя-синяя река, желтый песок, зеленая трава и почти малиновые стены крепости.

– Восторг! – сказал мышонок Терентий.

– Где? – Вовка глянул туда-сюда. Кулаки сжал – вдруг над ним шутят? Потом сказал: – Ага! Надел красные трусики и выставляешься. Да у меня пять красных трусов в комоде.

– Ах! – сказал мышонок Терентий. – Разве об этом речь? Если бы я умел рисовать! Я бы нарисовал голубое небо, синюю-синюю реку, желтый песок и почти малиновые стены крепости с башнями.

– Раз плюнуть. Пять минут на все дело, – сказал Попугаев Вовка.

Мышонок Терентий оробел. Подтянул трусики к подбородку.

– И все на уровне восторга?

– Даже выше. – Попугаев Вовка надул живот до отказа. – Я уже сто картин нарисовал. Приходи ко мне любоваться.

Мышонок Терентий обрадовался. Поблагодарил Вовку три раза. Спросил Вовкин адрес.

– Я приду. Я приду непременно…

Потом принялся смотреть в небо над башнями. Древние башни летели вверх в беспредельность. Синяя-синяя река косо падала вниз. Желтый песок сливался с рекой и отвесно уходил в глубину.

– Это же только на первый взгляд все стоит на своих местах. А на самом-то деле все-все летит, – прошептал мышонок Терентий.

– Бедный мышонок, – вздохнула в тени лопухов прабабушка Агриппина. Это летит земля… Представляю, как ему будет трудно.

Мышонок Терентий взобрался на головокружительную высоту

На следущий день мышонок Терентий причесался, умылся и опять причесался: сто картин на уровне восторга – это обязывает. Попросил прабабушку Агриппину погладить трусики. И пошел к Попугаеву Вовке.

Когда Попугаев Вовка открыл дверь, мышонок Терентий вытер ноги о коврик и поздоровался.

– Как дела? – спросил Вовка. – Давай я тебя в бильярд обыграю, в настольный?

– Если можно… я бы посмотрел картины… – сказал мышонок застенчиво.

Попугаев Вовка почесал в затылке. Полез под диван. Вытащил оттуда альбом.

Мышонок открыл обложку, готовый выражать восторг вздохами разной тональности. Но…

Странички альбома склеились. От них пахло заварным кремом, клубничным вареньем, сыром. А когда мышонок Терентий все же отлепил одну, то увидел команду косматых боксеров с красными носами, жирными ушами и тусклыми глазами. На майках у них были налеплены конфетные фантики с названием «Лимон».

Мышонок Терентий посмотрел на Вовку испуганным взглядом и прошептал:

– Я пойду…

– Куда?! В гостях все расхваливать нужно. И улыбаться… – Попугаев Вовка так улыбнулся, что мышонок тут же выскочил из квартиры.

Мышонок Терентий мчался по улице.

Попугаев Вовка за ним.

– Не умеешь в гости ходить – не ходил бы! Невежа.

А крепостная стена совсем близко.

Мышонок Терентий шмыгнул в дверь самой высокой башни. Помчался по каменной лестнице. Витками. Все вверх.

На крутой крыше самой высокой башни была избушка-сторожка со своей крышей, кстати, тоже крутой. Выше уже ничего не было, только копье железное, на котором поскрипывал, поворачиваясь, медный флаг.

Прижался мышонок к железному копью, закрыл глаза на секунду. А когда открыл, то увидел так ярко: голубое небо, синюю-синюю реку, желтый песок, зеленую траву, почти малиновые стены крепости. Весь город Новгород увидел. Ближние и дальние окрестности. И все это кружилось плавно, как медленные карусели.

Мышонок Терентий вздохнул всей грудью.

– Как прекрасно! Какая головокружительная высота…

Внизу, едва различимый, стоял Попугаев Вовка. Грозил кулаком и что-то кричал.

С головокружительной высоты он показался мышонку Терентию не очень умным.

Будем терпеливы

Мышонок Терентий поселился в избушке-сторожке, в которой было четыре окна на все четыре стороны.

– Там так удобно рисовать, чтобы все летело и непременно кружилось, объяснил мышонок Терентий прабабушке Агриппине.

Прабабушка Агриппина вытерла глаза под очками.

– Чем выше мышонок залезет, тем с большей высоты мышонку падать.

И тем не менее она купила ему все, что нужно для художника.

Даже клетчатый шарф.

Однажды, когда она, по обыкновению, сидела в тени лопухов, у крепостной стены, смотрела вверх и грустно вздыхала, к ней подошел милиционер товарищ Марусин.

– Прошу прощения, у вас неприятности?

Милиционер товарищ Марусин, естественно, не мог пройти мимо прабабушки, когда она так грустно вздыхает.

– Вздохнешь не раз, если приходится смотреть на правнука, задрав голову, – объяснила ему прабабушка. – Мне так хочется дать ему какой-нибудь дельный совет, но чтобы туда залезть, нужно быть либо очень молодой, либо летучей.

Милиционер товарищ Марусин посмотрел в бинокль на самый верх самой высокой башни – мышонок Терентий сидел там и недвижно смотрел на чистый лист бумаги.

– В данный момент ему советы не нужны.

– Он уже несколько дней так сидит. Это не отразится на его здоровье?

– Будем терпеливы, – сказал милиционер товарищ Марусин. Отдал прабабушке Агриппине честь и пошел на берег реки, чтобы послушать, как плещет волна, как толкаются и скрипят лодки.

Нарисовал бы ты чистое небо

Мышонок Терентий обмотал шею клетчатым шарфом и принялся рисовать все летящее.

Нарисовал березу летящую. Получилась береза спиленная.

Нарисовал летящий дом. Дом получился недостроенный снизу. Люди никак не могли в него войти и, конечно, очень сердились.

Нарисовал Попугаева Вовку летящего.

Вовка получился падающим. Он падал и грозил мышонка прибить.

Увидел мышонок вдали озеро Ильмень.

Нарисовал летящее озеро – получился дождь.

Мышонок разорвал все четыре картинки. Отнес их в парк, в урну для мусора.

Дома он снял клетчатый шарф. Повесил его на гвоздь. Вымыл пол, потому что закапал его, пока рисовал все летающее.

Прикрепил кнопками чистый лист бумаги и уселся перед ним на табуретку.

Ему было страшно. Проведешь торопливой кистью – и чистый лист, такой белый, превратится в испорченный.

Казалось мышонку, что болит у него сердце, а душа задыхается. Хотя на головокружительной высоте, где он поселился, чистого воздуха было много.

Несколько дней просидел мышонок перед чистым листом.

Однажды на подоконник опустилась ворона, уставшая от полета. Она была уже старая. Можно сказать, седая. Отдышалась она и сказала:

– Нарисовал бы ты чистое небо. Просто чистое небо.

– Интересная мысль, – согласился мышонок.

А ворона уже улетела.

Как мышонок Терентий стал голубым

Чистое небо нужно рисовать очень чистыми красками и очень чистой водой.

Мышонок Терентий тщательно вымыл краски. Вымыл кисти. Набрал чистой-чистой, прозрачной воды. И принялся рисовать.

А когда закончил и отступил, чтобы полюбоваться, ему показалось, что смотрит он прямо в небо.

– Или у меня с глазами не все в порядке, – усомнился мышонок, – или я кисточкой дырку в бумаге протер?

В этот момент картина его шевельнулась, сорвалась с кнопок и полетела к окну.

– Куда? – закричал мышонок и ухватил картину за край.

Но она так сильно стремилась ввысь, туда, где небо такое же синее и чистое, как она сама, что вылетела в окно вместе с мышонком.

Подлетевшие воробьи закричали:

– Смотрите!

– Мышонок оторвал от неба лоскут!

– Смотрите!

Земля была уже далеко внизу – все окрестности и замечательный город Новгород.

«Если я улечу навсегда, то я уже никогда не нарисую синюю-синюю реку, желтый песок, зеленую траву и почти малиновые стены крепости…»

– Ах! – Мышонок Терентий отпустил картину и полетел вниз.

Кувырком.

Спрашивается, зачем мышонку хвост?

Затем, чтобы в такую минуту ударить мышонка по самому кончику носа. Тогда мышонок чихнет и придет в себя.

Мышонок Терентий чихнул, пришел в себя, распушил все шерстинки, растопырил лапы – падение его стало плавным.

– Давай к реке! – кричали ему воробьи. – Хвостом заруливай.

Когда Терентий вылез из воды и отряхнулся, то не мог понять, почему бездомные коты, глядя на него, ворчат:

– Фу! Какой несъедобный.

Наконец он увидел себя в круглом зеркальце, которое оставили на берегу купающиеся туристы.

Увидел и ахнул.

Стал он теперь голубым.

Мышонок Терентий расстроился, хотел помчаться за мылом, шампунем, порошком стиральным.

Но, подумав, раздумал:

– Может быть, это пройдет со временем…

Еще немного терпения

Мышонок Терентий спешил к себе в башню. Завернул за угол крепостной стены и воскликнул:

– Ой!

Перед ним стоял жеребенок Миша.

Жеребенок Миша тоже воскликнул:

– Ой!

Потому что перед ним был мышонок, каких не бывает.

– Ты такой красивый, такой золотой, – сказал мышонок Терентий.

– Ты такой красивый, такой голубой, – сказал жеребенок Миша.

– Я вижу! Я сейчас все-все вижу! – закричал мышонок Терентий. – Я понял… Быстрее. За мной.

Они побежали. Но вдруг мышонок Терентий остановился.

– Нет. Лучше подожди меня здесь. Будь другом. Вот здесь, пожалуйста. – Мышонок Терентий отвел жеребенка Мишу к крепостной стене, где зеленая трава и желтый песок. И повторил: – Будь другом. Я тебя очень прошу.

– С удовольствием, – сказал жеребенок Миша. – Мне очень хочется быть твоим другом.

– Слов нет, как я рад! – прокричал мышонок Терентий. Он уже мчался по лестнице самой высокой башни в избушку-сторожку, где было все, что нужно художнику, даже клетчатый шарф.

– Как вы думаете, сейчас у него получится? – спросила прабабушка Агриппина. Она сидела на бугорке в тени лопухов и вязала мышонку теплый жилет.

– Я не знаю, что вы имеете в виду. – Ответил ей жеребенок Миша.

А милиционер товарищ Марусин подошел сзади, посмотрел в бинокль на самый верх шатровой башенной крыши. И сказал:

– Еще немного терпения…

Мышонок Терентий рисовал. Древние башни крепости, почти малиновые, как бы летели вверх, и песок желтый как бы сливался с рекой синей-синей и отвесно уходил в глубину. Трава зеленая кружилась плавно, как медленные карусели. А у крепостной стены стоял жеребенок Миша, приводя все цвета природы в движение своим удивительным золотистым цветом.

Клад и разбойники

Жеребенок Миша и мышонок Терентий стали друзьями.

Ты непременно скажешь, что жеребенок с мышонком дружить не станет: жеребенок вон какой большой, а мышонок вот какой маленький.

Согласен. В других городах конечно, в других городах так. Но в нашем городе всякое чудо произойти может.

Что ты с гордостью добавишь

– Почему ты такой задумчивый? – спросил мышонок Терентий у жеребенка Миши.

– Я размышляю о дружбе.

– Что о ней размышлять? Все так прекрасно.

– Вот я и размышляю… Если у меня спросят: «Кто твой друг?» – Я отвечу: «Мышонок Терентий». И с гордостью добавлю: «Он, между прочим, художник». А если у тебя спросят, кто твой друг?

– Я скажу – жеребенок Миша.

– А что ты с гордостью добавишь?

– Для дружбы это не имеет значения.

– Но ты не знаешь, что произошло вчера. Вчера я сочинил стихи… Если плохо, ты сразу скажи. Тогда я больше не буду… – Жеребенок Миша пошевелил губами и начал читать застенчивым голосом:

Ночью туман спустился.

Утром цветок распустился.

Днем зачирикала птичка.

Вечером вспыхнула спичка.

Ночью пожар случился.

Утром цветок не распустился…

Последнюю строчку жеребенок Миша проговорил шепотом, отвернулся и перестал дышать от самых наихудших ожиданий.

А мышонок Терентий поддернул свои трусики и закричал:

– Нет слов! Теперь, когда меня спросят: «Кто твой друг?» – я скажу: «Жеребенок Миша». И с гордостью добавлю: «Он, между прочим, поэт…» В сущности неплохо, если мы сможем немножко гордиться друг другом.

Мы вдвоем

Жеребенок Миша шел по берегу Мишиной речки и сочинял стихи.

Растут на кочке цветочки…

Мишина речка журчала по камушкам, как бы посмеивалась над Мишей.

Но он на нее не обижался.

Вдруг Миша увидел ворота – одни посреди поля. На воротах замок ржавый.

Зачем ворота?

Что за ними?

Решил жеребенок Миша замок снять – посмотреть, что же там, за воротами.

Так и сделал.

Открыл ворота. За воротами трава как трава – как вокруг. И еще мышонок Терентий стоит с блокнотом для рисования.

– Ты откуда? – спросил жеребенок Миша.

– Оттуда… Смотрю – ворота… А ты откуда?

– А я оттуда… Смотрю – ворота…

Огляделись они и разглядели – начинается от этих ворот дорога не проторенная, не широкая и не узкая, как раз такая, по какой одному идти страшно.

Жеребенок Миша и мышонок Терентий стали потеснее друг к другу.

Сказали:

– Мы вдвоем…

– Вдвоем мы…

И пошли по дороге.

И вдруг почувствовали – должен с ними произойти случай необычайный.

Что вскоре и подтвердилось.

Клад

Жеребенок Миша гулял внутри крепости, где многочисленные туристы впопыхах изучают памятники старины, и вдруг увидел двух настоящих разбойников – старшего и младшего. Разбойники были с оттопыренными карманами, в очках темных, в башмаках неслышных. Они озирались по сторонам и говорили непонятно, как говорят все разбойники.

– В том углу. Торчок! Каракачумба.

– Триста бифштексов!

Разбойники направились в дальний угол крепости. И жеребенок Миша за ними неслышно пошел. А когда разбойники остановились, жеребенок Миша сделал вид, будто жует листочек сирени и ничего не видит. Разбойники отыскали в траве небольшой камень-валунок. Причем старший разбойник все время смотрел в старинный чертеж.

– Тут, – сказал он. – Под этим предметом. Сегодня в непроглядную полночь. Время не ждет. Тучи сгущаются. Тараканчук! Чистоган!.. Как ты думаешь, этот жеребенок не подглядывает за нами?

– Нет. Он глупый. Он листочек жует. На всякий случай скажем, что мы археологи.

– Мы археологи, – сказали разбойники жеребенку Мише и смешались с толпой туристов.

Миша подошел к белому камню полюбопытствовать и увидел, что на камне сидит мышонок Терентий.

– Нет слов! – сказал мышонок. – Вернее, есть одно слово – клад!

– Сейчас выкопаем? – спросил жеребенок Миша.

Мышонок Терентий объяснил, что клады нужно выкапывать исключительно когда стемнеет. Днем производят научные раскопки, а это другое дело.

– Выкопаем в двадцать три ноль-ноль. Опередим разбойников на целый час.

– Что ты! Они же уйдут! Увидят, что клад уже выкопан, и скроются в неизвестном направлении. Их же схватить нужно.

– Я не подумал. Сейчас подумаю. – Мышонок Терентий подтянул свои красные трусы до бодбородка и принялся задумчиво грызть резинку.

– Готово! У меня созрел план. – Мышонок Терентий изложил свой план шепотом. Скомандовал: – Встречаемся здесь по плану.

И они тихо-тихо, на цыпочках разбежались.

Хватайте их и вяжите

Когда стемнело, жеребенок Миша и мышонок Терентий пришли в крепость. Принесли кувшин глиняный, лопату и рукавицы. Без рукавиц лопатой работать нельзя – непременно будут мозоли.

Еще они принесли самую большую красную кисточку.

Выкопали яму в стороне от валунка. Мышонок Терентий залез в кувшин. Жеребенок Миша завязал кувшин рваной от старости тряпкой, поставил его в яму. Закопал. Сверху навалил камень-валунок.

Потом принялся терпеливо, по плану, ждать. Он все думал, как, наверное, тяжело ждать мышонку Терентию в горшке. Наверно, ему воздуха не хватает.

Но ждать пришлось недолго.

Как только наступила глухая полночь, в дальний угол крепости прокрались разбойники в бесшумных башмаках. Вытащили из оттопыренных карманов складные лопаты и принялись быстро-быстро копать.

Откопали кувшин. Выхватили складные ножи. Вспороли тряпку и одновременно сунули в кувшин свои разбойничьи носы.

Тут и случилось самое главное.

Разбойники посветили в кувшин карманным фонариком, увидели что-то голубое и замечательное.

– Бриллиант, – сказал старший разбойник жадным, обветренным голосом.

– Голубой, – сказал младший разбойник, икнув от восторга всем телом.

А мышонок Терентий подпрыгнул и вцепился в нос старшему разбойнику. Оттолкнулся лапами от небритого разбойничьего подбородка и вцепился в нос младшему.

Разбойники завопили не своими высокими голосами.

Тут жеребенок Миша лягнул разбойников. Причем он командовал выбранным по плану таинственным баритоном:

– Хватайте их! Не стесняйтесь! Вяжите!

Разбойники испугались так, что перепрыгнули крепостную стену. Наверное, уже через минуту они были дома, в постели, и дрожали, укрывшись с головой одеялом.

Еще бы! Даже самые-самые настоящие разбойники испугались бы. Ведь никто и никогда не видел голубой бриллиант, который прыгает и очень больно кусает за нос.

А жеребенок Миша и мышонок Терентий сидели под кустом сирени и думали.

– Нужно было к милиционеру товарищу Марусину пойти, – сказал жеребенок Миша.

– Теперь ничего не поделаешь, – Мышонок Терентий вздохнул. – Будем бодрствовать. С кладами всякие могут случиться странности. Как только солнышко выглянет, побежим в милицию.

– Ты бодрствуешь? – спросил жеребенок Миша.

– Бодрствую. А ты?

– И я бодрствую… Я морковку вижу большую-большую…

– А я головку сыра… Я ее ем…

Больше они ни о чем друг друга не спрашивали, только посапывали и чмокали губами.

Жеребенок Миша и мышонок Терентий ушли

Жеребенка Мишу и мышонка Терентия разбудило щелканье фотоаппаратов. Туристы уже захватили крепость и отпихивали друг друга от памятников старины.

Когда жеребенок Миша и мышонок Терентий примчались к милиционеру товарищу Марусину, у него в кабинете сидел Попугаев Вовка.

– Ты зачем в печную трубу вопишь страшным голосом? – спрашивал у Вовки милиционер товарищ Марусин.

– Это магнитофон. А что, во всем доме давно паровое отопление поставили, а печные трубы оставили. Они без дела стоят.

– Извините, – сказали жеребенок Миша и мышонок Терентий. – У нас к вам очень срочное секретное дело.

Милиционер товарищ Марусин велел Вовке выйти в коридор и там подождать.

Когда Вовка вышел, жеребенок Миша и мышонок Терентий рассказали все по порядку. Передали разбойничьи ножи, лопаты, а также чертеж.

Милиционер товарищ Марусин, заложив руки за спину, прошелся по кабинету от одной стены до другой.

– Прошу вас еще немного покараулить объект. Положение дел того требует…

– Да мы хоть весь день!

Друзья тут же выскочили из кабинета.

Когда они прибежали в крепость, вот что увидели: камень-валунок землей забросан. Где он лежал – яма. А из ямы голова торчит. Попугаева Вовки.

– Ха-ха! – сказал Попугаев Вовка. – Я все слышал. Теперь я клад выкопаю.

Жеребенок Миша и мышонок Терентий хотели выразить ему свое возмущение, но земля, которую Вовка выбрасывал огородной лопатой, попадала им в рот и в глаза.

– Ха-ха-ха! – хохотал Вовка. – Тут бренчит что-то. Чур, на одного! Чур, все мое!

Жеребенок Миша и мышонок Терентий пустились было землю, которую Вовка выбрасывал, забрасывать в яму обратно. Но тут подошел милиционер товарищ Марусин.

– Вылезай! – велел он Попугаеву Вовке. – Или ты не знаешь, что в нашем древнем городе нельзя копать землю без разрешения Главного Археолога. За это ужасное безобразие, Попугаев Владимир, я применю к тебе специальный милиционерский порицательный взгляд. Ничто другое, как я вижу, тебе уже не поможет.

Милиционер товарищ Марусин посмотрел на Вовку долгим специальным милиционерским порицательным взглядом.

Нужно сказать, что такой взгляд даже на взрослых людей сильно действует.

Сначала Вовка стал белым от страха.

Потом красным от стыда.

Потом желтым от отчаяния.

Потом закричал при всем народе:

– Извините, я больше не буду! С сегодняшнего дня я начну новую жизнь.

Народу вокруг было много. И запыхавшиеся археологи. И сгорающие от любопытства туристы. И просто зеваки – мальчишки и девочки.

А жеребенок Миша и мышонок Терентий смотрели в выкопанную Вовкой яму.

– Не могли разбойники ошибиться, – шептал Терентий. – Настоящие грубые разбойники знают, где что лежит. К тому же чертеж старинный…

Тут жеребенок Миша воскликнул:

– Мы же камень на старое место не прикатили! Мы же о нем позабыли в пылу гнева…

– У нас на том, настоящем месте кисточка воткнута самая толстая, сказали они милиционеру товарищу Марусину.

Кисточка торчала в траве неподалеку. Она была хорошо видна, потому что мышонок Терентий специально вымазал ее красной краской.

Когда археологи во главе с Главным Археологом поставили вокруг кисточки заграждение, когда милиционер товарищ Марусин попросил туристов не напирать, жеребенок Миша сказал тихо:

– Нам тут уже нечего делать, я думаю.

Мышонок Терентий кивнул согласно.

– Я тоже так думаю!

Про зверя Индрика

Жеребенок Миша и мышонок Терентий побежали к Воротам посреди поля. А навстречу им прабабушка Агриппина.

– Ай-я-яй! Стыд и срам на мою голову.

– В чем дело? – спросил ее жеребенок Миша. – Разве мы вели себя недостойно?

Прабабушка Агриппина поправила очки на носу и, обратясь к своим родственникам, а также паучкам и козявкам, вылезшим в этот момент из травы, сказала:

– Жеребенку золотистого рыжего цвета и мышонку такому голубому не наплевать, если они вымазались в глине, спасая старинный клад от разбойников.

– Конечно! – согласились родственники, а также паучки и козявки. – Мы ими всегда гордимся. Они такие опрятные. Они умываться идут…

– Что, про умывание тебе неинтересно? Тебе про что-нибудь, из чего стреляют?.. Ну, что ж… Будь по-твоему.

За всеми углами сразу

Жеребенок Миша и мышонок Терентий пошли на реку мыться.

Нужно сказать, что новгородская глина отмывается трудно, поскольку в ней много сажи от древних кузниц.

Жеребенок Миша выстирал свою шляпу-панаму с бантиком, мышонок Терентий свои красные трусики. А прабабушка Агриппина сидела у крепостной стены в тени лопухов, вязала носки и ворчала, ни к кому не обращаясь:

– Некоторые правнуки, у которых есть все, что нужно художнику, даже клетчатый шарф, бегают за старинными кладами, а краски их акварельные сохнут на семи ветрах.

Но мышонок Терентий этого не расслышал, он сидел, заткнув уши.

Прабабушка Агриппина продолжала ворчать:

– Некоторые правнуки и их товарищи ходят по городу и ничего не видят. Они даже не видят, что здесь когда-то, давным-давно, проживал веселый зверь Индрик. Это же всем видно, кто смотрит внимательно, что в городе Новгороде проживал зверь Индрик.

– Не было Индрика! – выкрикнул мышонок Терентий и еще крепче заткнул уши.

Прабабушка Агриппина подозвала к себе жеребенка Мишу.

– Миша, у моего правнука вздорное настроение. Это случается после разбойников и старинных кладов. Зверь Индрик действительно проживал в нашем городе. Я была очень маленькая, но хорошо помню, как он весело гонялся за мной. Он был такой… Он прятался за всеми углами сразу. Прабабушка Агриппина вытерла глаза платком, попросила Мишу нагнуться и прошептала ему на ухо: – Клады кладами, но как хорошо, если бы вам удалось отыскать следы зверя Индрика.

– Как их отыщешь, если Индрика этого нет и никогда не было? – говорил мышонок Терентий, когда они с жеребенком Мишей шагали по улице.

На улице было тихо. Пустынно. Ветки рябин сгибались от ягод.

Жеребенок Миша остановился.

– Ты что? – спросил мышонок Терентий.

– Чувствую, там, за углом, кто-то был. Мы, кони, очень далеко чувствуем.

Мышонок Терентий тоже сосредоточился.

– И я чувствую, – прошептал он. – Только я за другим углом чувствую.

Друзья заглянули сначала за один угол. На столбике, торчавшем из тротуара для каких-то технических целей, в трещине клок шерсти застрял.

Пробегавший мимо кудлатый пес, понюхав шерсть, рыкнул:

– Рррр-рр! Кошачья… Но я бы с этим котом дружил.

За другим углом следы лап когтистых.

Пробегавший мимо серьезный кот с глазами, как перед дракой, посмотрев следы, фыркнул:

– Ффф-ырк! Собачьи… Но где теперь такие собаки?

За третьим углом – царапина на стене. Похоже, козел подтачивал рога. Но если бы в самом деле козел – две царапины были бы.

За четвертым углом ничего – только смех. Вернее, чувство такое, что кто-то здесь хохотал и хихикал.

– У тебя в голове уже возник образ? – спросил жеребенок Миша.

Терентий хотел сказать, что никакого зверя Индрика нет и не было, но он, как ты знаешь, был честный мышонок.

– Я думаю, лапы у него собачьи. Тело кошачье. Голова козлиная. А на лбу всего один рог.

– Я тоже так думаю. Только не могу вообразить хвост и уши.

– Хвост и уши не самое главное, – сказал мышонок Терентий. – Побежали быстрее ко мне. Нарисуем Индрика на бумаге.

Друзья побежали со всех ног. В таких случаях медлить нельзя, иначе забудешь, какие у Индрика лапы – кошачьи или собачьи. А также сколько у него ушей и рогов.

Кемцы-емцы ланцы-дранцы

Рисовать зверя Индрика нужно сразу всего. Иначе не оберешься хлопот.

Мышонок Терентий сначала нарисовал глаза желтым цветом.

Глаза тут же принялись вращаться-таращиться.

Мышонок Терентий нарисовал голову. Рог на лбу – штопором. Бороду нарисовал. Только наметил рот, как из него высунулся язык и слизнул с палитры зеленую краску.

Индрикова голова гримасничала, хотела сказать что-то, но, как ты знаешь, для разговора одного зеленого языка мало, нужна грудь, полная воздуха.

Мышонок Терентий быстро нарисовал грудь и еще не успел раскрасить ее в кошачий цвет, как зверь Индрик завопил во всю мочь:

– Кемцы-емцы! Ланцы-дранцы!

– Это он на старинном языке говорит, – догадался жеребенок Миша.

Индрикова голова дергалась. Рот норовил сжевать кисточку. Язык лизнуть мышонка Терентия в нос.

– Так не пойдет, – сказал мышонок Терентий. – Нужно приколоть этот язык кнопкой.

– Цынцы-брынцы! – заорал Индрик.

– Может, ему почитать что-нибудь? – предложил жеребенок Миша. Может, он тогда успокоится и позволит дорисовать себя?

Миша нашел на полке книжку старинных стихотворений, поскольку правильно рассудил, что древнему зверю Индрику старинные стихи будут понятнее.

– «Шла собака через мост, четыре лапы, пятый хвост», – прочитал Миша.

Зверь Индрик тут же все переврал:

– Шла собака через хвост, уронила в речку мост.

– «Наши овечки около речки», – прочитал Миша.

– Наши овечки вылезли из печки, – переврал Индрик.

– «Купи кипу пик», – прочитал Миша.

– Пукипикукик, – переврал Индрик.

Мышонок Терентий попытался все-таки приколоть Индриков язык кнопкой. Но язык так вертелся, что в конце концов мышонок Терентий уколол себе кнопкой ухо.

– Нужно быстрее докрашивать, другого выхода нет, – сказал он. – Миша, рисуй хвост.

Жеребенок Миша нарисовал Индрику хвост пушистый. Индрик хвостом махнул – стал хвост голый, с кисточкой на конце.

Жеребенок Миша нарисовал Индрику уши круглые, но они тут же вытянулись.

Мышонок Терентий спешно докрашивал Индрику лапы и туловище. Только докрасил, зверь Индрик завопил свои «Кемцы-емцы!» и спрыгнул на пол.

Он был такой:

Лапы собачьи.

Тело кошачье.

Голова козлиная.

На лбу рог – штопором. Один.

Уши длинные.

Хвост, как у теленка, с кисточкой.

– Ух! Я тебя сейчас съем, – сказал Индрик мышонку Терентию и зачем-то прыгнул в окно.

Если ты помнишь, мышонок Терентий жил на самом верху самой высокой башни, в избушке-сторожке. Зверь Индрик разбился бы, как пить дать, но друзья ухватили его за хвост и втянули обратно.

– Фу-ты, ну-ты – высота! – воскликнул зверь Индрик. – Шла овечка через печку… Где у вас лаз? На волю хочу. – Он проломился в дверь и помчался по лестнице вниз. С хохотом и грохотом.

– Ну, чудеса… – прошептали жеребенок Миша и мышонок Терентий.

Вечером того дня многие ребятишки пришли домой с зелеными пятнами на рубашках и платьицах. Они объясняли родителям, что их лизнул веселый зверь Индрик, который вдруг появился за всеми углами сразу. «Кемцы-емцы!» клялись ребятишки. «Цынцы-брынцы!» – отвечали родители.

Про зверя Индрика и попугаева Вовку

После специального милицейского порицательного взгляда, который применил к нему милиционер товарищ Марусин, Попугаев Вовка дома сидел. Обдумывал ошибки своей прошлой жизни.

Слышал Вовка веселые возгласы за окном и смех за всеми углами сразу. Но крепился.

За такую выдержку в поведении подарили Попугаеву Вовке ружье. Игрушечное. Оно очень громко бабахало.

Кто усидит дома с ружьем? Я думаю, вряд ли найдется такой крепыш. А ты как считаешь?

Нету вас

Попугаев Вовка взял ружье на плечо. Пошел на охоту.

На улице дворник тетя Анфиса бабахать и охотиться не разрешила. Сказала:

– Страх какой. С таким ружьем только в лес ходить.

Пошел Вовка в лес.

По тропинке шагает. Ружье на всякую птичку нацеливает и бабахает.

– Есть! – кричит. – Наповал!

Птички-синички, щеглы и дрозды смотрят на Попугаева Вовку с недоумением. Уж больно щурится по-настоящему. Больно рожи свирепые строит.

Приблизился Попугаев Вовка к густой орешине. Орехи еще не созрели, но вроде кто-то их с другой стороны обирает. Трясется куст.

Подумалось Попугаеву Вовке, что за кустом олень белоногий.

Попугаев Вовка навел ружье. Прищурился. «Ну, – думает, – прямо в сердце». И бабахнул.

Из куста человечек вышел. Небольшой – меньше Вовки. Волосы красные. Сам не молодой – не старый. Вокруг него какое-то кружение и сверкание. Как осиный рой. Но не жужжит угрожающе, а то ли перекликается, то ли песню налаживает.

Вовка бабахнул еще раз, от страха.

– Так и бывает, – сказал человечек. – Ружье – вещь поспешная, может выстрелить, прежде чем разглядишь в кого.

– Извините, – сказал Попугаев Вовка. – Мне, наверное, голову напекло. Потому что вас нет, а я вас, представьте себе, вижу перед собой.

– Я как раз именно так и делаю: стою перед тобой – и все тут, отвечает человечек. – Я стою, как ты видишь, а они шныряют и шмыгают. Они шныри. Познакомься.

Разноцветное сверкание остановилось. Оказалось – тоже маленькие человечки, все разной окраски.

– Чуня, Друня, Шишигуня, Мара, Свара, Макакуня. И Саламандрик, представил их человечек. – А я мормыш. Меня Свиря зовут.

– Нету вас! – закричал Попугаев Вовка.

Чуня, Друня, Шишигуня, Мара, Свара, Макакуня подошли к Вовке. Каждый по очереди его легонько за волосы подергал. А самый маленький шнырь Саламандрик ущипнул Вовку за нос.

– Все равно нету, – сказал Попугаев Вовка. – Вы мне от жары привиделись.

Ты, я думаю, с Попугаевым Вовкой заодно. Что еще за шныри, скажешь. Ни шнырей, ни мормышей нету.

Может, когда-нибудь ты побываешь в лесу или в поле под Новгородом и вдруг почувствуешь, даже вздрогнешь от этого чувства, будто мимо тебя пролетела красная ласточка. Ветер ее крыла коснулся твоих ресниц, ты невольно сощурился – это шнырь прошмыгнул.

Телевидение его не возьмет. Глаз не тот. Стеклянный.

И мормыша телевидение не заметит. Мормыш с чем хочешь сольется. У зеленого встанет – зеленым станет. У желтого – желтым, неразличимым.

Только глаз живой и творящий может их разглядеть.

Мормыш Свиря взял Вовку под руку, вежливо отвел его в тень под дубок.

– Садись, Вова.

Шныри принесли воды из ручья в горсточках. Полили Вовкину голову.

– Не печет?

– Не печет, – сказал Вовка. Хотел добавить: «И все равно нету вас и быть не может».

Шныри ухмылялись разноцветными рожицами. Вовка вздохнул и не сказал этого.

На ветку над Вовкиной головой птица села маленькая – соловей.

– Чего же ты не стреляешь? – спросил мормыш Свиря. – Бабахни – и не будет в лесу соловья.

Тут Попугаев Вовка сразу все понял.

– Ага, – сказал он. – Знаю, к чему вы клоните. Только факт: ружье мое это – игрушечное. Оно понарошку.

– А целишься ты понарошку?

– Ты когда целишься, что думаешь?


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю