Текст книги "Гвиневера. Дитя северной весны"
Автор книги: Персия Вулли
сообщить о нарушении
Текущая страница: 21 (всего у книги 31 страниц)
30
ПЕЛЛИНОР
– Стой!
Приказ эхом прокатился в сумерках, как карканье серой вороны. Мы остановились в верхнем конце тропы, ведущей в Рекин, и нас тотчас окружила толпа шумных, любопытных детей, которая хлынула нам навстречу еще до того, как мы подъехали к стенам крепости.
Их, вероятно, было не меньше дюжины, в возрасте от тринадцати и ниже. Все они были одеты в теплую, но поношенную одежду, явно переходившую от старших к младшим. Трудно было определить, есть ли среди них девочка, но я заметила по крайней мере две пары близнецов.
Артур остановил лошадь и представился, для подтверждения протянув вперед руку с королевским перстнем. После короткого разбирательства ребячье войско расступилось и позволило нам продолжать путь.
– Ты действительно верховный король? – спросил самый старший, бежавший рядом с лошадью Артура и скептически разглядывавший его. – Я думал, ты старше.
Артур притворно нахмурился.
– Это устраивает тебя больше, сынок? – спросил он басом, сердито глядя на паренька.
– Наверное… – ответил тот нерешительно.
Когда мы подъехали к воротам, я оглянулась, чтобы посмотреть на земли, расстилающиеся внизу. В вечерней дымке плавали беспорядочные скопления холмов и горных кряжей, окрашенных в разные цвета – от синевато-серого до угольно-черного на фоне оранжево-розового неба. Закат был безмолвным и спокойным, как будто земля затаила дыхание. Все было недвижимо, и легко можно было вообразить, что это спящие великаны, готовые проснуться и шествовать по земле.
Над нами нависла каменная стена крепости, предлагая путнику тепло и защиту, и, когда мы проезжали через прочные ворота, я прочитала короткую благодарственную молитву духу этого места. Дети обступили нас на внутреннем дворе.
– Эй, мальчики, освободите дорогу нашим гостям! – крикнула молодая женщина, торопливо идущая от двери в главный дом. Она попыталась разогнать малышню. К бедру она прижимала пухлого малыша, а по выступающему под платьем животу было ясно, что очень скоро у нее появится еще один ребенок.
– Это и вправду король Артур? – пронзительным голосом крикнул один из маленьких.
– Конечно, это он! – раздался сильный, гулкий голос из конюшни. Наш хозяин прокладывал себе дорогу через толпу гомонящих ребятишек. – И я очень рад видеть тебя, – объявил он, сияя.
Артур соскочил с лошади, и мужчины весело обнялись. Артур был не маленького роста, но этот гигант облапил его совершенно по-медвежьи.
– Добро пожаловать, приятель, – сказал Пеллинор, хлопая короля по спине. – Мы только утром получили известие, поэтому не успели ничего приготовить. Однако на вертеле есть оленина.
Старик повернулся и осмотрел остальных членов нашего отряда, а Артур подошел ко мне, чтобы помочь спешиться.
– А я думал, что ты привезешь с собой кумбрийку, – громыхал Пеллинор, оглядываясь на нас. Артур только что поставил меня на землю, и брови Пеллинора удивленно взметнулись.
– Дьявол меня подери, – весело выругался он, – я принял тебя за пажа!
– Такое случается не впервые, – ответила я, улыбаясь Артуру, обнявшему меня за талию.
– Гвиневера, я хочу представить тебе нашего союзника и моего боевого друга Пеллинора, – торжественно объявил Артур и добавил: – И его банду будущих воинов.
Мальчишки неожиданно застеснялись и притихли; старшие неловко кланялись, а младшие смотрели на меня с откровенным ужасом.
– А это моя жена Таллия, – сказал Пеллинор, протягивая руку женщине, вокруг которой столпились детишки. Она выглядела слишком молодо, чтобы быть матерью такого количества детей, и, как бы отвечая на мои мысли, Пеллинор сказал: – Мы поженились сразу после Великой битвы… к следующей жатве будет три года… и она уже подарила мне одного здорового младенца, а со дня на день будет еще один.
Молодая женщина покраснела и присела в глубоком поклоне, волоча домотканую юбку по пыли немощеного двора. «Какое великолепное чувство собственного достоинства», – подумала я, сразу же проникшись к ней симпатией.
Когда мы вошли в зал, Пеллинор приказал принести эль и после того, как мы если рядом с ним, стал по одному представлять своих сыновей.
Старший сын, чье недоверие сейчас утихло, гордо вышел вперед. В свои четырнадцать лет он уже обещал стать таким же великаном, как и отец. Пеллинор сказал, что его зовут Ламорак, и мальчик чопорно поклонился Артуру.
За ним последовали другие дети, от тринадцати лет до младенцев, едва начинающих ходить, и по их внешности было ясно, что матери у них разные.
Бросив взгляд на Таллию, я подумала, что этот мужчина плодит столько детей, что, вероятно, бедные женщины умирали родами. Хорошо, что Артур не такой громадный, как Пеллинор.
После того как нам представили детей, началось знакомство с воинами, рыцарями и вольными людьми, потому что хозяин пригласил своих соседей принять участие в пире. Потом, когда мясо было нарезано и роздано на деревянных досках, беседа вернулась к Ламораку.
– Мне, конечно, хотелось бы оставить его у себя, – гремел Пеллинор, – но он мечтает, что однажды появится при твоем дворе.
Паренек застенчиво покраснел, но голову держал высоко и надменно.
– Если сын похож на отца, мне лучше быть настороже, – с ухмылкой ответил Артур и стал рассказывать, как Пеллинор нанес ему жестокое поражение во время их первой встречи задолго до коронации. – Сбил меня с лошади и сломал мой меч, – закончил он.
– На моей стороне были одновременно вес и опыт, – грубовато признал Пеллинор. – В другой раз этого у меня, может быть, и не получится.
– Не получится, если то, что я недавно услышал, правда, – ответил Артур и сообщил приятелю о любителях верховой езды из Рибчестера и о том, как они улучшили сбрую своих лошадей. – Даже легко вооруженному воину это обеспечит преимущество в схватке, – заключил он.
– Любопытно, – согласился Пеллинор, отдирая остатки мяса с кости и швыряя объедки своре псов у очага.
– Одного из мальчишек Бедивер привезет в Винчестер к свадьбе, – продолжил Артур. – Я сам хочу поскорее увидеть это приспособление. Почему бы тебе не принять участие в празднествах и не посмотреть на него самому?
Пеллинор задумчиво кивал и оглядывал собравшихся мужчин.
– Есть ли какие-нибудь причины, по которым я не смогу поехать на юг на месяц или чуть более? – спросил он одного из своих рыцарей, и тот, на минуту нахмурясь, отрицательно покачал головой.
Широкое лицо Пеллинора расплылось в ухмылке, и он повернулся к жене. Было ясно, что она не могла сопровождать его в такую далекую поездку из-за беременности, но и ему не хотелось сидеть дома, когда подворачивалось развлечение. Поэтому он ласково посмотрел на нее и спросил:
– Что тебе привезти из города, любовь моя?
– Только себя, – ответила молодая женщина, понимающе хмыкнув, и старые друзья довольно захохотали. Она наверняка знала о любви мужа к похождениям, и, пожалуй, их союз был удачен только потому, что она не протестовала против этого.
Разговор перешел на воспоминания о Великой битве и о том, как Пеллинор в одиночку одержал победу над королем Лотом, когда мятежные короли вынудили войско Артура остановиться.
– Это был храбрый поступок, друг мой, – сказал Артур. – И я обязан тебе за него, иначе не получил бы ни победу, ни свою корону.
– Это был всего лишь здравый смысл, – пожал плечами Пеллинор. – Все уже устали и оказались в безвыходном положении, и вот появляется Лот, как обычно, с опозданием и готовый лезть в драку. Я оказался не только ближе всех к нему, но еще был почти одного с ним роста, и не собирался позволить ему разрубить тебя на кусочки только потому, что свое я уже отмахал.
Он продолжал рассказывать о схватке, описывая каждый удар, и я видела, как от восхищения округляются глаза мальчишек, а воины кивают и втягивают воздух сквозь зубы, слушая эту историю. Я могла бы оценить стратегию или описание подготовки к сражению, но в характеристике каждого удара не находила ничего привлекательного. Я посмотрела на Артура, напряженно слушавшего Пеллинора, и отметила про себя, что нужно потом спросить его об этом.
– Возможно, моя дорогая, – ответил он, когда мы шли в лунном свете после того, как пир кончился и пришла пора ложиться, – ты не понимаешь этого потому, что тебе не пришлось зарабатывать на жизнь мечом. Если бы твое существование зависело от моментального рубящего удара, мгновенного ответа, возможности склонить равновесие скрещенных мечей в свою пользу, я готов побиться об заклад, ты пришла бы в восхищение… или по крайней мере отнеслась бы с уважением… к отваге любого человека. Будь Пеллинор богаче, он пригласил бы барда, который пересказывал бы его историю, но и в его изложении мы опять воскрешаем ее в памяти.
– Ты полагаешься на силу меча?
– Иногда. Я не буду править с его помощью, этому Мерлин уже научил меня. А первым уроком междоусобной войны явилось мудрое использование воинской мощи. В желании усмирить мятеж я бы пошел против любого и куда угодно, если бы Мерлин не доказал мне, что таким образом я только Потеряю драгоценные жизни и время. Но нужно жить, подчиняясь ситуации, и, если наши враги нападут на нас с мечом, я тоже с помощью меча буду защищать Логрис и Британию, хочу я этого или нет.
Голос его был тих, но очень серьезен, и, глядя на него в тусклом свете полной луны, я на мгновение увидела изборожденное морщинами старческое лицо, обрамленное седыми волосами и безмерно усталое. Его королевский титул тяготел над ним и как благословение, и как проклятие, и лоб его покрылся невеселыми морщинами. Глубоко посаженные глаза были очень грустными, но по-прежнему светились мечтой, и на меня нахлынула волна любви и нежности.
Что-то замаячило у меня в сознании… что-то я должна была сказать ему… помочь. Я протянула руку и дотронулась до его щеки, мои глаза наполнились слезами, и горло перехватило от слов, которые нужно было произнести, чтобы унять его боль.
– В чем дело? Лунное безумство? – поддразнил он, ловя меня за руку и поворачиваясь ко мне лицом. – Что скажет твоя наставница?
– Не знаю, – прошептала я, обращаясь одновременно и к богине, и к своему спутнику, потому что по-прежнему ощущала присутствие высших сил. Я никогда прежде не испытывала такого сильного чувства, и, хотя я не понимала его значения, было ясно, что наши жизненные нити переплелись.
Он притянул меня к себе и крепко поцеловал. Я обхватила руками его молодое, сильное тело, вновь убеждаясь, что он молод и энергичен. Крепко обхватив мои ягодицы, он наполовину оторвал меня от земли, прижимая к себе, и мои губы без сопротивления разжались под его настойчивым языком. Колючие мурашки желания защекотали горло, погружая меня в ласковые потоки, побежавшие по телу к бедрам. Мы слились друг с другом, как парочка на празднике Белтейна, и я держала в своих руках и настоящее, и будущее, отдавая себе отчет, что сейчас я обнимаю и пылкого юношу, и великого стойкого воина, который воскресит Британию.
– Боже правый, девочка, ты дрожишь, – сказал он внезапно, отстраняясь от меня и расстегивая пряжку на плаще. – Я не потерплю, чтобы люди говорили, будто я заморозил свою невесту только для того, чтобы получить благословение богини.
Он накинул плащ мне на плечи и увлек меня к свету, струящемуся из двери зала.
Таллия расстилала для нас перед очагом два тюфяка, набитых мехом и овечьей шерстью, а у хозяев были свои комнаты, но ради соблюдения приличий Артур и я должны были спать на разных кроватях под надежным надзором всех наших мужчин.
Я грустно улыбнулась про себя, зная, что уже испытала с этим человеком близость гораздо большую и глубокую, чем та, от которой меня так надоедливо защищал этикет. Я все поняла и смирилась с судьбой здесь, сегодня ночью, на вершине древнего холма, и другие церемонии будут просто ритуалом, необходимым, чтобы порадовать народ и прилюдно возложить на себя обязательства, которые в глубине моего сердца я уже приняла.
На следующее утро Пеллинор шумно распрощался со своей семьей, многозначительно подчеркнув, что на период своего отсутствия назначает Ламорака главным.
– Бедного мальчика нужно чем-то наградить за разочарование, которое он пережил, поняв, что не сможет поехать со мной, – сказал он, когда мы спускались вниз по крутому склону холма в сопровождении свиты и приближенных Пеллинора. – Кроме того, ему полезно почувствовать вкус ответственности, пока меня нет. Он приобретет опыт, а у меня будут развязаны руки для небольших приключений.
– По-прежнему по части женщин? – поддразнил Артур.
– Ах, господин, не могу объяснить тебе, как тяжело справляться с аппетитом, подобным моему. Это прожорливый зверь, воющий и ревущий, как свора гончих. Я должен следовать зову богини, и неважно, куда она меня зовет. Дьявольски трудно заставить мою жену понять это, – добавил он рассудительно. – Я стараюсь не подвергать себя искушению… нельзя править родом и одновременно отсутствовать, идя по следу женщины, ты же понимаешь. А когда она поманит тебя, начинается охота, и у меня нет другого выбора, кроме как гнаться за ней. Однажды я поймаю ее и буду держать в своих объятиях саму богиню.
Артур кивнул.
– Это мечта каждого мужчины, – тихо сказал он.
– Но и проклятие тоже, – заявил Пеллинор. – Ты считаешь себя властелином всей вселенной, прокладывающим путь через звезды и посылающим свои громы в самое сердце мироздания, и целиком отдаешься ей. Но когда все кончено, обнаруживаешь, что обнимал какое-то заразное хромое существо с синяком под глазом. Ты и понятия не имеешь, к каким неприятностям это может привести, паренек, и подобных приключений я не пожелаю никому. – Он торопливо сотворил знак против богохульства на случай, если богиня обидится.
Артур сделал то же самое, и мы некоторое время ехали молча. Я думала о богине и ее многоликости, понимая, что никогда не задумывалась над обликом, в котором она является мужчине. Женщина, мать, старая, мудрая ведьма – для меня она была воплощением жизни и смерти, плодородия и древней силы.
Катбад описывал ее в виде земли и времен, звезд и приливов, безжалостной в войнах и торжествующей при рождении новой жизни. То, что сама ее природа могла сводить мужчин с ума, было понятно, но то, что мужчины видели в этом проклятие и вызов, раньше не приходило мне в голову.
Я подумала, испытывала ли она когда-нибудь подобным образом Артура, и, если так, расскажет ли он мне об этом, но предпочла оставить этот вопрос на будущее.
Солнце золотило верхушки леса, и небольшие клубы пара поднимались с лежащих внизу лугов. Молодые ягнята резвились на пастбищах, остолбенело глядя на нас и бросаясь обратно к маткам, где шлепались на колени и утыкались в уютное вымя, одновременно яростно крутя хвостиками. Взрослые животные просто поднимали головы, не переставая жевать, и смотрели, как мы проезжаем. Пастух приветственно поднял шляпу, его собака дружелюбно высунула язык, тем не менее внимательно следя за нами. Такой лик богини мне нравился больше всего, и я поблагодарила ее за дары земли и изобилие, которыми она пожаловала этот год, и поклялась, что сама принесу ей жертву, когда мы доберемся до Винчестера.
31
МОРГАУЗА
Когда мы догнали кавалькаду, нас встретили грубоватые приветствия кумбрийских военачальников, накануне присоединившихся к каравану.
Эти люди плечом к плечу с Артуром дрались в Великой битве и, подобно Пеллинору, были особенно благосклонны к юноше, которому помогли стать верховным королем. Они набросились на него с ворохом свежих новостей и радостными воспоминаниями о былых победах, поэтому я отъехала к Мерлину, радуясь, что могу понаблюдать, как Артур занимается делами.
Он чувствовал себя среди них непринужденно, отвечая такими же добрыми чувствами, которые проявляли они. Тем, кто задавал вопросы на родном языке, он отвечал по-кумбрийски, переходя на латынь тогда, когда кто-то обращался к нему на языке римлян. Это походило на воссоединение семьи, и я вспоминала общность, возникающую между моим отцом и его подданными. Наверное, самым главным качеством вождя является умение вести себя со своими воинами на равных, быть одним из них и не проявлять высокомерия и. холодной отстраненности.
Мерлин по-прежнему был настолько молчалив и углублен в себя, насколько Артур раскован и говорлив, поэтому я все внимание отдала дороге. Здесь, в пограничье уэльских королевств, среди нависающих холмов и иссеченных горных кряжей, создавалось впечатление, что находишься за пределами бытия. Земля дышала туманами и загадочными ветрами, и сейчас я поняла, почему римляне не смогли победить уэльские королевства. Было ясно, что эту границу охраняли не только люди, но и волшебные силы.
На вершине холмов, выходящих на дорогу, виднелись остатки крепостей или древних усадеб. Изредка вырисовывались знакомые очертания стен и рвов, напоминая огромные ступени, ведущие к сторожевым башням у ворот. А на некоторых холмах были видны только дымки костров, разведенных во дворах. Не исчезало ощущение, что за нашим продвижением постоянно следят, и я порадовалась, что дорога находится в руках союзников, а не врагов.
Тем вечером мы стали лагерем в красивой долинке между двумя пологими холмами, и Артур предложил мне после ужина встретиться с местной знатью.
Лавиния помогла мне переодеться в платье, и, пока Бригит пыталась расчесать мои волосы, мы обменялись свежими новостями. Для них день прошел так же спокойно, как и для меня, хотя Бригит сказала, что накануне вечером она изрядно намаялась с Цезарем, потому что он по всему лагерю искал то ли Грифлета, то ли Артура, то ли меня.
– Он не успокоился до тех пор, пока я наконец не привязала его к шесту шатра, тогда он свернулся в клубок в ногах кровати и заснул, – закончила Бригит, а Винни поморщилась при воспоминании о необходимости спать в одном шатре с собакой.
– Я разыщу его и погуляю с ним, как только ты закончишь мою прическу, – пообещала я Бригит, и она предположила, что пес будет рад меня видеть.
Вьючных лошадей разместили у ручья, и, когда я пробиралась по болотистой тропинке, щенок как сумасшедший рванулся навстречу мне, стремительно перебирая грязными лапами и радостно тряся косматой мордой.
– Цезарь, к ноге! – громко крикнул Артур. Но его приказ запоздал, потому что щенок уже налетел на меня со всей своей силой. От удара мы оба полетели в мокрую траву, хотя Цезарь тут же встал на ноги и сидел, блестя глазами и дожидаясь, пока к нам подойдет Артур.
– Похоже, он рад встрече с тобой, – сказал мой жених, щелкая пальцами и снова приказывая псу подойти. Цезарь метнулся к Артуру, переводя взгляд с меня на хозяина в нетерпеливом ожидании.
– С тобой все в порядке? – спросил Артур, помогая мне встать и с огорчением рассматривая заляпанное грязью платье.
Я поспешила успокоить его, что ни мое платье, ни мое настроение серьезно не пострадали, и мы зашагали к более высокому, сухому месту.
Мы нашли приятное местечко на пологом скате около зарослей бузины. Кора у основания толстых деревьев, там, где барсуки чистили и точили свои когти, была ободрана, что немедленно заинтересовало Цезаря.
– Жаль, что он еще не дорос для охоты, – сказал Артур, опускаясь на землю, вытягивая ноги и откидываясь на локтях. – Поверь, сегодня он мог бы пригодиться мне на охоте, ведь сейчас к нам присоединились местные вожди, и нам нужно кормить больше сотни людей.
– Неужели так много? – Я нашла несколько полевых цветов, сорвала их вместе с побегами молодого плюща, села рядом с ним и начала плести венок для пса.
Артур задумчиво кивнул.
– Кто знает, как мы справимся с этим, добравшись до Винчестера, когда приедут короли из Корнуолла, Девона и Сомерсета, а также люди из Уэльса и землевладельцы из северных долин. В Винчестере тесновато, а я не хочу, чтобы люди из разных мест рассорились из-за того, где кому жить. Я думаю послать Мерлина вперед, чтобы тот обсудил это с Кэем. Кэй умеет улаживать такие дела, и я уверен, что он всех разместит.
– Как выглядит твой приемный брат? – спросила я, и Артур засмеялся. Вразвалочку подошел Цезарь, улегся между нами, и верховный король успокаивающим жестом положил ему руку на спину.
– Высокомерный, трудный в общении, острый на язык и очень наблюдательный. Боюсь, что для дипломатии он не слишком Годится, но отлично справляется с бытовыми мелочами. Вот почему я попросил его стать моим сенешалем. Бедивер уговаривает людей прийти к согласию. Кэй следит, чтобы они выполняли свои договоренности. Однажды я спросил Мерлина, предвидел ли он все это, сведя нас троих в детстве, но он, только улыбнулся и сказал, что мои ближайшие товарищи каждый по-своему послужат Британии, и мне не стоит думать, что их число будет ограничено членами семьи, в которой я вырос.
– Насколько чародею известно будущее? – спросила я, надевая зеленый венок на голову Цезаря.
– Без сомнения, гораздо больше, чем он сам говорит.
Он рассматривает свои видения как указательные столбы на перекрестке, которые не должны заменять тяжелую работу и преданность делу, и считает, что, независимо от того, какую нить сплели богини судьбы, мы вольны изменить ее по своему желанию. Важно самим принимать решения, не перекладывая их на других и не виня за происходящее богов.
Но иногда учитывать интересы разных людей очень трудно. Взять, к примеру, свадьбу. Все соглашаются с тем, что свадьба должна состояться на Пятидесятницу, потому что в этом году она приходится на последний день апреля, а с закатом солнца начинается Белтейн. Таким образом, будет отдана дань весенним праздникам и язычников, и христиан. Но вот где проводить свадебную церемонию – совсем другой вопрос.
Он сел и начал щекотать травинкой нос Цезаря.
– Я предложил провести ее в Гластонбери, потому что Тор был священным местом Владычицы с незапамятных времен и там есть христианская часовня, поэтому такое решение удовлетворит всех. Но с архиепископом Лондона случился припадок. Он считает, что мы должны пожениться в Лондоне, потому что, по его мнению, это главный христианский центр Британии!
Артур фыркнул и отбросил травинку.
– Удивительно бредовая мысль! Потребовалась вся мудрость Мерлина и настойчивость Бедивера, чтобы заставить его понять, что это невозможно. Сегодня в Лондоне живут и саксы, и кельты, и, хотя у нас мирный договор с федератами, было бы явной глупостью собирать там столько лучших военачальников. В конце концов, мы пообещали архиепископу, что он может совершить богослужение в любом месте, где состоится свадьба, и только тогда он согласился на Винчестер. Мерлин говорит, что ничего страшного здесь нет, поэтому я не стал возражать.
Артур с минуту помолчал, раздраженный такой недальновидностью. Его явно раздражали надоедливые епископы, и я подумала, что за союз может получиться между вольнолюбивым королем и честолюбивыми, догматичными церковниками.
– Ты не возражаешь, если вместе со старым обрядом будет христианская свадьба? – спросил он, переводя на меня ясный спокойный взгляд. Впервые он поинтересовался моим желанием.
– Нет, совсем нет, – осторожно сказала я. – Обряды должны проводиться так, как нужно людям. Мы с тобой знаем, что ритуалы, на которых собирается много народу, необходимы бардам, чтобы потом воспевать их. Свадебные клятвы приносятся при малом количестве людей. По крайней мере, так мы делаем это в Регеде… – тихо добавила я.
Наступило неловкое молчание, и Артур неожиданно встал и махнул рукой в направлении лагеря. Надо было идти.
– Как я понимаю, обряд по старым обычаям будет проводить твоя сестра, – сказала я, вставая и делая попытку разгладить платье. – У вас хорошие отношения?
– С Морганой? – Мы повернулись и пошли вниз по холму. – И да и нет. Я познакомился с ней, когда нашел пристанище у Озера после Великой битвы. Я разгромил вождей севера в бою, но не был уверен, что они признают меня верховным королем. Моргана разогнала остатки моих сомнений и помогла убедить их, что и богиня хочет, чтобы верховным королем был я. Она по-настоящему посвящает себя служению людям, и в этом я безоговорочно ей доверяю. Но как человека я знаю ее еще меньше, чем королеву-мать. Моргану услали в монастырь до моего рождения, и я не видел ее до тех пор, пока не взял верх над ее мужем в Великой битве. Поверь, видеть Уриена, просящего о мире, было облегчением, потому что мне была ненавистна мысль, что я в один день сделаю обеих своих сестер вдовами. Мне не нужны две женщины, сведущие в колдовстве и строящие козни против меня, хватит и одной.
– Кого? – спросила я, не поняв, о чем он говорит. Артур пинком отбросил с дороги кусок глины, и злоба, с которой это было сделано, заставила меня внимательнее посмотреть на него. Он упорно шел вперед, сердито глядя на землю перед собой, словно она являлась живым противником. Его глаза сузились, и я видела, как затвердели мускулы его челюстей, когда он через силу заговорил.
Перемена в настроении была поразительной, и я подумала, не обиделся ли он на мой вопрос о его родне.
– Мы с Моргаузой никогда не испытывали любви друг к другу, – сказал он наконец. – И я предпочитаю не говорить о ней. Хотя Лота убил не я, она винит меня в его смерти и, возможно, еще во многом другом. Я принял к себе на службу Гавейна и его младшего брата Гахериса, потому что они мои кузены и гордые, честные воины. И буду рад принимать при дворе и Агравейна с Гаретом, когда они вырастут. Но их мать никогда не должна называть меня своим родственником. Этого я не позволю.
Голос Артура стал напряженным и неожиданно холодным для человека, обычно жизнелюбивого и энергичного. Было ясно, что какая бы беда ни развела брата и сестру, в скором времени их не помирить.
Когда мы вышли на поляну, он опустился на колено и пристегнул поводок к ошейнику Цезаря. Его рука на мгновение задержалась около венка из цветов, украшавшего шею щенка. Артур внезапно сжал мои пальцы и посмотрел на меня.
– Я не хотел быть таким резким, Гвен. Я… я просто не могу говорить о своей сестре, вот и все. Не потому, что я хочу отделаться от тебя… я не могу ничего объяснить тебе насчет Моргаузы. И буду благодарен тебе, если бы этот вопрос больше не поднимался.
Страдание прочертило на его лице морщинки, похожие на удары бича. В каком-то порыве я потянулась к нему, пробежав рукой по волосам, будто он был испуганным ребенком на празднике Самхейна.
– Конечно, любимый, – успокоила его я. – Все в порядке. Как бы там ни было, все будет хорошо.
Артур отвернулся, и мне не было видно его лица, но долгую минуту спустя он глубоко вздохнул и посмотрел на меня. Горькая ярость исчезла, и в его глазах снова сверкала искорка воодушевления, которая была мне так дорога.
– Я почти верил, что ты правильно к этому отнесешься, – сказал он полушутя.
– Попробую, – добродушно пошутила я, по-прежнему ничего не понимая.
Он прижал мою руку к своей щеке, потом мягко улыбнулся.
Цезарь, до этого нерешительно смотревший на нас, весело запрыгал, и мы повернули к лагерю и к свежей пище.
Я не могла предвидеть, что странный разговор имеет много общего с нашей настоящей жизнью. Подобно моему серому видению в Рекине, в котором Артур явился постаревшим, его сегодняшний гнев показался мне проявлением какой-то потаенной жизни, которая возникает туманной ночью и исчезает с началом теплого дня, и ты не знаешь, было ли это реальностью или просто сумасбродством. Я решила, что, чем бы ни был вызван гнев Артура, в будущем я не стану тревожить этот источник яда, а время, может быть, облегчит боль. А сейчас мне предстояли знакомство с новыми королями и еще одна ночь под звездами.
После обеда люди бродили между шатрами и кострами, сбиваясь в небольшие группки, беседуя и играя в азартные игры.
Военачальники мелких кумбрийских королевств неторопливо подходили к нам и останавливались, чтобы познакомиться со мной и засвидетельствовать свое уважение Артуру. Верховный король был любезен, но отчужден, под его учтивостью чувствовалось напряжение, и я заметила, что он больше слушает других, чем говорит сам.
Пеллинор некоторое время провел с нами, громким голосом и добродушием занимая людей, сидевших вокруг костра.
– Замечательный способ узнать о том, что происходит в другом месте, – сказал он после того, как пришел и ушел какой-то юноша с одной из прибрежных равнин. Новость, о которой говорили чаще всего, была связана с королем Пелламом, раненным своим же мечом, рана от которого еще не зажила. – Никто не может помочь ему, – зычный голос Пеллинора стал тише от благоговейного ужаса. – Кошмарный случай, рожденный страшным преступлением: А что случилось с человеком, нанесшим тот злосчастный удар?
– С Балином? – вздохнул Артур, и пламя костра внезапно зашипело. – Я слышал, что они с братом убили друг друга в схватке, не зная, с кем сражаются, а когда поняли, оказалось слишком поздно. Брат, убивающий брата… трагедия, от которой обрушиваются небеса, отступает море и земля разверзается от муки.
Артур заговорил словами старой веры, используя обороты, столь знакомые с былых славных дней. Он, без сомнения, тоже слышал эти слова в детстве. Мы сидели в молчании, испуганные силой, с какой судьба превратила жизнь человека в злую иронию. Я радовалась, что им не известна правда о Балине, потому что каждый кельтский воин мечтает оставить по себе славную память, даже если его конец трагичен. И кто я такая, чтобы порочить покойника?
Когда погасли костры, Артур встал, и мы вместе прошли к моему шатру. В темноте на лесных прогалинах, подобно волшебным фонарям, тлели отдельные лагерные костры, отбрасывая золотистые тени среди стволов старых деревьев. Вокруг каждого костра собрались люди, похожие на мотыльков, слетевшихся к свече, и иногда в ночной темноте раздавался короткий смешок или сонное восклицание.
– Они оказывают нам честь, госпожа, – торжественно сказал Артур, обводя рукой лагерь. – Пусть мы доживем до того, чтобы заслужить ее, – и мой жених церемонно кивнул, когда распахнул передо мной полог шатра. – Завтра будет длинный день. – Голос его был твердым, а тон сухим, и я почувствовала себя курицей, которую на ночь загоняют в курятник.
«Что с ним такое», – удивилась я, когда он резко опустил полог.
Я рассказала Бригит о внезапной вспышке гнева Артура, вызванной вопросом о сестре, и о его отчужденности в течение остального вечера.
– Ну что же, – сказала она, вынимая из моих волос обруч, когда я натягивала на себя одеяло. – Он похож на человека, больше привыкшего к походам и лагерной жизни, чем к галантному обхождению и молодым женщинам. И ясно, что он уделяет больше внимания вещам, более понятным ему и, в некотором смысле, более важным. В конце концов, не так уж приятно, когда твое свадебное путешествие неожиданно превращается в бесконечный совет и все тащатся за тобой по пятам, чтобы повеселиться на свадьбе. Может быть, он думает о делах королевства и не понимает, что временами становится резок.
