Текст книги "Аут"

Автор книги: Пьер Рей

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 24 страниц)

– Номер? – после невнятного приветствия потребовал Этторе.

– 21877.

Габелотти записал цифры в блокнот.

– Слово-пароль?

– «Год».

– Прекрасно!

Мортимер был взволнован: впервые за время своей блестящей профессиональной карьеры он не сказал клиенту правду!

Теперь Мортимеру оставалось только перевести деньги в другой банк и исчезнуть вместе с Зазой. Он обласкал взглядом ее затылок.

Предательство, которое она проявила по отношению к нему в квартире Инес, не удивило его. Она была слабовольна, расчетлива, порочна, холодна, идиотична и эгоистична. Но он любил ее, любил как единственную женщину, давшую ему почувствовать себя мужчиной.

Вот только выживет ли она? У Итало нет ни одного доказательства, что убийство организовано им, Мортимером О’Бройном. Может ли он взять на себя безрассудный риск убить его раньше, чем получит доступ к деньгам? «Трейд Цюрих бэнк» никогда не отдаст вклад, если не будут соблюдены легальные условия его получения. А обеспечить их мог только он.

Машина резко свернула вправо, и Мортимера бросило на Беллинцону. Тот недовольно выругался и отшвырнул О’Бройна к противоположной дверце.

* * *

Поворачивая за угол, Фолько Мори увидел позади себя темносиний «фиат» полицейского, которого он час назад выбросил из окна. Теперь за рулем сидел его напарник. Откровенно говоря, Фолько Мори предпочел бы поменяться с ним позициями. Тому уже ничто не поможет. Ему не дожить до захода солнца и никогда не сообщить Кирпатрику, что Итало Вольпоне увез О’Бройна и его любовницу в безвозвратное путешествие в швейцарские горы. И все-таки успел ли он сообщить в Нью-Йорк о смерти Кавано?

Когда Вольпоне и Беллинцона вышли из отеля «Сордис», Мори находился в засаде, сидя в своем «фольксвагене». Он видел, как полицейский поехал следом за ними, неопределенно надеясь, что второй, неустановленный, преследователь вскоре выдаст себя. Но, к сожалению, его не было видно. Фолько изнывал от желания узнать, с кем имеет дело, перед тем как «завалить» их обоих.

Он сделал краткое резюме: в аэропорту на пятках Вольпоне «сидело» трое. Двое были полицейские и работали командой, хоть и делали вид, что незнакомы. Один уже мертв. Второй катит за ним в синем «фиате». Третий остается неизвестным и действует в одиночку. Он может принадлежать к какой-нибудь параллельной полиции государственной службе или… быть «акулой» противоборствующей «семьи». В таком случае им может оказаться только человек Этторе Габелотти…

Что касается полицейского номер два, не стоит ломать голову, чтобы закамуфлировать его убийство под несчастный случай. Дикий пейзаж, раскинувшийся по обе стороны дороги, удаленность от населенных пунктов просто «предлагают» избавиться от ненужного человеческого дерьма.

Пока обнаружат труп, Фолько будет уже далеко.

* * *

– Я секретарь мистера Вольпоне, – сказал Рико Гатто.

– А… – безразлично отреагировал сторож морга.

– Понимаете… Сегодня утром мой шеф был здесь и, вероятнее всего, именно здесь случайно обронил одну вещь… Мне поручено поискать ее и забрать.

– Какую вещь?

– Часы.

– Где он их обронил?

– Я хотел бы посмотреть…

– Но где?

– Там, где он был.

– Я не могу вас пропустить.

– Почему?

– Войти сюда могут только члены семьи. Пусть приходит сам…

– Мистер Вольпоне уже уехал из Цюриха, – врал Рико Гатто, доставая из кармана пачку долларов.

Сторож сделал вид, что не замечает деньги. В Соединенных Штатах этот жест мгновенно открыл бы все двери, а если бы понадобилось, были бы сорваны крышки со всех гробов согласно представленному списку. Но в Швейцарии!..

– Возьмите, – сказал Рико, протягивая доллары.

– Зачем? – с искренним удивлением спросил сторож.

– За причиненное вам беспокойство.

– Какое беспокойство? Это моя работа, и за нее мне платят.

– В таком случае, проводите меня, – теряя терпение, сказал Рико.

– Я уже сказал вам, что для посетителей морг закрыт!

– Что я должен сделать, чтобы войти?

– Как и все, подождать, пока не умрет кто-нибудь из ваших близких…

Красивой концовкой этого разговора могла быть только пуля, пущенная в череп этого страшилища.

Этторе Габелотти задохнулся от ярости, когда, разговаривая с ним по телефону, узнал, что Рико не может назвать фамилию покойника, которого навестил Вольпоне.

– Не мог ли мистер Вольпоне уронить часы в гроб? – хитрил Гатто.

– Господи… Я сам закрывал ящик и ничего там не видел.

– Вы уверены в этом?

– Абсолютно. Не думаете же вы, что я мог перепутать их с ногой!

– Как с ногой?

Сторож внимательно посмотрел на Рико.

– Ну да… Нога…

Рико был настолько ошеломлен, что допустил оплошность, задав неосторожный вопрос.

– Мистер Вольпоне приходил смотреть ногу? Чью ногу?

– Как, вы сказали, вас зовут? – забеспокоившись, спросил сторож.

– Посмотрите еще раз… Перед закрытием я зайду…

Он направился к машине, провожаемый подозрительным взглядом служащего морга. Теперь Габелотти не в чем будет его упрекнуть. Как можно узнать, чья нога лежит в морге?..

* * *

Теперь Патрик Махоуни знал, как умер Дейв Кавано. Ни о каком несчастном случае не могло быть и речи, хотя внешне это выглядело именно так. Это было убийство: хладнокровное, безжалостное, спланированное…

Как только «Р9», а следом за ней и «форд» съехали на горную дорогу, Махоуни заметил, что за ним неотступно следует «фольксваген» бежевого цвета.

Фолько решил поменяться с Махоуни местами и еще в городе свернул в узкий переулок, пропустив полицейского вперед. «Полдела сделано», – подумал он, выезжая из переулка. Махоуни проклинал себя за то, что не подумал о человеке Вольпоне, который мог следить за ним из засады. В силу необъяснимой причины Дейва Кавано подтащили к окну и сбросили вниз. Он весь задрожал от животной радости, подумав, что проделает то же самое с убийцей Дейва. Его рука ласково прошлась по рукоятке «магнума». Он – предполагаемая дичь – убьет охотника!

Неожиданно он осознал, что даже внутренне он произнес слово не «арестует», а «убьет»! Он, словно забыв свои обязанности полицейского и задание, которое получил от капитана Кирпатрика, торопился собственными руками отомстить за Кавано. Он мог придумать тысячу причин, чтобы оправдать убийство, которое собирался совершить, но было достаточно одной – самооборона.

Вначале он заставит своего преследователя говорить, а когда все узнает, будет вгонять в него пули до тех пор, пока не выплеснет наружу всю свою ярость.

По мере того как они поднимались вверх, снега становилось все больше. «Фиат» с трудом преодолевал очередной подъем. Едва машина выкатилась на вершину подъема, как тут же сорвалась с головокружительного спуска длиной метров тридцать. От неожиданности Махоуни резко нажал на педаль тормоза, заблокировав колеса. Машину развернуло поперек дороги, и она начала съезжать вниз, к повороту, где, словно специально высаженные для таких случаев, росли густые кусты какой-то вечнозеленой растительности.

Махоуни инстинктивно понял, что это должно произойти здесь и сейчас. Он выпрыгнул из машины в ту секунду, когда она остановилась, развернувшись, поперек дороги и закрыла собой поворот. Быстро вскарабкавшись на четвереньках по склону, он спрятался за деревом, сжимая в руке оружие. Звук мотора приближающегося «фольксвагена» вызвал у него на лице злую улыбку. Вначале показались два передние колеса, затем капот, и «фольксваген» скользнул вниз. Когда Фолько увидел стоявший поперек дороги «фиат», что-либо предпринимать было уже поздно.

Махоуни в три прыжка оказался рядом с дверцей и резко распахнул ее. Он одной рукой схватил человека, сидевшего за рулем, и выбросил его из машины.

Ошеломленный Фолько Мори увидел в двух сантиметрах от своего правого глаза угрожающее отверстие дула пистолета. Он поднял голову и тут же получил удар рукояткой в шею. Задыхаясь, он схватился руками за горло, перевернулся и уткнулся лицом в снег.

Махоуни быстро обыскал его, и в его руках оказалось портмоне. Он сделал два шага назад, держа Фолько под прицелом пистолета.

– Чем ты собираешься здесь торговать? – ледяным тоном спросил Махоуни.

Фолько стонал, харкая слюной с желчью. Он не торопился отвечать, разглядывая своего противника. Тот листал его паспорт, в котором стояла отметка «коммерческая поездка». Судя по тому, как он его обыскивал, по его поведению и нарочитому спокойствию, Фолько не сомневался, что этот фараон, не раздумывая, выстрелит ему в голову.

Ну вот – конец путешествию… Придется за все расплатиться. Умереть ему было не страшно, страшно перестать жить, где-то гнить, когда другие будут продолжать наслаждаться жизнью, трахаться, загорать под солнышком… Иногда он с безразличием думал: где это может произойти?.. Теперь этот вопрос решен: лес, где так хорошо дышится, пушистый сугроб, апрель месяц…

– Как ты убил моего друга? – спросил Махоуни.

По произношению Фолько распознал в нем такого же выходца из Бронкса, как и он сам.

– Ты понимаешь, о чем я тебя спрашиваю? – зарычал Махоуни, и его лицо исказилось от ярости.

Опираясь на руки, Мори встал на ноги, не в силах справиться с прерывистым дыханием.

– Какой смысл мне отвечать?

– У тебя есть три секунды! – предупредил Махоуни. – Как ты убил моего друга?

Мори увидел, как побелел его палец на спусковом крючке «магнума». Он покачал головой и отступил на три шага назад.

– Зачем тебе знать? – Он безразлично пожал плечами.

Так или иначе, но признание состоялось.

Ствол «магнума» дрогнул и поднялся вверх. Он выстрелит, когда Фолько сделает движение рукой к карману.

– Руки за голову! – приказал Махоуни, следуя профессиональному рефлексу.

Мори послушно выполнил приказание. Они стояли друг против друга на расстоянии десяти метров: Фолько – держа руки за головой, Махоуни – с оружием в руке на уровне бедра.

Дальше произошло что-то странное. Махоуни увидел, как Фолько вытянул руку в его направлении, а сам бросился на снег. На что эта сволочь надеялась? Попытается уйти от предназначенной ему пули? Махоуни хотел рассмеяться, но вместо этого из горла хлынул поток теплой жидкости, и он увидел, как три или четыре Мори бросились в разные стороны. Деревья заплясали над ним джигу, а небо становилось то черным, то пурпурным. Он опустил голову и увидел, что «магнум» валяется почему-то у его ног.

Он машинально поднес отяжелевшую руку к горлу, и его пальцы наткнулись на рукоятку ножа, пронзившего его горла Махоуни с беспокойством подумал: «Только бы не была задета сонная артерия…»

Это была его последняя осознанная мысль перед тем, как вечная ночь и смерть втянули его к себе…

ГЛАВА 8

В четыре часа дня Карл Дойтш вошел в кабинет Хомера Клоппе. Банкир встал и вышел из-за стола навстречу «доктору». После двух ничего не значащих фраз вежливости мужчины сразу перешли к делу.

– Прошу извинить меня за беспокойство, – сказал Дойтш.

Хомер сделал великодушный жест рукой.

– Не хотите ли виски? – спросил Клоппе, доставая гигантскую бутылку «Уотерман».

Они были знакомы уже лет десять и испытывали друг к другу взаимное уважение. Выходец из Австрии, Карл Дойтш приложил колоссальные усилия, чтобы в швейцарских финансовых кругах забыли о его национальности. Несмотря на лингвистическое родство, он долгое время считался «чужим». Однако его высокопрофессиональные качества посредника, врожденное желание оказывать услуги, а также обширные, на высоком уровне, международные связи убедили местных снобов, что он равный среди равных.

Достаточно часто к нему обращались директора банков с просьбой высказать свое мнение о клиентах, с которыми они собирались заключать многомиллионные сделки. Карл Дойтш, как в сказке, бескорыстно и молниеносно предоставлял им необходимую информацию. И ни один из его диагнозов не оказался ошибочным вплоть до сегодняшнего дня. Поэтому ему почти прощалось его не слишком серьезное отношение к протестантской религии. И напротив, его глубоко уважали за то, что он постоянно «тащил» в Конфедерацию иностранные капиталы, распределял их по своему усмотрению в различных банках Цюриха, Женевы или Лозанны и умел при этом извлечь для себя соответствующую выгоду. Ни одна крупная операция в стране не проходила без его участия. Он знал все секреты и был вхож во все двери. К его посредническим услугам прибегали как отдельные мультимиллионеры, так и иностранные банки, трансконтинентальные компании и правительства некоторых стран, испытывающие нужду в деньгах для проведения краткосрочных, выгодных финансовых операций. Дойтш играл на курсе валюты, зная раньше всех точный день, когда должна подняться или опуститься стоимость той или иной денежной единицы. Дойтш мог бы дать вам адрес, куда можно было бы продать, если вы это имели в наличии: сто танков «тигр», десять тысяч винтовок «мас», сто легких пулеметов «штейн». Он имел дело даже с Советским Союзом, когда тому необходимо было продать несколько сот тонн золота. Он с одинаковой легкостью конвертировал его в зерно или доллары.

Его гений заключался в том, что он умел найти в дебрях международных ограничений щель, через которую легально обходил закон. Само собой разумеется, что его талант не мог пройти незамеченным финансистами Синдиката. Карлу Дойтшу приходилось неоднократно «отмывать» громадные суммы денег, совершенно не интересуясь ни их происхождением, ни кому они принадлежат.

– Ваше здоровье! – сказал Клоппе, поднимая бокал.

– Ваше здоровье! – эхом ответил Дойтш, выпив все до последней капли.

Хомер тут же налил ему еще.

– Итак, – сказал Дойтш, глубоко вздохнув, – я глубоко и искренне вас уважаю, мистер Клоппе. Я прошу вас не комментировать то, что вы сейчас услышите от меня. А когда я уйду, вы вольны поступать по своему усмотрению. Речь пойдет об одной истории, которая, естественно, не имеет ничего общего с реальностью…

– Естественно, – сказал несколько озадаченный Клоппе.

– Рассказывая эту историю вам, я имею намерение оказать вам, в некотором роде, определенную услугу… Судить об этом вам!.. Итак, предположим, я повторяю, предположим, что какому-то банку города был доверен огромный капитал под номерной счет. – Дойтш увидел, как нахмурилось лицо Клоппе. – Предположим еще, – продолжал он, – что этот капитал… скажем, транзитного характера… и принадлежит какой-то крупной организации, не швейцарской, конечно… скажем, иностранной… например, американской… мораль которой чувствительно отличается от наших о ней представлений. Я хочу сказать, что в их глазах документы имеют меньшее значение, чем слово джентльмена…

Клоппе аккуратно поставил бутылку с виски в ящик стола. Он все мог представить себе относительно Карла Дойтша, за исключением того, что тот уполномочен представлять интересы Вольпоне.

– Теперь предположим, что те, кто знает шифр, не могут по каким-то причинам прийти сами за вкладом. Профессиональный долг банкира состоит в том, чтобы никогда и никому не говорить, что деньги находятся у него… даже тем, кто имеет на них право, но не знает кода. И все это понимают… – Карл Дойтш прокашлялся и продолжил – …за исключением или, это, пожалуй, будет точнее, если вкладчиками являются преступники или сумасшедшие, которые не остановятся ни перед чем, чтобы завладеть деньгами. В данном случае, я подчеркиваю, именно в данном случае здравый смысл должен восторжествовать над чувством долга…

– Вы получили приглашение на свадьбу моей дочери? – спросил Клоппе.

– Разумеется.

– Собираетесь прийти?

– Конечно.

Клоппе встал.

– Думаю, будет лучше, если вы не сможете прийти. Забудьте о приглашении, как я уже забыл о только что сделанном мне предложении, из которого я ничего не понял.

Лицо Карла Дойтша побледнело, и он вскочил на ноги.

– Сожалею, мистер Клоппе, глубоко сожалею. Я надеялся, что вы отнесетесь к этому как к доброжелательной дружеской подсказке.

– До свидания, доктор, – сказал Клоппе.

– До свидания, мистер Клоппе.

Направляясь к двери, Дойтш чувствовал, как за эти десять минут постарел на несколько лет.

И все-таки он сделал все возможное, чтобы избежать худшего…

* * *

Остановившись на лестничной площадке, Анджела Вольпоне не решалась нажать на кнопку звонка. Сердце громко билось в ее груди, и ей ужасно хотелось броситься вниз по лестнице, убежать отсюда. Полчаса назад она позвонила Франческе и сказала, что придет к ней. Теперь, стоя перед дверью, она не знала, хватит ли у нее сил сказать своей свояченице, что ее муж, дон Дженцо Вольпоне, мертв.

Она подняла руку и нажала на кнопку.

Дверь открыла сама Франческа. Ей было около пятидесяти лет, но выглядела она гораздо старше. За все время своей супружеской жизни с Итало Анджела встречалась с Франческой не более трех-четырех раз. И ни разу у них не было случая поговорить по душам, слишком многое их разделяло… Даже то, что они были замужем за родными братьями, не сближало их. Со своей жаждой к жизни, Анджела чувствовала себя неловко в присутствии этой спокойной, безропотной женщины. Что же ей пришлось испытать, чтобы с таким покорным, безысходным видом воспринимать происходящее вокруг?..

– Входите же, Анджела… Добро пожаловать…

Внутреннее убранство квартиры, несмотря на огромные комнаты, было таким же тусклым, безликим, как и сама хозяйка. Все было выдержано в серых тонах, несколько грустных, не совсем соответствующих духу времени…

– Хотите кофе?

Анджела покачала головой. Они подошли к окну и сели в кресла.

– Вот… – неуверенно начала Анджела. – Только что мне позвонил Итало… из Цюриха… Я принесла вам плохую новость…

Франческа непроизвольно напряглась.

– Речь идет о вашем муже… доне Дженцо. С ним случилось несчастье…

Не в силах выдержать пожиравший ее взгляд, Анджела опустила глаза.

– Несчастье? – повторила Франческа. – Но он… но он… – Франческа встала. Ее руки мелко дрожали.

Анджела закусила губы и еще ниже опустила голову. Затем она одним движением оказалась на ногах и бросилась на грудь Франческе. По вздрагиванию ее тела Анджела поняла, что та плачет. Франческа плакала без слез.

– Где он? – спросила она изменившимся голосом, отстраняясь от Анджелы.

Анджела не знала, что ответить. Только сейчас она поняла, что Итало ничего больше ей не сказал.

– Я спрашиваю вас, где мой муж? – повторила Франческа. – Что с ним случилось?

– Я не знаю, – сквозь рыдания ответила Анджела. – Итало должен мне еще позвонить… Он ничего больше не сказал. Он обо всем позаботится…

Франческа упала на диван, зарылась лицом в подушку и, стуча по ней кулаками, истошно закричала:

– Я знала, что они убьют его. Я это знала. А теперь они убьют Итало.

Чтобы не закричать от страшного смысла слов Франчески, Анджела впилась зубами в свои сжатые в кулаки руки.

* * *

Съехав на проселочную дорогу, машина Ландо направилась к каким-то строениям, стоявшим в пятистах метрах от горной трассы.

Ландо остановился у большого ангара и заглушил мотор. Он подождал, пока подъедет «форд», и поспешно открыл дверцу Вольпоне, избегая смотреть на сидевшую рядом с ним Инес.

– Это место вам подойдет?

– Проверь, нет ли здесь кого-нибудь, – сказал Вольпоне, не выходя из машины.

Проваливаясь по колено в снег, Ландо пошел к ангару. Все было закрыто и, казалось, вымерло. На всякий случай он постучал в дверь. Никого. Никакого движения внутри. Он обошел здание, снова подошел к двери и толкнул ее. Заскрипев заржавевшими петлями, дверь открылась.

Глинобитный пол был покрыт толстым слоем опилок. У противоположной стены стоял всевозможный сельскохозяйственный инвентарь. Центр помещения занимала стационарная электропила. Ландо провел пальцем по покрытому ржавчиной и пылью диску пилы.

Вероятно, с осени здесь никто не появлялся.

Он вышел наружу.

– Что там? – спросил Вольпоне.

– Все в порядке.

– Вытаскивай этих мерзавцев!

Ландо подал знак Пьетро Беллинцоне. Вольпоне вышел из машины и встал позади Инес. На секунду все замерли. Стояла пронзительная тишина, которая обычно предшествует смертной казни. Лица у всех были бледные, напряженные, глаза опустошенные…

Когда послышался звук мотора приближающейся машины, Вольпоне поднял руку вверх и никто не сдвинулся с места. Из-за поворота показался «фольксваген» Фолько Мори. Он встал в линию за двумя машинами, выключил мотор, потянул за рукоятку ручного тормоза и, захлопнув дверцу, подошел к остальным.

– Откуда ты появился? – спросил Вольпоне.

– Ехал за вами…

– Мы тебя не видели, – забеспокоился Беллинцона.

– Вынужден был остановиться.

– Зачем? – не унимался Беллинцона.

– Просто так…

Вольпоне кивнул головой, и все направились к строению. У входа он остановился и, обращаясь к Пьетро и Мори, сказал:

– Всех загоните внутрь, а ты, – он указал пальцем на Ландо, – останешься со мной.

Когда Заза, Инес, Мортимер, Фолько и Беллинцона вошли внутрь, Итало, ковыряя носком туфли снег и не глядя на Ландо, спросил:

– Ты знал моего брата?

– Да. Встречался с ним три дня назад.

– Где?

– В городе. Он пригласил меня в бар «Континенталь».

– Зачем?

– Дон Дженцо хотел, чтобы я проводил его на вокзал.

– Ты проводил?

– Да.

– Рассказывай.

Ландо растерянно посмотрел на него.

– Что рассказывать?

– Вы поехали на вокзал в такси?

– Нет, – он показал на «Р9», – на ней.

– Твоя?

– Ее подарил мне дон Дженцо.

– Когда?

– В день отъезда. Мы проходили мимо автомагазина, и ему захотелось сделать мне подарок.

– Ты проводил его до вагона?

– Он не разрешил. Мы расстались у входа в здание вокзала.

– Ты не проводил его даже до касс?

– Он приказал мне уехать.

– Ты не знаешь, куда он собирался отправиться?

– Нет.

– Какое у него было настроение?

– У кого?

– У моего брата, – занервничал Вольпоне.

– Хорошее… Спокойное…

– За вами следили?

На лице Ландо появилось удивление.

– Следили? Кто? Я не заметил.

– Ты знаешь типа, которого умыкнул?

– Мортимер О’Бройн, адвокат.

– Ты видел его вместе с моим братом?

– Нет. Когда я встретился с доном Дженцо, он был один.

– Твоя фамилия Баретто?

– Орландо Баретто. Ландо.

– Сколько лет ты в «семье»?

– Девятый год…

– Заработком доволен?

– Вполне.

– С сегодняшнего дня ты будешь получать в два раза больше.

– Но, патрон… – засмущался Ландо.

– Возражаешь?

– Нет, нет! – живо ответил Ландо. – Но…

– Возьми это! – приказным тоном сказал Вольпоне, сунув ему в руку пачку денег. – Десять тысяч долларов.

– Святая Мадонна!

– Это аванс. Ты любил моего брата?

Ландо энергично закивал головой.

– Он мертв, – сказал Итало. – Ты знаешь, кто его убил?

Глаза Ландо расширились, зубы не хотели разжиматься.

– Убил?..

– Эта сука О’Бройн убил его. Слушай меня! Мне нужно задать ему один-два вопроса, после чего он не должен возвратиться в Цюрих. Ты понимаешь?

– Да, – ответил Ландо, все успев понять.

– Блондинка… вместе с ним… Готов мне помочь?

– Да.

– Кто эта негритоска?

– Она со мной.

– Она тебе нужна?

– Как сказать? – выдавил из себя Ландо, удивляясь своему вдруг осипшему голосу.

– Она тоже не должна возвратиться в Цюрих.

– Но, патрон…

– Я тебе возмещу…

– Она здесь совершенно ни при чем! Ничего не знает…

– Возможно… Просто ей не повезло.

– Но…

– Мне не нужны свидетели. Найдешь себе другую. Слава Богу, проституток хватает.

– Послушайте, патрон…

Вольпоне сверкнул глазами.

– Я же тебе сказал – возмещу!

– Знаю, патрон, знаю! Дело не в этом. Ее исчезновение не пройдет незамеченным… Она трахается со многими финансистами города, влиятельными людьми… Туда, куда вы направили меня за О’Бройном… этот банк…

– Какой банк?

– «Трейд Цюрих бэнк». Она встречается с банкиром.

– Кто?

– Инес.

– С Клоппе?

– Да, – торопливо подтвердил Ландо. – Он без ума от нее.

Мозг Вольпоне заработал с молниеносной быстротой.

– Так ты говоришь, что твоя негритоска трахается с Хомером Клоппе?

– Да! Клоппе… Это он…

– Ты хотел бы, чтобы она дышала?

– Она честная!

– И хотел бы привезти ее в Цюрих живой и невредимой?

– Пусть только откроет рот, я сам сниму с нее шкуру.

Вольпоне пристально посмотрел на него.

– Доверяешь ей?

Ландо колебался мгновение.

– Ей – да!

– А я – нет! По крайней мере до тех пор, пока она не будет мертвой. Послушай, Баретто! Если она расколется, ответишь собственной головой. Согласен?

– Согласен.

Вольпоне легко хлопнул его по плечу.

– Не волнуйся, если я разок ей врежу… Так, для порядка… Ради шутки, – сказал он и шагнул через порог. Ландо последовал за ним.

* * *

Когда родители Курта узнали, что он женится на девушке, чьи родители находятся на вершине социальной иерархической лестницы и являются обладателями огромного состояния, их охватил ужас. Они отговаривали его в два голоса, предупредив о неприятностях, которые его поджидают в этом неравном браке. Курт смотрел на их растерянные лица, и это его злило.

Словно отвечая на свои тайные мысли, отец сказал:

– Вот и все… Свершилось… и свершилось… Но не думай, что мне это приятно.

– Ты преподаватель, Курт, – решила сказать свое последнее слово мать. – Если вы сделаете все так, как задумали, у тебя появится много недоброжелателей…

Курт раздраженно пожал плечами. Переубедить Ренату отказаться от сумасбродной идеи, приводившей ее в восторг, он не мог.

– У тебя совершенно отсутствует воображение, – говорила она. – Но страшнее всего то, что ты слишком мелочен, чтобы воплотить в жизнь свои мечты. Тебе не хватает немного безумия, мой бедный Курт! Ты знаешь, что сказал мне однажды Дали? Он хочет организовать корриду, а затем поднять с арены в небо поверженных быков и победителей на задрапированных красной тафтой вертолетах.

– Ну и что?

– Ничего. Чтобы придумать такое, надо иметь мозги.

– Дебильные.

– Ты никогда не поднимешь меня на вертолете!

– А почему бы не попробовать? В день нашей свадьбы…

Глаза Ренаты сверкнули, она оживилась.

– Ты всегда говорил, что презираешь зажиревших буржуа в нашем городе. Докажи! Не сдрейфишь?

– Я?

Вот так и совершаются глупости, играючи, слово за слово…

Они на полном серьезе разработали сценарий собственной свадьбы, который должен был максимально шокировать приглашенных гостей. Главная тема церемонии бракосочетания была определена – все наоборот.

За три дня до свадьбы ни о каких изменениях не может быть и речи…

Курту становилось не по себе, когда он представлял, как вертолет поднимает их в ночное небо в корзине, украшенной цветами. Возможно, на это представление, о котором раструбила вся местная пресса, сбегутся и его студенты… После такого скандального спектакля ему останется одно – подать в отставку. Что его ждет в таком случае впереди?.. Этого он не знал.

– Курт, – сказал Йозеф Хайнц, – ты впутываешь меня и мать в грязную историю.

– У вас нет чувства юмора, – скрипнул зубами Курт.

– А если лопнет трос? – обеспокоенно спросила Утта.

– Вы не в состоянии понять… – сказал Курт. – Рената – жизнерадостный человек.

– Я боюсь, что ты потеряешь работу, – пробормотала Утта, опустив глаза.

– Я тоже так думаю, – поддержал жену Йозеф.

– Мы столько в тебя вложили, – заплакала Утта. – Так надеялись… Хотели… Отец и я…

– Чего хотели?

Он чуть не крикнул: «Хотели, чтобы я был похож на вас?» Но вовремя сжал губы, поняв по тяжелому вздоху отца, что тот догадался… Они – другая планета, другое измерение… Добавить нечего!

– Ну, все! Я должен идти. Твое платье готово, мама?

Она утвердительно кивнула.

– Вот увидишь, ты будешь самая красивая. До свидания, папа…

Он коснулся губами гладко выбритой щеки этого старого, уязвимого ребенка, который так и не стал мужчиной.

А он, Курт, разве он мужчина? Но самая богатая наследница в городе выбрала его в мужья. Он, не торопясь, пошел вниз по лестнице. Когда-то, в детстве, он садился на поручень и со счастливым визгом скатывался вниз…

* * *

При виде входившего Вольпоне ему ужасно захотелось раствориться, стать невидимкой. Однако наэлектризованный, уверенный в неизбежности своей смерти и предшествующих ей мучений, Мортимер О’Бройн неожиданно сделал шаг навстречу своему палачу.

– Итало! Клянусь жизнью, я не понимаю вашего ко мне отношения. Здесь какое-то вопиющее недоразумение!

Итало задумчиво осмотрелся вокруг, задержал взгляд на пиле, стенах, покрытых паутиной, толстых балках перекрытия. Рядом с пилой на глинобитном полу лежала прямоугольная металлическая пластина. Вольпоне сделал знак рукой и Беллинцона поднял ее, открыв яму размером два на один метр и восемьдесят сантиметров глубиной. В ней находились электромотор и рубильник.

– Оставь так! – приказал он Пьетро.

– Итало! – закричал О’Бройн. – Я требую объяснений.

Вольпоне повернулся к нему с таким видом, словно видел его первый раз в жизни.

– Сейчас ты их получишь, – мягким голосом сказал он, затем взял его под руку и отвел в сторону. – Значит, так, – спокойно начал Итало, – мой брат убит.

О’Бройн собрал остатки сил, чтобы выдержать взгляд Вольпоне.

– Да что вы такое говорите? – выдохнул он.

– Закройся! – прорычал Вольпоне. – Говорю я! Сейчас ты скажешь мне цифровую комбинацию, под которой зарегистрирован вклад…

– Итало! Я не могу! Это же предательство по отношению к Дженцо!

Чтобы тут же не разорвать его на куски, Вольпоне закрыл глаза, обхватил голову руками и изо всех сил сжал ее.

– Слушай, гниль, слушай меня внимательно! Перед тем как я тебя убью, я предлагаю тебе сделку. Если ты сейчас же скажешь, что мне требуется, я убью тебя как человека – пущу пулю в лоб. И даю тебе слово, что с головы твоей подружки не слетит ни один волос…

– Что? Вы хотите…

– Если заупрямишься… все равно ты заговоришь. Я буду сдирать с тебя кожу сантиметр за сантиметром… Выбирай!

– Итало! Клянусь… вы ошибаетесь! Клянусь…

– Пьетро! Закрой дыру и поставь на пластину блондинку.

– Не-е-е-т… Я не хочу! – запротестовала Заза. – Какое я имею отношение к вашим делам? Я почти с ним незнакома…

Беллинцона завел ей руки за спину и толкнул на плиту.

– Что делать теперь? – спросил он.

– Повесишь ее, – спокойно ответил Вольпоне.

– Сволочи! – завопила Заза.

Инес отреагировала на происходящее неожиданно:

– И долго будет продолжаться это кино? Я замерзла и хочу домой.

– А ты спроси у этого ублюдка, – подсказал Мори и кивнул в сторону О’Бройна.

– Я не знаю, что они хотят от вас, – сказала Инес, глядя на Мортимера, – но скажите все, что знаете. Неужели вы не понимаете, что из-за вашего упрямства все мы оказались в дерьме.

Выполняя немой приказ глаз Вольпоне, Фолько Мори взял лежавший у стены моток веревки и протянул его Ландо. Один конец веревки Ландо перебросил через балку. Затем под любопытным взглядом Беллинцоны сделал петлю.

– На шею, – приказал Вольпоне.

С вылезшими из орбит от ужаса глазами, с выражением недоумения на лице Заза искала взглядом чьей-нибудь помощи.

– Мортимер! – закричала она. – Мортимер!

– Оставьте ее! – заорал О’Бройн. – Оставьте ее!

Беллинцона одним движением заломил руки Зазы за спину, в то время как Ландо привязывал другой конец веревки к кольцу, прикрепленному к стене.

– Мортимер! – во всю силу своих легких крикнула Заза.

Она увидела, как он сделал жалкую попытку вырваться из рук Фолько Мори.