Текст книги "Тайна святых"

Автор книги: Петр Иванов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 37 (всего у книги 51 страниц)

Митрополит пригласил к себе в Москву св. Сергия. Во время беседы с ним св. Алексий вдруг приказал служителю принести золотой “парамандный” крест и хотел надеть его на св. Сергия. “От юности не носил золота, тем более в старости желаю пребывать в нищете”, – сказал св. Сергий, тем отклоняя драгоценный подарок. Тогда св. Алексий открыл смысл этого подношения: он желает видеть Сергия своим преемником на московской митрополии. Но еще решительнее ответил св. Сергий: “Если не хочешь прогнать мою нищету от твоей святыни, не говори больше о том, что для меня невозможно”.

Как могло возникнуть по видимости столь соблазнительное несогласие между двумя святыми, Т. е. людьми, которыми руководит Дух Святой?

Рассмотрим глубже это событие. Св. Алексий внезапно для св. Сергия хочет надеть на него золотой крест как знак посвящения его себе в преемники. Тут прежде всего изумляет, что св. Алексий даже не спросил у св. Сергия его согласия, а сразу приступает к делу. Почему так? Он привык к его послушанию? Да, это верно; невозможно в данное время найти более смиренного человека по послушанию, чем св. Сергий. Ведь он послан на землю как образ Бога, носившего знак раба. Послушен, как самый верный раб. Раб, но и Бог. И вот вдруг уже не как раб, распятый на земле, а как Бог, воссевший одесную Отца, Глава Церкви, которому дерзают указывать ведомый только Ему Его путь, отвечает устам своего свидетеля верного повелительно: “Не порабощай, если не хочешь, чтобы ушел навсегда из этих мест (так что и не найдешь Меня”). И мгновенно тот, кто в земной церкви поставлен, как ее начальник, митрополит св. Алексий становится смиренным, как последний раб, и замолкает. Добровольно? О да! Ведь тут не такой иерарх, который воображает, что вместе с иерархической властью имеет и власть духовную (повелевать святым}, а два святых, два священника по чину Мелхиседека, посланных в церковь Христову на земле. И один старший, как иерарх в церкви немощного ее состояния, оказывается младшим, как свидетель верный, ибо голос Божий обращается к нему не непосредственно, как всегда со святыми говорит Господь, а через уста другого свидетеля верного и наставляет его и раскрывает Божию волю: ты, желая себе в преемники св. Сергия, не по Божьему решению возжелал этого.

Но неужели предложение св. Сергию сана митрополита было случайностью – ошибкой св. Алексия? Безумие так думать. В жизни святых, т. е. людей, руководимых Духом Святым, не происходит столь грубых случайностей. Нужно думать, что это событие было допущено Богом, как знамение.

Понять это следует так. Приглашение св. Сергия на московскую митрополию жизненно вытекало из обстоятельств того времени и душевного состояния св. Алексия, однако совершенно не входило в Божие промышление о церкви. и св. Алексий, как человек Божий, должен был бы зараиее получить уведомление свыше, что не следует ему вызывать св. Сергия для этой цели. Но Господу было угодно через решительный отказ св. Сергия от сана московского митрополита преподать грозное поучение последующим иерархам русской церкви, и потому изображенное нами выше собеседование двух Божиих людей было допущено.*

* Совсем иначе звучит речь митр. Филарета: “Великий отец наш Сергий, как бы в некоторое вознаграждение православной церкви за то, что не отдал ей в епископство самого себя, в обилии возвращает под сению своею сынов послушания и разума духовного, которых потом избрание церковное призывает к епископству”. Эта путаная, витиеватая речь может быть изъяснена гораздо проще: из Сергиевской лавры вышло 79 архиереев разных санов Филарет называет это вознаграждением Христовой церкви за то, что св. Сергий не согласился быть митрополитом. Мысль эта, конечно, нисколько не умнее той, как если бы кто-нибудь сказал так: гениальный архитектор – гений отказался строить здание в городе, зато множество архитекторов, собравшись из тех мест, где жил гений, выстроили здание и тем вознаградили город за отказ гения. Гипноз “архипастыря” столь велик, что мысль митр Филарета цитируют с благоговением все пишущие о св. Сергии. Тогда как над равнозначащей мыслью все бы смеялись.

Нет затруднений к раскрытию смысла Божия поучения; так говорит Господь: “Святых Моих больше не даю на московскую митрополию, ибо тут не хотят слушаться Духа Святого. В пустыню направлю их, вдаль от ваших царственных мест. И вы, будущие иерархи (не рожденные свыше), со страхом великой ответственности принимайте свой посох, ибо легко здесь впасть в противление Мне, служа земным "владыкам".

Этот голос Божий является испытанием для последующих русских архиереев: для тех, кто больше верит в величие своего епископского звания, чем в правду Христову, он остался гласом вопиющего в пустыне, другим, имеющим уши, чтобы слышать, этот голос уязвляет сердце. “А мы кто? Златоносцы, не годящиеся быть келейниками у преподобного... и больно нам, когда читаем это в житии Преподобного”, говорит Никанор, арх. Херсонский.

Обстоятельства, которые побудили св. Алексия на дело, Богом не предназначенное, и его душевное состояние, порожденное тяжким состоянием гонимой (необходимое здесь определение) церкви, таковы.

То, что мы сейчас будем излагать, названо современниками церковной смутой. Она длилась более десяти лет и кончилась только со смертью князя Дмитрия (1389 г.).

Князю Дмитрию Ивановичу Донскому незадолго до смерти св. Алексия (1387 г.) понравился один священник из Коломны Михаил, человек видной наружности, чрезвычайно красноречивый, умный, начитанный (знал все старинные повести, книги и притчи). Дмитрий сделал его своим духовником, и, когда в Спасском монастыре (в Кремле) освободилось место архимандрита, князь стал упрашивать Михаила занять это место. Михаил долго отказывался. Наконец, князь сказал так: ты видишь, что митрополит стар, а после его смерти мы тебя изберем в митрополиты, только постригись в монахи. Михаил согласился. “До обеда постригли его, а после обеда сделали архимандритом” (в самой передаче летописью этого события слышится ирония: до обеда, после обеда). Но как мог допустить до такого легкомысленного постановления в архимандриты столь высокий церковный человек, как митр. Алексий, ведь без него же не могло состояться подобное дело? Очевидно, ему пришлось уступить, дабы не оказаться в ссоре с власть имущими. Уступить, правда, не в главном церковном, но все же очень чувствительном для благообразия на святом месте. Из того, что летописец, употребив иронию о легкомыслии постановления, ни малейшим словом не обмолвился, что со стороны митрополита было затруднение к нему, мы должны вывести заключение, что Это было нечто обычное: митрополит как бы уже привык уступать молча.

Но то, что происходит далее, раскрывает вообще тягостнейшее положение св. Алексия. Митрополит уступил, но нечестие усугубляется. Стали просить, чтобы св. Алексий назначил себе в преемники Михаила. Просил и сам Донской, просили по его просьбе бояре, просил его брат Владимир. Приставали долго и мучительно. Напрасно отнекивался св. Алексий, ссылаясь на недавнее монашество Михаила, на его неопытность. Дмитрий, привыкший во всем ладить (в свою пользу) с митрополитом, не унимался. Откровенная беззастенчивость постыдного дела: во что бы то ни стало, ради капризного “мне он нравится” – возвести в сан митрополита человека, не только не подходящего, но и в высшей степени (как увидим ниже) недостойного – говорит о нестерпимом страдании, в которое, очевидно, уже давно превратилось правление митрополией св. Алексия. Ведь он был святой, образ Христа, поставлен для доброты, т. е. без всякого насилия блюсти правду, достоинство Христа в церкви. И вот теперь, в конце жизни, от него требуют назначить себе в преемники человека, который несомненно станет делать противоположное всему, для чего послан был в церковь свидетель верный св. Алексий. Т. е. предлагают, если можно так выразиться, хватая за горло, самому уложить в гроб Божие дело на Руси, или, иначе сказать, вбить гвозди в руки и ноги вновь распинаемого Христа в Его церкви.

По существу дела, о том, кто должен принять митрополию в Москве на основе церковного благочиния, не могло быть и речи. Давно уже патриархом Константинопольским (который в то время ставил и благословлял митрополитов на Руси) был поставлен в Южную Россию, в Киев– Киприан, он, по благословению патриарха, и должен был принять митрополию всей Руси после смерти М. Алексия. Но Дмитрий наотрез отказался принять Киприана и требовал Михаила, своего любимца.

Конечно, м. Алексий никогда ,не забывал, кто ему назначен законным преемником, но он видел, что церковное послушание все равно будет нарушено и предстоит нечто гораздо худшее.

В отчаянии, как бы ища спасения, мысль его остановилась на бесспорном, казалось бы, решении вопроса. На Руси жил всеми чтимый праведник и чудотворец. Назначение его преемником митрополита заставило бы умолкнуть противящихся, ибо в те времена на верхах еще чрезвычайно считались с теми, кого весь народ почитал святым. Мысль о св. Сергии как митрополите овладела изнемогающим в борьбе св. Алексием.

Из того, что св. Алексий задумал дело, которое Бог не благословлял, мы видим на жизненном примере, что антихристовы силы, накопившиеся в церкви, могут помрачить даже сознание святых, как бы на момент ввергнуть их в бездну неправедности. Но на помощь им приходит благодатная сила Духа

Святого в данном случае, решительный отказ св. Сергия она трезвит их и возвращает на стезю Господню (эта благодатная помощь могла бы явиться и до вызова св. Сергия, но Богу на этот раз было угодно, допустив невозможное, дать поучение будущим векам).

Отказавшись от сана, св. Сергий обещал поговорить с Дмитрием и посоветовать ему не противиться приезду на митрополию Киприана.

Однако советы его не были приняты. Вскоре св. Алексий скончался (1378 г.). Св. Сергий снова обратился к князю, убеждая его принять м. Киприана, и опять безуспешно. Между тем м. Киприан уже ехал в Москву и с дороги послал письмо св. Сергию и его племяннику Феодору, игумену Симоновского московского монастыря, извещая их о скором прибытии и о своей радости свидеться с ними и насладиться духовной беседой. Святые послали на встречу Киприану гонцов, но последние по приказанию Дмитрия были возвращены людьми князя. Когда Киприан приехал в Москву со свитой и багажом, то был арестован боярином Никифором, голодный и полураздетый заключен на ночь в сырую клеть, а на утро с позором на клячах выслан из города; .лошадей и весь багаж митрополита и его свиты отняли. Как Киприан жаловался во втором письме св. Сергию: “выслан с позором без обуви и даже без сорочек”. Митрополит с горечью спрашивает св. Сергия: “Как же вы, отрекшиеся от мира, видев такую злобу, умолчали, почему не растерзали свои одежды и правду не свидетельствовали перед царем? Ведь я, Бог знает, любя ехал к князю, от чистого сердца, как законно поставленный высшим иерархом”. На это длинное и жалобное письмо ответил св. Сергий и смягчил сердце Киприана. В третьем письме к св. Сергию Киприан благодарит его за утешение и за то, что он признает его правоту. и заканчивается так: “а вы не тужите, молите Бога, чтобы нам свидеться и утешиться весельем духовным”. Письма св. Сергия к м. Киприану не дошли до нас. Иначе мы, конечно, узнали бы, как “тужил”, т. е. страдал св. Сергий от прихотей самодержавства князей. И как тяжело было для святых общение с высокопоставленными людьми того времени. Письма св. Сергия пропали. Понятно, почему пропали: необходимо было сохранить весь блеск ореола победителя на Куликовском поле и незапятнанность отношений между Дмитрием Донским и св. Сергием Радонежским.

Когда Киприан был изгнан, Михаил, про которого летописец говорит, что никто не был в такой чести и славе от великого князя, как он, ни в чем ему не было отказа, все почитали его, как царя какого, и все любили – Михаил вошел в митрополичий двор, оделся в митрополичьи одежды и начал обращаться и даже наказывать духовенство, как митрополит. Не предполагая ехать в Константинополь за посвящением к патриарху, он просил князя созвать собор, как это бывало иногда на Руси, и избрать его тут же в Москве. Собор был созван, но на нем суздальский епископ Дионисий обратился с упреком к

князю, что он нарушает традиции церкви поставлять митрополитов в Константинополе. и Дмитрий, несмотря на все свое пристрастие к Михаилу, не осмелился настаивать на его избрании без согласия патриарха. Михаил стал готовиться к отъезду. В это время Дионисий получил грамоту от патриарха с

просьбой приехать в Константинополь по некоторым церковным делам. Так как Михаил подозревал, что Дионисий тоже хочет стать митрополитом, он просил арестовать его. Дмитрий посадил Дионисия под крепкую стражу. Тогда Св. Сергий поручился за Дионисия, тот был освобожден и, исполняя послушание, тайно уехал по Волге к патриарху. Михаил очень рассердился. Главным виновником во всем он считал св. Сергия, которого вообще не любил, как своего злого врага, в свое время убедившего митр. Алексия не назначать его, Михаила, своим преемником (так это ему казалось).

Уезжая с большой свитой в Константинополь, Михаил громко выражал свое негодование и грозил по приезде срыть до основания весь монастырь св. Сергия. Однако дни его были уже сочтены. Предузнав это Духом Святым, св. Сергий сказал: “Михаил не получит желаемого и Константинополя не увидит”. Действительно, достигнув Константинополя, любимец Дмитрия, уже в виду гавани вдруг занемог и умер.

После смерти Михаила Дмитрий принял Киприана, впрочем, через два года снова изгнал его за то, что во время нашествия Тохтамыша Киприан укрылся у князя Тверского, которого Дмитрий считал своим врагом. Только несколько лет спустя, уже после смерти Дмитрия (1389 г.), сын его Василий окончательно водворил Киприана на принадлежащем ему престоле.

Обо всех этих достопамятных событиях пишут все историки, и светские и церковные, некоторые останавливаются на них довольно долго, но вот что изумительно: никто не придает им общего значения, все эти события как бы сами по себе, вынесены за скобку, оцениваются без всякой связи со всеми происходившими тогда, ни малейшей тени не падает на счастливого победителя на полях Куликовских. Это, конечно, потому, что Куликовская битва считается величайшим событием всей русской истории, и в этом событии как бы тонет все происходившее в те времена: и жизнь и деятельность людей получает оценку с высоты победы на Куликовском поле. Историк Ключевский резюмировал это общее мнение в своем очерке о Сергии Радонежском так: “Народ русский погибал от недоверия к своим силам, от унижения своего перед татарами, и вот Куликовская битва неизмеримо подняла его дух, дала ему крепость, вернула способность бороться за развитие своего государства, после этого Россия быстрыми шагами идет к высшему существованию, могуществу. Одним словом, Куликовская битва имеет великое нравственное значение. Главная заслуга св. Сергия как святого состоит в том, что он как бы подготовил, вдохнул силы в русский народ, чтобы тот решился на битву, и, благословив Дмитрия Донского, тем обеспечил ему победу”*.

* Интересно отметить, что это свое слово о св. Сергии Ключевский впервые произнес на торжественном собрании Московской духовной академии, и с тех пор церковные писатели подобострастно цитируют его, когда пишут о св. Сергии.

Вот жесточайший материалистический взгляд на жизнь христианского народа. Нет ничего более обидного для церкви Христовой, как житие ее великого святого, посланника Христа в Свою церковь, стилизовать под какое-либо мирское событие, в особенности под битву.

Рассуждение духовное будет обратно материалистическому. Никакая битва не имеет в христианском обществе нравственного значения, и никогда святые не принимают ни малейшего участия ни в подготовке победы и не отвечают за поражение – это зависит от физических сил государства и от его судьбы.

Напротив, молитвы святых во времена, Божиим делам благоприятные (т. е. при склонности христианского народа к доброте), всегда рассеивают грозные тучи, так что никакая битва даже и невозможна.

Благословению св. Сергия придают совсем не тот смысл, который оно имело*. Оно не было благословением на битву (такое выражение даже непонятно с духовной стороны). Просто св. Сергий не отказался благословить Дмитрия по его просьбе перед трудным походом. И все святые не отказывают в подобных случаях в своем благословении. Св. Сергий ободрил Дмитрия, как всякого, который подвергается смертельной опасности. Он молился о сражающихся, но так молятся все христиане за братьев в трудные и мучительные для них времена.

* Также извращено отправление на битву иноков Пересвета и Ослаби, будто бы св. Сергием. Духовный человек не мог послать сражаться физически тех, которые дали обет бороться с врагами только духовно. Дело, очевидно, было так; у бывших воинов возгорелось сердце при виде воинственно бряцающих оружием княжеских людей, собравшихся на битву, и они возжелали следовать за князем. А так как свобода ни от кого не отнята, то они и исполнили, что хотели. Раболепие московских историков перед всем, что, по их мнению, способствует возрастанию мощи государства, стилизовало это событие, как им нравилось.

Однако благословение совсем не то, что предсказание, и ничего общего с ним не имеет. В Печерском монастыре дважды в разное время благословляли князей перед битвой с половцами, и оба раза святые предсказывали князьям поражение: Изяславу с братьями в 1068 г. при реке Альте; далее Святополку Изяславовичу и Владимиру Мономаху в 1094 г. при реке Стугне.

Предсказание не есть обещание даровать или вымолить победу. Предсказание есть только видение судьбы данного человека или всего народа.

Похвальба так называемым великими победами в русской истории приучила нас смотреть чрезвычайно односторонне на Куликовскую битву и на причастность к ней св. Сергия с его благословением. Если беспристрастно изобразить условия, при которых произошло благословение, и затем картину самой битвы, то увидим нечто, скорби достойное, а не радостное.

Прежде чем выяснять условия, при которых произошло благословение, отметим, что положение России во времена Донского было благоприятное: татарская орда разлагалась (достаточно прочитать, как ханы свергали друг друга, действовал яд, сыновья убивали отцов, чтобы в этом убедиться). Напротив,

Москва давно уже стала богатеть и усиливаться. Неверно, что русские, как прежде, трепетали перед татарами. Они уже научились одерживать победы. Так, за два года до Куликова татары потерпели большое поражение от русских при реке Воже. Историк С. Соловьев говорит: “От страха перед татарами русский народ начал отвыкать со времен Калиты, когда прекратились (благодаря миролюбивой политике Калиты) их нашествия и опустошения; возмужало целое поколение, которому чужд был трепет отцов перед именем татарским. И сам Дмитрий вырос в неповиновении хану”.

Дмитрий Донской является перед походом в обитель св. Сергия. Для чего? – спросим мы. К святым, имеющим Духа Святого, приходят перед важными решениями, советоваться, чтобы их выслушать и поступить, как они скажут. “Вам должно нас слушаться”, – сказал в свое время св. Феодосий Печерский князю. Ведь если у святых спрашивают о каком-нибудь деле, то через них отвечает Дух Святой – Божие помышление о данном положении вещей. И вот, что же мы наблюдаем! Дмитрий Донской торопится, он с трудом соглашается отстоять обедню и отказывается после обедни идти в трапезную откушать, чтобы потом поговорить с св. Сергием. Он очень волнуется. Велеречиво говорит подобострастный церковный историк в оправдание самодержцу: гонцы один за другим приносят ему известия о приближении Мамая. Придя в обитель за советом у Духа Святого, можно было бы гонцам приказать малое время обождать у ограды. Св. Сергию приходится убеждать князя не торопиться. Невольно возникает сомнение: не пришел ли князь уже с готовым решением: во что бы то ни с тало принять битву, а св. Сергию, как молитвеннику (у каждого свое занятие), надлежит только помолиться и благословить. Это невольно напоминает будущих воинственных христолюбцев: “ты знай служи молебен на победу, не твое дело рассуждать о делах воинских государственных”. Но здесь еще не последующие покорные не Духу Святому, а земным владыкам подобострастные или, напротив, забитые и безмолвствующие священнослужители, здесь великий святой посланник Христа. У него достаточно силы убедить нетерпеливого воина (если уж он сам пришел) выслушать некоторые святые слова. И вот что сказал Дух Святой устами великого святого Донскому: сражение, если оно будет допущено, явится небывалым по кровопролитию – не лучше ли (вежливость Духа Святого: не приказание, даже не настойчивый совет, а ласковое убеждение) покорностью и данью умиротворить татар: “Прежде, господине, пойди к ним с правдою и покорностью, как следует по твоему положению покоряться ордынскому царю”. Дмитрий молчит. И тогда св. Сергий снова начинает говорить, делает как бы намек: “Ведь и Василий Великий утолил дарами нечестивого царя Иулиана и Господь призрел на смирение Василия и низложил Иулиана”. Но не внемлет Донской. И св. Сергий говорит уже открыто: “Враги хотят от нас чести и злата, дадим это. Отдай им, господин, честь и злато, и Бог не попустит им одолеть нас: Он вознесет тебя, видя твое смирение, и низложит их гордость”. Вот какова была беседа св. Сергия с князем Дмитрием. И если историк имеет хотя бы малейшее представление, что такое христианство, Кто есть Дух Святой и кто посланник Божий (святой) в церкви Христовой, он обязан сделать правдивый вывод: Господь устами св. Сергия просил земного владыку не проливать понапрасну реки человеческой крови, а положиться на волю Божию, отдав честь и золото Мамаю, и при этом Господь обещал (вот где истинное предсказание, но уже не судьбы, а великой награды за послушание слову Духа Святого) полное сокрушение силы татарской. Как? Конечно, чудом Божиих судов.

И вот что необходимо еще принять к сведению. То, что советовал св. Сергий Донскому, вполне соответствовало завету предков кн. Дмитрия: и Александр Невский, его прапрадед, и его дед, Иоанн Калита копили силу, не растрачивали ее, жалели жизни христианские: в опасных случаях предпочитали платить не жизнями, а деньгами. Но не только предки, но и потомки Донского поступали так же: Василий (сын Дмитрия) одержал бескровную победу над несметными полчищами Тамерлана. Но если эту последнюю, как мы показали в 13-й главе, можно назвать чудом Божиим, то бескровное поражение Ахмата, царя ордынского, правнуком Дмитрия Иоанном III следует приписать исключительно выдержке этого государя; зная, как все требовали от него кровопролития, например жестокое послание к Иоанну III архиеп. Ростовского Вассиана, изумляет святое хладнокровие этого князя.

Дмитрий не послушался совета Божия и, таким образом, вступил на путь судьбы, подвергая действию судьбы и государство, за которое он ответствен. Истинный христианин, т. е. руководимый Духом Святым, идет, как зрячий, путем Божиим; христианин, не желающий послушания, подобно язычникам, увлекается слепой судьбой. Судьба бывает счастливая и несчастная, и характерной особенностью жизни по судьбе является участие в ней несчастных или счастливых случайностей, игры

стихий. Житие сохранило нам важную подробность. Когда св. Сергий говорит слова Божии, призывает Дмитрия к смирению и возвещает великую милость за это смирение – низложение врага, то житие не упоминает, каким голосом было произнесено это увещание: очевидно, простым, всем слышимым. Но, когда Дмитрий прощается со св. Сергием, предпочитая свою волю, а не Божию, св. Сергий вдруг наклоняется к нему и шепчет: ты победишь. Шепотом передаются слова стыдные, которые неприятно говорить вслух. В чем же здесь дело? Св. Сергий, конечно, имеет дар ведения судеб людских. По любви к ближнему он сообщает и Дмитрию его судьбу. Но в сравнении с только что возвещенной Божией волей, это дело личное, жалкое и произносится оттого шепотом.

И вот на поле Куликовском сбывается эта шепотом предсказанная победа, но какой страшной ценой и поистине вследствие счастливой случайности – игры стихий. Об этом сообщают все учебники истории. Происходит разговор между двумя начальниками засадного полка, разговор потрясающий: молодой князь Владимир в отчаянии, следя за битвой, говорит воеводе Волынскому: смотри, смотри, все христианские полки лежат мертвыми. Почему мы стоим? Но опытный воин предвидит возможность поражения и засадного полка. Он надеется, что ветер переменится и перестанет дуть в лицо русским. И ветер меняется: русские одержали победу. Блистательную?.. Когда "сочли живых, то оказалось, что их 40.000, а было 400.000 – 360.000 пали. Тогда ведь не сотнями миллионов исчисляли население и даже не десятками. Страшно оскудела Русская земля.

А золото, которое не хотел отдать Донской, пришлось в течение пяти лет все отдать татарам, ибо пять лет хан Тохтамыш грабил и уничтожал беззащитную страну.

Помимо непослушания святым, Куликовская битва была в государственном и воинском смысле ненужной жертвой. И без нее, как было сказано, Россия справилась с татарами. Эта битва была неосторожностью или, вернее, удальством, игрой крови в Дмитрии древних викингов, его предков. Полтораста лет перед тем удальство Мстислава Удалого в роковой битве при Калке кончилось ужасным поражением русских. Судьба Московского государства была счастливее судьбы Киевской Руси, и удальство Дмитрия принесло ему великую славу на многие столетия и кажущуюся славу Москве. Но все царствование Дмитрия было великим поражением святых на Руси. И только в момент смерти блеснул благодатный луч. Об этом позднее.

* * *

Не победой на Куликовском поле знаменуется время, нами изображаемое, а вот именно теми событиями, которые тогдашние люди называли церковной смутой. с точки зрения житейской и материалистически-государственной события эти ничтожны и не имеют никаких последствий, ибо у кого из князей не было фаворитов, позволявших себе беззакония, все это не мешало государству богатеть и усиливаться и даже “духовно” (в противоположную сторону святости) развиваться. Во времена глухие и безнадежно материалистические такие события, конечно, ничего не прибавляют и не убавляют в общей отвращенности от Христа.

Но время, о котором мы говорим, было святое время, и события, нами изображаемые, имеют поэтому зловещее и страшное значение.

Тогда в церкви русской сиял неземной свет, не через одного человека, а через многих. Эти светила Духа Святого преображают, если можно сказать, весь воздух. Жить становится радостно, блаженно, необычайно легко. То, что советовал ап. Павел: “всегда радуйтесь, непрестанно молитесь”, не требует никакого труда: сами легкие наполняются радостью, и из уст исходит славословие: Бог любящий близко.

Кто же такой был Михаил, общество которого князь Дмитрий предпочел святым, приблизил к себе, сделал духовником, с которым, можно сказать, не расставался? Михаил сам себя превосходно характеризовал, сказав, что св. Сергий его враг. Что же мог дать такой человек Дмитрию? То, что нравилось князю. Таких священников впоследствии было много и на западе и на востоке: домашний придворный священник. Заимствуя краски из самого предмета, можно сказать по-современному: утром Михаил мог отслужить обеднишку, вечером перекинуться в картишки, но в особенности незаменим он был на веселых пирушках, знал много священных повестей (тогда и пирушки не обходились без священных историй), среди обычного благочестивого рассказа умел ввернуть и нечто затейливое и смешное. На исповедях Михаил чрезвычайно благорасположен к властителю, с советами никогда не приставал к самодержцу.

Что же зловещего в этой заурядной фигуре? То, что он был ставленник царства противления.

В благодатные времена Бог говорит людям: “Через Свои светильники я зажег в мире Мой свет кто хочет Божьего счастья, приходи и бери”. Но, конечно, чтобы чувствовать это счастье, необходимо серьезное желание изменить жизнь. И вот всесмешливый ад спешит показать свое: законно поставленный священник не требует никакой перемены жизни можно по-прежнему жить очень весело и смеяться.

Ясно обозначились в церкви два духовно противоположных направления. и второе направление начинает неистово требовать: митрополитом пусть будет наш. Конечно, нашему время придет, оно уже почти пришло, если столь безумно вопиет о своем праве. Однако Бог, пославший в мир сонм святых, пока свет их еще светит, не позволяет шутить. Вот причина внезапной смерти Михаила на виду у Константинополя цели его поездки: успех антихристова духа еще пресекается силой Божией. Говорят, что эта смерть сопровождалась чудом: корабль с Михаилом вдруг остановился и не мог двинуться дальше, несмотря на все усилия гребцов, пока Михаил не умер. Трудно также чем-нибудь иным, а не святостью времени объяснить смерть князя Дмитрия этого крепкого и сильного человека – в столь молодых годах (38 лет). Как известно, смерть преждевременная является как бы неким умилостивлением за грехи. Сонм святых вымолил своему князю подобие мученического венца.

* * *

Дмитрий, конечно, не был один. Он был только видимый образ разделившейся внутренне церкви. У летописца читаем: все любили Михаила. Кто же это все? Неужели святых уже не любили тогда на Руси, ибо ведь невозможно любить искренне и Михаила и Алексия с Сергием. Под всеми разумеется правящий класс русского общества. Этот класс стал тогда грубо и злостно выделяться из среды русского народа. Вместе с появлением в Москве государственного самосознания, этого нового фактора на Руси, перед которым благоговеет ученая, насквозь пропитанная материализмом история, ;стала возрастать у людей непростого звания глупая вера в свою значительность и свою великую важность для государства и вместе с тем пренебрежение к меньшой братии христианской. Государственное самосознание поедало сознание церковно-христианское. В киевской Руси, где почти не было государственности, народ сознавал свою общую связь, как братскую – членов церкви Христовой. и князья и бояре были также братья, хотя им и воздавалась честь княжеская и боярская, но по любви, а не по принуждению. И они правили народом и держались соответственно этому народному представлению о власти. Власть хамская там была бы не только невозможна, но и непонятна. Здесь она появилась и стала возрастать не по дням, а по часам. Теперь в высшей степени стало нравиться начальствовать, владычествовать, угнетать, душить, давить всех, кто был ниже рангом. Вместе с тем рос вкус к розге, плетке, к членовредительным наказаниям и далее ко все развивающимся и все утончающимся пыткам. Византия одерживала победу над русскими, в свое время совершенно удалившими из христианского сознания византийское безобразие.