Текст книги "Левая Рука Бога"
Автор книги: Пол Хофман
Жанр:
Классическое фэнтези
сообщить о нарушении
Текущая страница: 25 (всего у книги 26 страниц)
35
Не прошло и трех часов, как местный крестьянин подобрал Конна Матерацци, привез к себе, уложил в постель и неподвижно закрепил ему ногу с помощью четырех дощечек из орешника, стянутых восемью кожаными ремешками. Весь тот час, что ушел у Кейла, чтобы выпрямить ногу Конна, тот жалобно стонал, не приходя в себя, и к концу операции побелел настолько, что, казалось, никогда уже и не придет.
– Остриги ему волосы, – сказал крестьянину Кейл, – и закопай доспехи в лесу на случай, если придут Искупители. Скажи им, что он – твой работник. Если мне удастся добраться до Мемфиса, за ним пришлют. Они тебе заплатят. Если нет, он сам с тобой расплатится, когда оклемается.
Крестьянин посмотрел на Кейла:
– Оставь свои советы и свои деньги при себе, – с этими словами он вышел, оставив их наедине.
Вскоре Конн очнулся. Они долго смотрели друг на друга.
– Теперь я припоминаю: я попросил тебя о помощи.
– Да.
– Где мы?
– На ферме, в двух часах езды от того места, где была битва.
– Нога болит.
– Она в таком положении будет недель шесть. И еще не факт, что правильно срастется.
– Почему ты меня спас?
– Не знаю.
– Я бы для тебя этого не сделал.
Кейл пожал плечами:
– Никогда не знаешь, что будет, пока оно не случится. Так или иначе, я это сделал – и все.
Некоторое время оба молчали.
– Что ты собираешься делать теперь?
– Утром поеду в Мемфис. Если доберусь, пошлю кого-нибудь за тобой.
– А потом?
– А потом заберу своих друзей и уеду куда-нибудь, где военные не такие безмозглые. Никогда не думал, что можно проиграть сражение, имея такую позицию. Если бы не видел собственными глазами, не поверил бы.
– Мы больше не сделаем такой ошибки.
– А почему ты думаешь, что у вас будет еще один шанс? Принцепс не станет торчать на холме Силбери, любуясь на себя в зеркало, он будет гнать вас пинками под зад до самых мемфисских ворот.
– Мы перегруппируемся.
– Кто это – мы? Трое из каждых четырех Матерацци мертвы.
Возразить было нечего. Жалкий, несчастный, Конн молча лежал с закрытыми глазами.
– Лучше бы я умер, – произнес он наконец.
Кейл рассмеялся:
– Ты бы уж как-нибудь определился – утром ты говорил совсем другое.
Вид у Конна стал еще более удрученный, если это было возможно.
– Я не неблагодарный, – пробормотал он.
– Не неблагодарный? – переспросил Кейл. – Следует ли это понимать так, что ты мне благодарен?
– Да, я тебе благодарен. – Конн снова закрыл глаза. – Все мои друзья, мои родственники, мой отец – все они мертвы.
– Вероятно.
– Наверняка.
Поскольку это конечно же было правдой, Кейл не нашел что еще сказать.
– Тебе лучше поспать. Все равно тебе ничего не остается, как выздороветь и постараться отомстить Искупителям каким угодно образом. Помни: месть – это лучшая месть.
Высказав эту мудрость, он ушел, предоставив Конна Матерацци его невеселым мыслям.
На следующее утро с рассветом он уехал верхом, не сочтя нужным попрощаться с Конном. Он и так, по его мнению, сделал для него более чем достаточно и теперь даже немного стыдился того, что рисковал жизнью ради человека, который, по его собственному признанию, не сделал бы для него того же самого.
Ему припомнилось то, что сказал ему как-то ИдрисПукке, когда они при лунном свете сидели возле дома в «Кронах»: «Никогда не повинуйся первому импульсу: он может оказаться благородным».
Тогда Кейл подумал, что это очередная черная шутка ИдрисаПукке. Теперь он понимал, что тот имел в виду.
Несмотря на желание поскорей добраться до Мемфиса, чтобы убедиться, что с Арбеллой Лебединой Шеей все в порядке, Кейл направился на северо-восток, обходя город по широкой дальней дуге. На ближнем направлении наверняка рыскало слишком много Искупителей и Матерацци, и никто из них особо не утруждал себя выяснением, кого именно он убивает. Кейл старался избегать городов и деревень, еду покупал на удаленных хуторах, встречавшихся на пути. Но как бы ни были те изолированы, вести о великом сражении облетели и их, хотя одни слухи сообщали о славной победе, другие – о равно бесславном поражении. Кейл говорил, что ничего не знает, и быстро уезжал.
Только на третий день он повернул на запад, направился к Мемфису и выехал на Аггерскую дорогу, которая вела от Сомхети к столице. Дорога была пустынна. Целый час Кейл наблюдал за ней, сидя на дереве, и поскольку за все это время ничего не произошло, решил рискнуть и поехать по ней прямиком. Но чем ближе подъезжал он к Мемфису, тем больше им овладевали сомнения. И действительно, это оказалось его третьим неверным расчетом за последние четыре дня. Десять минут спустя из-за крутого поворота внезапно появился патруль Матерацци – у Кейла уже не было времени бежать. По крайней мере, это были не Искупители, и Кейл не без удивления, но с некоторым облегчением узнал их командира – это был капитан Альбин. Хотя, что делал здесь глава секретной службы Матерацци, было непонятно. Удивление, однако, сменилось тревогой, когда Альбин и двадцать его подчиненных достали оружие. Четверо из них были конными лучниками, наконечники их стрел целились прямо в грудь Кейла.
– В чем дело? – спросил он.
– Послушай, мы здесь ни при чем, но ты арестован, – сказал Альбин. – Не дергайся, будь хорошим мальчиком. Мы собираемся связать тебе руки.
Кейлу ничего не оставалось, как повиноваться. Может, Маршал рассердился, что я оставил Арбеллу на Смутного Генри с Кляйстом? – подумал он. И тут его пронзил страх:
– С Арбеллой Матерацци все в порядке?
– Абсолютно, – ответил Альбин, – хотя тебе следовало подумать об этом прежде, чем срываться черт знает куда черт знает зачем.
– Я искал Саймона Матерацци.
– Ладно, ко мне это не имеет никакого отношения. А теперь мы собираемся завязать тебе глаза. Не рыпайся.
– Зачем?
– Затем, что я так сказал.
На самом деле они не завязали ему глаза, а надели на голову тяжелый пропахший хмелем мешок, такой плотный, что он не пропускал не только света, но почти и звуков.
Пять часов спустя Кейл почувствовал, что конь под ним круто пошел вверх. Потом через мешок до него приглушенно донесся гулкий топот подков по дереву: видимо, они проходили через одни из трех ворот, ведущих в Мемфис. Он ожидал, что, несмотря на мешок, сейчас услышит городской шум, но, хотя снаружи приглушенно и раздавались отдельные выкрики, лишь ощущение продолжавшегося подъема указывало на то, что они направляются в цитадель. От тревоги за Арбеллу в животе у него образовался плотный комок.
Наконец они остановились.
– Снимите его, – скомандовал Альбин.
Два человека подошли слева, весьма аккуратно стащили его с седла и поставили на ноги.
– Альбин, – сказал Кейл из-под мешка, – сними с меня это.
– Извини.
Двое взяли его под руки и подтолкнули вперед. Он услышал, как открылась дверь, и почувствовал, что оказался в помещении. Судя по всему, его вели по коридору. Потом лязгнула еще одна дверь, его снова осторожно повели вперед. Через несколько ярдов остановили. Наступила пауза, затем мешок сдернули с его головы.
Из-за набившейся в глаза пыли и из-за того, что много часов провел в полной темноте, поначалу он ничего не видел. Связанными руками он потер глаза, чтобы удалить частички хмелевого сора, и посмотрел на двух людей, находившихся в комнате кроме него. Одного он узнал сразу – это был ИдрисПукке с кляпом во рту и со связанными руками, но, когда он узнал другого, стоявшего рядом, его, словно молнией, пронзило страхом и гневом, даже сердце на миг замерло: это был Лорд Воитель Искупитель Боско.
После нескольких первых секунд шока и вспышки ненависти Кейлу захотелось упасть на колени и по-детски заплакать. Он бы так и сделал, если бы знал как. Его спасла ненависть.
– Итак, Кейл, – сказал Боско, – Божья воля привела нас обратно к тому, с чего все начиналось. Помни об этом, когда таращишься на меня как злой пес. Ну, и куда завели тебя вся твоя ненависть и бесцельные метания?
– Что с Арбеллой Матерацци?
– О, она в полной безопасности.
Кейл, несмотря на потрясение, колебался, спросить ли о Смутном Генри и Кляйсте, но решил не спрашивать.
– А твои друзья тебя не интересуют? – спросил Боско. – Искупитель! – громко позвал он.
Дверь в дальнем конце комнаты отворилась, и ввели Смутного Генри и Кляйста со связанными руками и кляпами во рту.
Видимых следов насилия Кейл на них не заметил, но они явно пребывали в ужасе.
– Мне многое надо тебе сказать, Кейл, и я не собираюсь тратить время попусту на заверения в своей правдивости. Я тебе когда-нибудь лгал? – спросил Боско.
Боско всю жизнь свирепо избивал его каждую неделю и пять раз заставил убивать, но, услышав этот вопрос, Кейл вынужден был признать, что не лгал он ему никогда, – насколько это было ему известно.
– Нет.
– Помни об этом, слушая то, что я собираюсь сказать. Знай, что важность того, что я скажу, выходит далеко за пределы всякого рода мелочных обид. Чтобы продемонстрировать тебе свои добрые намерения, я собираюсь отпустить твоих друзей – всех троих.
– Докажите, – сказал Кейл.
Боско рассмеялся:
– Раньше за такой тон тебе больно досталось бы.
Он протянул руку, и Искупитель Стремечко Рой вложил в нее толстую книгу в кожаном переплете.
– Это Завет Повешенного Искупителя. – Кейл никогда прежде ни одной такой не видел. Боско возложил руку на книгу: – Клянусь перед Богом своей бессмертной душой, что только что данное мной обещание, а равно и все, что я скажу сегодня, – правда и только правда. – Он взглянул на Кейла: – Ты удовлетворен?
Сам факт, что Боско, способный на такие злодеяния, по сравнению с которыми клятвопреступление даже и злодеянием-то нельзя было назвать, лично встретился с ним, разумеется, не заставило Кейла поверить ему. Но в системе убеждений Боско клятва занимала одно из главных и важнейших мест. А к тому же у Кейла не было выбора.
– Да, – ответил он.
Боско повернулся к Искупителю Стремечку Рою:
– Дай им все, что им потребуется – в разумных пределах, – снабди пропусками, и пусть уходят.
Стремечко подошел к ИдрисуПукке, схватил за руку и подтащил к Смутному Генри и Кляйсту, потом подтолкнул всех троих к двери. Кейл подумал, что, может, Боско говорил и правду: распоряжение не давать этой троице слишком много и обычная грубость, с какой обращались с ними, обнадеживали – большая щедрость и обходительность были бы подозрительны.
– А как насчет Арбеллы Матерацци?
Боско улыбнулся:
– Почему ты так спешишь узнать, насколько ты обманываешься в своих представлениях о мире?
– Что вы имеете в виду?
– Я тебе это продемонстрирую. Только для этого ты должен согласиться, чтобы тебе заткнули рот кляпом и связали руки, а также пообещать, что будешь стоять за ширмой в темноте смирно, что бы ни услышал.
– Почему я вообще должен вам что-то обещать?
– Может, в обмен на жизнь твоих друзей? Такой обмен кажется вполне справедливым.
Кейл кивнул, и Боско жестом велел одному из стражников отвести его за небольшую ширму в глубине комнаты. Уже подходя к ней, Кейл обернулся:
– Как вам удалось взять город?
Боско рассмеялся почти самоуничижительно:
– Легко и без борьбы. Принцепс отправил донесение о нашей великой победе в порт Эррол и приказал флоту идти на Мемфис и атаковать его без промедления. Когда это стало известно, все население ударилось в панику. Не доходя пятидесяти миль до Мемфиса, наши моряки увидели, как флот Матерацци в суматохе покидает столицу. Мы просто высадились на берег без боя. Весьма удивительно, надо признаться. Но очень удобно. Стой тихо, и все увидишь и услышишь.
С этими словами Боско знаком указал ему скрыться за ширмой. Стражник достал из кармана кляп и показал его Кейлу:
– Это можно сделать нежно, а можно грубо. Мне все равно как.
Кейлу не терпелось увидеть Арбеллу, и он не стал сопротивляться. Несколько минут ничего не происходило. Присутствие Боско и его странное поведение все больше нервировали Кейла. В центре комнаты поставили стол и три стула, потом открылась дверь и вошли Маршал с дочерью.
Кейл даже не подозревал, что можно испытать такое невероятное облегчение, такой мощный, радостный прилив счастья. Арбелла была бледной, как полотно, и испуганной, но казалась невредимой, как и ее отец, хотя взгляд у него был мрачный, а лицо изможденное. Он выглядел на двадцать лет старше, причем как если бы все эти двадцать лет он тяжело болел.
– Садитесь, – мягко предложил Боско.
– Убейте меня, – сказал Маршал, – но я смиренно прошу вас оставить в живых мою дочь.
– Мои намерения отнюдь не столь кровожадны, как вы их себе представляете, – так же мягко ответил Боско. – Садитесь. Дважды я приглашать не буду.
Эта тревожная смесь благожелательности и угрозы напугала их еще больше.
– Прежде чем начну, – продолжил Боско, – я хотел бы, чтобы вы усвоили, что требований, предъявляемых тем, кто служит Повешенному Искупителю, и их рвения такие, как вы, понять не могут и не должны понимать. Я не ищу вашего понимания и не хочу его, но ради вас самих вы должны отдавать себе отчет в том, каково положение вещей. – Он кивком велел одному из Искупителей придвинуть третий стул и тоже сел. – А теперь я буду говорить без обиняков. Мы полностью контролируем Мемфис, и в вашей армии осталось не более двух тысяч обученных солдат, большинство из них – у нас в плену. Ваша империя, какой бы огромной она ни была, уже начинает распадаться. Вы согласны?
В воздухе повисла пауза.
– Да, – признал наконец Маршал.
– Отлично. Я верну Мемфис под ваш контроль и позволю вам снова создать постоянную армию, а также восстановить структуры власти в вашей империи – вопрос о дани и определенных условиях мы подробней обсудим потом.
Маршал и Арбелла смотрели на Боско широко открытыми глазами одновременно с надеждой и подозрением.
– О каких условиях? – спросил Маршал.
– Не заблуждайтесь, – сказал Боско так тихо, что Кейл едва расслышал. – Это не переговоры. У вас нет ничего, с чем можно было бы вести переговоры. Вы полностью и безоговорочно лишены власти, и мне от вас нужно лишь одно – единственное, что у вас есть.
– И что же это? – поинтересовался Маршал.
– Томас Кейл.
– Никогда! Ни за что! – горячо воскликнула Арбелла.
Боско задумчиво взглянул на нее:
– Как интересно.
– Зачем вы это делаете? – спросил Маршал.
– Меняю мальчика на империю? Согласен, обмен кажется неравноценным.
– Вы хотите его убить, – испугалась Арбелла.
– Это не так.
– Потому что он убил одного из ваших священников, который делал нечто неописуемое.
– Да, вы правы: он убил одного из моих священников, и тот действительно делал нечто неописуемое. Я ничего не знал об этих его еретических занятиях до того дня, когда Кейл сбежал. Всех, кто, как потом выяснилось, был в курсе, мы очистили.
– Вы хотите сказать – убили?
– Я хочу сказать – очистили, а потом убили.
– Почему Кейл считал, что вы несете за это личную ответственность?
– Об этом я спрошу у него самого, когда увижу. Но если вы думаете, что я готов отказаться от империи для того, чтобы казнить Кейла за убийство кровожадного извращенца… – Он сделал паузу, всем своим видом показывая, как он удивлен. – Зачем бы я стал это делать? Это же бессмысленно.
– Вы можете и солгать, – сказал Маршал.
– Мог бы. Но нет необходимости. Рано или поздно я и сам найду Кейла, но предпочел бы, чтобы это произошло поскорей. У вас есть возможность дать мне то, что мне нужно, но у меня не так уж много терпения, а если оно иссякнет, вы не получите ничего.
– Не слушай его, – сказала Арбелла.
– А почему вы так волнуетесь? – поинтересовался Боско. – Потому что вы любовники?
Маршал в изумлении уставился на дочь. Он не стал унижаться до требований сказать правду, не стал проклинать Арбеллу за то, что она осквернила королевскую кровь. Он просто промолчал, и молчание это длилось долго. Потом, повернувшись к Боско, Маршал спросил:
– Что я должен сделать?
Боско глубоко вздохнул.
– Вы ничего не можете сделать. Существует очень мало людей – если таковые вообще есть, – которым Кейл доверяет, и вы, разумеется, не входите в их число. А вот ваша дочь – несомненно, и теперь мы все знаем почему. Что мне нужно, так это чтобы она написала Кейлу письмо, которое она тайно передаст через одного из его друзей. В этом письме вы, мадемуазель, попросите его встретиться с вами за городской стеной в назначенное время. Я буду там с достаточным количеством людей, чтобы он был вынужден сдаться.
– Вы его убьете, – сказала Арбелла.
– Я его не убью, – ответил Боско, впервые повышая голос. – Я не сделаю этого никогда, по причинам, которые объясню только ему, когда он убедится, что я говорю правду. Он понятия не имеет, что я должен ему сообщить, но, если он этого не узнает, его жизнь будет такой же, какой была с тех пор, как он покинул Святилище, – жестокой, злой, навлекающей только бессмысленную гибель на головы всех, кто с ним соприкоснется. Вспомните, какие бедствия он принес в вашу жизнь. Я один могу спасти его от этого. Каковы бы, по-вашему, ни были ваши чувства к нему, мадемуазель, вам не дано понять, кто он. Попытаетесь спасти его – что вам никогда не удастся – и добьетесь лишь того, что погубите своего отца, свой народ, себя и прежде всего самого Кейла.
– Ты должна написать это письмо, – сказал дочери Маршал.
– Я не могу.
Боско сочувственно вздохнул:
– Я знаю, что значит быть облеченным властью и ответственностью. Выбору, который вам сейчас предстоит сделать, не позавидуешь. Что бы вы ни решили, все будет казаться неправильным. Вы должны погубить либо целый народ и отца, которого любите, – либо одного человека, которого тоже любите. – Арбелла смотрела на Боско, ошеломленная до немоты. – Но каким бы горьким ни был этот выбор, он не так горек, как вы это себе сейчас представляете. С моей стороны Кейлу ничто не угрожает, к тому же я все равно найду его рано или поздно. Его будущее слишком тесно связано с Божиим промыслом стать одним из нас и никем иным, причем совершенно особым среди нас. – Он откинулся на спинку стула и снова вздохнул: – Скажите, юная леди, несмотря на всю вашу любовь, несомненно искреннюю, как я теперь вижу… – Боско сделал паузу, чтобы дать ей время проглотить этот сладкий яд. – Неужели вы не чувствовали в нем чего-то… – Он запнулся, тщательно подыскивая нужное слово. – Чего-то рокового?
– Это вы своей жестокостью сделали его таким.
– Нет, это не так, – рассудительно ответил Боско, как человек, который понял, в чем его обвиняют. – В первый же момент, когда я его увидел еще совсем маленьким, я почувствовал, что в нем есть что-то, наводящее ужас. Я испугался. Я боялся этого маленького мальчика. Конечно, тому, что в нем было, требовалось еще придать форму, дисциплинировать, но ни одно человеческое существо не могло сделать Кейла таким, какой он есть. Я не настолько самонадеян. Я был лишь посредником Бога в том, чтобы «подогнать», изменить его натуру ко всеобщему благу и поставить на Его службу. Вы ведь сами видели это в нем, и оно вас пугало, что и не удивительно. Проявления доброты, которые вы иногда в нем замечали, – как крылья страуса: махать ими можно, но взлететь нельзя. Оставьте его нам и спасайте своего отца, свой народ и себя. – Он помолчал немного для большего эффекта и добавил: – И самого Кейла.
Арбелла хотела было что-то возразить, но Боско поднял руку, чтобы остановить ее:
– Больше мне сказать нечего. Подумайте и сообщите свое решение. Место и время встречи с Кейлом я укажу позднее. Вы либо напишете письмо – либо нет.
Два Искупителя, стоявшие по обе стороны двери, вышли вперед и сделали гостям знак удалиться. Когда Арбелла подходила к двери, Боско сказал, словно бы с невольным сочувствием к ее бедственному положению:
– Помните, что на вас лежит ответственность за многие тысячи жизней. А я обещаю, что никогда не подниму руку на Кейла и никому не позволю это сделать. – Когда дверь закрылась, он тихо проговорил: – Ибо губы, которые источают мед для него, скоро станут горьки, как полынь, и остры, как меч обоюдоострый.
Повернувшись, он махнул Кейлу, чтобы тот вышел на свет. Стражник вынул кляп и подвел его к Боско.
– Неужели вы думаете, что она вам поверит? – сказал Кейл.
– Не вижу, почему бы ей не поверить: ведь это большей частью правда, хотя и не вся.
– А вся?..
Боско посмотрел на него, как будто хотел что-то прочесть на его лице, но с нерешительностью, какой Кейл никогда раньше у него не видел.
– Нет, – сказал он наконец. – Подождем, что она ответит.
– Чего вы боитесь?
Боско улыбнулся:
– Что ж, быть может, немного откровенности между нами будет нелишне и на этом этапе. Я боюсь, разумеется, того, что истинная любовь все победит и девушка откажется отдать тебя в мои руки.
Арбелла, вернувшаяся в свое палаццо, испытывала страшные муки. Она разрывалась между личным желанием и общественным долгом, – что бы она ни выбрала, ужасное, немыслимое предательство было неизбежно. Но все было еще хуже, чем казалось, потому что в глубине души, в самом потаенном ее уголке (и даже еще глубже: в потаенном уголке того потаенного уголка), она уже решила предать Томаса Кейла.
Попробуйте представить себе ее потерю, отупляющий шок от созерцания того, как все, что она знала в жизни, рушится на ее глазах. Затем попробуйте представить жуткую силу слов, произнесенных Боско, – слов, которые едва ли не во всем совпадали с самыми ужасными мыслями Арбеллы.
Как бы ни волновал ее Кейл, какой бы трепет ни вызывал, возбуждала ее прежде всего его странность, возбуждала и вызывала почти неприязнь. Он был таким жестоким, таким вспыльчивым, таким… роковым. Боско видел ее насквозь. Будучи тем, чем она была, как могла она не быть изысканно утонченной? И именно эту изысканность и утонченность – ошибки здесь быть не могло – боготворил Кейл. Но ему уже придали форму, вбили его в нее, закалили в адском огне, в немыслимых страхе и боли. Как же могла она оставаться с ним долго? С некоторых пор тайной частью своего сознания она уже искала подходящий момент, чтобы расстаться с любимым, – отдадим ей должное: искала безотчетно. Так что, пока Кейл ждал, что она спасет его, и одновременно мысленно искал способ спасти ее, она уже выбрала горький, но благоразумный путь делания добра для многих ценой одного.
Кто, в конце концов, поступил бы иначе? Может, кто-то и поступил бы, но – не она. И конечно же, придет время, когда даже Кейл поймет ее.