Текст книги "Смеющаяся Тьма (СИ)"

Автор книги: Полина Громова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 19 страниц)

– Сегодня день для прогулок, Руна, – повторил Саймон. – Погуляйте-ка еще.

С полминуты Руна буравила его гневным взглядом. А потом развернула лошадь и, пустив ее с места в галоп, под хохот компании Саймона поскакала прочь. Нагнав ее, я спросил, все ли в порядке, но Руна не ответила. Она всегда злилась молча.

Они гоняли нас по дорогам между холмами около двух часов. Ничего особенного они не делали: просто не давали вернуться в город, какими бы дорогами мы не пытались вернуться, какие бы круги мы ни описывали. В конце концов мы устали, лошади тоже.

– Что будем делать? – спросил я. – Может, попробуем выехать на тракт?

Руна покачала головой.

– Тогда придется перебираться через Пустой холм. Мы просто не затащим лошадей на него.

– Тоже верно. А если уйти правее?

– А ты знаешь там дороги?

– Нет.

– И я нет, – Руна вздохнула.

– Послушай. Может, попытаемся проехать? В конце концов, что они могут нам сделать?

– Я не знаю, Рик. От них можно ожидать любой гадости.

Мы ехали по пустой аллее. Руна посмотрела вверх, на ветви деревьев, плывущие над нашими головами.

– Скоро стемнеет, – сказала она. – Не будут же они гоняться за нами по сумеркам.

– Мы могли бы дождаться где-нибудь сумерек, – предложил я. – Хочешь, остановимся, я расчищу место, разведу костер?

– Нет… – Руна о чем-то на секунду задумалась и вдруг бодро воскликнула: – Нет, Рик! Мы сделаем лучше! Вперед!

И она снова пришпорила свою лошадь.

Не прошло и четверти часа, как я понял замысел Руны: она направлялась к усадьбе своего отца. Оглянувшись, она с улыбкой пояснила:

– Мы переждем в усадьбе. Туда они не посмеют сунуться! А потом вернемся в город. Да, Рик?

Я кивнул – план был что надо.

Дорога к усадьбе не была проторена, отец Руны не считал нужным селить в доме сторожа – ничего ценного он здесь не держал и не беспокоился, что в доме может кто-то поселиться. Я расшатал вросшую в снег калитку и открыл ее, мы отвели лошадей под навес. Руна потянулась и достала ключи, спрятанные над крыльцом. Мы открыли дверь и вошли в пыльный выстывший дом.

Внутри было холодно. Руна грела руки дыханием. Я вышел из дома, чтобы проверить, не осталось ли в сарае дров, – я хотел развести огонь в очаге, ведь нам здесь нужно было переждать светлое время дня…

Я увидел их, когда возвращался в дом. Не прошло и четверти часа, как все пятеро гарцевали во дворе.

– Да чего они к нам привязались?! – воскликнула Руна. Голос ее дрожал. – Был бы здесь отец… Вот бы он поехал нас искать! Да, Рик?

Я молчал, глядя через окно на всадников. В самом деле: что им нужно от нас?

– Э-эй! – послышалось с улицы. – Чего это вы от нас прятались? Не хотите пригласить в гости? Это не вежливо! Выходите! Выходите сами, а то красный петушок вас выгонит!

Мы с Руной переглянулись.

– Они что, в самом деле могут поджечь дом? – шепотом спросила она.

– Я не знаю, Руна.

– Эй, вы, там! Выходите! Считаю до пяти! А потом мы поможем вам согреться – вам там холодно же, наверное!

На улице послышался хохот. Руна потянулась ко мне, я обнял ее за плечи.

– Что будем делать? – спросила она. – Если мы запремся, они ведь не заберутся сюда? И дом поджечь не посмеют! Правда же, Рик?.. Рик!

Я медленно перевел дыхание. Нет, я совсем не считал себя смелым. Но я не знал ничего отвратительнее чувства страха. Я ненавидел бояться.

– Я выйду к ним, Руна. Попробую узнать, что им нужно. А ты закройся и не выходи ни под каким предлогом. Поняла меня?

– Рик!

– Поняла?

Руна отступила.

– Да.

Я шагнул к двери, вышел на крыльцо. Услышал, как Руна запирает дверь за моей спиной – сразу стало как-то спокойнее. По заметенным снегом ступеням я сошел во двор.

– Что вам нужно?

Саймон переглянулся со своими спутниками.

– Мне показалось, я слышал голос какого-то нищеброда. Или это просто птичка чирикнула?

Компания захихикала.

– Уходите, – сказал я. – Вам тут нечего делать.

Саймон взглянул на меня сверху вниз, ухмыльнулся, спрыгнул с лошади. Остальные спешились тоже.

– А это не тебе решать, – сказал Саймон, подойдя ко мне. – Ты тут не хозяин. Ты вообще никто. Так что отойди – мы приехали к Руне. Она хорошо воспитана и должна принять гостей.

Он шагнул вперед, рассчитывая на то, что я отойду в сторону. Но я лишь сделал шаг назад.

– Уходите!

– Отойди! – потребовал Саймон и толкнул меня в плечо. Никакой улыбки, даже самодовольной, на его лице уже не было. Его шутка затянулась и стала раздражать его самого.

В этот момент дверь за моей спиной распахнулась и на крыльцо выскочила Руна.

– Прекратите! – воскликнула она. – Не трогайте его!

– Да кому он нужен… – отмахнулся Саймон и двинулся к крыльцу.

Я поднял руку, преграждая ему путь. За моей спиной испуганно вскрикнула Руна.

– Рик, не надо!

Я не ответил ей. Передо мной стоял Саймон, он видел только взъерошенного мальчишку, может и храброго, но глупого – такому не на что рассчитывать, такого не стоит даже принимать всерьез. Но он понятия не имел, что творилось у меня внутри. Этого он не видел… И не мог видеть.

Руна, наверное, думала, что я хочу защитить ее. Да, я хотел ее защитить – но дело было не в этом. Я никогда бы не решился так себя вести, если бы…

– Слушай, Саймон. У Руны очень строгий отец. Если он узнает, что я не попытался помешать тебе, мне не поздоровится. Так что… Ты не мог бы меня ударить?

…Если бы два дня назад существо по имени Хельга не вывернуло мою душу наизнанку.

Саймон опешил. Потом самодовольно осклабился.

– Ну, если ты так просишь… Держи!

Он замахнулся, чтобы ударить – хорошо ударить, сочно, со смаком. Его кулак понесся в сторону моего лица… И замер, натолкнувшись на мягкую, но непреодолимую преграду моей ладони.

– Держу, – сказал я и вдруг почувствовал, что улыбаюсь, как будто бы встреча с этой компанией была лучшим, что произошло за сегодняшний день… Да и вообще лучшим, то только могло случиться. Я подумал так – и сжал пальцы.

– Пусти! – Саймон заорал, попытался вырвать руку из моей ладони. Я сжал еще сильнее – послышался хруст, словно зимним утром под чьим-то сапогом проломилась тонкая корочка снежного наста. Саймон снова заорал и упал на колени.

Опомнившись, на помощь своему недалекому предводителю кинулся Кен. Я ударил наотмашь – парень отлетел на несколько шагов, шарахнулся спиной о содрогнувшуюся от удара яблоню, упал лицом в снег.

– Рик, что ты делаешь! – закричала Руна. – Прекрати!

Мне было сложно прекратить – мне так нравилось смотреть, как Саймон, извиваясь и поскуливая, ползает у моих ног и не может освободиться. Но Руна, пожалуй, была права.

Я разжал пальцы.

– Убирайтесь.

Повернувшись, я поднялся на крыльцо. Руна прижимала руки к губам и с недоумением смотрела на меня. Когда я шагнул через порог, она шарахнулась в сторону.

– Ты чего? – спросил я, запирая дверь изнутри.

Руна замотала головой – и вдруг расплакалась.

– Рик… Это было ужасно, Рик… – говорила она, растирая слезы по лицу.

А я смотрел на нее и не мог ей объяснить, как это было здорово.

Мы вернулись в город до наступления сумерек. Нас никто не встречал, так что мы сами отвели лошадей в конюшню. Руна хотела заняться ими, но руки ее не слушались. Я стал ей помогать. Наконец Руна, не проронившая ни слова с тех пор, как мы покинули усадьбу, сказала:

– Рик. Можно тебя спросить?

– Да, конечно.

– Как ты это сделал?

Я обернулся.

– О чем ты?

Руна смотрела в пол. В конюшне царил полумрак, и я почти не видел ее лица. Но то, как дрожал ее голос, говорило о многом.

– Ты знаешь, о чем я.

Да, я знал, о чем она меня спрашивает. Но я не знал, что ей ответить.

– Не думай об этом, – сказал я наконец. – Забудь. Просто забудь обо всем. Ну да, нам испортили прогулку, но ведь это такая глупость…

Я протянул руку к Руне, но та отпрянула.

– Это не глупость, Рик. Это был какой-то кошмар.

Я понимал, что она имеет в виду. Но продолжал делать вид, что ни о чем не догадываюсь.

– Прости, я знаю, что ты испугалась. Но тебе ничего не угрожало. Они не посмели бы причинить тебе вред. Я ведь был рядом.

– Вот именно! – воскликнула Руна и, вскинув голову, посмотрела мне прямо в глаза. Лицо ее пылало. – Знаешь, с теми парнями я, пожалуй, чувствовала бы себя более безопасно, чем с тобой наедине.

Я обомлел. Я ожидал от нее чего угодно – но не этого. Не таких слов.

– Руна… Ты… Ты что, ты боишься меня? Ты думаешь, я способен причинить тебе зло?

Я шагнул к ней, машинально протягивая руку, но Руна шарахнулась в сторону и прижалась спиной к стене.

– Уйди! – закричала она. – Уйди, Рик! Пожалуйста!

Я опустил руку, отступил. Руна попала в полосу света, падавшую из узкого окна. Она дышала часто, отрывисто. Я видел, что она дрожит. По щекам ее снова текли слезы.

– Как скажешь, – ответил я и вышел из конюшни.

Уходя, я слышал, как, надрываясь, плакала Руна. Чувствуя какую-то смутную усталость, я потирал запястье правой руки. По ладони, будто бы она была не моей, а чужой, до сих пор пробегали колючие мурашки.

Я сам себе казался чужим. Я не понимал, как смог делать то, что делал, но… Мне понравилось. Где-то на периферии сознания маячила мысль о том, что я, хотя и кажусь себе чужим, на самом деле, наоборот, становлюсь самим собой. Впервые за свою жизнь я чувствовал, что я – это я. Тот, кем я должен быть. Тот, кем быть я хочу… Осталось только выяснить, что это за существо – то, чем я хочу быть на самом деле.

Остаток дня и вечер я провел дома, стараясь не подавать вида о том, что произошло. А наутро за мной пришли.

Мы с матерью собирались в лавку, когда в дверь комнаты постучался пристав в сопровождении двух полицейских. Я ждал их, и мне даже стало как-то легче, когда они пришли. Мать плакала, пыталась убедить их, что это ошибка, что я ни в чем не виноват. Я молчал. Я-то знал, что натворил. Я знал, что все эти обвинения – в том, что я искалечил двух парней, – справедливы. Да, я защищал себя и Руну. Но я не имел права поступать с ними так, такой жестокости они не заслужили. Поэтому я пошел с полицейскими. Хотя маму мне было очень жалко: ей было больно и стыдно за меня.

Меня провели через весь город. Я старался идти, низко наклонив голову: мне не хотелось, чтобы кто-то меня узнал. Но меня узнавали. И оборачивались, и тыкали пальцами вслед. Меня ведь вели не в полицейский участок. Меня вели в городскую тюрьму.

Никто не стал мне ничего объяснять, да и я сам все прекрасно понимал. Только вот не ожидал, что со мной поступят именно так.

– Не забудьте, о чем мы договаривались! – сказал через мое плечо надзиратель, вталкивая меня в душную темноту камеры. Он запер за моей спиной скрипучую железную дверь. Я слышал, как терлись друг о друга механизмы замка. Потом глаза стали привыкать к темноте…

Когда наступила ночь, я уже не плакал. Просто трясся, скорчившись на подстилке из гнилой соломы в углу. В камере уже давно все спали. Я ненавидел их размеренное дыхание и храп на разные лады – он не давал мне провалиться в сон и забыть о том, что я есть. Я хотел убить их всех. Я понимал, что не сумею подойти достаточно близко ни к одному из них, но не двигался с места не по этому. Я словно окаменел. И весь камень, которым я стал, болел, болел, болел. Почему-то не оставалось сомнений в том, что теперь так будет всегда. Краешком разума я понимал, что они могли зайти еще дальше – но и того, что со мной сделали, было вполне достаточно.

Вдруг я почувствовал, что чья-то рука гладит меня по голове. Мои волосы скользили между мягких, ласковых пальцев. Я подумал, что уснул и не заметил этого – ну, или умер и тоже ничего не заметил, и за мной пришел ангел, чтобы утешить меня и забрать отсюда… из этого мира… с этой земли…

Я не подумал тогда о матери. Я помнил ее руки, и те, что прикасались ко мне, не могли принадлежать ей. Я никогда их не знал – и они были удивительные. Они не причиняли мне боли. Они не причиняли мне боли сейчас, когда любое прикосновение отзывалось сотней маленьких взрывов у меня в голове, даже если это было прикосновение самого воздуха.

Поняв, наконец, что я жив и даже не сплю, я с трудом отвернулся от стены, кое-как присмотрелся к сумраку. Рядом со мной на соломе сидела Хельга. Руку она убрала сразу же, как только я пошевелился.

– Ну что же ты, – произнесла она одними губами. – Рик…

Она была одета так же, как и при первой нашей встрече. Я вспомнил об этом, и то, каким далеким это все теперь казалось, насмешило меня. Я улыбнулся.

– Прости.

– Ничего.

– Ты пришла… – я не договорил.

– Нет. Наш договор все еще в силе. Рик… Как же тебя так угораздило, а?

В ее голосе не было жалости, и это мне нравилось. Я ответил бы на ее вопрос… если бы не чувствовал, что ответ ей не нужен. Она и так знала все. Даже, наверное, больше, чем я.

– Что я с ними сделал?

– Одному раскрошил кости ладони. Руку он, скорее всего, потеряет. Второму ты сломал позвоночник и несколько ребер, но его поставят на ноги, хотя и не скоро. Рик, люди очень хрупкие. Ты должен быть аккуратнее.

– Прости меня, Хельга. Я тебя подвел.

Она покачала головой.

– Я не сержусь.

– Ты поможешь мне?

В камере было темно. Но, кажется, я заметил, как ее лицо помрачнело.

– Помощь будет стоить дорого, Рик. Пока наш договор в силе, я не могу сделать ничего просто так, потому что это может повлиять на исход всего дела.

– Что тебе нужно?

– Время. Две недели вместо месяца. Это очень мало, Рик.

– Я знаю. Но ведь если я останусь здесь, я потеряю еще больше времени.

– Возможно.

Наши слова тонули в темноте, исчезая между долгими паузами. Никто, кроме нас, их не слышал. Все спали ненасытным, зверским сном.

– Забери меня отсюда, Хельга.

– Ты сам выйдешь отсюда. Встанешь и выйдешь. Больше здесь о тебе не вспомнят. Твое имя нигде не будет фигурировать. Тебя не будут преследовать. Но запомни: две недели вместо месяца. Ты согласен?

– Да.

– Тогда до встречи, – она поднялась. Просто отступила назад – и растаяла в темноте. До меня лишь донесся ее голос, больше похожий на эхо: – Я буду ждать тебя, Рик.

Какое-то время я еще лежал на соломе. Трясся – но теперь уже только от холода. А потом кое-как встал, сделал несколько шагов. Первых, самых трудных.

Я понял, почему Хельга заставила меня самого выбираться отсюда. Бесспорно, она могла перенести меня прямо в мою постель, под тепленькое одеялко. Но она лишь открыла мне двери – и сделала приглашающий жест рукой. Да, в этом было что-то жестокое. Но только жестокостью воспитывается истинная сила. Есть, правда, и другая ее воспитательница, но она не про меня.

Переставлять ноги было очень трудно. Я цеплялся за стены, спотыкался о ровный пол и о свои собственные пятки. Но шел вперед. Не сразу, но потихоньку я выбрался из камеры, а потом прошел по коридорам, открывая все двери, которые попадались мне на пути, и тут же захлопывая их за собой. Стража не обращала на меня никакого внимания, словно мимо нее проходило пустое место.

В каком-то смысле это была правда.

Над городом светало. За ночь воздух промерз, деревья обсыпало крупным инеем. Он шумно обваливался на землю, когда ветер сослепу натыкался на тонкие ветки.

Мама, конечно, не спала. Измученная, заплаканная, она открыла дверь и не поверила, увидев меня на пороге. Я успокоил ее, сказав, что все это действительно было ошибкой, и попросил ее приготовить мне ванну. Только в горячей воде я смог наконец отогреться.

Через пару дней моя расквашенная физиономия стала более-менее похожей на человеческую, синяки и ссадины подзажили. Я пришел в норму, снова стал помогать матери в лавке, стараясь, правда, не показываться покупателям. А еще я зарекся встречаться с Руной и вообще заниматься чем-то посторонним – по крайней мере, до тех пор, пока я не выполню свою часть договора с Хельгой. А потом… Ну, а потом мне, возможно, не будет до всего этого никакого дела.

Глава 3. Жертва

Найти того, кто только кажется человеком… Задача непростая, но выполнимая – иначе бы Хельга ее передо мной не поставила. Не важно, какими мотивами она руководствуется. Она уже давала мне возможность почувствовать свою силу – значит, и с этим я могу справиться.

Найти того, кто кажется человеком, но не является им… Надо сузить круг подозреваемых. У меня уже были мысли придумать какую-нибудь проблему и рискнуть, обратившись к нелицензированным магам. Но меня останавливало, во-первых, то, что они, хоть и осторожничали, отнюдь не притворялись людьми – Хельга может не принять такой вариант решения своей задачки. Во-вторых, на десяток шарлатанов может найтись всего один настоящий маг, и чтобы вычислить его понадобится время. Много времени. А у меня меньше двух недель. Что же касается всяческих инородных существ, то после столкновения всего с одним из них я их, откровенно говоря, побаивался.

Оставался один вариант. Мне он не нравился: он был заведомо не честным. Но кто сказал, что жизнь – честная штука?

С целью обеспечения безопасности граждан практикующие маги подвергаются строгому государственному лицензированию. Нелицензированные за практику строго наказываются. В то же время среди нелицензированных магов обязательно есть те, кто, не страшась наказания, не может устоять перед желанием помочь… или навредить. Руки чешутся чего-нибудь учудить, сила в них уже теплится, а вот самоконтроль пока отсутствует. Среди таких мне и следует искать жертву Хельге, раз эта сероглазая требует ее. А вычислить в толпе их мне поможет их облик. Кто не сможет устоять перед тем, чтобы совершить добро, если он может сделать это? Кто не напакостит, если есть возможность остаться безнаказанным – да если и нет? Конечно же, тот, кто помоложе.

Не может быть такого, чтобы магией занимались только взрослые люди. Мне восемнадцать, но Хельга взялась за меня – значит, я могу отыскать хотя бы ровесника. Да и сама Хельга – она ведь не выглядит взрослой… Нет. Хельга – совсем другое дело. Она… Она не такая. Она тоже не та, кем кажется, – но и не та, кем я могу ее себе представить, она слишком сложная. Мне нужно искать других.

Меня мучила совесть из-за того, что я заведомо выбираю в жертву ребенка. Но хочешь победить – выбирай противника себе по силам. Я не представлял себе, как привожу Хельге на тот перекресток какого-нибудь матерого мастера магических искусств. К тому же, Хельге ведь нужно просто убедиться в том, что я справился с заданием. Надеюсь, тому, кого я приведу ей, ничего серьезного не угрожает.

Первыми в моем списке мест, где могла найтись подходящая жертва, были школы. Я дожидался конца занятий и тщательно исследовал партии учеников, покидавших здания. Находились старые знакомые, это облегчало мне задачу.

В поле моего внимания попадали все ребята и девчонки. Как только они покидали школы, они становились просто детьми – и расходились кто куда. Домой, на прогулку, по кондитерским лавочкам… Я шел вместе с ними, куда придется. Старался внимательно следить за всеми, особое внимание я обращал на ребят, отличающихся от всех остальных манерами, поведением или еще чем-нибудь в этом роде. К концу дня от напряжения раскалывалась голова, а продуктивность по-прежнему колебалась на отметке «ноль». Так прошла первая неделя из двух, что были у меня теперь.

Я сам толком не знал, что ищу. Но тем сильнее я удивился, когда мне наконец-то повезло.

Почему мне показалась подозрительной эта девочка, понятия не имею. Обычная с виду школьница лет пятнадцати: заячья шубка, шапочка, связка учебников под мышкой. Я заметил ее на городской площади. Она неторопливо шла вдоль рядов со сладостями и что-то высматривала.

Я не видел лица девочки, но ее фигурка почему-то упорно приковывала к себе мой взгляд. Словно завораживала.

Опасаясь пока приближаться, я пошел следом за девочкой, стараясь не упускать ее из вида. А девочка, засмотревшись на что-то, едва не споткнулась о большой тюк. Тот волоком тащила какая-то древняя старуха. Она обернулась, шикнула на школьницу – та виновато всплеснула руками и, быстро взглянув по сторонам, выцепила взглядом спешащего куда-то парня, сделала почти незаметный знак пальцами и шепнула одно только неслышное слово… Парень остановился, покрутил головой. Увидев старуху, он поспешил к ней.

– Бабуль, дай-ка я тебе помогу! – услышал я его звонкий голос. Парень уже взваливал на плечи старухин узел. Школьница канула в толпу – я едва успел заметить это. Не веря в собственную удачу, я поспешил за ней. Мне ни в коем случае нельзя было выпускать ее из вида.

Боясь потерять девочку в толпе, я смотрел на нее, как прикованный, и не сразу заметил, что смотрю уже не столько на нее, сколько будто бы сквозь, минуя материальные очертания… И тут я увидел.

На самую обыкновенную фигурку девочки наслаивалась еще одна, совпадающая с первой общими контурами и сохраняющая черты девочки. Но этот второй силуэт был соткан из золотистого и розового свечения. Нет, он даже не наслаивался на первый, эта фигура тоже была трехмерна и существовала в том же самом пространстве, что и сама девочка, но при этом нисколько ей не мешала.

Видение длилось несколько секунд. Потом я спохватился – и оно исчезло. Но к тому моменту я уже понял: нашел.

В моих мыслях один план сменял другой. Попробовать взять ее силой? Я все-таки старше, я справлюсь с ней без труда. Если я схвачу ее на людях, она не посмеет пользоваться магией. Да, может заверещать, но и я не спасую: изображу старшего брата, который ведет домой раскапризничавшуюся сестренку… Хотя, какой я ей старший брат? Как одета она – и как я… Да и прохожие могут поверить ей, а не мне. Нет, не пойдет.

Девочка, пропустив экипаж, перешла дорогу и свернула в дома.

А что, если воспользоваться тем, что ее выдало? Сыграть на ее доброте и сострадании? Проводить до какого-нибудь двора, окликнуть, умоляющим голосом наврать что-нибудь об умирающей бабушке, которую спасти может только чудо… Но ведь ведьмы наверняка умеют отличать истину ото лжи? Значит, мне нужно или придумывать другой план, или по-быстрому искренне поверить в то, о чем я собираюсь врать.

Девочка уходила в переулки все глубже. Я преследовал ее, на ходу придумывая все новые и новые планы. Было ли мне ее жалко? Немного. Но я ведь не знал, для чего она Хельге – может, она и вправду только хочет убедиться в том, что я справился. Девочка сможет уйти с миром, а я… А я положу к своим ногам этот мир!

Мне нужно было узнать хотя бы, где она живет. Но вскоре я понял, что даже это мне не удастся. Я слишком боялся упустить девочку, я старался преследовать как можно осторожнее – и перестарался. Она меня заметила.

Она петляла по дворам и переулкам, чтобы убедиться в том, что я иду за ней след в след. И она была готова к любым моим действиям.

На пустырьке между домами стояла старая пожарная башня. Приоткрыв скособоченную дверь, девочка вошла в нее. Я пошел за ней, понимая, что разоблачен. Но я все же еще надеялся обмануть ведьмочку.

Внутри башни было пусто. На полу, засыпанном песком, лежали сухие прошлогодние листья, наметенные сюда ветром, и другой мелкий мусор. Виднелся след от костра. Выше вела лестница – и откуда-то сверху доносились звуки легких шагов.

Я стал подниматься, стараясь идти как можно осторожнее и тише, и пропустил момент, когда перестал слышать шаги девочки.

Она накинулась на меня на четвертом пролете. Вцепилась в куртку, приперла к стенке, прошипела:

– Зачем ты шел за мной?

Я растерялся. Я смотрел на эту девочку, я видел ее горящие гневом глаза, ее поджатые губы. Не знаю, что она прочла в моих глазах. Может быть – все, может быть – ничего. Но только секунду спустя она смешно, совсем по-детски выругалась, с размаху ударила меня по лицу и кинулась к окну – к распахнутой настежь фрамуге, под которой лежал наметенный ветром снег.

В газах у меня на несколько секунд потемнело, я не видел, как девчонка выскочила в окно. Но я был уверен, что она поступила именно так. И я, не отдавая себе отчета в том, что делаю, кинулся за ней.

Каким чудом я удержался на карнизе?.. Девчонки уже и след простыл, более того: я не помнил, как она выглядит. Так, смутное пятно. Даже цвет шубки – и тот смешался, стерся.

Когда пальцы начали неметь, я подумал о том, какого черта я вообще кинулся за этой юной ведьмочкой. Как я собирался ловить ее? И, главное, что хотел делать потом?..

Слабый удар ткнулся мне под лопатку. Я только поскрипел зубами – очень захотелось спрыгнуть вниз для того, чтобы врезать по физиономии шутнику, запустившему в меня снежком. Но тут я услышал очень-очень знакомый смех.

– Хорошо висишь! – воскликнула Хельга. – Спускаться не собираешься?

– Лететь далеко, – выдавил я из себя. – Падать больно…

– Под тобой сугроб. Прыгай!

Я чертыхнулся и отпустил руки. Когда рядом была Хельга, я ничего не боялся.

Кто она такая? Ангелочек, ниспосланный мне небом в качестве компенсации за невезение? Дьявол, явившийся за моей душой? Ведьма, сбрендившая от собственного могущества? Какая разница – впервые в жизни я чувствовал, что кому-то нужен. Какая разница, для чего, я на все согласен. Главное – нужен.

– Ты в порядке? – Хельга наклонилась надо мной.

– Хоть бы предупредила… Сугроб такой же мягкий, как мешок с картошкой…

– Так ты в порядке?

– Возможно…

– Это хорошо! Ты молодец. Продолжай в том же духе, и все получится!

На этот раз она не исчезла. Просто пересекла переулок и свернула за угол. Я кое-как уселся в сугробе, голова еще шумела от колдовства юной ведьмочки. Что ж, этот билет в иную жизнь я потерял. У меня осталось меньше десяти дней на то, чтобы достать новый.

Дома я почти не появлялся. Ел и спал только тогда, когда мысли о насущных потребностях начинали мешать заниматься поисками. Даже в лавку к матери почти не ходил. Мама сердилась на меня, но ничего не говорила – что ж, я делал вид, что не подозреваю о том, что она сердится. Простите, но если уж чудеса случаются, то явно не дважды.

Чудеса не случаются дважды – я это понял на исходе девятого дня. За истекшее время я кое-чему научился: теперь я мог намеренно особым образом расслаблять глаза и видеть «вторые тени» людей – так назвал я для себя эти силуэты из цветного света. Хотя, «из цветного света» – неправильное определение. У большинства людей вторые тени были светло-серыми с редкими, размытыми цветовыми пятнами. Какая тень была у меня, я не знал. Я не сумел добиться ее появления в зеркале, но на следующий же день понял, что расстраиваться не о чем. Вторые тени прохожих, даже если они были очень яркими, тоже ни в чем не отражались.

Я мог поддерживать свои глаза в состоянии этого странного видения по нескольку часов к ряду. Мой привычный мир стал ненормально цветным, вторые тени людей приобрели отчетливость, а в первых зашевелился сумрак, задвигались какие-то странные формы, словно рыбы в темной воде мелкого пруда. Иногда мне удавалось настроиться так, что я видел еще кое-что – странные цветные пятна и потоки, струящиеся по улицам города. Не сразу, но я все-таки понял, что разные цвета во вторых тенях людей и эти цветные фигуры и потоки – человеческие чувства и эмоции, видимые на особом уровне. Когда я рассматривал их, звуки притихали, но при этом переставали сливаться в один гул, я мог легко различать их. То же самое произошло и с запахами. Некоторые из них оставались самыми обыкновенными, но некоторые вызывали не меньшие подозрения, чем слишком яркие пятна во вторых тенях людей. Тогда я шел по ним и проверял их источник.

Самым приятным во всем этом оказалось то, что, чем больше я практиковался, тем лучше у меня получалось контролировать свое зрение. Я мог приглушать или обострять его по желанию, так, чтобы оно мне не помешало в нужный момент или наоборот помогало, когда следует. Жаль только, что распахнувшийся передо мной мир так и не соизволил подбросить мне того, за кем я охотился. Мой город был населен самыми обыкновенными людьми, даже та девочка больше не попалась мне. Правда, один раз мне удалось заметить мужчину лет тридцати пяти с тенью, пылающей кроваво-красным пламенем. Но он мгновенно почувствовал на себе мой взгляд и лишь усмехнулся через плечо. Я присмотрелся к его обычному облику и увидел печать мага, висящую на поясе.

Последняя ночь оборвалась дребезгом разбивающегося где-то за стенкой стакана. Сквозь неплотные занавески лился серый свет. Я был в отчаянии.

Я не стал завтракать – аппетита не было. Ни на что не надеясь, я вышел из дома и отправился в центр города. Я давно исходил город вдоль и поперек, но не все ли равно было теперь, где искать, если я, по-видимому, так ничего и не найду?

Настроение было паршивое. Я шел, ни на кого не глядя ни своим обычным, ни вторым зрением. С таким настроением я вообще мог не выходить из дома: шансы выполнить мою часть договора стремились к нулю.

Вдруг я услышал музыку. Странно – подумалось мне. Сегодня ведь не праздничный и не ярмарочный день. Артисты очень редко выступают в будни.

На городском бульваре, открытом только для пешеходов, уже собралась небольшая толпа. Я протиснулся в первый ряд и немало удивился: забравшись на спинки приставленных друг к другу лавок, как птицы на жердочке, сидели парень и девушка. Еще двое парней и одна девушка сидели ниже. Те, что были наверху, пели на два голоса веселую, почти неприличную песенку. Остальные аккомпанировали.

Пели ребята здорово: парень начинал, девушка отвечала ему. Парень пел весело, с деревенским задором, а девушка, наоборот, выводила песню тонким, чистым голосом. Я захватил только конец песни. Но, когда музыканты замолчали и, приплясывая, принялся обходить толпу забавно разодетый мальчишка с огромным картузом в руке, я понял, что не хочу уходить… пока не хочу. Уличные певцы переглянулись, парень хлебнул пива из протянутой ему кружки, девчонка перемолвилась с кем-то несколькими словами, отшутилась на чей-то комплимент. Парень поставил кружку и взял у другого гитару. Петь он больше не собирался. Зато девушка сделала несколько больших медленных вдохов, давая собравшимся понять, что сейчас будет продолжение уличного выступления. Задорно улыбнувшись, она дождалась, пока парень сыграет небольшое вступление, и начала свою песню.

Я стоял, не в состоянии сдвинуться с места. Как примерз. А девушка пела и пела, выводя своим голосом завораживающую мелодию. Я не понимал слов, они проходили мимо моего сознания, не задевая его, но голос… Ее голос выкручивал мою душу, как женщины выкручивают выстиранное белье. Я никогда прежде не испытывал ничего сладостнее этой пытки.

Закончив песню, Хельга посмотрела на меня. Только для меня она и пела. И это было потрясающе.

С силой оторвав ноги от притоптанного снега, я пошел прочь от собравшейся на бульваре толпы. Только отойдя на несколько десятков шагов я обернулся и посмотрел на Хельгу и ее приятелей своим вторым зрением. Я видел всего секунду, но меня словно обухом ударило – я даже отшатнулся. Фигура парня в общей сложности была серой, только кое-где пробивались жиденькие коричневые змейки – словно ручейки, которые текут по двору по весне. Зато силуэт Хельги представлял собой совершенную тьму. Объемную, глубокую, непостижимую и беспощадную.