Текст книги "Реликвии тамплиеров"

Автор книги: Пип Воэн-Хьюз

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 26 страниц)

Но надо же поменять местами трупы – иначе реликвия достанется Кервези. Я понимал, что времени у меня нет. А что, если… У меня вдруг возникло некое подобие плана. Допустим, мне удастся убедить Кервези – или кто там еще сюда прется, – что меня застали врасплох. Если они увидят, как я от неожиданности бросаю свою ношу и бегу прочь, то, несомненно, сочтут, что я бросил тело настоящей святой, и заберут фальшивую, а настоящая тем временем будет в своем гробу дожидаться, когда мы за ней придем. А мне останется только молиться, чтобы эти франки быстренько убрались отсюда с Липовой Кордулой и не бросились в погоню за мной. Не знаю, отчего я решил, что они именно так и поступят, но все явно пошло наперекосяк. По крайней мере у меня будет преимущество: я знаю сюда дорогу, хотя это и слабое утешение, и попробую удрать от этих двух жирных идиотов.

Скользнув обратно в гробницу, я нащупал лампу, обжегшись о нагревшееся железо. Надел кольца Кордулы на египетскую мумию и сунул наперсный крест в складки муслина, которым ее обернул Жиль. Только сейчас я заметил, как здорово он потрудился над ее лицом: подделку теперь можно было обнаружить лишь при тщательном осмотре. Вот только все его труды пропадут зря. Но у меня было еще одно преимущество: я-то видел настоящую реликвию, а мои противники – нет. Я завернул фальшивую святую в промасленную ткань, так, чтобы лицо осталось открытым, и наскоро закрепил тело на раме. Подхватил ее под мышку – странно нести таким образом то, что некогда было живым человеком, как связку сухих веток. Взялся за крышку гроба, чуть задержавшись, чтобы в последний раз взглянуть в лицо святой Кордулы. Придется ей еще немного побыть Тулой. Тут я снова ощутил, как ее былая сущность давит на меня, – все тело снова покрылось гусиной кожей. Она по-прежнему предупреждает – я не забыл об этом.

– Может, ты и останешься в неприкосновенности, госпожа моя, – пробормотал я, опуская крышку гроба. Потом, схватив лампу, выбрался наружу. На этот раз я не стал закрывать ее свет. Другую лампу сейчас было не видно, но позвякивание приближалось, и, кажется, я даже слышал похрустывание камней под ногами. Теперь оставалось только ждать. Шаги уже явственно различались, я даже начал их считать. Сколько их там? Я решил, что они выйдут на открытое место через тот же пролом в стене, которым воспользовались днем, поскольку идут сюда тем же путем. Это позволит мне показаться нм, бросить свою ношу и рвануть прочь, оставляя между нами гробницу. Сейчас я впервые оценил преимущество ламповой сажи у себя на лице. Шаук надежно покоился в своих ножнах.

Они приближались. Я вновь увидел красноватый свет, мелькающий на тропинке. И напрягся. Хотелось закричать – так меня переполнял страх, просто захлестывал. Ухватившись за дверное кольцо, я громко хлопнул дверью и взбежал по ступеням: лампа в одной руке, Липовая Кордула в другой, под мышкой. Заставил себя остановиться на открытом месте, оглушенный биением собственного сердца. Затем, гораздо быстрее, чем я рассчитывал, лампа показалась в проломе стены, осветив пространство красноватым светом, и за ней последовали один… три… четыре темных силуэта. Они выбежали на поляну и неуклюже остановились. Если они меня не видели, значит, это просто слепцы. Затем двое мужчин вошли в освещенное пространство, потом еще один. Семь человек. «Да, они застраховались от любых случайностей», – горько подумал я. Мне уже следовало бежать, и я, громко выругавшись по-французски, швырнул в них свою лампу и бросился прочь. Еще раз выругавшись, я уронил тело на землю. И метнулся к стене и открывавшейся за ней тропинке.

Я добрался до фигового дерева и оглянулся. «Они не очень-то таятся», – подумал я, наблюдая издали, как мужчины наклоняются к земле, высоко подняв свои фонари. До них было слишком далеко, но все же я увидел, что один выпрямился, а затем снова опустился на корточки. Потом другой поднялся с колен и направился к гробнице. С фонарем в руке. Эта скотина намеревалась проверить, что осталось в гробу. Я проиграл. И тут – во второй раз за эту ночь – я услышал колокольчики приближающихся коз. Сначала только один, затем еще, и, наконец, отдаленный многозвучный перезвон. Воздух прорезал пронзительный свист. Видимо, пастух гнал своих коз по одной из троп, что вели к святыне. Судя по всему, он шел со стороны селения. Человек с фонарем замер, а потом бросился назад, к своим приятелям. Ну вот, так-то лучше, по крайней мере они теперь засуетились. Затем один из них поднял с земли тело, взял фонарь и пропал из виду.

– Валите отсюда, паскудники, да побыстрее! – прошипел я себе под нос. В удаляющемся красном свете мне их было уже почти не видно. Еще два силуэта исчезли, но четверо остались на месте. Я уже собирался и сам отвалить, но тут эти двое вернулись – с моей лампой. Луч обежал окрестность, осветил проход, ведущий в мою сторону, и все семеро двинулись к нему. Этого оказалось вполне достаточно, чтобы я, низко пригнувшись, бросился прочь.

Без Липовой Кордулы спускаться по обрыву было гораздо легче, я опередил преследователей шагов на двести. Дорогу я уже знал, но у них были фонари. Я хотел добраться до склона над пляжем. Павлос и остальные услышат, если им крикнуть оттуда. А что потом? Я только пожал плечами. Видимо, придется срочно отрастить крылья и лететь на них к «Кормарану». Иначе уже не будет никакого «потом». Я спрыгнул в длинную расщелину и начал сползать дальше на животе, ногами вперед, во мрак. Потом нога попала в какой-то выступ, и я ободрал себе лодыжку. Затем угодил в еще одну расщелину, которой совершенно не помнил. Сначала спускаться по ней было легко, как по каменной лестнице, но вскоре я уже висел, цепляясь за стену руками и ногами. Я явно попал куда-то не туда. Назад забраться уже не было времени. Глянув между ног, я увидел верхушку одного из циклопических валунов, торчавшую прямо подо мной. Больше не раздумывая, я разжал пальцы и полетел вниз. Несколько мгновений я летел с замирающим от страха сердцем, потом упал на валун, согнув колени, и откатился вбок. Но не успел остановиться и снова полетел вниз. Пробил насквозь крону какого-то дерева, тщетно пытаясь ухватиться за его сухие ветви, и тяжело рухнул на землю. На сей раз от удара перехватило дыхание, но я все же с трудом встал на ноги, ощупал себя и снова бросился вниз неуклюжими прыжками.

Надо мной послышались голоса.

– Я его не вижу! – Злоба и угроза, так знакомые мне по Бейлстеру. – Тащи сюда этот гребаный фонарь!

– Тогда следуй за Томом. Иисусе, что за траханый утес! Он, видать, решил, что мы тут себе шеи свернем!

– Я ему самому шею сверну!

Это был один из тех, со свинячьими глазками. Стало быть, Том уже спускается. А где же Кервези? Я не сомневался, что он тоже здесь. Том с двумя приятелями преследуют меня, а с ними Кервези и вся остальная компания. Из таких же бейлстерских головорезов, вероятно. Но до них мне дела нет. Все они жирные и неуклюжие. Если удастся оторваться, они мне не страшны. Том не боец, в этом я уверен. Господь один ведает, как он во все это вляпался. Однако… Впрочем, на раздумья нет времени. Надо бежать дальше.

До оливковой рощи оставалось примерно с полмили, а как только я выберусь из этих валунов, сразу попаду на открытое место. Валуны торчали тесно, приходилось протискиваться. Более того, в некоторых местах пастухи выложили между ними стены, и мне дважды пришлось через них перелезать. Спрыгнув со второй, я оглянулся. На небе уже забрезжил предутренний свет, так что стало немного легче разглядывать окрестности. По крутому склону обрыва медленно спускались четыре фигуры. Двое застряли на месте, один бессмысленно размахивал моей лампой. Кервези не было видно. Он, видимо, уже спустился. Протиснувшись между двумя последними валунами, я оказался на открытом месте. Больше ничто не мешало – и я рванул бегом.

Воздух стал попрохладнее и приятно освежал лицо, но меня теперь отовсюду было заметно. Заря еще не пришла, но ночь отступала. Я уже видел горизонт и остров Хринос – тень на фоне пустого моря, словно зацепившуюся за край отрога, по которому я спускался. Такое впечатление, будто я бегу прямо к этому острову. Первый же крутой спуск я преодолел двумя прыжками, болью отдавшимися в моих ободранных о камни ногах. Оглянулся назад, но преследователей пока не было видно.

Оливковая роща была уже совсем близко. Я не мог понять, почему они меня не догоняют. Может, кто-то из этих неуклюжих уродов свалился с обрыва? Я добежал до одной из тех полуразвалившнхея стен, что в некоторых местах пересекали тропу, и влез на осыпающиеся камни. Приготовился спрыгнуть вниз и тут услышал, очень четко, глухой удар. Секунду спустя я уже лежал лицом вниз на дорожке за стеной. Рот был полон песка. Цикады вокруг издавали какие-то странные, прерывистые трели. Видимо, оступился, решил я и попытался встать. Но тут же тяжело рухнул на бок. Левая нога отказывалась повиноваться. Завопив от ярости, я перекатился на живот. Ну просто отлично! Оторваться от погони и сломать себе ногу! Бедро пронзила отчаянная боль, от которой перевернулись все мои бедные внутренности. Я ощупал ногу, и мои пальцы тут же наткнулись на что-то твердое, отчего меня снова окатило волной острой боли. Уже впадая в панику, я снова ощупал ногу и согнулся, чтобы посмотреть. Господи, стрела! Нет, слишком короткая. Арбалетный стержень насквозь проткнул мне мышцы левого бедра, пройдя позади кости, и теперь торчал из штанов. «Не может быть, чтобы от него было так больно!» – подумал я, ощущая подступающую тошноту. И тут заметил, что попавший в меня стержень – оперенный кожаными лепестками quadrello. В меня стреляли из того же самого арбалета, из которого убили Билла! То, что я принял за трели цикад, на самом деле было стуком других стержней, попавших в стену. Один из них ударил в верхушку стены и, крутясь, отскочил в небо у меня над головой.

Я сел, и рот тут же наполнился рвотой. Отплевываясь и откашливаясь, я внезапно с особой четкостью осознал сложившуюся ситуацию. Меня ранило первым же выстрелом, но невероятно повезло с остальными. Арбалетчик был не самый опытный, если судить по траектории последующих стержней. Если мне удастся отсюда смыться, то в меня по крайней мере не попадут еще раз. Требовалось что-то предпринять – прямо сейчас. Прямо сейчас. А мне хотелось только одного – лечь и уснуть. Нет. Я сунул в рот воротник котты и с силой прикусил его. Взявшись за один из кожаных лепестков оперения, я еще глубже вогнал стержень себе в ногу, пока не почувствовал, что стальной наконечник проткнул кожу с другой стороны. Вопя от боли в импровизированный кляп, я отломил оперенный конец и вырвал стержень из ноги. И все вокруг сразу залила кровь – много крови. Надо было чем-то перевязать рану, но не теперь. Шатаясь, я поднялся и обнаружил, что могу стоять на раненой ноге и даже немного опираться на нее. Стержень, слава Богу, проткнул мышцы, но не повредил сухожилия. Я похромал прочь с этого места и, прибавив шагу, понял, что нога более или менее действует. В ней восстановилась чувствительность, и хотя это причиняло адскую боль, я по крайней мере использовал ее по назначению.

Рядом просвистел новый стержень. Я вскрикнул. Еще один вонзился в землю позади. Я наддал быстрее, расставив для равновесия руки, словно ребенок, изображающий птичку. Теперь я уже слышал позади их голоса и решил, что, видимо, какое-то время пролежал без сознания.

– Я вижу его! Вон он! – Кажется, голос Тома. Они, должно быть, уже добрались до стены. Да, там мелькнул свет лампы, раскачивающийся в такт шагам, слишком близко от меня.

Я почти достиг оливковой рощи. Один раз споткнулся и услышал позади взрыв грубого хохота. Очень похоже на крик канюка, парящего над пустошью. Кервези. Интересно, не он ли в меня стрелял? Но тут я добрался до деревьев и, нырнув в их тень, обернулся. Они уже перебрались через стену и быстро приближались. Может, уже расстреляли весь свой запас стержней? В любом случае в зарослях деревьев от арбалета проку мало. Я прохромал в глубину рощи и упал, укрывшись за корнями старого толстого дерева. Надо было обдумать сложившееся положение. Мне отсюда требовалось пройти еще ярдов двести, прежде чем спуститься на пляж. И все это время идти по открытой местности. Как только я окажусь на крутом склоне, вниз придется скользить на заднице или просто катиться, но на пляже по крайней мере есть люди, которые уравняют мои шансы с преследователями. Я встал, чтобы снова бежать, но тут же упал обратно на колени. Мной вдруг овладела страшная сонливость, перед глазами все поплыло нелепой тумана. Господи, как же я устал, как устал! Нет! Это надо перебороть! Конечно, я потерял слишком много крови и уже не представлял, удастся ли мне хотя бы выбраться из этой рощи. Но теперь это уже не имело никакого значения: лампа мелькала между деревьями.

– Тут кровь, сэр!

– Кровищи – как от зарезанной свиньи!

Голоса с бейлстерским акцентом звучали здесь совершенно чуждо. Я еще поразился, куда подевались все соловьи. Однако, как бы там ни было, совсем неплохое место, чтобы просто лечь и умереть, вдруг подумалось мне. Вот только еще бы разок вдохнуть запах волос Анны!

– Бинн и Джеймс, ступайте вперед. Найдите его и гоните дальше, если он еще способен передвигаться. Но не убивайте его, парни. Это человек де Соля, и мне он нужен живым. Только быстрее! Корабль бросит якорь внизу, как только взойдет солнце.

Стало быть, это и впрямь Кервези: Опять он явился по мою душу. А что там насчет корабля? Они, видимо, попытаются захватить «Кормаран». «Ну, мой благородный лорд, – подумал я, – тут ты и влип. Я тебя здесь задержу да еще сделаю так, чтобы твои цепные псы меня убили, и никакой радости тебе не будет: уж об этом-то я сумею позаботиться». Я вытащил Шаук из ножен и положил на корни перед собой. Потом вспомнил, что ножны привязаны к моей левой руке куском тряпки. Узел развязался легко, и я, стараясь действовать быстро, плотно перетянул себе бедро повыше ран. Этого было, конечно, недостаточно, да и вообще я запоздал с перевязкой, но мне не хотелось оказаться совсем уж беспомощным, когда они на меня наткнутся. Потом я вытащил из сапога долото, сунув туда ножны Шаука. Долото удобно легло в левую ладонь. А ко мне уже приближались тяжелые шаги, хрустя сухими листьями, и вдруг замерли.

– Больше крови не видно, – пожаловался тот, со свинячьими глазками. Это Бинн или Джеймс? И кто несет лампу?

Хрррум-хрррум-хрррум. Сейчас он пройдет прямо рядом со мной. Хррруст-хррруст. Вот он. Я выглянул из-за корня и увидел его возле ближайшего дерева, с коротким мечом в руке. Лицо его мне незнакомо. И он уже в четырех шагах. Хрррум-хрррум-хррруст-хррруст.

Я вскочил, но левая нога подвернулась, и я пошатнулся. Он прямо передо мной замер от неожиданности, но, пока я восстанавливал равновесие, пришел в себя и заорал, одновременно сделав в мою сторону рубящий выпад слева. Его меч со свистом пронесся у меня перед носом – от сильного замаха противника унесло в сторону. Раздался тупой удар, и меч отлетел и стукнулся о дерево. Противник смотрел на меня – в его глазах застыли удивление и боль. А из горла, чуть выше адамова яблока, торчал наконечник арбалетного стержня. Потом он издал свистящий звук и рухнул к моим ногам.

– Попал в него, в суку эту! Попал!

Значит, из арбалета стрелял один из бейлстерских парней. Ну что ж, он неплохой стрелок.

Голос Кервези, сдавленный от ярости, ответил ему, но я не прислушивался. Меня мутило от возбуждения и страха. Куда упал его меч? Он бы мне сгодился. Но тут я услышал хруст и шорох и, обернувшись, заметил еще одну фигуру, с поднятым мечом устремившуюся из густых кустов ко мне. Я совершенно инстинктивно бросился навстречу, вытянув вперед обе руки, и через пару шагов, сделанных словно в трансе, мы встретились, но в крайне неудобном для обоих положении. Я сделал выпад Шауком, но не попал и за мгновение до столкновения успел заметить, что это тот тип, со свинячьими глазками. Удар разбил мне губу и рассек бровь, а рукоять его меча больно прошлась между лопатками. Я пнул его коленом, но опять промазал и потерял равновесие – подвела раненая нога. Я падал, пытаясь ухватиться за него, а он старался еще раз ударить меня рукоятью меча. Но прежде чем он успел размозжить мне череп, я обхватил его за ляжки и, налегая всем телом, дернул вбок. Теперь и он потерял равновесие, и мы рухнули на землю, причем моя правая рука оказалась прижатой его телом. Я попытался развернуть Шаук и пырнуть его, но он почувствовал это и ударил меня головой в лицо, едва не расплющив мне нос, но попал в уже рассеченную бровь. Из раны хлынула кровь, забрызгивая нас обоих, и сквозь красную пелену я все же увидел, как он отпрянул, поднял меч и сделал колющий выпад. Я отдернул голову, и клинок лишь задел мне ухо, вонзившись в землю. Пока он, ругаясь, вытаскивал длинное лезвие, я ударил правой и почувствовал, что Шаук проткнул его одежду и ушел в пустоту. Я дернул его назад, но рукоять Шаука запуталась в складках разорванной котты и прочно там застряла. Он понял это и, продолжая ругаться, левой ладонью зажал мне нос и рот и навалился всем телом, пытаясь одновременно занести меч для нового удара. В слепом ужасе я засучил ногами, а он нажал еще сильнее. Я уже задыхался, захлебываясь собственной кровью. Наконец он рывком выдернул из земли свой меч, но при этом моя левая рука оказалась свободной и по-прежнему сжимала долото. И когда он откинулся назад, занося меч, я, собрав все силы, пырнул его широким лезвием в висок. Он замер на мгновение, а потом рухнул назад, мне на ноги. Шаук при этом высвободился из его одежды. Я некоторое время лежал плашмя, судорожно хватая воздух, пока не почувствовал, что могу выбраться из-под него и встать на ноги. Но тут нога моего противника поднялась и конвульсивно дернулась. Я отскочил, прижавшись спиной к стволу дерева. Другая его нога тоже дернулась, и, словно в кошмарном сне, он вдруг сел и уставился на меня. Свинячьи глазки вылупились и остекленели. Из них сочилась кровь, как слезы, а из носа она лилась прямо-таки ручьем. Нижняя челюсть отвалилась, словно ее оттянул вниз чей-то невидимый палец. Долото торчало у него из виска подобно ручке сковороды. Я, кажется, заорал, но из горла не вышло ни звука. Он вскочил, пробежал на негнущихся ногах несколько шагов и остановился – руки беспомощно болтаются, голова склонилась набок, словно он прислушивался к чему-то.

– Джеймс! Куда ты запропастился, черт тебя подери?!

Голос Кервези вывел меня из ступора. Мелькнула смутная мысль засунуть Шаук обратно в сапог, прежде чем снова бежать – хромая и подпрыгивая, как безумный, – через рощу и вниз по склону. Мне уже было все равно, кто меня преследует.

– Вон он! – Это был голос Тома.

Мимо просвистел арбалетный стержень – и исчез в пространстве над морем. Занималась заря, и Хринос светился розовым. Вот и место, где я взбирался на вершину хребта. Еще один стержень со стуком вонзился у моих ног и заставил меня посмотреть вниз. И я тут же потерял равновесие и растянулся на земле. Попытался встать, но на этот раз нога перестала мне повиноваться. Я уже видел край склона. И начал ползти в ту сторону, цепляясь руками и волоча за собой бесполезную ногу. Голоса и шаги быстро приближались. Я почти добрался до края, но было уже поздно. Рядом возникла какая-то суета, кто-то больно пнул меня в живот и перевернул на спину.

Надо мной кружком склонилось несколько лиц. Том и тот, что приходил вместе с ним. Еще двое, обритые наголо, – из Бейлстера. И другой – худощавый, изящный, с черными волосами, торчащей бородкой и одним графитово-серым глазом.

– Ну и что тут у нас? – проворчал сэр Хьюг де Кервези.

– Да какой-то гребаный черный мавр! – словно выплюнул один из преследователей.

– Вытрите ему лицо, – приказал Кервези.

Меня грубо ухватили за волосы, приятель Тома плюнул мне в лицо и начал тереть ладонью, ругаясь, что та тут же стала черной. Он плюнул еще раз – теплая слюна забрызгала мне щеку.

– Чтоб мне сдохнуть, это же вчерашний барон! – хрипло воскликнул он, отпрянув от неожиданности. Кервези присел на корточки и уставился на меня своим единственным глазом, как огромный сокол.

– Это барон Аренберг? Не думаю. Поднимите-ка его.

Тип, который вытирал мне лицо, подхватил меня под мышки и поднял на ноги. Я чувствовал себя словно дохлая курица. Кервези достал шелковый платок и стер остатки сажи.

– Ба! Да это же Петрок из Онфорда! Какая приятная встреча!

Теперь я мог хорошенько рассмотреть его лицо. Его правый глаз, куда святая Евфимия угодила своим пальчиком, был зашит наглухо. Но левым он уставился на меня, сверля взглядом.

– Сэр Хьюг, – сказал я.

– Кажется, я неплохо тебя обучил, – заметил он. – Если бы я только догадался, что у тебя такие воровские таланты, то взял бы к себе. А так ты теперь шаришь по гробам для сьёра Жана де Соля. И нынче здорово облегчил нам задачу там, в гробнице.

– Благодарю вас.

– Да-да, и я тебя благодарю, Петрок, за эту поистине святотатственную работу, что ты для меня проделал. Самому-то мне не слишком нравится красть священные предметы с алтарей, сам знаешь. А вот ты – совсем другое дело. Никаких сомнений, никаких угрызений совести! Итак, реликвия у меня. Но есть еще и дело к Жану де Солю.

– Какого свойства?

– А ты изменился, Петрок. Однако суть моих отношении с Жаном де Солем тебя не касается.

– Да знаю я, какие у вас дела. И кто вы такой – знаю. И что вам нужно, мне тоже известно.

– Ты знаешь, кто я?

– Вы бастард епископа. Ублюдок. И такой же алчный, как эта жирная свинья, ваш папочка. Вы тщитесь поймать человека, которого зовете Жан де Соль, чтобы отнять у него деньга и перехватить налаженную торговлю. Вы намеревались заманить его в ловушку в Дартмуте, используя меня в качестве приманки. А теперь, как я понимаю, вам это и здесь не удалось.

Он дернулся при слове «ублюдок», и я видел, что с трудом сдержал свою ярость.

– Тут ты не нрав. Ловушка уже захлопнулась. Ты слишком рано вступил в игру, но мы все время наблюдали за тобой с горы. И вот мощи святой у меня, а теперь я намерен захватить ваш корабль. Поверните его, пусть посмотрит.

Меня развернули лицом к морю. Там, далеко внизу, виднелся «Кормаран». Он шел от Хроноса и уже преодолел половину пролива. А дальше, быстро приближаясь с юга, к нему, стремительно работая длинными веслами, шло узкое судно, напоминавшее гигантскую водомерку.

– Галера. Очень быстроходная. Построена в Венеции и лучше подходит для этого моря, чем баржа де Соля. И с отличной английской командой.

Я слишком выдохся, чтобы слушать этот вздор, да и не боялся я больше. Все чувства перегорели, за исключением ненависти и презрения к человеку, который развлекается, издеваясь надо мной в последние минуты жизни. Может, если его подразнить, он поскорее меня прикончит.

– Ага, они вам просто отлично служат. Этот ваш арбалетчик так метко стрелял в роще…

Тип, державший меня, так дернулся, что чуть не вырвал мне плечи из суставов. Кервези скривился:

– Бедный Бинн! Джеймса тоже пришлось прикончить. Он был уже почти труп – хотя еще дышал. Я велел Тому добить его, чтобы повязать кровью этого мальчика. Но ты прав. Когда я захвачу корабль дорогого сьёра де Соля, то узнаю все его планы, завладею всем его грузом и возьму себе всю его превосходную команду. Я еще хотел бы забрать к себе его самого лучшего вора, но это, оказывается, ты. К сожалению. А у меня уже давно в отношении тебя совсем другие планы, мастер Петрок.

– Уверен, что знаю эти планы. Так что давайте покончим поскорее.

– О нет! Даже и не мечтай! Ты меня здорово обставил, монашек. Сначала в Дартмуте, потом в Бордо, потом в Пизе. А как твой дружок – это ведь былУильям из Морпета, не так ли? Я лучше стреляю из арбалета, чем Фульк. Так он выжил? Впрочем, не важно. Именно тебе придется платить по счетам. За тобой должок – мой глаз, это первое и самое главное. Вот и я в ответ выколю тебе глаза – один, потом второй. Затем, думаю, мы возьмем тебя с собой в такое местечко, где я спокойно выковыряю из тебя все полезное, что ты знаешь. И если после этого от тебя что-то останется… ну ладно, тогда я покончу с тобой быстро. А пока что – смотри.

– Билла вовсе не обязательно было убивать.

– Да, не обязательно. – В голосе его звучало раздражение. – Я мог бы застрелить вместо него тебя. Или этого старикашку, кожа да кости, или француза. Но я был зол на Уильяма. Я подарил ему жизнь, а он обернулся против меня. Не самый трудный выбор, в конце концов… И выстрел был отличный – смертельный. А теперь заткнись и смотри. – Он обнял меня за плечи, притянул к себе и прошептал на ухо: – Видишь, как мой корабль нагоняет де Соля? Сейчас протаранит его и возьмет на абордаж. А потом мы спустимся вниз, на берег, и займемся твоими друзьями. С удовольствием взгляну на них, хоть и одним глазом.

Зрелище было просто великолепное: два корабля, как игрушечные, на синей глади моря. Кервези не врал: его галера шла быстрее «Кормарана». И вот-вот должна была протаранить его в среднюю часть. Стоявшие вокруг меня тоже вытянули шеи, и хватка бейлстерского убийцы несколько ослабела. Я ощущал на шее его горячее дыхание, и вдруг в груди у меня такой же горячей волной поднялась злость. И в памяти тут же всплыли все грязные штучки, которые я с такой неохотой перенимал у Хорста и Димитрия. Словно свет лампы упал на страницу книги – и, следуя их указаниям, я с силой откинул голову назад и врезал этому типу затылком в лицо. Он охнул и выпустил меня. Краем глаза я успел заметить, что Кервези потянулся за ножом, но я уже бросился на него всем телом. На очень длинное мгновение мы зависли над морем, а потом рухнули с обрыва и полетели вниз.

На секунду мы будто утратили вес, затем моя задница врезалась в каменистую осыпь, и мы понеслись ногами вперед по почти отвесному склону, прорываясь сквозь кусты. Впереди завиднелась козья тропа. Мы достигли ее, и от удара я на мгновение встал на ноги. Кервези пролетел мимо, и мы опять покатились вниз, теперь уже кувырком. Еще одна козья тропа – и тут я застрял в кустарнике. Упал на спину, глядя в невозможно синее небо надо мной, и увидел Тома и всех остальных – они прыгали вниз, ко мне, словно ангелы, выгнанные из рая, в облаке пыли и осыпающихся камешков. Кервези рядом не было. Заставив себя продраться сквозь шипастые заросли, я снова понесся вниз, прыгая через осыпи и стараясь приземляться на здоровую ногу. Я уже видел впереди белый берег бухточки – совсем близко. На новой козьей тропе я неловко приземлился, на раненую ногу, и та подвернулась. Я слышал топот шагов прямо над собой, поэтому перевалился через край обрыва и опять полетел вниз, как сломанная кукла. И тут меня ухватила за шею чья-то рука, и дальше мы полетели вместе, мертвым грузом кувыркаясь в воздухе, а перед глазами сплошным хаосом мельтешили небо, море, камни и листья. Я попытался оттолкнуть от себя вцепившегося и схватил его за воротник. Он повернул ко мне лицо – это был Кервези. Мы покатились дальше. Я слышал голоса – и выше, и ниже нас, глухо, словно музыку, доносящуюся из дальней комнаты. Голова ударилась обо что-то твердое. Нога, мужская нога. Промелькнули красные подвязки, перекрещивающиеся поверх белой ткани, потом возникла еще пара ног, в зеленых сапогах. Джанни всегда гордился своими зелеными сапогами.

Мы ударились, подскочили в воздух и снова рухнули. Я почувствовал, что высвободился из захвата Кервези. Тут небо вспыхнуло серебром, и на меня навалилась тьма.

* * *

Я очнулся от запаха, сладковатого и острого аромата, отдаленно знакомого, и открыл глаза. Я лежал под большим кустом с серыми листьями. Надо мной склонялись красные цветочки с желтыми сердцевинами. Я никак не мог определить, что это за запах, но от него мне сразу стало радостно, я улыбнулся разбитыми губами, и в пересохший рот попала кровь. Потом я ощутил под собой округлые камешки. Я был на пляже. Я сел. В голове звенело, одно ухо залило кровью, а сверху до меня доносились выкрики и звон клинков. Я посмотрел вверх: прямо на меня оттуда катилось мертвое тело. Безвольно размахивая руками и ногами, оно уткнулось в большой валун и замерло. Бритая наголо голова откинулась вбок под невероятным углом. Сражающиеся были окутаны облаком пыли и слишком далеко от меня, чтобы разглядеть их лица, но я прекрасно видел, как оба упали, а поднялся только один. Я уже не мог тут валяться и смотреть, как мои друзья бьются не на жизнь, а на смерть, и начал взбираться обратно на тропу. Потом вспомнил про корабли и оглянулся. И тут между мной и кораблями внезапно возник силуэт, весь в лохмотьях, и, хромая, кинулся на меня. Я успел заметить тонкие окровавленные губы и один серый глаз, сверкающий сквозь маску из белесой пыли.

Кервези сунул руку за спину и извлек кинжал, вернее, тонкий и длинный стилет. Держа его перед собой, он чуть покачивал клинком, словно взвешивая. Правую ногу он явно оберегал, но все равно сумел улыбнуться.

– Иди сюда, Петрок! Иди сюда! Бежать тебе некуда. Настало время платить долги.

Я сунул руку в сапог и вытащил Шаук. У Кервези расширились глаза.

– Шаук! Ты украл у меня еще и нож, маленький засранец! Отдай немедленно!

Кровь из носа попадала мне в рот. Такая соленая, что аж затошнило. Я сплюнул и отер губы тыльной стороной ладони, державшей нож.

– Теперь это мой нож. Хочешь забрать себе – попробуй!

Я выплюнул эти слова ему в лицо, и он сделал выпад. Я едва успел встать, опираясь на крутой склон, и откатился в сторону. Потом оттолкнулся и поехал вниз по гальке. Нога по крайней мере оставалась выпрямленной. Кервези развернулся и вновь нацелился своим стилетом мне в лицо.

– Твой глаз, мой мальчик, – вот что мне нужно, – произнес он нараспев. Его клинок, узкий, как травинка, поблескивал в лучах солнца. Он снова сделал выпад, и я встретил его лезвие своим, отбил его вниз и, отступив, пропустил мимо себя, нанеся при этом режущий удар. Шаук пропорол белесую от пыли ткань, оставив темную дыру.

– А ты его неплохо наточил для меня, – прохрипел Кервези, клинком рисуя в воздухе круги. – Ха! – Он сделал ложный выпад и рассмеялся, когда я дернулся вбок. – Ну и задал ты мне потеху! И привел прямо к добыче! Может, простить тебе утраченный глаз? А, Петрок? Всепрощение! Что твои ученые книги говорят о всепрощении, мои монашек? А?!

Он снова сделал финт, и я дернулся в сторону. Тут он бросился на меня, быстрый, как атакующая змея. Я попытался парировать его удар, но его рука проскочила под моей, и острие стилета угодило мне в подмышку. Шаук застрял у него в рукаве, и я пнул его и оттолкнул от себя. Теперь он зашатался. А я взмахнул ножом, распоров ему грудь, задев основание шеи, и оставил на рубахе еще один разрез. Он заорал от боли, и я нанес колющий удар. Кервези пригнулся, врезался мне головой в живот и бросил через себя. Я покатился по камням прямо в воду, соленая влага тут же огнем полыхнула во всех моих ранах и ссадинах, заставив вскрикнуть от боли. Я барахтался в воде, борясь с намокшей одеждой и пытаясь превозмочь жгучую боль, а Кервези уже приближался. Мне удалось встать на четвереньки, но он оказался проворнее – наклонился, схватил меня за ворот рубахи и рывком поднял, так что я оказался на коленях у его ног.