Текст книги "Тайна святых"

Автор книги: Петр Иванов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 51 страниц)

И он заранее ненавидит все, что может помешать ему насладиться богатством мира. Не желание трезвиться, а потребность опьяняться – вот, что прививает людям цвет культуры – художественная литература.

Говорят, культура облагораживает людей, Да, она в каком-то смысле делает человека более тонким, более вежливым, более любезным, более чувствительным, внушает отвращение к грубым приемам, и все пороки теряют свое видимое злое обличие, становятся незримым жалом, отчего, конечно, не делаются менее ядовитыми.

Показателем истинного положения вещей в культурном обществе является не изобилие мировых идей, догм, теорий добра, возвышенной поэзии, а те действительные отношения, какие существуют между людьми. Вот вопрос: далеко ли мы, христиане, со своей тысячелетней культурой ушли от примитивного изречения: человек человеку волк.

Здесь открывается наш безумный обман самих себя.

Представители нашей высокой культуры, те, которые в своих произведениях вопиют и учат всех о зле неравенства, о превосходстве добра перед ненавистью, в то же время в жизни являют себя противоположными, как бы и не сознавая даже своей измены.

Бальзак, создавший “Серафиту” и “Луи Ламбера” и, казалось бы, глубоко понимавший дух молитвы при встрече с “мелким человеком”, тотчас угнетающе показывает ему его ничтожество. Вот эпизод из его биографии.

Какой-то молодой писатель обратился однажды к Бальзаку за обедом со словами: “мы писатели!” Бальзак разразился громовым хохотом и крикнул: “Вы, милостивый государь, вы писатель! Какая дерзость! Это Бог знает что такое! Вы забыли, милостивый государь, с кем вы имеете честь сидеть – с маршалами современной литературы”.

Это не всегда бывает столь грубо внешне, но всегда не менее болезненно для малых сих.

Лев Толстой сознался однажды, что он завидует всякому новому таланту, имеющему успех (желание единоличного первенства навсегда).

Чувство превосходства, власти силы отовсюду теснят маленького человека и возбуждают в нем ответную бессильную злобу и отчаяние.

До какой утонченности и бредовой злости доходят эти воспламеняемые в душе, обойденного судьбой, человека уязвления, рассказывает Достоевский в своих “Записках из подполья”…

Один из самых умных людей в мире, гений, который говорит про себя: “мы рождены для звуков сладких и молитв”, на памятнике которого вырезаны его собственные слова: “и долго буду тем любезен я народу, что чувства добрые я лирой пробуждал”, и который сумел найти ласковые слова для большого злодея самозванца Пугачева и тем, действительно, призывает милость к падшим, – в то же время сообщает своим читателя: (внушает им): “приятно дерзкой эпиграммой взбесить оплошного врага”, т.е., в обычной жизни приятно жить ненавистью. Или еще: “кто жил и мыслил, тот не может в душе не презирать людей”.

Невозможно, презирая в душе людей, возбуждать в них добрые чувства. Для возбуждения доброты необходима не презирающая, а любящая душа.

Дабы избежать любви к ближнему, изобретена новая мораль, которую Ницше формулировал так: “ближнего ненавижу, а дальнего люблю” (мысль из Достоевского: “любовь к дальнему”).

Понимал ли Пушкин и другие великие люди, что они противоречат самим себе? Нет, они не понимали (не понимают), ибо, если бы понимали, то стыдились бы и скрывали свое злое, но они часто высказывают его в своих лучших творениях. Они спят глубоким сном в злом тумане большого города, заворожены порочным кругом человечьего творчества.

И подобно им, спят все. Мы невольно лжем, невольно завидуем, невольно ненавидим, невольно раболепствуем, невольно презираем.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ ОБ ИСКУССТВЕ

Все, что мы сказали, это не для того, чтобы вынести искусству безнадежный приговор, как чему-то совершенно бесполезному в мире или еще сильнее, как злу. Мы говорим здесь о временах чрезвычайно немощных и наше слово есть только предупреждение против тех великих надежд, которые наш не духовный век на искусство часто возлагает. Сейчас мы переходим к истинному делу Христа в церкви.

Оно совершалось, когда церковь еще не утратила (и когда вновь обретет) любовь братий друг к другу, когда строение царства мира сего не в силах захватить церковного общества.

Во времена душевные искусство (конечно, искусство высшего качества) имеет значение, как некое косноязычное взывание к правде. Правда живет в гениальных произведениях, но не всегда светится, часто ее нужно искать*.

* См. нашу книгу “Смирение во Христе – главу: “Гениальные произведения”.

Искусство есть душевное утешение для христиан, замученных вечной суетой творимого царства земного и уставших от чрезмерности ежедневных трудов. Оно как бы отрывает от нестерпимой деятельности и дает почувствовать, что есть нечто иное.

Созерцая различные человеческие отношения, отраженные в искусстве, читатель на время отходит от самого себя и размышляет о самом себе как бы со стороны, а привычные отношения к людям рассматривает в освещении очень умных, а иногда и добрых людей.

НОВЫЙ РОД ЛЮДЕЙ НА ЗЕМЛЕ

При отпадении от Бога, изначальное свойство человека – творчество – роковым образом обращается к созиданию своего мира – воплощению диаволовой мечты о собственном земном царстве. Как спасти человека от этого влечения? Ответом служит цель христианства, как открывается она Христом в беседе с Никодимом: необходимо родиться свыше, родиться во второй раз.

В священном писании дан образ этого второго рождения. “Огонь пришел я низвести с неба и как я томлюсь, что он еще не возгорелся”, – говорит Христос.

Огонь не возгорелся при Его жизни.

После Своего воскресения, перед вознесением на небо, Христос сказал ученикам:

– “Не отлучайтесь из Иерусалима, через несколько дней вы будете крещены Духом Святым. Примите силу, когда сойдет на вас Дух Святый”.

И, действительно, в день Пятидесятницы Христос послал от Отца огонь, который обещал низвести с неба, Духа Утешителя

Необходимо понять, что произошло в Пятидесятницу.

Скажем так: на земле жил Богочеловек, который учил людей и примером своей жизни и различными поучениями. Но изменились ли от этого Его ученики и все сердечно к Нему расположенные, те, кто всем существом своим влеклись к Нему? – Нет, они остались по своей природе такими же, как были, не были в состоянии сделаться иными.

Христос многое раскрыл ученикам, заповедал им причащаться Его тела и крови, но все это было для них до времени безжизненным и непонятным.

Можно выразиться так: если бы не пришел Дух Утешитель, то мир остался бы в темноте, как был до Христа.

Конечно, мы допускаем это отрицательное условие только для удобопонятности, ибо знаем промысел Божий – волю Божию о том, как должно было явиться изменение.

То, что произошло в день сошествия Святого Духа, было полной неожиданностью, новым в мире, ничего не повторявшем – было рождение новых людей, каких никогда не было на земле – с новым сознанием, с новыми силами, с новыми чувствами. Если привести пример: любовь не была известна до сих пор, ее не имели ни патриархи, ни Моисей, ни даже Давид, никто из пророков. (Это явствует из слов: заповедь новую даю Вам, да любите друг друга).

Жизнь, которая открылась в человеке, была не по поучениям Христа, не по воспоминаниям о Его образе жизни, – а во Христе. Изречение Господне: “Я есмь Путь, истина и жизнь”, – не были чем-то, что нужно было достигать, чему можно было научиться, а было вселением пути, истины, жизни в человека, Как его собственный путь, его собственная истина, и его собственная жизнь. И только одно осталось прежним: человек имел свободу оставить эти новые путь, истину и жизнь.

Повторим для ясности. Оставляя на земле своих учеников, Христос не сказал им: “Теперь начинайте жить, как я вас научил”. Он только предупредил их: “Ждите обещанного”.

И послушные Его слову ученики, небольшая группа людей, человек около ста двадцати, -церковь Христова еще не рожденная, затворились в тесноте горницы и как бы перестали жить. Старое кончилось, а новое еще не начиналось.

И вот свершилось. Было ли это исполнение обещанного? Нет, обещаемое есть нечто предвидимое. Свершилось же, чего обещать нельзя. Бог явил себя, как любовь безмерная, непостижимая.

Человек изменил Богу – отдался во власть диаволу – и род человеческий навсегда становится бессильным вернуться к Богу: для этого необходим новый род людей.

Бог делается человеком, чтобы начать свой род на земле (Христос – второй Адам). Избрав первоначальную свою церковь, Господь посылает ей в день сошествия Святого Духа – не помощь, а совершенство, иначе сказать, возвращает людей в рай.

Полному несовершенству и совершенной немощи дарованы полная мощь и совершенство.

Рожденному свыше явились новые: его (Его) путь, его (Его) истина, его (Его) жизнь.

Путь – это совершенное творчество, Истина – разумение тайн Пресвятой Троицы через откровение. И, вообще, всякого рода обо всем Божественное знание, открываемое каждому члену церкви, сообразно его индивидуальной способности восприятия.

Жизнь церкви Христовой и жизнь каждого человека во Христе это любовь.

В книге “Деяния Апостолов” из трех свойств царственного священства ничего не сказано о пути (творчестве). И это понятно. Творчество в его совершенстве не передаваемо на человеческом языке. Некоторое понятие о нем постараемся дать, когда станем говорить об изменении пути (т.е. творчества) при заболевании тела церкви грехом.

Об истине (знании) в Д, А.: даны только самые общие понятия, и, не говоря уже об индивидуальных откровениях, о которых ап. Павел сказал, что пересказать их нельзя, но даже некоторые, всем доступные в те времена знания (например, об антихристе ап. Павел в послании к фесалоникийцам говорит: “вы знаете”, и не пишет, что), остались для нас почти неизвестными и часто искаженными. Жизнь– любовь изображена очень общими чертами: “одно сердце и одна душа у всех”; “никто ничего не называл своим”; “Великая благодать была на всех их”. Но, конечно, любовь эта была расцвечена, радужна различием натур.

Было непреходящее веселие (горение сердец), была простота (не сложность отношений), чувство Божией победы – ослепительное сияние знамения-креста (созерцание распятого на кресте Христа прошло, значительно позднее, когда тайна беззакония вкралась в церковь). Именно, про эту огненную церковь Григорий Богослов говорит: “было время, что сие великое тело Христово, сия досточестная слава царя – народ, царствующий на целой земле, был народом совершенным”.

И тогда каждый, кто вновь приходил в церковь, получал мгновенно все, чем пользовались другие, – становился райским жителем.

ПРОНИКНОВЕНИЕ ДУХА АНТИХРИСТОВА В ЦЕРКОВЬ

“Тайна беззакония уже в действии”.

Что же произошло в этой совершенной церкви, что стала она изменяться? Изменяться столь горестно, что уже в четвертом веке Григорий Богослов, произнося в слове “к епископам”, цитированное нами о совершенной церкви, и, переходя к своему времени, восклицает: “так было некогда”, а что ныне – “смешно то видеть” (какое страшное выражение в устах человека, имеющего полноту Духа Святого). А Иоанн Златоуст сравнивает свое время даже не с первоначальной, совершенной церковью, а с жизнью коринфян, “которых ап. Павел обвинял в бесчисленных преступлениях, однако, и хвалил также за их ревность и любовь. Между тем, что ап. Павел хвалит в коринфянах, никто не заметит даже в учителях настоящего времени. Итак, все погибло и пропало, Причина же в том, что охладела любовь”.

Охладела любовь!

Можно недоумевать, читая в “Деяниях Апостолов” о любви первоначальной церкви – о великой, совершенной любви, дарованной людям: – для чего Христос так много и настойчиво призывал к любви, если затем дал полную любовь, сделал ее жизнью своей церкви? Ответ на это недоумение может быть только один – слова Христа ученикам: “да любите друг друга” были не призыв к любви, а мольба Бога, снова желающего дать рай: “не отходите опять от Меня, презрев любовь, которую без труда с вашей стороны от Меня получите”. Какие чувства необходимо было приобрести Царственному Священству? – все высокие чувства были даны в полноте Духом Святым. Необходимо было только не приобрести самых низких.

И вот произошло нечто непонятное. Люди, имеющие полноту любви Божией, полноту всех земных благ (не было между Ними никого нуждающего), вдруг стали теснить своих ближних. Из-за чего? Как будто даже нет причины.

Чем вдовицы еллинистов могли беспокоить иудеев при ежедневном раздаянии потребностей? В этом обществе столь добром, что никто ничего не называл своим и имели все общее, не было заведующих столами. Вот уже несколько лет при любовном, молчаливом согласии всех друг с другом все делалось как бы само собой, всем хватало и даже в изобилии.

Характерно выражение, которое употреблено в “Деяниях Апостолов” для квалификации происшедшего: “вдовицы еллинистов пренебрегаемы были в ежедневном раздаянии потребностей” (Д.А. 6, 1). У евреев-христиан явилось откуда-то такое презрение к братьям христианам-евреям из стран языческих (еллинистам), что как-то само собой выходило (диавольская усмешка), что их вдовицы (т. е. слабейшие из еллинистов) стали оставаться ни с чем.

Откуда могло зародиться среди самых добрых (любовью Христа) людей столь безжалостное чувство – презрение, кто виновники?

Несомненно начало этому чувству положил тот род ревнителей веры, который впоследствии так мучил ап. Павла и мешал ему свидетельствовать о Христе. Это были превозносящиеся своим чистым иудейством, своим избранничеством, чрезвычайные ревнители и исполнители закона. Вот соблазн разделения (раздробление одного сердца и одной души веровавших): мы иудеи, они еллинисты, нельзя им быть наравне с нами, блюстителями чистоты веры.

Грех превозношения в христианстве гораздо более соблазнителен, чем в иудействе. Превозношение после Христа и сошествия Св. Духа, принесшего полноту любви, ничем не может быть оправдано, – на нем печать истинного диавола сыновства. Ап. Павел дух превозношения именует духом антихристовым, Когда этот грех проник в церковь, начала стынуть и любовь, Явились противоположные любви – презрение, пренебрежение ближних, ненависть.

Будучи столь страшен по соблазну, грех превозношения в то же время чрезвычайно тонок в смысле обнаружения истинных виновников его, эти преступники и самим себе и другим кажутся праведниками и всегда действуют под покровом защиты чистоты веры.

Вот почему грех своекорыстия Анании и Сапфиры был обнаружен и виновники его не могли остаться в огненной церкви (отпали – были как бы выброшены силой совершенства церкви), и общество Христово на земле, хотя и потряслось страхом великим, пребыло непорочным. Грех же превозношения не мог быть обнаружен, ибо проявился не сам в себе, а в соблазне как бы всего народа. Те, кто до сих пор жили, как одно сердце и одна душа, распались на два соперничающих народа: “произошел у еллинистов ропот на евреев” (Д.А., 6, 1).

Проникши в церковь Христову и не будучи обнаружен, грех превозношения существует там до конца времен, как тайная язва тела церкви. Он является тем антихристовым духом, о котором ап. Павел говорит: “Тайна беззакония уже в действии” (II Фессал. 2,7).

Превозносящиеся, любящие больше всего самих себя (и тем противящиеся любви Христовой), действуют в церкви Христовой, занимая обыкновенно первенствующие места: по благочестию (лжесвятые), по своему иерархическому или вообще священническому, или монашескому сану (лжепастыри и лжемонахи), или по своему значению в государстве. Они ведут совершенно скрытую, но ожесточеннейшую брань с избранниками Божиими, верными свидетелями Христа (святыми) – первые сеют в церкви ненависть, вторые – любовь. По силе их тайного действия ап. Павел говорит, что они сядут в храме Божием, как Бог, выдавая себя за Бога (т.е. подменяя дух Христов (любовь) своим духом (злобы адской) (II Фессал. 2, 3-11).

По свидетельству ап. Павла только Там Христос “убьет их духом уст Своих – и истребит явлением пришествия Своего” (а до тех пор, значит, они будут действовать невозбранно). В этом свидетельстве ап. Павла многим кажется непонятным, что, говоря о “человеке греха”, ап. Павел все время говорит “Он”, т.е. как об одном лице, но в то же время утверждает: “тайна беззакония уже в действии”. В Откровении св. Иоанна находим разъяснение этой как бы непонятности. Там те, кто до конца останутся непокаявшимися врагами церкви, названы Гогой и Магогой (“число их, как песок морской”). (Откров. 20, 7 и 8) ,

Гога и Магога, по истолкованию апокалипсиса св. Андреем, еп. Кесар., в переводе с еврейского обозначает собрание превозносящихся. Таким образом, определение духа антихристова совпадает и у ап. Павла и в Откровении. Что касается одного (у ап. Павла) и множественности (Откров.), то явно, что апостол под местоимением он разумел лицо собирательное (юридическое), категорию лиц, которые будут действовать в продолжение всей земной жизни церкви Христовой, внутри церкви, как самый тайный враг под личиной защитников церкви, а не придут со стороны, как многим кажется, что антихрист, да и вообще враги церкви есть внешние враги (магометане, атеисты, язычники и проч.) – таких церковь Христова не боится и светская победа над ними вовсе не делает церковь победоносной.

Каким образом могли проникнуть в совершенное общество Христово сыны противления, когда Сам Господь ежедневно прилагал спасаемых к церкви? Здесь некая тайна. Ведь и Иуда Искариот оказался среди учеников Христовых.

ЦАРСТВЕННОЕ СВЯЩЕНСТВО ПРЕТЕРПЕВАЕТ ИЗМЕНЕНИЕ

Что же произошло с церковью, когда проникла в ее тело неизлечимая язва греховная? Она перестала быть церковью Воскресения, победной церковью, она сделалась церковью, где Христос снова распят.

Победа Христа принесла человеческому роду совершенство, новый рай. Если бы к этому беспорочному совершенному обществу постепенно присоединился весь мир, то Царство Божие воссияло бы на земле без всякой скорби для церкви. Но диавол, через сынов противления пробравшийся внутрь церкви, лишил ее возможности быть совершенной, сделал ее обществом, где масса людей подпали соблазну; тогда и прочие члены ее потеряли свое блаженство, ибо восскорбели о своих падших братьях и, желая помочь им, стали жертвой за грех ближних, понесли их крест на себе. (“Страдает ли один член, с ним страдают и все члены”. I Кор, 12, 26).

Чтобы нагляднее представить себе сущность вновь возникающих отношений братьев церкви друг к другу, воспользуемся сравнением Ап. Павла церкви с телом, где глава Христос, а все христиане члены этого тела, в теле появилась болезнь, голова и здоровые члены тела проникаются заботой о пострадавших. От головы следуют указания, и все спешат их исполнить: руки делают перевязку, ноги идут в лечебницу, глаз ищет болеутоляющих средств.

* * *

Что же происходит со свойствами царственного священства, когда тайная язва греха мучит церковь: они претерпевают глубокие изменения... Путь (творчество), истина (знание) и жизнь (любовь) не имеют уже своего совершенного выражения. Путь становится иным. Да не подумает кто, что под словом путь в церкви мыслится развитие событий – историческая перспектива. В церкви совершенной, вообще, нет событий: там, если выразится светски, нет внешних действий, только внутренние переживания; невидимое, а не видимость.

Сияние ипостасей, а не движение их. Простота отношений, так как каждый глубоко сосредоточен в самом себе (необходимое состояние истинного творчества).

Путь во Христе – это творчество не общества (т. е. коллектива), а творчество каждого члена церкви. Согласие же (гармония) всех творческих достижений есть тайна Христа.

В чем разница творчества в церкви совершенной и в церкви болеющей грехом?

Дадим, прежде всего, совершенному творчеству отрицательное определение: оно не есть служение ближнему, ибо ближний не нуждается ни в какой помощи, будучи сам совершен. “И не будет учить каждый ближнего своего,... потому что все будут знать Меня”, Евр. 8, 10, 11. Значит, оно есть углубленное сосредоточение творца в самом себе и выявление себя таким, каков он есть в своей сущности, своей глубочайшей индивидуальности.

Характерное отличие от земного творчества в нашем смысле, главным признаком которого бывает воплощение, материализация – это творчество вполне духовно. Про его внешнее выражение на мирском слабом языке, давая туманнейший намек на то, что оно такое, можно сказать: сияние души, пение души. И тут же следует припомнить изречение св. Серафима Саровского: молчание-тайна будущего века, словеса суть орудия века сего.

В видении Нового Иерусалима, Иоанн Богослов говорит, что основания стен города украшены различными драгоценными камнями, по-русски самоцветами. Самоцвет светится каждый своим, ему только присущим, цветом, преломляя в тайнике своем луч солнца. Люди – живые камни (сравнение Ап. Петра) , а Христос– Солнце, светильник Нового Иерусалима. Самоцвет нечто бесполезное (украшение), – он есть выражение чистой, беспримесной красоты.

Конечно, этот образ из Нового Иерусалима дан для определения характера будущего (не польза, а красота), но отнюдь не существа этого будущего.

Ибо про сущность Ап. Иоанн говорит: “мы теперь дети Божии; еще не открылось, что будем. Знаем только, что когда откроется, будет подобны Ему, потому что увидим Его, как Он есть”. (1 Иоан. 3, 2). Когда увидим Его, как Он есть будем подобны Ему, – а не “дети Божии”, как теперь. “Как он есть” – это Бог в Самом Себе. Можно заметить отрицательно, что Бог в Самом Себе не есть Творец неба и земли, так же, как человек в самом себе не есть творец видимых предметов или духовных ценностей в нашем понимании. Мир видимый и наши современные духовные достижения (в творческо-человеческом смысле), представляют из себя не более, как жилище тленного; для человека нетленного наступает иное.

Таинственное указание на это видим и в словах Ап. Павла: “конец, когда Христос предаст царство Богу и Отцу”, после того, как “низложит всех врагов под ноги Свои” (1 Кор. 15, 24, 25). Были ли проблески творческого состояния в церкви совершенной? Эти проблески были, ибо Иоанн Богослов не мог бы сказать: “еще не открылось, что будем”. Значит, он знал, что Бог есть не только любовь, хотя и сказал в другом месте: “Бог есть любовь” (1 Иоан, 4, 16) .

* * *

В первоначальной церкви, непорочной, было и главное условие для совершенного творчества (“красоты”) полная свобода, т.е. независимость духа от внешних причин. Сказать проще: члены церкви не мешали друг другу своими жалобами и своими грехами, не было призывов (внутренне и внешне слышимых) – к помощи ближним.

Полная свобода необходима для творчества; но независимость прекращается, когда среди братий появляются нуждающиеся в помощи. Тогда все в церкви ради любви приспособляют свою внутреннюю деятельность к заботам о ближних. Человек уже не сам в себе, вольный творец красоты во Христе, а пожертвовавший своей свободой для полезного служения ближнему (для сравнения на человеческом языке: вместо чистой математики инженерное строительство и проч.).

Сам Господь дает направление этой служебной творческой деятельности каждого своего верного свидетеля, посылая соответствующие его природным наклонностям духовные дары. (Сделаем оговорку: так было в апостольские времена). “Каждому дается проявление Духа на пользу”. И иных Бог поставил в церкви, во-первых, апостолами, во-вторых, пророками, в-третьих, учителями; далее иным дал силы чудодейственные, также дары исцелений, вспоможения, управления, разные языки”. (1 Кор. 12,17,28).

И все это на пользу. “Служите друг другу, каждый тем даром, который получил”, говорит тоже самое и другой апостол (1 Петра 4,10).

Не будучи творцом совершенным, верующий апостольского века все же пребывал в духовно-творческом состоянии. Впрочем, мы не можем понять, в чем заключается творчество у имеющего духовный дар.

Иоанн Златоуст через триста лет говорит о духовных дарах, что это “предмет неизвестный – то, что теперь не бывает” (толкование на I Коринф. 12,1). Хотя он и дает приблизительное понятие о различных дарах, однако, что такое развитие таланта при этих дарах, знать нам невозможно.

Невозможно знать, потому что духовное творчество не имеет ничего общего с творчеством нашим (имеющим в виду всегда материализацию, воплощение).

Творчество в нашем представлении непременно труд: работа над стилем, разработка метода. Без труда для нас и нет творчества, а что-то бесформенное, невоплощенное.

Между тем духовный дар не воплощаем (оттого и оказывается через 300 лет предметом неизвестным), Сам Господь как бы облекает его в формы удобные для восприятия ближним. Это непосредственное через дароносцев общение Господа с верующими в Него. Однако (как? каким образом?) творческая свобода остается у дароносителя (“где Дух Божий там и свобода”).

* * *

Отметим замечательную черту апостольского времени, наблюдается еще полный разрыв между творчеством мира сего и духовным деланием церкви. Христово общество живет, как должна жить Христова церковь по слову Спасителя самарянке, “Бог есть Дух и поклоняющиеся Ему должны поклоняться в духе и истине”. Ни “Иерусалим” ни “гора самарянская” не нужны христианам, они собираются на вечери любви в простой горнице; ни храмы, никакие предметы культа, никакие книги, установления – ничего из бедных, вещественных начал не требуется им, – все это придет впоследствии, как некое, если не возвращение, то пользование чужеродным творческим добром – и это, когда церковь отяжелеет, оземлянится.

Когда в полноте действует Дух Святой, – что можно запечатлеть при помощи бедных вещественных начал?

Ап. Иоанн в двух посланиях свидетельствует свою неохоту писать на бумаге чернилами и великое преимущество “говорить устами к устам, чтобы радость была полна”.

И все апостольские писания есть плод крайней нужды, а не желание увековечить свои слова, ибо апостолы верили в живого Христа и надеялись, что Дух Святый будет всегда говорить верующим, если можно так выразиться, “устами к устам”. У Ап. Иоанна прямо указано на это: “впрочем помазание, которое бы получили от Него (т. е. непосредственное научение Духом Святым), в вас пребывает и вы не имеете нужды, чтобы кто учил вас: но как сие помазание учит вас, в том пребывайте” (Иоан. 2,27).

“Первое послание Ап. Павла было в 54 году, спустя 20 лет после Вознесения. и Евангелия появились много лет спустя, и появились писания апостольские не для изложения христианского учения, а для устранения недоразумений и беспорядков, возникавших в частных общинах христианских. И, следовательно, содержат только частные предметы, и хотя касались христианских начал, но настолько лишь, сколько требовалось в данное время и в данном месте. В писаниях апостольских все христианство видно, но ничего не раскрыто вполне и систематически. На все есть указания и намеки, но полного изложения нет, только о том, в чем возникало недоразумение”. (Еп. Феофан).

Первый историк христианский Евсевий (260-340 г.) говорит: “апостолы мало заботились о тщательном словесном изложении учения своего Учителя. И те, кто писали, решались на это по настоянию нужды. Павел был, конечно, весьма силен в слове и обладал полнотой мысли, но он не предал письму ничего, кроме весьма кратких посланий, хотя мог говорить о бесчисленных и таинственных предметах”. И далее Евсевий говорит тоже о Матфии, Луке, Марке и Иоанне.

К этому нужно добавить. Священное писание, т.е. то, что писано во времена Апостольские (Новый завет) не изложено методами творчества мирского, и постичь эти писания нельзя, как писания творцов мира сего (своим чувством, и разумением), а только при содействии Духа Святого. Но главное все-таки не здесь: совершенная христианская жизнь есть жизнь не по писанию, а по внушению Духа Святого, вселяющегося в нас. Цель Христианства – стяжание Духа Св. Сравнительно слова св. Иоанна Лествичника: “научитесь не от Ангела, не от человека, не от книги, но от Меня, от Моего в вас вселения, и осияния и действия”.

* * *

Хотя Ап. Павел и определяет духовные дары, как данное на пользу церкви, но даже из тех даров, о которых мы знаем (а мы знаем, конечно, далеко не о всех), которые кажутся не имеющими никакой пользы. Таков дар языков, т. е. чудесно появлявшаяся (внезапно) способность говорить на иностранном языке (и даже на языках), этот дар был очень популярен, как дар, впервые явившийся в день пятидесятницы у апостолов. Его часто являли на вечерях любви, как нечто чудесное и по-видимому бесполезное, ибо никто не понимал, что говорится. Ап. Павел – проповедник уже заболевшей грехом церкви (“ибо я рассудил быть у вас не знающим ничего, кроме Иисуса Христа, и притом распятого”) – убеждавший, ревнуя о дарах духовных, стараться обогатиться ими, непременно к назиданию церкви, советует говорящему на незнакомом языке “молиться о даре истолкования, чтобы наставлять церковь, а не говорить на ветер”.

Эта тенденция все повернуть с бесполезности на назидание, пользу, правда, типична для апостола Христа распятого – и развиваясь далее, в будущем приведет к полному запрещению (мы говорим о Христовом через Духа святого запрещении) домогаться, (ревновать, просить) даров путем молитвы или аскезы, как дел лжесвятости.

Однако, то обстоятельство, что Сам Господь в апостольское время наделяет как бы бесполезными дарами вновь крещающихся, свидетельствует, что кроме пользы, необходимо тогда было и сияние славы Божией через знамения, чудеса.

Но если говорить о пользе, то, конечно, была и она. Ибо ежедневные вечери любви, расцвеченные огнями духовных даров, поддерживали во всем народе исключительно – выразимся так: духовно небесные интересы. Не нужно было никаких усилий “не любить мира, ни того, что в мире”, как советовал Ап. Иоанн, если и свой мир был так видимо духовно богат. Как жалки были бы при свете этих богатств великие достижения нынешней культуры, которой мы так гордимся, – мы, не только утратившие, но и забывшие, и еще резче, не понимающие, какой Огонь может засиять в благодатью прославленной церкви.

Заканчивая очерк пути (творчества) в церкви совершенной и церкви утратившей свое совершенство, но еще озаренной полнотой Духа Св. – перед тем, как перейти к эпохам бедственно изменившегося пути, остановимся на момент, и спросим, как жили бы верующие, если бы они не охладели в любви и Христов род людей оставался чист от тлетворного дыхания собственно человеческого пути – творчества (стремящегося к небытию)? Эта жизнь вовсе бы не имела событий и, следовательно, не могла иметь истории. И поистине она была бы бедна, и скучна своей внешней простотой, потому что сложность человеческих отношений зиждется исключительно на преступлениях и грехах.