Текст книги "Левая Рука Бога"

Автор книги: Пол Хофман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 26 страниц)

– Я должен спросить разрешения у сержанта.

– Спрашивай у кого хочешь, но это – наш узник, и он пойдет с нами сейчас же. – С этими словами капитан Альбин кивнул своим людям, те выдвинулись вперед, и лишенные выбора солдаты неуверенно позволили забрать Кейла.

Старший солдат сделал знак одному из трех других, и тот стал, пятясь, отходить в сад за помощью, но «бульдоги» уже схватили Кейла и, приподняв над землей, понесли сквозь лабиринт аллей, втекающих в Цитадель и вытекающих из нее. К тому времени, когда подоспела помощь, все они уже исчезли.

Уже через десять минут Кейл находился под замком в личном изоляторе Випона, и надзиратель трудился над цепями, сковывавшими его руки. Еще через двадцать минут, со свободными руками, Кейл стоял посреди тускло освещенной камеры. Дверь за ним закрыли и заперли. Такие же камеры находились по обе стороны от него, отделенные частично стеной, частично решеткой. Кейл сел и глубоко задумался о том, что натворил. Это были невеселые мысли, но через несколько минут их прервал голос из камеры справа:

– Закурить есть?

15

– Похоже, мы встречаемся только при неблагоприятных обстоятельствах, – сказал ИдрисПукке. – Вероятно, нам следует изменить стиль поведения.

– Говори о себе, дедуля. – Кейл сел на деревянную лавку и сделал вид, что не обращает внимания на своего соседа-заключенного. Новая встреча с ИдрисомПукке казалась слишком уж счастливой случайностью.

– Нечаянное совпадение, – заметил ИдрисПукке.

– Можно и так сказать.

– Именно так я и говорю. – ИдрисПукке помолчал. – Что привело тебя сюда?

Кейл хорошо подумал прежде, чем ответить:

– Подрался.

– Из-за простой драки тебя не посадили бы в личную тюрьму Випона. С кем подрался?

Кейл снова обдумал свой ответ. Впрочем, что уж тут думать?

– С Конном Матерацци.

ИдрисПукке расхохотался, но в его смехе явно ощущались восхищение и уважение, и Кейлу, как он ни старался, было трудно скрыть удовольствие, которое доставила ему лесть.

– Бог ты мой! С самим Мальчиком-Золотые-Яйца! Учитывая то, что я слышал, тебе повезло: ты еще жив.

Кейл понимал, что его провоцируют, но, несмотря на свои необычные способности, он все еще был слишком молод.

– Это ему повезло. Хорошо, если он уже пришел в себя, но голова у него наверняка раскалывается.

– Да, с тобой не соскучишься. – ИдрисПукке помолчал. – И тем не менее это не объясняет, почему ты попал именно сюда. Какое дело Випону до той драки?

– Может, дело в мече?

– Каком мече?

– Мече Конна Матерацци.

– А при чем тут меч?

– Ну, это не совсем его меч.

– То есть?

– На самом деле это меч Маршала Матерацци. Тот, который они называют Лезвием. – На сей раз тишина воцарилась надолго. – После того, как я вырубил Конна, я зажал меч между двумя камнями и сломал его.

Молчание ИдрисаПукке было долгим и ледяным.

– В высшей степени бессмысленный акт вандализма, если можно так выразиться. Меч был произведением искусства.

– Мне некогда было восхищаться, поскольку Конн хотел раскроить им меня надвое.

– Но ведь к тому времени поединок был окончен, если я правильно понимаю.

Надо признать, что Кейл начал сожалеть о своем импульсивном поступке в тот самый момент, когда сломал меч.

– Хочешь совет?

– Нет.

– Но я все равно тебе его дам. Если хочешь кого-то убить – убивай. А если хочешь оставить в живых, то дай возможность жить. Но никогда не перебарщивай ни в том, ни в другом. – Кейл повернулся к ИдрисуПукке спиной и лег на лавку. – Пока будешь спать, поразмысли вот над чем. Все, что ты натворил, а особенно то, что ты сломал меч, означает только одно: ты должен был оказаться в руках Дожа. Поэтому все равно непонятно, почему ты очутился здесь.

Спустя полчаса не спавший Кейл услышал, как отпирают дверь его камеры. Он сел на лавке и увидел, что в камеру вошли Альбин и Випон. Випон смотрел на него мрачно.

– Добрый вечер, Лорд Випон, – бодро воскликнул ИдрисПукке.

– Заткнись, ИдрисПукке, – ответил Випон, не сводя глаз с Кейла. – А ты расскажи мне – причем, я хочу знать всю правду, иначе, клянусь богом, я сию минуту отдам тебя людям Дожа, – расскажи точно, что случилось, а когда закончишь об этом, расскажи правду о том, кто ты есть на самом деле и как оказалось возможным, что ты победил Конна Матерацци и его друзей с такой легкостью. Подчеркиваю: правду, в противном случае я солью тебя Дожу, как сливают воду с вареной спаржи.

Кейл, разумеется, не знал, что такое «спаржа». Вся трудность состояла для него в том, чтобы решить, что он может позволить себе выдать Випону, дабы убедить того, что он безупречно честен.

– Я вышел из себя и не сдержался. Так ведь бывает, правда?

– Зачем ты сломал меч?

Кейл изобразил смущение:

– Это было глупостью, просто сорвался в пылу драки. Я извинюсь перед Дожем.

Альбин рассмеялся:

– Ну конечно, ты ведь так искренне сожалеешь!

– Где тебя учили драться? – спросил Випон.

– В Святилище. Всю мою жизнь, по двенадцать часов в день, шесть дней в неделю.

– Ты хочешь сказать, что Генри и Кляйст тоже умеют так драться?

Это был неудобный вопрос.

– Нет. То есть их тоже учили, но Кляйст, он «молния»… специалист…

– В каком деле?

– В метании копья и стрельбе из лука.

– А Генри?

– Снабжение, составление карт, выслеживание. – Это было правдой, но не всей правдой.

– Значит, ни один из них не смог бы сделать того, что сегодня сделал ты?

– Нет. Я уже сказал.

– В Святилище есть еще люди, которые обладают такими же умениями, как ты?

– Нет.

– Что делает тебя таким особенным? – спросил Випон.

Кейл замялся, чтобы создать впечатление, будто он не хочет отвечать на этот вопрос.

– Когда мне было девять лет, я хорошо дрался, но не так, как теперь, конечно.

– И что случилось?

– Я вел учебный бой с мальчиком, который был гораздо старше меня, – бой без всяких запретов, с настоящим оружием, разве что лезвия и острия были затуплены. Я его одолел, сбил с ног, но я был тогда слишком самоуверен, и ему удалось повалить меня за собой на землю, а там он ударил меня камнем в висок. Это все, что он успел сделать: Искупители оттащили его от меня, только поэтому он не вышиб мне мозги. Очнулся я пару недель спустя, а еще через две недели вернулся в обычное состояние, если не считать осколка, который застрял у меня в черепе. – Он поднес руку к голове и пальцем указал на левый висок ближе к затылку. Потом снова замолчал, словно не хотел продолжать.

– Но ты стал не таким, как прежде?

– Да. Сначала я не мог драться так же хорошо, как раньше. Что-то у меня стало не так с координацией, но через некоторое время я освоился. То есть, что бы там со мной ни случилось, когда он раскроил мне череп, я к этому уже привык.

– К чему именно ты привык?

– В момент, когда вы наносите удар, вы уже знаете, куда он придется. И вы всегда выдаете себя: тем, куда смотрите, куда поворачиваетесь, какую позу принимает ваше тело, чтобы не потерять равновесия в момент удара. По всему этому ваш противник может догадаться, куда вы целитесь. Если он неправильно разгадает эти знаки, он таки получит удар, а если правильно – сумеет его отразить и увернуться.

– Это знает каждый боец и каждый игрок, – сказал Альбин. – Но хороший боец и хороший игрок в мяч могут обмануть противника.

– Меня – нет, что бы они ни делали. Теперь не могут. Я всегда угадываю, какое движение собирается сделать человек.

– Можешь это показать? – спросил Випон. – Конечно, без членовредительства.

– Попросите капитана Альбина спрятать руки за спину.

Альбин колебался, что-то смущало его во взгляде ИдрисаПукке, до этой поры молча наблюдавшего за происходившим.

– Я бы на вашем месте не стал ему доверять, дорогой капитан, – сказал тот.

– Заткни пасть, ИдрисПукке. – Альбин пристально посмотрел на Кейла и медленно заложил руки за спину.

– Вам нужно решить, какой рукой вы нанесете мне удар, и нанести его как можно быстрей. Можете делать что угодно, чтобы обмануть меня, – расслабляться, изображать любые телодвижения…

Не успел Кейл закончить фразу, как Альбин резко выбросил вперед левую руку, но Кейл перехватил ее своей правой – очень осторожно, словно это был мяч, брошенный неуклюжим трехлетним малышом. Альбин повторил попытку шесть раз, стараясь и так и эдак, – результат был один и тот же.

– Теперь моя очередь, – сказал Кейл, когда Альбин, донельзя раздраженный, но все же потрясенный увиденным, наконец сдался.

Кейл заложил руки за спину, и они начали игру заново, только удары теперь наносил Кейл. Шесть раз он выбрасывал ту или иную руку вперед, и все шесть раз Альбин делал неверный выбор.

– Я «прочитываю» то, что вы собираетесь сделать, – сказал Кейл, – в тот миг, когда вы только-только начинаете двигаться. Это случается всего на какую-то долю секунды быстрее, чем было до моего ранения, но даже крохотной доли всегда оказывается достаточно. А то, что собираюсь сделать я, никто предугадать не может, каким бы ловким и опытным ни был противник.

– И все это только лишь из-за того удара по голове? – спросил Альбин.

– Нет, – раздраженно ответил Кейл. – Всю мою жизнь меня изо дня в день натаскивали драться. Я в любом случае мог бы победить Конна Матерацци, как бы хорош он ни был. Разве что не с такой легкостью и не вместе с четырьмя другими. Так что нет, капитан, все это не только лишь из-за того удара по голове.

– Как Искупители реагировали, когда поняли, что произошло? – продолжил допрос Випон.

Кейл хмыкнул – это было что-то вроде смеха, но полностью лишенного веселья.

– Не Искупители, а один Искупитель: Боско. Лорд Воитель, ответственный за всю боевую подготовку.

– Боевая подготовка – это как у нас боевое искусство?

Кейл рассмеялся, на сей раз с искренней веселостью:

– В том, что я делаю, никакого искусства нет, – спросите Конна Матерацци и его дружков.

Випон пропустил насмешку мимо ушей.

– Этот Боско, что он сделал, когда обнаружил необычный эффект твоего ранения?

– Он проверял меня многие месяцы, заставляя драться с гораздо более взрослыми и сильными противниками. Он даже привел на площадку пять ветеранов, застрельщиков, самых опытных, из смертников, воевавших на Восточных Разломах. – Кейл замолчал.

– И что случилось?

– Он выставлял меня против них по очереди четыре дня подряд. И меня, и противника предупреждали: убить или умереть. На четвертый день Боско остановил испытание.

– Почему?

– Он увидел достаточно, чтобы больше не иметь никаких сомнений на мой счет. Пятый раз был бы напрасным риском. – Кейл улыбнулся отнюдь не радостной улыбкой: – В конце концов, никогда не знаешь, что может случиться в ходе поединка, правда? Всегда есть шанс попасть в ловушку.

– А потом?

– Потом он попробовал скопировать меня.

– Что ты имеешь в виду?

– Много дней он измерял рану у меня на голове и старался воспроизвести ее на черепах, подобранных на кладбище. Потом сделал образец из глины. Потом полгода пытался повторить опыт.

– Не понял. Это как?

– Отобрал дюжину послушников моего возраста и моих габаритов, связал их и молотком выдалбливал им в черепах раны такой же формы, как моя, и на том же месте. Бил сильнее, слабее, еще слабее.

На минуту все замерли.

– И что? – наконец тихо вымолвил Випон.

– А то, что половина мальчишек умерли почти сразу же, а остальные… ну, они съехали с катушек. Их больше никто не видел.

– Их куда-то увезли?

– Можно и так выразиться.

– А потом?

– Боско начал тренировать меня сам. Раньше он этого никогда не делал. Иногда он заставлял меня работать по десять часов в день, выискивал любую слабину. Если я что-то делал не так, задавал мне хорошую порку и объяснял ошибки. Потом он исчез на полгода и вернулся с десятью Искупителями, которые, как он сказал, были лучшими каждый в своем деле.

– И что это были за «дела»?

– В основном убийство людей – людей в доспехах, без доспехов, вооруженных, невооруженных… Убийство мечом, палкой, голыми руками… Или такое: как организовать массовое убийство… – Кейл помедлил.

– …пленных?

– Не только пленных – кого угодно. Двое из этих Искупителей были вроде генералов: один занимался тактикой – сражения, отступления; большие, детально спланированные военные операции. Другой – бандитизмом: маленькие отряды, действующие на вражеской территории; вероломные убийства; как запугать местных жителей, чтобы заставить их помогать тебе, а не твоему врагу.

– И зачем все это делалось?

– Знаете, я не такой дурак, чтобы спрашивать.

– Это было связано с войнами Искупителей на Востоке?

– Говорю же – я никогда не спрашивал.

– Но у тебя должно было сложиться собственное мнение.

– Собственное мнение? Ну да. Это имело какое-то отношение к войнам на Востоке.

Випон смотрел на Кейла долгим тяжелым взглядом, тот вызывающе отвечал таким же. Потом, словно на что-то решившись, Випон обернулся к Альбину:

– Приведите двоих других ко мне домой как можно скорей.

Альбин сделал знак надзирателю, и они удалились.

Кейл опустился на лавку, а ИдрисПукке подошел вплотную к решетке.

– Интересная у тебя жизнь, – сказал он. – Тебе бы книги писать.

16

Закончив разговор со Смутным Генри и Кляйстом, Лорд Випон направился в палаццо Маршала Матерацци, Дожа Мемфиса.

У Дожа было множество советников, потому что он был человеком, который любил советоваться и обсуждать разные вопросы, причем очень подробно. То, что он редко прислушивался к советам, было просто причудой того рода, какие часто проявляются у людей, с рождения облеченных неограниченной властью. Единственным исключением из этого правила – слушать, не слыша, – был Лорд Випон, который, благодаря собственной сети шпионов и информаторов, сам обладал огромной властью и непререкаемым талантом оказываться правым. Как гласил популярный стишок:

 
Канцлер господин Випон
Либо сеет, либо жнет.
А чего не знает он,
Вовсе знать не надо. Вот.
 

Не бог весть, конечно, какой стишок, но он был недалек от истины.

Маршал Матерацци слыл весьма жестоким человеком. Он создал величайшую из когда-либо существовавших в мире империй и вот уже двадцать лет правил ею. Чтобы столь долго удерживать ее в повиновении и предотвращать какие бы то ни было беспорядки, требовался выдающийся талант военачальника и политика, а также незаурядный ум. Но даже Маршал, притом что Випон на протяжении всего этого времени оставался его канцлером, никогда не мог понять, как тому удалось обрести такую власть. Однажды, на третий год своего правления, он к ужасу своему осознал, что не может обходиться без Випона. Поначалу это вызвало у него чрезвычайно враждебное отношение: такое положение было недопустимо, поскольку делало его жизнь уязвимой для наемных убийц, но что еще хуже – грозило превратить его в марионетку. Однако Випон недвусмысленно дал понять, что останется его верным слугой до тех пор, пока тот не будет вмешиваться в его канцлерские дела и вообще, черт побери, досаждать ему. С того дня, хотя их отношения и нельзя было назвать совсем уж напряженными, они стали более, как говорят мемфисские крестьяне, «сваристыми».

Будучи препровожденным к Матерацци, Випон поклонился и получил приглашение сесть.

– Как здоровье, Випон?

– Благодарю, прекрасно, мой Лорд, а ваше?

– О, превосходно.

Наступила неловкая пауза – неловкая для Маршала; Випон просто сидел, добродушно улыбаясь.

– Насколько мне известно, вы сегодня встречались с посольством от норвежцев.

– Это так.

Один из приграничных народов, покоренных Матерацци более пятнадцати лет назад, норвежцы энергично ухватились за преимущества, предоставленные им оккупацией, – хорошие дороги, палаццо с центральным отоплением, роскошные импортные товары, – однако не отказались при этом от свирепой страсти к сражениям. Пять лет назад уставший к тому времени от войн Маршал, которого все больше беспокоили постоянно растущие расходы на содержание необозримой империи, решил прекратить ее дальнейшее разрастание. Норвежцы, хоть и трогательно преданные своему сюзерену, всегда доставляли хлопоты, пытаясь, вопреки многократным приказам не делать этого, расширять собственную территорию на север при каждом удобном случае. Будучи весьма хитроумными, они провоцировали своих соседей, обычно устраивая всевозможные трюки, чтобы представить дело так, будто на них напали и им не оставалось ничего иного, кроме как, защищаясь, вторгнуться на земли агрессора. Как было прекрасно известно Випону, эти «нападения» на самом деле совершались норвежскими солдатами, переодетыми в армейскую форму соседней страны, которую они жаждали разграбить.

– Что они сказали в свое оправдание?

– О, как всегда, прикинулись жертвами, – ответил Випон, – миролюбивыми жертвами, которые вынуждены защищать себя и империю, чьими безупречно верными вассалами они являются.

– А вы что им сказали?

– Я сказал им, что не вчера родился, и, если они не вернут свою армию в казармы, мы можем рассмотреть вопрос о предоставлении им независимости.

– И как они это восприняли?

– Все шестеро побелели от страха и пообещали отвести свои войска в течение недели.

Матерацци внимательно посмотрел на Випона:

– Может, нам в любом случае предложить им независимость, а заодно и кое-кому еще? Больно уж дорого обходится управление их территориями и наведение там порядка. Это пожирает больше, чем мы собираем в виде налогов, я не ошибаюсь?

– Близко к тому. Но в таком случае вам придется либо сократить армию, получив огромное количество рассерженных солдат, которые станут без дела рыскать по стране, навлекая неприятности на нашу голову, либо платить им из своего кармана.

Матерацци хмыкнул:

– Меж двух огней?

– Именно, мой Лорд. Но если вы хотите, чтобы я всерьез рассмотрел вопрос о…

– Почему вы забрали мальчишку, который сломал мой меч?

Внезапная перемена темы была излюбленной тактикой Матерацци, призванной обескуражить собеседника, который его раздражал.

– Я отвечаю за безопасность в городе.

– Вы отвечаете за все, что чревато беспорядками, но вы не полицейский. Это не имеет к вам никакого отношения. Он сломал мой меч, который бесценен, и серьезно ранил моего племянника и четырех сыновей членов двора. Они жаждут его крови, и, я бы сказал, не без оснований, но главное – его крови жажду я.

Випон задумчиво произнес:

– Может быть, Лезвие еще можно починить?

– Вы ничего в этом не смыслите. Не притворяйтесь, что это не так.

– И в самом деле не смыслю, но знаю человека, который смыслит. Префект Уолтер Каталка только что вернулся из своей миссии в Райбене.

– Почему он не доложил мне о своем возвращении?

– Он совсем плох – скорее всего, и года не протянет.

– А какое отношение все это имеет к моему мечу?

– В докладе Каталки есть большой раздел, посвященный райбенскому искусству работы с металлом. Он пишет, что никогда не видел подобного мастерства. Я немного поговорил с ним, и он сказал, что, если Лезвие в принципе поддается починке, то это под силу именно райбенским оружейникам. – Випон сделал паузу. – Разумеется, это будет сделано под мою ответственность и за мой счет.

– Почему? – поинтересовался Матерацци. – Что для вас значит этот мальчишка, если вы готовы взять на себя такие хлопоты и расходы?

– В вашем вполне понятном раздражении, вызванном тем, что случилось с бесценной вещью, и ранением вашего племянника, вы, если позволите мне быть откровенным, не обратили внимания на тот факт, что четырнадцатилетний подросток сумел одолеть живую легенду – пятерых самых многообещающих воинов Матерацци, включая того, который должен, как предполагается, стать величайшим воином поколения. По-вашему, это не заслуживает самого пристального внимания?

– Тем более от него надо избавиться.

– А не хотите узнать, как он приобрел свой удивительный дар?

– Ну и как?

– Этого молодого человека, Кейла, обучили Искупители из Святилища.

– Они никогда не доставляли нам хлопот.

– В прошлом – нет, но, судя по тому, что рассказал мне этот юноша, за последние семь лет в жизни Святилища произошли большие перемены. Теперь они обучают гораздо больше солдат и делают это гораздо более жестко.

– Вы боитесь, что они могут напасть на нас? Это будет большой глупостью с их стороны.

– Во-первых, опасение по поводу таких вещей входит в мои обязанности. Во-вторых, вспомните, сколько королей и императоров думали то же самое о вас тридцать лет назад.

Матерацци вздохнул, и вздох этот был полон раздражения и тревоги: да, строительство его великой империи сопровождалось священным кровавым террором, но следовало признать, что за последние десять лет мира Маршал утратил охоту к войнам. Безжалостный воин, чье имя некогда было синонимом ненасытного завоевателя, превратился в человека, уже покидающего пределы среднего возраста и мечтающего о спокойной жизни: о том, чтобы никогда больше не нужно было замерзать от холода сегодня и умирать от жары завтра и чтобы никогда больше не нужно было дрожать от страха при мысли – Маршал как-то спьяну поделился с Випоном этой жуткой картиной, – что какой-нибудь крестьянин с распухшими суставами, которому неожиданно повезет и он сподобится, удачно нанеся удар, вспороть Маршалу живот, начнет размахивать его кишками, намотанными на кривой садовый нож.

Маршал никогда и никому в этом не признавался, но истинная ненависть к войне поселилась в нем после той зимы, которую, умирая от голода, он провел среди льдов Штетла, дойдя до того, что питался останками своего любимого полкового сержант-майора.

– Ну, и каков ваш план? Уверен, что он у вас уже созрел, и хорошо бы, чтобы он дал мне возможность утихомирить моего брата, бушующего из-за Конна.

Випон положил на стол перед Маршалом письмо. Оно было от Конна Матерацци. Маршал вскрыл письмо и начал читать. Закончив, он положил его обратно на стол.

– Конн Матерацци обладает множеством великолепных качеств, но я никогда не подозревал, что среди них числится благородство.

– Ваше знание человеческой натуры, Маршал, пример для всех нас. А как насчет тщеславия? Я переговорил с Конном и обратил его внимание на то, что наказать Кейла за победу над ним означало бы выставить его самого в смешном свете. Он согласился.

– Нельзя допустить, чтобы этот ваш мальчишка слонялся по Мемфису. Отцы города этого не потерпят, да и я тоже. Не хватало еще, Випон, чтобы подумали, будто я на все закрыл глаза.

– Разумеется, нет. Но все знают, что он в тюрьме. Если он сбежит, гнев падет на мою голову.

– Вы хотите его освободить?

– На самом деле нет. Мальчик обладает уникальным Даром, не говоря уж о том, что он и его друзья – незаменимые для нас источники сведений об Искупителях и их намерениях, а уж о замыслах Искупителей нам нужно знать как можно больше. Я вплотную занимаюсь этим, и мальчики нужны мне, чтобы проверять информацию, которую я получаю. Они слишком ценны для нас – ценны в гораздо большей степени, нежели любой меч или разбитые головы кучки испорченных буянов, которые получили то, что они с лихвой заслужили.

– Помилуй бог, вы бросаете мне вызов?

– Если вы недовольны мной, мой Лорд, я немедленно подам в отставку.

Матерацци опять раздраженно вздохнул.

– Вы в своем репертуаре! Опять! Никто пикнуть не может, чтобы вы не взорвались, как порох. Чем старше вы становитесь, Випон, тем нетерпимей.

– Приношу свои извинения, Маршал, – сказал Випон с притворным покаянием. – Должно быть, раны делают мой характер более скверным, чем мне хотелось бы.

– Вот именно! Мой дорогой Випон, вам следует быть осторожней. Вы прошли через тяжкие испытания, непомерно тяжкие. Я слишком долго держу вас у себя, это непростительный эгоизм с моей стороны. Вам нужно отдохнуть.

Випон встал, кивнул, соглашаясь с озабоченностью Маршала, и собрался уходить. Но, когда он подошел к двери, Матерацци любезно окликнул его:

– Так, значит, вы позаботитесь о починке меча за свой счет и о том, другом деле?