Текст книги "История сыска в России. Книга 2"

Автор книги: Петр Кошель

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 39 страниц)

Я полон раскаяния – самого горячего раскаяния. Кончать мне свои дни по обвинению в той или другой прикосновенности к террору против вождей партии, к такому гнусному фашистскому убийству, как убийство Кирова, – это достаточно трагично. И ничего подобного мне, конечно, никогда не снилось.

Я готов сделать все, все, все, чтобы помочь следствию раскрыть все, что было в антипартийной борьбе моей и моих бывших единомышленников, а равно тех, с кем приходилось соприкасаться в антипартийной (по сути контрреволюционной) борьбе против партии.

Я называю всех лиц, о которых помню и вспоминаю, как о бывших участниках антипартийной борьбы. И буду это делать до конца, памятуя, что это мой долг.

Особая и, конечно, самая тяжелая глава – мое отношение к руководителям партии и, в особенности, к т. Сталину. Не время и не место отделываться мне тут банальностями. Да, то, что в 1925 – 1927 годах могло считаться отрицательными, личными характеристиками в политической борьбе, превращается в моря клеветничества при свете событий, как они развивались дальше и как обстоят дела в 1935 году.

Более молодые члены Политбюро (относительно более молодые, но на деле – старейшие работники большевистской партии), к которым мы пытались относиться так пренебрежительно, выполнили величайшую историческую задачу в эпоху, когда я и другие, считавшие себя незаменимыми, оказались рупорами антипролетарских тенденций и хуже того. Это факт.

Ну, а о Сталине – нечего говорить. Многие из клеветнических высказываний против него, многие из отвратительных заявлений и характеристик приписываются лично мне зря. Их не было вовсе или они были плодом коллективного творчества. Но достаточно, сверхдостаточно того, что было.

Могу сказать теперь только одно. Если бы я имел возможность всенародно покаяться, это было бы для меня большим облегчением, и я сказал бы: вот вам еще один пример того, как великим людям, великим борцам мирового пролетариата приходится пройти через полосу кле-вет и оскорблений, и пусть только со стороны озлобленной кучки, но все же способной немало бревен положить на дороге этого великого вождя пролетариев.

Не хочу здесь говорить слов, которые показались бы льстивыми. Никому это не нужно и в особенности не нужно самому Сталину. Если мне не доведется больше видеть и слышать о том, как он, истинный и достойный преемник Ленина, ведет и дальше СССР, ведет колонны мирового пролетариата от победы к победе, я горячо желаю ему счастья и успеха на этом пути.

О себе же лично позволю себе заметить только: несмотря на то, что было со мной за последние годы, всю свою сознательную жизнь был и до последнего вздоха останусь всей душой преданным мировому пролетариату.

Пусть на моем тяжелом примере учатся другие, пусть видят, что значит сбиться с партийной дороги и куда это может привести. Если когда-нибудь буду еще иметь какую-нибудь возможность работать – все отдам, чтобы хоть немного загладить свою великую вину.

Г. Зиновьев”.

“В ДУХЕ ЗЛОБЫ К ТОВАРИЩУ СТАЛИНУ”

13 января 1935 г. Каменев также на допросах утверждал, что с 1928 года ни в каких собраниях бывших оппозиционеров не участвовал, а с ноября 1932 года не имел даже связей с бывшими оппозиционерами, сохранив лишь личную связь с Зиновьевым, обусловленную совместным проживанием на одной даче.

Только непродолжительное время после XV съезда партии, рассчитывая на разногласия в ЦК, он надеялся возвратиться к партийному руководству, но с 1930 года ушли и эти надежды.

Каменев показал: “Я не знаю никакого оформленного центра организации, а знаю ряд лиц, которые встречались и совещались по текущим политическим вопросам. Все они входили в названную выше организацию бывшей зиновьевской оппозиции. Это были – Зиновьев, Каменев, Евдокимов, Бакаев, Куклин, Шаров”.

На следующий вопрос – “По данным следствия, контрреволюционная организация зиновьевцев, в частности, ее московский центр, существовали до последнего времени. Подтверждаете ли Вы это?”, Каменев дал ответ: “Этого я подтвердить не могу… Лично мне было совершенно ясно, что сохранение какой бы то ни было организации является прямым вредом для партии и будет только препятствовать возвращению к партийной работе, к которой я стремился. Я лично был за прекращение борьбы с партией”. После предъявления обвинения Каменев подал заявление, в котором указал следующее:

“Приписывание мне принадлежности к организации, поставившей себе целью устранение руководства Советской власти, не соответствует всему характеру следствия, заданным мне вопросам и предъявленным мне в ходе следствия обвинениям. Изо всех сил и со всей категоричностью я обязан протестовать против такой формулировки, как абсолютно не соответствующей действительности и идущей гораздо дальше того материала, который мне был предъявлен на следствии”.

Как видно из вышеизложенного, Каменев категорически отрицал свое участие в организованной антипартийной деятельности после восстановления его в партии в 1928 году.

Однако после окончания следствия, 14 января 1935 года, от него были получены показания о том, что руководящий центр зиновьевской группы продолжал свою деятельность по 1932 год включительно. Характеризовал же Каменев эту деятельность следующим образом:

“Я полагаю, что в это время все члены зиновьевской группы считали своей обязанностью делиться с указанным выше центром всеми теми сведениями и впечатлениями, которые у них имелись по их служебному положению или от встреч с партийными людьми и членами других антипартийных группировок. Все обсуждения велись в антипартийном духе, т.е. с точки зрения того, насколько эти сведения свидетельствуют об ослаблении или затруднениях партийного руководства, о трудностях, стоящих перед партией, и т.п. Надежд на то, что для зиновьевской группы возможна какая-либо активная деятельность, уже не было”.

Даже и эти показания не доказывают ни наличия так называемого “московского центра”, ни проведения обвиняемыми антисоветской деятельности. В ходе следствия делались многократные попытки получить свидетельства практической деятельности, однако и в этом направлении нет конкретных доказательств виновности обвиняемых по настоящему делу.

Полученные показания по этим вопросам неубедительны и не подтверждаются никакими конкретными фактами. К числу таких голословных заявлений относятся показания Бакаева. На допросе 6 – 7 января 1935 года, он, например, показал:

“Мы питали наших единомышленников клеветнической, антипартийной, контрреволюционной информацией о положении дел в партии, в ЦК, в стране… Мы воспи-

тывали их в духе злобы, враждебности к существующему руководству ВКП(б) и Совправительству, в частности, и в особенности к т. Сталину”.

Однако в подтверждение этого заявления ни в предыдущих, ни в последующих обширных показаниях Бакаева никаких конкретных фактов не приводится.

В показаниях Башкирова от 18 декабря 1934 года записано:

“Вся борьба “зиновьевской” контрреволюционной организации была по существу направлена к смене руководства партии. В этом основная политическая направленность всех ее действий. Установка была – сменить руководство Сталина Зиновьевым и Каменевым”.

Это заявление не вытекает из всех его показаний на предварительном следствии, так как в них не приводится никаких конкретных фактов проведения какой-либо борьбы. В ходе предварительного следствия от обвиняемых требовалось признать и дать показания о проведении ими собраний, совещаний, заседаний и т.д. В результате необъективного подхода к расследованию дела в протоколах допросов широко применялась официальная терминология.

Встречи, порой случайные, двух-трех человек, именовались “собраниями”, встречи большего числа лиц – “совещаниями”, рассказы о работе, о делах, о событиях – “выступлениями” и “информацией” и т.д.

Следует признать, что происходившие встречи обвиняемых между собой и с другими не привлеченными по настоящему делу бывшими оппозиционерами не имели характера “собраний” и “совещаний”, как это изображается в следственных материалах, а обусловливались их личной дружбой, знакомством и совместным участием в прошлой работе.

Не установлено ни одного достоверного факта проведения бывшими участниками “зиновьевской” оппозиции после 1928 года какого-либо организованного мероприятия либо организованного выступления, которые бы свидетельствовали о наличии организации или о наличии скрытой подпольной деятельности. Органами следствия установлен единственный случай встречи в октябре 1932 года на квартире Бакаева, где присутствовали Евдокимов, Горшенин, Шаров, Гертик и советовались, как себя вести на предстоящих партийных собраниях при обсуждении постановления ЦКК по делу рютинской организации и какую оценку дать поведению Зиновьева и постановлению ЦКК в части, касающейся его исключения из партии.

Органы следствия придали важное значение этому факту и расценили его как “совещание московского центра”. Между тем ни предыдущая, ни последующая деятельность указанных выше лиц, ни сам характер разговора не дают оснований для подобной оценки.

Бакаев, Евдокимов, Гертик, Горшенин и Шаров пришли к единому мнению, что Зиновьев поступил неправильно, не сообщив партийным органам о распространении рю-тинских документов.

В процессе следствия не была установлена виновность обвиняемых в подготовке убийства Кирова или их осведомленность об этом.

“Следствием не установлено фактов, которые дали бы основание предъявить членам “московского центра” прямое обвинение в том, что они дали согласие или давали какие-либо указания по организации совершения террористического акта, направленного против товарища Кирова”, – говорилось в обвинительном заключении.

Несмотря на это, в закрытом письме ЦКК ВКП(б) от 18 января 1935 года, составленном Сталиным, и в выступлении Агранова об итогах следствия утверждалось, что “московский центр” знал о террористических настроениях “ленинградского центра” и всячески их разжигал. Выводы о том, что обвиняемые по настоящему делу знали о террористических настроениях членов ленинградской “зиновьевской” группы, вообще не основаны на материалах дела.

Зиновьев и Каменев по вопросу о своей ответственности за убийство Кирова дали следующие показания.

Зиновьев: “Ни в коем случае не могу считать себя ответственным за контрреволюционных выродков, прибегших к фашистскому наступлению”.

Каменев: “Я не могу признать себя виновным в гнуснейшем преступлении, совершенном злодеями, с которыми я не имел и не мог иметь никакой связи”.

Анализ материалов свидетельствует о необъективности и предвзятости работников госбезопасности и прокуратуры при расследовании дела так называемого “московского центра”.

Для осуществления прокурорского надзора и выполнения ряда следственных действий, связанных с окончанием следствия, в Ленинград выезжали заместитель прокурора СССР Вышинский и следователь по важнейшим делам Прокуратуры СССР Шейнин. На самом же деле Вышинский надзор за следствием не осуществлял, на очевидные факты неполноты следствия и необъективности расследования не реагировал. Более того, Вышинский и Шейнин так же, как и работники НКВД, грубо нарушали законность и участвовали в фальсификации этого дела. В процессе предварительного следствия и суда Вышинский поддерживал личный контакт со Сталиным и согласовывал с ним тексты наиболее важных документов.

В частности, по настоящему делу Каменев, Зиновьев и Бакаев по существу предъявленного им обвинения, как этого требует закон, не допрашивались. Из заявления же Каменева, приведенного выше, видно, что он категорически отвергал предъявленное ему обвинение. Ознакомление обвиняемых с материалами предварительного следствия фактически не производилось.

В архиве ЦК КПСС находится первоначальный вариант обвинительного заключения от 13 января 1935 года, в котором в соответствии с установленными следствием данными указывалось, что Зиновьев и Каменев виновными себя не признали, Куклин и Гертик отрицали свое участие в “московском центре”, а Перимов и Гессен признали лишь свою связь с другими обвиняемыми.

Очевидно, организаторов судебного процесса по делу так называемого “московского центра” не удовлетворяла публикация в печати результатов предварительного следствия в таком виде. Поэтому Каменев, Куклин, Гертик и Перимов незаконно допрашивались по существу дела еще и 14 января 1935 года, то есть после окончания следствия и предания их суду.

От Зиновьева же было получено “Заявление следствию”, отпечатанное на пишущей машинке.

Имеющееся в судебном деле обвинительное заключение датировано 13 января 1935 года, но в него, по сравнению с первоначальным вариантом, внесены изменения и указано, что Зиновьев и Каменев виновными себя признали; Куклин и Гертик подтвердили свое участие в “московском центре”, а Перимов и Гессен – в “зиновьевской контрреволюционной организации”, хотя это не соответствует их показаниям.

Обвинительное заключение с внесенными в него исправлениями было предъявлено Зиновьеву, Каменеву, Кук-лину, Гертику, Гессену и Перимову 15 января 1935 года, то есть на второй день судебного заседания. В этот же день оно было опубликовано в печати.

Как видно из вышеизложенного, указанные изменения могли быть внесены в обвинительное заключение не раньше 14 января 1935 года, то есть когда обвинительное заключение уже было утверждено судом и вручено подсудимым. Изменения в обвинительное заключение вносились работниками секретариата Сталина КР. Герценбергом и А.Н. Поскребышевым, что подтверждается заключением графологической экспертизы и объяснением Поскребышева, данным им в начале шестидесятых годов.

Подписав исправленное обвинительное заключение, прокурор СССР Акулов, Вышинский и Шейнин датировали его задним числом. Этим самым они грубо нарушили закон и совершили служебный подлог.

В судебном заседании продолжалась дальнейшая фальсификация дела. Суд проходил в упрощенном порядке. Подсудимым не были разъяснены их права. Составом суда функции правосудия фактически не осуществлялись, поскольку заранее был определен состав преступления, подсудимых заставляли в “целях укрепления единства партии” публично выступать с саморазоблачениями и признавать антисоветскую деятельность всех участников бывшей “зиновьевской” оппозиции.

СЫСК ПЕРЕДЕРГИВАЕТ КАРТЫ

Бывший работник НКВД А. И. Кацафа, конвоировавший на суде Каменева, на допросе в 1956 году показал, что в его присутствии, непосредственно перед открытием судебного заседания, помощник начальника секретно-политического отдела НКВД СССР А. Ф. Рутковский, обратился к Каменеву со следующими словами:

“Лев Борисович, Вы мне верьте. Вам будет сохранена жизнь, если Вы на суде подтвердите свои показания”.

На это Каменев ответил, что он ни в чем не виноват.

Рутковский же ему заявил:

“Учтите, Вас будет слушать весь мир. Это нужно для мира”.

Видимо, поэтому Каменев в судебном заседании и заявлял, что “здесь не юридический процесс, а процесс политический”.

Куклин суду заявил: “Я до вчерашнего дня не знал, что я дейстительно член центра”.

Никто из других подсудимых в своих показаниях не привел конкретных фактов, которые бы давали основания для признания их виновными в проведении подпольной антисоветской деятельности.

Таким образом, все осужденные по делу о так называемом “московском центре” лица, в прошлом являясь участниками троцкистско-зиновьевской оппозиции, к моменту ареста в декабре 1934 года порвали с ней, и партийные органы и органы НКВД не располагали данными не только об их антисоветской, но и об антипартийной деятельности.

Проверкой установлено, что “московской контрреволюционной зиновьевской организации” и “московского центра” не существовало.

В период 1928 – 1932 годов осужденные поддерживали личные связи, во время встреч вели разговоры и по политическим вопросам, причем в ряде случае высказывали критические суждения о переживаемых страной трудностях и относительно проводимых партией й правительством мероприятий, а также проявляли неприязненное отношение к некоторым руководителям партии и правительства, особенно к Сталину. Эти разговоры состава преступления не образуют.

Версия о том, что убийство Кирова совершено участниками “зиновьевской” оппозиции, была выдвинута Сталиным для расправы над бывшими оппозиционерами, в первую очередь “зиновьевцами”. В связи с этим органами НКВД были арестованы Зиновьев, Каменев и другие лица, в прошлом разделявшие оппозиционные взгляды.

Стремясь доказать причастность последних к убийству Кирова, следственно-судебные работники фальсифицировали материалы следствия и допускали грубейшие нарушения законности в процессе предварительного и судебного следствия.

В результате этого все подсудимые по настоящему делу были необоснованно признаны виновными и осуждены. Обманывая партийные массы, Сталин материалы судебных процессов по делам “ленинградского” и “московского” центров довел до сведения всех организаций ВКП(б) в извращенном виде.

На следующий день после суда, 17 января 1935 года, Сталин разослал членам Политбюро ЦК ВКП(б) составленный лично им текст закрытого письма ко всем организациям партии – “Уроки событий, связанных с злодейским убийством Кирова” – и предложил “сегодня же обсудить это дело и принять решение”. В этом письме, разосланном 18 января 1935 года всем партийным организациям, как “неоспоримый факт”, утверждалось, что убийство Кирова совершено “зиновьевским ленинградским центром”, находившимся под идейным и политическим руководством “московского центра зиновьевцев”, который “наверное знал о террористических настроениях ленинградского центра и разжигал эти настроения”.

Делая вывод о том, что “зиновьевская фракционная группа была самой предательской и самой-презренной… замаскированной формой белогвардейской организации”, и утверждая, что главным методом своих отноше– -ний с партией “зиновьевцы” избрали путь двурушничества и обмана, И. В.Сталин в своем письме требовал, чтобы с ними обращались как с белогвардейцами, арестовывали и изолировали их, а также под предлогом необходимости повышения бдительности давал установки обратить внимание на деятельность бывших участников различных оппозиционных группировок.

Вскоре после суда Ежов подготовил черновой вариант брошюры “От фракционности к открытой контрреволюции”, отредактированной лично Сталиным. В этой брошюре без всяких оснований указывалось, что “зиновьевская контрреволюционная банда окончательно… избирает орудием своей борьбы против партии и рабочего класса террор. Утверждалось, что “зиновьевско-ка-меневские меньшевики… пытались обезглавить революцию, уничтожить товарища Сталина” и что они готовили “покушение параллельно на товарища Кирова и товарища Сталина”, хотя в материалах судебного процесса “московского центра” о подготовке покушения на Сталина даже не упоминалось.

Содержащиеся в письме и в брошюре выводы в отношении “зиновьевцев” не соответствовали действительности.

Сталиным и Ежовым существо дела извращалось для того, чтобы продолжить начавшиеся после 1 декабря 1934 года репрессии против бывших участников “зиновьевской” оппозиции, необоснованно возлагая на них в первую очередь ответственность за убийство Кирова.

Уже 26 января 1935 года Сталиным было подписано принятое опросом постановление Политбюро ЦК ВКП(б), которым предлагалось выслать из Ленинграда на север Сибири и в Якутию сроком на 3 – 4 года 663 “зиновьевца”.

Этим же решением Политбюро группа бывших оппозиционеров – членов партии в количестве 325 человек – была направлена из Ленинграда на работу в другие районы. Весь ход последующих событий показал, что в результате создания искусственной версии об убийстве Кирова “подпольной зиновьевской контрреволюцией” были осуществлены политическая дискредитация и физическое уничтожение лиц, примыкавших в прошлом к антисталинской оппозиции, а затем развернулись массовые репрессии против руководящих кадров и ни в чем не повинных советских граждан – коммунистов и беспартийных.

“КРЕМЛЕВСКОЕ” ДЕЛО

Так называемое “кремлевское” дело возникло в начале 1935 года как прямое продолжение сталинской политики репрессий после убийства Кирова.

Поводом для его возникновения послужило “разоблачение” якобы существовавшего в Кремле заговора ряда служащих, работников комендатуры, военных и других, которые, по данным НКВД, готовили покушение на Сталина.

В этой связи на июньском (1935 г.) Пленуме ЦК ВКП(б) был заслушан вопрос “О служебном аппарате Секретариата ЦИК Союза ССР и товарище А. Енукидзе”.

Доклад делал секретарь ЦК ВКП(б) Ежов.

Он заявил, что из-за преступного попустительства Енукидзе на территории Кремля была создана целая сеть террористических групп. Было объявлено, что главным организатором террористической сети, поставившей своей целью убийство Сталина, является Каменев.

С целью придания так называемому “кремлевскому” делу ярко выраженной политической окраски и крупномасштабного характера оно непосредственно “увязывалось” с Л. Д. Троцким, Г. Е. Зиновьевым, меньшевиками, монархистами, белогвардейцами и т.д.

Каких-либо фактов о наличии такой “преступной сети” и о причастности к ее существованию Енукидзе, Каменева и других, кроме нескольких противоречивых и . бездоказательных выдержек из показаний арестованных по этому делу лиц, на Пленуме приведено не было.

Однако, несмотря на явную абсурдность обвинений, Пленум постановил вывести Енукидзе из состава ЦК ВКП(б) и исключить его из рядов партий.

Каменев, который к этому времени уже был осужден по делам так называемых союза “марксистов-ленинцев” и “московского центра”, вновь оказался на скамье подсудимых.

27 июля 1935 года военной коллегией Верховного Суда СССР под председательством В. В. Ульриха в закрытом судебном заседании, без участия государственного обвинителя и защиты, по обвинению в подстрекательстве к совершению террористического акта были осуждены:

Каменев Лев Борисович, 1883 года рождения, еврей, член ВКП(б) с 1901 года, исключенный из партии в декабре 1934 года, отбывавший наказание в связи с осуждением в январе 1935 года к 5 годам тюремного заключения по делу “московского центра” – к 10 годам тюремного заключения с поглощением пятилетнего срока заключения по приговору военной коллегии Верховного Суда СССР от 1б января 1935 года.

Синелобов Алексей Иванович, 1899 года рождения, русский, член ВКП(б), секретарь для поручений коменданта Московского Кремля.

Чернявский Михаил Кондратьевич, 1901 года рождения, белорус, член ВКП(б), начальник отделения разведывательного управления РККА.

Оба к высшей мере наказания – расстрелу.

Розенфельд Николай Борисович, 1886 года рождения, еврей, художник-иллюстратор книг издательства “Академия”, брат Каменева Л. Б.;

Розенфельд Нина Александровна, 1886 года рождения, армянка, старший библиотекарь библиотеки в Кремле, бывшая жена Н. Б. Розенфельда;

Муханова Екатерина Константиновна, 1898 года рождения, русская, библиотекарь правительственной библиотеки в Кремле;

Дорошиц Василий Григорьевич, 1894 года рождения, русский, член ВКП(б), помощник коменданта Московского Кремля;

Козырев Василий Иванович, 1899 года рождения, русский, член ВКП(б), слушатель Военно-химической академии РККА;

Иванов Федор Григорьевич, 1901 года рождения, русский, член ВКП(б), слушатель Военно-химической академии РККА;

Новожилов Максим Иванович, 1897 года рождения, русский, член ВКП(б), старший инженер-конструктор ЦАГИ;

Синани-Скалов Георгий Борисович, 1896 года рождения, русский, член ВКП(б), заведующий секретариатом исполкома Коминтерна.

Все к 10 годам тюремного заключения.

Гардин-Гейер Александр Александрович, 1895 года рождения, русский, редактор-консультант газеты “За индустриализацию” – к 8 годам заключения.

Давыдова Зинаида Ивановна, 1889 года рождения, русская, старший библиотекарь правительственной библиотеки;

Барут Владимир Адольфович, 1889 года рождения, русский, старший научный сотрудник Музея изобразительных искусств;

Корольков Михаил Васильевич, 1887 года рождения, русский, педагог по массовой работе в парке культуры и отдыха в Москве;

Скалова Надежда Борисовна, 1898 года рождения, русская корректор журнала “Литературное наследство”;

Павлов Иван Ефимович, 1899 года рождения, русский, член ВКП(б), помощник коменданта Московского Кремля.

Все к 7 годам тюремного заключения.

Поляков Павел Федорович, 1900 года рождения, русский, член ВКП(б), начальник административно-хозяйственного отдела управления коменданта Московского Кремля;

Лукьянов Иван Петрович, 1898 года рождения, русский, член ВКП(б), комендант Большого Кремлевского дворца;

Бураго Наталия Ивановна, 1894 года рождения, русская, библиотекарь библиотеки ЦИК СССР;

Раевская Елена Юрьевна, 1913 года рождения, русская, библиотекарь библиотеки в Кремле;

Воронов Леонид Александрович, 1899 года рождения, русский, художник “Рекламфильма”.

Все к 6 годам тюремного заключения.

Сидоров Александр Иванович, 1897 года рождения, русский, старший инженер товарищества “Маштехпроект” – к 5 годам тюремного заключения.

Синелобова Клавдия Ивановна, 1906 года рождения, русская, сотрудница библиотеки ЦИК СССР – к 4 годам тюремного заключения.

Кочетова Мария Дмитриевна, 1915 года рождения, русская, телефонистка управления коменданта Московского Кремля;

Руднев Сергей Александрович, 1895 года рождения, русский, бухгалтер диспансерного объединения лечебного учреждения им. Семашко;

Минервина Любовь Николаевна, 1895 года рождения, русская, сотрудница канцелярии библиотеки ЦИК СССР.

Все к 3 годам тюремного заключения.

Авдеева Анна Ефимовна, 1913 года рождения, русская, уборщица школы ВЦИК при Московском Кремле;

Гордеева Полина Ивановна, 1907 года рождения, русская, член ВЛКСМ, старший библиотекарь библиотеки ЦИК СССР;

Коновая Анна Ивановна, 1909 года рождения, русская, член ВЛКСМ, библиотекарь библиотеки ЦИК СССР.

Все к 2 годам тюремного заключения.

Кроме того, по “кремлевскому” делу были привлечены и 14 июля 1935 года особым совещанием при НКВД СССР приговорены за контрреволюционную деятельность еще 80 человек

Таким образом, по “кремлевскому” делу было осуждено 110 человек, в том числе военной коллегией Верховного Суда СССР – 30 человек (к расстрелу – 2, к 10 годам тюремного заключения – 9, к 8 годам – 1, к 7 годам – 5, к 6 годам – 5, к 5 годам – 1, к 4 годам – 1, к 3 годам – 3, к 2 годам – 3), и особым совещанием при НКВД СССР – 80 человек (к 5 годам тюремного заключения – 29, к 3 годам – 13, к 2 годам ссылки – 30, к 2 годам ссылки – 7, к 5 годам запрета проживать в Москве и Ленинграде – 1).

Кроме того, в ходе следствия в связи со смертью было прекращено дело на Презента Михаила Яковлевича, 1896 года рождения, еврея, главного редактора Госиздата художественной литературы.

Как видно из материалов уголовного дела, в январе-апреле 1935 года органы НКВД в Москве арестовали большую группу служащих кремлевских учреждений, членов их семей и знакомых.

Среди арестованных: уборщицы правительственных зданий, швейцар и телефонистка – 11 человек, сотрудники правительственной библиотеки – 18 человек, секретариата Президиума ЦИК – б человек, управления коменданта Кремля и военнослужащие – 16 человек, работники различных учреждений и предприятий – 48 человек, родственники Л. Б. Каменева – 5 человек и домохозяйки – 6 человек.

В течение первых полутора месяцев арестованным предъявлялось, как правило, обвинение в распространении злостных провокационных слухов, и они допрашивались по фактам имевших место разговоров об обстоятельствах убийства Кирова и смерти Н. С. Аллилуевой – жены Сталина.

В феврале 1935 года следствие получило показания с признаниями о якобы существовавшей среди сотрудников управления коменданта Московского Кремля троцкистской группы и о том, что “распространение ими клеветнической информации могло создавать террористические” намерения обвиняемых.

Помимо этого, 19 марта 1935 года был допрошен Г.Е. Зиновьев, осужденный в январе 1935 года по делу “московского центра”. Он, в частности, показал: “Каменеву же принадлежит крылатая формулировка о том, что марксизм есть теперь то, что угодно Сталину… У меня с Каменевым разговоры об устранении Сталина имели место, но мы при этом исходили только из намерений замены его на посту Генерального секретаря ЦК ВКП(б)…

Зявлений от Каменева о необходимости применения теракта как средства борьбы с руководством ВКП(б) я не слышал. Не исключено, что допускавшиеся им… злобные высказывания и проявление ненависти по адресу Сталина могли быть использованы в прямых контрреволюционных целях…”

Таким образом, привлеченные по “кремлевскому” делу лица как на предварительном, так и на судебном следствии военной коллегией Верховного Суда СССР были признаны виновными в следующем:

“В 1933 – 1934 годах среди части служащих правительственной библиотеки и комендатуры Кремля образовались контрреволюционные группы, поставившие своей целью подготовку к совершению террористических актов против руководителей ВКП(б) и Советского правительства и в первую очередь против Сталина.

В состав контрреволюционной террористической группы служащих правительственной библиотеки входили: Розенфельд НА, Муханова Е.К, Давыдова З.И., Бураго Н.И., Синелобова КИ. и Раевская Е.Ю., причем руководящая роль в этой группе принадлежала Розенфельд и Мухановой, которые сами готовились совершить террористический акт против Сталина.

Барут и Корольков, не входя в эту группу, тем не менее, принимали активное участие в контрреволюционной деятельности этой группы, зная о террористических планах Розенфельд и Мухановой.

В состав контрреволюционной террористической троцкистской группы комендатуры Кремля входили бывший дежурный помощник коменданта Кремля Дорошин В. Г, бывший секретарь для поручений при коменданте Кремля Синелобов А. И., бывший дежурный помощник коменданта Кремля Павлов И. Е., бывший комендант Большого Кремлевского дворца Лукьянов И. П. и бывший начальник административно-хозяйственного отдела комендатуры Кремля Поляков П. Ф.

Руководящая роль в этой группе принадлежала Доро-шину и Синелобову.

Связь между обеими группами поддерживалась через Синелобова и его сестру Синелобову К. И., сотрудницу правительственной библиотеки, причем оружие для совершения террористического акта Розенфельд Н. А. должен достать Синелобов А. И. Он же, Синелобов, намечался одним из исполнителей террористического акта.

В тот же период времени в Москве существовала контрреволюционная троцкистская террористическая группа из числа некоторых военных работников и контрреволюционная группа из бывших белогвардейцев, причем обе группы основной своей целью ставили подготовку и осуществление террористического акта против Сталина.