Текст книги "История сыска в России. Книга 2"

Автор книги: Петр Кошель

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 39 страниц)

К сожалению, должен доложить, что все эти примеры не есть исключение и что повторения подобных инцидентов можно ожидать постоянно по тому или другому поводу; более того, мне отлично известно, что многие агенты тщательно записывают все то, что делают сами, и то, что поручается их товарищам, службой коих они постоянно интересуются. Цель такого интереса и этих записей понятна сама собой – создать себе материал для использования в будущем.

Принимая во внимание все изложенное, нельзя не прийти к заключению, что является необходимым такому положению вещей положить конец, а это достигается только тогда, когда наблюдение будет осуществляться вполне легально.

Когда в 1901 году издан был во Франции закон, воспрещающий воспитание юношества монашеским орденом, то последние тотчас же преобразовали свои учебные заведения, после чего продолжали по-прежнему свое преподавание, но только под личиной школ, содержимых частными лицами или обществами.

Нечто подобное было бы необходимо предпринять для дальнейшего осуществления во Франции наружного наблюдения, создав для этого легально функционирующий орган, который бы не подлежал шантажу, основанному лишь на том, что наблюдение это ведется нелегально.

В донесении от 11 – 12 июня 1910 года я уже имел честь докладывать о необходимости поставить дело наружного наблюдения таким образом, чтобы филеры не могли считать себя на службе у русского Императорского посольства и что мною принимаются к тому все меры.

Прекратив допуск агентов в здание посольства, запретив посылку по адресу его донесений наблюдения и вообще всякой конспиративной корреспонденции и объявив, наконец, всем филерам, путем предъявления им письменного разъяснения, что Императорское посольство, как дипломатическое учреждение, полицейским делом и розыском не занимается и никаких агентов не содержит, я вместе с тем старался все обставить таким образом, как будто агенты находятся на службе у Биттара-Монена, частного лица.

Однако, несмотря на то что вся “видимость” была за эту версию, все же агенты наблюдения при каждом нужном для них случае заявляли, что они находятся на службе в русском посольстве.

Инцидент Леоне показывает, что одна “видимость” совершенно недостаточна и что необходимо по самому существу дела все поставить таким образом, чтобы подобного рода заявления противоречили самой очевидности, которую можно бы было в случае надобности установить документально.

Эта же цель может быть достигнута только совершенной ликвидацией всего состава наружного наблюдения во Франции и Италии, которому было бы предъявлено, что ввиду инцидентов последнего времени и повторяющихся случаев измен заграничная агентура прекращает окончательно свое существование, что никого не удивит, ибо филеры сами понимают, что дальше такое положение продолжаться не может.

Эта ликвидация с соблюдением всех формальностей – выдачей увольняемым агентам их документов, получением от них расписок в полном удовлетворении и т.п. – составила бы первый пункт той программы, которую необходимо было бы ныне выполнить, чтобы достичь указанной выше цели.

Второй же пункт состоял бы после этого в организации с соблюдением всех требований французского закона частного розыскного бюро, которое бы, как многие другие подобные предприятия, уже существующие в Париже и во Франции вообще, могло бы заниматься розыскной деятельностью и наблюдениями вполне легально.

Бывший начальник Парижской сыскной полиции Горон, выйдя в отставку, открыл розыскное бюро, существующее до сих пор, и зарабатывает большие деньги. Заведовавший когда-то наблюдением при заграничной агентуре Альфред Девернин тоже занимается ныне частным розыском, и никто не будет удивлен, если теперь после окончательной ликвидации старший агент Бинт объявит другим филерам, что, чувствуя себя еще в силах работать и сделав за 32 года своей службы кое-какие сбережения, он намерен тоже открыть розыскное бюро по примеру Горона, Девернина и других.

При этом Бинт предложит некоторым из агентов, и только лучшим из них, пойти к нему на службу, выработает с ними условия и заключит с каждым из них договор найма, который будет зарегистрирован согласно закону.

Выполнив закон и все требующиеся законом формальности, Бинт устроится в нанятом для его бюро помещении, начнет свою частную деятельность, делая по примеру других частных полицейских бюро соответствующие рекламные объявления в некоторых газетах, с указанием адреса бюро, телефона и тд., приблизительно такого содержания: “Генрих Бинт, бывший инспектор сыскной полиции. Дознание, розыск, частные наблюдения”.

Если на такое объявление кто-нибудь отзовется, то Бинт не будет отказываться первое время от исполнения предложенных ему посторонних дел, так как возможно, что некоторые обращения частных лиц в его бюро будут делаться с целью проверки, действительно ли он занимается общим розыском в коммерческих интересах.

Главная же и, в сущности, исключительная деятельность розыскного бюро Бинта будет состоять в осуществлении тех наблюдений, которые будут мной ему указываться.

Характер этих наблюдений не удивит агентов потому, что Бинт уже при соглашении с ними объяснит, что, открывая свое бюро, он рассчитывает исполнять поручения Департамента полиции; надеясь, что во внимание к его 32-летней службе и заслуженному им доверию департамент предпочтительно будет обращаться к нему, чем к кому бы то ни было другому.

Если же впоследствии даже было бы установлено, что бюро Бинта, главным образом, наблюдает за русскими эмигрантами, то никто не может ему в этом воспрепятствовать, равно как и доказать, что наблюдение это ведется по поручению Департамента полиции, так как никаких следов сношения с департаментом в делах бюро не будет. (

В случае же каких-либо агрессивных действий со стороны контрреволюционной полиции, перед которой ныне приказано отступать агентам заграничной агентуры из боязни инцидента, могущего вызвать нежелательное осложнение, то агенты розыскного бюро Бинта этой боязни иметь уже не будут и смогут дать насильникам отпор, открыто заявляя о своей службе у частного лица и сами обвиняя их в самоуправстве.

Конечно, допустимо, что впоследствии и среди агентов Бинта могут оказаться изменники, но измена их не будет иметь того значения и при невозможности воспользоваться для создания политического инцидента не представит ни для кого интереса, кроме как разве для…

На что, главным образом, следует в данном случае обратить внимание, это на то неприятное положение, которое создает французскому правительству каждый инцидент, указывающий на существование во Франции русской политической полиции.

При повторении таких инцидентов французское правительство может, в конце концов, действительно оказаться вынужденным заявить о желательности прекращения во Франции полиции, находящейся на службе у русского правительства.

Когда произошел инцидент Леоне с Фонтана и я был вызван утром по телефону в Министерство внутренних дел, новый директор Сюрете Женераль г-н Пюжале, расспрашивая меня о подробностях происшедшего, просил сказать, что ему доложить министру, который требует по этому делу экстренный доклад, имея в виду возможность интерпелляции социалистов палаты. Передав суть дела, я предъявил г-ну Пюжале выданную Леоне при увольнении от службы собственноручную расписку, в коей он признавал, что состоял на службе агентом у частного предпринимателя Биттар-Монена, и при этом я сказал г-ну Пюжале, что расписка эта опровергает заявление Леоне, что он состоял агентом русского посольства в Париже. Правительство в случае интерпелляции может утверждать, что все дело сводится к личной ссоре двух агентов частного розыскного бюро.

Директору Сюрете Женераль очень понравилась эта мысль, и он сказал, что именно в этом смысле он сделает доклад министру.

В дальнейшем разговоре по этому поводу директор Сюрете Женераль высказал, что, вообще, раз вопрос касается деятельности частного розыскного бюро, то правительству никаких объяснений давать не приходится и достаточно ему об этом заявить, чтобы инцидент оказался исчерпанным.

С другой стороны, когда появился в газете “Matin” разговор редактора этой газеты с агентом Фонтана, заявившим, что он состоит на службе у частного лица г. Биттар-Монена и к русскому посольству никакого отношения не имеет, то заявление это вызвало неудовольствие Бурцева и депутатов Жореса и Дюма, усмотревших в нем “ловкий полицейский маневр”, могущий помешать им использовать инцидент Леоне – Фонтана как доказательство существования во Франции русской полиции.

Раз же розыскное бюро будет учреждено с выполнением всех формальностей и требований закона и все будет удостоверяться зарегистрированными актами, то, если социалисты и утверждали бы, что все это есть только маневр и бюро Бинта субсидируется, даже содержится русским Департаментом полиции, утверждения эти останутся чисто голословными, тогда как французское правительство сможет ответить на них доказательно, заявляя, что не имеет возможности воспрепятствовать действию правильно организованного частного предприятия, как и права доискиваться, кто именно является его клиентами.

В качестве директора-владельца розыскного бюро я полагал бы более подходящим избрать Генриха Бинта вместо нынешнего заведующего наружным наблюдением Биттара-Монена, имя которого приобрело за последнее время слишком большую известность вследствие упорной против него кампании Бурцева.

32-летняя служба Бинта в заграничной агентуре с самого начала ее организации дает основание отнестись с доверием как к личной его честности и порядочности, так и к его розыскному опыту, созданному многолетней практикой не только во Франции, но и в других государствах Европы: Германии, Италии и Австрии.

Кроме того, по натуре своей, несколько тщеславной, Бинт наиболее подходит к предстоящей ему роли.

Имея в виду в будущем всякие случайности, я полагал бы необходимым приобщить к Бинту помощника, который являлся бы в общем их предприятии равноправным с ним компаньоном, причем между ними заключен бы был формальный компанейский договор, устанавливающий, что, учреждая совместно розыскное бюро, в случае смерти одного из них весь актив их общего предприятия, как-то: обстановка бюро и деньги, могущие оказаться в кассе налицо, – переходят в собственность другого.

Контракт о найме квартиры под бюро должен быть заключен на имя обоих компаньонов.

В качестве компаньона Бинта я полагал бы избрать старшего, последнего по времени службы – Альберта Самбена, на порядочность, скромность и честность которого тоже вполне можно положиться.

Самбен, как и Бинт, был бы посвящен во всю суть дела и находился бы в сношениях со мною, тогда как все остальные служащие бюро не должны будут знать об этих сношениях.

Один из компаньонов обязательно должен жить в помещении бюро.

Из числа 38 филеров, французов и итальянцев, состоящих ныне на службе, я полагал бы удержать в качестве агентов частного розыскного бюро одиннадцать французов и одного итальянца, так что общий состав бюро, вместе с Бинтом и Самбеном, будет равняться 14 человек

Такое сокращение состава наблюдения, хотя бы на первое время, является необходимым, главным образом, для того, чтобы отбросить весь мало-мальски ненадежный элемент, а также чтобы придать более вероятности факту учреждения розыскного бюро частным человеком, который, конечно, не мог бы сразу брать себе значительное число служащих.

По мере надобности и нахождения соответственных людей, состав этот может быть впоследствии увеличен.

Кроме того, я имею в виду использовать еще и нижеследующее обстоятельство: в настоящее время вследствие реорганизации Парижской полицейской префектуры новым префектом полиции Генниеном многие из членов префектуры, выслужившие уже право на пенсию и недовольные новыми порядками, выходят теперь в отставку.

Большинство из них, не намереваясь поступать на постоянную частную службу, не прочь, тем не менее, при случае увеличивать свои средства дополнительными заработками, и я имею в виду, что по мере надобности розыскное бюро будет использовать их для ведения временных наблюдений или исполнения других поручений.

Помещение для бюро в четыре комнаты я полагал бы необходимым нанять в одном из людных центров Парижа и в таком доме, где имеются другие конторы или коммерческие предприятия, посещаемые посторонней публикой.

Думаю, что подходящее помещение может быть найдено за цену около 3 000 – 25 000 фунтов в год.

При расчете с агентами с каждого из них будет взята подписка в том, что, состоя на службе у г. Биттар-Монена, содержателя частного розыскного бюро, ныне ликвидировавшего свое дело, он от него весь расчет и полное удовлетворение получил.

Ничего нет невозможного в том, что некоторые из уволенных агентов по получении всего, что им следует, обратятся потом к Бурцеву, но это будут те, которые рано или поздно все равно нашли бы к нему дорогу, а в данном случае сообщения их в общем мало интересны, будут относиться уже к прошлому, так как волею-неволею им придется сообщить о происшедшей окончательной ликвидации.

Ввиду необходимости как при ликвидации прежнего состава наблюдения, так и при учреждении и организации частного розыскного бюро соблюсти все требования закона и соответственно редактировать расписки и указанные выше разного рода акты, придется поручить всю эту сторону дела юристу, и я полагал бы пригласить для этой цели адвоката Жеро Каройона, уже выступавшего по делам заграничной агентуры.

Организация наблюдения на новых началах столь же необходима в Италии, как и в во Франции, инцидент с Леоне служит тому лучшим доказательством, но определенный доклад по этому предмету я буду иметь возможность представить только после поездки моей в Рим, где вопрос этот придется предварительно обсудить с местными властями.

Наблюдение в Англии функционирует правильно без всяких инцидентов и осложнений, и я полагал бы никаких изменений в организацию оного не вводить.

Заведующий наблюдением Поуелл ведет дело умело, агенты-англичане по природе своей отличаются порядочностью и заслуживают доверия.

Что же касается Германии, то там, а именно в Берлине, имеются только двое старослужащих агентов, Нейхауз и Вольтц, хорошо известных и местным властям как состоящие на службе в русской полиции, и так как их только двое, то не представляется надобности вносить какие-либо изменения в их служебное положение”.

НЕЧИСТЫЕ РУКИ ЛИТВИНА

Все предложения Красильникова были приняты Департаментом полиции и Министерством внутренних дел, и частное бюро Бинта-Самбена начало действовать вовсю, но Департамент полиции не удовлетворялся этим наблюдением за политическими эмигрантами и, как мы уже видели, посылал время от времени различные отряды филеров из России, чтобы знакомить их с русскими революционерами, живущими за границей. Мы уже знакомы с командировкой Петербургского охранного отделения. Теперь же приводим доклад Красильникова директору Департамента полиции Брюн де Сент Ипполиту от 31 марта 1914 года по поводу подобной же заграничной командировки агентов дворцовой охраны:

“Вследствие письма от 24 марта с.г. имею честь доложить Вашему превосходительству, что предъявление агентам дворцовой агентуры проживающих за границей революционеров представляется в настоящее время более трудным, чем это было в предшествующие годы.

В Париже Бурцев ныне проявляет усиленную деятельность, стараясь выслеживать ведущие наблюдения и устанавливать наблюдательных агентов, для чего сподвижники его, Леруа и другие, специально обходят улицы кварталов, где проживают эмигранты.

Вне Парижа наиболее видные революционеры проживают в Генуе, Кави, Нерви и Алласио, а в этих местностях, после бурцевских выступлений в левых итальянских газетах, русские эмигранты только и ищут случая вызвать какой-нибудь инцидент и установить ведущееся за ними наблюдение русской полицией, о действиях коей они стремятся вновь начать кампанию в печати.

Кроме того, в предшествующие годы сопровождение командированных филеров для указания им революционеров поручалось мною наблюдательным агентам заграничной агентуры, которым, конечно, делалось известным, что приезжие являются состоящими на службе русскими агентами. В настоящее же время являлось бы крайне нежелательным ставить агентов розыскного бюро .Бинт и Самбен в сношение с приезжими филерами, что давало бы им возможность фактически установить связь этого частного бюро с русской “охранкой”.

Ввиду сего ныне мне придется изыскать новые способы предъявления революционеров командируемым агентам и осуществлять оное особо осторожно и конспиративно, тем не менее, имею честь доложить, что во всяком случае, так или иначе, возложенная на меня задача будет мною выполнена и командированные агенты дворцовой агентуры будут ознакомлены с личностями видных революционеров как в Париже, так и на юге Франции и в Италии.

Позволяю себе только ходатайствовать, чтобы ввиду выше указанных трудных условий агенты дворцовой агентуры командировались бы самыми незначительными группами, во всяком случае, не более четырех человек, а во-вторых, чтобы, по возможности, не очень ограничивать их временем…”

Здесь кстати сказать несколько слов о дворцовой агентуре, точнее, о дворцовой охране. Эта охрана организована в начале 1906 года при дворцовом коменданте: целью ее была охрана царя, его семьи и бывшей императрицы Марии Федоровны путем внешнего, вооруженного наблюдения. Никогда дворцовая охрана не имела своих секретных сотрудников; охрана велась этой организацией лишь “физическая”, но, конечно, начальник дворцовой охраны состоял в постоянном контакте с начальником Петербургского охранного отделения и с заведующим Особым отделом Департамента полиции. Во главе дворцовой охраны с самого начала ее учреждения до августа 1916 года стоял жандармский офицер Л.И.Спиридович, до того заведовавший Киевским охранным отделением и арестовавший Григория Гершуни, а в конце 1916 года назначенный ялтинским градоначальником.

В дворцовой охране было 275 человек нижних чинов и 4 офицера (не считая начальника), кроме того, при ней состояла собственная канцелярия из 8 чиновников. Содержание дворцовой охраны обходилось несколько более 200 тысяч рублей в год; нижние чины ее вербовались почти исключительно из унтер-офицеров петроградских гвардейских полков, они носили особую форму и были вооружены револьверами и короткими тесаками, но, конечно, им часто приходилось во время своей службы переодеваться в штатское платье и не только “охранять”, но и “филировать”.

Отряды дворцовой охраны сопровождали царя, его семью и бывшую императрицу Марию Федоровну во всех их перемещениях по России. Когда царь уезжал за границу, то туда же командировался и филерский отряд дворцовой охраны от 10 до 30 человек Так, летом 1910 года в Наугейм было командировано около 20 агентов дворцовой охраны, во время итальянского визита их было гораздо меньше, но зато при свидании царя с румынской королевской фамилией в Констанце (1914 г.) их присутствовало, по настоянию румынского правительства, не менее 30 человек.

Во время заграничных путешествий царя и его семьи агенты дворцовой охраны передавались в распоряжение полиции данного государства (Германии, Италии, Румынии). Конечно, начальник дворцовой охраны во время пребывания царя и его семьи за границей стоял в непосредственном сношении с Красильниковым или его помощником. Сверх 200 тысяч, расходуемых на дворцовую охрану, в распоряжении дворцового коменданта отпускалось (по Высочайшему повелению) еще сто тысяч рублей на внутреннюю агентуру. На что тратились эти деньги, установить не удалось.

Хотя время вступления Красильникова в управление заграничной агентурой совпадало с началом ликвидации революционного движения 1905 – 1906 годов, но за границей именно вследствие этой ликвидации число политических эмигрантов непрерывно увеличивалось, соответственно с этим росло и число секретных сотрудников: русское правительство подготовлялось на всякий случай к новому революционному движению и стремилось поэтому к наиболее полному освещению всех революционных партий и кружков; с другой стороны – опасность террористических выступлений далеко не миновала, а этого и двор, и правительство, и Департамент полиции боялись пуще всего, особенно центрального террора.

Мы видим поэтому, что главные усилия и заграничной агентуры направлены прежде всего на освещение партии эсеров и особенно групп и лиц, террористическое умонастроение которых было особенно ярко выражено: число секретных сотрудников эсеров было двое больше, чем число сотрудников, “работавших” во всех других партиях.

Эсеровские провокаторы получали и наибольшие жалования: Загорская – 3 500 франков в месяц, барон Штакельберг – 1 300 франков, и никто не получал менее 500 франков в месяц.

С увеличением числа секретных сотрудников пришлось дать в помощь ротмистру Эргардту еще другого жандарма, и в августе 1912 года в Париж прибыл командированный Департаментом полиции помощник управляющего Варшавским охранным отделением (по району) бывший офицер корпуса жандармов, ротмистр армейской кавалерии Владимир Эмильевич Люстих, в ведение которого после смерти жандармского подполковника Эргардта в 1915 году и перешло большинство секретных сотрудников.

Затем 5 июля 1915 года в распоряжение Красильникова был послан прикомандированный к Петроградскому жандармскому управлению ротмистр кавалерии (бывшего корпуса жандармов) Борис Витальевич Лиховский; из Парижа он был направлен в Швейцарию, где и заведовал секретными сотрудниками: Долиным, Абрамовым, Санвеловым, Моделем и Шустером…

В конце 1912 года в распоряжении начальника заграничной агентуры был послан губернский секретарь Антон Иванович Литвин, которому за границей поручались различные деликатные миссии; затем на него было возложено заведование секретными сотрудниками, проживавшими в Англии, а именно: Бронтманом (Этер), Гудиновым и Селивановым. Между деликатными миссиями, которые поручались Литвину, отметим знаменитые переговоры его вместе с провокатором-анархистом Долиным с военным атташе немецкого посольства полковником фон Бисмарком в Берне.

Переговоры эти вначале были разрешены Департаментом полиции и касались организации забастовок и стачек на русских заводах и проведения в России взрывов железнодорожных мостов, заводов военных заготовок и супердредноута “Мария”. Конечно, переговоры эти велись под флагом военной контрразведки.

На того же Литвина Красильниковым возлагались иногда переговоры с лицами, предлагавшими свои услуги заграничной агентуре, или с теми революционерами, которые, по предположению агентуры, могли быть завербованы.

Таким образом, этому ловкому полицейскому чиновнику давались самые ответственные поручения, несмотря на то что петербургское и парижское начальство прекрасно знало, что Литвин – лицо, не заслуживающее никакого доверия. Для характеристики Литвина его начальством приводим следующую справку от 4 декабря 1912 года, найденную в делах заграничной агентуры: “Литвин, Антон Иванович, губернский секретарь, поступил на службу в Варшавское отделение 11 августа 1904 года; 12 марта 1906 года произведен в первый классный чин и 5 января 1907 года назначен на должность чиновника для поручений названного отделения.

Заведуя агентурой, Литвин, как обладающий смелостью и трудоспособностью, с выдающимся успехом провел ряд наиболее серьезных дел по террористическим выступлениям при обстановке, явно опасной для его жизни, за что по ходатайству и.д. Варшавского обер-полицмейстера в ноябре 1907 года был представлен варшавским генерал-губернатором к ордену св. Владимира 4-й степени, но означенное ходатайство уважено не было, и в Департаменте полиции последовало представление его к ордену св. Станислава 3-й степени. Впоследствии по статуту Литвин награжден был орденом св. Владимира 4-й степени.

В 1908 году на имя г. министра внутренних дел поступила телеграмма от еврейки Луцкой с жалобой о том, что Литвин с целью вымогательства тысячи рублей денег от ее мужа заключил последнего под стражу.

Подробное расследование по сему делу по приказанию бывшего директора Департамента полиции сенатора Трусевича было потребовано от помещика варшавского генерал-губернатора по полицейской части и поступило на обсуждение инспекторского отдела Департамента полиции для разрешения вопроса о предании Литвина суду. Однако инспекторский отдел в последнем заседании по этому делу, состоявшемуся б июня 1909 года, не нашел достаточных данных, изобличающих Литвина в означенном преступлении, и постановил: возвратить дело по принадлежности как не вызывающее никаких распоряжений со стороны инспекторского отдела.

Вместе с тем инспекторский отдел поставил через Особый отдел Департамента полиции сообщить помощнику варшавского генерал-губернатора по полицейской части, что Литвин, будучи чиновником для поручений охранного отделения, производил обыски и расследования по общеуголовному делу о хищениях и кражах, чем и нарушил основные правила деятельности охранных отделений.

Из доклада о проверке в 1910 году политического розыска при Варшавском охранном отделении усматривается, что Литвин проявил ряд неправильных действий по заведованию секретной агентурой и допустил своих секретных сотрудников к совершению провокационных действий, кроме того, от секретных сотрудников поступили заявления о недобросовестной расплате Литвина с ними.

Ввиду изложенного предложено помощнику Варшавского генерал-губернатора по полицейской части отвести Литвина от единения с агентурой и по истечении некоторого времени устроить его вне розыскных учреждений Привислинского края.

6 июня 1911 года от варшавского обер-полицмейстера получено письмо на имя директора Департамента полиции, в котором сообщается о том, что Литвину, за участие его в недобросовестной игре в карты в Варшавском русском собрании, предложено оставить службу в Варшавском охранном отделении.

Кроме того, по имеющимся в департаменте сведениям, Литвин при возбуждении вопроса о возможности оставления им службы в отделении и не рассчитывая после ухода из отделения на какое-либо место, высказывал, что он постарается о своем удалении против его желания возбудить дело судебным порядком и обнаружить при этом секретные дела, касающиеся его службы в отделении, ввиду чего сообщено было генералу Утгофу об учреждении за Литвином секретного наблюдения.

В июне 1911 года в департамент полиции явилась жена Литвина и заявила, что ее семья, состоящая из двух сыновей школьного возраста, за увольнением ее мужа обречена на голодание. Из дальнейшего разговора с г-жой Литвин усматривалось, что ее муж будто бы вел игру под давлением полковника Глобачева и что если ее муж не будет устроен, то, по-видимому, они намерены перейти на путь каких-то открытий.

По докладу, изложенному г. товарищу министра внутренних дел, Его превосходительство изволил приказать 16 августа 1911 года объявить Литвину, что он будет устроен в ближайшее время, что и было исполнено. С разрешения г. директора Литвин был принят в конце 1911 года на службу по вольному найму в Московское охранное отделение, но с условием, чтобы он ни под каким видом не был допускаем к личным сношениям с агентурой, о чем сообщено было начальнику Московского охранного отделения 23 декабря 1911 года.

В июле 1913 года Литвин откомандирован по распоряжению г. товарища министра внутренних дел за границу для исполнения секретного поручения, где и состоит по настоящее время”.

В ХОЗЯЙСТВЕ ВСЯКАЯ ДРЯНЬ ПРИГОДИТСЯ .

Таков был состав полицейских чинов заграничной агентуры, руководивших в эпоху красильниковского царствования секретными сотрудниками. Главная задача в этой области лежала на Люстихе; он заведовал всеми парижскими секретными сотрудниками, он же обрабатывал все доклады, поступавшие от Литовского из Швейцарии, от Литвина из Англии и от сотрудников, находившихся без начальственного надзора в Америке (Патрик, Банковский), в Италии (Викман, Савенков) и в Стокгольме (Коган-Андерсен).

На руках самого Красильникого оставалась лишь главная агентура – Мария Алексеевна Загорская, освещавшая центральных деятелей партии эсеров, и французский журналист Рекули, игравший при Красильникове роль иностранного обозревателя, но, конечно, исполнявший и некоторые другие обязанности, как, например, соответственную обработку представителей французской прессы.

Люстих жил в Париже под чужой фамилией и сносился с находившимися в его ведении секретными сотрудниками или лично в различных парижских кафе или письменно; в этом последнем случае доклады секретных сотрудников поступали на конспиративную квартиру, где и обрабатывались Люстихом в так называемые агентурные листки, оригиналы же докладов секретных сотрудников уничтожались; такие же агентурные листки составлялись им и после каждого свидания с сотрудником.

В архивах заграничной агентуры нашли целые кипы этих агентурных листков, исписанных мелким готическим почерком подполковника Люстиха.

Агентурные листки поступали затем в обработку (весьма незначительную). Мельникова и самого Красильникова. Таким образом составлялись доклады для Департамента полиции. В этих докладах сотрудники никогда не называются собственными именами или инициалами, а носят специальные клички, часто удивительно подходящие к внешности или к внутреннему облику данного секретного сотрудника.

До самого последнего времени в заграничной агентуре работало 22 секретных сотрудника, а именно: освещали Загорская, Деметрашвили, Бронтман, Абрамов, Санвелов (армянская и грузинская группы), Селиванов, Вакман, Савенков, Гудин, Патрик, Штакельберг и Чекал (Каган); социал-демократов – Житомирский, Кокочинский, Коган, Шустер (почти исключительно у латышей) и Модель; анархистов – Мордовский, Цукерман (Орлов), Выровой – бывший член Государственной думы Долин, кроме того, Попов (Семенов) освещал, главным образом, “Морской союз”, Байковский, живший в Америке, – так называемое Мазепинское движение.

Некоторые секретные сотрудники были, так сказать, “энциклопедистами” – освещали несколько партий; среди них первое место, безусловно, занимает Кокочинский,. дававший детальные и обстоятельные доклады не только о социал-демократах, но и о Бунде, и о сионистах, и вообще обо всех лицах, которые были интересны начальству. Деметрашвили также освещал не только эсеров, но захватывал порой и грузинские, и армянские организации; некоторые секретные сотрудники являлись такими “энциклопедистами” в силу географического положения, как, например, Патрик, на котором лежало в последнее время освещение революционной деятельности всех русских эмигрантов в Соединенных Штатах.