Текст книги "Левая Рука Бога"

Автор книги: Пол Хофман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 26 страниц)

7

Кейл планировал побег уже почти два года. Надо понимать, что осуществить свой план он надеялся едва ли, поскольку слишком мал был шанс на успех. Искупители переворачивали небо и землю, когда приходилось возвращать беглецов, а наказанием этим безумцам было вздергивание на дыбе, повешение и четвертование. Насколько знал Кейл, никому еще не удалось ускользнуть от Псов Рая, и его долгосрочный план сбежать от Искупителей состоял в том, чтобы дождаться своего двадцатилетия, когда его отправят на границу, и тогда воспользоваться каким-нибудь удобным случаем.

Однако, подумал он, хорошо, что я начал готовиться заранее. Пробираясь вдоль амвона, Кейл старался не взвешивать свои теперешние шансы на успех. Тем не менее его не покидало чувство острого сожаления по поводу случившегося. Спасение девочки было бессмысленным. Единственное, чего он добился, так это то, что его почти наверняка убьют, так же как Смутного Генри и Кляйста. Идиот! Кейл сделал глубокий вдох и попытался успокоиться. Но девочка казалась такой счастливой прошлым вечером, ее улыбка была такой… какой? Ему было очень трудно описать, что он испытал, увидев кого-то по-настоящему счастливым. Именно это ощущение вернулось к нему, когда он стоял в темном коридоре, смертельно бледный, содрогаясь от тошнотворного ужаса той жестокости, что увидел в комнате Лорда Дисциплины, и кипя от гнева. Чувство гнева было ему привычно, но впервые в жизни он дал ему волю. «Ничего хорошего из этого не вышло, – мысленно признался он себе. – Совсем ничего хорошего!»

И вот он на месте, в маленьком проеме позади главного амвона, в основании которого с одной стороны имелась щель – не то чтобы проход, просто часть внутренней стены здесь неплотно прилегала к зубчатой внешней стене Святилища. Кейл боком, втянув живот, с трудом протиснулся в нее. Через несколько месяцев он станет слишком большим, чтобы проникать сюда. Но пока он сумел, протянув руку, ухватиться за выступ, который выдолбил в стене, когда был меньше, и втянуть себя внутрь. Внутри из-за темноты ничего не просматривалось, однако помещение было крохотным и хорошо знакомым ему на ощупь. Распластавшись, Кейл вытащил один расшатанный кирпич, потом другой, соседний, затем сдвинул две половинки кирпичей, лежавших сверху.

Засунув руку в образовавшееся отверстие, он вынул сплетенную с удивительным мастерством длинную веревку, на конце которой имелся железный крюк, встал и снова протиснулся в щель между стенами.

Несколько минут он прислушивался. Ничего. Подняв руку, ощупал грубую поверхность главной стены и воткнул крюк в малюсенькую расщелину, продолбленную им несколько месяцев назад, сразу после того, как он сделал веревку. Кейл сплел ее не из джута и не из сизаля, а из волос послушников и Искупителей, собранных за многие годы, когда он служил чистильщиком в банях, – мерзкое занятие, спору нет (сколько раз его рвало!), но силы придавало то, что это дарило шанс выжить. Он натянул веревку, дабы убедиться, что она зацепилась крепко, потом подтянулся, закрепился между стенками щели, упершись спиной в одну, ногами в другую, освободил крюк, уцепил его за следующую расщелину и поднялся выше. Больше часа понадобилось ему на то, чтобы, продвигаясь не более чем на два фута, а то и меньше за раз, добраться до верха внешней стены Святилища.

Оказавшись на гребне стены, он издал стон облегчения и в изнеможении лежал минут пять, свесив руки. Если бы не пронизывавшая их чудовищная боль, можно было бы подумать, что они атрофировались окончательно. Но дальше медлить было нельзя. Пошарив внизу рукой, Кейл нащупал веревку, втянул ее наверх, воткнул крюк в самую большую расщелину, какую удалось найти на внешней поверхности стены, пропустил веревку под мышкой и сбросил ее конец вниз.

Кейл надеялся услышать звук, когда веревка коснется земли, но ничего толком не расслышал. Он подергал веревку – бесполезно. С внутренней стороны она доходила до середины стены, но, насколько он знал, внешняя сторона могла находиться на краю обрыва.

Он немного подождал, вглядываясь в бездонную тьму, потом правой рукой нащупал веревку и туго натянул ее, чтобы закрепить крюк в расщелине. Держась одной рукой за край стены, а другой натягивая веревку, Кейл еще раз осознал, в какой опасности находится. «Все равно, лучше сорваться вниз, чем быть повешенным и поджаренным», – с этой утешительной мыслью он оттолкнулся от стены и повис на натянувшейся веревке.

Обхватив ее скрещенными ногами и перебирая руками, Кейл понемногу спускался все ниже и ниже. Это было самой легкой частью, поскольку собственный вес делал всю работу за него и он мог бы торжествовать, если бы не тот факт, что веревка не была испытана и могла оборваться или расплестись от трения о грубую стену, и если бы не мысль о том, что она может оказаться недостаточно длинной и Кейл зависнет на ней в сотне футов от земли. Падая же на скалы даже с высоты десяти футов, ничего не стоит сломать ногу. Но какой смысл был теперь волноваться? Слишком поздно…

8

Через каждые несколько минут Кляйст и Смутный Генри зажигали свечу, украденную Кейлом у Лорда Дисциплины, и смотрели на девочку. Они договорились, что лучше приглядывать за ней время от времени. В конце концов, у них было аж девять свечей, так что они могли позволить себе не экономить. Такую заторможенность, как у этой девочки, которая сидела безмолвно и неподвижно, уставившись в одну точку невидящим взглядом, они уже наблюдали – у мальчиков, получивших больше сотни ударов. Если те пребывали в таком состоянии несколько дней кряду, их уводили, и они никогда больше не возвращались. Те же, кому удавалось справиться с собой, зачастую кричали во сне еще много недель, а то и месяцев – Морто вопил вообще несколько лет. Потом они тоже исчезали.

Вот почему, убеждали себя мальчики, за девчонкой надо присматривать. Если она начнет кричать, кто-нибудь может услышать.

Каждый раз, когда они зажигали свечу, Смутный Генри говорил ей:

– Все будет хорошо.

Она не отвечала, лишь время от времени вздрагивала. Когда они зажгли свечу в третий раз, Генри вспомнил кое-что из далекого прошлого – в памяти всплыло утешающее слово, которое он когда-то слышал, но давным-давно забыл:

– Ну-ну, ну-ну, – повторял он. – Ну-ну, ну-ну.

Но была и другая причина, – кроме необходимости проверять состояние соседки, – по которой мальчики то и дело зажигали свечу: они просто не могли удержаться – так хотелось им смотреть на девочку. Оба они попали в Святилище семилетними мальчишками из жизни, которая казалась теперь далекой, как Луна. Родители Смутного Генри умерли вскоре после его рождения. Кляйста родители продали Искупителям за пять долларов, а до того и сами были с ним не менее жестоки. Ни одной девочки, ни одной женщины они не видели с тех самых пор, как вошли в ворота Святилища, и единственное, что рассказывали им о женщинах и девочках Искупители, так это то, что они – игрушки в руках дьявола. Если же вам случится увидеть одну из них по выходе из Святилища, направляясь на границу или к Восточным Разломам, предупреждали они, следует немедленно опустить глаза. «Тело женщины само по себе – грех, взывающий к небесам о возмездии!»

Существовала лишь одна женщина, к которой следовало относиться без отвращения и опаски: мать Повешенного Искупителя единственная среди всех оставалась чиста и непорочна. Она была источником сострадания, вечного вспоможения и утешения – хотя, что означали эти добродетели, мальчики понятия не имели, ни с одной из них им никогда не доводилось сталкиваться. Что значит «женщины – игрушки в руках дьявола», Искупители тоже объясняли туманно.

Именно вследствие всего этого Кляйст и Смутный Генри наблюдали за девочкой с огромным любопытством, смешанным со страхом и некоторым благоговением. Существо, которое может повергнуть Искупителей в такое экстатическое состояние отвращения и ненависти, Должно обладать огромной властью, а следовательно, как не могли они не догадываться, его следует бояться.

В настоящий момент, дрожащая и охваченная ужасом, в неверном свете свечного фитиля, девочка не казалась сколько-нибудь страшной, но непреодолимо притягивала их. Такие удивительные формы! На ней было цельнокроеное льняное платье отличного качества – мальчики такого в жизни не видывали, – подпоясанное шнурком.

Кляйст жестом отозвал Генри в сторону и, склонившись к его уху, прошептал:

– А что это за горбы у нее на груди?

Смутный Генри, стараясь продемонстрировать всю почтительность, на какую был способен, притом что понятия не имел, как вести себя с женщинами, поднес свечу к груди девочки и внимательно осмотрел ее.

– Не знаю, – прошептал он наконец.

– Наверное, она толстая, – все так же шепотом предположил Кляйст, – как этот мешок с дерьмом, который заведует провиантом. – Толстых мальчиков в Святилище, разумеется, не было ни одного среди всех десяти тысяч.

Смутный Генри поразмыслил немного.

– Лорд Провианта дряблый и круглый, а она вроде крепкая.

– А ты пощупай, – сказал Клейст.

Смутный Генри еще немного поразмыслил.

– Нет, думаю, надо оставить ее в покое. Наверное, он избил ее, – добавил он.

– Не похоже, чтобы она могла выдержать порку, во всяком случае такую, какие устраивает Пикарбо.

– Устраивал, – поправил его Смутный Генри.

Оба фыркнули с удовольствием – весьма странным, если учесть то, в какую опасность все они попали из-за этой смерти.

– Интересно, за что он ее побил?

– Может, за то, что она – игрушка в руках дьявола? – предположил Смутный Генри.

Кляйст кивнул. Объяснение казалось разумным.

– Как тебя зовут? – не в первый раз спросил Генри девочку, но снова не получил ответа и, сменив тему, вернулся к Кляйсту: – Интересно, сколько времени понадобится Кейлу?

– Думаешь, у него действительно есть план?

– Да, – без тени сомнения ответил Смутный Генри. – Если он что-то говорит, так оно и есть.

– Что ж, рад, что ты так уверен. Хотелось бы и мне быть таким же уверенным.

В этот момент девочка что-то произнесла, но так тихо, что они не расслышали.

– Что ты сказала? – переспросил Смутный Генри.

– Риба. – Она глубоко вздохнула. – Меня зовут Риба.

9

Пока Кейл в кромешной тьме полз вниз, два самых страшных опасения начали сбываться. Во-первых, когда его руки достигли большого узла, который он завязал на конце веревки, его тело продолжало болтаться в воздухе, и понять, с какой высоты ему придется падать, было невозможно. Во-вторых, он чувствовал, что натяжение стало слишком сильным для железного крюка, укрепленного в расщелине наверху, чтобы удержать его вес. Даже находясь на конце веревки, он чувствовал, что крюк начинает подаваться. «Падать все равно придется», – сказал он себе и, обеими ногами оттолкнувшись от поверхности скалы, отпустил веревку – правда, успел прикрыть голову руками, чтобы защитить ее от удара во время падения.

Хоть под ногами оказалось менее двух футов пустоты, это все равно было падением, поскольку Кейл не знал, сколько предстоит пролететь, и удар о землю случился в неожиданный момент. Кейл встал на ноги и победно потряс руками. Потом он вынул одну из свечей, украденных у Лорда Дисциплины, и стал с помощью кремня высекать искру над пучком сухого мха. Через некоторое время мох вспыхнул, и Кейл зажег свечу, но простиравшаяся вокруг чернота была такой непроглядной, а фитилек горел так слабо, что мальчик все равно почти ничего не увидел. А потом ветер и вовсе задул свечу.

Тьма была абсолютной – звезды и луну закрывали облака. Попытайся Кейл идти, он непременно упал бы, а ведь даже незначительная травма замедлила бы его передвижение, и это означало бы неминуемую смерть. Лучше было подождать часа два до рассвета. Приняв такое решение, Кейл плотно завернулся в рясу, лег и заснул.

Два часа спустя он открыл глаза и увидел, что чернота сменилась предрассветной серостью, позволявшей видеть на несколько шагов вперед. Он оглянулся на веревку, свисавшую со стены и, словно гигантский палец, указывавшую на место, откуда он начал свой побег. Впрочем, с этим ничего нельзя было поделать, равно как и с сожалением о том, что придется бросить тут плод полуторагодичного тошнотворного труда. Хотя Кейлу никогда не доводилось видеть женской прически «конский хвост», растрепавшаяся веревка напоминала теперь именно такой «хвост», правда, невероятной длины – в двести футов. Решительно повернувшись, мальчик в постепенно светлеющей мгле стал пробираться вниз по скалистому склону горы, на которой стояло Святилище, радуясь тому, что у него в запасе может оказаться еще час, прежде чем будет найдено тело Лорда Дисциплины, и, при везении, еще два – прежде, чем обнаружат веревку.

Ни одна из его надежд не оправдалась. Труп Искупителя Пикарбо слуги обнаружили за час до рассвета, их истерические крики переполошили все огромное Святилище, которое ожило и пришло в движение в считаные минуты. Тут же все дортуары подняли по тревоге, и была проведена перекличка, выявившая пропажу трех послушников.

Следопыт и псарнюх Брунт, Искупитель, ответственный за поимку тех редких послушников, которые отваживались совершить побег, был немедленно вызван в Присутствие Искупителя Боско, и его впервые в жизни провели прямо к тому в кабинет.

– Все трое должны быть возвращены живыми, для этого тебе надлежит сделать все возможное.

– Разумеется, Лорд Воитель, я всегда…

– Избавь меня от лишних слов, – перебил его Боско. – Я не прошу тебя быть осторожным, я требую этого. Если придется убить Кляйста и Генри, так тому и быть. Но что касается Томаса Кейла, он не должен пострадать ни при каких обстоятельствах, даже если для этого тебе придется пожертвовать собственной жизнью.

– Можно поинтересоваться – почему жизнь Кейла столь драгоценна, Лорд?

– Нельзя.

– А что мне сказать остальным? Они в ярости и не поймут такого распоряжения.

Боско догадался, к чему ведет Брунт. Даже самый покорный Искупитель может не справиться со своим священным гневом, когда речь идет о послушнике, совершившем нечто столь неслыханно дерзкое. Боско раздраженно вздохнул.

– Можешь намекнуть, что Кейл действовал по моему указанию и был вынужден уйти с этими убийцами, чтобы раскрыть чудовищный заговор, являющийся частью задуманного Антагонистами покушения на Верховного Понтифика.

Жалкая отговорка, подумал Боско, но для Брунта (который вмиг побледнел от ужаса) сойдет. Этот человек славился своей безрассудной, исключительной даже по меркам псарнюхов жестокостью, однако та ярость, с которой он защищал свою любовь к Понтифику, подобно тому как ребенок защищает свою преданность матери, тоже была известна всем.

Благодаря Псам Рая волосяную веревку Кейла нашли быстро, после чего створки главных ворот тяжело разъехались, и отряд преследователей пустился в погоню за Кейлом, успевшим отойти от Святилища едва ли миль на пять. Но в самом важном отношении план Кейла сработал: никому не пришло в голову, что за пределы крепостной стены ушел только один послушник, поэтому внутри Святилища никто поисков не предпринял и до поры до времени Смутный Генри, Кляйст и девочка оставались в безопасности. При условии, разумеется, что Кейл сдержит свое обещание.

К тому времени, когда порывы ветра начали доносить до него отдаленные звуки собачьего лая, Кейл прошел еще мили четыре. Он остановился и прислушался. Несколько секунд было слышно лишь, как холодный ветер бьется о скалы, шелестя сыпучим песком. Но вскоре стало ясно, что беда, пусть пока издали, приближается неумолимо и настигнет его скорее рано, чем поздно. Это был странный, высокий звук, похожий не на нетерпеливое повизгивание и тявканье своры гончих, которое вам, возможно, доводилось слышать самим, а на ровный мощный пронзительный вопль свиньи, которой ржавой пилой медленно перерезают горло. Собаки и сами были здоровенными, как свиньи, и злобными, как дикие вепри; а в их пастях было столько клыков, что, казалось, туда кто-то высыпал по мешку ржавых гвоздей.

На время ветер отнес этот зловещий звук в сторону, и Кейл огляделся в поисках признаков, говорящих о близости оазиса Войнич. На бесконечном пространстве покрытой твердыми струпьями земли, выглядевшей настолько больной, что иначе как Коростой ее и назвать было нельзя, ничего не было видно. Кейл снова побежал, быстрее, чем прежде. Путь предстоял долгий, и он понимал, что, учитывая собак, следующих за ним по пятам, будет большой удачей, если он сможет проделать его до середины дня. Будет бежать слишком медленно – собаки настигнут его, слишком быстро – выдохнется раньше времени. Он отключился от всех посторонних шумов и прислушивался только к ритму собственного дыхания.

– Сколько ты уже здесь, Риба?

В первый момент показалось, что девочка вообще не услышала вопроса Генри, потом она попыталась сосредоточить на нем свой взгляд.

– Я здесь пять лет.

Мальчики удивленно переглянулись.

– А почему ты здесь? – спросил Кляйст.

– Нас привезли сюда учиться на невест, – ответила она. – Но это неправда. Он убил Лену, тот человек, и меня тоже убил бы. Почему?! – в отчаянии взмолилась девочка. – Почему люди такое делают?

– Мы не знаем, – ответил Кляйст. – Мы о вас ничего не знаем. Мы вообще не имели понятия о вашем существовании.

– Начни с начала, – попросил Смутный Генри. – Расскажи нам, как и откуда ты сюда попала.

– Не торопись, – добавил Кляйст. – У нас куча времени.

– Он ведь вернется за нами, правда? Ну, тот, третий.

– Его зовут Кейл.

– Он вернется за нами?

– Да, – подтвердил Смутный Генри. – Но, вероятно, придется долго ждать.

– Я не хочу ждать! – гневно воскликнула она. – Здесь холодно, темно и ужасно! Не хочу!

– Говори тише.

– Выпустите меня. Немедленно! Или я закричу!

Не то чтобы Кляйст совсем не знал, как обращаться с противоположным полом, но он понятия не имел, как обходиться с существом, ведущим себя столь эмоционально, – необузданно выражая свой гнев, ты рисковал оказаться на Поле Раздолбаев, в яме глубиной три фута. Кляйст поднялся, чтобы заткнуть девочке рот, но Генри дернул его за руку.

– Ты должна вести себя тихо, – сказал он Рибе. – Кейл вернется, и мы отведем тебя в какое-нибудь безопасное место. Но если нас услышат, мы – покойники. Ты поняла?

Девочка несколько секунд бессмысленно смотрела на него – казалось, что она сошла с ума, – потом кивнула.

– Скажи нам, откуда ты и что ты знаешь о том, почему оказалась здесь.

В страшном волнении она вскочила на ноги, высокая, фигуристая, хотя и пухлая. Потом снова села и сделала глубокий вдох, чтобы успокоиться.

– Мать Тереза купила меня на невольничьем рынке в Мемфисе, когда мне было десять лет. И Лену она там купила.

– Так ты рабыня? – спросил Кляйст.

– Нет, – быстро ответила девочка со стыдом и негодованием. – Мать Тереза сказала нам, что мы свободные и можем уйти, когда пожелаем.

Кляйст расхохотался:

– Что ж вы не ушли?

– Потому что она была добра с нами, дарила подарки, баловала, как кошек, сытно кормила замечательной едой, давала всякие вкусности, учила, как быть хорошими невестами, и говорила, что, когда мы будем готовы, каждая получит своего рыцаря в блестящих доспехах, который будет любить ее и вечно заботиться о ней.

Риба замолкла, едва дыша, словно то, о чем она рассказывала, было реальностью, а ужас предыдущего дня – дурным сном. И хорошо, что замолкла, потому что очень немногое из того, о чем она рассказывала, имело для мальчиков хоть какой-то смысл.

Смутный Генри повернулся к Кляйсту.

– Не понимаю. Вера не позволяет иметь рабов.

– Тут вообще все непонятно. Зачем Искупителям покупать девчонку и делать для нее всякое такое, а потом кромсать ее, как…

– Тише! – Смутный Генри посмотрел на девочку, но Риба в этот момент была недосягаема – она витала где-то в своем мире.

Кляйст раздраженно фыркнул. Генри оттащил его в сторону и, понизив голос, сказал:

– А что бы ты чувствовал, если бы у тебя на глазах такое случилось с кем-нибудь, кого ты близко знал пять лет?

– Я бы счел, что родился в рубашке, раз поблизости оказался такой полоумный, как Кейл, чтобы спасти меня. Ты бы лучше о нас беспокоился, а не о девчонке, – добавил он. – Какое нам дело до нее и ей – до нас? Господь сам позаботится, чтобы все мы получили то, что нам суждено, так что незачем дознаваться.

– Что сделано, то сделано.

– Но ведь еще не сделано, не так ли?

Поскольку это было правдой, Смутный Генри на какое-то время впал в задумчивость, потом шепотом спросил:

– Зачем Искупителям – вот уж от кого этого можно было ожидать в последнюю очередь – привозить в Святилище тех, кто является игрушкой в руках дьявола, кормить их, заботиться о них, рассказывать им чудесные небылицы, а потом заживо резать на куски?

– Затем, что они ублюдки, – безразлично ответил Кляйст. Но он не был дураком, и вопрос его заинтересовал. – А зачем они в пять, а может, в десять раз увеличили количество послушников? – Он выругался и сел. – Можешь мне сказать одну вещь, Генри?

– Какую?

– Если бы мы знали ответ, ты чувствовал бы себя лучше или хуже?

С этим он счел за благо замолчать.

Кейл пустил струю с обрыва одного из полуразвалившихся холмов Коросты. Визгливое тявканье собак не прекращалось ни на миг и слышалось теперь гораздо ближе. Кейл надеялся, что запах мочи на несколько минут отвлечет псов от его настоящего маршрута. Хоть Кейл и отдохнул немного, дышалось ему с трудом, и он ощущал тяжесть в бедрах, которая тянула его к земле. Если верить подсчетам, основанным на карте, которую Кейл нашел в столе Искупителя Боско, он должен был уже находиться в оазисе. Однако никаких признаков оазиса по-прежнему не было видно – насколько хватало глаз, вокруг простирались лишь холмы, скалы и пески. Именно сейчас Кейл отчетливо осознал реальность подозрения, которое смутно бродило у него в голове с тех самых пор, как он нашел карту: это была ловушка, специально подстроенная для него Лордом Воителем.

Не было смысла дальше успокаивать себя: собаки настигнут его через несколько минут. То, что в их визгливом тявканье не было ни малейшего перерыва, означало: они либо упустили, либо проигнорировали запах его мочи. Кейл побежал как можно быстрее, хотя после четырех часов хода слишком устал, чтобы сильно увеличить скорость.

Теперь собаки разрывались от лая, готовые к смертельной травле; Кейл терял скорость, понимая, что они-то будут бежать только быстрей. Дыхание стало болезненным, словно легкие скреб песок, он начал спотыкаться. Потом упал.

Вскочил он сразу же, но падение позволило рассмотреть то, что его окружало. Те же холмы и скалы, однако теперь среди песка виднелись пучки хилых сорняков и травы. Вода. В этот миг накатила новая волна собачьего воя, словно кто-то подстегнул псов кнутом с острыми шипами. Кейл рванул вперед, уповая на то, что Бог ведет его именно внутрь оазиса, а не обводит по краю, посылая таким образом все дальше в пустыню и все ближе к смерти.

Трава становилась гуще, и, перевалив через гребень очередного холма и чуть не скатившись вниз, Кейл увидел перед собой оазис Войнич. Чуя близость добычи, псы рычали и визжали еще громче. Кейл продолжал бежать, но спотыкался все чаще – тело начинало бунтовать. Он знал, что оборачиваться нельзя, однако ничего не мог с собою поделать. Собаки посыпались из-за гребня, как уголья из мешка, тявкая и воя от нетерпеливого желания разорвать его на куски, путаясь друг у друга под ногами, рыча и кусая друг друга.

Кейл с трудом ковылял вперед, меж тем как псы мчались за ним сплошной массой сомкнутых плеч и голов, ощерившихся зубастыми пастями. Наконец он добежал до первой жиденькой купы деревьев. Один из псов, самый ретивый и злобный, уже достал его. Зверь знал свое дело: передней лапой он ударил Кейла по пятке, лишив равновесия, Кейл растянулся на земле.

Тут бы ему и конец, но в пылу погони пес и сам потерял равновесие. Непривычный к влажной, рыхлой почве оазиса, он не смог найти опору, перевернулся через голову и тяжело врезался в дерево хребтом. Зверь взвыл от ярости и, отчаянно стараясь возобновить атаку, заскреб когтями землю, увязая в ней все глубже. К тому времени, когда ему все же удалось вновь вскочить на ноги и рвануть за своей добычей, Кейл был от него на расстоянии пятнадцати ярдов. Но при скорости пса, в четыре раза превышающей скорость выдохшегося мальчика, такая фора была ничтожной. Пес вмиг преодолел разрыв и уже изготовился к прыжку, как вдруг Кейл прыгнул первым: прочертив в воздухе длинную плавную дугу, его тело с громким плеском рассекло поверхность озера.

Издав рык яростного отчаяния, пес остановился как вкопанный у кромки воды. Вскоре к нему присоединился еще один, и еще, и вот уже вся свора бесновалась на берегу, исходя ненавистью, злобой и голодом.

Лишь через пять минут на своих малорослых лошадях прискакали Следопыт и его люди, однако нашли они только собак, которые метались вдоль озера, питавшего оазис. Псы по-прежнему неумолчно лаяли, только вот видно никого не было. Следопыт долго стоял на берегу, вглядываясь и размышляя, – его лицо, которое и так-то трудно было назвать приятным, сейчас почернело от досады и злобы. Наконец один из его людей заговорил:

– Вы уверены, что это были они, Искупитель? Этим недоумкам, – он взглянул на собак, – не впервой бросать след ради оленя или дикой свиньи.

– Тсс, – тихо сказал Брунт. – Беглецы могут быть еще здесь. Они хорошие пловцы, это известно. Расставь людей с собаками по периметру. Они не должны уйти. Если они здесь, я их поймаю. Но упаси бог, чтобы Кейл пострадал.

Брунт не стал посвящать своих людей в придуманную Боско легенду о заговоре против Понтифика. То, что он сказал Боско насчет священного гнева своих подчиненных, было не совсем ложью. Подчиненные действительно кипели от негодования, но и без того беспрекословно выполнили бы любой его приказ. Оказавшись единственным рядовым Искупителем, осведомленным о чудовищной опасности, грозившей Понтифику, Брунт испытал еще более мощный прилив глубочайшей любви к Его Святейшеству и не желал попусту растрачивать ее, делясь с другими.

Всего лишь едва заметный кивок, – и вмиг все вокруг него пришло в движение. Не минуло и часа, как оазис был обложен так, что и мышь не могла прошмыгнуть.

Между тем в Святилище Риба спала в потайном коридоре, Кляйст отправился охотиться на крыс, а Смутный Генри разглядывал спящую девочку, дивясь странным изгибам ее тела и испытывая при этом, наряду с голодом и страхом, некое новое, дотоле неведомое ему чувство. Для страха были все основания. Искупители не остановятся, пока не поймают их, сколько бы времени это ни потребовало, а когда поймают, устроят над ними такую показательную казнь, что при воспоминании о ней у послушников и через тысячу лет будут замирать сердца, волосы вставать дыбом, как иглы у вспугнутого дикобраза, а кровь – леденеть в жилах. По жестокости и мучительности их смерть войдет в легенду.

Кляйст старался отвлечься охотой на крыс, но на самом деле чувствовал примерно то же самое. Еще одним общим для них ощущением было подозрение, что Кейл уже на полпути к Мемфису и не собирается возвращаться за ними. Кляйст выражал свои сомнения открыто, но даже и Смутный Генри не был уверен в истинных намерениях Кейла. Ему всегда хотелось подружиться с Кейлом, хотя он не смог бы толком объяснить – почему. Страх перед Искупителями, наложившими анафему на дружбу, заставлял послушников относиться друг к другу с осмотрительностью, тем более что Искупители устраивали ловушки. Они специально натаскивали некоторых мальчиков – их называли цыплятами, – тех, что обладали обаянием и способностью к предательству. Эти «цыплята» искушали ничего не подозревавших ровесников делиться с ними потаенными мыслями, болтать, играть в игры – словом, склоняли к дружбе. Те, кто имели неосторожность ответить на их попытки, получали тридцать ударов шипованной перчаткой перед строем в дортуаре, где их оставляли истекать кровью на сутки. Но даже такое наказание не могло убить в послушниках желания приобрести верного друга и союзника в великой битве, где можно было либо выжить, либо оказаться проглоченным навсегда верой Искупителей.

Что касается Кейла, Смутный Генри никогда не был уверен, что между ними существует настоящая дружба. Генри из кожи вон лез, чтобы произвести впечатление на Кейла, пользуясь любым удобным случаем продемонстрировать свое презрительное отношение к Искупителям и надеясь поразить его своим хитроумием и безрассудной дерзостью. Долгое время ему казалось, что Кейл ничего не замечает, а если замечает, то его это ничуть не трогает. Выражение лица Кейла всегда оставалось неизменным: сдержанная настороженность. Никакие чувства никогда не отражались на этом лице, как бы ни складывались обстоятельства. Казалось, что победы в тренировочных боях не приносят Кейлу никакого удовольствия, равно как жестокие наказания, коим Боско часто подвергал его персонально, не доставляют ни малейшей боли. Не то чтобы послушники особо боялись его, но и симпатии к нему не питали. Никто не мог разгадать Кейла: он никогда не бунтовал, но и правоверным не был. В конце концов все от него отступились, а ему, насколько можно было понять, только это и требовалось.

– О чем задумался? – Это Кляйст вернулся со своей крысиной охоты; ее бесхвостые трофеи, пять штук, болтались у него на веревочном поясе. Развязав пояс, он свалил тушки на каменный пол и начал их свежевать. – Лучше покончить с этим, пока она не проснулась, – с ухмылкой сказал он. – Не думаю, что она отнесется к ним благожелательно, если они будут запечены в шкурках.

– Почему бы тебе не оставить ее в покое?

– Ты не хуже меня понимаешь, что из-за нее нас могут убить, разве нет? Впрочем, теперь с этим уже ничего не поделаешь. У твоего друга есть двенадцать часов, чтобы вернуться, иначе…

– Иначе – что? – перебил его Смутный Генри. – Если у тебя есть свой план, не скрывай. Я весь внимание.

Кляйст засопел и начал потрошить крыс.

– Если бы я не предвкушал, как буду есть это, – он жестом указал на тушки, – я бы сейчас чувствовал себя совсем паршиво. Я имею в виду наши шансы. Шансы когда-нибудь снова увидеть Кейла.

Вынырнув из тростниковых зарослей на берегу озера, Кейл продвинулся в глубь карьера ярдов на пятьсот. Вот уже лет пятнадцать Искупители выкапывали и увозили к себе тонны ценной глины, которая образовывалась здесь под сенью деревьев. Это было волшебное вещество, способное даже скудную почву огородов в Святилище делать плодородной. Плодородной настолько, что урожай позволял Искупителям более чем в десять раз увеличить количество боеспособных послушников. Но Кейл открыл еще одно свойство этой глины.

Однажды, работая в огороде под охраной собак, натасканных на то, чтобы унюхивать любое воровство, он, во время короткого перерыва, достал кусочек «лапти мертвеца», подобранный на полу трапезной. Обнюхав его, Кейл понял, что этот кусочек не обронили, а выбросили: «лаптя» была протухшая и несъедобная. Заметив, что вожатый собаки, спавшей неподалеку, смотрит в другую сторону, Кейл бросил кусок ей – не по доброте, а в надежде, что это существо, которое, как все ему подобные, жрало все подряд, слопает его и начнет блевать, поделом ему. Кусок «лапти мертвеца» плюхнулся прямо возле собачьей головы на маленький островок оазисной глины. Встревоженный звуком, пес встал и насторожился, но, несмотря на то, что пища лежала у него под носом, а его нос был способен учуять запах мушиной какашки за тысячу ярдов, он даже не взглянул на еду. Вместо этого пес зыркнул на Кейла, зевнул, почесался, улегся и снова заснул. Позднее, когда собака и ее вожатый ушли, Кейл поднял кусок «лапти мертвеца» и понюхал. Тот смердел до небес. Озадаченный, Кейл набрал пригоршню глины, облепил ею вонючий кусок и понюхал опять. На сей раз единственное, что он почувствовал, это густой запах, похожий на запах торфа. Что-то, содержавшееся в этой глине, не просто забивало вонь прогорклого жира, а заставляло его исчезнуть вовсе. Но только на то время, пока глина обволакивала источник вони.